Все началось с шутки. Nelvy устроила флешмоб, где участник должен был написать любовное письмо какому-нибудь персонажу. Мне достался, понятно, Большой Гарри. Выяснилось, что: а) я не умею писать любовные письма, и б) Генри я не смогла бы полюбить даже ради короны. Он был великим королем, но явно героем не моего романа. Тем не менее, я согласилась попробовать что-то из текста сварганить (не пропадать же добру). Вот и получилось нечто, что будет писаться с продолжениями. Поскольку у меня напрочь отсутствует воображение, это нечто не будет шедевром
когда Ваша Милость будет читать этот письмо, за Вашим окном будет сиять солнце. Солнце всегда там, где Вы. Моей же спутницей стала вечная ночь. Сейчас она разрывается тревожным светом факелов и скрипом телег труповозов, собирающих жертв потницы. Не знаю, остался ли в деревне хоть один живой человек. Наверное, одна из этих телег скоро остановится и у моих дверей. Пусть так. Все равно я мертва с того самого часа, как меня увезли от Вас. Во избежание соблазна, так они сказали.
О, милорд! Я так надеялась на чудо. Я ждала его всю дорогу до церкви, я ждала его, когда меня выдавали за кого-то замуж. Но Бог оставил меня. Вы оставили меня. Чем я могла заслужить Ваше неудовольствие? Нет, я не должна упрекать Вас. Это она, это все она… Вы помните тот маскарад? Там эта ведьма, это исчадье ада, начала плести свою сеть. Милорд, я видела прошлой ночью странный сон. Сначала я видела Вас и ее с коронами на головах, а потом – только ее голову, без короны, и даже без тела. А может, это был не сон. Теперь я уже не знаю, милорд, наступает ли на Божьем свете день, и сплю я или бодрствую. Вокруг меня всегда темно.
Я никогда ничего не просила у Вашей Милости. За это меня любили Вы и ненавидели остальные. Мои враги победили. Слабую женщину было так легко похитить. Что они сказали Вам, мой Принц? Что я убежала с ничтожным сельским дворянчиком? Я бы рассмеялась над этой нелепостью, если бы еще была способна смеяться. Что ж, теперь мои обидчики мертвы, а я еще жива. Возможно, Господь все-таки не оставил меня и явил свое чудо. Что знаем мы о путях Провидения?
Мы больше……»
Маргарет насторожилась. Одна из телег действительно остановилась у дверей. Она вскочила, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями и решить, что ей делать. Первым, что увидят вошедшие, будут трупы хозяев этого дома. Леди Элизабет, сэр Роджер, и Томас, их сын. Или она должна думать о Томасе, как о своем муже? Неважно… Важнее то, что они увидят в холле еще один труп, ничего общего с потницей не имеющий. Человек не может умереть дважды, а выжить (и потом умереть от потницы) с перерезанным горлом еще никому не удавалось. Если труповозы позовут констебля, то ей несдобровать. Проклятие, она ведь понятия не имеет, где в этом доме задняя дверь, и можно ли через нее незаметно улизнуть.
Девушка бросилась к двери, но услышала на лестнице шаги. Два человека поднимались уверенно и молча, отрезая ей путь к бегству. Маргарет прижалась к стене и замерла. Как ни странно, в этот момент она чувствовала себя очень живой, вопреки тому, что всего несколько минут назад писала королю. Живой, но очень уязвимой.
Сэра Фрэнсиса Уолсингема в ситуации бесили два момента. Во-первых, нежелание Елизаветы обеспечить победу истинной веры в Европе. Шансы были, желания не было. Конечно, Елизавета умела объяснять свою позицию в этом вопросе интересами королевства, но сэр Фрэнсис знал, что королева просто все сильнее проникалась отвращением к религиозному вопросу, как таковому. Во-вторых, Елизавета довольно наплевательски относилась к вопросу собственной безопасности, как ему казалось. Не совсем так, конечно. Просто она не была склонна, например, вмешиваться в поветрие переписки с Марией Стюарт, которое буквально охватило ее придворных дам. Скорее всего, эту «моду» ввела она сама, потому что Мария имела тенденцию выбалтывать в письмах много чего такого, о чем ей следовало бы молчать. Там, где Елизавета видела для себя серьезную опасность даже потенциально, она умела быть довольно безжалостной.
читать дальшеНапример, тайный брак Чарльза Стюарта, второго сына графини Леннокс и брата лорда Дарнли, с леди Элизабет Кавендиш, дочерью графини Шрюсбери от первого брака, был именно таким случаем.
Для начала, сама Бесс Хардвик, графиня Шрюсбери, была в родстве с семейством Греев, через леди Элис Грей (прабабка). И крестной ее дочери Элизабет была не кто иная, как леди Катерина Грей. Но родство, впрочем, было не слишком опасным, хоть и неприятным. Гораздо опаснее было то, что Чарльз Стюарт имел полное право на трон, будучи внуком старшей сестры Большого Гарри. Более того, его старший брат был, все-таки, королем Шотландии, хотя любящая супруга, Мария Стюарт, никогда формально за Дарнли этого титула не признавала. «Бонусом» в ситуации было то, что сама Мария находилась под охраной графа Шрюсбери.
Тайно поженившаяся в 1574 году пара действительно была повинна в несанкционированном браке – лица такого ранга женились по разрешению королевы или короля, и не только в Англии. Графиня Леннокс снова угодила в Тауэр, Бесс Хардвик отсиделась дома, хотя ее перепуганный муж, теоретически ответственный за действия жены, взвалил всю ответственность на нее. Неизвестно, что было бы с молодыми, но, во-первых, у них родилась дочь, а не сын, и, во-вторых, Чарльз вскоре умер. Эта дочь, Арабелла Стюарт, представьте, тоже в свое время оказалась в центре завихрений вокруг престола, ухитрилась тайно выйти замуж за сына Катерины Грей, и закончила жизненный путь в Тауэре – уже при короле Джеймсе.
