Не хочу быть стервой, но. Я верю в то, что сам замок реконструировали правильно. В конце концов, это делается путём измерений, планов, сравнений и пр. Но интерьер комнат, на мой взгляд, ужасен. Где типичные текстили той эпохи, которых в таком замке должно было быть много? Что это за странные звёздочки повсюду? Почему у них ничем не огороженый костёр посреди комнат, но над печью во дворе - вытяжка? Часовня имеет удивительно протестантский вид. Где статуи святых, где роспись? Деревянные панели, которыми авторы облицевали комнаты, вошли в моду только в 16 веке. В 15-м, деревянные "экраны" были бы расписаны. Да и сами стены не были бы голыми. В общем, могли бы и вложиться немного в декор((
Вычитала сегодня, что в Швеции, в соревновании претендентов на то, кто будет представлять страну на Евровидении в будущем году, выступает один конкурсант, возраст которого... 89 лет.
"А в то же время, когда Маргарет Анжуйская объявила о своей беременности, Эдвард граф Марш устроил проблемы новоиспеченному графу Ричмонду, пытаясь разрушить его грандиозные брачные планы", - сообщает нам г-жа Салмон.
читать дальше Автор предполагает, что в 1453 году, когда Маргарет Бьюфорт появилась при дворе, Эдвард тоже был там. "Учитывая его сексуальную агрессивность", - уточняет г-жа Салмон. Он мог, по мнению автора, попытаться ухватить быка за рога, и соблазнить наследницу Бьюфортов.
Вот это ключевое слово "мог" исчезает уже в следующем абзаце. Начинаются рассуждения о том, что наивные молодые люди хотели положить конец распрям Йорков и Ланкастеров, и что история Ромео и Джульетты, написанная Шекспиром для правнучки Эдварда (которой, как считает автор, были известны подробности), рассказывает именно о них.
Каким-то образом, у г-жи Салмон Эдвард и Маргарет оказались тайно обрученными. То есть, по средневековому канону, женатыми. Но, напоминает она, для перехода из этого статуса в статус официально женатой пары, в этом случае нужно было получить согласие короля. Действительно, в реале браки крупных наследников и наследниц строго регулировались королём, чтобы избежать создания мощных и богатых баронских кланов.
По мнению автора, реакцией на известие об обручении Маргарет Бьюфорт с Эдвардом была ярость. Сомерсет был в ярости от очередной политической схемы Йорков, Ричмонд был в ярости от того, что такое огромное состояние и букет аристократических связей уплыли из его рук, королева была зла, что Йорки, через этот брак, усилили свой статус, и даже Ричард Йорк был недоволен, что его отпрыск урегулировал вопрос, урегулирования которого при дворе не хотел никто. Кроме, пожалуй, миролюбивого короля. Но кто считался с этим королём?
Сторонником этого брака могла быть мать Маргарет, рассуждает г-жа Салмон, потому что её покойный муж был в жутких контрах со своим братом, Эдмундом Бьюфортом, и уж точно не хотел бы, чтобы его дочь стала женой сына Эдмунда. Собственно, именно эта внутрисемейная вражда привела к тому, что Джон Бьюфорт не пожалел усилий для того, чтобы перевести все наследственные права дочери, в обход брата, который, согласно обычаю, стал бы его наследником по мужской линии. Джон Бьюфорт также сделал всё, чтобы его жена была назначена, после его смерти, единственным опекуном наследницы (действительно, эту волю Джона письменно подтвердил и король, который позднее проигнорировал собственное обязательство). Наверняка мать Маргарет была более чем недовольна тем, что её дочь король решил отдать Ричмонду, и наверняка поспособствовала в деле обручения Маргарет с Эдвардом Маршем, - делает вывод г-жа Салмон.
Для тех, кто в этот момент уже начинает закипать по поводу смелых утверждений автора, и требовать доказательств, г-жа Салмон торжественно объявляет, что доказательства есть, и в количестве, "если мы откажемся от традиционных интерпретаций некоторых документов".
