Do or die
Поскольку пятнадцатый век, особенно его конец, стали поворотным моментом в женской истории Англии, и часто причиной этому называется правление Ричарда Третьего, мне хочется привести рассуждения Дэвида Сантиса (David Santiuste, историк и проподаватель университета St. Andrew’s, Шотландия) об одном интересном документе времен Ричарда Третьего, о Proclamation for the Reform of Morals, и тех последствиях, к которым привело издание этой прокламации.
читать дальшеИзначально направленный против лидеров знаменитого Бэкингемского бунта, манифест был написан в октябре 1483 года, и клеймил бунтарей на основе их аморального поведения. С одной стороны, Ричард считал делом чести искоренять грех повсюду и везде, это было частью его официальной политики. С другой стороны, за этой политикой могли стоять глубоко личные аспекты. Флуд вокруг исторических личностей мой собственный, и академической ценности не имеет.
Учитывая то, путем каких интриг Ричарду удалось себя короновать, и какая непонятка до сих пор окружает историю его женитьбы, не говоря о предполагаемом убийстве племянников (в чем он был, как недавно подтвердилось, неповинен), политической необходимостью для него была какая-то четкая и простая идея, которая могла дать ему сторонников, и оправдать его честолюбие. Такой идеей стала концепция греха. Ричард вообще много говорил о грехе, и резко критиковал мораль Эдуарда Четвертого и его придворных, хотя в делах бел безупречно предан королю. Что говорит о его дальновидности: все дети Эдуарда были объявлены незаконными претендентами на престол, потому что брак Эдуарда с королевой Елизаветой был признан недействительным (он был заключен тайно, с минимумом свидетелей).
Эдуард Четвертый вообще не был известен своей верностью, любовниц у него была масса, и самой скандально знаменитой из них была Джейн (Элизабет) Шор, которую тогда называли «самой веселой шлюхой королевства». Оффтопом не могу не сказать, что когда Джейн, позже, уже при Ричарде Третьем, попала в суд за свое скандальное поведение, судья влюбился в нее насмерть, и сделал ей предложение руки и сердца честь по чести. Для осуществления брака, Джейн сначала надо было освободить из тюрьмы. Король Ричард женщину освободил на поруки ее отцу, но написал канцлеру, что судью нужно от такого брака отговорить. Судья, Томас Лином, тем не менее на Джейн женился, и у них была одна дочь. Судья потерял место за ослушание, конечно, но быстро сделал карьеру, когда король Генрих сменил короля Ричарда.
Возвращаясь к прокламации Ричарда о морали. Если кто-то полагает, что король издавал указы просто так, то это неправильно. Указы короля должны были убеждать подданных, а не только приказывать. А для того, чтобы людей убедить, нужно, чтобы слова указа упали на подготовленную уже общественным мнением почву.
При Эдуарде Четвертом произошли изменения вообще в написании самих прокламаций. Если раньше официальным языком была латынь, то Эдуард ввел английский контекст. Если раньше каждый шериф мог толковать дворцовую латынь в меру скоего понимания и собственных интересов, то теперь прокламации писались сочным, эмоциональным английским языком, который понимали все. Как утверждают, полушутя, историки, в этом-то и кроется успех пропаганды йоркистов. Злые языки говорили, что когда у ланкастерцев была возможность захватить Лондон, они этого не сделали, замешкавшись с составлением латинскоязычных указов.
Ричард Третий продолжил оказавшуюся столь успешной практику, поэтому его прокламация реформы морали тоже была написана так, что ее мог понять любой подданый. Он пишет, что издает указ «...имея полную уверенность и доверие в том, что все притеснители и мучители его подданных, ужасные прелюбодеи и непристойные негодяи, вызывающее величайшее отвращение и негодование Бога, должны быть направлены на путь добродетели и правды». Далее следует лист «притеснителей и мучителей», который возглавляет, опережая даже Бэкингема, "Томас Маркиз" (Томас Грей), сын королевы Елизаветы от ее первого брака. Семья Елизаветы, Вудвиллы, были невероятно влиятельны при Эдуарде, и Ричард постарался физически уничтожить тех Вудвиллов, которых мог достать, то сэр Томас бежал, бежал к врагу Ричарда, Генриху Тюдору, и был вне пределов досягаемости.