Естественно, Уолсингем вцепился в это дело с тайным браком, как терьер. У него были все основания полагать, что молодые отнюдь не испытывали друг к другу безумную любовь, а просто подчинились воле своих более, чем энергичных матушек. Вскоре сэр Фрэнсис знал, например, что граф Шрюсбери говорил своей пленнице, что если Елизавета умрет, он сам наденет на ее, Марии, голову английскую корону. В сущности, эта фраза еще при короле Гарри привела бы графа прямиком на эшафот. Елизавета же отмела ее взмахом руки. Леди Франсис Кобхем, Генри Ризли, граф Саутхемптон, Генри Говард, братец покойного герцога Норфолка, зять Сесила граф Оксфорд – все они были более или менее вовлечены в историю подозрительного брака. Елизавета снова только рассмеялась в ответ на серьезный доклад Уолсингема. Он видел в деле заговор, она – обычные придворные интриги.
Уолсингема злило то, что королева, так легко относящаяся к грехам тех, кому она не должна была доверять, была так безжалостна по отношению к тем, кто был ей предан. Вот, к примеру, весьма ехидное письмо, которое она написала графу и графине Шрюсбери:
" Being given to understand from our cousin, the Earl of Leicester, how honourably he was lately received and used by you, our cousin the Countess at Chatsworth, and how his diet is by you both discharged at Buxton, we should do him great wrong holding him in that place in our favour in which we do, in case we should not let you understand in how thankful sort we accept the same at your hands—which we do not acknowledge to be done unto him but to our own self;
and therefore do mean to take upon us the debt and to acknowledge you both as our creditors so as you can be content to accept us for debtor, wherein is the danger unless you cut off some part of the large allowance of diet you give him, lest otherwise the debt thereby may grow to be so great as we shall not be able to discharge the same, and so become bankrupt.
And therefore we think it for the saving of our credit meet to prescribe into you a proportion of diet which we mean in no case you shall exceed, and that is to allow him by the day for his meat two ounces of flesh, referring the quality to yourselves, so as you exceed not the quantity, and for his drink the twentieth part of a pint of wine to comfort his stomach, and as much of St. Anne's sacred water as he listeth to drink. On festival days, as is meet for a man of his quality, we can be content you shall enlarge his diet by allowing unto him for his dinner the shoulder of a wren, and for his supper a leg of the same, besides his ordinary oimces.
The like proportion we mean you shall allow to our brother of Warwick, saving that we think it meet that in respect that his body is more replete than his brother's, that the wren's leg allowed at supper on festival days be abated, for that light supper agreeth best with rules of physic. This order our meaning is you shall inviolably observe, and so may you right well assure yourselves of a most thankful debtor to so well deserving a creditor."—(Memorandum of her majesty's letter to the Earl and Countess of Shrewsbury, June 4, 1577)
Вроде, королева высмеивает подхалимское гостеприимство четы, а вроде – шпыняет бедного Лейчестера. Уолсингем пытался донести до своей королевы простую мысль: пока она не назначит себе приемника, опасная свистопляска вокруг Марии Стюарт будет продолжаться. «Ради Бога, мадам, не затягивайте!», писал он. Тем не менее, во время сессии парламента вопрос о наследовании престола даже не был поднят.
читать дальшеЗакончилась теоретическая часть осеннего семестра. Как-то странно она у меня прошла. Много читала художественной литературы, смотрела фильмов, на учебу выкладывалась минимально. Тем не менее, огребала восторженные комментарии за работы, которые сама считала откровенно лажевыми. Ну ладно. Впереди шесть недель практики в больнице, где надеюсь действительно чему-то полезному научиться. Вот такая красивая больница:
Со здоровьем разобралась методом втыка. Разбирались коллективно, в классе. Кажется, мерцательная аритмия, не связанная с болезнью сердца. Причем, как понимаю, живу я с ней очень давно уже, лет пять, как минимум. Просто многочасовое отсиживание в школе добавило неприятностей. Надеюсь на практике и ее ввести в положенный меридиан.
На практику выхожу, чувствуя себя полной чукчей, не в обиду чукчам будь сказано. Но будем посмотреть, насколько
Что касается Франции, то в 1576 году главной заботой королевы-матери было решить конфликт между двумя ее сыновьями – Анри, который стал теперь королем, и Франсуа, который стал, по сути пленником при дворе брата. Франсуа подозревался в том, что он может стать фигурой, вокруг которой сгруппируются протестанты. Неизвестно, что о протестантах думал сам Франсуа, но, судя по всему, он предпочел бы улизнуть подальше от бурного Парижа в Англию – пусть невеста и была вдвое его старше. Для Екатерины Медичи брак одного из ее сыновей с английской королевой всегда был желанным, так что она не жалела усилий на уговоры Елизаветы. Сама Елизавета, как водится, не говорила ни нет, ни да.
читать дальшеЗа неприязнью Анри к брату стояли все те же Гизы. Они все еще всерьез рассчитывали на то, что, при определенных условиях, смогут посадить на трон Англии свою родственницу, Марию Стюарт. Брак Елизаветы и Франсуа в их планы не входил, и они активно уговаривали короля заключить Франсуа в Бастилию. Как всегда в своих планах, Гизы перестарались. В тот самый момент, когда кардинал де Гиз уговаривал короля (15 сентября), Франсуа просто смылся из Лувра и бежал на Луару, где его ждали уже немалые силы гугенотов. Франсуа не был бы Франсуа, если бы не стал работать сразу по двум направлениям. Брату он написал, что бежал только из желания спасти свою жизнь. Для всех остальных, герцог провозгласил себя Защитником Свобод Франции. Если учесть, что к Франсуа в любой момент мог присоединиться принц Конде, сидящий в Страсбурге, и король Казимир с 10 000 рейтаров готовящийся пересечь Францию, королю можно только посочувствовать.
Бедняга Анри мало что мог поделать. Денег в казне не было, вождя у католиков не было (герцог де Гиз попал в засаду и был тяжело ранен), и, самое главное, король ненавидел Гизов и протестантов одинаково страстно. А тут еще королева-мать не отходила от него ни на шаг. Отошла она только тогда, когда убедила коронованного сына, что они должны с братом помириться. Екатерина отправилась на Луару, и начался торг. Гугеноты потребовали права свободно справлять свои церковные обряды. Мало того, он хотели расположить в восьми крупнейших городах Франции свои гарнизоны (а ведь многие города уже были в их руках). Конде потребовал для себя Булонь. Казимир решил, что его расходы могут оправдать Метц, Верден и Тулон. Екатерина обещала все, гугеноты не спешили распустить войска, пока обещанное не будет выполнено.