Во-первых, указывает она, о дате брака Эдмунда Ричмонда и Маргарет Бьюфорт ничего не известно. Не странно ли это, учитывая, что брак состоялся по воле короля? Где празднества, где хотя бы упоминание в хрониках? Куда делись два года жизни молодой леди, между зафиксированной датой её появления при дворе и зафиксированным проживанием, вместе с мужем, во дворце епископа Сент-Дэвида в Пемброкшире?
Во-вторых, с какого перепуга Эдмунд Ричмонд вообще оказался в беспокойном и диком пограничном Уэльсе, где у него не было ни земель, ни владений? Графом Пемброка был Джаспер, не Эдмунд. И зачем Эдмунд поволок с собой в тот дикий край молодую жену?
Он увёз её насильно! - делает заключение г-жа Салмон. Не странно ли, что его поверенный потратил на укрепление Кармортен Кастл огромную по тем временам сумму в 63 фунта в 1452-1453гг. Ричмонд определённо предполагал, что Эдвард Марш не будет сидеть, сложа руки, когда "Тюдоры" увезут его невесту в Уэльс.
У "Тюдоров" было, напоминает автор, данное королём право решать судьбу брака Маргарет Бьюфорт. Но у неё было право отказа. Следовательно, согласие юной леди было необходимо вырвать у неё хотя бы силой.
Далее, автор обращается к событиям 1454 года, когда и Эдмунд, и Джаспер "Тюдоры" почему-то оказались в Лондоне в компании герцога Йорка, а не в стане Сомерсета, как можно было ожидать. Г-жа Салмон приводит упоминания об этом эпизоде в переписке Пастонов и в биографии Эдмунда Ричмонда, написанной Джоном Стодли. Оба документа утверждают, что если бы братья явились в Лондон, им бы угрожал Тауэр. Г-жа Салмон предполагает, что братья были привезены в Лондон пленниками, за то, что насильно увезли Маргарет Бьюфорт в Уэльс. Она также делает вывод, что Эдмунд Ричмонд присоединился к своему папеньке Сомерсету в Тауэре, потому что списки участников парламента от февраля 1455 года, упоминают об участии Джаспера, но не Эдмунда.
В результате протектората Йорка, весно 1455 года появился указ, защищающий права наследниц отказываться от принудительных браков. Таким образом, Маргарет Бьюфорт могла воспользоваться новыми веяниями и опротестовать решение своих опекунов. Но она этого не сделала. Г-жа Салмон считает, что единственной причиной могли быть только многие дни и ночи, проведённые девушкой с Эдмундом, который мог "добиться своего" за то время.
К желанию защитить свою собственность - жену, г-жа Салмон относит и тот несомненный факт, что Эдмунд Ричмонд реже участвовал в государственных делах, чем его младший брат, Джаспер. Он пропустил первую битву при Сент-Олбанс, и даже не явился принести клятву верности королю в июле 1455 года! То есть, сидел и сторожил добычу.
Сидеть стало очень неспокойно, когда Ричард Йорк стал коннетаблем многих областей Уэльса по собственному желанию, что привело, в конечном итоге, к аресту Эдмунда Ричмонда, и к его смерти от чумы в ноябре 1455 года. Г-жа Салмон, разумеется, видит за этим руку мстящего графа Марша.
Делает она свой вывод исходя из того, что Йорку в Уэльсе противостоял Гриффид ап Николас, человек Сомерсета (и, разумеется, его сыновей). Тем не менее, летом 1456 года тот же Гриффид ап Николас воевал с Ричмондом за Кармартен Кастл. Г-жа Салмон считает, что убедить такого человека сменить сторону мог только Эдвард Марш. Тем более, что Гриффид ап Николас воевал за Эдварда позже, при Мортимер Кросс. Историки, правда, почему-то утверждают, что речь идёт о разных людях, но г-жа Салмон не верит, что могло быть два Гриффида ап Николса в одно время.
