Елизавета и Дадли - "Leicester’s Commonwealth"

29 сентября 1584 года сэр Фрэнсис Уолсингем отправил Роберту Дадли встревоженное письмо: «Мой дорогой милорд, вчера я получил от лорда мэра пакет, в который был вложен клеветнический памфлет, направленный против вашей чести, беспрецедентно злодейский пасквиль». Речь шла об издании, напечатанном подпольно в Париже или Антверпене, под длиннейшим названием ”The Copy of a Letter Written by a Master of Art of Cambridge to his friend in London, concerning some talk passed of late between two worshipful and grave man about the present state, and some proceedings of the Earl of Leicester and his friends in England”.



В быту книга была названа просто ”Leicester’s Commonwealth”, и быстро стала бестселлером, выдержавшим многие издания. Как Book of Martyrs Фокса на века погубила репутацию Мэри Тюдор, так и Leicester’s Commonwealth на века полностью исказил все, чем был и что делал в своей непростой жизни Роберт Дадли. Постепенно на эти, далеко не объективные, издания стали ссылаться, как на авторитетные источники, и правда, в конце концов, забылась.

Анализ содержания пасквиля здесь:
en.wikipedia.org/wiki/Leicester's_Commonwealth и в книге Скидмора идентичны, просто слово в слово, так что не знаю, кто написал его первым, но пересказывать не буду. Пасквиль заклеймил Дадли как распутника, заговорщика, предателя, убийцу, фальсификатора, отравителя, растлителя и т.д., и т.п. Он настолько личен, что для службы безопасности не составило труда проследить и источник большей части информации, и, с достаточной степенью точности, автора, и даже заказчика.

Разумеется, пасквиль был немедленно запрещен, причем самой высшей инстанцией: самой королевой. Она отчитала администрацию Лондона за то, что под ее носом распространяются подобные издания, и объявила, что содержание пасквиля не имеет ничего общего с правдой, и направлен на подрыв репутации графа. Но сам Лейчестер на пасквиль практически не отреагировал. У него только что умер сын, что авторы книжонки объявили Божьей карой, и сил реагировать на инсинуации врагов у него не было. Приватно он, конечно, выразил желание шею автору свернуть, но, как координатор службы безопасности, Роберт прекрасно знал, что Leicester’s Commonwealth протаскивают даже в Тауэр. «В наши опасные дни кто может избежать бесстыдных и лживых слухов? Что касается меня, то я верю, что Бог даст мне милость жить в страхе Божьем, быть преданным моему суверену и честным к миру. С этим я переживу любую клевету».

Племянник графа, Филип Сидни, воспринял появление чернящего его обожаемого дядюшку пасквиля куда как более персонально. Он безмерно уважал Роберта за его службу на благо королевства, за его жертвы во имя этой службы, за то, что он возродил дом Дадли. И оставить деяние злоумышленников безнаказанным он не собирался. Сэр Филип считал, что цель у пасквиля была одна: укусить с такой силой, чтобы уж шрам-то наверняка остался, даже когда сама рана заживет. Он имел свои подозрения относительно авторства, и вызвал пасквилянта на дуэль, полагая, что эта личность к такому вызову безразличной не останется. Напрасно. Вызов остался не принятым.

Филип Сидни

Уолсингем расследовал дело по своим каналам. Сначала он полагал, что идея возникла в окружении Марии Стюарт и была подхвачена католиками в своих целях. Позднее, когда иезуита Парсонса поймали, выяснилось, что католики только ухватились за шанс охаять убежденного протестанта, каким был Лейчестер, и лично падре только распространял пасквиль. Одному из лучших агентов сэра Фрэнсиса (Томасу Роджерсу) удалось отследить, где в Париже находится склад, содержащий более тысячи экземпляров: в особняке графа Арунделла. Это прояснило все дело.

Чарльз Арунделл был, можно сказать, кровным врагом семейства Дадли, поскольку его отец, сэр Томас Арунделл, был казнен в годы правления короля Эдуарда VI не без содействия отца Роберта Дадли, герцога Нортумберленда. Эта казнь привела к тому, что Чарльз был воспитан среди Говардов, из которых была его мать, и был воспитан католиком. В родне у него был и Эдвард де Вер, граф Оксфорд, и казненный герцог Норфолк, и незабвенная Дуглас Шеффилд. Через Дуглас и была собрана большая часть сплетен и грязи, вошедших в пасквиль как факты.

Помимо старых счетов, были новые камни преткновения. Оксфорд, Арунделл и Сассекс были сторонниками брака Елизаветы с Алансоном. Дадли и Сидни – противниками. Оксфорд выкрутил для себя женитьбу на Анне Сесил, как более старший по титулу, хотя руки девушки искал Сидни. Более того, Оксфорд обращался с женой скверно, что вызывало у Сидни весьма недобрые чувства. И Оксфорд, и Сидни были еще и поэтами, и конкурентами на этой стезе. Стиль друг друга они знали прекрасно, поэтому Сидни не сомневался, что написал пасквиль именно Оксфорд.

Эдвард де Вер, граф Оксфорд

Сам Дадли, так мало переживавший относительно пасквиля, пересекся с Оксфордом еще в 1581 году: ему необходимо было выяснить, какие группировки стоят за определенной активностью католического подполья. Неизвестно как, но ему удалось Оксфорда расколоть. Тот признался, что вместе с Арунделлом и Генри Говардом сотрудничал с французскими католиками. Целью их было, не больше и не меньше, повторить Варфоломеевскую ночь в Англии, вырезав протестантов, начиная с королевы. И таки да, Мария Стюарт была активной стороной в этом заговоре.

Дадли выдвинул дело в королевский суд. Арунделл и Говард немедленно укрылись в испанском посольстве, откуда потоки грязи полились уже на Оксфорда. В частности, Арунделл утверждал, что Оксфорд – мужеложец, и что он лично застукал графа и поэта с пажом в компрометирующих обстоятельствах. Затем Арунделл обвинил Оксфорда в планировании убийств протестантов, и многих других грехах, очень схожих с теми, которые перечислялись потом в Leicester’s Commonwealth. Тогда, в 1581 году, делу официального хода не дали, решив понаблюдать за фигурантами. Именно таким образом служба безопасности справилась с заговором Трогмортона в 1583 году, но Арунделлу удалось бежать во Францию.

Оксфорд был действительно по уши запутан в появлении пасквиля. Видимо, не мог простить Дадли того, что из-за действий службы безопасности его собственная жизнь и слабости стали всеобщим достоянием. Он лично дал Арунделлу 500 фунтов, чтобы тот собрал доказательства того, что Дадли отравил графа Эссекса и спланировал убийство своей жены Эми в 1560 году. Аренделл же посетил в Париже свою родственницу Дуглас, и сделал из ее слов вывод, что Дадли был на ней женат.

А ведь Уолсингем предупреждал Дуглас и ее мужа, что не стоит им принимать у себя «кузена» Арунделла. Но Дуглас была зла на Дадли, а у Стаффорда были в деле свои интересы, за которые ему неплохо платили и французы (Генри де Гиз), и испанцы (через Мендозу). Не стоит строго судить Дуглас. Судя по всему, она вовсе не была законченной идиоткой. Если уж Екатерина Медичи перестроили по ее совету устройство двора своего сына-короля, то это о чем-то говорит. Дуглас была не первой и не последней женщиной, решившей, что рождение ребенка превратит доброго любовника в заботливого мужа. По-видимому, то, что получилось в результате, воспринималось ею лично большим позором. И кого она винила? Конечно, коварного любовника. А тут появляется кузен Чарльз, охотно выслушивающий ее сетования.

Со Стаффордом сложнее. Несомненно, ему отчаянно были нужны деньги. Быть послом в Париже было престижно, но дорого, а платить своим служащим Елизавета не считала нужным. Тем не менее, Стаффорд сливал довольно важную информацию испанцам, и давал доступ к посольской корреспонденции французам, а это уже было предательством. Трудно сказать, почему его особенно не беспокоили и даже не наказали позже, после отзыва. То ли Дуглас пожалели, то ли незадачливый Стаффорд использовался Уолсингемом (сам того не зная), как канал тонкой дезинформации.

Таким образом, автором пасквиля Leicester’s Commonwealth был граф Оксфорд, информацию собирал по его заказу Чарльз Арунделл, а источником была экс-любовница Дадли Дуглас Шеффилд. Право, стоит ли черпать «историческую правду» из такого мутного потока?

Но Leicester’s Commonwealth содержит и другую часть, куда как более благодатную для домыслов и пересудов: как умерла первая жена Роберта Дадли? Более того, за данным пасквилем последовал другой, Letter of Estate (www.oxford-shakespeare.com/Leicester/Letter_Est...), и, в марте 1586 года, третий, Flores Calvinistici. И, поскольку все любят читать и говорить гадости о сильных мира сего, постепенно возникла история о том, как амбитный и безжалостный граф, сын и внук казненных за их злодеяния предателей, убил свою кроткую жену, чтобы стать королем Англии. Так что сводным томом всех трех пасквилей вполне можно считать «Кенилворт» Вальтера Скотта. О праве художника на вымысел можно спорить бесконечно, но что-то, все-таки, было в смерти Эми Робсар такое, от чего невозможно просто отмахнуться вердиктом «несчастный случай».

