Do or die
Фанни Кэй была хорошенькой хрупкой девушкой чуть за 20, когда ее познакомили с Эйгаром (а не Агаром, как я писала раньше - в финском читается как пишется, и я периодически забываюсь). Она работала официанткой на вокзале в Тонбридже, и круг ее знакомств был ограничен коллегами по работе и соседями. Как и Борджесс, она больше тянулась к обществу людей выше себя по положению, так что Эйгар, с его внешностью и культурной речью, просто вскружил ей голову до крайнего предела: она влюбилась, стала с ним сожительствовать, родила ему сына. О том, чем именно зарабатывает на жизнь ее возлюбленный, она и понятия не имела, считая его обычным рантье. Он жил респектабельно уже когда они познакомились, а после деловой поездки в Америку, о деталях которой она не спрашивала (в те времена большинство жен знали о делах мужей ровно столько, сколько мужья считали нужным им сообщать), и вовсе снял для них прелестный домик в Воксхолле и нанял горничную, чтобы она помогала не слишком крепкой здоровьем Фанни.

Фанни Кэй с ребенком - из газетных иллюстраций
читать дальшеВ общем-то, Фанни была бы абсолютно счастлива, если бы не постоянное присутствие Уильяма Пирса в их с Эйгаром жизни. Весь 1854 год они постоянно куда-то уезжали, возвращались и снова уезжали. Самым обидным было то, что отправляясь на побережье Эйгар не брал их с сыном, хотя было бы так славно уехать в курортные места из Лондона, который тогда был чрезвычайно нездоровым местом. А уж когда Пирс посоветовал Эйгару переехать, что тот и сделал без возражений, Фанни была вне себя. Ей нравился их домик в районе, где жили сливки, так сказать, рабочего класса, и где она успела обжиться. Новое жилье было, собственно, более здоровым и более просторным (так называемые "Кембриджские виллы") - в середине 1800-х Шепердс-Буш был практически сельской местностью, но Фанни задело то, что ее даже не спросили. Да и Пирса, с его грубыми манерами и неприятным для ее ушей ланкаширским акцентом, в их жизни стало ещё больше. В их новом доме было две комнаты внизу и три наверху. А вот моечная была в отдельном домике на заднем дворе, и попасть туда можно было только через кухню. А главное - Фанни оказалась полностью отрезана от всех прежних связей.
Тем не менее Фанни Кэй была не жертвой по натуре, а обычной представительницей своего класса - бойкой и острой на язык. Так что она отнюдь не страдала молча, и они с Эйгаром стали постоянно ссориться. Но всё это было ещё вполне лучше обычной жизни женщин, которых она знала - рук Эйгар не распускал, и даже во время ссор был достаточно корректен. Всё изменилось в середине мая 1855 года, когда Эйгар ввалился домой после очередного путешествия, снова вместе с Пирсом, грохнул на пол кухни тяжеленные сумки, и Пирс приказал Фанни держать от них свой нос подальше, а если она сунется, то... И он провел пальцем по горлу, причем Фанни почувствовала, что жест не был шутливым. Теперь Пирс вызывал у нее не только гнев и отвращение, но и страх.
На следующий день Пирс явился к ним до завтрака, они с Эйгаром перенесли сумки в моечную, и с тех пор Фанни Эйгара видела лишь мельком. Что они там за закрытыми дверями делают, она не знала. Правда, заметила, что они жарко топят печь, и они с горничной слышали, что молоткам там тоже была работа. Не то чтобы она не пыталась подсмотреть... Но окна или отсвечивали, или были затемнены, а на прямой вопрос Эйгар отшутился, что они делают кожаные фартуки. Впрочем, скорее всего у выражения "making leather aprons" есть какой-то жаргонный смысл, который Фанни не могла понять, на арго английских уголовников того времени, иначе фраза не имеет смысла. Ну или это была просто дружелюбная форма для "отстань".
Однажды случилось так, что в моечной было тихо, мужчины куда-то ушли, и дверь была открыта на проветривание. Фанни быстро послала горничную там прибрать и, по возможности, что-то разведать. Увы, вскоре вернулся Пирс, который, похоже, командовал делами Эйгара больше, чем тот осознавал, и совершенно очевидно играл роль то ли сторожа, то ли надзирателя. Вечером Эйгар объявил горничной, что в ее услугах больше нет нужды. Что ещё хуже, после этого случая как только Пирс наконец от них уходил, Эйгар уходил тоже, и возвращался очень поздно. Фанни поплакала, но потом бунтарских дух взял свое. Она оставила ребенка у соседей, и отправилась на встречу со старыми друзьями. В кабак, разумеется. Видимо, кабак и был-то недалеко, потому что молодка на нервах перебрала с алкоголем так основательно, что ее доставили домой в садовой тачке. Не то чтобы это было в те времена чем-то невиданным, но тут дома сидели разъяренный Эйгар и злобный Пирс, который немедленно облаял Фанни шлюхой и пьянчугой. Эйгар собрал свои вещи и был таков, а Фанни осталась одна.
Да, это был лишь повод, а то и вовсе бытовая стратегия - выбить подругу жизни из колеи и воспользоваться ее обидой, чтобы остаться пострадавшей стороной в глазах общих знакомых. Ведь к тому времени Эйгар уже вовсю крутил шашни с Эмили Кэмпбелл, как раз из их с Фанни круга общих приятелей. Видимо, ему надоела и маска респектабельного джентльмена, и игра в семью. В конце концов Эйгар мошенничал с ранней юности, и всё это время вёл двойную жизнь, радостно прыгая от одной аферы к другой в таком родном болоте столичного дна. Ему не было и 30, но он уже успел отбыть 10 лет каторги и поселений в Австралии, куда, скорее всего, прибыл именно мошенником, а уж навыкам и искусству "медвежатника" его научили там.