Что касается смерти Эдмунда Ричмонда от чумы, то автор считает, что в ту эпоху "чума" использовалась как прикрытие для политических зачисток. То есть, "умер от чумы в заключении" надо читать как "погиб в результате политической борьбы".
______________________
Уффф, выдохнули. Генри Ричмонд таки не было сыночкой Весёлого Эдди.
Сначала, замечание об этих двоящихся Гриффидах. Тот, который бузил в Уэльсе, жил в период 1425-1456. Его звали Gruffudd ap Nicolas. Тот, кто сражался при Мортимер Кросс, звался Gruffydd ap Nicolas FitzUrban, 1393 - 1461. То есть, я понимаю искушение автора насчёт "два в одном". Тем не менее, если настоящие историки говорят, что речь идёт о разных людях, правы они, потому что историки идентифицируют своих персонажей, сравнивая исторические регистры из многих источников. А г-жа Салмон - просто по принципу одинаковости имени.
Что касается всего остального, то давайте не будем забывать, что реальному Эдварду графу Маршу в 1453 году было 11 лет)) Теоретически, учитывая его физическое развитие, всё описанное выше могло бы и случиться, при условии, что он был при дворе Генри VI в 1453 году. Но лично я не припомню ни одного упоминания об этом. Хотя, естественно, фак того, что о детских годах детей Ричарда Йорка вообще известно крайне мало, это даёт простор для любых фантазий.
Иногда Альцгаймер может, оказывается, начаться ДО того, как в мозге начнутся изменения, заметные на фото.
читать дальшеГде-то год назад у одной такой начались довольно классические изменения личности, постепенная и ускоряющаяся потеря навыков, и тд. Дочь возила к гериатру, мозг сканнировали, ничего не находили, диагностировали как "неопределённую деменцию". Последний снимок только показал, что изменения произошли.
ОК, если поведение хорошо знакомого человека начинает напоминать поведение больного Альцгаймером, то, скорее всего, это с ним и есть, и надо начинать лечение, замедляющее процесс, а не терять время. А то потом удивляемся, почему это лечение совершенно не эффективно. Потому что начинаем поздно.
Как альтернатива, встречаются люди, у которых изменения в мозге, характерные для Альцгаймера, есть, а проявлений болезни в быту нет. Так что, болезнь эта интересная.
Вышла на работу. Снова добралась до офиса только после 22 - опять переработка. Один человек в смене был со стороны, не из нашей бригады. Сказал, что за всю свою рабочую жизнь такого бешеного участка он ещё не видел, что нам надо организовать забастовку, или всем демонстративно уйти на больничный. Наивный)) Он даже не представляет, что у нас творится, когда те "звёзды", которые сейчас в больнице, выписываются на какой-то период домой...
И да, началась традиционная эпидемия норовируса. Коллегу прихватило буквально когда уже выходила из офиса. Благо, с утренней одна согласилась остаться на вечернюю.
В этой главе г-жа Салмон раскрывает нам секреты дома Ланкастеров.
читать дальшеВражда между Ричардом Йорком и Эдмундом Бьюфортом, герцогом Сомерсета, началась в 1450-м году. Началась по делу - Сомерсет блестяще сдавал французам всё, что завоевал во Франции предыдущий английский король, Генри V, и неплохо охранял Ричард Йорк.
Возможно, никаких Войн Роз и не началось бы, если бы Генри VI, вопреки своим интересам и интересам своего королевства, не вцепился бы в Сомерсета намертво. Короля, конечно, понять можно. Он был бездетен, а Йорк был следующим в очереди на трон, да ещё и имел наследников. Ему были противны война и проблемы, постоянно требовавшие напряжения, а Йорку - поражения и пассивность. И оба они были невероятно упрямы.