В этой ситуации Франсуа написал Елизавете самолично, откровенно назвав ее своей «самой великой надеждой на земле». Если бы она заключила союз с ним и Казимиром, они смогли бы диктовать свою волю Европе. Кстати, Франсуа не забыл добавить, что вообще бежал из Лувра для того, чтобы получить возможность увидеть ее драгоценную персону. Завершалось сие куртуазное послание просьбой о деньгах. Деньги Елизавета ему, кстати, отправила, а вот о союзе неопределенно пообещала подумать. Гизов она ненавидела, пожалуй, даже больше, чем их ненавидел французский король, но и королю она не симпатизировала. Она считала, что за событиями Варфоломеевской ночи стоял именно он. Тем не менее, она доброжелательно приняла его письмо, в котором он обещал, что если она возьмет в мужья Франсуа, то найдет в нем больше, чем просто брата.
Елизавета продолжала маневрировать. Филипп был медлителен и не слишком расположен полностью рвать отношения с Англией. Анри был слаб и подозрителен, но она и его не оскорбила. Франсуа она послала деньги, решив, что если он поможет делу голландских провинций, ей останется только милостиво объявить себя их защитницей, не ввязавшись в войну с Филиппом. Королева играла на особенностях характеров этих людей, хотя Уолсингем и считал, что она слишком верит в удачу там, где верить надо бы было в милость Божью. Но Елизавета, в общем-то, больше всего полагалась на холодный расчет, а вовсе не на удачу. Когда Франсуа снова попросил у нее денег, чтобы задержать рейтаров Казимира на пару месяцев во Франции, она ему мягко отказала. В данном случае, не по скупости, а потому, что Франсуа с такими ресурсами мог стать слишком силен.
Очевидно, королева не потрудилась объяснить свои действия никому, потому что Уолсингем буквально грыз ногти из-за упущенных возможностей, а он редко терял самообладание. И действительно, вскоре Франсуа помирился с братом, и гугеноты остались с носом. Гизы снова оказались на вершине власти, что, теоретически, для Англии было чревато неприятностями.
В этот момент ситуация во Фландрии снова изменилась. После смерти де Рекесенса, тучи наемников, сражавшихся за Испанию, оказались без денег. Поскольку наемники воюют за деньги, а не за идеи, они стали брать свое сами, и вскоре практически вся территория нынешней Бельгии была разграблена и разорена. В этой ситуации местные дворяне резко почувствовали симпатию к принцу Оранскому, у которого армия была, и который мог страну защитить. Филиппу пришлось срочно отправить на место вице-короля своего сводного брата, дона Хуана, что он сделал весьма неохотно. Он считал дона Хуана бессердечным выродком, в чем был, конечно, прав. Но австриец был еще и бесконечно амбитным человеком. Его многие прочили в предполагаемые мужья для Марии Стюарт, и преградой амбициям дона было только резкое «нет» от Филиппа.
И вот Елизавета узнала, что, по пути в свое вице-королевство, дон Хуан имел переговоры с Гизами. Результатом стал головокружительный план: дон Хуан и войска, попадающие в его распоряжение, соединяются с силами Гизов, завоевывают Англию, через нее – Фландрию, освобождают Марию Стюарт, и бастард Хуан становится королем Англии, Шотландии и Нидерландов.
Пока дон Хуан предавался мечтам, испанцы продолжали грабить потенциально свои собственные провинции. Антверпен пал. Убиты были тысячи, разграблено всё. Принц Оранский прибыл в Гент, где образовался союз 17 провинций. Протестанты и католики договорились, поклялись защищать друг друга, выкинуть прочь иностранные войска, и отменить все религиозные преследования. Прибывший в Люксембург дон Хуан обнаружил, что опоздал. Елизавета сердечно желала дону провалиться в тартарары, но ссориться открыть с испанцами не хотела. Слишком народное движение принца Оранского ей тоже не нравилось, но отвергнуть его очередную просьбу о деньгах было неразумно. Принц мог попросить и у французов.
Королева решила денег дать, но взаймы. Речь шла о 40 000, двадцать из которых были даны немедленно. Принц должен был вернуть долг через 8 месяцев. А для Филиппа причина такой щедрости имела приличное обоснование: деньги давались голландцам для того, чтобы они заплатили испанским наемникам, и прекратили разорение страны.
Все закончилась, в общем-то, хорошо. Дон Хуан сумел договориться со своими потенциальными подданными, и они сошлись на том, что он будет их губернатором. Филипп поссорился со своим генерал-инквизитором после того, как того вульгарнейшим образом послал лесом английский посол в Мадриде. Договор между Испанией и Англией был заключен. Послом Испании в Лондоне стал умница Бернардино де Мендоза.
Вопреки общепринятому мнению, короли и королевы могут не все. Елизавета в Англии, Екатерина во Франции и Филипп в Испании были разумными людьми, готовыми на многие компромиссы ради мира и спокойствия, но зараза религиозных распрей среди их подданных сводила к нулю все попытки. Филипп не смог помешать инквизиции, ищущей еретиков, произвести беспрецедентные аресты на борту английских торговых судов. Елизавета не могла игнорировать мнение Лейчестера, Уолсингема, Бедфорда, Ноллиса, Мидмея и Сесила, требовавших от нее активных действий во Фландрии. В самой Фландрии, религия помешала Оранскому принять щедрое предложение испанцев, обещавших стране полную свободу вероисповедания и статус суверенного государства, находящегося под испанской короной, и только формально являющегося католическим. Екатерина, пытающаяся смыть с французской короны кровь Варфоломеевской ночи, была практически вынуждена протянуть руку Оранскому, хотя воевать и ей не хотелось.
