Пока Генри II наводил порядок в Англии, его сын и наследник, молодой Генри, в компании с королём Франции и Филиппом Фландрским вторглись в Нормандию и осадили Руан. Кто же мог поверить, что дела Генри в Англии займут всего месяц вместе с дорогой! Но он свалился на головы осаждающих, привезя им из Англии гостинчик – наёмников из Уэльса, в придачу к своим любимым наёмникам из Брабанта. Осаждающие бежали, и как только Луи добежал до Парижа, он запросил мира. Война была выиграна.
читать дальшеМир был заключён в Монлуи. Король, продемонстрировав, что ссориться с ним не стоит, мстить бунтовщикам был не намерен. Он позволил всем участвующим в мятеже вернуться ровно к тому, с чего они начали, прежде чем восстать. Не было ни казней, ни конфискаций. Правда, одну предосторожность Генри себе позволил: раздавая сыновьям крепости и замки, король поместил в них свои гарнизоны. Молодой Генри получил два замка в Нормандии и 15 000 фунтов из дохода от Анжу – как компенсацию за приграничные замки, отданные Джону в качестве подарка. Ричард получил два поместья в Пуатье и половину годового дохода от графства. Джеффри получил половину от доходов с Бретани, и были улажены формальности относительно его брака с наследницей герцогства. Но это не было вознаграждением за бунт. Раздав то, что он считал нужным и возможным раздать, король запретил сыновьям требовать большего, и выслал Ричарда в Пуатье, а Джеффри - в Бретань.
Кого Генри никогда не простил, так это свою жену. Он знал и имел доказательства, что за войной, длившейся 18 месяцев, стояла именно она. Алиенора была привезена из Шинона в замок Салсбери, и там она оставалась, пока король был жив. Её никак не притесняли, и она даже периодически появлялась при дворе, но ни о каких отношениях между супругами, кроме чисто формальных, больше не могло быть и речи.
Граф Лестер, зачинщик смуты, был арестован и заключён под стражу ещё в октябре 1173 года Робертом де Лэси, в битве при Форнеме, но в январе 1177 года король его выпустил и вернул все титулы и земли. Но не замки. Все замки Роберта Бьюмонта были разрушены, кроме двух (один в Лестершире и другой в Нормандии). И эти два замка Генри забрал под свой контроль.
Хью Бигод, граф Норфолк, наказан не был. Возможно потому, что Генри уже имел с ним конфликт по поводу скутажа, и, по логике этого короля, для Бигода было даже естественно присоединиться к заговору. Может быть, Генри понравились действия Бигода, который, после ареста Лестера, счёл бессмысленным продолжать сражаться. При этом он выкупил для своих наёмников право быть выпущенными из страны, но сам не сбежал во Фландрию, хотя мог. Но, скорее всего, королю показалось нелепым преследовать человека, которому в 1174 году стукнуло уже 79 лет. И действительно, в 1177 году Бигод умер. Хотя… Дело в том, что неугомонный старец умер не в собственной постели, разбитый ревматизмом или ещё какой старческой немощью. Он умер в Палестине, представьте. Так что могло быть и уважение, а не жалость.
Больше всех досталось пленному королю Шотландии, которого король Генри ненавидел всегда до скрежета зубовного. Вильгельм Лев был вынужден обменять свою свободу на полное подчинение Англии. Сам он стал персональным вассалом обоих королей Англии, старого и молодого Генри, его замки и крепости были конфискованы, и все бароны, епископы и духовники Шотландии стали подчинёнными английской короны. Генри II развил ситуацию поддержки своего соправителя и наследника шотландцами до полного предела. К 1175 году он рассматривался в Европе, как наиболее могущественный король.
В 1182 году Генри, готовящийся встретить своё 49-летие, объявил, что он сделал своё завещание. Поскольку считалось, что дела политические улажены уже давно, завещание не касалось политики вообще. Генри завещал 5 000 серебряных марок религиозным домам Англии и 1 000 серебряных марок монастырям Анжу. Он сделал земельные подарки Тамплиерам и Госпитальерам, а также назначил 200 золотых марок для раздела в качестве приданого бедным девицам в Нормандии и Анжу. Исполнителями были назначены все четыре сына, и надзирать за тем, чтобы исполнители поступили в соответствии с волей завещателя, должен был сам Господь. Тридцать лет своей жизни этот король провёл в седле, строя королевство, в котором царили бы справедливость, закон и порядок. Теперь он был готов постепенно передать власть младшему поколению.
К пятидесяти годам Генри чувствовал себя старым. Его ноги, искривленные постоянным нахождением в седле, нещадно болели. Где-то в 70-х лошадь лягнула его в бедро, но времени лечиться у него никогда не было, и теперь король хромал. Он по-прежнему носился по своему королевству, но приступы дикой боли периодически укладывали его в постель. Его любимый недруг, Луи Французский, который был старше его на лет десять, уже умер. И теперь Генри приходилось вести дела с юношей, коронованным как Филипп II, который был моложе его сыновей.
Филипп тоже был соправителем отца, но теперь он был полновластным королём, и младший Генри, наследник Генри II, отчаянно и почти открыто жаждал того же. К сожалению, годы не добавили этому королю-принцу ни ума, ни таланта, ни даже практического навыка управления. Когда? Ведь он всё время проводил на турнирах. И на турниры уходило не только время, туда же утекали и деньги. Например, устроил и оплатил турнир на коронацию Филиппа именно молодой Генри. За это ему позволили нести за Филиппом корону Капетингов.
PHILIPPA LANGLEY AND JOHN ASHDOWN-HILL RECOGNISED IN THE QUEEN’S BIRTHDAY HONOURS LIST
• Richard III Society acknowledges MBE awards to Philippa Langley and John Ashdown-Hill • Philippa and John’s key role in the Looking for Richard project saluted • Quotes from Philippa Langley, Dr John Ashdown-Hill and Society chairman Dr Phil Stone.
The Richard III Society congratulates Philippa Langley and Dr John Ashdown-Hill on being awarded the MBE in the 2015 Queen's Birthday Honours. These awards are a recognition of their key roles in the Looking for Richard project and recognition also for all Ricardians who helped make its success possible.
Philippa and John have been awarded the MBE in recognition of their services to ‘the Exhumation and Identification of Richard III’ (London Gazette). The MBE is given in recognition of a significant achievement or outstanding service to the community, and for local ‘hands-on’ service which stands out as an example to other people. • Philippa Langley’s successful Looking For Richard project marked the first-ever search for the lost grave of an anointed King of England. • The project took seven and a half years, including four years of research and remarkably on the first day of the dig, King Richard’s remains were discovered in the place Philippa Langley had indicated. • Vital to Ms Langley’s search getting underway and its successful conclusion was the identification by Dr John Ashdown-Hill of the mtDNA sequence of Richard III in 2004/5.
Philippa Langley stated: ‘I’m very honoured to receive this award which is totally unexpected. I’m delighted the discovery of the King’s grave has increased employment and boosted the local economy in Leicester but what has really excited me is the impact it’s had on young people; their knowledge and education. For the first time, King Richard III is being read with the true facts surrounding his life and times. In my talks to schools and colleges I am meeting the next generation of historians who are eager to question and make their own discoveries. My prediction is the study of late medieval England will never be the same again.’
читать дальшеЕсть одно место, где мои очаровательные глазки гарантированно получают вполне заслуживаемое ими внимание. В оптике. Жаль только, что я туда редко хожу, потому что зрение у меня практически не меняется. И сегодня пошла только потому, что захотела снова вошедшие в моду (и поэтому подешевевшие) "хамелеоны". Удобно, не нужно светозащитные очки каждый раз из машины в сумку перекладывать.
- А вы знаете, что ваши глаза работают, как единая сложная линза?! - воодушевился оптик. Ну, я ему ответила, что каждый раз это называют по-разному, но фокус в том, что один глаз у меня контролирует ближнее зрение, а другой - дальнее. И я не знаю, врождённое это или приобретённое. И оба - близоруки. Наверное, врождённое, потому что уже в первом классе шёл разговор об очках, но матушка возражала против них настолько яростно, что очки мне удалось получить только в шестом классе, да и то мне запрещалось их носить дома и на улице. Только в случае острой необходимости в классе.
Постоянно носить очки я стала довольно поздно, оказавшись от родного дома на безопасном расстоянии. Поэтому я не люблю своих фотографий школьного периода, на них у меня какой-то сонно-меланхолический вид.