На этом заканчивается фактическая история в изложении г-жи Салмон, и начинается альтернавная. Напоминаю, что она исходит из того, что старшие сыновья герцога Йорка, Эдвард и Эдмунд, не были его сыновьями от законной жены, Сесилии Невилл. И как бы герцогу ни удалось их узаконить, они оставались бастардами. Сомерсет чувствовал себя глубоко уязвлённым, что его его собственные бастарды от Катерины Валуа, Эдмунд и Джаспер, прозябают в ничтожестве, а бастарды Йорка вот-вот займут место в английской политике.
В ноябре 1452-го, король таки дал Эдмунду "Тюдору" достоинство графа Ричмонда, а Джасперу "Тюдору" - графа Пемброка. Более того, он стал активно наделять своих единоутробных братьев земельными подарками.
Вернёмся на минутку в реальную историю. Как я указывала раньше, с земельными владениями английской аристократии была та проблема, что владели они ими от короны, и за определённые услуги и обязанности перед короной. Эти земли не были собственными. Конечно, у всех у них часть недвижимости принадлежала лично им, но только малая часть, совершенно недостаточная для того, чтобы поддержать имущественный статус, необходимый для достоинства графа или герцога.
Поэтому, проблемой каждого короля становилось то, что ему надо было наделять богатствами своих родственников, приближенных, и тех, кого они хотели приблизить и наградить. А количество земель короны было ограниченным. Особенно в годы мира и затишья, когда знать не обвинялась в государственной измене, и конфискованные владения не вливались в собственность короны. То есть, в такие годы, чтобы одарить одних, надо было забрать у других.
Так вот, для того, чтобы одарить "Тюдоров", король Генри VI забрал земли частично у дома Невиллов, а частично - у герцога Йорка. Это было оскорбительно, не не накладно для магнатов, собственно. Тем не менее, именно это решение короля сблизило Невиллов и Йорков, которые, в общем-то, в одну коалицию раньше не входили. А следующий шаг уже заставил всех задуматься. Особенно - Йорка. Король передал опекунские права на богатейшую наследницу королевства, Маргарет Бьюфорт, новоиспечённому графу Ричмонду, который должен был стать и мужем опекаемой. То есть, бездетный король, собственно, отдал своему единоутробному брату-бастарду теоретическое право когда-нибудь сесть на английский трон по праву жены, по линии Ланкастеров.
Ну, король предположил, а судьба решила по-своему. Зимой королева, наконец, забеременела, и на день Эдуарда Исповедника родила сына, названного Эдвардом. Как мы помним, сам король в тот момент был в состоянии коллапса, и сына формально признать был не в состоянии. Сплетни о том, что король не был отцом принца, пошли практически сразу. Более того, именно известие о беременности королевы тогда относили к коллапсу короля, якобы потрясённому неверностью супруги.
Надо сказать, что современные историки решительно не разделяют теорию, по которой Маргарет Анжуйская нагуляла бы принца на стороне. Но г-жа Салмон готова рассмотреть теорию, что принц не был сыном короля, потому что это, по её мнению, объясняет очень многое в дальнейшем развитии событий.
Автор приводит много сведений о широких репрессиях 1455-1460 годов, предметом которых были спекуляции населения относительно того, кто был отцом принца Эдварда. Попавшихся на неосторожных речах жестоко казнили, как повинных в государственной измене, ещё не попавшихся предупреждали, что лучше прекратить распускать сплетни, или...
Г-жа Салмон также приводит заключения биографов Генри VI, доказуемо утверждавших, что этот король никогда не принял ни единого государственного решения самостоятельно. Он выслушивал совет, но никогда не принимал рещения, а просто утверждал мнение тех, кому доверял - сначала Саффолка (де ла Поля), а потом - Сомерсета (Бьюфорта). Единственное, что Генри VI делал добровольно и самостоятельно (и вопреки советам) - это раздача своего и государственного имущества. Иногда - одного и того же по нескольку раз.
Вывод: такая овца на троне не могла не быть под пятой у энергичной и прагматичной женушки.