---

Просто так

"Ария"

Перечитываю Глушановского отдыха для, и решила послушать "Арию". Не поняла еще, нравится или нет.





Симпатичненький демотиватор, по-моему.

@темы: "музыка"

---

Елизавета и Дадли - занавес

За Алансона, приезжавшего в Лондон еще раз, Елизавете выйти не дали. Дадли продолжал категорически сопротивляться этому союзу из опасения за здоровье королевы, Седлер – считая, что никой беременности по причине возраста невесты не получится, но она превратиться в заброшенную старую жену при муже, только вступающем в лучшие годы, что сделает ее предметом насмешек повсюду. А это ударило бы и по престижу королевства. Остальные выразили готовность рассмотреть желание королевы относительно предмета, и вынести решение во славу достоинства ее и ее королевства. Елизавета сама поняла, что брака с французским католиком ей не простят.



Неизвестно, насколько понял это сам Алансон, потому что переговоры о браке тянулись до самой смерти герцога от лихорадки в 1584 году. К тому моменту они превратились из романса в политику. Во всяком случае, когда он уезжал после второго визита, королева знала, что больше они не увидятся:

“Печалюсь я, но мне мой долг велит
Любовь под маской ненависти скрыть,
Боль затаить, спокойной быть на вид
И слова лишнего не проронить.
Я есмь, и нет меня. В огне я коченею.
Я уж не я, коль быть собой не смею.

Как тень моя, всегда любовь со мной.
Играет в прятки, в руки не идет,
Не отпускает, манит за собой,
Забыть хочу — забвенья не дает.
Коль я жива — любить его должна.
Избавит от любви лишь смерть одна.

О, пощади! О жалости молю.
О, будь добрей или совсем убей!
Пока живу, пока люблю, — скорблю.
Избавь от жизни или от скорбей!
Пошли мне счастье, чтобы жизнь спасти,
Иль дай забвенье в смерти обрести»

(”On Monsieur’s Departure”)

Вроде, именно этот портрет является работой Хиллиарда, но меня смущает фон: мастер Николас практически все делал на голубом фоне.

У нее будут другие фавориты: Уолтер Рейли, Джон Харингтон, даже пасынок Дадли Роберт Деверос. Она не перестанет отличать своего друга финансово, давая ему наиболее престижные в дворцовой иерархии посты, от самого престижного из которых он откажется. Они не прервут переписку. Но легко можно себе представить, как сильно изменились их отношения. Роберт стал семейным человеком, просто служащим на благо королевства и королевы. Елизавета осталась очень одинокой женщиной, сполна заплатив ту цену, которую требует власть.

сэр Роберт Дадли

Он умер утром 4 сентября 1586 года. Она, узнав об этом, заперлась в своих покоях на несколько дней, пока двери не выломали по приказу Сесила. Два месяца она была совершенно неадекватна. Не реагировала, не отвечала, не позволяла никому быть рядом, не принимала участия в делах. И никогда, никогда не обсуждала свои чувства ни с кем, даже с теми, в чьих соболезнованиях не было неискренности. Элизабет трансформировалась в Глориану, через сверкающий панцирь которой ни одно искреннее чувство не проникало в сердце.



«Как тень моя, всегда любовь со мной. Играет в прятки, в руки не идет…» О ком ты писала, несчастная женщина, поверившая в то, что королеве пристало любить только принца? «Я уж не я, коль быть собой не смею»…

@темы: Elisabeth I

---

Елизавета и Дадли - тайное становится явным

Меланхолия Елизаветы объяснялась просто. Ей было 45 лет, и рой потенциальных женихов вокруг ее трона значительно поредел. Уж очень сомнительно было получить от дамы такого возраста наследника, а без наследника ни один иностранный регент на английском троне не удержался бы. Опять же, долгом каждого короля было обеспечить продолжение своей династии, укрепление политических интересов. Потратить годы и усилия ужиться с властной женщиной и влиятельным правительством без результата? Это было бы слишком неблагодарной задачей.

В такой ситуации настойчивость Екатерины Медичи выдать хоть одного из своих сыновей за Елизавету не могла не принести плоды. Алансону, младшему, исполнилось 24 года, и это делало брачные проекты менее абсурдными, хотя королева оставалась дамой вдвое старше. С политической точки зрения, брак с французским принцем дорогого стоил для протестантской страны, на королеву которой Римом была объявлена официальная охота. И еще один немаловажный момент: французы не видели никаких препятствий к тому, чтобы жених сам появился перед предполагаемой невестой.

Бедняжка Елизавета никогда не видела ни одного иностранного принца из тех, чьи послы ее осаждали годами. Филипп не считается. Он, собственно, был просто готов пожертвовать собой во славу империи Габсбургов, если это совершенно необходимо, так что всерьез их брак с Елизаветой никогда не обсуждался. Поэтому появление Алансона не могло не быть триумфальным, даже если бы он был менее очаровательной личностью. Казалось бы, в чем проблема? Ведь советники Елизаветы пытались выдать ее замуж уже пару десятилетий уговорами и угрозами. Почему же практически никто, кроме Сесила, не выказал энтузиазма?

Часть лордов продолжала быть за союз с Габсбургами. Дадли был в ужасе от перспектив возможной беременности королевы, которая, как он был уверен, просто сведет ее в могилу. Сесил писал, что женщины в возрасте Елизаветы и даже старше рожают вполне благополучно. Дадли, то ли более образованный, то ли более осведомленный об особенностях женской анатомии, просто отправился к королеве с прямым вопросом: девица она или женщина? Потому что женщина 45 лет еще имела шанс справиться с первыми родами, но 45-летней девственнице это было бы, при существующем уровне медицины, просто летально. Интересный факт, кстати, доказывающий, что Лейчестер никогда не был любовником Елизаветы.

Прямого ответа от королевы ее фаворит не получил, зато получил достаточно ледяного неудовольствия коронованной женщины. И в начале января 1579 года в Лондоне появился друг и посланник Алансона, Жан де Симьер, барон де Сент-Марк, немедленно получивший от королевы прозвище Мартышка за живость и проказливый нрав. Он стащил у королевы ее носовой платок, где-то раздобыл ее ночной чепчик, и отправил их своему принцу, как любовные трофеи. Лорды практически единогласно осуждали поведение барона, потому что, как они считали, истинные мужчины так себя не ведут, но Елизавета таяла.

А когда королева была в таком настроение, оппозиция ей была более, чем чревата. Сэр Фрэнсис Уолсингем после Варфоломеевской ночи всерьез боялся усиления католиков в Англии, и Дадли, кстати, был вполне серьезен в вопросах веры. Так что пусть Франсуа Алансон и не имел репутации фанатика – оба безопасника знали точно, как отреагируют католики на брак королевы с католиком. Тем не менее, Лейчестер писал сэру Фрэнсису: «Я рекомендую тебе, насколько возможно, воздержаться от выражения подозрений, что Монсеньор вовсе не без ума от любви к ней». И снова стресс оказался для Дадли слишком сильным. Он снова заболел, и снова королева двое суток просидела у его постели. Такие «посиделки» были у них в ходу: когда королева страдала от почечной болезни, или маялась очередным воспалением, вызванным процессом гниения зубов, за руку ее держал дни и ночи сэр Роберт.

Но ничего не изменилось. Паспорт для въезда в страну герцога Алансона был подписан вовремя, и 17 августа 1579 года французский принц прибыл в Гринвич на 12 дней. Подданные королевы об этом ничего, теоретически, не знали – не было никаких формальных торжеств в честь гостей. С другой стороны, французов и не скрывали. Правда, многие лорды королевства подозрительно быстро нашли массу неотложных дел в провинции, и из Лондона уехали, что было плохим знаком. При дворе не было и Дадли, который уехал еще в июле. Некоторые считают это выражением протеста, но, думаю, дело было просто в том, что присутствие фаворита королевы, годами считавшегося ее любовником или женихом, было бы неуместно во время визита жениха настоящего. Более того, он знал, что ему придется эмигрировать, если брак состоится.

Вряд ли Елизавета обратила на это внимание: она влюбилась. Впервые в жизни за ней ухаживал настоящий, равный ей принц, а это, согласитесь, совсем иное дело, чем какие угодно выражения любви словом и делом от собственных подданных. Судя по портретам, оспа отнюдь не деформировала лицо Франсуа, а живость его характера, знание женской психологии и общее харизматическое обаяние не оставили королеву равнодушной. К концу визита герцога, она объявила, что с ее стороны брак не вызывает никаких возражений.