Схема его афер была проста до идиотизма. Эйгар снимал, под именем Арчера или Адамса, квартиру под офис, и давал объявление о наборе клерков. Выбрав парня попроще, он посылал его в банк с поддельным чеком, который надо было обменять на банкноты. Клерка всегда незаметно сопровождал один из сообщников Эйгара - или всё тот же Пирс, или Хэмфрис, с которым Эмили Кэмпбелл жила до Эйгара.
В случае, если с банком выходила заминка, сопровождающий быстро возвращался, а "офис" мгновенно сворачивался, чтобы возникнуть вскоре в другом месте. Но обычно заминок не было, и вскоре в руках у мошенников скопилась изрядная сумма в банкнотах. Проблема была в том, что эти купюры имели номера, а это означало, что номера могли отследить, так что Эйгар раз в год ездил в Америку обменивать добытые мошенничеством банкноты на "чистые".
Недели через две после того, как Эйгар сошелся с Эмили Кэмпбелл, Хэмфрис, ничуть не раздосадованный потерей подруги, прислал ему очередного наивного клерка, которому Эйгар дал для обналички фальшивый чек на 700 фунтов, выписанный на банк Messrs Stevenson, Salt & Co. Случилось так, что ни Пирс, ни Хэмфрис не были под рукой, и Эйгар отправился сопровождать клерка сам. И действительно, он вскоре заметил за клерком "хвост". Эйгар крикнул клерку кинуть ему сумку и бежать, что и было сделано. Сам Эйгар помчался в другую сторону, но его догнали патрульные полицейские, которые словно знали, куда он побежит. Оказывается, Хэмфрис все-таки был раздосадован, и шепнул о готовящейся афере банку, который, в свою очередь, сообщил в Скотланд-Ярд, так что пока Эйгар следил за клерком, за ним самим следила полиция. В сумке, к слову, оказалось всего 700 фартингов, а не 700 фунтов, банкиры решили не рисковать.
Есть и другая трактовка, изложенная Фергусом Линнейном в его книге о лондонском криминальном дне того времени. Линнейн писал, что Эмили Кэмпбелл была 19-летней проституткой, а Хэмфрис - не только ее сожителем, но и сутенером. И что Эйгар вляпался в дело о подложных чеках из-за ее претензий, что живя с ним, она лишилась заработка. Но я пользовалась материалами Лоррейн Сенсикал из Дувра, очень детальными и сделанными на основании материалов музея Юго-Западной железной дороги. С другой стороны, она упорно называет Эйгара Генри, хотя повсюду он фигурирует как Эдвард, даже в Convict Records. Поскольку в то время редко кто носил одно имя, возможно Эйгар был Генри Эдвард? В общем, не знаю, кто там прав. Может быть и так, что Лоррейн подкузьмил автоматический редактор, который мог не знать жившего в 1855 году Эдварда Эйгара, но точно знал современного нам политика Генри Эйгара.
Ну а дальше Эйгар предстал перед судом за мошенничество с чеками. Поскольку полиция узнала, что его постоянно видели с Пирсом, об аресте узнала и группа, расследующая ограбление почтового вагона. На суд привезли человека, который доказательно видел Эйгара близко - старательного младшего смотрителя Визердена. Приехали и полицейские, следившие за Эйгаром и Пирсом в Фолкстоне, когда те разведывали рутину пути золота из Лондона в Париж. Все они Эйгара опознали, но и только - впереди были поиски самого пропавшего золота.
Арест Эйгара больнее всего ударил по Фанни Кэй. Пусть они уже не были вместе, он продолжал оплачивать дом и давал им с сыном деньги на жизнь, как и полагается приличному хоть в чем-то человеку. А теперь ситуация была такая, что их с маленьким Эдвардом жилье было оплачено всего на месяц вперед, и доходов на жизнь у нее вообще не было. Надо было возвращаться в Лондон, и попытаться вернуться к прежней работе на железной дороге. Но самостоятельно ей переезжать не пришлось: однажды поздним вечером перед ее домом появился Пирс с супругой, выбил дверь, и заставил Фанни с сыном отправиться к ним в их лондонскую квартиру, где ей с ребенком выделили комнатушку для прислуги на чердаке, запретив покидать дом, "пока перестанет быть горячо". Мало того, еду и кров для себя и сына ей пришлось отрабатывать, и легкой этой работа не была - практически Фанни была прислугой у всего семейства Пирса.
Пирс, очевидно, был совершенно уверен, что Фанни о делах его и Эйгара знает всё, тогда как она помаленьку поняла, во что вляпалась, только из разговоров своих похитителей между собой. И только в апреле 1856 года ей удалось перехватить письмо, адресованное ей, но отправленное на адрес Пирса. Она узнала почерк - это была рука Эйгара. Из письма она поняла много чего. В частности, что Эйгар пребывает в твердой уверенности, что она не живет в Лондоне, и что у нее с деньгами всё прекрасно, потому что он оставил ей достаточно. Эйгар даже попросил ее купить из тех денег по серебряной чаше их сыну и детям Пирса - на память о нем, Эйгаре.
