Думаю, никто не обидится, если я не буду постить здесь фотографии скелета и черепа? Меня скорее заинтересовал вопрос, как выглядит человек с сильным сколиозом. Где-то так:
или так:
читать дальшеВыяснилась еще интересная деталь. Курт Кобейн, например, имел незначительное искривление позвоночника в детстве, но гитара это искривление очень усилила. Далее, те, кто имеет сколиоз, в один голос твердят, что это чертовски больно.
Вот мне и пришло в голову, что момент пересечения Гастингса и Ричарда, над которым историки ломают головы, может иметь объяснение. Известно, что утром королевский совет собрался в Тауэре, где размещался на тот момент принц Эдвард, к коронации которого страна готовилась. Ричард заглянул до того, как заседание началось, был в прекрасном настроении, даже пошутил с Гастингсом насчет слухов, что у того в городском саду уже созрела клубника. Гастингс подтвердил, что это так, и тут же кого-то за этой клубникой отправил.
Через несколько часов Ричард вошел в зал, где собрался совет, мрачнее тучи, и обвинил Гастингса в колдовстве, показав совету свою руку. И напал на Гастингса. В результате началось настоящее побоище, и Гастингсу отрубили голову без всяких церемоний.
Сначала викторианцы отнесли все эти события на счет подлой натуры короля-тирана. Потом начались осторожные возражения, что ведь что-то было на этой руке показывать, если он ее всему совету показал. Потом кто-то додумался до клубники. Определенная аллергия дает сыпь. Ричард, очевидно, никогда не страдал аллергией на клубнику раньше. Очевидно, его сколиоз тоже не причинял ему особых хлопот, потому что мышечный каркас ему вырастили с детских лет приличный.
А что, если сильный стресс,связанный со смертью брата, угрозой гражданской войны, проблемы с племянником и все дела королевства, неожиданно на Ричарда свалившиеся, дали аллергическую реакцию на эту клятую клубнику? Плюс, вряд ли у него было время на упражнения. Возможно, впервые в жизни. А люди со сколиозом, как известно, спасаются от болей именно физическими упражнениями. И что, если аллергическая реакция и внезапная сильная боль совпали?
Верил ли Ричард в возможность колдовства? Теперь я могу почти точно сказать, что да. Пока без обосуев, поверьте на слово. Во всяком случае, объяснение хоть какое-то.
Что меня за всем этим шумом вокруг Ричарда озадачило, так это два момента. Во-первых, если осенью еще открыто говорили, что место захоронения и потомков Анны Йоркской нашел именно профессор Эшдаун-Хилл, уже в ноябрьских публикациях его имя перестали упоминать, и чем дальше, тем больше стало выглядеть так, что вся честь этого проекта принадлежит сообществу Ричарда. Что, конечно, правильно только отчасти. Да, они этот проект сдвинули с места, но на основании конкретных доказательств и обоснуев, которые передал им профессор.
Второму моменту я давно удивляюсь Каролина Амалия Халстед еще в 19-м веке подробно проанализировала все, что известно о Ричарде, все архивы, и написала основательнейший труд, в котором пришла к тем же выводам: большинство расхожих историй о Ричарде - блеф, и проследила развитие каждого блефа. Так вот, что-то ни разу не видела, чтобы ее имя упоминалось среди специалистов-рикардианцев. По-моему, тоже несправедливо.
Tests that prove Richard III, the last Plantagenet monarch, has been found in a car park behind social services offices in Leicester, were "beyond reasonable doubt", lead archaeologist Richard Buckley told reporters today.
Detailing the extensive research that proves the remains belong to the late king, the city's university researchers revealed that his skull was covered in wounds inflicted at the time of death, he suffered scoliosis and - consistent with accounts of Richard III - had an effeminate build.
рассужденияЧитаю академически правильные выводы одного психолога на ЖЖ (gutta-honey.livejournal.com). Почти подряд прочла ее рассуждения о причинах бурн-аутов и об эмоциональной гигиене. Жаль, что диалог с автором состояться не может (комментировать могут только френды), поэтому порассуждаю здесь.
Например, эмоции. Автор осуждает забивание осознания эмоций. "Как только человек сам себя обнаруживает в определенной точке пространства, у него возникают чувства по этому поводу или вопросы о смысле жизни (но ведь думать и чувствовать дело такое, можно в общем-то не всегда добиться хороших эмоций, а даже скорее наоборот, ибо подавляющее большинство думает о себе скорее плохо, чем хорошо). Ужас, как все запущенно и как, и что с этим делать? Как отсюда выбираться? Это серьезные вопросы, которые действительно пугают. Страшно и неприятно об этом думать. И чтобы прекратить все эти эмоции и не дать им дальше пробраться на уровень сознания, человек хватается за привычную деятельность и на корню пресекает эмоциональный инсайт.
Пришла вечером мысль, что не так уж хороши отношения в браке? Иди салатик покроши или поиграй в «стрелялку», сядь на диету и считай калории, погляди футбольный матч или почитай форум. Отпустит. А потом не отвлекайся, чтобы опять инсайтом не пробило – кроши салатик, смотри телевизор, читай форум.
Сами по себе ни салатики, ни стрелялки, ни диеты, ни форумы ничего плохого собой не представляют. Просто сами они примеряются не по назначению. Это хитрый маневр человека по отвлечению себя от себя. А так как вместо болезненных осознаний и чувств вы получаете, какой-то бонус в виде удовольствия, подобная замещающая деятельность становится для человека регулярной. Средний индивидуум имеет стразу несколько таких обманок для себя и умело уходит от всяких там самокопаний путем привычных повседневных действий и занятий."
Академически правильно. А вот по жизни... Практически все мы прекрасно знаем, почему живем так, как живем. На нашу жизнь влияет чертова туча совокупностей внешних обстоятельств, против которых мы бессильны. Та же экономика, например, во много определяет наш выбор. Лично с моей точки зрения, то, что автор называет "обманками", являются хорошими способами защиты психики. Самокопание вредно. Во всяком случае, перманентое самокопание. Человек-то думает, что он пытается осмыслить себя и жизнь. Но на деле получается сплошное недовольное брюзжание, дико раздражающее окружающих и разрушающее этого "мыслителя". Потому что такой самокопатель поневоле ставит свое "я" в центр мироздания. Что, конечно, абсурдно.
Если вернуться к "покроши салатик" если "не так уж хороши отношения в браке". А что, простите, делать? Сцену устроить? Разбежаться? Заняться поиском идеального партнера? Как-то кажется, что салатик из всех альтернатив наименее деструктивен и для человека, и для его окружения. Потому что по какой-то причине человек оказался именно в этом браке, и продолжает в нем оставаться, и наверняка для этого есть какие-то основания. Будет ли выплеск эмоций на голову вызвавшего гнев партнера правильным психологическим ходом? Стоит ли эмоция гнева или ненависти того, чтобы в ней основательно поплескаться? Я выбираю салатик
По мнению психолога, чем плохи забивания эмоций:
"1. В первую очередь тем, что люди часто вообще теряют связь не только с тем, что происходит в их голове, но и с реальностью. Жизнь проходит на автомате между ежедневными привычными занятиями. Человек к вечеру не может сказать, что он делал весь день, чем занимался, о чем думал, какое у него было настроение.
По-моему, здесь автор описывает уже клинические состояние депрессии, психолог как она есть. А депрессия, как ни грустно, исходной причиной имеет не болезнь души, а болезнь тела (диабет, коронарные сосуды, неврологические заболевания, болезни щитовидки, недостаток витамина В). В этом случае решение накрошить салатик или заинтересоваться блогом настолько, чтобы его прочесть и даже поучаствовать в обсуждении - это уже широкий шаг к улучшению состояния.
2. Такие мини-зависимости в неблагоприятных психологических условиях имеют тенденцию превращаться в зависимости полнокровные.
Так и хочется воскликнуть: так это же прекрасно! Например, в условиях, когда идут массовые увольнения на фоне инфляции, роста цен и полной непонятки, коснется ли все это тебя и в какой степени, любая зависимость, доставляющая удовольствие - это спасательный круг. Человек окружает себя тем, на что он МОЖЕТ повлиять, и поэтому не тонет в море не зависящего от него и его усилий хаоса. Да и чем так уж плохи зависимости, рискну спросить? Особенно, если учесть, что абсолютно каждый человек на свете зависим от чего-то, даже иногда от чувства независимости. Налажал, наломал дров - и в нирвану от того, что "я ни от кого/чего не завишу!" Смешно, право. Все зависит от всего и все связано друг с другом.
3. Они сжирают время, которое можно было потратить более продуктивно, на что-то действительно хорошее и полезное и оставляют чувство пустоты и бесполезно потраченного периода времени ( дня, недели, месяца, года).
Простите, на что потратить более продуктивно? Мне надо уборку делать, а я здесь рассуждаю. Что более продуктивно? Смотря с какой стороны посмотреть. Кто определяет критерии хорошего и полезного? С чьей точки зрения? Если уж быть последовательням, то состояние постоянной деятельности - это тоже зависимость. Зависимость от шаблонов, установленных для человека извне. Обычно, по каким-то причинам, не имеющим никакого отношения к комфорту отдельно взятого человека.
