Do or die
Бежит девушка на лыжах, едет парень на санях. Стал девушке предлагать: куда-де, красавица, путь держишь, да садись – прокачу... Ну, ритуал с тех пор не изменился. Последствия, впрочем, тоже. читать дальшеДевушка ему сначала:
"Смерть пускай к тебе садится,
пусть ложится хворь
на шкуры!"
Куллервойнен, Калервойнен,
останавливает лошадь,
складывает рот красиво,
просит девицу учтиво:
"Сядь, красавица, в кошевку,
красота земли, - в повозку!"
Так ответила девица,
сапожок красивый молвил:
"Пусть в кошевку сядет Туони,
в сани Мана заберется!"
Препирались они так довольно долго. Странное дело, что девица ругаться-то ругалась, презреньем обливала, да только все вокруг круги нарезала. Добегалась... Подхватил ее парень, да и закинул в свою повозку. Дева сначала скандалить стала, силовой разборкой угрожать, но тут парень
крышку поднял расписную.
Серебром хвалиться начал,
расстилать сукна отрезы,
с золотой каймой чулочки,
серебром расшитый пояс.
Девицу прельстили ткани,
деньги замутили разум,
серебро пленило деву,
золото заворожило.
Куллервойнен, Калервойнен,
старца сын в чулочках синих,
обвораживает деву,
обольщает, обнимает,
груди трогает рукою,
вожжи дергает другою.
Приголубил так девицу,
оловянную застежку,
под кошмой, расшитой медью,
на пятнистой шкуре мягкой.
А потом пришло время и о жизни поговорить, познакомиться. Рассказала девушка, как пошла когда-то ягоды собирать, да заблудилась. И взяла ее хозяйка чащи в свою свиту, заказала навеки дорогу домой. Рассказал и Куллерво о жизни своей. Побледнела девушка, поняла, что с братом родным ночь провела. Выскочила она из саней, и бросилась в реку. Тут только и до Куллерво дошло:
"До чего же я несчастный,
до чего же горемычный:
обольстил сестру родную,
дочку матери испортил.
Ой, отец, ой, мать родная,
родичи мои, скажите,
для чего меня создали,
принесли на свет, бедняжку?
Лучше было б не рождаться,
не рождаться, не являться,
не бывать на этом свете,
на земле не жить и вовсе.
Смерть неправильно решила,
поступила неразумно,
что младенцем не сгубила,
не убила в ночь вторую".
Приехал домой Куллерво, растерзанный, стыдои и горем убитый. Руки на себя хотел наложить, да мать не разрешила.
Не стремись, мой сын
родимый,
в глотку воющего волка,
в пасть ревущего медведя,
не стремись к киту в утробу,
в пасть к морской
зубастой щуке,
велики просторы Суоми,
широки пределы Саво -
там легко укрыться мужу,
пережить позор великий,
пять и шесть годов скрываться,
может быть, и целых девять.
Принесет прощенье время,
годы боль твою ослабят".
Только от себя ведь не спрячешься, и свой позор не переживешь. Решил Куллерво лучше в битве дни свои закончить. Решил он пойти войной на дядю своего.
Мать, как водится, причитала, на войну не отпускала, о кружке воды в старости говорила, да тяжко вздыхала. Отвечал ей сыночек любимый, новообретенный в том духе, что не волнует его судьба родных. Знать, лгал Куллерво, что мстить дяде за отца с матерью хочет. Просто ничего он больше не умел и не хотел уметь, как убивать и разрушать все, к чему прикоснется.
Только и самым последним изгоям тоже хочется, чтобы кто-то о них думал, чтобы кому-то было до них дело.
Пошел Куллерво к отцу.
"Батюшка, прощай, родимый!
Ты заплачешь ли, услышав,
что скончался я внезапно,
что ушел из этой жизни,
из родного рода выбыл?"
Так отец ему ответил:
"Не заплачу я, услышав,
что скончался ты внезапно:
сделаем другого сына,
лучше этого намного,
сына прежнего умнее".
Рассердился Куллерво на такие речи.
"Да и я не зарыдаю,
о твоей услышав смерти.
Сам слеплю отца такого:
рот из глины, лоб из камня,
вместо глаз - с болота клюква,
борода - из трав усохших,
ноги - из развилки ивы,
из гнилой осины - тело".
С братом поговорил Куллерво, тот же вопрос ему задал.
Так родимый брат ответил:
"Не заплачу я, услышав,
что скончался ты внезапно:
нового добудем брата,
брата старого получше,
прежнего вдвойне красивей!"
Не лучше прошел и разговор с сестрой младшей.
Так ответила сестрица:
Не заплачу я, услышав,
что скончался ты внезапно:
брата нового добудем,
брата этого получше,
прежнего умней намного".