Французский и испанский послы искрились радостью и предвкушением того, что эра еретического засилья в Англии походит к концу. Советники королевы собрались на экстренное заседание. «Никогда со времен королевы Мэри паписты в этой стране не были так оживлены», - заявил Дадли. И, несомненно, доказал, что он не голословен. Барон де Сент-Марк, узнав об этом, решил пойти с козырной карты: танцуя с королевой, он шепнул ей на ушко, что ее фаворит и ее двоюродная племянница уже год, как женаты.

Елизавета умела держать лицо. Тем страшнее были ее истерики тогда, когда она могла себе их позволить. Для начала, она запретила Дадли покидать дворец, затем написала приказ о заключение его в Тауэр. Сассекс, не слишком любивший Дадли персонально, не побоялся заметить взбешенной женщине, что даже у королевы нет права посадить в тюрьму человека за то, что он благопристойно женился. Во всяком случае, она могла запретить Дадли показываться при дворе, и уж это она сделала, c ”open and great disgraces delivered from her majesty’s mouth”, как он написал Сесилу, объясняя, почему не может показаться на очередном заседании.

Елизавету можно понять. Очень унизительно узнать таким образом о том, что твой друг и твоя родственница давно женаты. Но был еще один момент, о котором королева промолчала, и молчала, почему-то, целый год. Возможно, она просто не знала, как выпутаться из ситуации, которая, как она была уверена, имела место быть. В 1580, когда лорд Стаффорд, тайно женившийся на Дуглас Шеффилд в 1579, увез ее в Париж, она срочно вызвала его из Франции, и заявила в приватной беседе, что он сделал большую глупость, скрыв от нее свой брак: его жена, Дуглас, замужем за Дадли, что делает и его брак недействительным, и саму Дуглас и Дадли виноватыми в бигамии, не говоря о том, что брак Летис тоже недействителен. По-видимому, именно эта уверенность и стояла за взрывом негодования королевы в 1579 году. Только разговор с самой Дуглас, которая, рыдая, призналась, что верила Дадли слишком сильно для того, чтобы как-то узаконить свои отношения, убедил королеву.

Вот Летис она действительно возненавидела. Ведь графиня Эссекс дала Роберту все то, что не могла дать ни одна женщина до нее: большую, довольно дружную семью. Пусть дети Летис от первого брака не были Роберту родными, в те времена это большого значения не имело. Дочерей Летис обучала сестра Роберта, старший сын Летис, унаследовавший титул графа Эссекса, относился к Дадли с большим уважением. Не могу утверждать с уверенностью, но, кажется, и сын Дадли от Дуглас Шеффилд тоже жил теперь вместе с отцом и мачехой. А в 1581 у пары родился совместный ребенок. Похоже, что и сама Летис оказалась женщиной не только интересной, но еще и такой, которую можно по-настоящему любить и уважать. Во всяком случае, когда в 1584 годы маленький сын Дадли неожиданно умер после совсем непродолжительной болезни, первым действием Роберта было кинуться домой, бросив все дела, чтобы утешить супругу, хотя и сам нуждался в утешении не меньше, если не больше. В общем, королева перестала быть главной осью, вокруг которой крутилась жизнь Роберта Дадли, и это не могло не изменить их отношений.

@темы: Elisabeth I

---

Елизавета и Дадли - история с Летицией Ноллис

Летиция Ноллис приходилась Елизавете двоюродной племянницей. Официально, ее матушка была результатом брака Мэри Болейн и сэра Уильяма Кэри. Но при дворе судачили, что дети Мэри от этого брака были детьми доброго короля Генри, чем и объясняли сильное сходство между Летис и королевой. Забавно, что бабушкой (по материнской линии) супруга Летиции, Вальтера Девероса, была та самая леди Анна Гастингс, которую любящий брат и разгневанный супруг неудачно прятали от короля в монастыре.

Летис
и
Элизабет

Скидмор предполагает, что Летиция подружилась с Елизаветой во время правления короля Эдуарда, у которого ее отец был главным конюшим в 1544 – 1546 годах. Любопытное заявление… Дело в том, что Летис родилась 8 ноября 1543 года. На самом деле, Елизавета дружила с матерью Летис, своей первой кузиной – насколько могли дружить девушки с возрастной разницей в 9 лет. В любом случае, королева свою родню по материнской линии милостями не оставляла. Летиция стала, например, фрейлиной, получающей плату за свою службу.

Брак Летиции с Вальтером Деверосом вряд ли изначально был неудачным. Виконт Херефорд был старше жены на пару лет, красив, родовит и амбитен. Датой их брака кто-то обозначает 1560 год, кто-то – 1562. Во всяком случае, их дочь Пенелопа родилась в январе 1563 года. Вторая дочь, Дороти, родилась через год, и в ноябре 1565 года Летиция родила мужу наследника, Роберта. Да, того самого, ноги которого превозносили потом до небес, и который стал в 1587 году фаворитом Елизаветы. Следующий сын, Вальтер, родился в 1569.

Пенелопа и Дороти Деверос

Роберт Деверос

А потом что-то произошло. Возможно, дело было просто в том, что супруг Летиции стал слишком много воевать. Его карьера ясно началась с момента разгрома восстания северных лордов в 1569-м. И с этого года начались неполадки в его семейной жизни. Двое следующих детей умерли в младенчестве, а в 1573 году Вальтер, теперь уже граф Эссекс и кавалер Ордена Подвязки с 1572 года, отбыл в Ирландию на целых три года.

Факт, что Роберт Дадли послал Летиции в подарок дичь (лань) в 1572 году, а в 1574 она охотилась вместе со своей сестрой в лесах Кенилворта, считается доказательством того, что между Летицией и Робертом что-то было уже тогда. Но дело в том, что Кенилворт и Чартли, где жила Летиция, расположены довольно близко друг от друга, и такой обмен любезностями вполне нормален между соседями. Слух о том, что «граф Лейчестер соблазнил жену графа Эссекса» пошел из испанского посольства. А у испанцев были свои причины в 1575 году чернить Роберта Дадли.

Сэр Вальтер дома долго не пробыл, и уже в 1576 отправился обратно в свою Ирландию. Там он и умер через несколько недель. Скорее всего, граф просто подхватил дизентерию, потому что вместе с ним заболели еще два человека, с которыми он накануне выпивал. Но и сам Эссекс, и недоброжелатели Лейчестера утверждали, что дело не обошлось без яда. Вряд ли, потому что собутыльника сэра Вальтера благополучно поправились. И, конечно, было проведено тщательное расследование обстоятельств смерти Эссекса, хотя можно поспорить о том, заявил бы сэр Генри Сидни, женатый на сестре Лейчестера, о чем-то подозрительном, если бы таковое обнаружилось.

сэр Вальтер Деверос

Сохранилось несколько писем от 1576 года, относящихся к этой истории. Первое из них написано в августе проповедником Томасом Вудом Амбруазу Дадли. В нем почтенный пастор предупреждает старшего в семье Дадли, что поведение его младшего брата репутации семьи вредит. Амбруаз вежливо отвечает, что хотя «мы все всего лишь плоть и кровь, и слабы по нашей натуре, нуждающейся в исправлении», он надеется, что все сплетни окажутся несостоятельными.

Второе письмо написано Вуду самим Робертом Дадли. «Я не собираюсь оправдываться за то, что я, как и другие, состою из плоти и крови», - пишет он. «Кроме того, я нахожусь на самой вершине, где, как мне известно, каждый шаг в сторону выглядит падением. Но я не буду извиняться. Я могу пасть во многих отношениях, и этому будет больше свидетелей, чем у тех, кто, хоть и не являются святыми, менее заметны в своих грехах, более великих, чем мои». Затем Дадли рассуждает, что только Бог, которому известны все деяния, плохие и хорошие, может вынести свое суждение о человеке. Что касается людей, «надо быть абсолютным святым, чтобы избежать нападок ядовитых языков».

Таким образом, в этой переписке не говорится напрямую, о каких именно грехах сэра Роберта Дадли идет речь. Была ли у него связь с Летис, или не было, доказательств нет ни тому, ни другому. Во всяком случае, замуж за Дадли графиня Эссекс вышла только через 2 года после смерти мужа. Своему другу, лорду Норту, присутствовавшему на тайной церемонии, Роберт в какой-то момент признался, что ничего не хотел в жизни больше, чем жениться на благонравной женщине, с которой он мог бы жить к славе Божьей, с миром в душе, служа Ее Величеству, ради которой он так долго откладывал устройство своей жизни. На вопрос, кого он имеет в виду, Дадли ответил, что подумывает о Летис. Но когда состоялся этот разговор? Явно тогда, когда Летис стала свободной для брака, не раньше же.

Лорд Норт

Разрешения на брак у королевы граф Лейчестер, конечно, не спросил, потому что не было у него никаких прав, кроме обязанности быть постоянно рядом с королевой. У него не было даже права подлатать свое здоровье. Весной 1578 года он отправился на воды лечить ревматизм, и результат был неплохим, но ему пришлось вернуться в Лондон прежде, чем он долечился. Королева впала в меланхолию, и стала подумывать о браке, «который для нее неблагоприятен», как выразился сэр Кристофер Хаттон в письме к Лейчестеру. Роберт был готов держать свою приватную жизнь отдельно от придворной, но все тайное становится, в конце концов, явным. Или его делают явным при самых драматических обстоятельствах.