В чем же обвиняет сэра Тома Ричард? Вовсе не в политических преступлениях, а в том, что этот «предатель», «не боящийся Бога даже ради спасения своей души, многих девиц, вдов и жен бесчестно и бесстыдно растерзал, обесчестил и обманул, и содержал бесстыдную и разгульную женщину, по имени Шор, как свою сожительницу». Да-да, веселая Джейн имела в дружках не только короля Эдварда. Далее следуют и другие враги короля Ричарда, список которых потом пополнялся в каком-то количестве в течение последующих двух лет.
Заканчивается прокламация призывом поднять мораль и проклясть грех во имя спокойствия и безопасности простых подданых королевства. Чисто политический жест, но там, среди «простых подданных», которых политические интриги интересовали постольку, поскольку затрагивали их собственное бытие, указ был воспринят именно как призыв к строгости морали со всеми последствиями. Винты машины моральной толерантности начали потихоньку закручиваться.
Насколько обвинения двора короля Эдуарда Четвертого в том, что при их режиме ни одна леди или служанка, жена, девица или вдова, не могли чувствовать себя защищенными от сексуальных поползновений, были обоснованы? Если верить современнику-итальянцу Доминику Манчини, основания были. Он ужасается поведению короля, который жил от одной связи до другой, а то имел несколько сразу, женясь и «разжениваясь». Манчини уточняет, что хотя среди любовниц короля были женщины и низкого, и высокого рода, ни одна из них не была, собственно, принуждена к связи. Принуждение начиналось позже, когда король сталкивал надоевшую любовницу кому-то из придворных, чего многие женщины не хотели.
Надо сказать, что Ричард не мог быть по-настоящему шокирован свободой нравов при дворе короля Эдварда. Все королевские дворы того времени жили более или менее по одному образцу сексуальной свободы. Было вполне обычным делом, что придворные содержали проституток, да и к сексу с придворными дамами относились без порицания. Придворные ритуалы вообще были наэлектризованы сексуальностью, мужчины и женщины в придворной жизни не держались вдали друг от друга, флирт был открытым. Возможно, часть придворных связей была парасексуальной, особенно со стороны молодых женщин, но не были редкостью и обычные адьюльтеры. Взять ту же Елизавету Ланкастерскую, которая была обручена с лордом Пембруком, но, прибыв ко двору жениха, влюбилась в его коннетабля Холланда, забеременела от него, и вышла замуж не за Пембрука, а за Холланда. Эта связь закончилась респектабельным браком, но большинство адьюльтеров вовсе не приводили к разводам и новым бракам.
Помимо чисто политических причин, Ричард мог стать одержимым понятием греха по двум причинам, как минимум. Во-первых, его собственная сексуальная жизнь, во-вторых, популярное в средние века мнение, что чрезмерное увлечение женщинами и сексом приводит к «оженоподобливанию» мужчин, нанося непоправимый вред их здоровью и приводя к утрате воинской доблести ( см. Erec and Enide Кретьена де Троя, где Эрик верен, конечно, своей жене, но за радостями супружеской жизни совсем теряет интерес к турнирам и битвам). Манчини пишет, что Ричард был абсолютно уверен в том, что смерть короля Эдварда была прямым последствием его разгульного образа жизни.
Уже в первые месяцы правления Ричарда, в Лондоне произошли массовые нападения на проституток, «чтобы выжечь гнездо вонючего и ужасного греха разврата». Можно с достаточной уверенностью сказать, что эти преследования проституток не происходили по прямому приказу Ричарда, ему просто было не до того. К тому же, весь пятнадцатый век в Англии отмечен волнами попыток искоренить грех и укрепить мораль как в Лондоне, так и в других городах. Например, в 1474 году мэр Лондона обосновывал арест Джона Дени за развратное поведение с таким вот красноречием: «как вороны и стервятники инстинктом своей натуры притягиваются к местам, где лежат трупы, так развратника тянут к себе дома разврата с их мерзостью греха, сопутствующего убийствам, грабежам, уголовным преступлениям, сутяжничеству и другим дурным деяниям, что противны здоровью, миру и порядку в королевстве».