Так и ушел из дома Куллерво. Никому он нигде ко двору не пришелся. Долго шел он к Унтамоле, по дороге вести к нему приходили. Равнодушным остался Куллерво к вести о смерти отца. Не потрясла его смерть брата, не заплакал об умершей сестре. Только о смерти матери пожалел Куллерво:
"Горе, горе мне, бедняге,
матушка моя скончалась,
та, что мне кроила полог,
одеяльце вышивала,
из кудели нить крутила,
с веретенцем управлялась.
Не было меня с ней рядом,
как родная умирала.
То ль от холода замерзла,
то ль от голода угасла?
Вы покойницу обмойте
привозным из Саксы мылом,
в саван шелковый оденьте,
в полотняные одежды!
Лишь потом везите в калму,
лишь потом заройте в землю,
с причитаньями везите,
в яму с воплями спустите!
Не могу еще вернуться:
не отмщен покуда Унто,
не погублен муж коварный,
жалкий муж не уничтожен".
Уничтожил Куллерво дядю своего, остались от Унтамолы только окровавленные трупы и дымящиеся развалины. Пусто стало Куллерво, холодно ему стало. Пришел он к дому отчему – холоден очаг, не скрипят половицы, пуста лодка у причала. Только старый черный пес от всей семьи остался. И сам Куллерво. Пошел он, куда глаза глядят, а сердце привело его на поляну, где обесчестил он свою сестру. Ни цветочка не росло на этой поляне, ни травинки. Засохли деревья вокруг поляны. Взял тогда Куллерво свой меч, которым столько людей уничтожил.
меч свой вертит, изучает,
спрашивает, вопрошает,
от меча услышать хочет,
не желает ли железный
плоти грешника отведать,
виноватой выпить крови.
Понял меч героя мысли,
разгадал желанье мужа,
произнес слова такие:
"Почему бы не отведать,
не откушать грешной плоти,
не попить преступной крови?
Ем же плоть и невиновных,
пью и кровь совсем невинных!"
Воткнул Куллерво меч рукоятью в землю, и упал на вечно голодную сталь грудью. Так умер Куллерво, который много страдал, и который принес в мир много страданий.
(история Куллерво стоит в Калевале несколько особняком, но она стала темой для массы ислледований, размышлений и многих образов. Считается, что Толкиен взял эту историю за основу истории Турина Турамбара, и Майкл Мурдкок - для Эрика из Мельнибонэ. История Куллерво закончена, но продолжение Калевалы следует)
Пожалуй, самое знаменитое изображение Куллерво работы Галлен-Каллела
Нашла в сети изображение Турина, которое по духу и вправду очень похоже на картину Галлен-Каллела
И не могу удержаться от соблазна познакомить с таким вот карамельным Эриком работы Janet J.E. Chui
"Смерть пускай к тебе садится,
пусть ложится хворь
на шкуры!"
Куллервойнен, Калервойнен,
останавливает лошадь,
складывает рот красиво,
просит девицу учтиво:
"Сядь, красавица, в кошевку,
красота земли, - в повозку!"
Так ответила девица,
сапожок красивый молвил:
"Пусть в кошевку сядет Туони,
в сани Мана заберется!"
Препирались они так довольно долго. Странное дело, что девица ругаться-то ругалась, презреньем обливала, да только все вокруг круги нарезала. Добегалась... Подхватил ее парень, да и закинул в свою повозку. Дева сначала скандалить стала, силовой разборкой угрожать, но тут парень
крышку поднял расписную.
Серебром хвалиться начал,
расстилать сукна отрезы,
с золотой каймой чулочки,
серебром расшитый пояс.
Девицу прельстили ткани,
деньги замутили разум,
серебро пленило деву,
золото заворожило.
Куллервойнен, Калервойнен,
старца сын в чулочках синих,
обвораживает деву,
обольщает, обнимает,
груди трогает рукою,
вожжи дергает другою.
Приголубил так девицу,
оловянную застежку,
под кошмой, расшитой медью,
на пятнистой шкуре мягкой.
А потом пришло время и о жизни поговорить, познакомиться. Рассказала девушка, как пошла когда-то ягоды собирать, да заблудилась. И взяла ее хозяйка чащи в свою свиту, заказала навеки дорогу домой. Рассказал и Куллерво о жизни своей. Побледнела девушка, поняла, что с братом родным ночь провела. Выскочила она из саней, и бросилась в реку. Тут только и до Куллерво дошло:
"До чего же я несчастный,
до чего же горемычный:
обольстил сестру родную,
дочку матери испортил.
Ой, отец, ой, мать родная,
родичи мои, скажите,
для чего меня создали,
принесли на свет, бедняжку?
Лучше было б не рождаться,
не рождаться, не являться,
не бывать на этом свете,
на земле не жить и вовсе.
Смерть неправильно решила,
поступила неразумно,
что младенцем не сгубила,
не убила в ночь вторую".
Приехал домой Куллерво, растерзанный, стыдои и горем убитый. Руки на себя хотел наложить, да мать не разрешила.