@темы: Elisabeth I

---

Шеффилды

Родственные связи

Известны с 1350 года. Первый значительный Шеффилд был спикером палаты общин с 5 февраля 1512 года. Его дочь Джейн вышла замуж за сына того самого Гастингса, который был казнен Ричардом III за шашни в пользу Элизабет Вудвилл и ее родни. То есть, через этот брак Шеффилды породнились еще и с Невиллами, из которых был блестящий Ричард-Варвик, Кингмейкер, потому что казненный Гастингс был женат на его сестре. А другая дочь, Маргарет, вышла… в семью Аппельярдов! Как тесен мир…

Сын, Эдмунд, породнился через брак с де Верами. И вот его сыном был как раз Джон Шеффилд, который женился на Дуглас Говард. Так вот. Сестра Джона, Элеонор, нашла, как говорится в семейной истории, любовное письмо Роберта Дадли к Дуглас, показала письмо брату, и тот как раз направлялся в Лондон, чтобы развестись с женой, когда неожиданно для всех умер. Излишне говорить, что в его смерти Шеффилды обвинили Роберта. Тот, якобы, отравил Джона Шеффилда. Вот где причина, почему Дуглас пришлось вернуться ко двору – Шеффилды считали ее неверной женой и причиной смерти мужа. Она была фрейлиной без жалования, но хоть не надо было думать о том, где и на что жить. Да и перспективы нового брака были. Но получается, что Дадли знал Дуглас еще до брака? Кстати, в книге пэров говорится, что она вышла за Шеффилда не в 1560, а в 1562 году. Интересно…

Вот у сына Дуглас и Джона, Эдмунда Шеффилда, который родился в 1565 году, была дочь Дуглас. Она родилась в 1620 году, от второго брака Эдмунда. Дочь по имени Дуглас была и у сына Эдмунда, Джона Шеффилда.

Так что красавица на портрете может быть одной из этих двух правнучек Дуглас Говард, баронессы Шеффилд.

Сама Дуглас Говард тоже не была абы кем. Правда, она приходилась первой кузиной леди королеве королеве Анне Болейн, и при этом напоминала внешне другую кузину Говард – леди королеву Катрин Говард. Так что не знаю, насколько такое родство было почетным, если учесть судьбу обеих королев. Тем не менее, 2-й герцог Норфолк приходился ей родным дедом. Куда уж родовитее…

Хочу еще прибавить, что у потомков по мужской линии от брака Дуглас и Джона было удивительно много незаконных детей. Признанных, но прижитых вне браков. Еще любопытно, что одна из Шеффилдов, Маргарет, породнилась с Саттонами, из которых и вел свою линию Дадли.

А сестра Дуглас, Франсис, которая соревновалась с сестрой за любовь Роберта Дадли, вышла замуж… за Эдварда Сеймура, того самого, который был женат первым браком на леди Екатерине Грей. Вот так-то.

@темы: Elisabeth I

---

Елизавета и Дадли - история с Дуглас Шеффилд

О том, что Роберт Дадли не вел жизнь святого отшельника, можно легко догадаться. Первый кавалер при дворе, обходительный красавец, организатор блестящих праздников, фаворит королевы – он был желанной добычей для любой придворной леди. Насколько он пользовался тем, что ему предлагали, слухов ходило много. Например, что он платил своим любовницам за то, чтобы они молчали о связи. Звучит абсурдно, но, учитывая странное отношение Елизаветы к связям и бракам своих придворных, могло быть и правдой. Впрочем, особое место в его жизни заняли всего две женщины – Дуглас Шеффилд и Летис Ноллис. С Дуглас я и начну.



В мае 1573 года сын графа Шрюсбери писал отцу о графе Лейчестере, что «при дворе есть две сестры, которые давно в него влюблены, и соревнуются, кто любит его лучше». Этими сестрами были Дуглас (29 лет) и Франсис (20 лет) Говард (Говарды из Эффингема).

Дуглас, которую выбрал Дадли, была уже вдовой. Замуж она вышла в 1560 году, и вновь появилась при дворе в 1568. Неясно, почему она вернулась, ведь муж ее был отнюдь не из бедных рыцарей, и у нее было двое детей от этого брака. Тем не менее, она вернулась практически приживалкой, без регулярного источника дохода. Впрочем, на жизнелюбие Дуглас ее финансовое положение не отразилось, к тому же, она считалась довольно хорошенькой. И судьба ей улыбнулась, послав Роберта Дадли.

подается, как портрет Дуглас, но это явно или викторианская фантазия, или совсем другая Дуглас Шеффилд

Поначалу это была просто связь, причем, Роберт сразу четко обозначил, что эта связь останется тайной и ни к чему серьезному не приведет. Но она привела, и довольно быстро: 7 августа 1574 году Дуглас Шеффилд родила сына. Перед этим она довольно сильно прессовала любовника на предмет брака, но он стоял на своем: он никогда ей ничего не обещал. И прибавляет: «Ты знаешь, что я давно люблю тебя и симпатизирую тебе. Твоя искренняя и верная восторженность – вот что привязало меня к тебе. Что бы ты ни думала, мои чувства не изменились, они те же, какими были с самого начала». Более того, Дадли совершенно откровенно пишет Дуглас о ситуации, в которой он оказался, и о том, как она его тяготит: «если я женюсь, я потеряю Их расположение, так что я предпочту лучше вообще не иметь жены, чем потерять Их, хотя больше всего на свете я хочу оставить после себя детей, потому что я – последний в своей семье».

Тем не менее, Дадли ни на минуту не колебался, признать или не признать сына. И королева… промолчала. Вряд ли связь Роберта и Дуглас была для нее секретом, собственно. Дуглас продолжала находиться при ней, и ей даже оказывались некоторые милости. В мае, например, королева подарила ей роскошное платье для ее дочери, а ведь баронесса Шеффилд была тогда уже порядком беременна. Есть замечания на уровне слухов, что Елизавета вообще знала всё о похождениях своего фаворита и своих дам, и вообще всю подноготную каждого из своих знакомых – она обожала посплетничать. Это же было так здорово, собрать информацию, а потом презрительно фыркать и подначивать! Тем более, когда речь идет о родне и близких друзьях…

Было решено, что сын Роберта будет воспитываться в семье Дадли, а Дуглас может встречаться с ребенком в любое угодное ей время. Но баронесса вышла замуж в 1579 году за Эдварда Стаффорда, и уехала с ним в Париж. Это была прелюбопытная парочка, они явно нашли друг друга, и в будущем то ли по злобе, то ли по глупости много чего наговорили про Дадли в ситуации, где было бы лучше промолчать, но это уже другая история, потому что в ней есть и шпионаж, и политические интриги на религиозной основе.

История Дуглас и Роберта снова всплыла в 1603 году, когда их сын потребовал для себя титулы графа Лейчестера и графа Варвика по наследственному праву – его матушка заявила, что она и Роберт были женаты еще с 1573 года. Якобы, она сообщила Дадли о беременности, и они тайно поженились в ее доме в Эшере «где-то между ноябрем и Новым годом». Дуглас описывает обручальное кольцо, и заявляет, что главным сторонником их брака был… герцог Норфолк. Вряд ли Дуглас в свои 60 была в маразмах, но она, по-видимому, запамятовала, что герцог Норфолк был казнен в 1572 году. Именно поэтому многие историки просто указывают годом предполагаемого брака 1571.

Дуглас представила свидетелей. Некую миссис Эрису, и служанку Магдален Фродшем. Магдален в своих показаниях от всей истории открестилась. Она сказала, что ее нашел человек по имени Друри, который сам написал ее показания и заставил ее их подписать. "«Что они от меня хотят? Я была совсем молоденькой, и ничего не помню!» Миссис Эриса подтвердила, что служанка никакого отношения ни к какой церемонии иметь не может, потому что она даже не была еще в услужении у баронессы Шеффилд на момент рождения ребенка. Дуглас утверждала, что Дадли, узнав о рождении сына, прислал ей письмо с поздравлением, которое подписал «твой любящий муж». Миссис Эриса подтвердила, что какое-то письмо Дугдас ей показывала, но никогда не давала в руки. Хотя через месяц она встретила Дадли по дороге в Корнуэлл, и тот спросил: «Как там моя леди и мой мальчик?». С другой стороны, миссис Эриса не забыла упомянуть о слезах Дуглас и ее жалобах на коварство графа. Так что дело закрыли, так и не признав права молодого Роберта Дадли на титулы отца и дяди.

Парадокс: после Роберта не осталось прямых наследников от его законного брака, тогда как его незаконный сын прославил имя Дадли в другой стране, и оставил обширное потомство. Лучше бы Роберт и правда женился на Дуглас, потому что обстоятельства его совместной с леди Летис Ноллис истории навлекли много всяких домыслов, которые его родовое имя не прославили.

Роберт Дадли - младший

@темы: Elisabeth I

---

Никогда бы не подумала...

