Портреты Ричарда III

Наткнулась в статье Берг на фразу: "Внеш­ность Ричарда — это, пожалуй, единственный случай дока­занной фальсификации его облика, сознательно изготовленной в эпоху Тюдоров. На телевизионном процессе над Ричардом искусствовед леди Веджвуд показала извест­ный портрет Ричарда, находящийся в Виндзорском замке. Благодаря рентгеноскопии удалось установить, что на порт­рете была заново перерисована линия правого плеча, так что оно кажется выше левого; были внесены и другие изменения: так, глаза были сделаны более узкими, что придало всему облику определенную злобность, овал лица перерисован и заострен, так что Ричард выглядит старше своих лет".

Дело в том, что портретом из Виндзорского замка обычно показывают вот этот:



Но это - портрет, написанный либо в поздний Елизаветинский период, либо в период правления Джеймса. Портрет сделан на дубовой основе, и дендрологист Джон Флетчер сделал вывод: около 1590-1600 года.

Вот этот портрет точно написан во второй декаде 16-го века, во время правления Генриха VIII. Уже более зловещий вид, так?



Именно об этом портрете идет речь в статье Берг. Она, собственно, цитирует из статьи Фредерика Хепберна, который дословно пишет вот что: "it appears that, at some time after the copy was first painted, some deliberate alterations were made to it". ("Выяснилось, что после того, как копия была написана, над ней были произведены некоторые преднамеренные изменения").

The king's right shoulder was made to look higher than his left by extending the gown and the jewelled collar on that side a little further upwards. With the passing of time the additional paintwork on the gown has become fainter, so that the original line of the shoulder is now quite clearly visible to the naked eye. ("Правое плечо короля визуально завышено за счет расширения накидки и воротника из драгоценных камней слегка вверх. Со временем, дорисовка поблекла и первоначальная линия плеча теперь видима невооруженным глазом")

An X-radiograph of the painting showed up this change very clearly, and also revealed that Richard's right eye was originally not as narrow as it now appears: the lower edge of the eye has been slightly raised and straightened. ("Просвечивание рентгеном показало данное изменение совершенно четко, а также выяснилось, что правый глаз Ричард изначально не выглядел таким узким: нижний угол глаза был слегка приподнят и выпрямлен")

Also, judging from the paintwork itself, there is reason to think that the outline of the nose may have been enlarged a little and that the mouth has been tampered with in order to make the lips look thinner. ("Также, судя по самой работе, есть основание предполагать, что линия носа была немного увеличена, а надо ртом поработали, чтобы губы выглядели тоньше")

Without doubt these alterations were made with the intention of 'improving' the portrait by bringing it more into line with the early Tudor view of Richard as a deformed villain" ("Без сомнения, данные альтерации были сделаны с намерением "улучшить" портрет так, чтобы он соответствовал точке зрения ранних Тюдоров на Ричарда, как на деформированного злодея") (The Portraiture of Richard III, Frederick Hepburn)

Но я нашла портрет еще "краше", из личной коллекции Генриха VIII, который получил его, очевидно, от отца, который и был заказчиком:



А вот портрет, принадлежащий Обществу Антикваров. Он, кстати, тоже сделан во времена Большого Гарри. И является копией с оригинала 1480-х годов. Почему копией? Потому что верх портрета арочный. В 1480-х портреты были в прямоугольных рамках. Что с этим портретом интересно, так это факт, что сначала художник сделал добросовестную копию, а потом ее "улучшил": "the central horizontal line of the mouth had been moved to a slightly higher position, making the jaw look more tightly set and thus giving the face as a whole a more determined expression".("Центральная горизонтальная линия рта перенесена слегка вверх, благодаря чему подбородок выглядит более тяжелым, что придает в целом лицу более непреклонное выражение")

до реставрации портрета
после реставрации

Так что этот портрет, где надо делать скидки на несовершенство изображений эпохи, и есть нечто максимально близкое к тому, как на самом деле выглядел Ричард.

@темы: Richard III

---

Елизавета I - "ваша добрая сестра и верная кузина"

О международной политике Англии в 1584-85 гг можно писать много, но суть-то сводилась все к той же привычной расстановке: Нидерланды практически открытым текстом предлагали, чтобы Англия их аннексировала, а Елизавета вежливо, но неуклонно от этого счастья уворачивалась.



Французы, с другой стороны, были бы рады аннексировать Нидерланды, но у них хватало проблем и дома: Гизы набирали силу, король слабел. Мендоза, который стал теперь послом Испании в Париже, со своим прямолинейным антишармом заявил Анри Французскому, что если тот полезет в Нидерланды, то хозяин посла будет чрезвычайно недоволен. Анри немедленно вспылил, крича, что никто ему не указ, а Екатерина Медичи, присутствовавшая при встрече короля с послом, ядовито добавила, что аннексия Нидерландов Францией была бы ничуть не более удивительным шагом, чем аннексия Португалии Филиппом Испанским. В общем, отношения нового испанского посла с королевским двором Франции «сложились», как говорится. Очевидно, годы, проведенные Бернардино де Мендозой в Лондоне, изрядно подорвали его нервную систему.

Возможно, Анри Валуа не был сильным королем в том смысле, в каком был силен его батюшка или те же Гизы. Сильно подозреваю, что он не был достаточно варваром, чтобы его уважали. Но слабоумным он не был. В марте 1585 года у него состоялся совершенно замечательный разговор с английским послом. Англичанин удивлялся (не без фальши), что король Франции не желает взять то, за что любой его предок душу бы продал – фландрские провинции. Король Анри, в ответ, не повышая голоса, рассказал послу Елизаветы, насколько он хорошо понимает ее планы. И так же тихо добавил, что не собирается жертвовать собой ради нее. Он еще согласился бы разделить риск, когда часть провинций отошла бы к Франции, а часть – к Англии. Но не более того.



Елизавета была раздосадована. Не столько тем, что кто-то видел ее насквозь, сколько тем, что приятный план стравить Испанию с Францией, и получить все дивиденды, оставшись в стороне, не выходила. И она поругалась с королем Анри, используя, как повод, судьбу Моргана, о котором шла речь в «заговоре Перри». Анри, без особой спешки, посадил Моргана в Бастилию. Елизавета потребовала, чтобы Франция выдала Моргана Англии, потому как Морган, теоретически, замышлял против нее, Елизаветы. Анри высказался в том духе, что видел бы он того Моргана на дне морском. Из-за такого ничтожества столько проблем. Мало того, что до Англии из Парижа довезти Моргана было бы практически невозможно: Гизы контролировали дороги. Но ведь попади Морган в руки англичан и увидь дыбу, первым именем, которое он назовет, будет: Мария Стюарт. Может, пусть себе сидит в Бастилии?

Но Елизавета уперлась. Она желает назвать всему свету имена тех, кто злоумышлял на ее жизнь. Послание кардинала Комо с ссылкой на папу уже есть. Она хочет знать и остальных. Уолсингем втолковывал Елизавете, что та должна хотя бы поблагодарить французского короля за то, что он вообще Моргана арестовал. Вместо благодарности, она отправила Анри письмо, полное обвинений: король скрывает шифры Моргана, король дозволяет, чтобы Моргана посещали его сообщники. И вообще, отказываясь выдать Моргана, король ведет себя, как покровитель убийц и заговорщиков. Екатерине Медичи она написала еще более странное письмо, с угрозой, что если ее сын не будет вести себя разумно по отношению к своей сестре-суверену, он может дожить до момента, когда он сможет увидеть удивительные вещи.

И король увидел, действительно. 15 марта герцог де Гиз поднял знамя Святой Лиги. Лотарингский дом объявил, что имеет целью заставить короля изменить порядок престолонаследия, исключив гугенота Анри Наварру. Королю пояснили, что ничего личного, но если он не послушается, то его просто отлучат от церкви. На этот раз, Филипп Испанский не поскупился: он оплачивал 20 000 человек, выступивших с Гизами.



Что ж, победа Гиза во Франции была Англии совершенно не нужна. Ведь в этом случае Франция Гизов и Испания точно объединились бы против Англии, где ждала своего звездного часа дочь Марии де Гиз. Елизавета, поэтому, предложила Анри помощь – пожалуй, искренне. Но теперь уперся уже Анри: он такой же хороший католик, как и Гиз, и он не позволит бунтовщикам диктовать ему свою волю. Как будто у него был выбор… Гиз был идолом в больших городах, где чернь была сугубо католической, и в сельской местности, где население было еще более католическим. Аристократией управляли иезуиты. Кто оставался с королем? Как минимум, его неутомимая мать, которая сама отправилась к Гизам вести переговоры о примирении.

И в этот момент прибыл кто-то из Лондона требовать выдачи Моргана. От посланца отмахнулись: забирай, если сможешь. Тот уже понял, добирая до Парижа, что доставить арестанта в Лондон совершенно невозможно в сложившихся обстоятельствах.

Елизавета припечатала короля Анри Валуа крепким словцом, и отправила посланца к Анри Наварре. В конце концов, она же протестантская государыня. Она пообещала Наварре, что если король даст себя увлечь в католическую лигу, то Наварра может на нее рассчитывать. И даже денег послала. В самом деле, не могла же она допустить повторения Варфоломеевской ночи! А королю Анри Валуа королева написала эмоциональное и прямолинейное письмо:

«Could you but know, my most dear brother, the grief which I feel at the danger to which you are allowing yourself to be exposed, you would perceive that there was no creature in the world on whom you might more surely count for help than on myself.