Один оптик решил положение исправить, и теперь у меня есть в машине очки, исправляющие зрение на все 100%. Только вот я в них даже ходить не могу, только вести машину в совсем незнакомых местах, где надо издали видеть все таблички и указатели. А так - хожу себе со своей "сложной линзой", и никаких проблем. Не понимаю, как мне удаётся не портить зрения, почти всё свободное время таращась в монитор, но как-то так вышло.
С властью же у Алиеноры Аквитанской дело обстояло неважно. Генри Плантагенет не был управляемым мужем. Возможно, когда разведённая королева Франции писала ему «приезжай и женись на мне», она полагала, что сможет управлять 19-летним юнцом. Но им никто не мог управлять, даже мать, которую он глубоко уважал. Он дал Алиеноре (как он дал и Матильде) возможность советовать со стороны, наслаждаться чувством своей значимости, иметь роскошный и культивированный двор, но решения Генри II принимал только сам. Не из упрямства и не из чувства собственного величия. Просто он думал более глобально и быстро, чем все его окружающие. В конце концов, этот король был гением.
Знаменитая сцена покаяния Генри II на могиле Бекета
читать дальшеАлиенора несколько раз исполняла обязанности регента королевства, и она оставалась герцогиней Аквитании. Но Генри отдал Гасконь в качестве приданого дочери Элеанор, а когда Раймонд, граф Тулузы, мирился с английской короной, Генри заставил его принести присягу Генри – Молодому королю. А тот, по мнению Алиеноры, не имел в Аквитании никаких прав. Все эти действия супруга королева поняла однозначно: Генри воспринимает Аквитанию не независимым герцогством, а частью англо-норманнской короны. А ведь когда-то они договорились, что Аквитанию и титул герцога получит Ричард! Алиенора воспитала его для этой роли, для Ричарда организовали отдельный двор в Пуату, где он стал в 1170-м году графом! Там у него были свои советники, там он учился быть на юге Франции своим среди своих. А теперь отец разбазаривает наследство сына. Более того, своими действиями он как бы говорит, что Аквитания и в будущем окажется в подчинённом положении по отношению к королю Англии. Не для этой роли она воспитала любимого сына. Да и самой ей пустая герцогская корона вовсе не нравилась.
С точки зрения Алиеноры, Генри нарушил обещание. С точки зрения Генри, он делал политику. Планы для него жили в соответствии с изменениями обстоятельств. Для Алиеноры планы были связывающим договором, и изменению не подлежали. Вместе с фрустрацией, скопившейся за годы брака, вместе с желанием занять то место, которое она оставила ради продолжения династии, Алиенора взбунтовалась против, как она считала, клятвопреступника. Её бунт был хорошо подготовлен, но одна деталь была ею упущена: скорость реакции её супруга. Она снова скакала в Париж из Пуатье, одетая в мужской костюм, но на этот раз ей не удалось уехать дальше Шинона.
Теперь нужно было как-то разгребать то, что натворила Алиенора: союз Луи VII и сыновей Генри II. Ко двору французского короля были посланы вестники. Они нашли соправителя и наследника английского престола в компании французского короля, и попросили его вернуться к отцу.
- От чьего имени вы говорите? – перебил их Луи.
- От имени английского короля, - ответили они.
- Что за чушь, - хмыкнул Луи. – Король Англии – здесь.
Так началась война, которая длилась 18 месяцев. Чем мог привлечь на свою сторону баронов молодой Генри? Деньгами, разумеется. Луи сделал ему печать, и молодой человек этой печатью активно пользовался, раздавая будущие дивиденды и части своего королевства. Было роздано полностью графство Кент, владения в Турени и Мортейне, тысячи фунтов дохода. К восставшему присоединились Филипп Фландрский, Мэттью Булонский, Теобальд Блуасский. В Англии, главной опорой молодого Генри был граф Лестерский – сын того самого Роберта, который в своё время так помог его отцу. Восстали несколько северных лордов, епископ Дарема, Хью Бигод (граф Норфолка) и, конечно, Уильям Лев, король Шотландии. И не стоит даже сомневаться, что управлял молодым Генри король Франции.
Летом 1173 года Генри трепал своих противников во Франции, как хотел. Не больший успех имели и шотландцы, вторгнувшиеся в Нортумберленд. Там им задали жара Роберт де Вокс и Ричард де Лэси. Пытаясь заставить Генри воевать на несколько фронтов, заговорщики упустили из вида, что скорость передвижений была коронным номером английского короля. Например, он ухитрился пересечь всю Нормандию, от Руана до Дола, за два дня. Причём удары его были всегда точны и отлично рассчитаны. Использовал Генри исключительно брабантских наёмников, бесстрашных, жестоких и свирепых. Собственно, в этих подвигах короля легко узнать то, что потом повторит его сын Джон – абсолютна те же скорость, точность, расчёт.
Второй сильной стороной Генри было наличие чрезвычайно компетентных, умеющих мыслить быстро, автономно и эффективно чиновников на ключевых постах. Весь расклад 1173 года показал Луи в настолько невыгодном свете, что английский король ещё раз предложил сыновьям прекратить глупую распрю и вернуться домой. Может, они и вернулись бы, но тут молодой граф Лестер устроил массовую истерику, потрясая мечом и выкрикивая оскорбления в адрес короля. В сентябре Лестер и Хью Бигод высадились в Фрамлингхеме с войсками, состоящими из фламандских наёмников, и начали методично разорять окрестности.
Чего мятежные бароны не учли, так это долгой памяти времён гражданской войны между Стефаном и Матильдой. Фламандских наёмников в Англии просто-напросто ненавидели. Против них выступили не только войска, собранные юстициариями Генри, но и все окрестные крестьяне, включая женщин и подростков.
К сожалению, зима не остудила головы заговорщиков, и весной 1174 года военные действия возобновились. На этот раз удар был направлен на Англию. Шотландцы собрались, перегруппировались и снова вторглись в пограничные области. Мэттью Булонский погиб летом 1173 года, но его Филипп Фландрский поклялся на какой-то реликвии, что предпримет полное вторжение в Англию до июля 1174 года. В общем, понадобилось присутствие самого короля. Генри взял с собой своих наёмников из Брабанта, жену сына Генри, которая как-то осталась при его дворе за ненадобностью, пока её муженёк распускал хвост в Париже, младших детей Джоанну и Джона, а также некоторое количество наиболее важных пленников, включая и свою супругу Алиенору.
Дело было в июле, и на море бушевал шторм. Моряки отнеслись к перспективе отплытия из Барфлёра без энтузиазма, но Генри просто сказал им, что если Бог хочет, чтобы он навёл порядок в своём королевстве, Бог позаботится и о его безопасности. И ему поверили. В Англию они прибыли без потерь, но король не бросился туда, где уже высадился Филипп Фландрский. Король отправился в Кентербери, на могилу Томаса Бекета.
Неизвестно, какое место в жизни Генри II занимала религия. Показательно набожным он не был, и, скорее всего, посмеивался над прямолинейными религиозными толкованиями, как это будет позже делать его сын Джон. И он знал совершенно точно, что его бывший приятель Томас Бекет был далёк от святости. Но ему нужно было сделать что-то, что гарантированно станет легендой и понравится всем его подданным.
Ведь немалая часть населения королевства полагала, что новая жестокая война – это следствие убийства архиепископа, гнев Божий, и что виноват в этом король. Не то, чтобы осуждение было массовым, да и церковь осталась лояльна королю в этой войне, но Генри хотел общего порыва, симпатий на свою сторону. В присутствии епископа Лондона, король покаялся, что хотя он ни словом, ни делом не желал своему другу Томасу смерти, его необдуманные слова сделали свой дело. Он попросил прощения грехов у присутствующих епископов, и затем объявил, что хочет в качестве искупления подвергнуться порке розгами, от трёх до пяти ударов от каждого присутствующего монаха. Монахов поглазеть на раскаяние короля собралось немало, и можно не сомневаться, что к подобной процедуре публичного покаяния они отнеслись совершенно серьёзно, так что не приходится удивляться, что «остаток дня и следующую ночь он провёл в молитвах и без сна, и постился три дня».