Разъяренная женщина кинулась с этим письмом к Пирсу - с очевидным результатом: она была жестоко избита, а письмо было кинуто в камин. Плюсом было то, что она, наконец, оказалась за пределами места своего заключения, вошедший в раж Пирс просто вышвырнул ее на улицу. Минусом - что ее сын остался внутри. Фанни стала колотить в дверь и кричать на всю улицу, требуя отдать ей ребенка, и жена Пирса поспешила это сделать, сунув заодно потихоньку и немного денег. Через несколько дней Фанни вернулась, когда Пирса не было, чтобы забрать свое имущество, но Пирс, похоже, за ней следил - он вошел с задней двери, незаметно для соседей, и снова зверски избил несчастную. Фанни поняла, что он просто ее убьет, и что надо просить помощи более авторитетной, чем робкая доброта миссис Пирс. И она пошла к единственному в ее жизни заслуживающему доверия человеку - к бывшему своему начальнику, м-ру Везерхеду на Лондон Бридж.
Увидев растерзанный вид Фанни и выслушав ее сбивчивый рассказ, Везерхед быстро понял, что ее история выводит на остававшегося неизвестным члена банды, чей интеллект и навыки стояли за дерзким ограблением. Уже до этого ведущая расследование группа пришла к выводу, что Пирс груб и хитер, но глуп, да и Борджесс звезд с неба не хватает. Относительно Тестера и вовсе сомнений не было с самого начала: он был, конечно, нечестен, но криминальным талантом не обладал настолько, что кое-как смог выполнить даже то самое простое, что преступники ему поручили. То есть, помимо поисков золота полиция была не прочь познакомиться с таким ярким криминальным талантом. Везерхед позвонил мистеру Рису, адвокату железной дороги, а тот - в Скотланд-Ярд.
Вскоре историю Фанни выслушала вся группа, занимающаяся поисками золота. Особенное внимание было уделено отлучкам Эйгара вместе с Пирсом, их активность в моечной, вид мусора, который Фанни оттуда выгребла и выбросила, и, конечно, разговоры Пирсов. Показания были оформлены, после чего м-р Рис разместил Фанни с сыном в тайной квартире, которую оплачивала SER (South Eastern Railway Company). Деньги на проживание были то ли тоже от SER, то ли Рис дал им на первое время из своих - для его доходов это не было чувствительно. После этого вся группа с заверенными показаниями Фанни Кэй отправилась в тюрьму к Эйгару, ожидавшему высылку за мошенничество. Им даже не понадобилось его убеждать. Узнав, как Пирс поступил с Фанни и маленьким Эдвардом, Эйгар сказал, что расскажет всё. Он-то просил Пирса даже не просто позаботиться о Фанни, а дать ей 3000 фунтов его, Эйгара, собственных денег, и проследить, чтобы она не знала забот.
Казус ситуации был в том, что Эйгар уже был осужден за мошенничество на сравнительно короткий срок, и был совершенно не обязан соглашаться предстать перед судом за преступление более тяжелое. Но он сказал, что даст показания в суде, если ему позволят быть осужденным на неопределенное время, самому выбрать страну высылки, и позволят въезд и проживание в любой точке Британской империи. И потом рассказал все детали, включая и то, куда делось золото. Полиция, к слову, проверила его показания, обследовав моечную, где они с Пирсом переплавляли слитки. И обнаружила обожженный в одном месте пол, который при освещении давал золотой отблеск. Тут получилось так, что Фанни, оставшись одна, выплескивала раздражение, до блеска намывая ту проклятую моечную, которая отняла у нее Эйгара, и нашла пятно, но вообще не стала присматриваться, и просто надраила пол и красиво прикрыла поврежденную поверхность половиком. А Пирс, когда приезжал забрать ее из дома, ходил проверять моечную, но по запарке совершенно забыл об инциденте с лопнувшей формой, и, не увидев пятна, не принял меры предосторожности. Иначе, учитывая его характер, он бы просто выломал улику.
Что касается дележки золота, то переплавленные слитки они продавали легальным, но доверенным в криминальных кругах скупщикам за умеренные деньги, пока у них не накопилось соверенов на £2 500. После этого Пирс захотел обменять соверены на банкноты, против чего Эйгар возражал, потому что банкноты можно отследить, а соверены - нет. Но Эйгар не испытывал немедленной нужды в деньгах, тогда как Пирсу деньги были очень нужны. Так что победила дружба, так сказать. Или, вернее, нужда: Пирс был нужен Эйгару для их совместных мошеннических схем. В целом на конец мая 1855 года Эйгар, Пирс и Тестер получили по £600, а Борджесс £700, согласно их вкладу в осуществление ограбления. Борджесс вложил свои деньги в турецкие бонды и в акции пивоваров Reid & Co. Тестер предпочел испанские бонды. Ну а Пирс на свои деньги открыл собственную букмекерскую контору, повсюду бахвалясь, что выиграл деньги на скачках по своей собственной верной системе. Оставшееся золото было спрятано в моечной коттеджа Эйгара, но когда того арестовали, Пирс всё перенес к себе. Солгав потом Эйгару, что £3 000 он отдал Фанни, которая живет себе на них в Гринвиче и горя не знает.
Оставшееся золото нашли в тайнике в кладовой у Пирса, который переехал после исчезновения Фанни, сделав совершенно правильные выводы, что молодая женщина будет искать защиты у властей, и что вся его афера с деньгами Эйгара станет тому известной. Борджесса арестовали прямо на работе. Тестер был в Швеции, откуда его, в принципе, в Англию бы не выслали, но он предпочел вернуться добровольно.