My God! is it possible that a great king, against all reason and honour, can sue for peace and to rebels and traitors instead of forcing them to submit to your authority? I marvel to see you thus betrayed by your council, and so blind as to tolerate their villainy. Pardon the affection which emboldens me to speak thus freely to you. I protest before God, I do it only for the honour and the love I bear you.

Alas! think you the cloke of religion in which they wrap themselves is so thick that their design cannot be seen through their design, I say, to have France ruled, in your name indeed, but at their devotion. And I pray God that be all. I do not think it will be.

Princes conquered by their subjects are rarely of long continuance. God defend you ! be not yourself an example of this.

Wake up your kingly spirit, and you shall see that we two, if it please you to use my aid, will put them to the greatest shame that ever rebels knew. If your loyal subjects see you put to your hand, if they have not cause to suspect, as many do, that you are yourself in league with these men, seeing the small heed you take of them, doubt not they will so stand by you, that you shall have your rebels alive or dead in your hands, to your eternal honour.

A king like you should choose rather to risk his life in battle than endure the shame which is coming upon you. Better far to loose twice ten thousand men than reign at the will of traitors.

You will soon end this business if you do not beg for peace ere you have taught them to know their places. Who and what are these men that are so hardy as to give the law to their king, and with strange requests and monstrous conditions would make you break your plighted word? Jesus!, was it ever seen that a prince was so awed by traitors that he had neither heart nor council to defy them? If a queen in two weeks brought into the field 30,000 men to chastise two dreaming fools, who were set on by another prince, and were not seeking their own advancement, what should not a King of France do against men who claim precedence of the house of Valois, and pretend prior descent from Charlemagne, and to colour their doings call themselves champions of the faith, and gird at you as less devout than themselves?

Awake, for the love of God. You have slept too long. Trust to me. I will help you if you do not abandon yourself. I hear you have a few days' respite. Use the time and make yourself strong. Beware of conditions which will bring you to shame and ruin. I have been so ill handled by your gallant Duke of Aumale, that I can send you no more special ministers; but I beg you write freely to me. Tell me what you will do, and care not for other men's pleasure, but think of your own need. The Creator aid you with his grace and raise your spirit.

I am your good sister and assured cousin,

" Elizabeth." —MSS. France, May, 1585.

Но Анри Валуа, который послал свою мать спасать ситуацию, вряд ли был способен сам эту ситуацию переломить. Екатерина Медичи договорилась от имени короля, что – ладно, еретиков терпеть больше не будут. Но она выторговала для Наварры полгода. Теоретически, за это время он должен был сдать свои города примириться со своими врагами. Практически, эти полгода спасли тысячи, десятки тысяч гугенотов от беспощадной и немедленной резни. Полгода – большой срок, если уметь распоряжаться временем.
Король подписал все, о чем договорилась с Гизами королева-мать. Трусом Анри Валуа не был, но отлучения от церкви и низложения он боялся больше, чем смерти.

@темы: Elisabeth I

---

Кубок признания

Спасибо всем, кто подарил кубки мне, а я передаю свой вперед по эстафете, моим читателям и собеседникам

---

"И полцарства в придачу" - 38

Это была Джейн Паркер. То есть, леди Рочфорд, как ее теперь называли. И сознание этой женщины не имело ничего общего с тем образом визжащей ревнивицы, которую Маргарет видела всего час назад. Это был очень хорошо организованный разум, с выстроенными приоритетами и железным самоконтролем, хоть и пронизанный нитями ярости.

В данный момент леди Рочфорд была немного обеспокоена и сильно озабочена, причем именно ею, Маргарет. Видеть свой образ, плавающий в чужом сознании, было забавно. Маргарет сочла, что леди Рочфорд несколько ее демонизирует.

- Леди Маргарет! Леди Маргарет! Вы что там, поспать решили?

Маргарет, помня, что должна изображать одурманенную и беспомощную жертву, продолжала молчать.

- Леди Маргарет, да прекратите же лицедействовать. В той бутылке, которую я дала Джорджу, дурмана не было. А вот времени у нас мало. Отсюда я вас, конечно, выпущу, но сначала нам нужно поговорить.

- Ладно, входите, леди Джейн. – Маргарет села на свой лежанке и отбросила волосы с лица. – Будем говорить, хотя и не представляю, о чем. После того-то, как вы устроили мое похищение.

- О, так вы знаете, - без всякого смущения отозвалась леди Джейн, сноровисто отпирая замок. – Вообще-то, там бы вам и конец пришел, если бы эти Берли не заболели вдруг потницей. Так что, считайте, что вам повезло. Вы живы и с титулом. Молитесь, чтобы удача от вас не отвернулась.

Леди Рочфорд зашла в камеру, поставила светильник на стол, который там оказался, и опустилась на шаткий стул. Глядя на Маргарет своими широко расставленными, сверкающими глазами, она сообщила:

- Я подслушала ваш с королевой разговор, как вы поняли. Если бы я только знала, что вы не участвуете в борьбе за корону…

- Звучит, как попытка оправдаться.

- Нет. Я просто сожалею о том, что потратила усилия и время не туда, куда нужно.

- А куда нужно? – провокационно спросила Маргарет.

- Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть, леди Маргарет. Не здесь и не со мной, во всяком случае. Поверьте, что в эту игру я играю лучше вас, общаясь каждый день с семейством Болейнов.

- К которому принадлежите и вы, леди Джейн!

- Я? – леди Рочфорд надменно выпрямилась. – Я НЕ принадлежу к этому семейству. В моих предках Ловеллы, лорды Морли, Говарды, Сент-Джоны. Вот к их семействам я принадлежу. А Болейнами я просто пользуюсь.

- Леди Джейн, - устало вздохнула Маргарет. – Не пытайтесь и вы казаться глупее, чем есть. Вы пользуетесь Болейнами? Джордж послал вас в полет своей оплеухой вполне привычно, и нет ничего почетного в том, чтобы быть женой открыто неверного мужа. Вы просто хотели занять местечко поближе к трону, но цена оказалась для вашей гордости слишком высокой, не так ли? Давайте сэкономим время, и вы мне просто скажете, зачем я вам сдалась?

- Ваш сон, - просто ответила Джейн. - Сэр Томас сказал, что вы видели, что Анна будет коронована и лишится головы.

- Да, - с запинкой признала Маргарет. Она действительно помнила, как писала об этом сне Гарри, в том неотправленном письме, которое прочел Томас Болейн.

- Теперь они в панике. Возможно, если умрете вы, пророчество не сбудется. А я хочу, чтобы оно сбылось!

- Ну, леди Джейн, дело ведь не только в этом, не так ли? – Маргарет спрашивала наугад. Она не понимала, почему ее горячечный сон вдруг попал в разряд пророчеств. Но, возможно, это имело какое-то отношение к словам сэра Томаса о том, что ее подпись может расстроить его планы.

- О, ТАК далеко я не намереваюсь заходить, - Джейн Паркер погрозила Маргарет пальцем. – Вы поклялись королеве, что не собираетесь соревноваться с ней. Поклянитесь в этом мне, и я немедленно выведу вас отсюда. Не надо вам встречаться с Анной. Для нее ваши игры с тенью – на один ядовитый зуб. А я хочу, чтобы вы жили, и пророчество точно исполнилось!

- Клянусь вам, леди Джейн, что я не собираюсь посягать на корону королев Англии, - торжественно пообещала Маргарет, которая уже начала сомневаться, не ведет ли дверь из апартаментов Болейнов прямиком в Бедлам, и не является ли леди Джейн одной из живущих там лунатиков.

- Хорошо. Теперь идемте. – леди Рочфорд легко поднялась и быстро двинулась к двери.

- Подождите, леди Джейн… А что с вами сделает Джордж, когда узнает, что вы меня выпустили?

- Поколотит, - небрежно пожала плечами та. – Я буду рыдать и кричать, что приревновала, и он, в конце концов, успокоится. А мне будет приятно сознавать, что у НЕГО все мучения впереди, и его мучения будут несравнимы с моими.

- Вы не боитесь, что немилость заденет и вас, леди Джейн?

- Нет, не боюсь. Если Анна родит королю наследника и лишится головы, согласно вашему пророчеству, а я отправлю вслед за ней Джорджа, то рядом с Гарри и его долгожданным наследником останусь я. И уж мы постараемся, чтобы в нем не было ничего от Болейнов!

Картина, стоящая перед глазами Джейн, была настолько яркой, словно ее нарисовал сам мастер Гольбейн. Вернее, она видела картину, нарисованную мастером Гольбейном: король, принц, и королева, глядящая на зрителя серыми, широко расставленными глазами.

- Не стойте столбом, леди Маргарет, время не ждет. И постарайтесь в будущем не попадаться на глаза семейству Болейнов. Лучше бы вам вообще покинуть дворец поскорее. Почему бы вам не выйти замуж, например?

Шагая вслед за леди Рочфорд, Маргарет пыталась как-то уложить в голове все, что только что услышала. Теперь понятно, откуда идут слухи о гомосексуальности Джорджа. Если Джейн метит в королевы сама, она легко получит аннулирование брака с Болейном после его казни, на основании того, что брак никогда не был подтвержден карнально. Все знали бы абсурдность утверждения, но… формальности были бы соблюдены. Любопытно, что ни Анна, ни Джейн не принимали в расчет королеву и наследницу престола, Мэри. Словно тех уже и на свете не было.

Леди Рочфорд выпустила Маргарет из коридора прямо в один из нижних ярусов парка, который спускался к самой реке, и поспешно захлопнула за ней невзрачную дверь, у которой были составлены грабли, вилы, лопаты и метлы садовых работников. Девушка оглянулась вокруг, и с облегчением ухватилась за руку Ричарда Рэдклиффа, уже стоявшего рядом с ней.