Король успешно избежал воспаления ран от порки, таким образом, и Господь услышал его молитвы. Пока шотландский король осаждал Алник и неторопливо завтракал, не потрудившись облачиться с утра в доспех, на осаждающих напал отряд рыцарей из Йоркшира, которые отслеживали подходящий для атаки момент от самого Прадхо. Практически все рыцари Шотландии были в той атаке либо убиты, либо взяты в плен. В плен попал и сам король. Генри II был ещё в Кентербери, когда получил известие. Дело было ночью. И знаете, что он сделал? Поднял всех своих спутников, и отправился с ними к гробнице Бекета, благодарить святого за дарованные прощение и победу. После этого ему не понадобилось много времени, чтобы справиться с заговорщиками в Англии.
Уже 8 августа 1174 года король был снова в Барфлёре. На всё про всё он потратил меньше месяца. О том, насколько скоординированы были действия рыцарей, следивших за шотландцами, и покаянный визит короля в Кентербери, можно только строить предположения. Как известно, лучший способ получить чудо - это устроить его самому.
19 декабря 1154 года Генри Плантагенет был торжественно коронован в Вестминстерском аббатстве. Рядом с ним сидела гордая супруга, Алиенора Аквитанская – снова заметно беременная. Их первому сыну, Вильгельму, был год, и второй сын, Генри, родился 28 февраля 1155 года.
читать дальше Поскольку король носился по своим обширным владениям, вечно выныривая там, где его меньше всего ожидали, он озаботился резиденцией для своей растущей семьи. Вестминстерский дворец был для житья непригоден – его сильно повредили во время гражданской войны. И Алиенора осела на другом берегу Темзы, в Бермондси. Помимо того, что тамошний дворец был в приличном состоянии, королева могла иметь свободу не находиться в Лондоне, перенаселённом и шумном, а только посещать свою столицу по желанию.
Не то, чтобы у неё было слишком много времени для увеселительных прогулок. В сентябре 1155 года она снова была беременна – Матильдой, которая родилась в июне 1156 года. Как раз тогда, когда умер первенец молодой семьи, Вильгельм. В сентябре 1157 года Элеанор родила Ричарда, и ровно через год – Джеффри. Элеанор родилась в 1162 году (перерыв в рождениях объясняется тем, что король провёл 4 года на континенте), Джоан в 1165-м, и, наконец, Джон – в 1167 году.
Какими были отношения между супругами, любили ли они друг друга, или Алиенора просто решила стать примерной королевой, исполняющей свой долг продолжения династии? Кто знает. Королева была не менее амбициозна, чем её супруг, и, несомненно, прекрасно понимала, что период войн и устройства государства неизбежно сменится периодом политики, когда династические браки укрепят границы выстроенной её мужем империи. Что касается личной жизни… Да, она устроила дикий скандал, когда юный супруг чуть ли не сразу после свадьбы сбросил ей на руки своего сына-бастарда Джеффри. Но воспитывался мальчик всё-таки при её дворе. В конце концов, Генри обзавёлся этим незаконнорожденным сыном ещё до брака с Алиенорой.
Но потом были другие бастарды и другие любовницы. Что самое обидное, любовницы вовсе не разовые, что ещё можно было бы понять и простить королю, редко остававшемуся на месте, а вполне себе долгосрочные возлюбленные. Наиболее известна Розамунда Клиффорд, которую англичане любили куда больше, чем аквитанскую гордячку, но были и другие, от куртизанок до графинь. Сколько лет Алиенора вынашивала планы мести? Судя по тому, что в 1173 году Генри II столкнулся не с бунтом в семье, а с хорошо спланированным восстанием, которое поддерживали многие лорды в Англии и на континенте, судя по тому, что ему пришлось воевать одновременно на нескольких фронтах – долго.
Алиенора, похоже, имела на своих старших сыновей неограниченное влияние. Это было не так уж сложно. Генри, будучи практиком до мозга костей, терпеть не мог турниры, искренне не понимая, как и для чего можно подвергать себя смертельной опасности без всякой нужды. Он также последовательно отмахивался от давления Рима принять крест и отправиться в Святую Землю. Зачем?! У него была своя земля, в которой нужно было наводить и поддерживать порядок. Но мальчики слушали баллады внучки герцога-трубадура и её рассказы о крестовом походе, и мечтали о подвигах и славе. Более того, молодые люди выросли, что называется, культивированными. С хорошим образованием, привлекательной внешностью и безупречными манерами.
Можно только предположить, каким они видели своего отца, изредка наезжающего домой. С годами король всё больше превращался в солдата. Он не приобрёл вкуса к роскошным вещам и не полюбил церемонии. А вот его наследник, Генри – Молодой король, был уже по уши в долгах именно потому, что содержал огромный двор, наполненный такими же любителями роскоши и рыцарской романтики. Генри был любящим, но строгим отцом, жёстко контролирующим доходы старшего сына. Сделав старшенького наследником Англии, Нормандии и Анжу, король не дал ему доступа к доходам от этих владений. И чем больше блеска жаждал молодой человек, тем строже контролировал его финансы отец.
Генри - Молодой король
Очевидно, Алиенора ждала только случая. И этот случай ей представился, когда Молодой король был коронован. А коронован он был даже дважды – сначала епископом Йоркским в 1170 году, а потом, на всякий случай, ещё и в 1172 году, вместе с женой. К тому же, парню исполнилось 18 – даже не юноша уже, а мужчина. Женой его, кстати говоря, была дочь бывшего мужа матушки – принцесса Маргарет. Но для того, чтобы подтолкнуть молодого соправителя к решающему выступлению, подзуживаний Алиеноры не понадобилось. Генри II совершенно самостоятельно ухитрился смертельно оскорбить своего наследника, отдав Джону, чей брак он как раз планировал, три замка-крепости: Шинон, Мирабу и Лаудон. С точки зрения молодого Генри, отец не имел никакого права дарить другому то, что было предназначено ему как наследство. И наследник английского престола, соправитель правящего короля, уехал от папочки к тестю, который, разумеется, принял его с распростёртыми объятиями.
В тот момент король Генри только ухмыльнулся. Он прекрасно понимал эмоции и амбиции своего отпрыска, и не видел в его выходке ничего скандального. Но когда он узнал, что в Париж подтянулись два других сына, пятнадцатилетний Ричард и четырнадцатилетний Джеффри, королю стало не улыбок. Особенно неприятной ситуацию делало то, что отправились к королю Франции молодые люди не откуда-то, но из Пуатье, от двора Алиеноры. Генри понял, что супруга предала его всерьёз. Да и общественное мнение указывало на королеву. Архиепископ Руана даже написал ей письмо, повелевающие вернуться с сыновьями к мужу, «которого вы обязаны почитать, и которого вы должны слушаться».
Никто не знает наверняка, почему Алиенора, чуть ли не 20 лет вполне довольная судьбой, вдруг решила если не устроить дворцовый переворот в пользу сына, то перекроить империю супруга на свой лад. Ей было пятьдесят, мужу – 39, и многие впадали в искушение утверждать, что Генри забросил постаревшую супругу в пользу молодой любовницы. Но Розамунда уже по мнению современников была «самой заброшенной королевской любовницей» - любила, ждала, не роптала, и умерла молодой. Так что доказательств того, что король променял постаревшую жену на молодую любовницу, нет.
Если же на ситуацию посмотреть с точки зрения Алиеноры, расклад может оказаться более понятным. Чего уж тут, 50 лет – это 50 лет. Красота, какой бы потрясающей она ни была, к этому возрасту неизбежно изменяется. И вместе с ней изменяется восприятие себя.
Секс? Судя по всему, муж свою королеву на голодном пайке не держал, если только не отсутствовал то год, то полгода.
Привлекательность для мужчин? Она осталась при Алиеноре, королеве и мастерице обольщать словами.
Роскошь? И она была, но и к роскоши можно привыкнуть до равнодушия.
Семья? Королева обеспечила супругу тьму тьмущую потомков, и выбрала для себя того, кто должен был оставаться при ней всегда – Ричарда. Остальные были не то, что чужими, но изначально предназначенными уехать.
Оставалось одно: власть. Власть не надоедает никогда.