читать дальшеЕлизавета не могла понять, что, кроме амбиций отдельных политиков, мешает Фландрии согласиться с предложением испанцев и жить в мире. Ее практически вынудили дать обещания голландской делегации. Очевидно, это был тот редкий случай, когда королева почувствовала полное бессилие перед обстоятельствами. С заседания совета она выскочила в слезах и заперлась в своей спальне. Случилось так, что она потеряла ту поддержку городского совета Лондона, который настаивал, как и она, на мире с Испанией. По идиотскому самоуправству инквизиции Кардиса, в порту был арестован корабль одного из первейших купцов Сити, сэра Эдварда Осборна. Экипаж был брошен в тюрьму архиепископа Севильи, и обвинялся в ереси.
На Елизавету давили со всех сторон. Она, тем не менее, заявила, что ничего не может решить с объявлением войны без резолюции парламента. Надо сказать, что к тому моменту в королевстве действовал запрет на открытые проповеди как католиков, так и протестантов, и то, что вещалось с амвонов в церквях, королева лично подвергала цензуре. Елизавета не собиралась позволить и парламенту вгрызться в теологические свары. Она дала понять, что недовольна протестантами вообще, потому что они разжигают в Европе войну. И диспуты относительно религии были внесены в число запрещенных к рассмотрению на сессии.
Парламентарии-протестанты были, конечно, недовольны. Некий Вентворт разразился речью, в которой жаловался, что королева слишком многое им запрещает. Вернее, таковы слухи. И, по его мнению, такие слухи могут быть «buried with the father of them in hell». Тем не менее, даже среди протестантской насквозь палаты общин королева была слишком популярна, чтобы ее можно было так склонять в речах. Ведь она правила так экономично, грузила своих подданных налогами только по необходимому минимуму, укрепила валюту, и выплатила долги, сделанные еще ее братом и сестрой! Если она занимала деньги за границей, ей занимали под всего пять процентов. А вот Филиппу, для сравнения, банкиры вообще отказывались в те годы занимать. С такими королевами не ссорятся. Спикер палаты остановил Вентворта с его речью, и оратор был отправлен на месяц в Тауэр остудить пыл.
В 1576 году пост вице-короля Нидерландов занимал Луис де Рекесенс-и-Суньига, сменивший на этом посту герцога Альбу. Елизавета собрала парламент, в общем-то, не столько для того, чтобы решить вопрос о финансировании возможных военных действий в провинциях, сколько для того, чтобы принудить де Рекесенса помириться с принцем Оранским и не провоцировать Англию, иначе «her majesty would be forced for her own safety to put in execution some remedy for her relief that she would not willingly yield unto». Во Фландрию послали Кобхема, но де Рекесенс неожиданно умер – раньше, чем английский посол успел с ним переговорить.
Елизавета воспользовалась замешательствам, чтобы резко отменить все предыдущие обещания принцу Оранскому, и даже бесцеремонно выставила его представителей из Англии. У нее были все основания предполагать, что преемник вице-короля будет менее расположен к умеренности по отношению к бунтующим провинциям, а со стороной, которая, скорее всего, проиграет, договоры не заключают. Более того, она сочла возможным пригрозить им не пытаться найти помощь у Франции, иначе она очень рассердится.
Сесил, которого упорно продолжают называть «силой за троном», ничего сделать не мог. Королева, и только она устанавливала границы, в которых ее министрам было дозволено двигаться. Сесилу пришлось ограничиться жалобной запиской принцу Оранскому, что он не имеет с инцидентом ничего общего. Не получив деньги у Елизаветы, Оранский не смог содержать флот. Поскольку пираты и рейдеры были и среди английских католиков, они стали трепать торговые суда голландцев, где только могли. Те отвечали жестокостями на жестокость, за что Елизавета арестовала голландские корабли, находящиеся в портах Англии. Принц арестовал английский торговый флот, находящийся в Шельде. Елизавета послала к Оранскому сэра Уильяма Винтера, приказав ему освободить торговцев или переговорами, или, если понадобится, силой.
Сэр Винтер доходчиво объяснил принцу, что Елизавета абсолютно не нуждается в добрых отношениях с Оранским. Более того, она в состоянии защитить свое силой оружия. Принц Оранский сдался без боя. Елизавета, несомненно, потирала руки, потому что конфликт с голландцами дал ей повод не вмешиваться в проблемы между ними и испанцами. А вот для Оранского ситуация оказалась сильным потрясением. Поговаривают, что именно тогда он хотел просто погрузить всех «братьев во Христе», как иронически выразилась Елизавета, на корабли, и отплыть в Новый Свет.
Терменво́кс (лат. theremin или thereminvox) — электромузыкальный инструмент, созданный в 1919 году русским изобретателем Львом Сергеевичем Терменом. Игра на терменвоксе заключается в изменении музыкантом расстояния от своих рук до антенн инструмента, за счёт чего изменяется ёмкость колебательного контура и, как следствие, частота звука. Вертикальная прямая антенна отвечает за тон звука, горизонтальная подковообразная — за его громкость. Для игры на терменвоксе необходимо обладать хорошо развитым музыкальным слухом: во время игры музыкант не касается инструмента и поэтому может фиксировать положение рук относительно него, только полагаясь на свой слух.
"На этот Хэллоуин я не буду писать страшных историй. Я просто расскажу вам о книге, которая вышла в свет в самый подходящий день в году. Потому что она об английском быте и традициях, приметах, суевериях, фольклорных существах и прочих очаровательных вещах. И эта книга наша, michletistka и моя. Встречайте "Суеверия викторианской Англии"!
Наша книга была опубликована в издательстве Центрполиграф и скоро (по крайней мере, мы надеемся) появится в магазинах, обычных и онлайн. Можно выдохнуть. Мы это сделали. И огромное, просто гигантское спасибо Елене Первушиной elpervushina , без участия которой ничего бы не получилось. А eglaine и arvenundomiel как следует ее вычитали и отредактировали, за что им тоже честь и хвала.
Выдержки из книги я уже частично публиковала здесь - это и приметы, связанные с одеждой и едой, и рождественские традиции, и фейри, и привидения всех мастей. Кроме того, туда вошли переводы английских баллад и народной поэзии, которыми Мишлетистка давно радовала своих читателей. Однако большая часть материалов ранее нигде не публиковалась, так что вы обязательно найдете там что-то новенькое.