Не сговариваясь, они побрели в лунном свете туда, где поблескивала река. Маргарет чувствовала, что она-то точно не сможет вернуться во дворец этой ночью.

- Вы слышали, миледи, что сказала эта ехидна? Что она ведет род от Ловеллов! – воскликнул Рэдклифф. – Вы представляете? Как тесен мир… Вряд ли Фрэнсис сможет гордиться этой красоткой, замышляющей предательство собственного мужа. Будь муж поприличнее, его бы стоило предупредить, но этот сочувствия как-то не вызывает.

- Не стоит его расстраивать, - рассудительно сказала Маргарет. – И сэра Ловелла тоже не стоит огорчать.

Она очень боялась, что голос может ее выдать, но простодушный рыцарь ничего не заподозрил. Он, страстно желающий прожить еще одну, более полную жизнь, верил в своего друга и короля, и готов был подчиниться его решению. Скорее всего, сэр Ловелл хотел жить не менее страстно, но предпочел взять свою судьбу в собственные руки, не особенно озадачиваясь возможным конфликтом интересов. И одному Богу известно, как это отразится на их планах.

- Здесь можно взять лодку в Лондон. Мне, честно говоря, очень хочется выпить в хорошей компании подальше отсюда, поговорить по душам, и перестать оглядываться хоть на пару часов.

- Саутварк? – улыбнулась Маргарет.

- Саутварк! – подтвердил Рэтклифф.

@темы: "побасенки"

---

"И полцарства в придачу" - 37

Маргарет вздрогнула от неожиданности, но быстро сообразила, кто может быть там, где минуту назад была крыса.

- Сэр Ричард Рэтклифф, угадала?

- Да, миледи. – Собеседник Маргарет внезапно заливисто расхохотался. – Довольно оригинально вести беседу по протоколу, лежа рядышком в соломе, не так ли?

- О да, - с чувством подтвердила Маргарет. Немного помолчав, она продолжила разговор:

- Серьезно, сэр Ричард, чем обязана? Я-то надеялась хоть немного собраться с мыслями, а тут вы. Почему не Робин, кстати?

- Робин занят серьезным делом, - проникновенно ответил ей Рэтклифф. – Он мурлыкает рядом с самой королевой! Она, видите ли, заснуть не может, если кот не греет ей ноги. К тому же, присутствие крысы в камере обычно приводит тюремщиков в хорошее настроение, а кота просто шугнули бы отсюда.

- Как будто это остановило бы Робинового кота… Говоря о мурлыкании и важных персонах, кстати - что за дела у Ловелла с Экзетером? Я видела его сегодня вечером, и вот у него был вид кота, стащившего на кухне перепелку, хотя к котам этот «спаниэль» не имеет никакого отношения. И каким боком он родня королю Дикону?

- Вы полны вопросами, миледи, - фыркнул Рэтклифф. – Ловелл был женат на первой кузине жены Дикона, вот каким боком он ему родня. А вот с Экзетером у него ничего общего быть не должно, кажется. Наверное, разнюхивает что-то.

Маргарет подумала, что Ловелл выглядел вовлеченным в беседу слишком персонально, до потери контроля над всем, не находящемся в центре его внимания, но, возможно, именно поэтому он и получил свою кличку. Охотничья собака видит только свою цель, и ничего больше. Но вот какую цель увидел Ловелла, и почему ей это кажется таким важным?

- Итак, миледи, вы решили провести вылазку в самое гнездо врага? – прервал Рэтклифф рассуждения девушки.

- Отчасти, - подтвердила она. – Как вы заметили, я полна вопросами, а в последние полтора месяца я перестала получать на эти вопросы ответы. Причем, все вокруг ответы знают, но мне отвечают исключительно философски-нравоучительно, не говоря, по сути, ничего. Если бы вы знали, как эта манера раздражает слушателя, сэр Ричард.

- А я знаю, - неожиданно ответил Рэтклифф. – Меня, например, кроме спасения отечества чрезвычайно интересует, смогу ли я продолжать жить, когда вся эта кутерьма закончится? Я имею в виду, просто жить, без всякой чертовщины и воплощений. Жениться. Семьей обзавестись. Мне, кстати, всего-то тридцать, и я считаю, что если мы в очередной раз старушку Англию спасем, то свою награду мы заслужим!

- И?

- А что «и», миледи… Дикон бубнит о том, что нельзя вмешиваться в ход событий, а Робин только криво ухмыляется. И попробуй понять, чего ждать и ради чего стараться. Ради короля? Да простит меня миледи, из всех нас только у нее и у Дикона есть хоть какие-то причины относиться к нему по-доброму. Ради королевства? Так, миледи, наследница у Бугая есть. Матушка ее, королева, побудет регентом при дочке несколько лет, а кузен подсобит войском и авторитетом. И что при таком раскладе грозит королевству? Не понимаю… А Дикон не говорит. Может, он и сам не понимает. Но мы-то в любом случае зависим от решения Дикона, потому что именно он нас разбудил!

- Как все сложно, - посочувствовала Маргарет. Пусть Рэтклиффа она раньше видела всего раз, да и то мельком, а Ловелла и вовсе почему-то невзлюбила, Дикон и Робин заняли в ее сердце свое место, и перспектива жизни без них показалась ей довольно серой. Конечно, на другом полюсе этой жизни были Ричард со своим странным оруженосцем и неистовой Агатой, но… Если подумать, для них она была просто подвернувшимся под руку удобным средством выполнить миссию, не больше. Тогда как Дикон со своими друзьями появились здесь именно из-за нее.

- Тише! - вдруг предупреждающе шепнул Крыс. – Сюда кто-то идет. Вернее, крадется. Закройте глаза плотнее, миледи, чтобы свет лампы не ослепил вас, а я спрячусь у стены рядом с выходам. Если это злоумышленник, мы с ним легко справимся, не бойтесь.

Маргарет еще не слышала шагов, но она увидела, как окружающую ее темноту пронзил луч света. Она зажмурилась и навострила уши. Ей вдруг пришло в голову, что происходящее вызывает у нее не страх, а какое-то странное раздражение. Бог свидетель, она не солгала, что ей нужно было немного собраться с мыслями. Вокруг нее образовалось слишком много людей, каждый из которых хотел чего-то своего, и включал в свои планы ее участие. А ей не казалось справедливым, что при этом ее вопросы все, как сговорившись, пытаются обойти. Ладно, если ей ничего не говорят друзья, то, возможно, скажут враги?

Маргарет улеглась поудобнее, расслабила тело, выровняла дыхание, и попробовала дотянуться до сознания человека, приближающегося к ее темнице.

@темы: "побасенки"

---

1 апреля

С Днем Смеха всех!

April Fools Day Quotes Pictures - Photobucket

@темы: "праздники"

---

Дусту мне, дусту!

Третья модификация гриппа за один месяц - это гадство и мировой заговор. Завтра - последний день зачетной недели практики, осваиваю искусство выглядеть бодрой и энергичной при температуре 38. Освоила. Но вечерами дышать сложновато. И, главное, все время холодно! Но не сдамся, и все будет по мому плану. Вот. Удивительно приятная неделя в рабочем смысле, кстати. Не знаю, как оценит мою профессиональность принимающая зачетную неделю медсестра, но работать с ней легко и приятно, и свою работу она любит. Собственно, оценки меня в этом семестре вообще интересовать перестали.



Да, к чему я это все? Удаляюсь лечить бронхи до воскресенья, жесткими методами. Не теряйте.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

"До" и "после", стоит ли сравнивать?

По-моему, это уже совсем другая группа. Мне этот новый альбом нравится, если что.

@темы: "музыка"

---

"И полцарства в придачу" - 36

Маргарет приходила в себя постепенно. Сначала вернулось зрение. Она увидела развалившегося в кресле Джорджа Болейна, который, не торопясь, ел конфеты. Ее конфеты! Вернее, королевские, но добытые ею, так что какая разница?

Потом вернулся слух, что принесло ей не больше радости, чем возвращение зрения. Джордж чавкал. Что еще хуже, он говорил, и говорил, обращаясь к ней. Очень скоро Маргарет узнала все, что Джордж собирается с ней сделать, в мельчайших подробностях. Неприятных подробностях, надо сказать.

«Убью», - неожиданно спокойно подумала девушка, и с этой мыслью к ней пришло осознание полной картины происходящего. Она обнаружила себя лежащей поперек кровати в довольно большой и роскошно убранной комнате. Неужели этот идиот притащил ее в собственные апартаменты?

Попытка покопаться в мыслях Джорджа привела к пониманию, что молодой человек пьян до состояния полного отупения. Связных мыслей не было, на поверхности метались только образы. Ее самой, Анны, жены, еще каких-то женщин, каких-то мужчин в весьма двусмысленных позах. Маргарет вспомнила слухи о гомосексуальности Джорджа, ходившие среди придворных. Похоже, напрасно. Содомитом молодой Болейн явно не был, ему было просто все равно, с кем удовлетворять похоть.

Заметив, что пленница очнулась, Джордж встал, и, пошатываясь, подошел к кровати.
- Смотри-ка, живая! – глупо ухмыльнулся он. – Жи-ву-ча-я…
- Ты что, предпочитаешь трупы, ублюдок? – холодно спросила Маргарет. Она уже решила, что Болейн заслуживает не больше милосердия, чем бешеный лорд Беллами, и конец у него будет аналогичный, поэтому не пыталась скрыть испытываемого ею отвращения.

- Шлюха! – Джордж кинулся к ней, сжав кулаки, но споткнулся о ковер, и буквально рухнул на Маргарет. В эту же минуту дверь распахнулась, и в комнату влетела Джейн Паркер, злая, как фурия.
- Мерзавец! Бабник! Ты уже тащишь своих потаскух и в супружескую постель! Совсем стыд потерял, негодяй!