Генри II женился, можно сказать, незапланированно. Весной 1152 года он собирал в Нормандии армию для высадки в Англию, где должен был заявить от имени своей, неожиданно уставшей воевать, матушки права на английскую корону. Генри Плантагенету, герцогу Нормандии и графу Анжу, Турени и Мэна, недавно исполнилось 19 лет, и если он подумывал о женитьбе в принципе, это не было для него делом первостепенной важности. Но это было делом первостепенной важности для ставшей бывшей королевы Франции Алиеноры Аквитанской. 21 марта 1152 года ассамблея французских епископов провозгласила её брак с Луи VII подлежащим аннулированию в связи со слишком близкой степенью родства. И вот теперь юный герцог, видевший королеву лишь однажды, за год до этого, получил от Алиеноры записку из Пуатье, смысл которой сводился к «бросай всё, скачи во весь опор сюда, и женись на мне». Так он и сделал.
читать дальшеС точки зрения Алиеноры, это был брак по расчёту. По расчёту этот брак был и для Генри. Возможно, они и понравились друг другу во время встречи в Париже. Возможно даже, что они заключили тогда неформальный договор на будущее – ведь расторжение брака с королём вовсе не стало для Алиеноры неожиданностью. Но если и так, то доказательств этому нет. Для молодого Плантагенета брак с Алиенорой Аквитанской сулил большие перспективы. А вот бывшая королева находилась в очень опасной ситуации, в которой правильный расчёт и скорость исполнения плана означали более приятные перспективы на будущее. Что бы там ни говорили о морали рыцарей середины двенадцатого века, одинокая богатая леди была для любого из них прежде всего добычей, свободная воля которой не только не была важна, а вообще воспринималась абсурдом. Слишком высоки были ставки.
Алиеноре было около 30 лет, и она была герцогиней Аквитании, и женщиной, которую больше не защищала французская корона. И пусть она, опытный политик и воин, выехала из Парижа, после получения свободы, почти мгновенно, пока весть о её разводе не распространилась по стране, скакать ей пришлось через всю долину Луары, в Пуатье. И кто-то уже знал, что охоту можно начинать. Как минимум двое знали – Теобальд Блуасский и Джеффри Плантагенет, 16-летний брат Генри Плантагенета. Будь Алиенора дворцовым цветочком, судьба её оказалась бы незавидной: похищение и насильственный брак со всеми неприятными последствиями. Но невинным цветочком бывшая королева Франции не была.
Ей повезло родиться дочерью и наследницей блестящего герцога Аквитании и графа Пуату, Гильома X, и внучкой герцога-трубадура Гильома IX. Так что в плане культурного окружения и образования у Алиеноры были отличные возможности. А поскольку её папенька был ещё и воином, воевавшим, помимо прочего, с Жоффреем Плантагенетом, и политиком, успешно искоренявшим заговоры против своей власти в Аквитании, то Алиенора довольно рано узнала и то, как на практике делается политика. Что же касается семейных ценностей, то герцоги Аквитанские жили так, как учили – следовали не столько формальностям брака, сколько зову сердца. Особенно отличился герцог-трубадур, привёзший во дворец в качестве официальной возлюбленной жену собственного вассала. Что по этому поводу думала жена куртуазного трубадура, история умалчивает.
Как бы там ни было, отец Алиеноры достаточно неожиданно умер во время пилгримажа в Сантьяго-де-Компостелу, и детство герцогини-наследницы закончилось, когда ей было всего 13 лет. И наследство ей досталось, мягко говоря, сложное. С одной стороны, Аквитания была лакомым кусочком для своего правителя. Через её порты в Гаскони экспортировались вино и соль, через неё пролегали пути к туристическим достопримечательностям того времени – в Сантьяго-де-Компостелу в частности. Аквитания контролировала Пиринеи и включала в себя около четверти территории средневековой Франции. С другой стороны, система управления Аквитанией основывалась больше на сложной системе связей местных лордов, чем на авторитете центрально правительства герцога. Здесь была нужна сильная рука и изощрённый ум.
Неизвестно, обладала ли требуемыми качествами тринадцатилетняя Алиенора, но не было ни одного шанса, что эти качества за ней в Аквитании признают. Поэтому было решено просто выдать деву за принца-наследника французской короны, и предотвратить этим возможные баронские войны за передел владений в Аквитании. А через несколько дней после свадьбы, Алиенора стала королевой Франции, потому что её муж из принца превратился в короля.
Сначала всё было терпимо. Алиенора невзлюбила холодный и полу-монашеский двор своего мужа, но с ней приехала целая толпа южан, из которых она сформировала свой двор. При дворе молодого короля придворные ходили чуть ли не в рясах, но при дворе королевы сверкали драгоценности, и мерцало золотое шитьё на модных нарядах. При дворе короля молились и постились, при дворе королевы поднимали кубки за богато накрытыми столами. К тому же, экзотичная южанка так поразила неизбалованного, получившего монастырское воспитание молодого человека, что он делал более или менее то, чего желала его супруга. Например, встрял в дело о браке сестры Алиеноры, Петрониллы, и начал войну с графом Шампани, которая не принесла ничего хорошего никому из вовлечённых. Кроме, разве что, для Петрониллы, брак которой с Раулем Вермандуа был, в конце концов, признан законным.
Довольно скоро советники короля убедили его, что Алиенора обладает незаурядной решительностью, конечно, но повышенной агрессивностью, и что совсем уж править под пятой такой жены не то что стыдно, но неразумно. К тому времени отношения супругов тоже изменились. Алиенора припечатала, что её муж скорее монах, чем мужчина, а король начал свою горячую супругу бешено ревновать. Так что дурная репутация Алиеноры Аквитанской сложилась уже в 1440-х годах, и не вполне незаслуженно, если смотреть на ситуацию со стороны советников короля. Тем более, что наследника Алиенора так и не родила.
А потом случился Второй крестовый поход, в которой её величество решительно отправилась с его величеством. Наконец-то Алиенора смогла покинуть опостылевший Париж. Но дурная слава следовала за ней по пятам. Алиенора не была виновата в проблемах армии крестоносцев, она не спала со своим дядей, Раймундом Тулузским, и тем более не была любовницей Саладина, и не пыталась с ним бежать – Саладину было на тот момент 10 лет, кстати говоря. Но ревность Луи и репутация Алиеноры настолько отравили их отношения, что уложить их в одну постель смог только папа, с которым они встретились в Тускулуме. Папа уложил их, собственно, в собственную кровать. В результате этих усилий Святейшего престола родилась принцесса Аликс, но брак Луи и Алиеноры это не спасло.
Можно посочувствовать Луи, но у Алиеноры совершенно точно были все основания для претензий. Как показала жизнь, с фертильностью у Алиеноры дела обстояли более чем нормально. Тем не менее, с Луи у неё было всего две дочери, 1145 и 1150 годов рождения. Похоже, аскетизм Луи проявлялся не только за столом, но с какой стати должна была поститься и Алиенора? Так что можно с уверенностью сказать, что развод стал для пары сущим благословением. То есть, развод мужа и жены, но не короля Франции и герцогини Аквитании.
По какой-то таинственной причине, Луи ожидал, что Алиенора испросит его разрешения для следующего замужества. В конце концов, он был не только её бывшим, но и королём. Только ничего подобного Алиенора Аквитанская делать не стала. Она вызвала Генри Плантагенета в Пуатье, куда тот действительно примчался по-военному быстро, всего с несколькими спутниками, и пара чуть ли не бегом отправилась венчаться. Через несколько месяцев Алиенора была беременна, что означало для Франции куда как больше, чем уязвлённое самолюбие её короля. Новый брак герцогини Аквитании с герцогом Нормандии и графом Анжу, Турени и Мэна перекроил карту владений французских королей, а потомство от этого брака увело у дочерей Алиеноры от Луи возможность унаследовать Аквитанию.
Ударила мне в голову идея. Поменять вообще всю кухню в связи с фиаско со стояками мойки. Старенькая она, дом-то в 1983 построен. Пошла смотреть, что предлагают. Господи, никогда не думала, что от каталогов кухонных дизайнов может случиться приступ буквально физической дурноты. Примеры убираю под кат, потому что лично мне на них смотреть действительно больно глазам.
читать дальшеЗа 4 недели -8 кг и комментарии от тех, кто не в курсе моего проекта, "ты похудела". То есть, уже внешне заметно. Без фанатизма. Овощи присутствуют постоянно, бутер из лосося холодного копчения на твёрдом ржаном хлебе - ежедневно. Режим питания - как получается, иногда перерывы и по 10 часов, работа такая. Пробовала по вечерам закидываться какими-то протеинобогатыми батончиками со спецполок маркета, "Аткинсон" в данном случае - тоже нормально, не препятствуют сбросу веса, но это было только 3 вечера подряд. Лучше, конечно, нормально поесть перед отъездом на работу.
