Do or die
Мэри Фрит, дочь башмачника с лондонского Барбикана, росла сорванцом. Не было такой проделки местных мальчишек, в которой она бы не участвовала, и не было такой драки на кулаках или дубинках, где Мэри не присутствовала бы или в качестве зрителя, или как участница. Впрочем, поскольку она, высокая, сильная и одетая как все мальчишки, никак на снисхождении к своему полу не настаивала, колотили ее так же душевно, как колотила других она.
Семья Мэри была отнюдь не бедной и весьма приличной. Так что да, дочку пытались приохотить к образу жизни девочки из приличной семьи ремесленника. Судя по всему, именно наука ей шла хорошо, потому что в будущем Мэри Фрит довольно часто применяла в своих проделках и интеллект, и воображение. Но вот стоило усадить ее за шитье, как нитка начинала путаться, ткань комкаться, потом всё это отбрасывалось в сторону и девочка возвращалась в привычную компанию, на улицу. Ее дядюшка по отцовской линии и вовсе был пастором. Он-то и придумал план, как и племянницу направить на путь истинный, и семью брата выручить от присутствия под их крышей такой неуправляемой племянницы.
При всех своих крутых замашках, Мэри была очень чувствительна к своей внешности, которой была довольна, о окружала себя большим количеством зеркал, любуясь своим изображением
читать дальшеПод каким-то предлогом ее заманили на отчаливающий корабль, держащий путь в Новую Англию, где в местных квакерских общинах не забалуешь. Но Мэри, которую тогда уже звали просто Молл, спрыгнула с корабля, доплыла до берега и была такова. Излишне говорить, что с дядюшкой она после этого никогда не разговаривала, и никогда не хотела его видеть. И показательно неуклюже стащила у какого-то зеваки 2 шиллинга и 11 пенсов, дав себя после этого арестовать. Так она добилась того, что ее семейство махнуло на нее рукой, и что ее имя и повадки стали известны промышляющим щипачеством.
Вообще-то Молл была не просто неглупа, она обладала и многими талантами. Да, небольшими и неглубокими, но вполне достаточными, чтобы прокормить себя как минимум продажей мастифов, которых она разводила, и которые жили у нее просто по-королевски - у каждого была своя застеленная кровать с одеялом, где они послушно спали. Себе же в постоянные спутники для своих опасных прогулок по Лондону она выбрала самого грозного воспитанника, мастифа по имени Вайлдбрат. То есть резать кошельки ее отнюдь не нужда заставила, но понять этот странный выбор стиля жизни, тем не менее, возможно.
Молл родилась где-то около 1585 года, когда одобряемый обществом жизненный выбор женщины ограничивался или замужеством и семейной жизнью, или работой прислугой. К замужеству сердце Молл не лежало - по ее признанию, она была абсолютно асексуальна, и предпочла оставаться девицей. Монастырская жизнь, разумеется, не рассматривалась, и не только потому, что в Англии монастырей больше не было. Молл хотела жизни яркой и интересной, не ограниченной какими-то рамками. И она сделала себя настоящим явлением в лондонском полусвете. Как потом выяснится, она хорошо понимала людей, и понимала, чего им не хватает.
В самом опасном месте Лондона, в лабиринтах колоннады собора св. Павла, сыздавна собирались самые яркие представители городского преступного мира. Не было ни одного вида мошенничества, которое там не практиковалось бы, причем некоторые приемы (с "уроненными" деньгами или фальшивой монетой/банкнотой, данной якобы покупателем за покупку или при размене) благополучно дожили и до наших дней. Лучшие щипачи столицы ловко срезали кошельки у очумевших от шума и толкотни провинциалов. Неосторожных разными способами заманивали в темные закутки и беззастенчиво грабили, причем удар дубинкой по голове или ножом под ребро мог быть и фатальными. Здесь можно было нанять убийцу или договориться о сбыте краденного. Здесь продавали и покупали информацию.
Молл сумела устраивать из своих появлений у собора праздник для всех присутствующих, настоящее карнавальное шествие. В мужскую одежду она обряжалась сначала по привычке, потому, что в ней было сподручнее драться и бегать, а потом - потому, что в ней она гарантированно привлекала внимание. Не всегда доброжелательное, но, как она говаривала, "я себе нравлюсь, а если кто мною недоволен, мне всё равно". К тому же, мужской наряд давал понять и своим, и чужим, что своенравная и развязная девица, весьма несдержанная на язык, не была проституткой. В общем, Молл гордо шествовала в своем наряде, с трубкой в руке (ей действительно нравилось курить трубку), с гигантским мастифом рядом и свитой воров, грабителей и просто бездельников позади. Смеяться она любила по любому поводу, хотя вообще-то была намного более опасной персоной, чем выглядела. Тем не менее, когда однажды какой-то "шутник" подсыпал ей в табак немного пороха, она хохотала от результата вспышки не меньше, чем окружающие. "О времена, о нравы".