Джейн дубасила Джорджа но спине кулаками изо всех сил, тот пытался вывернуться, опираясь на Маргарет, которой приходилось выдерживать немалый вес брыкающихся супругов. Улучшив момент, она вывернулась в сторону, пожертвовав юбкой, которая с треском разорвалась от резкого движения. После этого, удалось вывернуться и Джорджу, который от всей души отвесил супруге затрещину, от которой та буквально отлетела к столу.

В комнате наступила, наконец, тишина, прерывающаяся тяжелым дыханием взбешенного Джорджа и всхлипываниями Джейн. Последняя, наконец, увидела предполагаемую виновницу семейной сцены, распухшая щека которой ясно говорила, что она оказалась здесь не по своей воле.

- Господи милосердный! – воскликнула Джейн, всплеснув руками. – Джордж, что ты наделал?! Королева знает, что она здесь! Королева только что с ней говорила! Ее же искать будут…
- Пусть ищут, - буркнул Джордж, заметно протрезвевший. – Я сам ее искал довольно долго. Эта маленькая шлюшка нужна Анне.

Взгляд Джейн метнулся, но Джордж этого, к счастью, не заметил. Маргарет, смирно полулежащая у кровати, подумала, что Робин был прав: ее похищение устроила именно Джейн. Если муж всегда обращается с ней так, как несколько минут назад, то Джейн была смелой женщиной, если решилась играть против Болейнов.

- Приведи Анну, - приказал Джордж жене.
- Невозможно… Она не одна, - пролепетала Джейн.
- Ладно, - нахмурился ее супруг. – Это может и подождать. Придется нашей птичке поскучать в одиночестве до утра. Дай мне вино, то самое.

Маргарет содрогнулась. Ей совершенно не хотелось снова быть одурманенной. «В тебе есть силы, превосходящие силы обычного человека», вспомнила она слова Дикона. Что есть, то есть. Пожелай она – и Джордж умер бы в мгновение ока. Но если уж Провидение устроило для нее это испытание, то не мудрее ли использовать свою неудачу для того, чтобы узнать побольше, с чем они имеют дело? Зачем она нужна Болейнам?

Девушка вздохнула, подумав о том, что еще в начале лета она, оказавшись в подобной ситуации, просто и надежно потеряла бы сознание от ужаса. Хорошие были времена, простые. Теперь она другая, и спрос с нее другой. По сути, что ей грозит? Как там сказал Дикон? Ее особенность в том, что она имеет власть над водой? Ладно, вот и проверим…

Джордж, тем временем, откупорил бутылку из темного стекла, налил из нее вина с дурманом в бокал, и теперь стоял перед Маргарет, неприятно усмехаясь.

- Ну что, птичка. Или ты спокойно выпьешь, или я все равно волью настойку тебе в глотку, даже если мне придется для этого выбить парочку твоих зубов.
- Я выпью, - прошептала Маргарет.

Она взяла бокал, зажмурилась, и в два глотка проглотила снадобье, уверяя себя, что пьет просто воду. Терпкая жидкость обожгла ей рот, но по горлу сбежала действительно вода. Легкое головокружение девушка, все-таки, почувствовала, и прикрыла глаза, чтобы остановить медленное вращение комнаты.

Сквозь ресницы она видела, как Джордж подошел к громоздкому шкафу, стоявшему в углу комнаты, небрежно вышвырнул из него содержимое, и нажал на заднюю стенку, которая отошла, открывая выход на лестницу. Потом он вернулся к Маргарет, грубо перекинул ее через плечо, и начал долгий путь вниз. Джейн шла впереди них со светильником.

Наконец они вышли в мрачный коридор, по обе стороны которого были загороженные металлическими решетками комнаты. Джордж подождал, пока Джейн отперла одну из них, вошел, и скинул Маргарет на кровать, небрежно покрытую старой соломой. В соломе что-то зашуршало, и в лучах светильника блеснули красные крысиные глаза. Джейн вскрикнула и выскочила в коридор.

- Очень хорошо, - рассмеялся Джордж. – У нашей птички будет компания. Правда, ненадолго.
Замок на решетчатой двери лязгнул, и Маргарет услышала удаляющиеся шаги. Теперь она рискнула открыть глаза. Правда, выяснилось, что с таким успехом она могла бы и продолжать держать их закрытыми: в комнате стояла кромешная тьма.

- Наконец-то одна, - сказала она вслух. Несмотря на всю драматичность ситуации, ей действительно хотелось побыть одной и хорошенько подумать на досуге.

- Ээээ… Не совсем одна, миледи, - неожиданно ответил ей голос с другой стороны кровати.

@темы: "побасенки"

---

Случай в метро

У нас часто в переходах метро кто-то что-то бренчит. Румынские цыгане, с большим или меньшим успехом, играют на разных станциях один и тот же мотив на гармошке. Какие-то молодежные группки что-то изображают - возможно, учебные проекты, привыкание к публике. В прошлую пятницу пара парнишек тренировалась в мексиканских трелях, орали нестройно, но вдохновенно.

Но сегодня... Я не верю, что это был любитель. Мужчина, в возрасте. Грамотные, скупые аккорды на обычной гитаре, которая, тем не менее, не тренькала, а именно звучала. Американский английский. И - голос... Мощный, свободный, идеально поставленный, с драматической дрожью в нужных местах баллады. В общем, то, чему место на больших подмостках, а не в грязноватом переходе неблагополучного района города.

Люди бегут мимо. Час пик, все устали, бегут с работы, старательно избегая зрительного контакта с певцом, боятся даже замедлить шаг, потому что тогда придется что-то бросить в футляр гитары. Никто не остановился, никто не собрался слушать это чудо. Я тоже протрусила мимо, увы. Не смогла себя заставить остановиться и послушать, хотя хотелось.

Шла к эскалатору, и вспоминала о том, что где-то в Америках какой-то скрипач из звездных высей играл в метро на Страдивари - и ни один человек даже не замедлил шаг.

Как-то меня этот случай из колеи выбил. То ли стыдно, то ли горько, то ли вообще страшно.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Какое вы природное явление

@темы: "нетягостная бредь"

---

"И полцарства в придачу" - 35

Королева была определенно довольна произведенным на Маргарет впечатлением.

- Да, да, дорогая, я знаю, что вы все думали о своей старой, некрасивой королеве. Только, видишь ли, детка, я ведь тоже короновалась, как и мой муж. И это событие, лучшее в моей жизни событие, несколько меня изменило.

«Еще одна измененная?», - рассеянно подумала Маргарет, продолжая стоять перед Арагонкой на коленях, с вежливо опущенной головой и потупленными глазами.

- А ведь и ты тоже уже не та, какой была еще недавно. Но вот что изменило тебя? - с любопытством спросила Катарина. – И встань ты уже с колен, присядь на эту скамейку, которую моя сердобольная Каталина тебе потихоньку подталкивает. Все равно здесь нет никого, кто мог бы нам попенять на нарушения этикета.

Маргарет послушно села, пытаясь собрать скачущие галопом мысли. Она никогда, никогда не могла понять королеву, а сейчас перед ней раскрылась еще одна грань возможностей этой женщины, и что она сулила намерению девушки защищать своего короля – непонятно.

- Мадам, - начала она осторожно, - я мало что могу сказать по поводу своего изменения. Оно так же загадочно для меня, как и для всех остальных. Могу лишь уверить вас, что это изменение не несет в себе злого начала.

- Я знаю, - хмыкнула Катарина, поудобнее устраивая на скамейке ноги, которые Каталина начала растирать какой-то жидкостью. – Мои ониксы молчат, а ведь их задача – предупреждать о присутствии злых намерений.

Маргарет невольно содрогнулась, вспомнив, как сияли камни в присутствии Гарри. Королева кивнула, правильно поняв ее реакцию. – Мой бедный муж просто пропитан сейчас злом. Глупый, глупый мальчишка, который не ведает, что творит. И не ведает, что творят с ним.

С точки зрения Маргарет, назвать 36-летнего мужчину мальчишкой было явным преувеличением, но не спорить же с королевой. Может быть, дело было просто в том, что Катарина уже была взрослой женщиной, испытавшей тяготы судьбы, когда она стала женой Гарри. А Гарри тогда и правда был неопытным юнцом.

- Ты знаешь, Уилл Комптон умер от потницы, - вдруг сказала Катарина, мысли которой, очевидно, следовали по той же канве, что и мысли Маргарет.

- О!.. – только и смогла ответить она. Уилл всегда был рядом с королем, с самого детства, когда его сделали пажом принца. Они выросли довольно похожими, всегда готовыми на очередную каверзу и не слишком задумывающимися над тем, к чему эта каверза может привести.

- Гарри был вне себя, - продолжила королева. – Ты же знаешь, как высоко он думает о своих талантах аптекаря. Он всем своим друзьям дал лекарство, которое составил сам, и некоторые действительно выздоровели даже от самой болезни. К сожалению, среди них и известная тебе особа со своим ужасным братом. Но вот Уилл умер, и ты, как Гарри думает, тоже.

- Но не вы, мадам? – вдруг спросила Маргарет, неожиданно для себя.
- Но не я, - согласилась Катарина. – Я знала совершенно точно, что ты жива, Маргарет Эртон. Или… леди Берли?
- Мой брак не был завершен, - поспешно сказала Маргарет. – Мы только вернулись из церкви и сели за стол, как … все это началось. Я не имею права на титул, и…
Она вдруг осеклась.