Вывод: худеть на протеиновой диете легко, и в форме овощи с мясом или рыбой не грузит организм абсолютно. Уровень энергии возрос, расходы на покупку продуктов снизились, хотя мясо у нас бесстыдно дорогое. Самое дешевое - свинина, но я предпочитаю безопасные для худеющего говядину или индюшатину. Курятину на крайний случай. За месяц только раз ела свинину, в виде шашлыка вчера.
Абсолютно отсутствовали в рационе картофель, макароны, масло/маргарины/растительное масло, рис, мука. Не считая бутеров с лососем, конечно. Лосось - рыба жирная, но там-то жиры полезные и нужные. Проснулся интерес к молочным продуктам, покупаю с минимальным содержанием жиров.
Уровень сахара и давление не измеряла, потому что у меня они и так всегда были идеальными. Вряд ли что изменилось.
Накопления начали уходить с нижней части, что довольно нетипично для худеющих, по-моему. Где-то на 4-й неделе начала сужаться талия. Ничего не повисло нигде. Пока, во всяком случае. Правда, у меня работа состоит из ходьбы, бессчетного количества наклонов, и мышечных усилий при помощи пациентам, когда их надо привести в вертикальное положение. Кто-то посчитал при помощи шагомера, что за смену мы отшагиваем 7 км, хотя перемещения совершаются в пределах одного здания. Так что физическая составляющая присутствует очень даже внушительно.
Больше я о своих диетных буднях писать не буду, потому что уже и так всё ясно. Проект будет продолжаться в белково-овощном виде долго, очень долго. Полагаю, что до поздней осени следующего года. Не думаю, что вес будет улетать с той же скоростью, так что в нуль не уйду Просто мне нравится так питаться. Подходит.
Очень рекомендую всем, кто пытался худеть через уменьшение рационов и голодные дни без результатов. Похоже, слегка модифицированный Дюкан - именно панацея для нашего брата.
Сразу заявляю, что пишу не ради осуждения и без возмущения. Просто нужно хоть немного эту бурю чувств выпустить.
читать дальшеПомните, я про больную раком бабулю писала? Ну так она умирает только сейчас. Вчера подключили аппарат, дающий внутривенно обезболивающее. Морфин, очевидно. Или всё тот же Оксиконтин. Теперь отсчёт пошёл на часы. Скорее всего даже, она уже умерла. Для тех, кто столкнётся с подобной ситуацией: даже если кажется, что больной в полном забытье, это не так. Мне нужно было её немного поворачивать на бок, и я всегда говорю, что я собираюсь сделать. Так вот, импульс мышечный повернуться был. То есть, она меня и слышала, и понимала.
Пришлось созваниваться с отделением "больница на дому", потому что согласованное количество "болусов" (количество ампул в кассете аппарата) было недостаточным. Когда находящийся в забытье человек постоянно беспокойно движется, тяжело дышит, сбрасывает одеяло - ему больно и плохо. Иногда, перед концом, кожа больного практически не переносит прикосновений одеяла. Так и бегала целый вечер давать очередную инъекцию и мониторить положение вещей. Через 4 допинъекции бабуля заснула спокойно.
Но это - техническая сторона вопроса, на заметку тем, кому может понадобиться.
Что меня расстроило. Она умирала в одиночестве. У неё любящая семья, я не сомневаюсь. И не сомневаюсь, что они живут очень занятой жизнью. Но... В нашей деревне в таких случаях родные буквально дежурят у постели. Даже отдельная палата для этого есть, чтобы дежурящие отдыхать могли и быть наедине с умирающим. Если в местном больничном отделении кто и умирал в общей палате, то родственники всё равно собирались за несколько часов до смерти.
А тут... апартаменты бабули из двух комнат, во второй вполне мог быть кто-то из родных. Но не было. Мы договорились с другими медсёстрами так, что я зайду в последний раз в 22 часа, потом - местные сестрички около 2 ночи, потом - ночной патруль около 5 утра. Потому что и инъекции давать надо, и вообще хоть за руку подержать.
Так что не факт, что наличие большой и милой семьи обеспечит умирающему тот самый стакан воды в последнюю минуту. В худшем случае, твоя смерть будет неприятностью, о которой стараются не думать. Это очень объяснимо, но бесконечно печально.
Церемония, проведённая архиепископом Йоркским, взбесила Бекета чрезвычайно. До такой степени, что он отбросил все политесы и примчался в Англию, чтобы устроить грандиозную головомойку тем епископам, которые приняли в ней участие. И на Рождество 1170 года отлучил от церкви всех, кого только мог припомнить в качестве обидчиков.
читать дальшеКороль в тот момент со всем двором проводил праздник в Нормандии, но известие о буре, поднятой Томасом Бекетом в Кентербери, пришло к нему очень быстро. И тут-то прозвучали те самые знаменитые слова, которые не вполне точно цитируются повсюду. Нет, Генри вовсе не бросил в воздух полуприказ «неужели никто не избавит меня от этого надоедливого попа?!». Но он действительно зло откомментировал ситуацию, как «что за жалких трутней и предателей я вскормил и возвысил в своём доме, если они позволяют низкорожденному клерку относиться к своему лорду с подобным пренебрежением!»
Скорее всего, гнев короля был направлен не на самого Бекета в этой ситуации, потому что Бекет сделал только то, что он не мог не сделать. Другой вопрос, что чиновники короля не должны были допустить саму возможность подобной выходки и пустить Бекета в Англию. Пусть бы тот возмущался во Франции, резонанс от этого был бы гораздо меньше (или вообще никаким). Но отлучение, прозвучавшее непосредственно с престола архиепископа в Кентерберри – это не кот чихнул.
И кому-то в голову пришла светлая мысль: если мы прохлопали архиепископа и позволили ему бесноваться в его законной епархии, то не могли бы мы всё уладить и умилостивить короля, арестовав Бекета сейчас? Тем более, что суд в Нортхемптоне таки вынес обвинительный приговор заочно, несмотря на демарш Бекета. Так что арестовывать рыцари отправились осуждённого за злоупотребления канцлера, а не пастыря Божьего. И можно даже не сомневаться в том, что эти злоупотребления не были вымышлены. Томас Бекет и в должности архиепископа показал себя человеком жадным до власти и денег, которые эту власть поддерживают, так что можно только вообразить, насколько неразборчивым он был в качестве канцлера. Другой вопрос, что кто был бы разборчивым? Но это уже другой вопрос.
Уж что там на самом деле произошло в кафедрале Кентербери – знает только Бог и вовлечённые в ситуацию. Зная Бекета, можно предположить, что он просто послал извилистой дорожкой тех, кто пришёл его арестовывать. Вряд ли он, преисполненный сознания собственной важности, мог предположить, что нанесение оскорбления вооружённым лицам при исполнении – это не очень разумно. Возможно, рыцари просто хотели потащить Бекета с собой силой. Но результатом оказалась разбитая голова первого прелата королевства, и грандиознейший скандал на всю Европу.
Коронация Бекета и его смерть на гребне, использовавшемся в религиозных обрядах
Что бы ни думали персонально о Томасе Бекете короли, епископы и Святейший престол, на его смерть они не отреагировать просто не могли, даже если бы хотели. В конфликте с короной погиб первый прелат государства, первый среди лордов духовенства, представитель власти Рима, который уже тогда пытался взять на себя ту координирующую роль в Европе, которую в настоящее время пытается сосредоточить в своих руках руководство Евросоюза. Не самая глупая мысль в теории, если подумать. К чему приводит слишком громкое политическое соло отдельно взятой страны, Европа видела неоднократно, и ситуация в двенадцатом веке была отнюдь не лучше.
Да, для подавляющего большинства христианского мира того времени Бог был естественной частью Мироздания. Бог, но не его заповеди, хотя их и знали назубок. Казалось бы, кому, как не первому прелату королевства следовало быть незлобивым, мудрым, кротким, отрицающим мстительность, стяжательство и гордыню. Но Бекет таким прелатом не был. И никто не был. Поэтому всегда и была нужна какая-то координирующая сила, чтобы отдельные представители власти не зарывались.
В случае с Бекетом, вина в его смерти легла на короля. Он обозвал своих подчинённых трутнями и предателями. Подчинённые решили исправить свою ошибку, чтобы король был ими доволен. И получилось то, что получилось.