Скрытый талант Понимание людей

Узнать свои скрытые таланты via
Интересное: Субкотний котоконкурс в фотографиях

@темы: "нетягостная бредь"

---

Еще один Pride

Сложное у меня отношение к этому шествию - речь идет о Slut Pride.

С одной стороны, я признаю, что всё плохо. Мы ужасаемся, видя замотанных с ног до головы в бурки "женщин Востока", а сами носим бесформенные штаны и футболки, и бутсы унисекс. Все, что угодно, чтобы не привлекать внимание к факту, что мы - женщины. Потому что женщина в платье и на каблуках внимание привлекает, и далеко не всегда доброжелательное. Я не говорю о маньяках, тем-то, как раз, все равно, как одета их потенциальная жертва. Я о тех, кто шипит "шлюха" любой незнакомой женщине, если она женщина, а не унисекс. И законодательство защищает в Финляндии неприкосновенность женщин плохо, наказания за изнасилование практически символические.

С другой стороны, я просто не верю, что шествие более или менее раздетых женщин что-то изменит. Посмотрят, хмыкнут, щелкнут фотиком самые интересные моменты, и все останется по-прежнему.

С третьей стороны, если сильно оголенная, пьяная баба выползает глубокой ночью из кабака, то на какое внимание и обращение она может расчитывать? Да, теоретически она неприкосновенна. Практически... Ну, мы знаем, что происходит практически. Кстати, даже если эта баба и не сильно оголена, но пьяная и ночью из кабака, то практический результат тот же. И продолжение веселья у себя дома или в гостях тоже чревато для тех, кто не ищет экстрима, и даже для тех, кто ищет. Можно получить больше, чем рассчитывал. И это все знают. А если знают, но нарываются, то кого винить?

Говорят, что полиция делает жертв виноватыми, указывая, что нечего подставляться. Но законодательство в любом случае исходит из того, насколько жертва подставилась. Если не закрыл квартиру и тебя обнесли - страховка потери не оплатит. Если не закрыл машину и ее угнали, или из нее что-то поперли - то тоже никто ничего не компенсирует. Провоцирующие поведение, вызвавшее драку, тоже будет упомянуто на следствии. То же и в случаях покушений на неприкосновенность женщины. Будет обязательно указано, как именно жертва подставилась. Неправильно? Наверное. Но таковы реалии.

Что думаете?

Лондон: Нет - это нет


Хельсинки, вчера

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Летнее счастье от Ксенопуса

---

Елизавета и Дадли - обвинения Аппельярда

Начало 1567 года прошло под знаком скандала вокруг Марии Стюарт и ее брака с Босуэллом. Казалось бы, какое отношение к этому имели личные дела графа Лейчестера? Тем не менее, он тоже обнаружил себя в центре скандала, связанного со смертью его жены, Эми Робсар. Почти семь лет прошло с того мрачного события, вердикт был вынесен и жизнь продолжалась. В деле пытались безуспешно копаться Арундел с единомышленниками, запрашивали документы, изучали их, и не смогли выжать из рапортов ничего нового. В свое время сэр Роберт отвесил графу немало резких слов по этому поводу, и всё снова затихло. Но, неожиданно, забеспокоился сводный брат Эми, Аппельярд. В свое время он лично присутствовал в Камнор Плейс во время следствия, и никаких замечаний и возражений от него не поступило. Теперь же он написал Дадли, что пришел к выводу: его сестру убили, и, хотя он не подозревает сэра Роберта лично, ему кажется, что тот замял чье-то участие.

Триггером для выплеска послужили деньги. В свое время Дадли занимал и у Аппельярда, за что помогал ему проталкивать определенные коммерческие проекты. Но в какой-то момент братцу Джону показалось мало, и он упрекнул Дадли, что тот недостаточно ему помогает, хотя он, Аппельярд, «утаил ради графа, что его сестру убили». Очумевший от такого заявления сэр Роберт снова отправил на разведку Томаса Бланта. Дадли знал своего шурина достаточно хорошо, чтобы понять, что им кто-то манипулирует. Вот Блант и отправился разузнать, кто участвует в игре.

История, которую услышал от Аппельярда Томас Блант, годилась бы для романа. Или у самого Бланта был талант романиста, потому что известна она из его письменных показаний.

Джон Аппельярд встретился на реке с таинственным лодочником, лицо которого было спрятано под капюшоном. «Я не знаком с вами, сэр, а вы не знаете меня, - сказал незнакомец, - но я имею к вам чрезвычайно важное и секретное дело. Если вы поклянетесь секрет сохранить, я продолжу. Если нет – мы расстанемся здесь и сейчас. Но предупреждаю, что в этом деле имеется для вас большая выгода – деньги и влиятельные друзья».

Аппельярд был несколько испуган, но жадность победила, и он поклялся на Библии, что не выдаст своего собеседника. Тогда таинственный лодочник открыл лицо, и продолжил: «Мы знаем, что лорд Лейчестер обошелся с вами скверно. Вы прогорели. Если вы присоединитесь к тем, кто кое в чем его обвиняет, у вас не будет недостатка ни в золоте, ни в серебре». Выяснилось, что некая группа влиятельных людей хочет через Аппельярда обвинить Дадли в смерти его жены, потому что Дадли мешает их планам на брак королевы. Пообещали Аппельярду много: целую тысячу фунтов. Рассказывая эту историю Бланту, Аппельярд утверждал, что ответил лодочнику отказом: сэр Роберт всегда был к нему добр, и их совместные дела отнюдь не так плохи. Так что никакого участия в обвинении своего благодетеля он не примет и денег не возьмет, хотя и подтверждает свою клятву молчать об этом разговоре.

Что ж, испуганный помещик явно пытался себя перед человеком Дадли обелить, потому что письмо-то он обвинительное сэру Роберту прислал. Да и маловероятно, чтобы он сделал этот ход совершенно безвозмездно. Деньги он, скорее всего, взял. Блант, профи в искусстве допроса, стал своего оппонента дожимать: если ты так предан Дадли, то скажи, кем были люди, предложившие тебе деньги за обвинение? Бедняга Аппельярд не мог и не хотел нарушить клятвы, но придумал неплохой обходной маневр. В один из визитов, Блант нашел у него некоего Уильями Хаггинса. Сообразив в чем дело, Блан спросил, рассказывал ли Аппельярд Хаггинсу о своем приключении. Тот подтвердил, что рассказывал. И имена называл? Называл. Более того, он, Хаггинс, не обещал и не клялся хранить эти имена в тайне, так что вот они: милорд Норфолк, лорд Сассекс, Томас Хенедж и другие прочие.

Имена были громкими. Настолько громкими, что отвести интригу небрежным пожатием плеча было никак нельзя. Дадли был в бешенстве. Настолько, что потребовал от шурина встречи, и наорал на него, что сэру Роберту было, в общем-то, несвойственно. Негодяем обозвал, и мошенником, и вообще ситуация была такой, что Блант пишет в своих заметках: «если бы они были одни, мой лорд пронзил бы его мечом». Ну, сэр Роберт предпринял всё, чтобы такого искушения не возникло, встретившись с Аппельярдом на постоялом дворе. И Блант был таки поэтом в душе, потому что сэр Роберт наверняка не таскал свой меч с собой – времена были уже не те. Максимум, что грозило его шурину, это побои.

Дадли дал делу официальный ход. Аппельярд был арестован за навет, привезен в Лондон, и заключен в тюрьму Флит до слушания дела в суде. В тот момент сэр Николас Трогмортон писал Дадли: «ваши доброжелатели помогут вам пережить это испытание». Сэр Николас в свое время ни одного камня не оставил не перевернутым в деле смерти Эми Робсар, так что он-то был совершенно уверен, что Дадли жену не убивал. И, возможно, понял, почему она была убита, и кем.

В конце мая 1567 года слушание дела началось. Аппельярд отрицал, что он упоминал имена Норфолка и Саффолка, и пытался свести всю историю к коммерческим разногласиям. Свою вину он признал в пространнейшем письме суду от 31 мая, в котором превозносит до небес благородство судей и заявляет о готовности провалиться сквозь землю от стыда. В чем Аппельярд не отступил, так это в своем стремлении пролить свет на смерть сводной сестры. Он попросил суд заслушать показания людей, список которых он суду предоставит, с указанием, почему именно каждый человек в этом списке должен быть допрошен. Увы и ах, данный список до наших дней не дожил. Далее, Аппельярд запросил доклад коронера, чтобы досконально его изучить. Суд удовлетворил его просьбу.