- И надеешься получить аннулирование? – догадалась королева. – Это будет нелегко, учитывая, что ты официально захоронена в семейной гробнице семейства Берли из Бликингхолла.
- Да, мадам, - прошептала в ответ девушка.

- Нелегко, но не сказала бы, что невозможно, - задумчиво продолжала Катарина. – Я могла бы кое-что сделать в этом направлении. Общее замешательство, эпидемия, поджоги, грабежи… Ошибку можно объяснить. А аннулирование папа выдаст, конечно, если его сильно об этом попросит мой племянник. Кстати, ты вернулась сюда потому, что тебе некуда было идти, или с какой-то целью?

- Мне просто ничего другого не пришло в голову, мадам, - неопределенно ответила Маргарет. Она знала, что ей предстоит устроить встречу королевы и Ричарда, но сначала было бы неплохо понять, что здесь происходит. – Если я могу спросить… Откуда вы знали о том, что я жива?

- Крестик, - буднично ответила королева.
- Крестик? – Маргарет автоматически прижала руку к груди, где под корсажем были спрятаны и крестик Гарри, и медальон Робина.

- Ну да. Вернее, те маленькие рубины, которые отмечают раны Спасителя. Дар, который я получила при коронации – это дар чувствовать камни. Я знаю, что твои рубины иногда темнели. Значит – ты была в опасности. Но они не умерли. Значит, жива и ты. Все просто.

- Но… мало ли в королевстве рубинов? – спросила потрясенная Маргарет. – И вы чувствуете каждый?
- Любой, носитель которого мне интересен, дорогая. А ты всегда была мне интересна.
- Я благодарна, мадам, - пробормотала совершенно сбитая с толку Маргарет.

- Не благодари. – Королева пристально посмотрела ей в глаза, и Маргарет впервые подумала, как сильно взгляд Катарины напоминает пронизывающий взгляд короля. И как сильно они похожи, собственно. Особенно теперь, когда Гарри как-то резко заматерел. Даже манера разговаривать с каждым так, что тот чувствовал себя особенным и важным, была у них общей. – Ты была мне интересна потому, что я не могла понять, куда ты метишь. Его милость проводил с тобой не меньше своего времени, чем со мной в наши лучшие дни. Даже больше, потому что с тобой он проводил свое собственное время. И это тогда, когда он был совершенно очарован этой… дрянью.

- Со мной не надо было играть в сложные игры, мадам, - выпалила Маргарет и покраснела.
- Да, с тобой действительно легко, - согласилась Катарина. – Даже теперь. Так расскажи мне историю о том, как ты стала леди Берли. Все поверили, что ты сбежала из дворца ради титула, но я-то не сомневалась, что здесь не так все просто.

Маргарет рассказала королеве о странных событиях того вечера, когда ее похитили, и о странных словах «во избежание соблазна».

- Во избежание соблазна… - Катарина задумалась, а потом снова остро посмотрела Маргарет в глаза. – Ты мечтала о короне, дорогая? Хотела сменить на троне меня?

- Ваше величество! – Маргарет вскочила с низкой скамейки, нервно сжимая руки. – О чем вы?! Я и корона? Да мне и в голову бы не пришла такая нелепица!

Девушка меряла шагами небольшую комнату, возмущенно жестикулируя, совершенно забыв о правилах не только придворного этикета, но и просто вежливости.

- Кровь Христова! В отличие от Нэн Болейн я всегда знала свое место, видит Бог. Признаю, что я вела себя, как безмозглая кукла. Меня положили в постель к королю, и в ней я оставалась. Мне там было тепло и спокойно, представьте. Признаю, что я вообще не думала. Ни о чем. Но почему кому-то могло взбрести в голову, что я хочу корону? Это… это лунатизм! Маргарет Эртон, сирота, не знающая родителей – королева Англии! Это ж сколько бутылок той белены с болиголовом надо было выпить, чтобы такое примерещилось!

В чувства ее привел смех королевы, неожиданно молодой и звонкий.

- Белена с болиголовом? Что это значит?

- Это значит… Пока я добиралась в Лондон, я нашла одну старинную книгу с рецептом какого-то зелья. «Три ложки желчи кабана, три ложки сока болиголова, три ложки дикого хмеля, три ложки латука, три ложки макового сиропа, три ложки белены, три ложки уксуса довести до кипения и поместить в хорошо закрытый стеклянный сосуд». Вот мне и кажется, что кто-то это бутылками пьет, если ему на каждом углу соблазны начинают мерещиться.

Сердито посмотрев на Катарину, Маргарет вдруг осознала, кому изливает свое негодование, снова опустилась на скамейку и спрятала пылающее лицо в ладонях, смущенно пробормотав: - Простите, Ваше Величество…

- Ерунда, - отмахнулась королева, которая была вся внимание. – Так, говоришь, ты думала, что зельем опоил тебя король? А он думает, что в бутылке было разведено только составленное им лекарство… Ты понимаешь?!

- О да… - медленно проговорила Маргарет. – Кто-то хорошо поработал над винным погребом короля.

- Кто-то,- фыркнула рассерженной кошкой Катарина. – Иди, Маргарет, ты проведешь эту ночь в комнате Каталины, а она останется со мной. Поговорим завтра. Мне надо подумать.

Выйдя из покоев королевы в по-прежнему безлюдный коридор, Маргарет медленно направилась в самый его конец, туда, где находились комнаты прислуги. Проходя мимо двери, ведущей в нижние помещения дворца, она почувствовала соблазнительный сладкий запах, и снова вспомнила про конфеты. Дверь, к счастью, не была заперта, и она проскользнула на узкую лесенку. Налет на королевскую кондитерскую показался ей упоительно легким, и она вылетела оттуда, прижимая к груди маленькую корзинку со сладостями, словно у нее крылья за плечами выросли. И – наткнулась на кого-то, входящего в дверь.

- Так-так-так, - услышала она насмешливый голос Джорджа Болейна. – Покойная леди Берли, надо полагать.

Не меняя насмешливого выражения лица, он с силой ударил Маргарет наотмашь в висок. Теряя сознание, девушка отметила, как мужчина бережно подхватил падающую из ее рук корзинку.

@темы: "побасенки"

---

Лондон 1600-х - честь и репутация

Существует мнение, что сплетни и публичные оскорбления – это не что иное, как средство регулирования общественных норм и тенденция общества усвоить базовые моральные ценности, разделяемые в определенной степени всеми или подавляющим большинством членов данного общества. Возможно. Это вполне объяснило бы, почему именно по обе стороны 1600-го года лондонцев вдруг обуяла страсть к судебным разбирательствам каждого бранного слова в свой адрес. Новая религия, новая мораль, новые способы регулирования спорных вопросов дали инструмент для защиты своей чести всем подданным королевства, от прачки до герцогини.

"никуда ты в столице не скроешься"

Суды того времени проводили очень четкую границу между моральным регулированием (helpful moral regulation)и оскорблением со злобными намерениями (malicious slander). Первое делалось в духе христианской любви к ближнему, подтверждалось аргументами, и имело целью не унизить оппонента, а указать ему путь к исправлению. В таких разговорах приветствовались цитаты из Библии, в виде высшего авторитета, и обязательно присутствовал оборот «я желаю тебе добра».

Вторая категория хорошо описана Чарльзом Гиббоном в его ”The Praise of a Good Name” (Лондон, 1594): «когда один оговаривает другого с красивыми вступлениями и преамбулами, объясняя, как досадно, что такой-то его сосед сделал то и это, и что он говорит не со зла, а с самыми добрыми намерениями, что он просто вынужден рассказать, и то, что он рассказал – это далеко не все, что он мог бы сказать».

Разумеется, публичные нападки с использованием бранных слов рассматривать в качестве морального регулирования было затруднительно, поэтому зачастую виновные в таких проступках наказывались. Например, в 1637 году жительница Лондон Катрин Барнаби была привлечена к суду за то, что устроила скандал, обозвав другую женщину привычной идиомой «шлюха моего мужа»: «… эта пьяная кляча, которая здесь сидит, заставила моего мужа потратить на нее 500 фунтов, разорила его, а те, кто водит с ней компанию – никчемные негодяи и воры». Стоит ли удивляться, что «компания» обруганной в полном составе обратилась в суд.

Впрочем, лондонцы того времени прекрасно знали, что им, с большой долей вероятности, придется держать ответ за нанесенные оскорбления в суде, и старались оставить себе лазейку «доброго намерения». Например, «я не утверждаю, что ты – шлюха и спишь со своим хозяином, но…». Обвиняемые утверждали, что говорили шутливо или дружески, а свидетели обвинителя – что оскорбление было нанесено по злобе и с ненавистью.

Суды очень внимательно рассматривали обстоятельства, при которых оскорбление наносилось, приравнивая словесное поношение к физической атаке. Действительно, то, что агрессивно выкрикивалось в местах скопления народа, всегда имело намерение нанести ущерб и вред. Уничтожить репутацию оскорбляемого. Особенно в том случае, если оскорбления наносились мужчине, прямо или косвенно. В этом, кстати, не было шовинизма. Как мы уже видели из статистики, женщины очень активно защищали свое доброе имя в суде, но словесно униженный мужчина терял, вместе с добрым именем, возможности быть уважаемым и принимаемым всерьез там, где делались карьера и деньги.