Начало делам домашним было положено Джоном еще сразу после смерти архиепископа Кентерберийского. Тогда он провел некоторое время в Кентербери и отбыл, прихватив изрядное количество ценностей покойного архиепископа, аскетическими вкусами не отличавшегося.
Заковыка с выбором архиепископа была серьезной, и проблема с этим выбором не была чем-то новым. Давным-давно в церковных кругах кипела то более, то менее сдержанная вражда. Монахи считали, что архиепископ должен выбираться из их рядов. Епископы были уверены, что выборы первого прелата страны должны проводиться в их рядах. На деле, архиепископа назначал король, чего не одобряли ни монахи, ни епископы.
читать дальшеВозможно, с современной точки зрения ситуация выглядит бурей в стакане воды, но для Англии XII – XIII вв этот вопрос был более, чем серьезным. Главный прелат королевства – это практически второй король, причем, для многих он был даже королем главным. Разве не он был проводником воли Божьей на земле? Плюс, как уже упоминалось выше, архиепископ автоматически входил в самую высшую администрацию королевства. Поэтому для короля то, кто занимает пост архиепископа Кентербери, было делом практически государственной важности.
Часть монахов выбрала на эту должность некоего Реджинальда, чуть ли не во тьме ночной, в условиях чрезвычайной секретности. Реджинальд практически сразу после этого отправился в Рим, чтобы получить благословение папы на свое избрание. План был прост: поставить всех перед фактом, что вот ваш новый архиепископ, а вот и согласие Святейшего Престола. К сожалению для себя, Реджинальд не сдержал тщеславия, и немедленно, только ступив на континент, начал повсюду именовать себя «избранник Кентербери».
Разумеется, новости о том, что у Кентербери уже имеется, оказывается, избранник, добрались до Англии довольно быстро. И, разумеется, наделали много шума. Епископы немедленно отправили протест в Рим, а та часть кентерберийской братии, кто не принимал участие в выборах Реджинальда, поспешили к Джону с заверениями, что они ни сном, ни духом. Джон принял их очень мило, и не менее мило бросил фразу, что Джон де Грей, епископ Норвича, пользуется его, короля, особой дружбой и доверием. Разве не было бы славно, если бы архиепископом был выбран именно он? Король даже своих клерков отправил с монахами, чтобы у тех была помощь в правильных выборах.
Предсказуемо, Джон де Грей был избран, и король отправил в Рим просьбу о подтверждении в декабре 1206 года. Увы и ах, папа еще в марте того же года решил, что выборы в Англии были не каноничными, а посему не имеющими силы. Из Англии были вызваны 16 монахов из Кентербери, из которых 12 успели переговорить с королем и пообещать ему поддержать де Грея.
В Риме, правда, все повернулось совсем не так. Для начала, папа подтвердил, что архиепископ должен избираться монахами, но тут же отверг выбор Реджинальда, как слишком камерный и секретный. И предложил святым братьям избрать «самого честного и способного англичанина» на пост архиепископа. Здесь и сейчас. Они и избрали – Стефана Лэнгтона, одного из самых молодых и горячих монахов, которые изначально выдвинули Реджинальда. Несомненно, Лэнгтон был по характеру лидером, потому что никакого разногласия по поводу его кандидатуры среди избирающий не было. Те, кто пообещали Джону поддержать де Грея, рассказали о своей неосторожной инициативе папе, и Иннокентий немедленно освободил их от обещания.
Вся эта кутерьма свалилась на Джона практически в первую неделю после его возвращения из Франции. Теперь уже не было сомнений, что король вполне может вернуть себе владения Ангевинов и найдет для этого поддержку, если только у него будут достаточные военные силы. Как показали недавние события, особенно полагаться на баронское ополчение не стоило, и Джон предпочел бы наемников, профессионалов-добровольцев и прочих из когорты искателей приключений. Похоже, он не видел большого смысла рисковать англичанами, которые больше пригодились бы на своем месте – в качестве налогоплательщиков.
Потому что экономика Англии была сильно подорвана (если вовсе не развалена) еще во времена правления Ричарда. Ричард все увеличивал и увеличивал бремя налогов, которые многие графства были не в состоянии выплатить. К осени 1201 года недоимки по «нормандскому щитовому сбору», которым рыцари и бароны откупались от службы в армии, были в каждом графстве, а ведь это были сборы за 1194, 1195 и 1196 годы. По сборам на выкуп короля Ричарда продолжали оставаться в должниках графства Дорсет и Сомерсет. Да что там, многие еще не заплатили по «уэльсскому щитовому сбору», который проводился в далеком 1190-м году.
Технически, долги и права на их взыскание наследовались. Практически, у короны не было никакой возможности получить причитающееся, если должник не платил. Ну, можно было отобрать титул, замок, землю – теоретически. Практически, у каждого должника были аргументы, друзья, родня, связи, обстоятельства и возможность опротестовать решение как несправедливое. Бесконечный, безнадежный процесс. Впрочем, по некоторым косвенным свидетельствам (требованиям к новому королю вернуть законные права) администрация Ричарда кое-какие земли и замки начала отбирать к концу его правления.
Джон попробовал что-то в этом роде в 1201 году, но бароны-неплательщики предпочли послать ему своих сыновей в качестве заложников, оставив долги по выплатам расти. Здравый ход – избавиться от расходов на еду, одежду, тренировку и воспитание подрастающего поколения, если в сундуках пусто. Но проблемы-то это не решало. И с каждым годом финансовое состояние королевства все ухудшалось, а вместе с ним ухудшались отношения между баронами и королем. Ведь ему приходилось проводить «щитовые сборы», скутаж, практически каждый год, учитывая унаследованное и все возрастающее катастрофическое положение финансов и нужды на новые войны во Франции. По две марки каждый год.
А ведь были и другие налоги. Каракаж, земельный налог, зависящий от величины земельных владений, был введен Ричардом в 1194 году, и Джон его собирал в 1200-м. Была седьмая часть налога на движимость, которую Джон собирал в 1204 году. Очевидно, с тем же «успехом», что и его брат ранее. Оставалась продажа должностей и прав на владение – то, с чего и собирал самые значительные фонды на свои нужды Ричард. Джон попробовал то же самое в 1201 году.
В принципе, подобная практика сохранится еще на века. Выражение «доброй воли» городов и лордов, выражающееся в подарках деньгами и ценностями. Только Ричард III прекратит это мягкое вымогательство, заменив его честной системой займов под гарантию выплаты. В случае Джона, кто-то платил и делал подарки добровольно, по традиции. Кого-то король хотел наказать – например, город Йорк, поленившийся устроить торжественную встречу и подготовить жилье для королевских лучников.
Кстати, необходимо делать различие между королевской казной, которая вечно была с протянутой рукой, и казной лично короля, у которого, как у землевладельца, деньги вполне могли быть. Из этих денег традиционно шли «выражения доброй воли» от короля значительным людям королевства – в стыдливой форме «займов». Что любопытно, в английском королевстве была только одна группа финансистов, у которой было право давать деньги под проценты – евреи. Остальные, даже король, могли получить ровно столько, сколько заняли. Максимум, дозволялись «заклады» в виде земель и замков. Не отсюда ли крайне негативное отношение большей части населения к евреям, как к «кровопийцам»? Люди были просто не в состоянии принять, что привычная схема «взял – отдал» заменяется в этом случае формой «отдал больше, чем взял». Хотя ясно ведь, что под проценты деньги брали только в том случае, когда нормальная система была невозможна, т.е. когда сумма уже имеющегося долга начинала превышать возможность должника заплатить в обозримом будущем.
Так что к 1206 году у короля Джона были основания для политического оптимизма, но оптимизма он не испытывал. Финансы были в беспорядке, и реалистической надежды на улучшение положения не было. Баронская гордость была ущемлена унизительными напоминаниями о долгах и тем, что все большая часть молодого поколения оказывалась в хозяйстве короля на положении «заложников». Конечно, по сути нахлебников, но все равно обидно. Так что отношения между королем и его знатью тоже отнюдь не улучшались с каждым годом.
Впрочем, Джон не видел смысла сознательно зажимать своих баронов. Вместо этого, он попробовал нечто в Англии до сих пор не практиковавшееся: собрав духовных прелатов страны, он предложил им выплачивать определенную сумму с каждой должности королю. Переговоры проводились 8 января 1207 года в Лондоне. Именно переговоры, потому что никаких готовых требований к своим духовным лордам у короля не было. Но церковь никогда не любила расставаться со своими богатствами, хотя иногда и уступала нажиму – как в случае сбора средств на выкуп Ричарда. Предложение короля было расценено, как нападка на независимость церкви, и отклонено, потому что: " the English Church could by no means submit to a demand which had never been heard of in all previous ages."