Судья Бодкин
Борджесс, Пирс и Тестер предстали перед судом 6 ноября 1856 года, и судил их главный обвинитель, мировой судья Дувра Уильям Генри Бодкин. Все трое отказались признать себя виновными, но имея вещественные доказательства их вины и опираясь на показания Эйгара и Фанни, судья признал их виновными, и передал дело в суд Олд Бейли. Там они были объявлены официально арестованными, и их заключили в тюрьму Ньюгейт без привилегий. Судили троицу 11 января 1857 года за кражу золота, кражу золотых слитков и монет, кражу вышеозначенного из помещения, принадлежащего Юго-Восточной железной дороге, и за использование украденного с целью наживы. Все трое по-прежнему не признали себя виновными.
На суде адвокат обвиняемых (племянник судьи Бодкина) представил целую череду свидетелей против Эйгара, с целью бросить тень на его показания, на которых, в основном, и строились нюансы обвинения. Было сказано, что Эйгар - негодяй и профессиональный преступник, который за всю свою жизнь честно проработал всего три года (да и те на каторге, видимо). Что же до показаний Фанни, то они, по мнению защиты, были даны из злобного желания очернить человека, который приютил ее и ее бастарда, когда Эйгар их бросил, и дал женщине честную работу, которую та не захотела делать, заявив претензии о каких-то деньгах, которые только по слухам были даны для нее Эйгаром.
Суд, тем не менее, счел нужным напомнить, что все обвинения базируются на фактах. А главным фактом является то, что Эйгар был арестован 15 августа 1855 года, и осужден в октябре того же года, и не имел никакой возможности общаться со свидетелями, да и распоряжение для Пирса о деньгах для Фанни и их сына он передавал через своего официального адвоката, и молчал о соучастнике (Пирсе), пока не узнал, как тот поступил с Фанни Кэй. В его показаниях также нет никакой враждебности к Борджессу и Тестеру, они просто излагают факты, полностью подтвержденные результатами следствия. Жюри понадобилось всего 10 минут, чтобы вынести вердикт "виновны". Судья приговорил Борджесса и Тестера к 14 годам ссылки за хищение имущества, совершенное должностным лицом. Пирс получил за хищение имущества два года каторжных работ в Англии, плюс три месяца из них (1-й, 12-й и 24-й) он должен был провести в одиночке. Судья пояснил разницу в продолжительности наказания: хищение имущества, совершенное должностным лицом, включает в себя предательство доверия работодателя к служащему, и потому наказывается гораздо строже просто хищения имущества. Проще говоря, закон того времени строже наказывал тех, кто притворялся достойными членами общества, будучи на самом деле преступниками.
Активы осужденных были изъяты в размерах украденного минус стоимость золота, найденного спрятанным у Пирса. Что касается Фанни, то всё это время железная дорога помогала ей более чем щедро, и они с сыном жили жизнью среднего класса. В какой-то момент к ним прибилась и миссис Пирс (вероятно, с детьми, потому что куда бы они делись). Суд присудил отдать ей злополучные 3000 фунтов денег Эйгара, которыми теперь распоряжался опекунский совет под руководством комиссара полиции сэра Ричарда Мейна. Но сказки со счастливым концом для Фанни не получилось. Ее слабое здоровье в результате перенесенных испытаний плавно перешло в туберкулез. Миссис Пирс посоветовала ей уехать лечиться в пансионат для туберкулезников в Гастингсе, обещая позаботиться это время об Эдварде. Совет выделил ей целых 500 фунтов, потому что было уже совершенно ясно, что долго Фанни не проживет, и вряд ли из санатория вернется. Она умерла в возрасте 27 лет, 27 февраля 1858 года.
Миссис Пирс без Фанни пустилась во все тяжкие и запила, так что опекунский совет забрал у нее Эдварда Кэя, и поместил его на воспитание в семью Крэнстонов в Тоттенгеме. В июле 1875 года, когда Эдварду исполнилось 20 лет, он взыскал с миссис Пирс через суд те 500 фунтов, которые его мать ей когда-то дала на его воспитание. Миссис Пирс пыталась утверждать, что эти деньги были личным подарком, и за Эдвардом она обещала присматривать просто по доброте душевной, но суд учел ее поведение, и деньги вернулись к Эдварду.
Опять же увы, но и для Эдварда судьба не приготовила счастливой жизни, хотя и материально он был обеспечен, и профессия у него была доходная - столяр. Внешне всё выглядело неплохо - он женился, в семье родилось трое детей, жили они в Уолтемстоу (тогда это был Эссекс, теперь - район Лондона), который как раз тогда "ококнился", как ворчали местные снобы. Но умер Эдвард уже в январе 1887 года - от удара, вызванного алкоголизмом. Увы, но в те времена детей зачастую утихомиривали алкоголем, чтобы не путались под ногами, и они уже вырастали с организмом, безвозвратно отравленным алкоголем. Скорее всего, время, проведенное с пьющей миссис Пирс, оказалось для Эдварда Кэя роковым.
Что касается осужденных по этому делу, то Эйгар прибыл на паруснике "Нил" в Западную Австралию 1 января 1858 года, был условно освобожден в сентябре 1860 и условно помилован в сентябре 1867 года. Через пару лет он отбыл из Австралии в Коломбо, в Британский Цейлон.