Но это еще не все. Мы постарались, чтобы из нашей книги можно было получить представление не только об английском фольклоре и бытовых суевериях 19 века, но и о жизни англичан вообще - о свадьбах и разводах, родах и крестинах, трауре и кладбищах, еде и уборке по дому, о гигиене и медицине. Словом, обо всем том, что нужно знать, чтобы как можно лучше понять, откуда взялись приметы и кто в них верил. Так что процентов на 60 книга о суевериях, приметах и традициях, оставшиеся 40 посвящены повседневной жизни викторианской Англии. В общем, и то, и другое, и можно без хлеба.
Еще там есть хорошая библиография. А если вам нужно будет узнать подробнее, что я откуда взяла, пишите. Я назову вам источник, может даже номер страницы.
Кроме того, книга отлично проиллюстрирована гравюрами из "Панча", старинных книг и журналов. Правда, в руках я ее еще не держала, зато я отбирала для нее иллюстрации. Надеюсь, они отпечатались хорошо. Нам очень хотелось, чтобы книга была как можно информативнее и прекраснее. Ну, вы нас знаете, да? )) Мы маньяки.
Такие вот дела. Пока что я вижу ее на Лабиринте, и еще здесь, здесь, и здесь, но ее еще никуда не завезли. Буду держать вас в курсе, когда она там появится. Насчет магазинов не знаю, но, думаю, тоже можно уже посмотреть."
читать дальшеArthur Donald Innes, Ten Tudor statesmen (Henry VII.--Cardinal Wolsey.--Sir Thomas More.--Thomas Cromwell.--Henry VIII.--Protector Somerset.--Archbishop Cranmer.--William Cecil (Lord Burghley)--Sir Francis Walsingham.--Sir Walter Raleigh) www.archive.org/details/tentudorstatesme00inne
Robert William Eyton, Court, household, and itinerary of King Henry II, instancing also the chief agents and adversaries of the king in his government, diplomacy, and strategy, www.archive.org/details/courthouseholda00eytogo...
Richard of Cirencester, The chronicle of Richard of Devizes concerning the deeds of Richard the First, King of England also Richard of Cirencester's Description of Britain, www.archive.org/details/chronicleofricha00rich
Alan Haynes, Walsingham: Elizabethan Spymaster & Statesman (Alan Haynes is a prolific writer for seventeenth - century history. A member of the Historical Society)
Derek Wilson, Sir Francis Walsingham Derek Wilson, Sweet Robin: A Biography of Robert Dudley, Earl of Leicester 1533-1588 Derek Wilson, The Uncrowned Kings of England: The Black History of the Dudleys and the Tudor Throne
(Derek Wilson, a leading biographer and novelist, came to prominence after graduating from Cambridge thirty years ago withA Tudor Tapestry: Men, Women and Society in Reformation England. This was followed by several critically acclaimed and bestselling books such as Rothschild: A Story of Wealth and Power; In the Lion’s Court: Power, Ambition, and Sudden Death in the Reign of Henry VIII; and All the King’s Women: Love, Sex and Politics in the Life of Charles II. He has also written and presented numerous radio and television programs. Visit his Web site at www.derekwilson.com)
Alan Kendall, Robert Dudley, Earl of Leicester (Обычно пишет биографии музыкантов, трудно сказать, удалась ли ему эта биография)
Stephen Alford, Burghley: William Cecil at the Court of Elizabeth I (Stephen Alford was educated at the University of St. Andrews, Scotland, and is Fellow in History at King's College, Cambridge. He is the author of Kingship and Politics in the Reign of Edward VI and The Early Elizabethan Polity. He lives in Northumberland, UK.)
А вот относительно одежды, довольно занимательно: > Baldwin, Frances Elizabeth. Sumptuary Legislation and Personal Regulation in England. > Elton, G.R. England Under the Tudors > Harte, N.B. “State Control of Dress and Social Change in Pre-Industrial England.” > Hayward, Maria. Rich Apparel: Clothing and the Law in Henry VIII’s England > Hentschell, Roze. The Culture of Cloth in Early Modern England: Textual Constructions of a National Identity > Hooper, Wilfred. “The Tudor Sumptuary Laws.” > Hunt, Alan. Governance of the Consuming Passions: a history of sumptuary law > Peck, Linda Levy. Consuming Splendor: Society and Culture in Seventeenth- Century England > Pound, John. Poverty and Vagrancy in Tudor England > Vincent, Susan. Clothing the Elite: Clothes in Early Modern England
Меня часто спрашивают насчет ресурсов по тем аспектам английской истории, о которых я писала. Под катом жуткое количество ссылок. Все на английском, потому что я работаю с англоязычными текстами. Ни одна из этих книг не является абсолютно точной, конечно. Историки - тоже люди, и писали они в определенных условиях, с определенными целями. У каждого было свое мнение по вопросу. Тем не менее, если хорошенько влезть в тему, то можно легко увидеть, где факты, а где - домыслы. Я по-прежнему уверена, что абсолютной правды в истории не существует и существовать не может. Все зависит от точки зрения.
• The Tudor Revolution in Government: Administrative Changes in the Reign of Henry VIII, Cambridge University Press, 1953. • England Under The Tudors London: Methuen, 1955, revised edition 1974, third edition 1991. • The Reformation, Cambridge: Cambridge University Press, 1958. • Star Chamber Stories London: Methuen, 1958. • The Tudor Constitution: Documents and Commentary, Cambridge University Press, 1960; second edition, 1982. • Henry VIII; An essay In Revision London: Historical Association by Routledge & K. Paul, 1962. • Reformation Europe, 1517-1559 New York: Harper & Row, 1963. • The Practice of History London: Fontana Press, 1967. • Renaissance and Reformation, 1300-1640, edited by G.R. Elton New York: Macmillan 1968. • The Body of the Whole Realm; Parliament and Representation in Medieval and Tudor England Charlottesville: University Press of Virginia, 1969. • England, 1200-1640 Ithaca: Cornell University Press, 1969. • Modern Historians on British History, 1485-1945 A Critical Bibliography London, Methuen, 1970. • Political History: Principles and Practice, London: Penguin Press, 1970. • Reform and Renewal: Thomas Cromwell and the Common Weal Cambridge: Cambridge University Press, 1973; • Policy and Police: the Enforcement of the Reformation in the Age of Thomas Cromwell, Cambridge University Press, 1973. • Studies in Tudor and Stuart Politics and Government: Papers and Reviews, 1945-1972, 4 volumes, Cambridge: Cambridge University Press, 1974-1992. • Annual bibliography of British and Irish history, Brighton, Sussex [England]:Harvester Press ; Atlantic Highlands, N.J. : Humanities Press for the Royal Historical Society, 1976. • Reform and Reformation: England 1509-1558, London: Arnold, 1977. • English Law In The Sixteenth Century : Reform In An Age of Change London: Selden Society, 1979
Charles Major, When Knighthood Was in Flower: or, the Love Story of Charles Brandon and Mary Tudor the King's Sister, and Happening in the Reign of His August Majesty King Henry the Eighth, www.archive.org/details/whenknighthoodwa17498gu...