А где-то на горизонте маячили серьезные разногласия с папой относительно того, кто будет главным прелатом Англии, хотя вряд ли в тот момент кто-то мог даже предположить, что именно эта распря будет иметь для Англии в целом и Джона в частности последствия даже более серьезные, чем расстроенная экономика. На тот момент, он просто ответил папе, что не может утвердить на должность архиепископа Кентерберийского человека, которого в глаза не видел, и о котором не знает ничего, кроме того, что тот участвовал в какой-то заговорщической деятельности.
портрет из коллекции Тюдоров, написан между 1523 и 1555 гг.
читать дальшеLeicester - It appears that the results on whether or not the remains of King Richard III were buried under a Leicester parking lot are not yet ready to be announced, but will be soon. It is strongly believed by many that these remains are of King Richard III.
This week the University of Leicester said that the results of the testing that was conducted on the remains found in the location where the monestary "Greyfriars" was located, would be announced soon.
The results from the extensive testing that has been ongoing is expected to be given at a press conference tentatively scheduled to take place during the first week of February.
читать дальшеEarlier it was anticipated the test results would be ready by January 2013, as Digital Journal had reported.
For months, the world has been waiting on test results on whether remains found under a car parking lot in Leicester are those of King Richard III. Earlier reports indicated there is strong evidence that suggests the King was buried in this location. Last summer Digital Journal reported on a search to find the final resting place of King Richard III. Information had surfaced that led historians to believe the 15th century King was buried under a parking lot in Leicester, England. Richard III had died during the Battle of Bosworth in 1485.
It was widely believed after his death, King Richard III had been stripped and brought to a Franciscan Friary. The Friary is known as "Greyfriars", but over centuries where the Friary was located had been lost. Last year information surfaced that indicated the possible location, which turned out was currently a city parking lot.
Last summer the dig commenced and the remains of two bodies were found. One set of remains had characteristics that were consistent with what was known of King Richard III and his death. The other body was female.
At this time researchers are currently awaiting DNA test results. Samples were taken from Michael Ibsen, of Canada and the last known living descendent, and compared with those found.
"I'm as excited to find out what the tests have found as much as anyone," Richard Buckley, lead archaeologist on the project, told This is Leicestershire. "We've had a few phone calls asking what the results are, but we genuinely still don't know."
So while results are not ready in January as hoped, it shouldn't be too much longer.
Современные студенты - из ЖЖ френдленты. У меня там преподаватель сидит - иногда выкладывает свои наблюдения
- "Ивану Грозному захотелось "Балтики" ..." - не вели казнить, великий государь-надёжа! Но прошу - не пей это!
- "Крымскому хану отбили все претензии ..." - суровы были московиты, чуть что - сразу по претензиям коленом...
"Крестьяне жили в деревнях , а горожане в домах ..." - крестьяне - дети природы! Домов им не полагается.
"Пржевальский создал лошадь ..." - Иегова страшно разозлился на него за производство контрафактных лошадей.
"Немцы выработали план "Барбоса" ..." - новости наступательного собаководства.
читать дальше"Святой Августин написал труд - "О Граде больше!" - сиквел, что ли, выпустил?
"В начале 20 века В РОССИИ складывается два противоборствующих блока - Тройственный Союз и Антанта ..." - Угу, в Париже, Лондоне и других городах Советского Союза...
"На фронте немцы впервые ПРИНИМАЮТ отравляющий газ ..." - нанюхаются газа - и идут в атаку!
"Фома Аквинский - это средневековый ихтиолог ..." - Подводная одиссея команды Фомы Аквинского!
"Кант был древним греком ..." - велика, однако, Древняя Греция была...
"После свержения Александра Третьего образовался СССР ..." - Чего тянуть-то?
"Вече было в Мурманске ..." - делегаты постоянно опаздывали
"...крепостное право отменяют в 1161 году ..." - всего через 64 года после Любечского Съезда КПСС!
"крестьян освобождают на условии восстаний ..." - в борьбе обретёте вы право своё!
"...в стране действовала марксизма ..." - По улицам ходила \ Большая Крокодила! \ Она, она \ Марксисткою была!
"Муссолини был родом из Израиля ..." - А не из Одессы?
"В антигитлеровскую коалицию входили Англия и Великобритания ..." - могучая коалиция!
"Княгиня Олга привязала к голубям подожженую коноплю ..." - а потом перебить обдолбившихся древлян...
"В 1097 г. произошел съезд князей в Люберцах !" - пацаны конкретно всё перетёрли
"Петр Первый был 14 ребенком от своей второй жены ..." - царь Эдип нервно курит в сторонке!
"Карл 12 заклчил союз с гремлином Мазепой ..." - и гоблином Лещинским
"...Воевода Мария Мнишек ..." - феминистически настроенная сестра Марины?
"Иван Грозный воевал с Казанской Астраханью ..." - прочие Астрахани он не тронул...
"Александр Первый был сперва либералом . - В чем это проявлялось ? - Он крестьян ссылал в Сибирь !" - а будь он консерватором, он бы их сразу съедал!
"Александра Второго убил Гаврила Принцип" - и вторая версия - "После убийства Александра народовольцам стало стыдно , и они повесились ..."
"Локк стоял на сексуалистическом методе познания ..." - в библейском духе, так сказать. Познавал каких-нибудь "дочерей мадианитянских"...
"Мать Руссо умерла при рождении ..." - но сам Руссо так просто не сдался!
"Лжедмитрий прибыл на Русь вместе с Марией Медичи ..." - с дружественным визитом?!
"Ледовое побоище произошло на дне Финского залива ." - величайшая в истории битва водолазов подо льдом!
К 9 июня 1205 года войска и флот короля Джона были готовы действовать. Уже началась погрузка, когда Хьюберт Валтер и Уильям Маршалл очень драматично разыграли перед королем сцену, буквально грохнувшись перед ним на колени, и эффективно препятствуя желанию своего суверена послать их лесом и удалиться, обнимая колени Джона.
читать дальшеКартина, расписанная двумя лордами, была ужасна. И армады Филиппа, и французы-предатели, и, самое главное, беззащитная Англия, все воины которой будет на континенте, когда Филипп наверняка высадится. Поскольку короли не бродят в одиночестве, сцена была сыграна перед всем двором, и присутствующих изрядно напугала. Разрыдался, говорят, и король – но не от страха, а от злости. Потому что понял, что все его усилия последних пяти месяцев не привели ни к чему: его лорды не дадут ему принимать решения. Если надо, не дадут силой.
После долгой ругани между Джоном и пэрами, решено было просто послать на континент некоторое количество рыцарей. Остальные войска, собранные с таким трудом и затратами, были распущены. Момент был потенциально опасен для баронов. И пехотинцы, и моряки были в ярости. Что интересно, они прекрасно понимали, кто именно виноват в ситуации – не король, а его министры.
Если бы Джон был так же жесток, как его родители и старшие братья, он разделался бы с оппозицией на месте – и история Англии была бы совсем другой. Но Джон дал затолкать себя на корабль и отправить в Винчестер. Говорят, он был, собственно, готов высадиться на о-ве Вайт и кинуть клич «бей баронов!», но дал себя уговорить этого не делать.
Более того, 15 июня он сделал еще одну ошибку. Решив наказать своих лордов, он приказал им откупиться большими суммами – собираясь, несомненно, купить на эти деньги наемников. Но беда-то в том, что лорды отнюдь не открыли свои сундуки, и не расстались со своим золотом. Они просто подняли подати, и приказ Джона ударил именно по тем, кто, в подавляющем большинстве, его поддерживал. Король не сообразил, что, карая подданных, он должен иметь силы, который покарают именно тех, против кого санкция была предназначена. Таких сил у Джона не была, как их не будет еще многие столетия у последующих королей Англии. За глотку баронов возьмут в далеком будущем только Тюдоры.
Впрочем, архиепископ умер в июле 1205 года, и единственной репликой короля по поводу этой смерти было энергичное «наконец-то!». И в самом деле, король немедленно начал готовить новую экспедицию, и на этот раз никто и пикнуть не посмел. Благо, на опасность высадки уже кивать было нельзя – стало ясно, что самой Англии ничто не угрожает. Новый флот был готов к отплытию 26 мая 1206 года. К сожалению, к тому момента Филипп уже беспрепятственно завоевал все, что мог, и единственной крепостью, в которой англичане могли высадиться, была Ла Рошель.
Джон высадился в Ла Рошели 7 июня, и был встречен с превеликим энтузиазмом. Разумеется, под его знамена немедленно начали стекаться все, недовольные Филиппом, и все, кто был рад приветствовать наследника Алиеноры Аквитанской. Джон засел в аббатстве Сент-Мексан, располагающемся на практически равных расстояниях от Ньора и Пуатье. Оттуда он отправился к крепости Монтобан, где засели те, кто стоял к нему в оппозиции в Гаскони. Говорят, эту крепость сам Карл Великий осаждал семь лет, и не добился ни малейшего успеха. Очевидна, с тех времен осадная техника стала гораздо эффективнее, потому что англичане взяли Монтобан уже через две недели осады. Не сказать, что это было легко, но они это сделали.