Буквоед Сесил послал Аппельярду свои вопросы, на которые тот должен был ответить письменно: «Во-первых, где и при каких обстоятельствах вы услышали истории, о которых рассказали милорду Лейчестеру, или имена тех, кто упомянул лорда Норфолка, графа Сассекса и других, кто разжигал дело по поводу смерти жены милорда Лейчестера. Во-вторых, объясните четко, что подвинуло вас использовать разговоры о смерти жены милорда Лейчестера для обвинения кого бы то ни было. И что вы сами думаете о следствии, проведенном жюри присяжных под руководством коронера…»

Подумав пять дней, Аппельярд запросил о снисхождении. Он написал, что полностью удовлетворен тем, как было проведено следствие, и находит выводы присяжных правильными. 6 июня он предстал перед судом Звездной Палаты, который вынес решение: «Аппельярд, показавший себя злобным негодяем, признал, что он обвинил милорда Лейчестера только по злобе, потому что тот за три года не смог продвинуть его коммерцию. Он обозлился на милорда, и обвинил его по трем пунктам: в убийстве жены, в отсылке лорда Дерби в Шотландию, и в сопротивлении браку королевы. Он просит прощения за все три обвинения.» Аппельярда простили, и он на несколько лет исчез с исторических подмостков.

Следующее упоминание его имени связано с восстанием северных лордов весной 1570 года: это он поднял бунт в Норвиче. Как ни странно, Аппельярда не казнили, а осудили на пожизненное заключение, которое позже заменили на домашний арест. Очевидно, незлопамятный Дадли похлопотал за шурина, обладающего настоящим талантом влипать в неприятности.

@темы: Elisabeth I

---

День "награжденья"

Ага, на год старше мудрее

---

Лениво...

Говорят, что когда лениво или нечего сказать - запости кота. Мне очень лениво, поэтому котов несколько. А вообще я пропадаю в королевстве Ортан.

---

Елизавета и Дадли - противостояние

Отсутствие сэра Роберта при дворе не осталось незамеченным. С королевой они расстались, недовольные друг другом, что тоже не осталось незамеченным. Отъезд Роберта породил не меньше сплетен, чем его постоянное присутствие возле Елизаветы. О чем только не болтали по европейским дворам. Сесил не успевал писать уверения, что все слухи – это ложь, ложь и ложь. А что могли подумать послы, глядя на похудевшую до скелетообразного состояния королеву, жадно слушающую ядовитые замечания в адрес своего друга – своего жениха в глазах многих, чего там.



Власть меняет людей. Время меняет их еще сильнее. За семь лет на троне Англии Елизавета привыкла к тому, что ее желаниям подчиняются даже те, кто подчиняться им не хочет. Отъезд Дадли стал для нее шоком. В октябре 1565 она храбрилась. В начале мая 1566 она сдалась, отправив Роберту письмо, вложенное в письмо Николаса Трогмортона, в котором тот настаивал на возвращении Дадли в Лондон. Трогмортону Роберт ответил, королеве – нет. Просто передал ей через сэра Николаса благодарность за то, что она обеспокоилась написать ему собственноручно, ”although I could wish it had been of any other’s report or writings”. Зато когда он, все-таки, Елизавете написал, она не выпускала его письмо из рук три дня, то радуясь, то печалясь.

Роберту пришлось вернуться, ведь в Шотландии закрутились события вокруг Марии Стюарт, Риччио и Дарнли, да и парламент английский собирался. Как член королевского совета, Дадли просто не мог на нем не присутствовать. И как же он на этом парламенте поприсутствовал! Дадли всем дал четко понять, что роль ширмы для королевы в ее брачных делах он играть больше не будет. К величайшему возмущению Елизаветы, он примкнул к петиции: замуж! Тогда всем петиционерам досталось, но Дадли – больше всех. Тем не менее, он только бледнел и упрямо повторял, что готов умереть ради нее, но затягивать с объявлением наследника или замужеством больше нельзя.

Правда, лично для Дадли ничего не изменилось в плане симпатий и антипатий при дворе. Тот же Норфолк был горячим сторонником брака королевы с эрцгерцогом, тогда как Дадли стоял за французский брак. Вооруженные сторонники обеих партий трясли на улицах Лондона дубинками, Сесил заламывал руки, а Елизавета проклинала и того, и другого. И тут Роберт слег. Кажется, именно с того момента его здоровье стало прихрамывать регулярно. Это заставило королеву задуматься о том, что именно произошло, и о своем поведении. Она, все-таки, была очень умной женщиной. В конце концов, до нее дошло, что ее лорды действовали из патриотических побуждений, хотя «что касается меня, я не боюсь смерти; мы все смертны. Хоть я и женщина, моя храбрость соответствует моему титулу, как храбрость моего отца ему соответствовала. Я – ваша коронованная королева. Вы никогда не сможете заставить меня сделать что-либо принуждением. Слава Богу, я одарена такими качествами, что даже если меня изгонят из моего королевства в одной нижней юбке, я смогу выжить в любом месте христианского мира». И ведь смогла бы.

Я, я, я… Возможно, Король-Солнце первым сформулировал тезис «Государство – это Я», но он явно имел сестру по духу в лице Елизаветы. Но, опять же, был ли у нее выбор? Королева хотела править единовластно и суверенно, но престол-то кому-то передавать когда-нибудь ей все равно пришлось бы. Назначь она преемника – тот начал бы торопиться заграбастать корону поскорее. Отказаться назначить преемника – сделать страну уязвимой, да еще в условиях разделенной на католиков и протестантов знати и бюрократии. Выйди она замуж – с ней тут же перестали бы считаться. В этом смысле, брак с кем-то из собственных подданных, с тем же Дадли, был бы для нее идеальным выходом. Ее папенька давно понял, что такой брак намного менее проблематичен и исключает вмешательство в дела домашние всяких сложных международных интересов. Но когда происхождение и право на корону самой королевы под большим вопросом, такой брак стал бы источником постоянных беспорядков в королевстве, и заговоров против «узурпаторов» извне. Только и оставалось, что тянуть время и надеяться, что дела как-то устроятся.

На этом, собственно, и закончился определенный этап в отношениях королевы Елизаветы и Роберта Дадли. Действительно ли он метил в короли, как верили многие его современники? Если учесть амбициозный склад характера, свойственный некоторым членам его семьи, то вполне может быть. Но, с другой стороны, его братья Амбруаз и Генри были вполне вменяемы в этом плане. То есть, амбиции были, но вполне на положенном по чину уровне. Да что там, даже папаша-Дадли был скорее оппортунистом, нежели узурпатором. При малолетнем короле Эдди совет стал такой лавочкой, что твердая рука там была нужна. Если бы Эдуард остался жив, он бы им всем показал, задатки были, кстати, но с малолеткой не считались. Так что Дадли взял то, что было бесхозным на тот момент – разумную исполнительную власть. А потом у Дадли появился реальный шанс сделать сына королем Англии. Какой нормальный нобль от этого отказался бы?

Был ли Роберт оппортунистом? Наверняка. Они все были, кто делал карьеру при дворе, в политике и на войне. Те, у кого амбиций не было, сидели тихо в своих замках и управляли своим имуществом. У Дадли был, все-таки, реальный шанс жениться на королеве, даже если она действительно уже в детстве решила замуж не выходить. Ведь, сложись по-другому, за Томаса Сеймура она наверняка бы вышла. Причем, мы-то оперируем фактами протоколов относительно характера отношений красавчика Тома и юной Элизабет, но ее современники ЗНАЛИ, как там обстояли дела. Роберт уж точно знал, он тогда был в непосредственной близости к месту событий. Так что Елизаветино «не выйду замуж» у него были все основания считать просто словами.

Что касается амбиций других членов поредевшего семейства, одна из сестер Роберта, Мэри, была замужем за Генри Сидни, карьера которого прошла, в основном, в Ирландии. Она дружила с Елизаветой, когда они все были молоды, но, в конце концов, разочаровалась в королеве настолько, что покинула двор в конце 1570-х. А ведь они с мужем рассчитывали только на то, что к ним будут с уважением относиться за многолетнюю службу, за которую скупая королева им не платила.

Другая сестра, Катрин, вышла замуж совсем молодой за Генри Гастингса, который, конечно, принадлежал по крови к дому Плантагенетов, но тоже в амбициях не заходил дальше нормального служащего лорда. А у самой Катрин амбиции, если они были, нашли выход в своеобразной работе всей жизни: она занималась образованием женщин. Вот она как раз подружилась с королевой, когда та состарилась, а в молодости Катрин Елизавету недолюбливала за то, что та недостаточно отличала Генри Гастингса чисто из ревности к происхождению, хотя он служил ей верно.

Так что сложно сказать, как далеко заходили амбиции самого Роберта. Судя по его поведению, не дальше, чем, как он считал, заслуживает имя Дадли. Уж больно достойно он себя вел, уж больно ответственным был. Скорее всего, к 1565 году Роберт понял, что Елизавета действительно не может взять его своим мужем, но и отпускать уже не хочет.

@темы: Elisabeth I

---

Елизавета и Дадли - сэр Роберт хочет на свободу

Апрель 1562 года ознаменовался парадоксальным собранием кавалеров Ордена Подвязки, на котором они, во главе с Норфолком (!), написали петицию королеве, чтобы она вышла замуж за Дадли. Возражали только Арундел, сам ищущий руки Елизаветы, да маркиз Нортхемптон. Королева ответила, что «лорд Роберт заслуживает править хоть всем миром, и является прекрасным выбором», но на данный момент вопрос о своем замужестве она рассматривать не собирается. А в октябре Елизавета подхватила оспу.