Разумеется, имидж имиджем, а появление такой компанией давало Молл возможность подрезать кошельки у отвлеченных зрелищем зевак. Где-то в это же время она занялась и гаданием. Поскольку человеком она была наблюдательным и видела больше чем обычный человек, всю жизнь вращающийся в определенной профессиональной, сословной и социальной нише, ее советы и "озарения" довольно часто были весьма дельными. Ну а для Молл все эти люди представляли собой ту базу, из нужд которой она черпала инспирацию для своих выходок.
Где-то около конца 1610 - начала 1611 года в жизни Мэри произошел, наконец, настоящий прорыв, превратив ее из "странной штучки" в настоящую лондонскую знаменитость. Другое дело, что рассказывают этот случай немного по-разному, хотя факт за трактовками не подлежит сомнению: Молл выиграла спор, согласно которому она должна была проскакать на лошади в брюках и камзоле от Чаринг-Кросс до Шордитч. Надо сказать, что в то время женщинам было не просто не рекомендовано, а прямо запрещено законом носить мужскую одежду, так что риск, заключавшийся в споре, был очевиден. И поскольку у Мэри/Молл были свои недоброжелатели, они постарались собрать толпу, которая попыталась стащить ее с лошади - безуспешно. Что касается Молл, она сделала и из этого довольно опасного мероприятия шоу: не просто проскакала, но проскакала, дуя в горн и под развевающимся вымпелом, чтобы ее уж точно заметили все.
Расходятся в деталях. Если верить посмертной биографии Молл, спор у нее был с Уильямом Бэнксом, и скакала она на его знаменитой белой лошади по кличке Марокко. Надо сказать, что в наше время википедия знает только эту лошадь, а имя Бэнкса, дрессировщика и постановщика трюков, сохранилось в истории исключительно благодаря ей. Лошадь действительно была исключительной - ни одна другая не поднималась на башню старого собора св. Павла, чтобы выполнить на ее площадке небольшое акробатическое представление, и не спускалась с нее, а это 100 м и 1000 ступеней, все-таки. На этом таланты Марокко не заканчивались. Как и прочие лошади, он узнавал людей, но Бэнкс научил его приводить их из зала на сцену, то есть распознавать по именам. Марокко умел танцевать на двух ногах так же хорошо, как и на четырех, притворяться мертвым, находить спрятанные в одежде кошельки и считать в них деньги. Умел он и мочиться по команде, но этот номер зрителям не понравился. Зато зрителям понравился "тест на девственность", когда на сцену вызывались и честные девицы, и местные проститутки, и Марокко выбирал из этой группы девиц.
Эпатажная скачка была нужна Бэнксу не меньше, чем Молл. Если девушка хотела стать знаменитой, Бэнкс хотел оставаться знаменитым - конкуренция в сфере шоу с умными животными росла, хотя до уровня Марокко никто не поднялся. Но толпа любила новизну, а Бэнкс и Марокко старели. Пора было искать себе на старости лет покровителя побогаче и место понадежнее городских площадей. Правда, именно результатом скачки скандал, потому что местный священник просто не мог не наказать Молл, и поставил ее, одетую в белую "покаянную" рубаху, простоять у собора в колодках три часа. Вообще, поза очень неудобная, и три часа - серьезное испытания для позвоночника. Выглядит это приблизительно так:
Один из экскурсантов по тюрьме Оксфордского замка любезно вызвался продемонстрировать, как именно стоит живой человек в таких колодках
Молл громко, красочно и со вкусом каялась и рыдала, хотя эффект был несколько смазан тем, что кающаяся грешница была в стельку пьяна, высосав три кувшина канарского перед перформансом. Бэнкс же отправился от греха вместе с Марокко в гастроли по Европе, где привычно угодил в новые неприятности - его и Марокко снова объявили слугами дьявола, и ему снова пришлось доказывать, что интеллект Марокко - это интеллект дрессированного животного, подчиняющегося незаметным жестам дрессировщика.