Борджесс, прибывший на пароходе Edwin Fox в Западную Австралию (колония Сван Ривер, нынешний Перт) в ноябре 1858, получил условное освобождение в декабре 1859 года. А условно помилован он был в марте 1862. В Англию Борджесс не вернулся, а переехал в Сидней под именем Джеймс Борджесс Расселл, и стал вполне успешным мебельщиком (он выучился этой профессии до того, как стал работать на SER).
Легче всех отделался Тестер, прибывший в Австралию в одной партии с Борджессом. Его условно освободили в июле 1859 года, и условно помиловали в октябре 1861 года. А в 1863 он уехал из Австралии в Йорк, где оставил в свое время жену и двоих детей.

Фанни Кэй с ребенком - из газетных иллюстраций
читать дальшеВ общем-то, Фанни была бы абсолютно счастлива, если бы не постоянное присутствие Уильяма Пирса в их с Эйгаром жизни. Весь 1854 год они постоянно куда-то уезжали, возвращались и снова уезжали. Самым обидным было то, что отправляясь на побережье Эйгар не брал их с сыном, хотя было бы так славно уехать в курортные места из Лондона, который тогда был чрезвычайно нездоровым местом. А уж когда Пирс посоветовал Эйгару переехать, что тот и сделал без возражений, Фанни была вне себя. Ей нравился их домик в районе, где жили сливки, так сказать, рабочего класса, и где она успела обжиться. Новое жилье было, собственно, более здоровым и более просторным (так называемые "Кембриджские виллы") - в середине 1800-х Шепердс-Буш был практически сельской местностью, но Фанни задело то, что ее даже не спросили. Да и Пирса, с его грубыми манерами и неприятным для ее ушей ланкаширским акцентом, в их жизни стало ещё больше. В их новом доме было две комнаты внизу и три наверху. А вот моечная была в отдельном домике на заднем дворе, и попасть туда можно было только через кухню. А главное - Фанни оказалась полностью отрезана от всех прежних связей.
Тем не менее Фанни Кэй была не жертвой по натуре, а обычной представительницей своего класса - бойкой и острой на язык. Так что она отнюдь не страдала молча, и они с Эйгаром стали постоянно ссориться. Но всё это было ещё вполне лучше обычной жизни женщин, которых она знала - рук Эйгар не распускал, и даже во время ссор был достаточно корректен. Всё изменилось в середине мая 1855 года, когда Эйгар ввалился домой после очередного путешествия, снова вместе с Пирсом, грохнул на пол кухни тяжеленные сумки, и Пирс приказал Фанни держать от них свой нос подальше, а если она сунется, то... И он провел пальцем по горлу, причем Фанни почувствовала, что жест не был шутливым. Теперь Пирс вызывал у нее не только гнев и отвращение, но и страх.
На следующий день Пирс явился к ним до завтрака, они с Эйгаром перенесли сумки в моечную, и с тех пор Фанни Эйгара видела лишь мельком. Что они там за закрытыми дверями делают, она не знала. Правда, заметила, что они жарко топят печь, и они с горничной слышали, что молоткам там тоже была работа. Не то чтобы она не пыталась подсмотреть... Но окна или отсвечивали, или были затемнены, а на прямой вопрос Эйгар отшутился, что они делают кожаные фартуки. Впрочем, скорее всего у выражения "making leather aprons" есть какой-то жаргонный смысл, который Фанни не могла понять, на арго английских уголовников того времени, иначе фраза не имеет смысла. Ну или это была просто дружелюбная форма для "отстань".
Однажды случилось так, что в моечной было тихо, мужчины куда-то ушли, и дверь была открыта на проветривание. Фанни быстро послала горничную там прибрать и, по возможности, что-то разведать. Увы, вскоре вернулся Пирс, который, похоже, командовал делами Эйгара больше, чем тот осознавал, и совершенно очевидно играл роль то ли сторожа, то ли надзирателя. Вечером Эйгар объявил горничной, что в ее услугах больше нет нужды. Что ещё хуже, после этого случая как только Пирс наконец от них уходил, Эйгар уходил тоже, и возвращался очень поздно. Фанни поплакала, но потом бунтарских дух взял свое. Она оставила ребенка у соседей, и отправилась на встречу со старыми друзьями. В кабак, разумеется. Видимо, кабак и был-то недалеко, потому что молодка на нервах перебрала с алкоголем так основательно, что ее доставили домой в садовой тачке. Не то чтобы это было в те времена чем-то невиданным, но тут дома сидели разъяренный Эйгар и злобный Пирс, который немедленно облаял Фанни шлюхой и пьянчугой. Эйгар собрал свои вещи и был таков, а Фанни осталась одна.
Да, это был лишь повод, а то и вовсе бытовая стратегия - выбить подругу жизни из колеи и воспользоваться ее обидой, чтобы остаться пострадавшей стороной в глазах общих знакомых. Ведь к тому времени Эйгар уже вовсю крутил шашни с Эмили Кэмпбелл, как раз из их с Фанни круга общих приятелей. Видимо, ему надоела и маска респектабельного джентльмена, и игра в семью. В конце концов Эйгар мошенничал с ранней юности, и всё это время вёл двойную жизнь, радостно прыгая от одной аферы к другой в таком родном болоте столичного дна. Ему не было и 30, но он уже успел отбыть 10 лет каторги и поселений в Австралии, куда, скорее всего, прибыл именно мошенником, а уж навыкам и искусству "медвежатника" его научили там.