К 21 августа Джон был в Ньоре, откуда через неделю отправился в Монтмориллон. Очевидно, успехи англичан произвели впечатление на Альмарика Туарского, который присоединился к английскому королю. Вдвоем, они вторглись в Анжу. Зря, ох зря Маршалл и Валтер не пускали Джона во Францию тогда, когда у него был реальный шанс повернуть там положение в свою пользу. Даже в 1206 году хроники аббатства св. Альбиниуса пишут о нем, словно о мессии или святом: «when the king came to the river Loire, he found no boats for crossing. Therefore, on the Wednesday before the Nativity of the Blessed Mary, coming Sept. 6 to the Port Alaschert, and making the sign of the cross over the water with his hand, he, relying on Divine aid, forded the river with all his host ; which is a marvellous thing to tell, and such as was never heard of in our time». Такие вот чудеса от короля Джона.
Через некоторое время Джон и Альмарик разделили силы, и продолжали воевать довольно успешно. Пока сам Филипп не спохватился и не появился непосредственно в районе боевых действий. Джон понял, что пришла пора снова попытаться заключить мир. Потому что его собственные бароны, принесшие вассальные клятвы королю Франции, воевать против собственного сюзерена не стали бы, как это уже ранее четко обозначил Маршалл. Их земли, их богатство были во Франции, и что им был Джон по сравнению с этим? Досадно, очень досадно что именно Джон потом на века сохранил презрительную кличку «мягкий меч», а не те, кто предавал его на каждом шагу.
Успехи Джона заставили Филиппа отнестись к вопросу мира (скорее, перемирия, потому что оба знали, что ни тот, ни другой не могут остановиться на половине пути) гораздо внимательнее, чем неуклюжие и неубедительные выкладки Маршалла и Валтера. Мир был заключен с тем, чтобы вступить в силу 13 октября 1206 года. На два года. Похоже, что главной задачей на это время было бы разобраться, кто из баронов является чьим вассалом. Ситуация, видимо, стала слишком запутанной. Решили, что на эти два года каждый останется вассалом того, чьим вассалом себя считает, а комиссия из двух французских и двух английских баронов будет разбираться, кто чей.
Торговля между двумя доминионами должна была быть совершенно свободной, без специальных лицензий. Слова каждого из королей заверили по тринадцать поручителей с каждой стороны. Любопытно, что одним из главных поручителей за Филиппа был герцог Бретани Гай Туарский, вдовец покойной Констанс и приемный отец сгинувшего герцога Артура. Очевидно, для Филиппа к тому моменту не осталось сомнений, что Артур не вынырнет из ниоткуда. А со стороны Джона на ту же роль был выдвинут… родной брат Гая Туарского, виконт Альмерик. Должно быть, это был жест в сторону «родных» баронов, которым Джон уже не верил.
Что ж, Джон вернулся в свое островное королевство победителем, причем теперь его руки были свободны на целых два года для того, чтобы навести порядок в собственном хозяйстве.
читать дальшеКогда-то, давным-давно, я обнаружила в местной библиотеке три книжки, которые меня поразили. Прошло несколько лет, прочитанное почти забылось, осталось в памяти только общее впечатление и, почему-то, название одной из книг, "Никогда не верь эльфу". Потом библиотеку сменило чтение на тогда еще бесплатном Альдебаране, и там я прочла чудесное, "Лабиринт Отражений".
Потом, на дайри, я всякое читала про Лукьяненко, но никакие звоночки не прозвенели.
И вот я решила докопаться, наконец, что за книги меня так когда-то поразили, и сохранилось ли волшебство через столько лет, наполненных фэнтези разного качества?
Оказывается, это были книги из цикла Secrets of Power: Never Deal with a Dragon, Choose Your Enemies Carefully, Find Your Own Truth, Never Trust an Elf. Второй из них в библиотеке не оказалось, и я так ее и не прочла. Но не суть.
Эти книги - всего лишь капля в море цикла Shadowrun. На Флибусте нашлось несколько, первая из которых чушь, вторая очень даже с потенциалом, но конец слит бездарно, и, наконец, третья: Найджел Финдли «Теневые игры» (Shadowplay). Начинаю читать - и хочется себя ущипнуть. Это же именно то, что писал Лукьяненко. Даже золотое яблоко, если не ошибаюсь.
Теневые Игры были написаны в феврале 1993 года, Лабиринт Лукьяненко - в 1997. Вот сижу и думаю, плагиат или фанфик? Описания путешествий в Матрице безумно похожи. Причем, часть есть и в "Крови эльфов" - птички. Ничего не понимаю...
В середине января 1205 года Джон созвал своих лордов и епископов в Лондон. Формальной причиной сбора была оборона Англии на случай, если Филипп предпримет высадку – извечная головная боль островного королевства. Причиной истинной было посмотреть в глаза каждому из той самой знати, чьей обязанностью было поддерживать своего короля. Посмотреть и понять, кто уже предал, кто готовится предать, а на кого можно положиться и в какой степени.
читать дальшеПохоже, король решил закрутить гайки, и крепко. После того, как знать по-новому принесла присягу королю, присягу принесла и вся страна. Довольно хорошо работающая система, охватывающая всех поданных от 12 лет и старше. В начале февраля король издал приказ о том, что ни один корабль не может покидать гавань или швартоваться без его личного королевского разрешения. 3 апреля Джон велел, чтобы каждые девять рыцарей нашли достойного рыцарского звания десятого, и чтобы кандидаты явились к нему уже 1 мая.
Что касается высшей администрации, то здесь у Джона были большие проблемы, и главная из них носила имя Хьюберт Валтер, архиеписком Кентерберийский и практический правитель страны от имени Ричарда в течение шести лет. Архиепископ раздражал и беспокоил Джона, как больной зуб: никогда не знаешь, в какую минуту он тебя подведет, и ни на минуту забыть о себе не позволяет. Сэр Хьюберт так привык руководить, что автоматически пытался командовать и Джоном, а тот вовсе не был настроен терпеть новых командиров на свою голову. Что самое обидное, от этого командира было не избавиться – архиепископ Кентерберийский автоматически входил во все мыслимые комитеты, миссии и советы.
Были у Джона сомнения и насчет других лордов. Решил он их довольно странным способом, отправив сэра Хьюберта и Уильяма Маршалла с совершенно разными дипломатическими миссиями к Филиппу где-то в районе великого поста 1205 года. Причем, сэры были совершенно не в курсе миссий друг друга. Маршалл попытался вежливо отказаться, ссылаясь на то, что срок, защищающий его владения в Нормандии от Филиппа, практически истек. То есть, если ему не удастся заключить мир, ему придется принести оммаж королю Франции. И в том же положении находятся многие другие. Похоже, именно на это Джон и рассчитывал, обозначив владения своих подданных во Франции как индикатор лояльности. Он промурлыкал что-то вроде того, что клянитесь, кому хотите, лишь бы ваши сердца были верны мне. И удивительно спокойно дал отмашку на принесение оммажа Филиппу, чем воспользовались действительно многие.
Филипп, разумеется, тоже сразу напомнил Маршаллу, что время-то почти вышло, да еще пригрозил, что если Маршалл не принесет ему вассальную клятву здесь и сейчас, дело может обернуться для него скверно. И Маршалл принес клятву, полагая, очевидно, что короли приходят и уходят, а земля-то постоянна. Впрочем, он, возможно, верил, что ему удастся заключить мирный договор с Филиппом, который, в кои-то годы, был расположен поговорить.
Тем временем Хьюберт Валтер узнал, конечно, о параллельной миссии Маршалла. Сказать, что он обозлился на Джона – это ничего не сказать. Сэр Хьюберт был в ярости. И, как человек действия, он не стал тратить запал на гневные письма королю, а просто отправил Ральфа Арденского к графу Булони с весточкой, что у Маршалла нет никаких полномочий для заключения мира. А уж граф быстренько сообщил об этом Филиппу. То есть, архиепископ успешно торпедировал планы собственного суверена. Филипп был, несомненно, счастлив, что ему подвернулась такая блестящая возможность прервать переговоры, и Маршалл бесславно вернулся в Англию. Где его встретил очень злой король.
В самом деле, ведь Джон встретил одного из первых пэров своего королевства, который перешел в вассалы к его врагу, ничего не получив взамен для короля. Конечно, виноват в ситуации, по сути, был архиепископ, но тот был где-то, а Маршалл – вот он. Опять же, вряд ли старый вояка был действительно столь наивен, что верил на 100% в возможность мира с Филиппом. Скорее всего, землица в Нормандии перевесила государственные соображения. Джон пригрозил Маршаллу судом и умчался в Портсмут, где, наконец, начало что-то происходить. Флот был собран, пехота подтянулась. Король также объявил тотальную амнистию всем заключенным, кроме государственных преступников, и большая часть помилованных была взята в армию.