Папа Александр III был готов отлучить от церкви английского короля, и не допускал до своей особы ни одного англичанина целую неделю. Несомненно потому, что прикидывал, к чему такое отлучение может привести. В худшем случае – к ещё более сильному противостоянию церкви и английской короны, что было бы не к лучшему. Положение спас сам король Генри, неожиданно для всех просто исчезнувший с подмостков континентальной истории.
Генри II решил, что пока уляжется буря в большой политике, он сможет заняться политикой малой. Малой для Европы, не для Англии. Генри уехал в Ирландию наводить там порядок. Не один, конечно, а с большой армией. И через каких-то полгода папа Александр уже писал ирландским епископам, что английский король – его «любимейший сын во Христе, который подчинил варварскую и неотёсанную расу, глухую к законам Божьим».
Весной 1172 года Генри вернулся на континент, и поставил точку на всех распрях с церковью, заключив договор, известный как Авраншский Компромисс. Это был устный договор весьма неопределённого содержания, смысл которого был только в том, чтобы позволить всем вовлечённым сторонам продолжать заниматься своими делами, не потеряв лица.
Но политика политикой, а на частном уровне довольно многие продолжали считать, что кровь Бекета – на руках короля, и что Бог короля за это накажет. И наказал, как может показаться, послав Генри полный раздрай в его собственном семействе. То есть, именно в том «доминионе», который и был для короля важнее всего. На самом-то деле раздирать семейство начала королева Алиенора, но неисповедимы пути Господни. Во всяком случае, именно с этой частью жизни Генри II связан его необычный визит покаяния на могилу Томаса Бекета.
читать дальшеСначала услышала на ходу машины странный шум. Не знаю, давно ли шумело, потому что под врубленный на всю дурь Стилхаммер не услышишь. А тут вдруг подустала от рёва, выключила магнитолу - и услышала. Попросила мужа послушать, но он ничего не просёк, не слышит низких звуков. Позвонила в ремонтную, отвезла машину туда - точно, подшипники на одном колесе полетели. Кажется, особенности этой модели, в первый раз на том же колесе было в 2008 году.
А до этого какая-то скотина спёрла у меня один из колпаков на колёса. Даже знаю, где. То есть, сначала я подумала, что случайно отпал, но как только встал вопрос о замене, то выяснилось, что у меня они какие-то особые, можно купить только в Сузуки. За 60 евро штучка. Тогда вопрос о случайности как-то отпал, тем более что их строение исключает версию "случайно отвалился". Надеюсь теперь, что Игнис - достаточно редкая в городе модель, чтобы опять кто попёр мою проперти
Ладно, подшипники заменила, колпак купила и поставила. Пошла чай делать. Слышу - из мойки вода задумчиво выливается в сумку с пластиковыми пакетами. Полезла смотреть, а там вся система слива разболтана в хлам. Что характерно, тоже не знаю, как давно. Муж нифига не слышит, слишком тихо для него, я ничего такого раньше не замечала. Хотя вру, совсем недавно отметила странный звук вечером, но была так умотана, что отметила подсознательно. Но судя по виду той пластмассы, из которой стояк сделан, отсоединилась она от слива почему-то. Словно её или толкнули, или неудачно за неё ухватились. Может быть, если супруг рылся в пакетах. Причём, из обеих раковин подтекает. Муж, опять же, только руками развёл, надо-де водопроводчика вызывать. Ладно, хотя и бесит эта его полная неприспособленность, но где ж этого водопроводчика завтра достать, если оба на работе. Да и мало у нас водопроводчиков, а работы для них много. Замотаю специальной изолентой, наверное. Пока ведёрко поставила под один хотя бы отвод.
Да, и ещё снова убедилась, что без обезболивающего мне не очень хорошо двигаться. Почти никак, если точнее. Увы. Неприятно, потому что это обещает более серьёзные мероприятия в недалёком будущем, но постараюсь до сентября как-то протянуть.
С точки зрения Бекета, победа короля в истории с Кларендонскими конституциями означала для архиепископа двойное фиаско. Во-первых, он оказался побеждённым как человек. Его персональная попытка продемонстрировать королю своё величие провалилась с треском. Во-вторых, своими действиями он подвёл английскую церковь практически под полный контроль со стороны короны. Особенно в той части, которая ограничивала петиции в Рим.
читать дальшеДа-да, Генри VIII был отнюдь не первым в этом деле, он чётко следовал принятому в английском законодательстве обращению к прецеденту. Вот в такой форме выражалось это пресловутое супремационное право, делающее высшим авторитетом в церковных спорах именно короля, а вовсе не папу в далёком Риме:
8. Относительно апелляций, если они возникнут, то они должны идти от архидиакона к епископу, от епископа к архиепископу. И если архиепископ не окажется в состоянии дать справедливое решение, то в последней инстанции надлежит обращаться к королю, чтобы по его повелению спор был окончательно решён в курии архиепископа так, что нет надобности дальше идти без согласия короля.
Бекет сложил с себя обязанности священника и написал папе, умоляя простить его. Паника архиепископа была понятна. Он потерял дружбу и поддержку короля, но не приобрёл авторитета среди духовенства, как в Англии, так и в Риме. Возможно, останься Бекет в состоянии истерического самоуничижения, с королём он скоро бы помирился. Скорее всего, Генри не воспринимал бы его больше другом, но отказываться от такого администратора на троне архиепископа он бы не стал. Всё, что надо было Бекету сделать – это написать покаянное письмо королю, и выразить готовность к дальнейшему сотрудничеству. Но это оказалось выше его сил. Письмо он, впрочем, написал – врагу своего короля, Луи VII, прося политического убежища. Летом 1164 года побег Бекета во Францию, тем не менее, не удался.
И всё стало ещё хуже, разумеется. Король припомнил преподобному многочисленные грешки и грехи, которые тот совершил ещё в бытность свою канцлером, чтобы Бекету стало неповадно воображать себя святым мучеником. И – архиепископ снова совершил ошибку. Вместо того, чтобы смиренно покаяться и пообещать искупить вину, он написал жалобу в Рим. Чем нарушил тот самый закон, с которым согласился – Кларендонские конституции. Теперь Генри мог и имел право просить у Святейшего престола лишить Бекета сана архиепископа. И у Бекета не было ни малейших сомнений, что именно это является целью его бывшего друга. И что бы потом случилось с бывшим канцлером и архиепископом, находящимся под расследованием за злоупотребления? Бекет запаниковал.
Слушание его дела проходило в Нортхемптоне, в замке. И решение суда должно уже было быть объявлено обвиняемому, но Бекет категорически отказался его выслушать, покинул зал суда, и на следующее утро просто бежал из замка, и пересёк на маленьком боте опасный в ноябре пролив. Так архиепископ и бывший канцлер Англии стал эмигрантом на пять лет.
Бывший – это именно ключевое слово. Его приняли в цистерцианском аббатстве Понтиньи, но письма Бекета к папе и европейским прелатам никого уже не интересовали. Так что эти письма ценны только тем, что показывают, как естественное человеческое негодование постепенно превращалось в чувство собственной непогрешимости. Возможно, этому способствовало время, которое помогает любому незаметно для себя модифицировать травматические воспоминания в более приятную для сохранения самоуважения сторону. Возможно, странные медитации с сидением в ледяной реке, буквально до потери сознания, каким-то образом изменили восприятие Бекетом самого себя. Хотя на самом деле результатом его упражнений стал абсцесс, из-за которому опальному прелату пришлось расстаться с двумя зубами. Не совсем то мученичество, которое приводит к канонизации, но всё-таки.
Как бы там ни было, Бекет оставался архиепископом Кентерберийским и первым прелатом Англии. И на Троицу 1166 года, как раз в юбилей своего избрания, Бекет произнёс в бенедиктинском аббатстве Везле горячую и гневную проповедь, закончившуюся отлучением от церкви всех его врагов.
Не сказать, чтобы в Англии кто-то от этого вздрогнул. Король Генри особо о беглом архиепископе и не вспоминал, а просто разделил его обязанности, назначив архидьяконом Кентерберри другого прелата, а канцлером – Джеффри Ридела. Генри II был, в первую очередь, практиком, и всегда имел на руках кучу проектов, требующих его внимания.
Одним из этих проектов был мир с Францией. В конце 1160-х происходила смена поколений на политической арене. Умерла мать короля, императрица Матильда. Умер граф Лестерский, Роберт, поддержка которого помогла в своё время юному Генри Плантагенету отстоять притязания на трон Англии. Закончила с продолжением династии Алиенора Аквитанская, чьи владения во Франции сделали короля значительной фигурой в континентальной политике.