Уж не знаю как в это вписывается случай в Орлеане, когда Марокко преклонил колени перед епископом и "поцеловал" крест в знак доказательства отсутствия своей связи с дьяволом. Те, кто считает, что Молл скакала не на Марокко, говорят, что Бэнкс уже был на гастролях в тот период, но на самом деле очень трудно выстроить какой-то правдивый график его передвижений. Марокко был знаменит, его имя стало именем нацательным, и многих дрессированных лошадей называли "марокко", если они делали на сцене что-то удивительное. Поэтому в рассказах масть Марокко то белая, то серая, а то и вовсе гнедая.
В любом случае, когда Бэнкс вернулся, он стал дрессировать лошадей лондонских аристократов, а что касается Молл, то в 1610 году вышла первая пьеса о ней, "The Madde Pranckes of Mery Mall of the Bankside", написанная неким Джоном Деем, который и сам был из тех же кругов, в которых вращалась Молл, и был арестован за убийство (похоже, ничего ему за это не было, потому что он продолжал потом писать, как ни в чем не бывало). Эта нетленка до нас не дошла, хотя в качестве драматурга Дэй довольно известен. Просто из более чем сотни написанных им пьес в наши дни известны только 30. Зато до наших дней дошла пьеса, написанная специально под Молл в 1611 году, "The Roaring Girl" Миддлтона и Деккера. Напомню, что в те времена были знамениты так называемые "Roaring Boys" - банды "дебоширов", молодых парней из низших классов, задиристых и агрессивных, имеющих свой причудливый код в одежде и манерах, отчасти копирующий повадки высших классов. Говорили они между собой на арго, плохо понятном "честным гражданам" Лондона, которые их чрезвычайно не одобряли. И вот теперь появилась Roaring Girl - насмешливая, искрометная, отлично владеющая и словом, и мечом, легко меняющая повадки, переодеваясь то мужчиной, то женщиной, и изъясняясь то как леди, то как завсегдатай притонов.
В центре пьесы история двух влюбленных, в которой отец молодого человека категорически противился его выбору и запрещал женитьбу. Несчастный влюбленный обращается за помощью к Молл-Срежь Кошелек (Молл Катпёрс), та соглашается, и устраивает старому строптивцу, которому она представлена сыном как новая претендентка на роль невесты, такую развеселую жизнь, что то с радостью и облегчением принимает возвращение прежней возлюбленной, и дает разрешение на брак. В общем, Молл играла саму себя, и делала это умело и с большим удовольствием. Подробный синопсис найдется здесь: en.wikipedia.org/wiki/The_Roaring_Girl Пьеса ставилась в безумно популярном театре "Форчун", куда "чистая публика" не ходила, но аристократы охотно появлялись инкогнито. Молл вызвала большой интерес, и выступала в этом театре на своего рода авторских вечерах - играя на лютне и рассказывая истории, одетая в свои причудливые наряды и покуривая свою неизменную трубку.
В "карьере" Молл, которая не раз попадала в руки властей за различные менее серьезные и чрезвычайно серьезные проступки, выходя всегда практически сухой из воды, отчетливо прослеживается чье-то крайне высокое покровительство, о происхождении которого ломают копья по сей день. На мой взгляд, покровителей Молл обрела именно через театр. В конце концов, она была, видимо, первой женщиной на лондонской сцене.
В 1614 году Молл вдруг вышла замуж за Люкнора Маркема, сына драматурга Жервайза Маркема, который вращался в одних кругах с Молл и с Миддлтоном, Деккером и Дэем. Никто не знает, куда тот потом подевался, а чем был этот брак - ширмой от обвинений в непотребном образе жизни или внезапной историей любви. В любом случае, Молл оставила свою деятельность охотницы за чужими кошельками и открыла ломбард, который был и скупкой краденного, и, что держалось в глубокой тайне, местом, где Молл сводила скучающих и неудовлетворенных семейной жизнью леди и джентльменов из светских кругов общества друг с другом. Там же джентльменам можно было свести знакомство и со свеженькими девушками из народа, желающими подзаработать себе на приданое. Через Молл жиголо находили богатых покровительниц, и уж от этих-то она брала двойную плату - и от дамы, и от пристроенного красавчика. Но главным богатством были связи, конечно. Сдержанность Молл, которая умела производить впечатление болтушки, держа при этом язык за зубами, ценилась и уважалась в самых высоких кругах.