Thomas Joseph Pettigrew, An inquiry into the particulars connected with the death of Amy Robsart (Lady Dudley) at Cumnor Place, Berks, Sept. 8, 1560 : being a refutation of the calumnies charged against Sir Robert Dudley, K.G., Anthony Forster, and others, www.archive.org/details/inquiryintoparti00pett
George Adlard, Amye Robsart and the Earl of Leycester; a critical inquiry into the authenticity of the various statements in relation to the death of Amye Robsart, www.archive.org/details/amyerobsartande00lanego...
The Queen's entertainment : at Harefield Place, Middlesex, in July 1602, with some particulars relative to several earlier visits at Loseley, Chichester, Southampton, Winchester, Sutton, Barn-Elms, Kingston, and Putney : the princely entertainments at Kenilworth, Coventry, Warwick, Lichfield, Stafford, Worcester, &c. : and extracts from the unpublished letters of John Chamberlain, Esq. to Sir Dudley Carleton, relative to the Queen's progresses, her sickness, and death, www.archive.org/details/queensentertainm00lond
Edmund Bohun, The Character of Queen Elizabeth, or, A full and clear account of her policies, and the methods of her government both in church and state : her virtue and defects, together with the characters of her principal ministers of state, and the greatest part of the affairs and events that happened in her times, www.archive.org/details/characterqueene00johngo...
Ликвидация и Место встречи...Посмотрела я "Ликвидацию". Никогда не читала рецензий, но знаю, что у сериала есть хулители и хвалители. Лично я смотрела, затаив дыхание - ровно до предпоследней серии. Да, концовка завалена, правда. Но сериал вообще чудесный. И полностью аннулирует утверждения, что нынче и кино делать не умеют, и играть разучились. Играют, и еще как! И сценарий умный, не черно-белый.
Естественно, полезла тут же смотреть "Место встречи", по очевидной ассоциации. Я его видела только однажды, еще в Союзе. Сейчас посмотрела, и поняла, что мне категорически неприятен Глеб Жеглов. Особенно, по контрасту с Давидом Гоцманом. Не могла не вспомнить, как спорила в далекие годы со знакомым следователем. Он меня спросил, кто мне больше нравится, Жеглов или Шарапов? Вестимо, Жеглов, ответила я. "В том-то и проблема, - вспылил мой собеседник, - что ВСЕМ нравится Жеглов. Хотя уважать надо именно Шарапова". Тогда я его не поняла. Поняла только сейчас.
История расположенного в Бургундии командорства тамплиеров Морман достаточно странна и загадочна. До того как стать собственностью храмовников оно успело побывать и скромной придорожной обителью, и командорством госпитальеров, и мощным августинским аббатством. Причины передачи его ордену тамплиеров вызывают много вопросов, но еще больше вопросов вызывает роль этого командорства в контексте процесса против храмовников. Именно здесь проводились наиболее многочисленные тайные церемонии приема в орден – судя по материалам процесса, по этому показателю Морман уступает только Парижу. Именно по поводу этого командорства существуют показания в поклонении идолу. Именно храмовники этого командорства были заживо сожжены на костре. Кроме того, история Мормана оказалась связанной с именами наиболее странных и одиозных фигур процесса. И это все при том, что Морман находился в руках тамплиеров всего лишь в течении семи (!) лет! Предлагаем вашему вниманию статью Эдуарда Заборовского посвященную этому удивительному и странному командорству тамплиеров.
P.S. А вот здесь небольшой материал, которые мы еще не анонсировали в этом сообществе, но, возможно, он будет кому то полезен: сводная таблица высших конвентуальных сановников Ордена тамплиеров в 1120-1310 годах. А именно: Великие Магистры, сенешали ордена, маршалы ордена, (Великие) прецепторы (командоры заморских земель), прецепторы (командоры) Акры, драпиеры ордена, орденские казначеи, туркопольеры ордена.
К 1574 году 40-летняя Елизавета была уже опытным игроком в международной и внутренней политике. Она была любима своими подданными. Она умела очаровать любого человека своим хрипловатым голосом, грубоватыми шутками, остроумными замечаниями. К ней было довольно просто попасть на прием, до сих пор, хотя она прекрасно знала, какие силы хотят ее смерти. С ней было легко говорить. Она умела забывать любые оскорбления, если так ей было удобнее, она чертыхалась по любому поводу, ухитряясь при этом не опускаться до уровня рыночной торговки. Никогда не теряющая королевского достоинства, эта женщина легко принимала совершенно недостойные коронованной особы решения. Она давала слово и мгновенно от него отказывалась, она хмыкала, читая письма своих министров, в которых они ругали ее за недостойные и опасные поступки. Ведь уже то, что ее министры осмеливались писать ей весьма неформальные письма, уже говорило о ее искусстве управлять.
читать дальшеА управлять она умела! Те же важные министры за свою работу получали лишь честь эту работу делать – она им не платила, она давала им клички, она даже за ними шпионила! У Елизаветы была одна интересная особенность, которая, по-моему, была свойственна и ее отцу: она хотела, чтобы в ней любили ее саму, а не просто коронованную персону. Но там, где Гарри не мог удержаться от того, чтобы не показывать, кто в доме хозяин, его дочь предпочитала маневрировать и тонко манипулировать. Она прекрасно знала, что по велению души тот же Сесил превратил бы Англию в пуританскую и воинственную страну, что ее совершенно не устраивало. Она могла бы просто разругаться со своим секретарем в пух и прах. Она могла бы, наверное, даже просто его уничтожить. Но Елизавета ограничилась тем, что сплела при дворе достаточно сложную сеть фаворитизма, где протестантство ее министров уравновешивалось католическими симпатиями ее придворных дам и джентльменов.