Широко известно, что королева, считающая, что она умирает, заклинала свой совет назначить именно Дадли Лордом Протектором королевства. Менее широко известно, что выздоравливающая королева общалась со своим советом исключительно через Дадли, по своеобразной причине: только ему она не стеснялась показываться с распухшим и воспаленным лицом оспенного больного.

К 1565 году всем стало более или менее ясно, что сэр Роберт используется королевой в качестве щита между ее независимым правлением и замужеством. Шотландец Мелвилл выразил это так: «Я понимаю Вас: выйдя замуж, вы станете просто королевой, тогда как сейчас вы и королева, и король». И все-таки, пляски женихов вокруг Елизаветы не прекращались, что ей не было неприятно. Более того, в перерывах между флиртом с послами женихов она ухитрялась флиртовать с некоторыми англичанами.

Например, появился около нее сэр Томас Хенедж, которому она стала оказывать подчеркнутое внимание. Поскольку Елизавета была королевой, принято считать, что Дадли безумно взревновал и стал проводить время с Летицией Ноллис, одной из признанных красавиц двора королевы. Только не сходится эта версия, потому что Дадли с Хенеджем был дружен, и они остались друзьями. Скорее всего, дела обстояли совсем наоборот: с Хенеджем флиртовали потому, что сэр Роберт с удовольствием крутил роман с хорошенькой Летис. То, что Елизавета была в бешенстве, свидетельствуют многочисленные рапорты послов. Она довольно резко нападала на Роберта (он, разумеется, уже стал графом Лейчестером) и публично, и в приватных беседах. Не думая о том, что и у ее старого друга есть свой предел терпения.

Томас Хенедж

Летис была хорошим выбором. Во-первых, она была красивее Елизаветы, ярче, при том, что обе женщины были очень похожи. Бабушкой Летис была незабвенная Мэри Болейн, но характером она, кажется, пошла в Анну Болейн. Тот же быстрый ум, ирония, острый язык и талант к флирту. Во-вторых, она была чуть не на 10 лет моложе Елизаветы. И, наконец, она была замужней дамой, знающей толк не только в платоническом флирте. Даже последствий этой связи можно было не бояться: Летис была беременна третьим ребенком, своим первым сыном, которого нахально назвала Робертом. Взбаламутив отношения Роберта и Елизаветы, красотка вернулась в резиденцию супруга, Вальтера Девероса.

красотка Летис

и муж красотки

Свое отношение к поведению вышедшего из меридиана официального фаворита Елизавета выразила в стихах:

No crooked leg, no bleared eye,
No part deformed out of kind,
Nor yet so ugly half can be
As is the inward, suspicious mind

(Your loving mistress Elizabeth R)

Лично у меня создалось впечатление, что к 1565 году Роберт Дадли устал от своей придворной роли. Он не мог не знать, какую реакцию вызовет его откровенная связь с Летис у королевы, не терпящей соперничества. Он пытался уехать с посольством во Францию, куда королева его не отпустила. И, наконец, ему удалось вырваться из Лондона поздней осенью, когда заболела его сестра, леди Катрин Гастингс, графиня Хантингдон.

Причина его желания отдалиться от двора понятна. Его королева научилась править, положение Англии выглядело достаточно стабильным. Старший из выживших Дадли, Амбруаз, стал графом Варвиком еще в 1561 году – факт, проскочивший мимо внимания придворных, радующихся тому, что Роберт Дадли не стал в том году графом Лейчестером. Снова Дадли стал графом Варвиком, честь семьи была восстановлена. Самому Роберту исполнилось 33 года. Он хотел осесть на месте, основать семью, продлить династию.

Почти семь лет он стоял между Елизаветой и посягательствами на ее свободу – задача не из легких. Семь лет его ненавидели, проклинали, ему угрожали, его пытались смешать с грязью. Семь лет он был терпелив с умной, ироничной, гордой и неблагодарной женщиной, приводившей окружающих в отчаяние своей манерой рассуждать вслух, что воспринималось большинством неспособностью принять решение, если не банальной бестолковостью. Он ее утешал, он ее поддерживал, развлекал прекрасными праздниками, он, собственно, создал имидж будущей Глорианы и блестящего двора. Он заботился о ее здоровье, о ее нервах, о ее способности заниматься государственными делами и ладить с людьми, с которыми ей ладить не хотелось.

Теперь ему хотелось своей жизни. Как выяснилось, это оказалось задачей более сложной, чем всё, что он уже пережил, включая Тауэр.

@темы: Elisabeth I

---

!!!!!

28.07.2011 в 14:00

Пишет  Diary best:

Конкурс на лучшую запись месяца!

Пишет  Self-Changed:

Челночная дипломатия
Однажды у Генри Киссинджера спросили:
— Что такое челночная дипломатия?
Киссинджер ответил:
— О! Это универсальный еврейский метод! Поясню на примере: Вы хотите методом челночной дипломатии выдать дочь Рокфеллера замуж за простого парня из русской деревни.
— Каким образом?
— Очень просто. Я еду в русскую деревню, нахожу там простого парня и спрашиваю:
— Хочешь жениться на американской еврейке?
Он мне:
— Нахрена?! У нас и своих девчонок полно.
Я ему:
— Да. Но она — дочка миллиардера!
Он:
— О! Это меняет дело…
… Тогда я еду в Швейцарию, на заседание правления банка и
спрашиваю:
— Вы хотите иметь президентом сибирского мужика?
— Фу, — говорят мне в банке.
— А если он, при этом, будет зятем Рокфеллера?
— О! Это конечно меняет дело!..
И таки–да, я еду домой к Рокфеллеру и спрашиваю:
— Хотите иметь зятем русского мужика?
Он мне:
— Что вы такое говорите, у нас в семье все — финансисты!
Я ему:
— А он, как раз, — президент правления Швейцарского банка!
Он:
— О! Это меняет дело! Сюзи! Пойди сюда. Мистер Киссинджер нашел тебе
жениха. Это президент Швейцарского банка!
Сюзи:
— Фи… Все эти финансисты — дохляки или педики!
А я ей:
— Да! Но этот — здоровенный сибирский мужик!
Она:
— О–о–о! Это меняет дело.

Классика | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: "веселая бредь"

---

Рабочее

Есть у меня парочка очень трудных подопечных. Один дед ни в какую не желает мыться. Другой не может, собственно. У него равновесие практически отсутствует, и плохо действует правая нога. Оба - люди не очень приятные, и работать с ними тоже не очень приятно. Но у аквафобика вредные родичи. Подружка, собственно, которая ходит к нему каждый день, и не дает покоя никому, если хоть что-то там не по ее вкусу. У другого - никого. Есть племянница, которая присутствует в его жизни весьма относительно.

Так вот, вокруг аквафобика все пляшут на цыпочках. А бесхозный дед... Ну, он в подгузниках. И почему-то медсестры решили, что подгузник ему надо менять только в том случае, если он стоит, держась за ролатор. А он боится, да и неудобно это. Подгузники у него такой модели, что их лучше всего менять, когда он лежит. Но здесь нашла коса на камень, и вечером бедняге подгузники хронически не меняют. За что я, понятное дело, отдуваюсь утром сменой одежды и постельного белья. На простынь-то ничего не пройдет, там специальная подкладка на кровати. А вот одеяло с пододеяльником... Но ладно, плевать, поменяю и постираю. Но меня взбесило само отношение, потому что это уже месть персонала неприятному клиенту. И то, что у него Альцгаймер в первой стадии, делу не помогает. Не ожидала такого сволочизма увидеть.

Спросила у физиотерапевта, можно ли деду больничную кровать подсуетить, ведь персонал утверждает, что смена подгузников на обычной кровати перегружает их спины (врут, гадюки, но больничная удобнее, потому что там есть за что лежащему ухватиться, когда он переворачивает себя на бок). Физиотерапевт, молодая женщина, порычала, от души выматерилась, и сказала, что вряд ли что получится. Дед стоит на очереди в хоспис или что-то в этом роде, и никто ему кровать не выдаст из-за этого. Я спросила, что делать? Мне 2 недели осталось отработать, и совсем уж портить отношения с коллегами не хочется. Хотя, похоже, таки испорчу... Ну, она посоветовала методично, каждый день, оставлять в компьютерных записях полное описание того, а каком состоянии я этого деда по утрам нахожу. Может, кто-нибудь их когда-нибудь даже прочтет...

Ох, ребята, упаси Бог оказаться никому не нужным полуинвалидом... При любой системе, как выяснилось. Ничего не скажу, в условиях отделений медсестры работают на совесть. Во-первых, там они занимаются своим прямым делом, а не совмещают его с обязанностями кухарки, уборщицы и прачки. Во-вторых, там и врачебные обходы, и масса народа в смене. А вот обслуживание на дому... Здесь подопечный полностью на милости приходящей медсестры. И милости у многих сестер милосердия, как оказалось, мало. Такие вот дела.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

The 27's

Первым, кого причисляют к печально известному «Клубу 27», был Роберт Лерой Джонсон, американский блюзмен. Он шутил, что заключил сделку с дьяволом, что научится играть блюз. И, как водится, дошутился. У одной из подружек Джонсона оказался слишком ревнивый муж, который музыканта и отравил.