Схема его афер была проста до идиотизма. Эйгар снимал, под именем Арчера или Адамса, квартиру под офис, и давал объявление о наборе клерков. Выбрав парня попроще, он посылал его в банк с поддельным чеком, который надо было обменять на банкноты. Клерка всегда незаметно сопровождал один из сообщников Эйгара - или всё тот же Пирс, или Хэмфрис, с которым Эмили Кэмпбелл жила до Эйгара.
В случае, если с банком выходила заминка, сопровождающий быстро возвращался, а "офис" мгновенно сворачивался, чтобы возникнуть вскоре в другом месте. Но обычно заминок не было, и вскоре в руках у мошенников скопилась изрядная сумма в банкнотах. Проблема была в том, что эти купюры имели номера, а это означало, что номера могли отследить, так что Эйгар раз в год ездил в Америку обменивать добытые мошенничеством банкноты на "чистые".
Недели через две после того, как Эйгар сошелся с Эмили Кэмпбелл, Хэмфрис, ничуть не раздосадованный потерей подруги, прислал ему очередного наивного клерка, которому Эйгар дал для обналички фальшивый чек на 700 фунтов, выписанный на банк Messrs Stevenson, Salt & Co. Случилось так, что ни Пирс, ни Хэмфрис не были под рукой, и Эйгар отправился сопровождать клерка сам. И действительно, он вскоре заметил за клерком "хвост". Эйгар крикнул клерку кинуть ему сумку и бежать, что и было сделано. Сам Эйгар помчался в другую сторону, но его догнали патрульные полицейские, которые словно знали, куда он побежит. Оказывается, Хэмфрис все-таки был раздосадован, и шепнул о готовящейся афере банку, который, в свою очередь, сообщил в Скотланд-Ярд, так что пока Эйгар следил за клерком, за ним самим следила полиция. В сумке, к слову, оказалось всего 700 фартингов, а не 700 фунтов, банкиры решили не рисковать.
Есть и другая трактовка, изложенная Фергусом Линнейном в его книге о лондонском криминальном дне того времени. Линнейн писал, что Эмили Кэмпбелл была 19-летней проституткой, а Хэмфрис - не только ее сожителем, но и сутенером. И что Эйгар вляпался в дело о подложных чеках из-за ее претензий, что живя с ним, она лишилась заработка. Но я пользовалась материалами Лоррейн Сенсикал из Дувра, очень детальными и сделанными на основании материалов музея Юго-Западной железной дороги. С другой стороны, она упорно называет Эйгара Генри, хотя повсюду он фигурирует как Эдвард, даже в Convict Records. Поскольку в то время редко кто носил одно имя, возможно Эйгар был Генри Эдвард? В общем, не знаю, кто там прав. Может быть и так, что Лоррейн подкузьмил автоматический редактор, который мог не знать жившего в 1855 году Эдварда Эйгара, но точно знал современного нам политика Генри Эйгара.
Ну а дальше Эйгар предстал перед судом за мошенничество с чеками. Поскольку полиция узнала, что его постоянно видели с Пирсом, об аресте узнала и группа, расследующая ограбление почтового вагона. На суд привезли человека, который доказательно видел Эйгара близко - старательного младшего смотрителя Визердена. Приехали и полицейские, следившие за Эйгаром и Пирсом в Фолкстоне, когда те разведывали рутину пути золота из Лондона в Париж. Все они Эйгара опознали, но и только - впереди были поиски самого пропавшего золота.
Арест Эйгара больнее всего ударил по Фанни Кэй. Пусть они уже не были вместе, он продолжал оплачивать дом и давал им с сыном деньги на жизнь, как и полагается приличному хоть в чем-то человеку. А теперь ситуация была такая, что их с маленьким Эдвардом жилье было оплачено всего на месяц вперед, и доходов на жизнь у нее вообще не было. Надо было возвращаться в Лондон, и попытаться вернуться к прежней работе на железной дороге. Но самостоятельно ей переезжать не пришлось: однажды поздним вечером перед ее домом появился Пирс с супругой, выбил дверь, и заставил Фанни с сыном отправиться к ним в их лондонскую квартиру, где ей с ребенком выделили комнатушку для прислуги на чердаке, запретив покидать дом, "пока перестанет быть горячо". Мало того, еду и кров для себя и сына ей пришлось отрабатывать, и легкой этой работа не была - практически Фанни была прислугой у всего семейства Пирса.
Пирс, очевидно, был совершенно уверен, что Фанни о делах его и Эйгара знает всё, тогда как она помаленьку поняла, во что вляпалась, только из разговоров своих похитителей между собой. И только в апреле 1856 года ей удалось перехватить письмо, адресованное ей, но отправленное на адрес Пирса. Она узнала почерк - это была рука Эйгара. Из письма она поняла много чего. В частности, что Эйгар пребывает в твердой уверенности, что она не живет в Лондоне, и что у нее с деньгами всё прекрасно, потому что он оставил ей достаточно. Эйгар даже попросил ее купить из тех денег по серебряной чаше их сыну и детям Пирса - на память о нем, Эйгаре.
Разъяренная женщина кинулась с этим письмом к Пирсу - с очевидным результатом: она была жестоко избита, а письмо было кинуто в камин. Плюсом было то, что она, наконец, оказалась за пределами места своего заключения, вошедший в раж Пирс просто вышвырнул ее на улицу. Минусом - что ее сын остался внутри. Фанни стала колотить в дверь и кричать на всю улицу, требуя отдать ей ребенка, и жена Пирса поспешила это сделать, сунув заодно потихоньку и немного денег. Через несколько дней Фанни вернулась, когда Пирса не было, чтобы забрать свое имущество, но Пирс, похоже, за ней следил - он вошел с задней двери, незаметно для соседей, и снова зверски избил несчастную. Фанни поняла, что он просто ее убьет, и что надо просить помощи более авторитетной, чем робкая доброта миссис Пирс. И она пошла к единственному в ее жизни заслуживающему доверия человеку - к бывшему своему начальнику, м-ру Везерхеду на Лондон Бридж.