Правда, сильно похоже на то, что Джон не очень тщательно информировал своих баронов о том, что именно он собирается делать с собранным войском. Людей собирали «на службу королю», и как-то предполагалось, что для защиты Англии от высадки врага. Тем более, что какие-то потомки Стивена Булонского и правда предъявляли права на английский престол, и Филипп даже пообещал им всемерную помощь. Любопытно, что и здесь было очень заметно разделение между знатью английской и англо-норманнской.
Для англичан, Джон был королем англичан, терявшим континентальные владения из-за происков врага, короля Франции, и предательства лордов. И англичане были вполне готовы наказать врагов на континенте.
Для англо-норманнов, имевших значительные связи и владения на континенте, картина выглядела по-другому. Они были готовы защищать Англию, где у них тоже были богатые владения, но на континенте предпочитали служить двум господам сразу. Для них защитой Англии было просто укрепление береговой защиты, не более того.
Достаточно трогательно недавно поссорившиеся Маршалл и Хьюберт Валтер воссоединились с целью помешать Джону отправиться воевать во Францию. В принципе, Маршалл не был политиком, и не был, конечно, двуличным предателем. Он просто влип в непростую лично для него ситуацию. Что касается Валтера… Этот-то был политиком до мозга костей. Только вот он, архиепископ Кентерберри, шесть лет выкачивал из своей страны средства для Ричарда, и своими глазами видел, чего стоят англичанам ангевинские владения. Возможно, он персонально пришел к выводу, что Англии эти владения просто не нужны.
Сложность ситуации, в которую попал Маршалл, стала особенно неприятной для него в начале июня 1205 года, когда король Джон действительно призвал сэра Уильяма к ответу. С точки зрения короля, тот принес вассальную клятву его врагу, ничего не получив взамен для короля. И единственным способом оправдаться было отправиться в Пуату воевать за Джона и против Филиппа.
Маршалл, конечно, понимал, что воевать с Филиппом, его нынешним сюзереном во Франции, ему нельзя – это бесчестие. Это бунт. Но ведь и отказаться поддержать своего второго сюзерена, в Англии – это тоже бесчестье и бунт. И что ему оставалось? Только припугнуть высших баронов страны тем, что если его признают виновным в государственной измене, подобное обвинение ждет их всех.
А Джон понаблюдал за реакцией своих пэров, помянул зубы Христовы, и заявил: "I see plainly that not one of my barons is with me in this ; I must take counsel with my bachelors about this matter which is beginning to look so ugly". Это была многообещающая фраза, которая не обещала ничего хорошего присутствующим в будущем.
Что касается королевских юристов, то лично Маршаллу обращение к ним короля сулило только хорошее. Дело в том, что они справедливо не нашли, кто из присутствующих баронов вправе судить запутавшегося пэра. Рыльце в пушку было у всех, а вот таких заслуг, как у Маршалла, не было ни у кого. Дело можно было бы решить поединком, «Божьим судом», если бы кто-то из пэров решился вызвать Маршалла на дуэль, но желающих ожидаемо не нашлось. В конце концов, тот только на турнирах победил около 500 рыцарей за свою жизнь, не проиграв ни одного поединка.
Похоже, Джон был вполне доволен решением, потому что прямо с заседания отправился на обед, куда пригласил и Маршалла. В конце концов, король убедился в том, в чем хотел убедиться.
После гибели Анны Карениной под колесами поезда ее дочь Анну на воспитание берет Каренин. Вронский в глазах общества превращается в чудовище, и все, кто раньше злословил по поводу Карениной, теперь выбирают своей мишенью Вронского. Он вынужден уехать из Москвы, но и высшее общество Петербурга его не принимает. Следы Вронского теряются где-то в глубине России.
Каренин воспитывает детей Сергея и Анну одинаково строго. Но подрастающей Анне кажется, что с ней он обходится особенно сурово. Сережа иногда, обвиняя Анну в гибели матери, грозит ей, что папа оставит ее без наследства, что не видать ей приличного общества и что как только она подрастет, ее вышвырнут на улицу.
Романа Льва Толстого в доме Карениных не держат, но Анна прочитала его довольно рано, и в ее сердце вспыхивает желание отомстить.
читать дальшеВ 1887 году совпадают сразу несколько событий: умирает Каренин, Сергей Каренин осуществляет свою угрозу - выгоняет Анну из дому, и становится известно, что Вронский жив. Практически разорившись, бывший блестящий офицер живет в небольшом волжском городе. На последние деньги Анна покупает билет на поезд и, похитив из дома Карениных револьвер, едет, чтобы отомстить отцу.
Вронский живет в приволжском городе Симбирске одиноко. Свет даже такого маленького городка после выхода в свет романа "Анна Каренина" не принимает его, и Вронский вынужден вращаться н полусвете. Однажды он знакомится там со странной парой бывших каторжан, недавно амнистированных. Его зовут Родион Раскольников. Его молодая подруга - Катя Маслова. К Раскольникову Вронского привлекает еще и то, что волей случая они оба стали героями романов. Катя Маслова, бывшая проститутка, убившая любовника, завидует обоим и иногда говорит: "Вот напишу Льву Толстому, он и меня в роман вставит". Она даже иногда по вечерам пишет нечто вроде дневника, а потом отправляет листки в Ясную Поляну. На каторге она потянулась к овдовевшему там Раскольникову, но на свободе постаревший Родион не может идти ни в какое сравнение с сохранившим столичные манеры Вронским.
Раскольников в отчаянии, но сам он уже не может поднять руку на человека. Он решает найти исполнителя своей мести. Выбор Раскольникова падает на семнадцатилетнего гимназиста, у которого недавно казнен брат за покушение на царя. Володя Ульянов, читавший о судьбе Родиона Раскольникова, соглашается и из рогатки, почти в упор, свинцовым шариком в висок убивает Вронского. На крик Масловой сбегаются люди, собирается толпа, и в этот момент к дому на извозчике подъезжает Анна Каренина. Она понимает, что опоздала, что месть осуществить не удается.
Вечером в гостинице она узнает имя гимназиста, убившего Вронского, и то, что в городе созрел своеобразный заговор молчания. Из сострадания к матери Ульянова, уже потерявшей сына, и оттого, что Вронского все равно никто не любил, в свидетельство о смерти Вронского вписан апоплексический удар. Анна, не имеющая средств к существованию, в гостинице знакомится с купцом и на пароходе уплывает с ним.
Маслова в отчаянии, она должна вот-вот родить, но к Раскольникову возвращаться не хочет. Дождавшись родов, она подбрасывает родившуюся дочку в бедную еврейскую семью, а сама кончает жизнь самоубийством. Еврейская семья Каплан, приняла подкидыша, назвав девочку Фанни. Девочка знает, кто виноват в том, что ей приходится воспитываться в еврейской семье. Фанни решает отомстить.
Анна Каренина намеренно бросается в разгул, жизнь превращается в череду пьяных компаний и в переход от одного купца к другому. Идут годы. Однажды осенью 1910 года после пьяного кутежа в затрапезной гостинице Анна находит зачитанные прислугой книги Льва Толстого "Анна Каренина" и "Воскресение". Старая боль вспыхивает в душе Анны, и ей начинает казаться, что во всем виновен Лев Толстой, что именно он виноват в том, что брат выгнал ее из дому. Анна решает убить Толстого и отправляется в Ясную Поляну, послав по дороге телеграмму с угрозой. Лев Толстой понимает, что это не шутка, все бросает и бежит из Ясной Поляны. По дороге простуживается и умирает. Анна снова опаздывает. Снова загул, попытка утолить воспоминания в вине. Приходит в себя Анна только в 1917 году, когда узнает, что в Петрограде произошла революция, и во главе ее стоит тот самый гимназист из Симбирска, который убил Вронского. Это единственный человек, который сделал для Анны хоть что-то. Анна принимает революцию, уходит из занятого белыми города и присоединяется к отряду красных, которым командует Василий Иванович Чапаев.
Она становится матерью этого отряда, обстирывает бойцов и готовит еду. Иногда в бою она ложится к пулемету. За это ее прозвали Анна-пулеметчица. Глядя на нее, комиссар отряда, уже выросшего в дивизию, Фурманов говорит: "Напишу роман, обязательно о ней расскажу, только придется фамилию изменить, а то не поверят. И помоложе сделаю".
В 1918 году Фанни Каплан настигает Ленина возле завода Михельсона и сказав: "Помни о смерти моего отца", - стреляет в Ленина из браунинга. Ее быстро казнят для того, чтобы никто не узнал о том, что Ленин в молодости был убийцей.
Гибнет штаб Чапаева, в живых остается только Анна, потому что ее узнал командир белых Сергей Каренин, ее брат.
Заканчивается Гражданская война и Анна перебирается в Москву, чтобы хоть иногда видеть Ленина, но в 1924 году Ленин умирает, и жизнь Анны теряет всякий смысл. Она опускается и идет работать в домработницы.