В наше время много говорится о двойной морали патриархального общества вообще и средневекового общества в частности, но историки Шэннон МакШаффи и Стефани Тарбин отрицают существование этого двойного стандарта, основываясь на документах, подтверждающих позицию Ричарда, что человек, имеющий власть, должен обладать ясными понятиями о морали и хорошим самоконтролем. В Ковентри, например, в 1492 году был издан указ, что любой горожанин, уличенный в блуде, адьюльтере и ростовщичестве должен быть немедленно изгнан с занимаемого поста и объявлен персоной нон-гранта в приличном обществе.
Поэтому обвинения Ричарда Третьего в том, что он повинен в ухудшении социального положения женщины в обществе, не вполне справедливы. Скорее выглядит так, что понятия о морали и аморальности у Ричарда совпали с теми, которые уже сформировались к тому времени в обществе. И дело было вовсе не в женщинах, а именно в мужчинах. Из архива Паттонов известен донос пятнадцатого века о том, что Вильгельм Паттон имел привычку наезжать к своей замужней любовнице в Лондон, да еще и ставить вооруженного стража у дверей, чтобы им не помешали. Несомненно, что и сэра Томаса Ричард в своей Прокламации не оговорил. Не вызывает также сомнений, что благородные лорды рассматривали города, как поле охоты на женщин, и что горожане-мужчины были сыты этим по горло.

читать дальшеИзначально направленный против лидеров знаменитого Бэкингемского бунта, манифест был написан в октябре 1483 года, и клеймил бунтарей на основе их аморального поведения. С одной стороны, Ричард считал делом чести искоренять грех повсюду и везде, это было частью его официальной политики. С другой стороны, за этой политикой могли стоять глубоко личные аспекты. Флуд вокруг исторических личностей мой собственный, и академической ценности не имеет.

Учитывая то, путем каких интриг Ричарду удалось себя короновать, и какая непонятка до сих пор окружает историю его женитьбы, не говоря о предполагаемом убийстве племянников (в чем он был, как недавно подтвердилось, неповинен), политической необходимостью для него была какая-то четкая и простая идея, которая могла дать ему сторонников, и оправдать его честолюбие. Такой идеей стала концепция греха. Ричард вообще много говорил о грехе, и резко критиковал мораль Эдуарда Четвертого и его придворных, хотя в делах бел безупречно предан королю. Что говорит о его дальновидности: все дети Эдуарда были объявлены незаконными претендентами на престол, потому что брак Эдуарда с королевой Елизаветой был признан недействительным (он был заключен тайно, с минимумом свидетелей).

Эдуард Четвертый вообще не был известен своей верностью, любовниц у него была масса, и самой скандально знаменитой из них была Джейн (Элизабет) Шор, которую тогда называли «самой веселой шлюхой королевства». Оффтопом не могу не сказать, что когда Джейн, позже, уже при Ричарде Третьем, попала в суд за свое скандальное поведение, судья влюбился в нее насмерть, и сделал ей предложение руки и сердца честь по чести. Для осуществления брака, Джейн сначала надо было освободить из тюрьмы. Король Ричард женщину освободил на поруки ее отцу, но написал канцлеру, что судью нужно от такого брака отговорить. Судья, Томас Лином, тем не менее на Джейн женился, и у них была одна дочь. Судья потерял место за ослушание, конечно, но быстро сделал карьеру, когда король Генрих сменил короля Ричарда.

Возвращаясь к прокламации Ричарда о морали. Если кто-то полагает, что король издавал указы просто так, то это неправильно. Указы короля должны были убеждать подданных, а не только приказывать. А для того, чтобы людей убедить, нужно, чтобы слова указа упали на подготовленную уже общественным мнением почву.
При Эдуарде Четвертом произошли изменения вообще в написании самих прокламаций. Если раньше официальным языком была латынь, то Эдуард ввел английский контекст. Если раньше каждый шериф мог толковать дворцовую латынь в меру скоего понимания и собственных интересов, то теперь прокламации писались сочным, эмоциональным английским языком, который понимали все. Как утверждают, полушутя, историки, в этом-то и кроется успех пропаганды йоркистов. Злые языки говорили, что когда у ланкастерцев была возможность захватить Лондон, они этого не сделали, замешкавшись с составлением латинскоязычных указов.