Но Молл не была бы Молл, если бы превратилась в заурядную бандершу. В ее ломбарде жертве воровства или грабежа можно было и получить назад дорогую для себя вещь совершенно бесплатно, если Молл считала это справедливым. А когда одна из ее клиенток угодила из-за любовника в неприятности с мужем, который ее выгнал, Молл доказала любовнику, что несколько детей этой женщины были рождены от него, а следовательно он ответственен и за них, и за нее, и должен платить ей содержание, что тот и сделал. Она действительно была информирована, и знала всё обо всех. Когда к ней явился дрожащий молодой человек, рассказавший, что прошлой ночью проститутка, помогая ему с брюками, стащила перстень с печатью, потеря которого была бы катастрофой. Молл расспросила молодца обо всем. что говорилось, и по одной фразе с точностью опознала воровку. Поскольку проституция была сделкой, и плату за услугу женщина получила, воровство перстня было незаконно и неправильно, так что Молл повела своего клиента к обидчице, и заставила ее вернуть перстень. Видимо, методы убеждения были настолько убедительны, что муж блудницы (да, та была именно замужем) подал на Молл в суд за дебош в его доме. Решение суда не известно.
Молл можно было также попросить и разыскать украденную вещь для того, чтобы выкупить ее у нынешнего владельца. И однажды власти попытались ее на этом поймать. К ней обратился некий джентльмен, у которого были украдены часы, которые он хотел бы вернуть назад. Молл часы нашла, но в момент передачи их предыдущему владельцу была арестована якобы за то, что в ее руках находилась краденная вещь. "Пострадавший" оказался подставным лицом. Молл угодила под суд, но... часы, главное доказательство, были украдены прямо из здания суда одним из ее знакомых, и без главного доказательства дело развалилось.
Молл было за 50, когда началась гражданская война. Очевидно, большинство ее знакомых были роялистами, а может ей искренне нравился король Чарли, который мог быть плохим королем, но был неплохим человеком - что наверняка было чрезвычайно ценным качеством в глазах женщины, знавшей о грешках многих слишком много. Но не меньше ее выбешивало и лицемерие парламентаристов, лидеры которого тоже были ей знакомы со всей их подноготной. К тому же, эти ханжи имели мерзкую манеру сначала вымогать у своих будущих жертв деньги, и потом все же отправляли их на казнь. В общем, Молл объявила парламентаристам свою войну, сколотив банду высокопрофессиональных грабителей с большой дороги, и, чисто из мстительного удовольствия, освобождала симпатизирующих парламенту от их денежек, выпуская поддельные векселя за подписью Кромвеля. Венцом ее карьеры стало ограбление самого генерала Фердинандо Ферфакса, которого она ранила в руку и ограбила на 250 золотых монет.
Генерал ее, тем не менее, узнал, и Молл угодила в серьезный переплет - ее приговорили к виселице. Но снова вмешался кто-то достаточно могущественный, чтобы заменить этот приговор на штраф в 2000 фунтов, который был кем-то внесен, и помещение в больницу Бедлам, откуда Молл через пару лет вышла, "чудесно излечившись". В какой-то мере так оно и было. Чем Молл занималась до конца своей жизни, никто не знает. Возможно, просто вела спокойную жизнь (у нее стали припухать ноги), но это вряд ли. Скорее всего времена были такими, что даже она поняла необходимость не отсвечивать. Умерла Молл в 1659 году, только год не дотянув до реставрации монархии. Говорят, она распорядилась похоронить себя, положив в гробу лицом вниз, чтобы выбешивать этот мир и после своей смерти, как она выбешивала его при жизни. Правда или нет, но то, что великий поэт Джон Мильтон написал на ее смерть эпитафию - чистая правда:
"Here lies under this same marble
Dust for Time’s last sive to garble;
Dust to perplex a Sadducee,
Whether I rise a He or She,
Or two in one a single pair,
Nature’s sport, and now her care…"
Семья Мэри была отнюдь не бедной и весьма приличной. Так что да, дочку пытались приохотить к образу жизни девочки из приличной семьи ремесленника. Судя по всему, именно наука ей шла хорошо, потому что в будущем Мэри Фрит довольно часто применяла в своих проделках и интеллект, и воображение. Но вот стоило усадить ее за шитье, как нитка начинала путаться, ткань комкаться, потом всё это отбрасывалось в сторону и девочка возвращалась в привычную компанию, на улицу. Ее дядюшка по отцовской линии и вовсе был пастором. Он-то и придумал план, как и племянницу направить на путь истинный, и семью брата выручить от присутствия под их крышей такой неуправляемой племянницы.