Что касается женщин, то, в большинстве случаев, карьера женщины ограничивалась удачным замужеством. Поэтому можно признать справедливость слов Уильяма Вогана: «Да будут прокляты те сикофанты, которые своими сплетнями и слухами мешают честной женщине преуспеть в честном замужестве!». Когда Эллен Бриттани обвинила Джона Тавернера и Элизабет Мэттьюз в том, что они состоят в сексуальных отношениях, все свидетели были едины в мнении, что сплетни сильно повредили девичьей репутации Элизабет и ее брачным перспективам. А Ричард и Агнес Найтингейлы дошли со своим делом аж до Звездной палаты. Еще до их брака, кто-то написал по поводу Агнес неприличный стишок, в котором трое (!) любовников Агнес сравнивали между собой ее знаки предпочтения. Это дело любопытно тем, что на клеветников подали в суд только после того, как Агнес вышла замуж. Возможно, только после замужества она смогла позволить себе обращение в инстанции, но вероятнее то, что ее мужу нужно было получить легальное свидетельство того, что он не является рогоносцем.

Действительно, большинство судебных дел о диффамации поднимались замужними женщинами, а не девицами. Казалось бы, чем можно повредить «продвижению» женщины, которая уже достигла максимум возможного? Оказывается, многим. Достаточно радикальные протестантские реформаторы видели женскую неверность достаточной причиной для расторжения брака. Ничего нового, собственно. И в Средние века супружеская неверность была уважительной причиной для развода (вернее, аннулирования брака), но тогда линия церкви была настроена на примирение супругов, раскаяние и прощение. Реформация принесла новые веяния, где за раскаянием должно было следовать наказание.

Например, в 1610 году Звездная палата рассматривала обвинение Маргарет Смит в том, что она своей бранью расстроила семейную жизнь Анны Фанн. Маргарет заявила Анне, что та обесчестила дом, потому что она видела ее и Хопкинса «his breeches downe and bothe your bare bellies together”. После чего муж Анны был настолько оскорблен, что перестал пускать жену в супружескую кровать, и та была вынуждена уехать к своей матери в деревню. Известны случаи, когда слухи распускались и обвинения выкрикивались именно с целью развести супругов.

Интересная деталь: Звездная палата в своих слушаниях концентрировала внимание на практических результатах диффамации, на том, как сплетни, слухи или прямые оскорбления повлияли на жизнь жертвы, тогда как церковные суды ограничивались просто констатированием факта и свидетельских показаний.
Честь, репутация, старые дружеские связи могли пострадать из-за одной фразы. Например, в 1591 году Мэри Вартон ехидно осведомилась на публике у Анны Холстед, кто разодрал ей кожу на коленях и бедрах. После этого старинная подруга Анны, по ее собственным показаниям, «стала думать не так хорошо об Анне и решила ее избегать, пока та не очистит свое имя». А сосед счел нужным рассказать об инциденте мужу Анны, прибавив, что дело это «весьма подозрительное, и он не может думать хорошо о них, пока она не очистит свое имя».

Дело было в социальном кредите, разумеется. Для мужчины социальный кредит складывался из его самостоятельности, возможности содержать семью и поддерживать в этой семье порядок. Для женщины – из благонравия (что чаще всего понималось именно сексуальной моралью), умения строить соседские отношения, трудолюбия и тихой жизни. Нарушение только одной составляющей репутации одного из супругов нарушало социальный кредит всей семьи.

Насколько всерьез рассматривалось самое пристрастное обвинение, видно из дела Маргарет Дюрран от 1593 года. Маргарет, замужняя повариха, уволила одну из своих прислуг за воровство. Та направилась прямиком к конкуренту Маргарет, Роджеру Пепперу, который взял ее на работу, чтобы выведать все возможное о Маргарет. Очень скоро Роджер пошел по соседям с новостью, что Маргарет сожительствует с пивоваром. Оповестив соседей, он обратился к церковным властям. Приходской констебль прямо сказал, что обвинению не верит, потому что оно не сходится с репутацией Маргарет. Поскольку констебли были обязаны рапортовать обо всех обвинениях в адрес морали прихожан, в архивах суда появилась запись, взвешивающая социальный кредит всех сторон. Репутация Маргарет базировалась на том, что ее знали, как добросовестную и трудолюбивую, материально независимую женщину. А вот ее прислуга поставила своим утверждением под сомнение собственную сексуальную мораль. Если она знала, что происходит в доме поварихи и молчала, пока ее не уволили, то она – не что иное, как сводня. Пеппер, вовремя понявший, откуда ветер дует, подтвердил, что с рассуждениями констебля согласен.

@темы: "1600-е"

---

The Royall line of kings, queenes, and princes, from the uniting of the two royall ho

Отсюда:roy25booth.blogspot.com/2011_04_01_archive.html

Here are the Tudors and the Stuarts: Henry VII and Henry VIII, Edward VI, Mary and Elizabeth, James I, Prince Henry (who has just died), Anne of Denmark, the youthful Prince Charles, Princess Elizabeth and her husband, Frederick, Count Palatine, labelled 'R.B'. for Rex Bohemiae. The verses are these:

OF these, the first, is He, that did Unite,
The two sweet Roses; made Contention, Peace:
The second, He, at whose Majestique sight,
All that opposd him did recoile and cease.
The third, young Edward, of that name the sixt,
Where pious thoughts and Royal blood were mixt.

The Fourth Queen Mary; (in this steame, a staine,)
To Rome, a friend, but to the Truth, a Foe;
The Fift Eliza, in whose blessed Raigne,
Not any room was left, for Rome, to show
A wooden God, to kneele to: Truth and She.
One Septer swayed, with one cleere eye did see.

The Sixt is He, that now makes Englands Seat,
The Seat of Vertue, (that including all,
The Stock of Goodnesse) One, as Good as Great,
Before whose Shine, Clowded abuses fall:
The seaventh, that Prince, that while he here did liuv,
As Faire Hopes gave, as ere fresh youth could giue.

The Eight, Queene Anne, The Ninth, the Royall Charles:
The Tenth Elizabeth (of these) the last
Her Royall Husband: All these, Lucent Pearles
That in their Vertues, such a luster cast,
As all admire, and Love. Who to the Fame
Of these bear Envy, may they end in Shame.

@темы: Англия Тюдоров

---

Стихи из 1600-х про сплетни

At Child-bed when the Gossips meet,
Fine Stories we are told:
And if they get a Cup too much,
Their Tongues they cannot hold.

At Market when good Houswives meet,
Their Market being done,
Together they will crack a Pot,
Before they can get Home.

The Bake-house is a Place you know
Where Maids a Story hold,
And if their Mistresses will prate,
They must not be control'd.

At Alehouse you see how jovial they be
With every one her Noggin:
For till the Skull and the Belly be full,
None of them will be jogging

To Church fine Ladies do resort,
New Fashions for to spy:
And others go to Church sometimes
To shew their Bravery.

The Hot-house makes a rough Skin smooth
And doth it beautify:
Fine Gossips use it every Week,
Their Skins to purify.

At the Conduit striving for their Turn,
The Quarrell it grows great,
That up in Arms they are at last,
and one another beat.

Washing at the River's Side
Good Housewives take Delight:
But scolding Sluts care not to work,
Like wrangling Queens8 they fight.

Then Gossips all a Warning take,
Pray cease your Tongue to rattle:
Go knit, and Sew, and Brew, and Bake,
And leave off TITTLE-TATTLE.

@темы: "1600-е"

---

Елизавета I - "Заговор" Перри

В конце 1584 года королеве пришлось собрать очередную сессию парламента. Как известно, с парламентскими сессиями Елизавета не дружила, парламент созывала крайне редко. Предыдущий созыв был в 1572 году! Именно этот парламент собирался на сессии 1576 и 1581 гг. Но парламентский созыв 1584 года должен был войти в историю: впервые там должны были назначить волей нации наследника престола королеве против ее желания такового иметь. Причем, тайным голосованием, нечто невиданное по тем временам.



Отчасти, правительство королевы хотело спасти страну от гражданской и религиозной войны в случае ее смерти. Отчасти, наличие утвержденного наследника престола делало саму Елизавету менее желанной добычей для очередного убийцы-фанатика.

Еще в начале 1584 года на прием к королеве попал некий доктор Уильям Перри, который заявил, что лично участвовал в переговорах с папой Григорием XIII и Томасом Морганом, агентом Марии Стюарт в Париже. Переговаривались они относительно того, как убить ее, Елизавету. Перри сразу сказал, что лично он участвовал в переговорах только для того, чтобы разоблачить заговорщиков. В доказательство он представил письмо, которое написал ему кардинал Комо, и которое содержало отпущение всех грехов и благословение на богоугодное убийство.

Королева, надо сказать, не впечатлилась. Взяла вещественное доказательство двумя пальчиками и отослала Перри прочь. Потом она узнала, что именно из себя представляет этот полусумасшедший джентльмен. Он давно шпионил на Уолсингема – за деньги, потому что ухитрился прожить два немалых состояния своих жен, и, вдобавок, чуть не убил своего кредитора, в жилище которого в Темпле вломился силой. Уолсингем его вытащил из тюрьмы через год, под залог размером в 1000 фунтов. И отправил следить за заговорами английских католиков в Париж, Лион, Венецию, Милан. Очевидно, Перри был в своем деле действительно весьма неплох, если служба безопасности так в него вложилась.

Елизавета вряд ли поверила утверждениям Перри, что он «пошатнул основы английской семинарии в Реймсе и навсегда подорвал кредит английских пансионеров в Риме». Скорее всего, она его просто пожалела, и доктора назначили мастером госпиталя св. Екатерины в Лондоне, и потом, кажется, провостом в одном из отделов департамента опеки. Так или иначе, Уильям Перри оказался на сессии парламента 1584-85 гг депутатом палаты общин от Квинсборо.