Однажды, сходив в лавку за подсолнечным маслом, она идет домой и на трамвайных рельсах вдруг вспоминает о смерти своей матери. Приближающийся трамвай кажется ей тем самым поездом. В ужасе Анна бежит, выронив бидон с подсолнечным маслом на трамвайной линии возле Патриарших прудов...
Как же, сподобилась увидеть. Даже двух. В нескольких метрах от лобового стекла. Хорошо, что был прямой отрезок дороги и скорость около 70 км. А эти жЫвотные даже свои рогатые "бошки" в мою сторону не повернули - прогарцевали через дорогу по каким-то делам. Трандуила не заметила. Но лось - это реально огромная скотина. По-моему, он бы и под королем гоблинов вполне мог сгарцевать, не то что под эльфом-вегитарианцем.
читать дальше«Если утро началось таким образом, то чего ожидать от полудня», - сварливо подумала Маргарет, сидя на причале у Бэйнард Кастл и болтая в воде босыми ногами. Она уже успела исходить вдоль и поперек окрестности у внушительного строения, но не заметила никакой подозрительной активности предполагаемых врагов, и теперь просто отдыхала – благо до встречи с людьми Мендозы оставалось еще около часа.
- Наверное, я старею, - пожаловалась она невзрачной полосатой кошке, тоже сидящей на пристани и терпеливо смотрящей на проплывающих мимо лодочников. – В Ипсвиче мне всегда было досадно спать и терять на это время, которое я бы могла потратить на приключения. И вот теперь я могу очень долго не спать, и времени мне по-прежнему ни на что не хватает, но мне стали надоедать приключения.
Поскольку кошка была самой обыкновенной и, к тому же, занятой своими мыслями, на слова Маргарет она даже голову не повернула, продолжая смотреть на реку.
Девушка мрачно подумала, что спасение Англии оказалось делом чрезвычайно утомительным. К тому же она как-то незаметно пришла к выводу, что спасать, собственно, ничего и не нужно. Гарри, судя по всему, вполне держал ситуацию в своих руках, следуя одному ему понятной логике. Или просто прихоти. Какой бы ведьмой Анна Болейн ни была, это не мешало намеченной ею жертве весело развлекаться по ночам и с другими женщинами. А уж теперь, когда его перестанут потчевать зельем подчинения, и когда она вернет Черного Принца на его месте в короне, все проблемы и вовсе сведутся к политике, в которой, как она знала, король был гораздо искушеннее, чем думали те, кто знал его с детства.
Конечно, была секретная миссия Ричарда и Агаты к королеве, но Маргарет была вполне уверена, что касается эта миссия вопросов престолонаследия и королевского развода, которые решить, на самом деле, может только время. Был заговор против Гарри, смысла которого Маргарет еще не понимала, но в том, что Кот сможет свести этот заговор к неприятной для зачинщиков ситуации, она не сомневалась.
Впрочем, что-то в этом роде Дикон и говорил ей, что-то про недопустимость вмешательства в естественный ход событий. Жаль, что тогда у нее просто в ушах звенело от злости на его загадки, и слушала она невнимательно. Интересно, как в этот естественный ход событий вписываются Орден Дракона и чаша Грааля, которая лично ей попадалась на пути уже дважды? Та самая неуловимая чаша, за которой рыцари сказочного короля охотились годами – если верить рыцарским романам, которым, разумеется, верить нельзя.
Неторопливый ход ее рассуждений был прерван появлением на причале двоих стражников, в которых она немедленно узнала тех, с кем уже однажды пересеклась во время драматического убийства ювелира Симпсона. К сожалению, стражники узнали ее тоже, и теперь старший из них смотрел на девушку с суровым прищуром.
- Ну здравствуй, беглянка, - сказал он, рассматривая Маргарет с явным неодобрением. – Я же говорил, Сэмкин, что Лондон – место тесное, и мы эту девицу еще встретим. Теперь-то ты, милая, никуда не денешься. Сэр Эдвард Ли приказал нам оцепить окрестности Бэйнард Кастл, и никого отсюда на выпускать. Кстати, не вздумай бежать, получишь стрелу в спину. Это тебе не на ночной дороге в прятки играть, это дело государственное. Отведи ее, Сэмкин, к остальным, и возвращайся сюда.
Покорно шагая рядом с молодым стражником, Маргарет лихорадочно пыталась сообразить, что произошло, и что она просмотрела.
- А что это за государственное дело, мастер Сэм? – почтительно спросила она у своего конвоира, стараясь выиграть его симпатию.
- Мастер Сэм!.. - рассмеялся парень. – Тоже мне… Просто Сэмкин, до мастера мне еще служить и служить! А какое дело – нам не сказали, не нашего это дело ума. Велели просто с утра никому из лодочников никого на этом причале не высаживать и даже близко не подплывать, и всех на базарную площадь у замка пускать, но никого не выпускать.
- Кровь Христова! – выдохнула Маргарет. Кошка! Кошка, терпеливо сидящая на причале и ждущая обычного обеда, который все не появляется! Ну как она не сообразила, что пустой причал у Бэйнард Кастл – это совсем не нормально!
- Да ты не бойся, девица, - ободрил ее Сэмкин и даже легонько шлепнул по заду. Видимо, игриво, чем Маргарет не преминула воспользоваться. Повиснув на руке молодого стражника, она зашептала ему в ухо, надеясь, что шепот ее звучит многообещающе, а не испуганно: - Сэмкин, ну отпусти ты меня отсюда, с меня же хозяйка спросит, где я болталась. Хорошее место потеряю. А я в долгу не останусь, к вечеру свидимся. Вот как сменишься с дежурства – так и свидимся.
Молодой стражник покосился на ее грудь, облизнулся, и с сожалением покачал головой.
- Не могу. Свидеться – это с радостью, а вот отпустить не могу. Да не бойся ты, не надолго задержишься. Вот после полудня сэр Эдвард сам приедет, всех осмотрит и лишних отпустит. И сержанта не слушай, это он строгости напускает. С тем убитым мы разобрались. Ювелир это был. А убил его и правда негодяй-слуга, которого он сам и нанял. И сдается нам, что дело сделано не без участия ювелировой жены. Только убийца словно растаял, а без его признания за вдову нам не взяться, у нее такие покровители, что нам не по зубам.
Маргарет могла бы точно сказать стражнику, что Крэддок растаял в буквальном смысле слова. Вернее, то, что он него осталось после того, как ее матушка изволила на старого душегуба разгневаться. Но она, разумеется, промолчала. Тем более, что они с Сэмкином вышли уже на небольшую базарную площадь, какие обычно каждый день собираются у больших лондонских дворцов.
Людей было немного, десятка три. Слоняясь от одной группки к другой и пытаясь опознать когда-то мельком виденных ею наемников, Маргарет наслушалась разных предположений, почему площадь оцепили, причем оцепили так, что стражников практически и видно не было, но потихоньку улизнуть с площади было совершенно невозможно. Кто-то утверждал, что в каком-то доме неподалеку заболели потницей. Другие боялись вспышки чумы.
Убедившись, что молодых мужчин бравого вида не площади не было, Маргарет прислонилась к одному из прилавков с горшками и посудой, и задумалась, что делать дальше. До полудня оставалось всего ничего, и это означало, что люди с документом, который так стремились заполучить и королева, и кардинал, приближались к площади, не подозревая о ловушке. Получалось, что единственным выходом документ у них получить было перехватить молодцев раньше, чем они до площади дойдут. Идти они будут, конечно, со стороны, откуда к причалу ближе всего – солнце припекало по-августовски, что к пешим прогулкам не располагало.
Значит, из оцепления ей нужно как-то выйти. Так, чтобы никто и ничего не заподозрил. Неизвестно, как отреагирует сэр Ли, найдя по прибытии, скажем, спящую вповалку площадь. Простаком этот священник-дипломат не был, да и в мистических делах был специалистом, хотя сам мистику не одобрял. Вряд ли у него заняло бы много времени расследование того, кто именно мог помешать его планам таким экстравагантным способом. Значит, остается только один способ. «Думай о воде», - посоветовал ей однажды Дикон. Так она и сделает, только с небольшой поправкой.
Завернув за угол, Маргарет с облегчением увидела всего одного стражника, стоящего к ней спиной. Девушка сосредоточилась, прикоснулась к мыслям раскисшего от жары мужчины. Кабак, всего в нескольких шагах кабак, и в нем реки разливанные пенистого, холодного эля, и кисловатого, терпкого вина, и тень, тень… Стражник покачнулся, сделал несколько неуверенных шагов в сторону узкого переулка, и потом сосредоточенно зашагал прочь. Маргарет медленно выдохнула и, стараясь идти совершенно спокойно, зашагала прочь, держа, на всякий случай, перед внутренним взором спокойную поверхность Темзы с играющими на ней бликами.