При всех своих крутых замашках, Мэри была очень чувствительна к своей внешности, которой была довольна, о окружала себя большим количеством зеркал, любуясь своим изображением
читать дальшеПод каким-то предлогом ее заманили на отчаливающий корабль, держащий путь в Новую Англию, где в местных квакерских общинах не забалуешь. Но Мэри, которую тогда уже звали просто Молл, спрыгнула с корабля, доплыла до берега и была такова. Излишне говорить, что с дядюшкой она после этого никогда не разговаривала, и никогда не хотела его видеть. И показательно неуклюже стащила у какого-то зеваки 2 шиллинга и 11 пенсов, дав себя после этого арестовать. Так она добилась того, что ее семейство махнуло на нее рукой, и что ее имя и повадки стали известны промышляющим щипачеством.
Вообще-то Молл была не просто неглупа, она обладала и многими талантами. Да, небольшими и неглубокими, но вполне достаточными, чтобы прокормить себя как минимум продажей мастифов, которых она разводила, и которые жили у нее просто по-королевски - у каждого была своя застеленная кровать с одеялом, где они послушно спали. Себе же в постоянные спутники для своих опасных прогулок по Лондону она выбрала самого грозного воспитанника, мастифа по имени Вайлдбрат. То есть резать кошельки ее отнюдь не нужда заставила, но понять этот странный выбор стиля жизни, тем не менее, возможно.
Молл родилась где-то около 1585 года, когда одобряемый обществом жизненный выбор женщины ограничивался или замужеством и семейной жизнью, или работой прислугой. К замужеству сердце Молл не лежало - по ее признанию, она была абсолютно асексуальна, и предпочла оставаться девицей. Монастырская жизнь, разумеется, не рассматривалась, и не только потому, что в Англии монастырей больше не было. Молл хотела жизни яркой и интересной, не ограниченной какими-то рамками. И она сделала себя настоящим явлением в лондонском полусвете. Как потом выяснится, она хорошо понимала людей, и понимала, чего им не хватает.
В самом опасном месте Лондона, в лабиринтах колоннады собора св. Павла, сыздавна собирались самые яркие представители городского преступного мира. Не было ни одного вида мошенничества, которое там не практиковалось бы, причем некоторые приемы (с "уроненными" деньгами или фальшивой монетой/банкнотой, данной якобы покупателем за покупку или при размене) благополучно дожили и до наших дней. Лучшие щипачи столицы ловко срезали кошельки у очумевших от шума и толкотни провинциалов. Неосторожных разными способами заманивали в темные закутки и беззастенчиво грабили, причем удар дубинкой по голове или ножом под ребро мог быть и фатальными. Здесь можно было нанять убийцу или договориться о сбыте краденного. Здесь продавали и покупали информацию.
Молл сумела устраивать из своих появлений у собора праздник для всех присутствующих, настоящее карнавальное шествие. В мужскую одежду она обряжалась сначала по привычке, потому, что в ней было сподручнее драться и бегать, а потом - потому, что в ней она гарантированно привлекала внимание. Не всегда доброжелательное, но, как она говаривала, "я себе нравлюсь, а если кто мною недоволен, мне всё равно". К тому же, мужской наряд давал понять и своим, и чужим, что своенравная и развязная девица, весьма несдержанная на язык, не была проституткой. В общем, Молл гордо шествовала в своем наряде, с трубкой в руке (ей действительно нравилось курить трубку), с гигантским мастифом рядом и свитой воров, грабителей и просто бездельников позади. Смеяться она любила по любому поводу, хотя вообще-то была намного более опасной персоной, чем выглядела. Тем не менее, когда однажды какой-то "шутник" подсыпал ей в табак немного пороха, она хохотала от результата вспышки не меньше, чем окружающие. "О времена, о нравы".
Разумеется, имидж имиджем, а появление такой компанией давало Молл возможность подрезать кошельки у отвлеченных зрелищем зевак. Где-то в это же время она занялась и гаданием. Поскольку человеком она была наблюдательным и видела больше чем обычный человек, всю жизнь вращающийся в определенной профессиональной, сословной и социальной нише, ее советы и "озарения" довольно часто были весьма дельными. Ну а для Молл все эти люди представляли собой ту базу, из нужд которой она черпала инспирацию для своих выходок.