Увидев растерзанный вид Фанни и выслушав ее сбивчивый рассказ, Везерхед быстро понял, что ее история выводит на остававшегося неизвестным члена банды, чей интеллект и навыки стояли за дерзким ограблением. Уже до этого ведущая расследование группа пришла к выводу, что Пирс груб и хитер, но глуп, да и Борджесс звезд с неба не хватает. Относительно Тестера и вовсе сомнений не было с самого начала: он был, конечно, нечестен, но криминальным талантом не обладал настолько, что кое-как смог выполнить даже то самое простое, что преступники ему поручили. То есть, помимо поисков золота полиция была не прочь познакомиться с таким ярким криминальным талантом. Везерхед позвонил мистеру Рису, адвокату железной дороги, а тот - в Скотланд-Ярд.
Вскоре историю Фанни выслушала вся группа, занимающаяся поисками золота. Особенное внимание было уделено отлучкам Эйгара вместе с Пирсом, их активность в моечной, вид мусора, который Фанни оттуда выгребла и выбросила, и, конечно, разговоры Пирсов. Показания были оформлены, после чего м-р Рис разместил Фанни с сыном в тайной квартире, которую оплачивала SER (South Eastern Railway Company). Деньги на проживание были то ли тоже от SER, то ли Рис дал им на первое время из своих - для его доходов это не было чувствительно. После этого вся группа с заверенными показаниями Фанни Кэй отправилась в тюрьму к Эйгару, ожидавшему высылку за мошенничество. Им даже не понадобилось его убеждать. Узнав, как Пирс поступил с Фанни и маленьким Эдвардом, Эйгар сказал, что расскажет всё. Он-то просил Пирса даже не просто позаботиться о Фанни, а дать ей 3000 фунтов его, Эйгара, собственных денег, и проследить, чтобы она не знала забот.
Казус ситуации был в том, что Эйгар уже был осужден за мошенничество на сравнительно короткий срок, и был совершенно не обязан соглашаться предстать перед судом за преступление более тяжелое. Но он сказал, что даст показания в суде, если ему позволят быть осужденным на неопределенное время, самому выбрать страну высылки, и позволят въезд и проживание в любой точке Британской империи. И потом рассказал все детали, включая и то, куда делось золото. Полиция, к слову, проверила его показания, обследовав моечную, где они с Пирсом переплавляли слитки. И обнаружила обожженный в одном месте пол, который при освещении давал золотой отблеск. Тут получилось так, что Фанни, оставшись одна, выплескивала раздражение, до блеска намывая ту проклятую моечную, которая отняла у нее Эйгара, и нашла пятно, но вообще не стала присматриваться, и просто надраила пол и красиво прикрыла поврежденную поверхность половиком. А Пирс, когда приезжал забрать ее из дома, ходил проверять моечную, но по запарке совершенно забыл об инциденте с лопнувшей формой, и, не увидев пятна, не принял меры предосторожности. Иначе, учитывая его характер, он бы просто выломал улику.
Что касается дележки золота, то переплавленные слитки они продавали легальным, но доверенным в криминальных кругах скупщикам за умеренные деньги, пока у них не накопилось соверенов на £2 500. После этого Пирс захотел обменять соверены на банкноты, против чего Эйгар возражал, потому что банкноты можно отследить, а соверены - нет. Но Эйгар не испытывал немедленной нужды в деньгах, тогда как Пирсу деньги были очень нужны. Так что победила дружба, так сказать. Или, вернее, нужда: Пирс был нужен Эйгару для их совместных мошеннических схем. В целом на конец мая 1855 года Эйгар, Пирс и Тестер получили по £600, а Борджесс £700, согласно их вкладу в осуществление ограбления. Борджесс вложил свои деньги в турецкие бонды и в акции пивоваров Reid & Co. Тестер предпочел испанские бонды. Ну а Пирс на свои деньги открыл собственную букмекерскую контору, повсюду бахвалясь, что выиграл деньги на скачках по своей собственной верной системе. Оставшееся золото было спрятано в моечной коттеджа Эйгара, но когда того арестовали, Пирс всё перенес к себе. Солгав потом Эйгару, что £3 000 он отдал Фанни, которая живет себе на них в Гринвиче и горя не знает.
Оставшееся золото нашли в тайнике в кладовой у Пирса, который переехал после исчезновения Фанни, сделав совершенно правильные выводы, что молодая женщина будет искать защиты у властей, и что вся его афера с деньгами Эйгара станет тому известной. Борджесса арестовали прямо на работе. Тестер был в Швеции, откуда его, в принципе, в Англию бы не выслали, но он предпочел вернуться добровольно.

Судья Бодкин
Борджесс, Пирс и Тестер предстали перед судом 6 ноября 1856 года, и судил их главный обвинитель, мировой судья Дувра Уильям Генри Бодкин. Все трое отказались признать себя виновными, но имея вещественные доказательства их вины и опираясь на показания Эйгара и Фанни, судья признал их виновными, и передал дело в суд Олд Бейли. Там они были объявлены официально арестованными, и их заключили в тюрьму Ньюгейт без привилегий. Судили троицу 11 января 1857 года за кражу золота, кражу золотых слитков и монет, кражу вышеозначенного из помещения, принадлежащего Юго-Восточной железной дороге, и за использование украденного с целью наживы. Все трое по-прежнему не признали себя виновными.