Буквально за углом, всего в нескольких метрах от торговой площади, Лондон жил своей дневной, торопливой жизнью. К сожалению, молодых, похожих на наемников мужчин мимо Маргарет проходило немало, так что оставалось только ждать, кто из них свернет в сторону Бэйнард Кастл. Опять же, засада на площади вовсе не исключала того, что за людьми Мендозы будут идти шпионы кардинала. Скорее, предполагала. Для того, чтобы загнать дичь на охотников, ее вспугивают и гонят в определенном направлении. Значит, надо просто ожидать, когда начнется какая-то заварушка. Но вот что она сама будет делать в таком случае, Маргарет понятия не имела.
Что касается отношения Джона с его английскими подданными – это отдельная сага. Начиналось-то все хорошо. Кейт Нордгейт утверждает, что для англичан вопрос о преемнике Ричарда, не имеющего естественного наследника, никогда не был вопросом. Джон. Другая альтернатива даже не рассматривалась. И, что бы ни утверждали легенды будущих столетий, во времена, когда Джон был принцем, он был даже популярен среди своих будущих подданных. Что еще более ценно в контексте управленческой политики, у Джона были хорошо отлаженные контакты с правительством, назначенным его братом. Спасибо участию в изгнании ненавистного всем Лонгчампа.
Джон и Филипп
читать дальшеНо пять лет отсутствия – долгий срок для политики, а Джон, занятый братом в войнах на континенте, столько и отсутствовал. Более того, он и королем-то стал тогда, когда был во Франции. Ситуация достаточно уникальная, и местные политики-бароны ею воспользовались в полной мере. Как и почему – я описывала выше. Более того, Джон застрял во Франции на годы. Что по-своему трагично, так это то, что, возможно, сам-то Джон, будучи на континенте, спал и видел Англию. Во всяком случае, как только его властная маменька отправилась в Испанию, Джон тут же сбежал в Англию.
С моей стороны это чистая спекуляция – предположить, что на континенте Джон в те годы воевал не от души, а просто потому, что от него этого ожидали. Потому что мама заставляла. Потому что королям как бы положено защищать своё. Какое свое? Ну не чувствовал Джон империю Ангевинов своей кровной. Историки (та же Нордгейт) удивляются тому, как Джон вел свои кампании – словно играл в шахматы. Вроде, и энергия была, и скорость, но души в них не было. Причем, он явно избегал прямого столкновения с Филиппом. Давление на него шло со всех сторон, но он отмахивался: «Когда-нибудь я отвоюю у него все, что он теперь отвоевывает у меня. Пусть его…»
Это не значит, что Джон не играл в дипломатические игры со своим противником. Например, он практически наверняка знал о судьбе Артура. Ведь он пытался с ним помириться и договориться после ареста. И только когда молодой человек ответил пылкой речью о непримиримой вражде, Джон отправил его в более надежное место. Но ни Филиппу, ни бретонцам он не сказал о своих планах в отношении Артура ни слова – несомненно потому, что хотел предотвратить возможность перехода Бретани под руку Филиппа.
Хотя то, как вел свою игру Филипп в конце 1203 года, говорит о том, что и он точно знал, что Артура можно больше во внимание не принимать. Если только он вообще когда-либо принимал молодого герцога во внимание.
Довольно интересно и обращение Джона в начале 1203 года к папе. Он, собственно, просто пожаловался на оскорбительное поведение Филиппа. Нашел ведь суверена над своим сувереном! Ибо Святейший Престол официально представлял божественную власть на земле, а кто может быть выше Бога? Филипп, можно предположить, не один раз чертыхнулся, что упустил из вида такую возможность. Он, разумеется, подал встречную жалобу, но ведь инициатива осталась все равно за Джоном.
Папа Иннокентий, как и положено человеку с такой властью и ответственностью, попытался усадить королей за стол переговоров. Он отправил во Францию своих представителей – в мае, и явно с советом особо не торопиться, потому что послы подтянулись ко двору короля Франции аж в конце августа. Но чувства Филиппа отсрочка не остудила. Он резко заявил, что он " was not bound to take his orders from the Apostolic See as to his rights over a fief and a vassal of his own, and that the matter in dispute between the two kings was no business of the Pope's." Что можно кратко перевести как «не суйся не в свое дело».
Джон, как истец, был вежливее. Он с шиком принял в Лондоне посольство папы в марте 1204 года, и уже в апреле в Париже появились для переговоров архиепископ Кентерберийский, епископы Или и Норвича, графы Пемброк и Лейчестер. Филипп не мог повести себя менее дипломатично, чем повел. Он с плеча рубанул, что или ему возвращают Артура, которого он признает вместо Джона владельцем Ангевинской империи на континенте, либо присылают сестру Артура, и Филипп сам будет хозяином земель Ангевинов, как защитник и опекун сиротки.
А почему бы Филиппу было и не понаглеть? Он ведь знал, с кем имеет дело.
Граф Пемброк, Уильям Маршалл, некогда нищий рыцарь, зарабатывающий себе на жизнь победами на турнирах, с большим трепетом относился к нажитому годами состоянию. И часть этого состояния находилась в Нормандии.
У графа Лейчестера, Робера де Бьюмонта, вообще значительная часть земельных угодий находилась в центральной Нормандии. Они просто не могли не клюнуть на предложение Филиппа, согласно которому те, кто принесет ему оммаж в течение года, получат подтверждение на свои владения лично из рук Филиппа.
И графы заплатили французскому королю, по 500 марок каждый. Купив себе право на свои же земли на год и день. С условием, что потом они принесут врагу своего короля оммаж, если тот к тому моменту не отвоюет земли у Филиппа. Вообразите себе послов, заключающих в обход своего короля договор с его противником. На простом языке это называется изменой. И Джон никогда толком не простил Маршаллу подобного унижения своего статуса. А мстить он умел. Бьюмонт догадался умереть в октябре того же года, и мужская линия его рода пресеклась вместе с ним.
Кстати, у послов-предателей хватило то ли наглости, то ли хитрости не утаить своего поступка от Джона. Очевидно, ссылаясь на то, что каждый должен защищать свою собственность как умеет, если уж ее не защищает для них их король. А как он в таких условиях мог защищать, если ему не на кого было положиться? Если его собственные послы заключали прямые сделки с врагом за его спиной, а комендант Руана писал, что все замки и города от Байе до Ане пообещали Филиппу немедленную сдачу сразу, как только он возьмет Руан?
Предательство было повсюду. И эти разочарования в окружающих людях оставили тяжелый след на характере Джона. Когда он собрался всерьез начать войну с Филиппом и созвал своих ноблей с войсками в Портсмут, те не отказали, но начали подтягиваться настолько медленно, что от экспедиции пришлось отказаться вообще. Так что Филипп прошел победным маршем там, где захотел, и ничего ему за это не было. Спасти Руан было невозможно. Комендант крепости в Руане, Питер Дюпре, сообщил Филиппу, что ему удалось оттянуть неизбежное, заключив договор с Филиппом о сдаче через 30 дней, если к нему не придет подмога. Джон написал, чтобы Питер спасал себя и людей, потому что помощь не придет – у короля Англии, преданного своими подданными, не было ни денег, ни войска. Так была потеряна Нормандия. Так Джон получил кличку «мягкий меч».
А 1 апреля 1204 года умерла железная леди Алиенора Аквитанская, и больше никто не стоял между Филиппом и Аквитанией. Филиппу не сдались только Ла Рошель, Ньор и Туар. Ангулем Филипп трогать не посмел, зато довольно успешно натравил против Джона Гасконь, набросав перед благодарными слушателями картину практически независимой «Великой Гаскони» под эгидой великого французского короля. Но к тому времени Джон уже набрал достаточно денег, чтобы начхать на своих медлительных баронов и просто нанять 30 000 наемников под командованием брата архиепископа Бордо. И Филиппу пришлось остановиться.
читать дальшеРазумеется, сразу в Бэйнард Кастл Маргарет не отправилась. Диковинное убийство, свидетелем которого она стала в Саутварке, было, несомненно, заключительным актом хорошо спланированной операции. Можно сказать, не слишком приличным жестом в сторону ее величества и всех ее попыток помешать королю сделать то, что он твердо был намерен сделать.
Очевидно, кто-то постоянно следит за передвижениями людей Мендозы, да и за самим послом. Сунуться при таком раскладе на набережную Бэйнард Кастл было бы не просто нелепо, но и смертельно опасно. Против нового оружия и магия не поможет. Тем более, такая неуклюжая магия, как у нее. И на дворе, как назло, яркий день – даже в тень не спрятаться.
Маргарет покосилась на свое запястье, где браслет в виде дракона притворялся незамысловатой побрякушкой. Еще одна загадка… Если верить Агате, этот браслет был совместим только с одним человеком на свете – со своим хозяином. Но вот же, она носит его без всяких проблем, да еще и общается с крылатой рептилией. Словно ей одного Черного Принца мало… От мысли, что дракон путает ее личность с личностью Кота пришлось отказаться – слишком смышлёным показал себя браслет в случае с Джейн. Да, Джейн, вот кто ей сейчас нужен!
На этот раз Джейн обнаружилась там, где и должна была находиться – в гардеробной Маргарет. Только вот вместо того, чтобы заниматься привычными делами, она гладила Дона Альву, вальяжно развалившегося на узенькой кровати камеристки.