Где-то около конца 1610 - начала 1611 года в жизни Мэри произошел, наконец, настоящий прорыв, превратив ее из "странной штучки" в настоящую лондонскую знаменитость. Другое дело, что рассказывают этот случай немного по-разному, хотя факт за трактовками не подлежит сомнению: Молл выиграла спор, согласно которому она должна была проскакать на лошади в брюках и камзоле от Чаринг-Кросс до Шордитч. Надо сказать, что в то время женщинам было не просто не рекомендовано, а прямо запрещено законом носить мужскую одежду, так что риск, заключавшийся в споре, был очевиден. И поскольку у Мэри/Молл были свои недоброжелатели, они постарались собрать толпу, которая попыталась стащить ее с лошади - безуспешно. Что касается Молл, она сделала и из этого довольно опасного мероприятия шоу: не просто проскакала, но проскакала, дуя в горн и под развевающимся вымпелом, чтобы ее уж точно заметили все.
Расходятся в деталях. Если верить посмертной биографии Молл, спор у нее был с Уильямом Бэнксом, и скакала она на его знаменитой белой лошади по кличке Марокко. Надо сказать, что в наше время википедия знает только эту лошадь, а имя Бэнкса, дрессировщика и постановщика трюков, сохранилось в истории исключительно благодаря ей. Лошадь действительно была исключительной - ни одна другая не поднималась на башню старого собора св. Павла, чтобы выполнить на ее площадке небольшое акробатическое представление, и не спускалась с нее, а это 100 м и 1000 ступеней, все-таки. На этом таланты Марокко не заканчивались. Как и прочие лошади, он узнавал людей, но Бэнкс научил его приводить их из зала на сцену, то есть распознавать по именам. Марокко умел танцевать на двух ногах так же хорошо, как и на четырех, притворяться мертвым, находить спрятанные в одежде кошельки и считать в них деньги. Умел он и мочиться по команде, но этот номер зрителям не понравился. Зато зрителям понравился "тест на девственность", когда на сцену вызывались и честные девицы, и местные проститутки, и Марокко выбирал из этой группы девиц.
Эпатажная скачка была нужна Бэнксу не меньше, чем Молл. Если девушка хотела стать знаменитой, Бэнкс хотел оставаться знаменитым - конкуренция в сфере шоу с умными животными росла, хотя до уровня Марокко никто не поднялся. Но толпа любила новизну, а Бэнкс и Марокко старели. Пора было искать себе на старости лет покровителя побогаче и место понадежнее городских площадей. Правда, именно результатом скачки скандал, потому что местный священник просто не мог не наказать Молл, и поставил ее, одетую в белую "покаянную" рубаху, простоять у собора в колодках три часа. Вообще, поза очень неудобная, и три часа - серьезное испытания для позвоночника. Выглядит это приблизительно так:
Один из экскурсантов по тюрьме Оксфордского замка любезно вызвался продемонстрировать, как именно стоит живой человек в таких колодках
Молл громко, красочно и со вкусом каялась и рыдала, хотя эффект был несколько смазан тем, что кающаяся грешница была в стельку пьяна, высосав три кувшина канарского перед перформансом. Бэнкс же отправился от греха вместе с Марокко в гастроли по Европе, где привычно угодил в новые неприятности - его и Марокко снова объявили слугами дьявола, и ему снова пришлось доказывать, что интеллект Марокко - это интеллект дрессированного животного, подчиняющегося незаметным жестам дрессировщика.
Уж не знаю как в это вписывается случай в Орлеане, когда Марокко преклонил колени перед епископом и "поцеловал" крест в знак доказательства отсутствия своей связи с дьяволом. Те, кто считает, что Молл скакала не на Марокко, говорят, что Бэнкс уже был на гастролях в тот период, но на самом деле очень трудно выстроить какой-то правдивый график его передвижений. Марокко был знаменит, его имя стало именем нацательным, и многих дрессированных лошадей называли "марокко", если они делали на сцене что-то удивительное. Поэтому в рассказах масть Марокко то белая, то серая, а то и вовсе гнедая.