Что касается самой Маргарет, то г-жа Салмон приплетает, почему-то, факт, что в качестве свадебного подарка молодая королева получила от Джона Талбота, графа Шрюсбери, сборник романов, где одной из героинь была жена Филиппа Македонского, якобы зачавшая сына не от мужа, а от какого-то египетского принца-мага, к которому она изначально обратилась за помощью от бесплодия. Принц-маг помог весьма конкретно, и в результате родился Алексанлр Македонский.
Автор считает, что подарок является указанием к действию, то есть, отсутствие сексуального аппетита у Генри VI при дворе было давным-давно известно. Известно было также, что король с молодых лет имел привычку наблюдать через потайные окна за тем, чтобы члены его двора вели себя в высшей степени прилично. Флирт, не говоря о большем, не допускался. С особым подозрением юноша относился к женщинам, но и мужская обнаженная плоть вызывала у него отвращение - об этом есть два исторических анекдота, о юных леди и их декольте, и о бегстве из бани в Бате. В общем-то, в своё время (в 1437 году), папский коллектор Пьеро да Монте писал своему хозяину, что король намерен сохранить девственность ума и тела до того момента, когда он вступит в законный брак. Юноше было 16 лет.
Тем не менее, когда он в брак вступил, произошло нечто, по мнению г-жи Салмон, странное. После бракосочетания в Тичфилд Эбби, король вернулся в Вестминстер, но его новобрачная осталась в одном из поместий кардинала Бьюфорта. На месяц. И потом долгие годы оставалась бездетной. Похоже, король не слишком спешил расставаться с девственностью ума и тела.
Далее г-жа Салмон ударяется в теологию и понятие телесности, и делает это не слишком удачно, то бишь выборочно. С целью доказать читателю, что Генри VI не то, что не мог, но определённо не хотел никакой телесной близости с королевой по причине своей сверхрелигиозности. И закругляет пассаж утверждением, что, по желанию короля, его брак с Маргарет Анжуйской был так называемым "целомудренным браком".
Если так, то кто был отцом сына королевы? Г-жа Салмон безжалостно отвергает Эдмунда Бьюфорта. По её мнению, для королевы он принадлежал к поколению отцов, и вряд ли рассматривался ею в качестве любовника. В качестве отца принца Эдварда, автор предлагает старшего сына Эдмунда - Генри. Который, по мнению автора, должен был быть в ярости от действий Сомерсета по продвижению его бастардов от Катерианы Валуа, вместо того, чтобы лоббировать брак законного сына и наследника с Маргарет Бьюфорт.
____________
Надо сказать, что исторические анекдоты о Генри VI берут своё начало в записи его личного капеллана и секретаря, Джона Блакмана. Проблема лишь в том, что цитируются они из обращения к папе относительно канонизации Генри VI. То есть, капеллан рисовал в своих записках тот образ, который, как он полагал, должен соответствовать святому.
Относительно причины задержки Маргарет Анжуйской под опёкой кардинала, автор ошибается, если имеет в виду то, что ей свойственно иметь в виду. Причина была простой и очевидной. Надо было подготовить пышный въезд в столицу новой королевы, и празднества, связанные с её коронацией, а денег, извините, не было. Собирали всем миром, даже лошадей одалживали.
Кандидатура Генри Бьюфорта в качестве любовника Маргарет Анжуйской у меня лично вызывает возражения. На момент зачатия принца Эдварда, королеве было 22 года, а Генри Бьюфорту - 16 лет. Учитывая ситуацию при дворе, практически невероятно, что Маргарет Анжуйская, женщина свирепой целеустремлённости и чисто французской жадности, выбрала бы себе в любовники полный политический нуль.
Известно, что уже тогда она видела себя "лейтенантом" своего мужа, добираясь до права пользоваться печатью короля и участвовать в политической жизни. Каков шанс, что она пустилась бы во внебрачные приключения, рискуя обозлить завистливую свору придворных, и дать своим врагам мощное оружие против себя? Упоминание о потайных окнах, через которые король шпионил за придворными, как бы напоминает, насколько были лишены приватности обитатели дворца.