Не стремись, мой сын
родимый,
в глотку воющего волка,
в пасть ревущего медведя,
не стремись к киту в утробу,
в пасть к морской
зубастой щуке,
велики просторы Суоми,
широки пределы Саво -
там легко укрыться мужу,
пережить позор великий,
пять и шесть годов скрываться,
может быть, и целых девять.
Принесет прощенье время,
годы боль твою ослабят".
Только от себя ведь не спрячешься, и свой позор не переживешь. Решил Куллерво лучше в битве дни свои закончить. Решил он пойти войной на дядю своего.
Мать, как водится, причитала, на войну не отпускала, о кружке воды в старости говорила, да тяжко вздыхала. Отвечал ей сыночек любимый, новообретенный в том духе, что не волнует его судьба родных. Знать, лгал Куллерво, что мстить дяде за отца с матерью хочет. Просто ничего он больше не умел и не хотел уметь, как убивать и разрушать все, к чему прикоснется.
Только и самым последним изгоям тоже хочется, чтобы кто-то о них думал, чтобы кому-то было до них дело.
Пошел Куллерво к отцу.
"Батюшка, прощай, родимый!
Ты заплачешь ли, услышав,
что скончался я внезапно,
что ушел из этой жизни,
из родного рода выбыл?"
Так отец ему ответил:
"Не заплачу я, услышав,
что скончался ты внезапно:
сделаем другого сына,
лучше этого намного,
сына прежнего умнее".
Рассердился Куллерво на такие речи.
"Да и я не зарыдаю,
о твоей услышав смерти.
Сам слеплю отца такого:
рот из глины, лоб из камня,
вместо глаз - с болота клюква,
борода - из трав усохших,
ноги - из развилки ивы,
из гнилой осины - тело".
С братом поговорил Куллерво, тот же вопрос ему задал.
Так родимый брат ответил:
"Не заплачу я, услышав,
что скончался ты внезапно:
нового добудем брата,
брата старого получше,
прежнего вдвойне красивей!"
Не лучше прошел и разговор с сестрой младшей.
Так ответила сестрица:
Не заплачу я, услышав,
что скончался ты внезапно:
брата нового добудем,
брата этого получше,
прежнего умней намного".
Так и ушел из дома Куллерво. Никому он нигде ко двору не пришелся. Долго шел он к Унтамоле, по дороге вести к нему приходили. Равнодушным остался Куллерво к вести о смерти отца. Не потрясла его смерть брата, не заплакал об умершей сестре. Только о смерти матери пожалел Куллерво:
"Горе, горе мне, бедняге,
матушка моя скончалась,
та, что мне кроила полог,
одеяльце вышивала,
из кудели нить крутила,
с веретенцем управлялась.
Не было меня с ней рядом,
как родная умирала.
То ль от холода замерзла,
то ль от голода угасла?
Вы покойницу обмойте
привозным из Саксы мылом,
в саван шелковый оденьте,
в полотняные одежды!
Лишь потом везите в калму,
лишь потом заройте в землю,
с причитаньями везите,
в яму с воплями спустите!
Не могу еще вернуться:
не отмщен покуда Унто,
не погублен муж коварный,
жалкий муж не уничтожен".
Уничтожил Куллерво дядю своего, остались от Унтамолы только окровавленные трупы и дымящиеся развалины. Пусто стало Куллерво, холодно ему стало. Пришел он к дому отчему – холоден очаг, не скрипят половицы, пуста лодка у причала. Только старый черный пес от всей семьи остался. И сам Куллерво. Пошел он, куда глаза глядят, а сердце привело его на поляну, где обесчестил он свою сестру. Ни цветочка не росло на этой поляне, ни травинки. Засохли деревья вокруг поляны. Взял тогда Куллерво свой меч, которым столько людей уничтожил.
меч свой вертит, изучает,
спрашивает, вопрошает,
от меча услышать хочет,
не желает ли железный
плоти грешника отведать,
виноватой выпить крови.
Понял меч героя мысли,
разгадал желанье мужа,
произнес слова такие:
"Почему бы не отведать,
не откушать грешной плоти,
не попить преступной крови?
Ем же плоть и невиновных,
пью и кровь совсем невинных!"
Воткнул Куллерво меч рукоятью в землю, и упал на вечно голодную сталь грудью. Так умер Куллерво, который много страдал, и который принес в мир много страданий.
(история Куллерво стоит в Калевале несколько особняком, но она стала темой для массы ислледований, размышлений и многих образов. Считается, что Толкиен взял эту историю за основу истории Турина Турамбара, и Майкл Мурдкок - для Эрика из Мельнибонэ. История Куллерво закончена, но продолжение Калевалы следует)
Пожалуй, самое знаменитое изображение Куллерво работы Галлен-Каллела
Нашла в сети изображение Турина, которое по духу и вправду очень похоже на картину Галлен-Каллела
И не могу удержаться от соблазна познакомить с таким вот карамельным Эриком работы Janet J.E. Chui
@темы: Kalevala
-
-
29.10.2008 в 19:30-
-
29.10.2008 в 20:55-
-
29.10.2008 в 21:18