В любом случае, когда Бэнкс вернулся, он стал дрессировать лошадей лондонских аристократов, а что касается Молл, то в 1610 году вышла первая пьеса о ней, "The Madde Pranckes of Mery Mall of the Bankside", написанная неким Джоном Деем, который и сам был из тех же кругов, в которых вращалась Молл, и был арестован за убийство (похоже, ничего ему за это не было, потому что он продолжал потом писать, как ни в чем не бывало). Эта нетленка до нас не дошла, хотя в качестве драматурга Дэй довольно известен. Просто из более чем сотни написанных им пьес в наши дни известны только 30. Зато до наших дней дошла пьеса, написанная специально под Молл в 1611 году, "The Roaring Girl" Миддлтона и Деккера. Напомню, что в те времена были знамениты так называемые "Roaring Boys" - банды "дебоширов", молодых парней из низших классов, задиристых и агрессивных, имеющих свой причудливый код в одежде и манерах, отчасти копирующий повадки высших классов. Говорили они между собой на арго, плохо понятном "честным гражданам" Лондона, которые их чрезвычайно не одобряли. И вот теперь появилась Roaring Girl - насмешливая, искрометная, отлично владеющая и словом, и мечом, легко меняющая повадки, переодеваясь то мужчиной, то женщиной, и изъясняясь то как леди, то как завсегдатай притонов.
В центре пьесы история двух влюбленных, в которой отец молодого человека категорически противился его выбору и запрещал женитьбу. Несчастный влюбленный обращается за помощью к Молл-Срежь Кошелек (Молл Катпёрс), та соглашается, и устраивает старому строптивцу, которому она представлена сыном как новая претендентка на роль невесты, такую развеселую жизнь, что то с радостью и облегчением принимает возвращение прежней возлюбленной, и дает разрешение на брак. В общем, Молл играла саму себя, и делала это умело и с большим удовольствием. Подробный синопсис найдется здесь: en.wikipedia.org/wiki/The_Roaring_Girl Пьеса ставилась в безумно популярном театре "Форчун", куда "чистая публика" не ходила, но аристократы охотно появлялись инкогнито. Молл вызвала большой интерес, и выступала в этом театре на своего рода авторских вечерах - играя на лютне и рассказывая истории, одетая в свои причудливые наряды и покуривая свою неизменную трубку.
В "карьере" Молл, которая не раз попадала в руки властей за различные менее серьезные и чрезвычайно серьезные проступки, выходя всегда практически сухой из воды, отчетливо прослеживается чье-то крайне высокое покровительство, о происхождении которого ломают копья по сей день. На мой взгляд, покровителей Молл обрела именно через театр. В конце концов, она была, видимо, первой женщиной на лондонской сцене.
В 1614 году Молл вдруг вышла замуж за Люкнора Маркема, сына драматурга Жервайза Маркема, который вращался в одних кругах с Молл и с Миддлтоном, Деккером и Дэем. Никто не знает, куда тот потом подевался, а чем был этот брак - ширмой от обвинений в непотребном образе жизни или внезапной историей любви. В любом случае, Молл оставила свою деятельность охотницы за чужими кошельками и открыла ломбард, который был и скупкой краденного, и, что держалось в глубокой тайне, местом, где Молл сводила скучающих и неудовлетворенных семейной жизнью леди и джентльменов из светских кругов общества друг с другом. Там же джентльменам можно было свести знакомство и со свеженькими девушками из народа, желающими подзаработать себе на приданое. Через Молл жиголо находили богатых покровительниц, и уж от этих-то она брала двойную плату - и от дамы, и от пристроенного красавчика. Но главным богатством были связи, конечно. Сдержанность Молл, которая умела производить впечатление болтушки, держа при этом язык за зубами, ценилась и уважалась в самых высоких кругах.
Но Молл не была бы Молл, если бы превратилась в заурядную бандершу. В ее ломбарде жертве воровства или грабежа можно было и получить назад дорогую для себя вещь совершенно бесплатно, если Молл считала это справедливым. А когда одна из ее клиенток угодила из-за любовника в неприятности с мужем, который ее выгнал, Молл доказала любовнику, что несколько детей этой женщины были рождены от него, а следовательно он ответственен и за них, и за нее, и должен платить ей содержание, что тот и сделал. Она действительно была информирована, и знала всё обо всех. Когда к ней явился дрожащий молодой человек, рассказавший, что прошлой ночью проститутка, помогая ему с брюками, стащила перстень с печатью, потеря которого была бы катастрофой. Молл расспросила молодца обо всем. что говорилось, и по одной фразе с точностью опознала воровку. Поскольку проституция была сделкой, и плату за услугу женщина получила, воровство перстня было незаконно и неправильно, так что Молл повела своего клиента к обидчице, и заставила ее вернуть перстень. Видимо, методы убеждения были настолько убедительны, что муж блудницы (да, та была именно замужем) подал на Молл в суд за дебош в его доме. Решение суда не известно.