На суде адвокат обвиняемых (племянник судьи Бодкина) представил целую череду свидетелей против Эйгара, с целью бросить тень на его показания, на которых, в основном, и строились нюансы обвинения. Было сказано, что Эйгар - негодяй и профессиональный преступник, который за всю свою жизнь честно проработал всего три года (да и те на каторге, видимо). Что же до показаний Фанни, то они, по мнению защиты, были даны из злобного желания очернить человека, который приютил ее и ее бастарда, когда Эйгар их бросил, и дал женщине честную работу, которую та не захотела делать, заявив претензии о каких-то деньгах, которые только по слухам были даны для нее Эйгаром.
Суд, тем не менее, счел нужным напомнить, что все обвинения базируются на фактах. А главным фактом является то, что Эйгар был арестован 15 августа 1855 года, и осужден в октябре того же года, и не имел никакой возможности общаться со свидетелями, да и распоряжение для Пирса о деньгах для Фанни и их сына он передавал через своего официального адвоката, и молчал о соучастнике (Пирсе), пока не узнал, как тот поступил с Фанни Кэй. В его показаниях также нет никакой враждебности к Борджессу и Тестеру, они просто излагают факты, полностью подтвержденные результатами следствия. Жюри понадобилось всего 10 минут, чтобы вынести вердикт "виновны". Судья приговорил Борджесса и Тестера к 14 годам ссылки за хищение имущества, совершенное должностным лицом. Пирс получил за хищение имущества два года каторжных работ в Англии, плюс три месяца из них (1-й, 12-й и 24-й) он должен был провести в одиночке. Судья пояснил разницу в продолжительности наказания: хищение имущества, совершенное должностным лицом, включает в себя предательство доверия работодателя к служащему, и потому наказывается гораздо строже просто хищения имущества. Проще говоря, закон того времени строже наказывал тех, кто притворялся достойными членами общества, будучи на самом деле преступниками.
Активы осужденных были изъяты в размерах украденного минус стоимость золота, найденного спрятанным у Пирса. Что касается Фанни, то всё это время железная дорога помогала ей более чем щедро, и они с сыном жили жизнью среднего класса. В какой-то момент к ним прибилась и миссис Пирс (вероятно, с детьми, потому что куда бы они делись). Суд присудил отдать ей злополучные 3000 фунтов денег Эйгара, которыми теперь распоряжался опекунский совет под руководством комиссара полиции сэра Ричарда Мейна. Но сказки со счастливым концом для Фанни не получилось. Ее слабое здоровье в результате перенесенных испытаний плавно перешло в туберкулез. Миссис Пирс посоветовала ей уехать лечиться в пансионат для туберкулезников в Гастингсе, обещая позаботиться это время об Эдварде. Совет выделил ей целых 500 фунтов, потому что было уже совершенно ясно, что долго Фанни не проживет, и вряд ли из санатория вернется. Она умерла в возрасте 27 лет, 27 февраля 1858 года.
Миссис Пирс без Фанни пустилась во все тяжкие и запила, так что опекунский совет забрал у нее Эдварда Кэя, и поместил его на воспитание в семью Крэнстонов в Тоттенгеме. В июле 1875 года, когда Эдварду исполнилось 20 лет, он взыскал с миссис Пирс через суд те 500 фунтов, которые его мать ей когда-то дала на его воспитание. Миссис Пирс пыталась утверждать, что эти деньги были личным подарком, и за Эдвардом она обещала присматривать просто по доброте душевной, но суд учел ее поведение, и деньги вернулись к Эдварду.
Опять же увы, но и для Эдварда судьба не приготовила счастливой жизни, хотя и материально он был обеспечен, и профессия у него была доходная - столяр. Внешне всё выглядело неплохо - он женился, в семье родилось трое детей, жили они в Уолтемстоу (тогда это был Эссекс, теперь - район Лондона), который как раз тогда "ококнился", как ворчали местные снобы. Но умер Эдвард уже в январе 1887 года - от удара, вызванного алкоголизмом. Увы, но в те времена детей зачастую утихомиривали алкоголем, чтобы не путались под ногами, и они уже вырастали с организмом, безвозвратно отравленным алкоголем. Скорее всего, время, проведенное с пьющей миссис Пирс, оказалось для Эдварда Кэя роковым.
Что касается осужденных по этому делу, то Эйгар прибыл на паруснике "Нил" в Западную Австралию 1 января 1858 года, был условно освобожден в сентябре 1860 и условно помилован в сентябре 1867 года. Через пару лет он отбыл из Австралии в Коломбо, в Британский Цейлон.
Борджесс, прибывший на пароходе Edwin Fox в Западную Австралию (колония Сван Ривер, нынешний Перт) в ноябре 1858, получил условное освобождение в декабре 1859 года. А условно помилован он был в марте 1862. В Англию Борджесс не вернулся, а переехал в Сидней под именем Джеймс Борджесс Расселл, и стал вполне успешным мебельщиком (он выучился этой профессии до того, как стал работать на SER).
Легче всех отделался Тестер, прибывший в Австралию в одной партии с Борджессом. Его условно освободили в июле 1859 года, и условно помиловали в октябре 1861 года. А в 1863 он уехал из Австралии в Йорк, где оставил в свое время жену и двоих детей.