Но, вообще-то, первым был рэгмен Луи Чавин, тоже американец. Только вот записей его не осталось (он жил в 1881-1908), и известен он благодаря Скотту Джоплину, который сделал его композиции бессмертными.



О «Клубе 27» заговорили после смерти Курта Кобейна. Каких только версий не бродит о его смерти. В частности, что его убийство было то ли совершено, то ли заказано масонами.



Но до Курта ушли Брайан Джонс из «Роллинг Стоунс». Наркотики, алкоголь, деградация – и смерть в собственном бассейне. Может, и к лучшему для него.



Джими Хендрикс. Гений, чудо… Как там его еще называли. Увы, конец гадкий: задохнулся собственной рвотой в пьяном безобразии.



Дженис Джоплин. Репутация лучшей белой певицы блюза, величайшей вокалистки. Смерть от передоза при очень туманных обстоятельствах, как и у всех прочих «членов клуба».



Джим Моррисон. Кто-то скажет, что парень жег свечу с обеих концов. Можно даже назвать его мучеником от искусства, потому что травил-то он себя ради музыки. И сердце не выдержало. Но и в этом случае какой-то одной версии нет. Мог быть и передоз, могло быть и самоубийство. Потому что личность разрушилась раньше, чем сдало сердце.



Дики Прайд – передоз снотворного, тоже, скорее всего, самоубийство.



Гэри Тэйн, басист из «Урайа Гип». Передоз героина.



Александр Башлачев. Известно, отчего он умер. Но почему он вышел в окно на 8-м этаже, вряд ли кто честно мог в те годы рассказать.



Стреч, застрелен при загадочных обстоятельствах.



И теперь вот Эми Вайнхаус.



А вообще певцов, погибших именно в возрасте 27 лет, хоть пруд пруди:
en.wikipedia.org/wiki/27_Club

@темы: "музыка"

---

Елизавета и Дадли - шаг вперед, два шага назад

В ноябре 1560 года при дворе королевы Елизаветы вряд ли нашелся бы хоть один придворный, который не сплетничал бы о том, что теперь-то королева точно выйдет замуж за своего фаворита. Просочились слухи, сначала неопределенные, что она собирается сделать его графом или герцогом. Потом – вполне определенные, что Дадли станет графом Лейчестером. Дадли, мечтающий о возрождении династии (к тому времени было уже понятно, что его единственный выживший брат, Амбруаз, останется бездетным), рассматривал возможность выкупить у кузена Дадли Кастл. Замок, находившийся во владении семьи Саттонов, был в свое время выкуплен его отцом, но потом, после конфискации имущества, возвращен королевой Мэри снова Саттонам.

Дадли Кастл. В развалинах, увы - очередной "автограф" Кромвеля

Пэры разделились. Часть отчаянно интриговала против того, чтобы представитель опальной семьи занял свое прежнее место среди высшей знати страны, часть стояла за Роберта. Среди последних был и Сесил, что повергло того же Трогмортона в полное изумление. Было от чего! Тот же Сесил приватно просил сэра Николаса подзуживать лордов к протесту. Трогмортон был, конечно, высокомерным интриганом, но ему не откажешь в известной порядочности. Он написал самому Дадли.

Сэр Николас был озабочен тем, что теперь, когда король Франциск II умер, и Мария Стюарт осталась вдовой, многие хотели бы видеть ее на престоле Англии. Что означало, что Елизавету усиленно пытались представить особой недостойного королевы поведения. В тот момент Мария позиционировалась образцом добродетели, и это, вместе с ее чистым, безупречным происхождением, делало ее привлекательной для всех, кто был недоволен положением дел в Англии.

Трогмортон писал Дадли, что брак – это политический шаг, делающий королевство сильнее, объединяющий династии, и приводит некоторые примеры из истории Габсбургов. Он не высказался прямо, что сэр Роберт этому шагу мешает самим своим существованием, но для опытного придворного (а Роберт был опытным придворным, несмотря на молодость) посыл был так же понятен, как если бы он был написан черным по белому: отступи, и дай возможность выдать королеву замуж.

Для Елизаветы опасность ее положения стала очевидной благодаря тому, что один из ее потенциальных, но не слишком активных женихов, герцог Голштейнский, тоже написал ей очень честное письмо. Он просто объяснил, какой вред ее международной репутации наносится сплетнями о ней и Дадли, и что из этого последует, если она не примет меры, и быстро. Елизавета, конечно, знала, что о ней сплетничают, и наверняка этого ожидала, потому что какое-то объяснение ее явному нежеланию выходить замуж окружающие должны были придумать. Но, кажется, она не понимала, чем ей эти сплетни грозят. Ведь туман напускался именно потому, что она не хотела потерять корону какому-то там соправителю, которого будут уважать только потому, что он – мужчина. А теперь выходило, что корона, все-таки, не очень плотно сидит на ее кудрях, потому что ее имя связывают с неправильным мужчиной.

герцог Голштейнский

Конечно, она срочно отписала герцогу, заклиная его не верить сплетням, но нужно было сделать более громкий жест. И она его сделала. При помощи ножа, которым публично раскроила уже готовые документы сэра Роберта. Враги Дадли ликовали. Сесил ехидно писал Трогмортону, что «милорд Роберт чувствует больше страха, чем надежды». Уж не Сесил ли надоумил герцога Голштинского?

Дальше – больше. Перед Рождеством 1560 года умер старый интриган, управляющий когда-то делами Елизаветы – Томас Перри. Умер он в хорошей административной должности, хотя цену сэру Томасу Елизавета знала лучше, чем кто бы то ни было. Но он был ее человеком, членом того тесного кружка, который называли валлийской мафией при дворе Тюдоров. И его связывали с Дадли какие-то таинственные дела, уходящие корнями в прошлое. Хотя Дадли он не любил. Сэра Роберта вообще в этом кружке не любили, но Елизавета в своем курятнике порядок навела быстро. Просто отставила супруга своей воспитательницы, Кэт Эшли, от двора (а ведь сэр Джон Эшли был кузеном маменьки королевы!). И пришлось Кэт молить сэра Роберта о помощи, извиняться и извиваться. Как известно, Дадли не любил отказывать, и через шесть недель теплая компания снова была в сборе. Только вот нападать на Роберта они больше не смели. А теперь должность Перри отдали Сесилу, и «валлийская мафия» ликовала.

Сесил на хлебном месте

Хитромудрый государственный секретарь почувствовал себя победителем. А еще сердце грела должность, позволявшая ему, наконец, стать богатым человеком. Теперь надо было сделать так, чтобы сэр Николас Трогмортон резко прекратил распускать сплетни, потому что своего Сесил добился: конкурент за влияние на королеву был посрамлен и уничтожен. И Сесил даже мизинчика в этой истории не замарал. Но только вот Сесил оказался не единственным, кто попросил Трогмортона заткнуть фонтан злословия. Сэр Генри Киллигрю, дипломат и хороший знакомый Трогмортона, предупредил его, что Елизавета прекрасно знает о деятельности своего после в Париже, и все, кто к сэру Николасу близок, почувствовали на собственной шкуре тяжесть королевского неудовольствия. «Ты плывешь против течения», - пишет Киллигрю Трогмортону.

В самом деле, события в Шотландии всколыхнули в англичанах такую национальную гордость, что внезапно приходские священники начали проповедовать своей пастве, что чужого им в короли не надо. Свои есть. И вообще начался интересный сдвиг в сторону признания Роберта Дадли в качестве вполне приемлемого мужа для королевы. Сдвиг, подкрепленный авторитетом Филиппа Испанского. О том, как это было сделано, я писала достаточно подробно, поэтому повторяться не буду. Результатом было то, что сэр Роберт занял свое место рядом с королевой, и никто уже не пытался оспаривать, что он имеет на это право. Свалить, конечно, пытались, как же без этого, но уже аккуратно и без криков.

А титул графа Лейчестера Роберт получил, но королева и без всякого титула ввела его в состав своего совета. Эта парочка снова всех обставила, хотя теперь я уже не думаю, что Роберт просто ухмылялся. Стоила его роль ему изрядно, но был ли у него уже выбор? Выбора не было. Не было ни у него, ни у Елизаветы, ни у Сесила, в конце концов. Они могли только или победить вместе, или погибнуть вместе. Так и сложился этот странный союз таких разных людей, к которым позднее присоединился сэр Фрэнсис Уолсингем.

@темы: Elisabeth I

---

Фестивальное последнее

Katatonia (ru.wikipedia.org/wiki/Katatonia) - шведы, дэт-дум-метал



Church of Misery (en.wikipedia.org/wiki/Church_of_Misery) - японцы, doom metal

@темы: "музыка"