Ричард Третий продолжил оказавшуюся столь успешной практику, поэтому его прокламация реформы морали тоже была написана так, что ее мог понять любой подданый. Он пишет, что издает указ «...имея полную уверенность и доверие в том, что все притеснители и мучители его подданных, ужасные прелюбодеи и непристойные негодяи, вызывающее величайшее отвращение и негодование Бога, должны быть направлены на путь добродетели и правды». Далее следует лист «притеснителей и мучителей», который возглавляет, опережая даже Бэкингема, "Томас Маркиз" (Томас Грей), сын королевы Елизаветы от ее первого брака. Семья Елизаветы, Вудвиллы, были невероятно влиятельны при Эдуарде, и Ричард постарался физически уничтожить тех Вудвиллов, которых мог достать, то сэр Томас бежал, бежал к врагу Ричарда, Генриху Тюдору, и был вне пределов досягаемости.
В чем же обвиняет сэра Тома Ричард? Вовсе не в политических преступлениях, а в том, что этот «предатель», «не боящийся Бога даже ради спасения своей души, многих девиц, вдов и жен бесчестно и бесстыдно растерзал, обесчестил и обманул, и содержал бесстыдную и разгульную женщину, по имени Шор, как свою сожительницу». Да-да, веселая Джейн имела в дружках не только короля Эдварда. Далее следуют и другие враги короля Ричарда, список которых потом пополнялся в каком-то количестве в течение последующих двух лет.
Заканчивается прокламация призывом поднять мораль и проклясть грех во имя спокойствия и безопасности простых подданых королевства. Чисто политический жест, но там, среди «простых подданных», которых политические интриги интересовали постольку, поскольку затрагивали их собственное бытие, указ был воспринят именно как призыв к строгости морали со всеми последствиями. Винты машины моральной толерантности начали потихоньку закручиваться.
Насколько обвинения двора короля Эдуарда Четвертого в том, что при их режиме ни одна леди или служанка, жена, девица или вдова, не могли чувствовать себя защищенными от сексуальных поползновений, были обоснованы? Если верить современнику-итальянцу Доминику Манчини, основания были. Он ужасается поведению короля, который жил от одной связи до другой, а то имел несколько сразу, женясь и «разжениваясь». Манчини уточняет, что хотя среди любовниц короля были женщины и низкого, и высокого рода, ни одна из них не была, собственно, принуждена к связи. Принуждение начиналось позже, когда король сталкивал надоевшую любовницу кому-то из придворных, чего многие женщины не хотели.

Надо сказать, что Ричард не мог быть по-настоящему шокирован свободой нравов при дворе короля Эдварда. Все королевские дворы того времени жили более или менее по одному образцу сексуальной свободы. Было вполне обычным делом, что придворные содержали проституток, да и к сексу с придворными дамами относились без порицания. Придворные ритуалы вообще были наэлектризованы сексуальностью, мужчины и женщины в придворной жизни не держались вдали друг от друга, флирт был открытым. Возможно, часть придворных связей была парасексуальной, особенно со стороны молодых женщин, но не были редкостью и обычные адьюльтеры. Взять ту же Елизавету Ланкастерскую, которая была обручена с лордом Пембруком, но, прибыв ко двору жениха, влюбилась в его коннетабля Холланда, забеременела от него, и вышла замуж не за Пембрука, а за Холланда. Эта связь закончилась респектабельным браком, но большинство адьюльтеров вовсе не приводили к разводам и новым бракам.
Помимо чисто политических причин, Ричард мог стать одержимым понятием греха по двум причинам, как минимум. Во-первых, его собственная сексуальная жизнь, во-вторых, популярное в средние века мнение, что чрезмерное увлечение женщинами и сексом приводит к «оженоподобливанию» мужчин, нанося непоправимый вред их здоровью и приводя к утрате воинской доблести ( см. Erec and Enide Кретьена де Троя, где Эрик верен, конечно, своей жене, но за радостями супружеской жизни совсем теряет интерес к турнирам и битвам). Манчини пишет, что Ричард был абсолютно уверен в том, что смерть короля Эдварда была прямым последствием его разгульного образа жизни.