- Миледи! – воскликнула француженка, бросаясь девушке навстречу. – Я думаю, вы должны об этом знать!
Маргарет уже приготовилась остановить Джейн, не доверяя кажущейся изолированности своей комнаты, но потом наткнулась на спокойный взгляд Дона Альвы и сдержалась. Судя по всему, их никто не подслушивал.
- Заходил Кульпеппер, - зачастила Джейн Попенкур. – Мы немного посплетничали, потому что милорду все равно сейчас услуги камердинера не нужны. И он сказал, что какие-то люди схватили испанского посла прямо у входа во дворец!
- Дона Мендозу? – уточнила Маргарет. Мендозу она видела у королевы неоднократно, и плохо себе представляла, чтобы он вот просто так дал себя кому-то схватить. – Чьи люди-то? В чьих ливреях?
- Кульпеппер говорит, что в ливреях кардинала, - прошептала Джейн и неожиданно всхлипнула.
- Ты… Мендоза?!
Джейн закрыла лицо руками и разревелась уже совершенно откровенно. Маргарет, подивившись про себя расторопности француженки, тяжело вздохнула. Мысль дождаться Робина, чтобы отправиться к Бэйнард Кастл вместе, пришлось оставить. Если драгоценный документ находился в доме посла, времени терять было нельзя.
Маргарет, как и все в королевстве, прекрасно знала, как эффективно работает служба кардинала. Даже при самом благоприятном раскладе, который изворотливость посла предполагала, в запасе у нее было не больше часа. А потом еще эта встреча в полдень, относительно которой она так ничего и не придумала.
- Джейн! Ну Джейн же! – нетерпеливо затеребила она со вкусом рыдающую камеристку. – Перестань уже извергать фонтаны слез, ничего с твоим красавчиком не случится. Посол императора – это тебе не Дон Альва чихнул. Думаю, что кардинал просто хочет добраться до сундучка с посольской перепиской. Выкрутится дон Мендоза. Как – не знаю, но выкрутится. А мы пока можем ему помочь. Ты же хочешь ему помочь?
Француженка изящно промокнула каким-то чудом совершенно не покрасневшие глаза платочком, вытащенным из-за корсажа, энергично кивнула и с любопытством уставилась на Маргарет.
- Ты знаешь, где он живет?
- Разумеется, миледи, - лукаво улыбнулась Джейн. – Не во дворце же нам было встречаться.
- И входила ты, конечно, не через парадную дверь?
Камеристка передернула плечиками, никак не прокомментировав то, что и без комментариев было очевидно.
- Вот что, - продолжила Маргарет. – Сейчас мы с тобой переоденемся во что-нибудь попроще, и ты проведешь меня к резиденции посла самой короткой дорогой. Где то платье, в котором я приехала? Да и тебе не мешало бы одеться во что-то менее заметное.
Надо было отдать должное Джейн: ее колебания не заняли больше минуты, и очень скоро Маргарет уже пробиралась следом за своей камеристкой через невообразимые лабиринты задворок лондонских улиц. Ей не очень хотелось доверять француженке, но Лондон Маргарет практически не знала, а время бежало слишком быстро.
Очередная каменная ограда, очередная калитка – и Джейн уже тихонько случала в дверь небольшой сторожки у входа в ухоженный сад посольского особняка. Дверь отворила одетая в черное немолодая женщина, с которой камеристка быстро и тихо заговорила по-испански. Судя по всему, Джейн сообщила ей о случившемся, потому что женщина испуганно вскрикнула и слегка отшатнулась, а потом подобрала юбки и решительно припустила в сторону особняка. Маргарет и Джейн быстро зашагали за ней.
Маргарет дала возможность испанке и Джейн время объяснить ситуацию перепуганной челяди посла, после чего выступила вперед.
- Где кабинет дона Мендозы? – спросила она у солидной кухарки, справедливо рассудив, что без одобрения этой матроны никто и с места не сдвинется.
Ответом ей была тишина и косые взгляды десятка мужчин и женщин. – Где его секретарь? – попыталась она еще раз, но все продолжали молчать. Неизвестно, как бы развивалась события дальше, если бы со стороны улицы не послышались крики, сопровождаемые ударами в дверь.
- Это люди, которые похитили вашего хозяина, - любезно пояснила Маргарет собравшимся. – Если вы не проведете меня немедленно в кабинет посла, то он будет очень вами недоволен, я обещаю. А вы должны дать мне время. Столько, сколько сможете. Не знаю, насколько у вас хватит смелости, но упрямства вам точно не занимать. Ну?
Кухарка смерила Маргарет взглядом с ног до головы, явно собираясь разразиться длинной тирадой, но тут в парадную дверь снова застучали кулаками и ногами, и она просто махнула головой подростку с жуликоватыми глазами. Тот, в свою очередь, призывно махнул рукой Маргарет, и они побежали наверх по узенькой лестнице, обычно служившей для доставки блюд из кухни в жилые покои.
Оказавшись в кабинете Мендозы, Маргарет в полной мере оценила безрассудность своей затеи. Чего она, собственно, ожидала? Что сундучок с важными бумагами будет ждать ее на столе посла? Сундуков и сундучков в просторной комнате хватало. Было там и несколько шкафов и секретеров. Грохот в дверь становился все настойчивее, а у нее не было никаких догадок, что делать дальше.
- Где посольская переписка? – спросила она у своего проводника, не надеясь на успех и уже всерьез обдумывая возможность просто-напросто поджечь весь кабинет разом. В конце концов, нужная ей бумага вряд ли хранилась здесь, а вот другие документы, вроде переписки королевы с послом и с императором, там быть могли. К счастью для посла и его собственности, паренек без колебаний указал ей на дверцу одного из шкафов. Распахнув ее, Маргарет увидела довольно объемистую коробку, обтянутую черной тисненой кожей, и обитую металлической оплеткой, которую увенчивал замысловато выглядящий замок.
Маргарет никогда не подозревала, что где-то в недрах ее памяти хранится такой обширный запас ругательств. Ключ от коробки был, разумеется, у самого посла. Открывать замки без ключей она не умела. Быстро вытащив увесистую коробку из шкафа, она решительно сунула ее своему проводнику, и они удалились тем же путем, каким и пришли. На кухне уже не было никого, кроме Джейн Попенкур и той женщины, которая привела их в дом. Судя по тому, что грохот в дверь прекратился, а из глубины дома доносился гомон ругани и возмущенных голосов, людей кардинала в дом уже впустили. Маргарет подтолкнула паренька по направлению к саду и сторожке, и они ретировались из особняка со всей возможной скоростью.
Когда они оказались в безопасности и ящик с посольской перепиской был водружен на прочный дубовый стол, Маргарет снова пригорюнилась. Она была практически уверена, что могла бы открыть замок при помощи браслета, но ей мешало присутствие посторонних, которых посвящать в свои возможности совершенно не хотелось.
- А вы не хотите посмотреть, что в нем, миледи?
В голосе Джейн Попенкур слышалось чуть ли не мурлыкание. Камеристка вообще уже не выглядела разбитой горем. Немного помедлив, недоумевающая Маргарет кивнула головой, и француженка немедленно принялась за дело. Вытащив откуда-то из недр своей юбки длинную штопальную иглу, она совсем недолго повозилась над замком, и вскоре с торжествующим видом откинула крышку.
К досаде Маргарет, ничего похожего на папскую буллу среди посольских бумаг не было. Было бы заманчиво решить обе проблемы одним махом, но ничего не поделаешь, на встречу у Бэйнард Кастл идти придется.
- Благослови вас господь, миледи! – услышала она срывающийся от волнения голос Джейн и вернулась к действительности. Ее камеристка стояла посреди комнаты, прижимая к груди несколько листков. На щеках Джейн горел румянец, глаза ее лихорадочно сверкали. – Теперь я вернусь домой. Ради этих рапортов его величество закроет глаза на все, и я буду дома, дома! О, он сделает все, о чем я его попрошу. Господь милосердный, как же я хочу домой! Я даже надеяться не смела ни на что подобное!
- Вот как. – Маргарет не знала, что еще она может сказать. – Но послу доложат, что ты взяла какие-то бумаги. Вот они и доложат, - кивнула она головой на испанцев, молча наблюдавших за их действиями. – А узнав, что именно ты взяла, Мендоза предупредит императора. И ничего ваш Франциск не выиграет, если Чарльз будет знать, что стало известно Франциску.
Джейн быстро метнулась к ящику с перепиской, схватила оттуда солидную пачку бумаг, и с торжествующим смехом бросила их в огонь пылающего очага.
- Сожги всё, - велела ей Маргарет. – Не знаю, что там может быть, и не желаю знать, что именно из английских секретов, украденных Мендозой для своего императора, ты собираешься обменять на свое возвращение во Францию, но такой шанс я упускать не собираюсь. Кидай в огонь все, что господин посол скрывал в этой коробке. Дону Мендозе придется пережить это разочарование.