Кристофер Хаттон
Сэр Кристофер Хаттон не был католиком по форме, но вполне – по духу. Эдвард де Вер, граф Оксфорд, и Генри Говард, будущий граф Нортхемптон, были если и не католиками по убеждениям, то достаточно близки к католическим интригам. Причем, их-то, в отличие от министров, Елизавета отмечала если не наличными деньгами, то возможностями эти деньги получить. Придворные дамы королевы, вне зависимости от религиозных склонностей, активно переписывались с Марией Стюарт. Всех вышеперечисленных лордов считали (впоследствии, во всяком случае) любовниками королевы. При ближайшем же рассмотрении нельзя не заметить, что у каждого из них была предназначенная именно ему роль, и каждый был предан лично королеве. Роберт Дадли, граф Лейчестер, стоял вообще на отдельном пьедестале, и иностранные дипломаты просто до мигреней гадали, какую именно роль он играет при королеве и вдали от нее.
Эдвард де ла Вер
Что же происходило, на самом деле, при дворе этой королевы? Игра, я бы сказала. Тщательно продуманная игра. Ведь Елизавета на самом деле была абсолютно исключительной фигурой среди коронованных особ Европы. У нее не было родственников среди них, не было никаких родственных связей, никаких друзей. Она наотрез отказалась породниться с кем-либо из королевских семей через брак. Формально, она БЫЛА бастардом своего отца. И что ей оставалось? Рассчитывать на себя и свой ум, разумеется. Править, как мужчина, она не могла, ни один король не назвал бы ее «братом». Поэтому она правила по-женски. Там, где мужчины с треском и громом заключали парадные соглашения, которые тут же, при удобном случае, нарушались, Елизавета ограничивалась личными письмами. Письмами настолько противоречивыми, что никто на 100% не мог сказать, что же именно думает королева по излагаемому вопросу, и что именно она обещает.
Генри Говард
Она тщательно строила образ непоследовательной, непостоянной, непредсказуемой Женщины. Если подумать, например, о том, что она не воспринимала сухих докладов, не разбавленных сплетнями и шутками. Помилуйте, она могла сосредоточиться на достаточно сухих предметах еще в детстве, делая сложнейшие религиозные переводы для мачехи и отца. Но королеве был нужен определенный имидж, и она его строила. И всем приходилось с ее причудами считаться. В общую картину входили и фавориты, и заграничные женихи.
Что касается внутренней политики, то у нее просто не было другого выхода, как замкнуть привязанность своих подданных на своей персоне. Честно говоря, ни Сесил, ни Уолсингем не были преданны ей лично. Они были преданны Англии, и они обладали реальной властью. Допусти королева слабинку, и она превратилась бы в символ, именно в знамя, которое достают по торжественным дням, и забывают потом где-то в углу, до следующей церемонии. Соответственно, Елизавете нужен был противовес этой власти – отсюда явный и раздражающий многих фавор Лейчестера, Хаттона и прочих. Эти-то были беззаветно преданы именно и только ей самой, женщине и королеве.
Если верить дону Бернадино де Мендозе, послу Испании, то Большим Планом Елизаветы была отнюдь не протестантская лига, о которой грезил Сесил, а общеевропейская толерантность. Для нее было вполне естественно, что ее подданные имеют полное право верить или не верить на свой лад, лишь бы признавали своего суверена и не пытались навязывать свои взгляды остальным. Когда Мендоза в 1578 году упрекал королеву за преследования католиков, она горячо доказывала ему, что преследует не католиков, а заговорщиков, и тех, кто не признает ее прав суверена. Возможно, она даже говорила правду, какой ее видела. Более того, она знала Филиппа, и знала Екатерину Медичи, которых их католические принципы не сделали фанатиками. Возможно, Мендоза был прав, и Елизавета действительно верила в то, что Филипп и Екатерина примут ее линию, и что Европа избежит религиозных войн.
Ведь доказательством правильности ее политики была сама Англия, ставшая за время ее правления сильной и богатой страной, три четверти населения которой состояли из католиков и приверженцев англиканской церкви. И управляли этим населением протестанты, по большей части. И ничего. Никаких религиозных войн, хотя соседние Фландрия и Франция полыхали от края до края. Елизавета видела свой долг перед подданными в том, что в стране будет мир, и что население будет жить в относительном благополучии.
При всей своей неприязни к Елизавете, в которой Фроде сам признается, даже он признает, что сам факт существования в Европе сильного и независимого протестантского государства держал политику европейских стран в состоянии какого-то баланса. Королева, наверняка, понимала, что этот баланс не будет длиться вечно, и что Франция с Испанией еще сойдутся в битве, в которой придется участвовать и Англии, но каждый год мира был годом в пользу Англии.
разгадкаВрач и медсестры Мариинской больницы сфотографировались на календарь для какой-то благотворительности. Врач - это та, кто и правда пин-ап, сестрички как-то ближе к плейбоистым девочкам-зайчикам.
Раз речь зашла о Скандинавии, покажу-ка я вам настоящего котонорда.
Этот нордический гость весом до 20 кг, одетый в густую шубу дикого окраса, сравнительно недавно стал появляться на международных выставках, где был неизменно и заслуженно представляем как суперкот. Норвежская лесная кошка (скогатт) - один из героев кошачьей моды конца ХХ века.
С давних пор в Швеции и Норвегии встречаются деревенские кошки, промышляющие в лесах, и совсем беспризорные, предоставленные сами себе, каких предостаточно и в других странах. Настоящая дикая кошка не принадлежит скандинавской фауне. Эти кошки, длинношерстные и короткошерстные, были привезены в Скандинавию на судах викингов, бороздивших моря Европы и Малой Азии с IХ по ХII век. Нормандские пираты боялись чумы (ее распространяли крысы), поэтому на корабли брали кошек с берегов Черного моря. Высаженные по прибытии на земли Скандинавии, эти кошки постепенно адаптировались к норвежскому климату: их мех становился гуще, появился подшерсток.