Достигнув практически пика успеха в своих делах, Генри II перешёл к расширению влияния Плантагенетов в Европе через династические браки. И он прекрасно понимал нервозность своего оппонента на французском престоле, который с трудом получил, наконец, наследника только в 1165 году, и теперь ломал голову над тем, как обеспечить своему преемнику более стабильные границы и больший королевский авторитет.
Инстинктивно, король Луи начал с немудрённого разжигания конфликтов, поддерживая Шотландию, Бретань, Уэльс. Но король Генри предложил ему лучший вариант. Поскольку королева Алиенора планировала вплотную заняться делами Аквитании и постепенно передать там власть своему любимому сыну Ричарду, Генри II предложил Луи Французскому прямое подчинение Аквитании французской короне, укреплённое браком Ричарда Плантагенета с принцессой Алис.
План был озвучен в январе 1169 года, и этот план не мог не понравиться французскому королю. Генри Плантагенет сделал, собственно, чёткую декларацию своего понимания «империи Плантагенетов» - не империя, а федерация, связи частей которой с английской короной могут усиливаться и ослабляться в соответствии с реальной континентальной политикой. Прекрасный, практичный план, проведение которого в жизнь полностью изменило бы историю Европы, но который был, к сожалению, похоронен вместе со своим автором.
Томасу Бекету тоже пришлось прибыть в Монмирай – под деликатным, но сильным давлением со стороны короля Франции. То ли это была личная инициатива Луи VII, то ли ему посоветовали сбыть Бекета на родину французские прелаты. То ли в качестве вишенки на торт дружественного соглашения, то ли с мечтой избавиться от такой непредсказуемой и экзотической личности. Во всяком случае, планировалось грандиозное примирение бывших друзей. Оно могло состояться. Похоже, король Генри не был злопамятен. Когда Бекет, в преувеличенном жесте самоуничижения, припал к ногам Генри Плантагенета, тот поспешил поднять его, и даже обнять и поцеловать в знак примирения.
Но тут Бекет начал говорить. Начало речи было вполне переносимо: биение кулаками в грудь с заявлениями о собственном ничтожестве и грешности. Но потом Бекет плавно перешёл к вопросу, из-за которого пять лет назад и начался его раздрай с королём. «Милорд, что касается вопроса между нами, я полностью сдаюсь на вашу милость и суждение, в присутствии короля Франции, епископов, благородных господ и прочих. Во всём, кроме чести нашего Господа».
Это «кроме чести нашего Господа» не было безобидной фразой. В основе споров относительно Кларедонских конституций был аргумент церкви, что она готова к компромиссам во всём, кроме «нашего уложения» (”saving God’s honour” и ”saving our order”). То есть, Бекет публично заявил, что не одобряет и не признаёт Кларендонских конституций. Более того, он объявил себя в этой фразе защитником чести Господа. «Лорд архиепоскоп, вы что – желаете быть чем-то большим, чем святой?!», - не удержался от каламбура король Луи. Реакция короля Генри была, по всей видимости, непечатной, потому что хронист, описывающий встречу, скромно написал, что английский король обвинил своего архиепископа в высокомерии, неблагодарности и прочих человеческих слабостях. «Неблагодарная, беспамятная, высокомерная скотина» будет, по-видимому, достаточно близко к тому, что сказал Генри.
Они встретятся ещё раз, в ноябре того же года, но уже без попыток примирения. Бекет, собственно, пригрозил королю наложить на всю Англию интердикт (запрет на совершение всех религиозных обрядов церковью). Король не стал вступать в прения, и даже ничего не предпринял немедленно. Просто в июле 1170 года его старшего сына благословил на должность будущего короля, rex designatus, архиепископ Йоркский, в присутствии десяти епископов. Данная церемония всегда была во власти первого прелата королевства, архиепископа Кентерберийского, и Теобальд, например, успешно троллил короля Стефана своим отказом благословить на царствование его сына и наследника. С королём Генри такой номер не прошёл. Более того, он, очевидно, не нарушил никаких правил своим неожиданным ходом, потому что в церемонии в любом случае участвовали те же епископы, которые участвовали бы в церемонии, проводимой архиепископом Кентерберийским.
читать дальшеС год или полтора назад у нас был случай, когда медсестра посреди вечерней смены просто ушла домой, закинув по дороге ключи в офис и оставив записку, что увольняется. Никому не позвонила, половина пациентов осталась в тот вечер без лекарств. Я никак не могла понять, как она такое сотворила. Ведь добросовестная и умелая медсестра, и работала хорошо, ответственно.
Так вот, сегодня, на несколько минут я была близка к тому же. Знаете, чувство полного отчаяния от перегрузки. До трясущихся рук и крика в трубку на дежурную скорой, что они должны забрать эту безумную бабку, потому что я ничего сделать не могу. Она не может встать сама, но не разрешает помочь ей встать. Я полчаса любовалась на то, как она то спустит ноги с кровати, то снова их поднимет. И так без конца. Пить. Писать. Хочу встать. Не прикасайся ко мне. А у меня ещё бесконечный список тех, к кому надо идти. Скорая-то приехала, полную неадекватность бабки признала, но - не взяли, потому что в больнице у неё лечить нечего. А отделений для престарелых маразматиков почти нет, туда не попасть. Развели руками и уехали. Втроём мы кое-как скормили старушке "важные" лекарства типа от несварения. И вот вышла я из той комнаты, и хотелось мне то ли орать, то ли плакать, то ли просто закинуть ключи к едрене фене, и никогда в жизни больше не видеть этого бардака. Самодисциплина победила. Обошлась сигареткой.
Если называть вещи своими именами, у меня сегодня была умирающая - полчаса, потом дама с видениями - таблетки и успокоить за 10 минут, два паркинсона со всеми вытекающими - по 45 мин каждый, абсолютная сумасшедшая на почве Альцгаймера - полчаса, и куча прочих, кто просто стар и немощен. И так изо дня в день. Сил моих нет.
читать дальшеСкромненько: всего -0,5 кг за последнюю неделю. Видимо, в результате сильно возросшей физической нагрузки, которая качнула в середине неделе вес в плюс на 1 кг. То есть, за неделю-то полтора кг ушло, но от начального веса - всего полкыгы. Зато -1 см в талии, или даже больше. Насколько соображаю в этих делах, всё идёт правильно.
Плюс - перестали отекать при нагрузке щиколотки. Минус - питание. Я вижу в зеркале во вечерам очень бледную после смены физиономию, но нормально пообедать перед выездом на работу мне никогда не хочется. Да и вечером... Есть-то хочется после 12 часов голодухи, но всё как-то сводится к минимуму "что-то закинуть в топку". Обычно - остатки дневного салата плюс тунец и яйцо. Слишком устаю физически и морально на работе.
Забавно - все престарелые завсегдатаи кафетерия как-то в курсе моего проекта. Видят же, что покупаю в буфете только минералку.
"Как бы Дюкан" - это потому, что с Дюканом, строго говоря, у моей диеты мало общего. Только усиленное потребление протеина, которое, к моём случае, просто поднято до полагающейся нормы, если дотягивает и сейчас. Думаю, что не всякий день дотягивает. Чередования чисто белковых и белково-овощных дней нет. Всё по уровню лени и вдохновения. Тем более, что я верю в наличие витаминов в овощах.
Проще говоря, диета свелась к "жрать надо меньше, а думать, что жрёшь - больше".
читать дальшеСтолкнулась с одной странностью в нашей весёлой бригаде. Раньше нигде не замечала, но, возможно, просто не обращала внимания. Речь идёт о чём-то типа классовой неприязни. Дело в том, что "отель для престарелых", в котором наша бригада трудится - это не место для бедных. Иногда, когда оставшиеся после продажи квартиры деньги заканчиваются, жилец переселяется в городской дом для престарелых, но большинство как-то справляются. То ли на свои деньги, то ли семья платит.
Так вот, половина нашей бригады делает всё возможное, чтобы лишить наших подопечных законных льгот. Не секрет, что престарелым, чаще всего, нужны определённые прибамбасы от подтекания мочи. Город дает бесплатные трусики-подгузники и прокладки тем, у кого уходит не менее трёх таких приспособлений в день. Причём, трусики полагаются только одни на сутки. Кому-то хватает, кому-то нет. А у кого-то уходит меньше. Трусики одни, и прокладка в них одна в сутки, потому что человек успевает в туалет.