Помимо прочего, парламент принял закон против иезуитов, предписывающий им покинуть королевство в течение 40 дней. Те, кто потом вернется, будут рассматриваться как изменники, а те, кто будет их укрывать – как пособники. Так вот, Перри, неожиданно для асех, выступил против, заявив, что подобный закон «жесток, кровав, безнадежен и вреден для нации». Перри арестовали, но на следующий день отпустили по распоряжению Елизаветы.

В благодарность и в погоне за деньгами, Перри продолжил шпионить за английскими католиками, и даже выступил в роли провокатора, предложив Эдмунду Невиллу, кузену бунтовщика Вестморленда, план убийства королевы. Невилл выдал Перри, тот был арестован. Дальше произошло нечто непонятное: Перри провел ночь в доме своего покровителя и работодателя Уолсингема, но наутро не был освобожден, а отправился в Тауэр. И… был казнен 2 марта 1585 года. Очевидно, его сочли слишком непредсказуемым и достаточно безумным, чтобы усомниться, на чьей стороне он играет и что у него на уме. Судя по протоколам его допроса, где он то говорит о том, что просто хотел предотвратить заговор, то о том, что действительно хотел убить королеву, с головой у Перри было плохо. Он и на суде, на одном дыхании, признал все обвинения против себя справедливыми и заявил, что ни в чем не виноват. Такия вот логика, или ее полное отсутствие.

На его смерть даже сочинили эпиграмму:

It was pittie
One so wittie
Malcontent:
Leaving reason
Should to treason
So be bent.
But his gifts
Were but shifts
Void of grace:
And his braverie
Was but knaverie
Vile and base.

Возможно, несчастный Перри просто попал под руку. Из его «заговора» была раздута целая сага, и отныне все католики и те, кто подозревался в симпатиях к католикам, оказались автоматически подозреваемыми. Началась и компания фальсификаций. Например, когда Филипп Арунделл был арестован за подозрительный интерес к портовым сооружениям в Хемпшире, он, якобы, написал секретное письмо Уильяму Диксу, одному из своих управляющих в Норфолке. Стил и неясность письма заставляет подозревать, что его написал отнюдь не Арунделл, а Томас Фелипес, который своим искусством приведет в будущем на эшафот и Марию Стюарт.

Второй возможной причиной осуждения Перри могло быть то, что его смешной «заговор» отвлек внимание парламента от того, для чего он, собственно, собрался: от назначения преемника королеве. Впрочем, выбирать было не из кого, потому что королева просто и без скандала не предложила ни одной кандидатуры, и, в свете чудесного избавления Ее Величества от смертельной опасности, парламент разродился совершенно другим решением. Кратко говоря, любой, пытающийся нанести вред королевской особе своими претензиями на корону, дисквалифицировался навсегда. Не совсем то, что планировалось, не так ли? Чем, по сравнению с этой победой над планами королевского совета, была жизнь какого-то Перри?

@темы: Elisabeth I

---

Получить свое предсказание

@темы: "нетягостная бредь"

---

Настоящие коты

Вот здесь kot-de-azur.livejournal.com/228890.html невероятная подборка. По формату все явно сюда не поместятся, но несколько скопировала.

@темы: "зверята"

---

Елизавета I - все интригуют против всех

В Лондоне смерть Оранского аукнулась странным образом. Странным, потому что в характере Елизаветы была одна любопытная особенность: то ли полное и абсолютное бесстрашие, то ли полное безразличие к собственной жизни.

Если задуматься, то среди Тюдоров был только один осторожный король: Генрих VII. Его сын охотно рисковал собственной жизнью в турнирах, и отправился воевать во Францию, будучи уже в таком состоянии, что более разумный человек предпочел бы постельный режим. Мэри знала, что потенциальный убийца находится среди ее приближенных, но стоически игнорировала риск. Она осталась чуть ли не одна во дворце во время пика восстания Вайатта, и переломила ход событий.

Такой же была и Елизавета.

Конечно, она насторожилась, но не испугалась. Она просто предприняла несколько политических действий. Направила своего эмиссара в Нидерланды и Филиппа Сидни в Париж. Сидни имел своей задачей выразить, разумеется, соболезнования, но еще и обсудить союз Англии и Франции в делах Нидерландов. Но Франция не была готова простить Елизавету. Не совсем понятно, за что именно, потому что Алансон получил от английской королевы гораздо больше, чем кто бы то ни было. Но шли дни, а Сидни все не мог получить аудиенции, хотя в то же время в Париже находились дипломаты из Гааги, с которыми французы вели переговоры, не пригласив на эти переговоры англичан.

Елизавета в Лондоне вызвала французского посла, пустила слезу, и довольно высокопарно заявила, что хотя судьба отняла у нее мужа, она все равно может вступить в брак с его страной. Теперь, когда Алансон был в лучшем мире и брак с ним в мире этом Елизавете не угрожал, она щедро наделила его титулом своего мужа. Но посол не купился. Теперь пришла очередь Франции слегка отомстить соседке за все причиненные проблемы, потому что герцог Пармский был очень близок к тому, чтобы договориться с Нидерландами. И тогда Англия оказалась бы в пренеприятном положении, между Джеймсом, Гизами, папой, иезуитами, собственными католиками и герцогом Пармским.

Правда, в рукаве Елизаветы была в игре с Францией припрятана крапленая карта: если бы Филипп ратифицировал договор, некогда существовавший между его отцом и отцом Елизаветы, Испания и Англия вполне могли бы выступить единым фронтом. И рядовые англичане приняли бы этот союз гораздо охотнее, чем союз с Францией. В их глазах, и французы, и испанцы равно были папистами, но испанцы были «своими» папистами, партнерами по торговле, старыми союзниками. Французы же оставались практически врагами, по старой памяти. К тому же, надежды католиков на то, что Филипп активно поддержит претензии Марии на трон Англии, разбились о его краткое заявление, что он не намерен тратить кровь испанских солдат не то, чтобы передать корону от одной еретички другой. Как большинство людей с холодным темпераментом, Филипп обладал прекрасной памятью на человеческое несовершенство, и, один раз решив, что Мария – мужеубийца, доброй католичкой считать ее не мог.

Впрочем, и в Шотландии дела обстояли не так уж печально. То есть, Сесил, конечно, сокрушался по поводу того, что все твердолобые протестанты были изгнаны Джеймсом с глаз долой. Но Елизавета имела единомышленника прямо рядом с шотландским королем: Аррана. Тем более, что было нечто связывающее Джеймса с самой Елизаветой: неприязнь к неуправляемому, стихийному духу шотландского протестантизма, который не слишком уважал власть короля. И Елизавета, и Джеймс видели своей задачей держать протестантов в кулаке, не ссорясь с основами новой религии; дружить с католиками, держась подальше от папы; держать Марию Стюарт в Англии, но использовать в своих интересах ее страсть к интригам; и, наконец, держать нос по ветру и быть готовыми выиграть в любых обстоятельствах.

Джеймс в тандеме с Арраном явно преуспевал в своих королевских делах. Графа Гоури (Уильяма Рутвена), который держал его в плену, он просто казнил в начале мая 1584 года. После этого в Эдинбурге была созвана Ассамблея, которая была достаточно напугана, чтобы передать королю супремационную власть и право назначать епископов. Аррана утвердили канцлером с правом снять с должности любого, кто выкажет несогласие с решениями короля. Более того, Арран убедил Джеймса быть повежливее с англичанами. Благо, Арран лично знал Хансдона, который мог попытаться связать так неосторожно разрубленные концы отношений Шотландии и Англии.

Арран, к слову сказать, не был ни католиком, ни протестантом. Он был полным атеистом. Его высказывания были весьма прямолинейны, и сводились в тому, о чем гораздо позже сказал Вольтер: если бы Бога не было, его бы следовало придумать. К несомненным перлам представлений Аррана относятся следующие: «heaven was but a conceit to make fools fayne» и «who esteemed religion and worshipping of God but a superstitious terrour to the consciences of the people to hold them in awe and obedience». Что подвело Аррана в переговорах с Хансдоном, так это то, что он забыл о том, что храбрый и прямолинейный вояка только представляет на переговорах Елизавету, но не принимает решения. А Елизавета и Уолсингем знали достоверно о том, что происходит в Шотландии. Поэтому, когда Арран на голубом глазу заверил Хансдона, что Джеймс в жизни не имел ничего общего ни с папой, ни с иезуитами, ни с католиками, королева и ее люди в Лондоне точно знали, что шотландский канцлер врет, как сивый мерин.

Ситуация сложилась презамечательнейшая. Арран отбыл в Эдинбург, ликуя, что обвел вокруг пальца англичан, и оставил Шотландии полную свободу для маневра. Елизавета и Уолсингем, со своей стороны, увидели, что Арран активно старается держать своего короля подальше от Марии Стюарт и подальше от придворных-протестантов. Соответственно, человека Аррана пригласили в Лондон обсудить отдельный договор между Джеймсом и Елизаветой, которые не включал бы Марию, а с самой Марией Елизавета вознамерилась расширить совместную работу, о которой Джеймс мог и «случайно» узнать. Например, включить Марию третьей стороной в переговоры с Францией.

Уолсингем, правда, предупреждал королеву, что схема может стать слишком сложной и запутанной. Но Елизавете нравились интриги, они ее забавляли. Чтобы быть на 100% в курсе происходящего, Уолсингем еще и купил у секретаря французского посла шифры посланца Аррана, и контролировал теперь деятельность мастера Грея абсолютно.

Что касается Марии, то ее внимание отвлекали дрязги, сотрясающие их небольшой «двор». Дело в том, что Мария вдрызг рассорилась с Бесс Хардвик, которая заявила миру, что ее супруг настолько сблизился со своей подопечной, что Мария от него теперь беременна. Причину того, что бывшие подруги стали заклятыми врагами, звали Арабелла Стюарт, внучка Бесс, которая теперь сама по себе имела права на престол Англии в некотором будущем.