Молл можно было также попросить и разыскать украденную вещь для того, чтобы выкупить ее у нынешнего владельца. И однажды власти попытались ее на этом поймать. К ней обратился некий джентльмен, у которого были украдены часы, которые он хотел бы вернуть назад. Молл часы нашла, но в момент передачи их предыдущему владельцу была арестована якобы за то, что в ее руках находилась краденная вещь. "Пострадавший" оказался подставным лицом. Молл угодила под суд, но... часы, главное доказательство, были украдены прямо из здания суда одним из ее знакомых, и без главного доказательства дело развалилось.
Молл было за 50, когда началась гражданская война. Очевидно, большинство ее знакомых были роялистами, а может ей искренне нравился король Чарли, который мог быть плохим королем, но был неплохим человеком - что наверняка было чрезвычайно ценным качеством в глазах женщины, знавшей о грешках многих слишком много. Но не меньше ее выбешивало и лицемерие парламентаристов, лидеры которого тоже были ей знакомы со всей их подноготной. К тому же, эти ханжи имели мерзкую манеру сначала вымогать у своих будущих жертв деньги, и потом все же отправляли их на казнь. В общем, Молл объявила парламентаристам свою войну, сколотив банду высокопрофессиональных грабителей с большой дороги, и, чисто из мстительного удовольствия, освобождала симпатизирующих парламенту от их денежек, выпуская поддельные векселя за подписью Кромвеля. Венцом ее карьеры стало ограбление самого генерала Фердинандо Ферфакса, которого она ранила в руку и ограбила на 250 золотых монет.
Генерал ее, тем не менее, узнал, и Молл угодила в серьезный переплет - ее приговорили к виселице. Но снова вмешался кто-то достаточно могущественный, чтобы заменить этот приговор на штраф в 2000 фунтов, который был кем-то внесен, и помещение в больницу Бедлам, откуда Молл через пару лет вышла, "чудесно излечившись". В какой-то мере так оно и было. Чем Молл занималась до конца своей жизни, никто не знает. Возможно, просто вела спокойную жизнь (у нее стали припухать ноги), но это вряд ли. Скорее всего времена были такими, что даже она поняла необходимость не отсвечивать. Умерла Молл в 1659 году, только год не дотянув до реставрации монархии. Говорят, она распорядилась похоронить себя, положив в гробу лицом вниз, чтобы выбешивать этот мир и после своей смерти, как она выбешивала его при жизни. Правда или нет, но то, что великий поэт Джон Мильтон написал на ее смерть эпитафию - чистая правда:
"Here lies under this same marble
Dust for Time’s last sive to garble;
Dust to perplex a Sadducee,
Whether I rise a He or She,
Or two in one a single pair,
Nature’s sport, and now her care…"
@темы: Англия, Дамский вопрос
-
-
21.04.2025 в 21:44-
-
22.04.2025 в 00:17-
-
22.04.2025 в 02:02-
-
22.04.2025 в 06:43вот это личность! Жаль, что никто из знаменитых не взялся за роман. Оно прямо просится.
-
-
22.04.2025 в 11:23-
-
22.04.2025 в 12:58он-лайн перевод звучит гордо )))
google.com
читать дальше
yandex.ru
читать дальше
translate.ru
читать дальше
reverso.net
читать дальше
Саддукей (то, что упорно пишут сайт-переводчики)
читать дальше
и второе значение, что ближе по смыслу для текста
читать дальше
информация отсюда bibleword.info/symbol/s/823-saddukej.html
а теперь собрать всю эту абракадабру в логично-современно-понятное по смыслу и зарифмовать. Делов-то...
Переводчикам человеческим низкий поклон )))
-
-
22.04.2025 в 16:23Вне общества она была,
не зная ни добра, ни зла.
Когда же мир в огне сгорит,
овец и козлищ разделит,
Остынет пепел дня Суда –
ее судьба все та же, да.
И в вечности обречена
На одиночество она.
(Наталья Резанова)
-
-
22.04.2025 в 17:12Муравьиный лев, пьесу о ней ставят до сих пор периодически. Тот же "Глоб" и ставил несколько лет назад. Жаль, что не довелось увидеть, могу только представить, как они на такой теме начудили
Grissel, жизнь удалась))
TheMalcolm, спасибо
LenaElansed, прелесть что за переводы
-
-
22.04.2025 в 20:20MirrinMinttu, ну, дык высокая поэзия ))))