Ну, в прошлой бригаде у нас было взаимопонимание. Прокладки разные бывают, и мы старались подобрать такой набор, чтобы в сумме получалось три в целом, и престарелый получал бы свои причендалы бесплатно, они же страшно дорогие. А нынешние мои коллеги бдят и требуют лишения прав на бесплатное "этих богачей". Я сначала попыталась взывать, что не их это дело, бдить. Их дело заказывать вовремя. Потом предложила просто переносить излишек одних для восполнения недостатка у других, это же бесплатное. Нет, нафиг, для моих коллег здесь вопрос принципа: пусть богатые платят сами.
Заодно выяснилось, что некоторые действия, элементарные для меня, мои коллеги воспринимают покушением на собственное достоинство. Сгонять, например, на лифте в кафе-киоск и взять там для пациента туалетную бумагу или шоколадку. Минутное дело, но для них - снова вопрос принципа: "мы им не прислуга, к которой они привыкли".
Блин, какие же комплексы у них в душе? Одна взъелась на бабку за то, что той дочка купила туфли за 60 евро, а бабка их не носит, потому что они ей не понравились. Я еле промолчала, что туфли за 60 евро - это очень дешевые туфли по нашим временам, и точно уж не слишком качественные.
А я вот и не интересовалась никогда, есть у пациента деньги или нет. От старости и дряхлости деньги не защитят, и всем старикам нужна помощь. И с меня корона не свалится, если я с веником пробегу или в буфет сгоняю. Интересно, почему это не естественно для всех, кто уж пошёл по какой-то причине в сферу обслуживания?
Медобслуживание - тоже обслуживание, в котором самочувствие и настроение клиента-пациента играют огромную роль. Чего ж тут быковать-то???
Первого столкновения Генри II и назначенного им архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета не пришлось долго ждать. Поскольку Бекет был выдвинут для того, чтобы гармонизировать отношения короны и церкви, король в начале 1163 года энергично хлопнул по столу переговоров с прелатами страны Кларендонскими конституциями. Вообще-то тревожные сигналы относительно поведения Бекета уже были. Для начала, он уволился с поста канцлера, скромно заявив, что его способностей не хватает и для одной должности, не говоря о двух. То есть, вся стратегия короля иметь во главе церкви первого функционера короны оказалась сведена к нулю. Далее, Бекет, вполне в своём духе, объявил день своей коронации на престол архиепископа новым церковным праздником. И отправил в Рим требование безоговорочно возвысить архиепископа Кентерберийского над архиепископом Йоркским.
читать дальшеНо Генри был занят всю вторую половину 1162 года на континенте, и, возможно, считал, что Бекет своими действиями просто пытается преодолеть оппозицию своему назначению в церковных кругах. Что, собственно, и случилось. Особенно когда Бекет стал яростно судиться с короной за церковные земли. После этого только ленивый церковный хронист не захлёбывался восторгом по поводу преображения попирателя прав церкви в её защитника. Ещё бы, почти библейское чудо. Но то, что случилось на обсуждении Кларендонских конституций, не оставило сомнений – креатура короля стала враждебной своему создателю.
Итак, Кларендонские конституции. Шестнадцать пунктов, призванных чётко разделить церковную и светскую юрисдикции. В конце XII века приблизительно на шестерых англичан приходился один священнослужитель. Технически, потому что большинство этих клириков не являлись служителями церкви в прямом смысле. Разве что в каких-нибудь мелких церковных общинах. Большинство просто получило элементарное образование в церкви, почти на уровне уметь читать, считать и писать (на латыни), и оставили потом церковь для работы на светских хозяев. Их жизнь ничем не отличалась от жизни их соседей, статуса клириков не имеющих, за исключением одного момента: в случае совершения уголовного преступления (убийство, ограбление, кража, изнасилование, нанесение увечья) клирики не подлежали юрисдикции светских судов. Их преступлениями занимались суды церковные, которые, разумеется, не применяли в качестве наказания смертную казнь. Таким образом, значительная часть уголовных преступников оставались практически безнаказанными.
Генри II относился к юридической защите своих подданных чрезвычайно серьёзно. Он постепенно совершенствовал систему так, чтобы исключить юридический произвол сильных по отношению к слабым, и защитить население от произвола банд всевозможных «лесных братьев». Которые, в отличие от героев легенд, были люто ненавидимы населением страны, но представляли слишком большую силу, чтобы её можно было уничтожить усилиями отдельно взятых шерифов. По логике двенадцатого века, лучшим воспитательным фактором в вопросе перековки криминального элементы были максимально устрашающие казни. Кстати, эта логика вполне срабатывала. Но в лесных бандах было много клириков, которые могли элементарно ничего не бояться и творить беззаконие, зная, что в худшем случае их ожидает энное количество дней на хлебе и воде в церковной келье.
Кларендонские конституции как раз имели целью исправить существующие косяки. Текст этих Конституций я приведу отдельно. Упрощая, король хотел, чтобы клирики, совершившие уголовные преступления, предстали перед церковным судом, который снял бы с них достоинство церковных служащих, и потом были бы переданы в мирской суд для назначения наказаний. Бекет категорически отказался одобрить подобный проект.
Вторая ссора между архиепископом и королём описана достаточно детально, чтобы уже по выбору выражений понять, насколько Бекет считал себя равным королю. Речь шла о «шерифской подати» - о деньгах, на которые шериф должен был осуществлять поддержание законности и порядка в своём регионе. До сих пор эта подать выплачивалась напрямую шерифу землевладельцами. Генри хотел сделать эту подать централизованной: подать выплачивалась бы короне, а корона ассигновала бы шерифам их бюджет. Причина понятна. Шерифы представляли королевскую власть на местах, и для короны было очень важно, чтобы её функционеры получали деньги только из рук короны, а не от местных феодалов. Это гарантировало бы независимость шерифов от интересов местных магнатов.
Не совсем понятно, почему против проекта взбунтовался именно Бекет. Конечно, церковь была крупным землевладельцем, и тоже платила шерифскую подать, но весь конфликт больше напоминал совершенно открытый бунт архиепископа против власти и авторитета короля: «ваше превосходительство не вправе отбирать в свою пользу то, что вам не принадлежит».
Разумеется, король был в ярости: «Глаза Божьи! Это будет выплачиваться как доход, и будет внесено в списки, и тебе не пристало противиться этому!». «С благоговением к глазам, которыми вы поклялись, мой лорд король, вы не получите ни пенни с моих земель и земель церкви!», - упрямо ответил Бекет.
После подобного обмена любезностями, ни о каких дружеских отношениях между королём и архиепископом не могло быть и речи. Теперь они были открытыми врагами. И Генри вовсе не собирался закрыть глаза на то, что на последние девять лет более ста убийств и несчётное количество прочих преступлений в королевстве были совершены клириками, и остались, таким образом, не наказанными.
Но из-за Бекета, собрание епископов в Вестминстере, в октябре 1163 года, Кларендонские конституции торпедировало. Что ж, подобное Генри своему ставленнику прощать не собирался, и на следующий день после неудавшейся конференции он просто приказал Бекету сдать короне все замки и крепости, которые он ему пожаловал во время нахождения принца и наследника престола в доме архиепископа. «Ты – всего лишь сын одного из моих холопов», - напомнил Бекету его бывший друг и покровитель. «И ты слишком прилепился к усвоенным манерам, пока я поднимал тебя из ничтожества».
Как обычно в случаях несогласия между королём и главой церкви королевства, Бекет и Генри обратились с жалобами в Рим, к папе. Но тому было не до Англии. Разногласия папы Александра с Фридрихом Барбароссой привели к расколу церкви, и теперь там были два папы – Александр и Виктор. Официальным оставался Александр, и, выучившись на своём горьком опыте, он посоветовал Бекету укротить амбиции и помириться с королём. То же самое советовали Бекету и дома: епископ Лондона, архиепископ Йорка, несколько кардиналов, и даже несколько аббатов. Что ж, Бекет был вынужден прислушаться к вразумлению тех, среди кого он хотел быть королём. И в январе 1164 года ему пришлось прилюдно поклясться, что он подчиняется, безусловно и безоговорочно, Кларендонским конституциям, отыне выпущенным в форме закона.