Надо отдать должное Елизавете, она умела отблагодарить за верную службу: она вызвала графа Шрюсбери в Лондон и отправила его на непыльную и доходную должность в Ланкашире, освободив и от нападок Бесс, и от истерик Марии. Граф долго лобызал королевские ручки и слезно благодарил, что королева избавила его «от двух дьяволиц».

@темы: Elisabeth I

---

"И полцарства в придачу" - 34

Маграрет вошла в парк Гринвичского дворца, когда вокруг уже стемнело. Она не торопилась, зная, что Каталина сможет выйти ей навстречу только после того, как приготовит своей королеве постель, и когда дежурные дамы королевы оставят ее на ночь.

Беззвучно скользя от одной группы деревьев к другой, никем не видимая, Маргарет наслаждалась свободой и одиночеством. Ее невидимость была простой предосторожностью, потому что в огромном парке было удивительно пустынно, словно за стенами дворца и не собрались сотни людей. Девушка поежилась. Меланхоличный Гринвич всегда вызывал у нее противоречивые чувства. Красота этого места была неоспорима, но неоспорима была и его тяжелая аура.

Когда-то Гринвич был просто живописным поместьем короля Генри V, на которого Гарри только что не молился. Брат великого короля построил здесь дворец и этот самый парк, но он не был счастливым человеком, и его творение никому не принесло счастья. Сначала его присвоила себе властная француженка, чья воля и жадность чуть не убили королевство. Дед Гарри подарил Гринвич своей обожаемой жене, которая, в свою очередь, чуть не начала в королевстве новую гражданскую войну. А потом отец Гарри отобрал дворец у матери своей жены. Маргарет всегда удивлялась этой темной истории, о которой при дворе боялись говорить самые завзятые сплетники.

Гарри любил Гринвич. Здесь он родился, здесь он женился, здесь провел самые беззаботные годы, здесь выдал свою любимую сестру за своего лучшего друга. Но дворец неумолимо делал свое дело, и теперь в нем снова жила королева, из-за которой королевство раскололось в своих симпатиях.

«Я просто слов не подберу,
Насколько ты, судьба, сильна,
Устроив так свою игру,
Что даже радость мне больна —
А все же радости полна»

Бархатистый мужской голос, раздавшийся чуть ли не рядом с Маргарет, заставил ее подскочить. Но потом она услышала звук поцелуя, женское хихиканье и шелест одежды. Оказывается, по другую сторону роскошного куста диких роз расположилась парочка. Мужчину она узнала по голосу, это был тот самый сэр Томас Вайатт, который беседовал с мастером Джузеппе после их выступления на ярмарке. Немного поколебавшись, Маргарет решила взглянуть, кто именно возится с поэтом в темноте парка. В конце концов, ее парочка увидеть не могла, а ей было просто любопытно. Конечно, это была именно Лиз Даррелл. И, судя по ситуации, у сэра Роберта не осталось ни одного шанса сохранить свой статус свободного охотника. Маргарет представила, как будет злиться Нэн Болейн, и бесшумно отступила за куст, ехидно улыбаясь.

Каталина ждала ее у двери, ведущей в служебные помещения дворца. Маргарет не отказала себе в удовольствии легонько шлепнуть мавританку, оставаясь невидимой, и сполна насладиться произведенным переполохом.

В этот поздний час дворец был настолько полон жизни, насколько безлюден был парк. Маргарет еле успевала уворачиваться и лавировать, что получалось не всегда, и некоторые придворные оставались растерянно озираться по сторонам, не понимая, какая сила отпихнула их с избранного направления. «Конфеты», - напомнила себе Маргарет. У нее только что появилась возможность осуществить свою давнюю мечту о безнаказанном визите в королевскую кондитерскую. От сладких мыслей ее отвлекло мелькнувшее в полумраке знакомое лицо, украшенное округлыми бровями. Сэр Фрэнсис Ловелл увлеченно беседовал со стоящим у окна мужчиной лет тридцати, в котором Маргарет с некоторым удивлением узнала лорда Генри Кортни, нынешнего маркиза Экзетера. Что друг Дикона мог обсуждать с человеком, яростно поддерживающим Болейнов?

Но задумываться было некогда, потому что Каталина уверенно и споро прокладывала себе дорогу вперед, и для Маргарет было разумнее держаться за широкими юбками мавританки, чем петлять в своей невидимости между группками людей. Девушка с облегчением отметила, что Гарри нигде не было видно. Было бы странно смотреть на него со стороны теперь, когда она так изменилась, да и он не остался прежним.

На половине королевы было безлюдно. Король явно дал понять, кого придворным надо восхвалять и перед кем выслуживаться, и около Арагонки не осталось никого, кроме самых бесстрашных друзей и придворных, входящих в ее штат. Внезапно Каталина остановилась и предостерегающе подняла руку, но Маргарет уже услышала знакомый голос , и почти побежала вперед. Двери, двери, раскрытые настежь двери, никем не охраняемые - и, наконец, спальня королевы.

- Я преждупреждаю Вас, Мадам!
- Да, Ваше величество.
- Вам все равно придется покинуть дворец, и только от Вас зависит, сделаете ли Вы это с достоинством!
- Я знаю, Ваше Величество.

Маргарет остановилась на пороге спальни. Катарина сидела на стуле, откинувшись на спинку и поставив сильно отекшие ноги на скамейку. В наступившей тишине было слышно потрескивание дров в камине, освещающем комнату, и короткое, тяжелое дыхание королевы. Гарри стоял спиной к Маргарет, в своей любимой позе, уперев кулаки в бедра и вздернув подбородок. Из всех известных ей людей, он был единственным, кто не выглядел в этой позе нелепо. Королеве приходилось смотреть на мужа снизу вверх, но не похоже, что ее это волновало. Контраст между высоким, статным мужем, одетым в расшитые золотом и украшенные драгоценными камнями одежды, и женой, кутающуюся в теплую накидку, надетую прямо на рубашку, не скрывающую ее расплывшееся тело, был потрясающим.

- Кэт…
- Гарри…

Поза мужчины изменилась внезапно, словно силы мгновенно его оставили. Он почти рухнул на колени перед креслом, в котором сидела его жена. Катарина мягким движением притянула короля к себе, так, что его голова оказалась на ее коленях, и начала бережно гладить по коротко остриженным волосам. В вырезе рубашки королевы блеснул крест, украшенный ониксами, которые мрачно сияли, почти окутывая сиянием фигуру короля, перекликаясь с такими же черными ониксами на вороте его рубашки. Блестели и глаза Катарины, от непролившихся слез.

Через некоторое время сияние ониксов угасло, и еще через мгновение король поднял лицо и с болью спросил:

- Почему, Кэт? Почему мы должны быть врагами?
- Я никогда не буду твоим врагом, муж мой.
- Но ты не отступишь…
- Нет.

Генрих тяжело поднялся, вздохнул, и направился к выходу из спальни. Теперь Маргарет видела его очень хорошо, несмотря на полумрак комнаты. Она даже могла коснуться его. Маргарет невольно сделала неслышный шаг в сторону короля.

- Гарри? – голос королевы заставил мужчину обернуться. – Гарри, мне всегда было интересно… Ты еще помнишь ту воспитанницу кардинала, с которой проводил столько времени?

Арагонка смотрела в упор как раз туда, где стояла Маргарет, хотя та была совершенно уверена, что королева видеть ее не могла.

- Ты говоришь о Маргарет Эртон? – голос короля нельзя было назвать теплым. – К чему это?
- Мне просто интересно, зачем ты от нее избавился? Никогда не понимала, по какому принципу ты их выбираешь, а сейчас не понимаю, почему бросаешь.
- Можешь торжествовать, Кэт, но в этом случае бросил не я. Эта ненормальная сбежала, а я еще не успел дать ей повторную дозу лекарства от потницы, которое составил. И вот она умерла, и рядом со мной еще на одну тень больше.

«Ближе, чем ты думаешь», - мрачно подумала Маргарет и поспешно убралась с дороги короля, который на минуту утратил свою царственную осанку и выглядел просто раздосадованным мужем, которого только что ненавязчиво поставила на место умная жена.

Три женщины стояли неподвижно, пока тяжелые шаги короля не затихли. Затем Каталина, что-то причитая по-испански, кинулась к столику, на котором стояли рядами бутылочки, пузырьки и реторты.

- Не суетись, - сказала Катарина по-английски. – Зажги свечу и дай мне капли из синего пузырька.
Королева выглядела ужасно. Тени под ее глазами были совсем черными, дыхание вырывалось с хрипом, руки прижаты к груди. Каталина быстро зажгла свечу, налила немного вина в бокал из венецианского стекла, сноровисто накапала туда лекарство. Королева быстро выпила снадобье, и теперь сидела с плотно закрытыми глазами.

- Каждый вечер, каждый божий вечер он приходит сюда мучать мою госпожу! – причитала мавританка.
Катарина открыла глаза. Теперь она дышала ровнее, и ее лицо несколько смягчилось.

- Глупая, старая Каталина, - тихо сказала она и потрепала служанку по руке. – Это хорошо, что он приходит каждый вечер. Я хоть немного могу поправить нанесенный ущерб. Мистрисс Маргарет понимает, о чем я говорю, не так ли? Кстати, ты можешь уже шагнуть из тени, дорогая, я тебя прекрасно вижу.

- Ваше Величество… - пролепетала сбитая с толку Маргарет, опускаясь перед королевой на колени.

@темы: "побасенки"