Уже в первые месяцы правления Ричарда, в Лондоне произошли массовые нападения на проституток, «чтобы выжечь гнездо вонючего и ужасного греха разврата». Можно с достаточной уверенностью сказать, что эти преследования проституток не происходили по прямому приказу Ричарда, ему просто было не до того. К тому же, весь пятнадцатый век в Англии отмечен волнами попыток искоренить грех и укрепить мораль как в Лондоне, так и в других городах. Например, в 1474 году мэр Лондона обосновывал арест Джона Дени за развратное поведение с таким вот красноречием: «как вороны и стервятники инстинктом своей натуры притягиваются к местам, где лежат трупы, так развратника тянут к себе дома разврата с их мерзостью греха, сопутствующего убийствам, грабежам, уголовным преступлениям, сутяжничеству и другим дурным деяниям, что противны здоровью, миру и порядку в королевстве».
В наше время много говорится о двойной морали патриархального общества вообще и средневекового общества в частности, но историки Шэннон МакШаффи и Стефани Тарбин отрицают существование этого двойного стандарта, основываясь на документах, подтверждающих позицию Ричарда, что человек, имеющий власть, должен обладать ясными понятиями о морали и хорошим самоконтролем. В Ковентри, например, в 1492 году был издан указ, что любой горожанин, уличенный в блуде, адьюльтере и ростовщичестве должен быть немедленно изгнан с занимаемого поста и объявлен персоной нон-гранта в приличном обществе.
Поэтому обвинения Ричарда Третьего в том, что он повинен в ухудшении социального положения женщины в обществе, не вполне справедливы. Скорее выглядит так, что понятия о морали и аморальности у Ричарда совпали с теми, которые уже сформировались к тому времени в обществе. И дело было вовсе не в женщинах, а именно в мужчинах. Из архива Паттонов известен донос пятнадцатого века о том, что Вильгельм Паттон имел привычку наезжать к своей замужней любовнице в Лондон, да еще и ставить вооруженного стража у дверей, чтобы им не помешали. Несомненно, что и сэра Томаса Ричард в своей Прокламации не оговорил. Не вызывает также сомнений, что благородные лорды рассматривали города, как поле охоты на женщин, и что горожане-мужчины были сыты этим по горло.
@темы: Richard III
благородные лорды рассматривали города, как поле охоты на женщин, и что горожане-мужчины были сыты этим по горло. Это кажется убедительной причиной.Поэтому обвинения Ричарда Третьего в том, что он повинен в ухудшении социального положения женщины в обществе, не вполне справедливы. Да и я не вижу оснований для обвинения.)
Обелять Ричарда начали еще раньше, если мне не изменяет память, на рубеже 18-19 вв. Впрочем, романтики любили играть в подобные игры, чего стоит их интерес к "шекспировскому вопросу"
Кстати, в свете вышеизложенного забавно смотрится тот факт, что Ричард сам уже имел бастарда к моменту восшествия на престол.
Шекспир, паразит, опирался на записки "очевидца", а ему-то не все равно было, кого в чем обвинять? Мне на эту тему очень понравился роман Дж. Тея "Дочь времени". Как детектив расследует дело Ричарда, лежа в больнице.
Однако странно, что об женщине, с которой у Ричарда был серьезный роман, ровным счетом ничего неизвестно. Обычно имена фавориток королей и герцогов тайны не составляли, и история их отношений предавалась широкой огласке. Правда, мне встречалась статья, в которой утверждается, что возлюбленной Ричарда Глостера была шотландская дворянка Энн Донах.
Мимолетные связи не одно и то же, что серьезный роман.
Любовницы Эдуарда не только по именам известны, им еще и характеристики давали, - Джейн Шор, например, характеризовалась как "веселая" и "бесстыжая". Люси Вайт - "благочестивая". А если правда, что Эдуард был не особенно разборчив в своих сексуальных связях, то репутация бабника им вполне заслужена.
А что касается возлюбленной Ричарда, то точно не известно даже ее имя. Думаю, если у него был только один серьезный роман, это должно еще больше привлечь внимания к ее личности. Удивительно, что историки не интересуются этим эпизодом короля, он бы многое мог рассказать о нем как о человеке. А может, нарочно избегали всякого упоминания об этой леди, чтобы поддержать славу горбатого монстра, настолько уродливого, что с одним ни одна женщина не захочет вступить в любовную связь.
Остается сожалеть, что такая интересная страница жизни нашего героя как любовное увлечение остается тайной за семью печатями.
Джозефины Тей.