Вот так в течение веков норвежские лесные жили в лесах и легендах, иногда навещая своих двуногих соседей, пока в XIX веке норвежские фермеры не стали приручать их. Законы Норвегии взяли норвежских лесных кошек под защиту, егеря охраняли их от браконьеров-похитителей. Кстати, в первой половине XX века норвежская лесная была аборигенной породой для нашего Севера (Архангельская, Ленинградская области, Карелия).
Конечно, эти кошки "переженились" между собой в соответствии со своими вкусами, и теперь их шубки представляют все разнообразие кошачьих окрасов. Цвета меняются в зависимости от пейзажа, на фоне которого они живут. Тигровые и мраморного окраса с белой отделкой, черные, серые, двухцветные, рыжие и черепаховые. Все они - предки сегодняшней породы норвежской лесной кошки, зарегистрированной в 1977 году и представленной на европейских кошачьих выставках в течение последних пятнадцати лет.
Норвежские селекционеры интересовались местными кошками с тридцатых годов, а работа с ними началась с самых красивых кошек, живших на фермах. Персидскую кровь не вносили. Была поставлена цель - сохранить и развить тип крепкой и крупной кошки с очень пышным мехом. Когда селекционная работа в Норвегии, прерванная войной, возобновилась в пятидесятые годы, она была направлена на выведение типа, отличающегося от американского "кузена" - мейнкуна.
В 1969 году первые удачные норвежцы вызвали восхищение на выставках в своей стране. Во главу угла поставили качество меха: он должен быть не сухим, как у персидских, а шелковистым, блестящим, непромокаемым. Особенно красива шуба этой кошки зимой, до марта-апреля у нее сохраняется подшерсток в половину длины шерсти.
Крупный, высокий (задние лапы чуть выше передних), атлетически сложенный норвежский лесной кот имеет репутацию одного из лучших представителей кошачьего мира. Большие острые когти, хорошо выраженная сильная мускулатура, гибкое тело позволяют норвежской лесной в любом темпе и под любым углом взбираться на скалу или дерево, прыгать с ветки на ветку, являя чудеса равновесия. Вообще пребывание на деревьях для этого кота - все равно что полет для сокола. Обычно норвежская лесная кошка выбирает в густой листве одну из ветвей, делая ее своим наблюдательным пунктом. Его поза воплощает уверенную силу и спокойствие.
Голова норвежской лесной имеет красивую треугольную форму, но из-за пышного воротника может казаться почти круглой. Нос классических очертаний - прямой, средней длины, - красивых и строгих линий подбородок. Хвост средней длины, очень пышный. Высоко посаженные длинные уши внутри украшены легкой бахромой. Большие, немного миндалевидные, выразительные глаза смотрят мягко, живые и внимательные, с выражением бдительности. Цвет глаз гармонирует с цветом шерсти. Шерсть длинная, блестящая, с водоотталкивающими свойствами - это один из основных признаков породы. Подшерсток густой и очень пышный. При содержании шерсть норвежской лесной доставляет меньше хлопот, чем у других полудлинношерстных и длинношерстных пород (за исключением периода линьки, когда пышным остается только хвост, но и тогда шерсть на полу и вещах практически не встречается).
Для норвежской кошки допускаются все цвета натуральной гаммы. Исключается сиамский рисунок, шоколадные и лиловые тона. Кроме того, восточная линия наследования также нежелательна, как и скрещивание с мейнкуном.
В Норвегии популярны окрасы дикие, тигровый или мраморный. Но селекционеры других стран предпочитают более изысканные окрасы, например, серебристые, мраморные, имеющие полярный колорит, или одноцветные с белой отделкой, имеющие, напротив, более салонный вид. Но это дело вкуса.
"Любишь одиночество - не заводи дома норвежскую кошку". Так говорит скандинавская пословица. Из-за своего полудикого происхождения норвежский лесной кот имеет совершенно особенный характер: с одной стороны, гораздо более независимый и жадный до свободы, чем у других пород кошек, с другой - необыкновенно доверчивый и открытый к человеку, несмотря на бдительность и осторожность в отношении окружающего мира в целом.
Эти коты не любят много двигаться, для них можно оборудовать площадку со специальным "кошачьим" деревом и ступеньками для лазания.
В целом к характеру норвежской лесной кошке в полной мере подходит известное определение: нордический, выдержанный. Кстати, выдержка эта касается и половой активности, которая у норвежской лесной ниже, чем у других пород кошек, что в городских условиях доставляет гораздо меньше беспокойства. Помет у кошки, как правило, один раз в год. Взрослеют и формируются норвежские лесные кошки медленно (окончательное формирование к 5 годам).
Норвежские кошки привязаны к своему дому. Это спокойные, не взбалмошные, не капризные животные. Правда, они не любят навязчивой фамильярности, но ласковы с детьми, если те их уважают и не гладят против шерсти.
Норвежский лесной кот общителен и очень любит находиться в компании хозяина и его семьи. Какое-то время он не прочь даже побыть центром внимания, но позволить располагать собой слишком долго не в его характере. Случаи агрессии норвежских лесных крайне редки (их можно считать исключениями) и вызваны, как правило, неделикатным и навязчивым поведением хозяев. Эти коты очень сообразительны и проворны, играть с ними - огромное удовольствие, да они и сами большие любители игр. Главное в этом общении - соблюдать чувство меры и не предлагать свое общество или игры, когда кот к этому явно не расположен.
В стране норвегов очень мало, их на родине берегут и не распродают направо и налево, как мы своих прекрасных сибиряков. Мне только единожды в столице на выставке довелось увидеть такую кошку - ну очень хороша! Ей всегда тесно в выставочной клетке, и она сердится. Особенно красиво эти кошки выглядят на природе, и любоваться ими нужно, когда они в движении, чего я не лицезрела. Но то, что ее не пудрили и не брызгали лаком, - это точно. Вышла на ринг какая есть на самом деле, без парикмахерских ухищрений. Мечтать о таком котяре, наверно, не стоит. Но знать о его существовании нелишне: кот просто великолепен!