Я также не понимаю, с чего г-жа Салмон решила, что Генри VI выпекал из своего незаконнорожденного брата наследника престола? Для него, Бьюфорты были семьёй, через которую он надеялся получить ту же поддержку, какую имел в этой семье его отец. Он надеялся оперться на своих единоутробных братьев, введя их в свою семью, не более того.
Вообще, все допуски г-жи Салмон в отношении брака Генри VI, опираются на описание характера этого человека, данное для возведения его в святые. На мой взгляд - чрезвычайно ненадёжная опора.
Тут в дискуссиях про средневековую еду неожиданно вылез вопрос: а как они обогревались?
English Heritage говорит так: во времена Стоунхеджа, обогрев организовывался просто-напросто костром посреди комнаты, с системой вытяжек-отверстий в потолке.
Потом, при римлянах, было применено центральное отопление (hypocaust). Огонь разводился в одном помещении, и согревал воздух в трубах, вделанных в пол и стены, согревая комнаты. Пример - Lullingstone Roman Villa в Кенте. Очень дорого в плане работы, и доступно только очень богатым людям. С того периода сохранилась и "римская сауна" в Chesters Roman Fort. Парилка там была сухой.
читать дальшеЗамки норманнов были таких изысков лишены. Рочестер Кастл, который в настоящем виде был построен в двенадцатом веке, имел серию каминов, обогревающих комнаты. Огромную роль играли шерстяные "гобелены" на стенах и занавески вокруг кроватей тех, кто спал в них или один, или вдвоём. (Впрочем, у средневековых баронов рангом меньше королей и графов, в ходу были огромные кровати, где могло спать всё семейство. Иногда такие кровати были, по существу, комнатами в большой комнате, отгороженным не просто занавесками, но и деревянными панелями - это уже моё замечание). До самых времён Генри VII, добавившего сложную систему маленьких комнат в приватном покое короля, как таковых жилых комнат в замках было всего несколько, и редко когда они были предназначены для лорда и его семьи.
Было ли в Средневековой Европе утрачено искусство античных римлян делать "центральное отопление"? Очевидно, не было. Потому что в знаменитом польском замке Мариенбург (теперь Мальборк), который был главной резиденцией Тевтонского Ордена с 1309-го года, такая система была.
Учитывая количество разрушенных в Англии замков, нельзя утверждать, что и там не было ничего подобного. Невозможно даже сказать, обогревался ли королевский дворец в Вестминстере, потому что этот дворец сгорел в 1834-м году. Предположительно - именно от того, что печь под Палатой Лордов оказалась перегретой. Из чего можно сделать вывод, что отопление таки было.
Ко временам Элизабет I, обогрев осуществлялся уже через закрытые печи в апартаментах, буквально от потолка до пола. Тепло шло от разогретых огнём камней. Вытяжка была, пожалуй, даже слишком хорошей, осуществлялась через множество труб. В замке Фрамлингем, например, в 16-м веке большинство из труб на крыше были фейковыми, данью моде на трубы. Действующих было всего три.
Викторианское дворянство стало использовать для обогрева уголь.
Вообще, принципом был "согревать людей, а не помещения". Нет, не мех - шерсть. Льняное бельё и шерстяные туники и штаны, и шерстяные накидки сверху. Люди знали, что пот негативно действует на термозащиту, и всегда раздевались до рубашек, если предстояла активная физическая деятельность. Впрочем, лён отлично впитывает пот. Тёплые постели, от сена-соломы (да, и у королей тоже, это было гигиенично - сенные матрацы) до пухо-перьевых (да, и у крестьян тоже).
Но если оставить дворцы, и посмотреть на то, как обстояло дело с обычными городскими домами?
Наверное, самым интересным в средневековом городе было то, что он не разделялся на бедные и богатые районы. Одинокие люди (вдовы и бессемейные) действительно селились, в основном, на окраинах, но это потому, что там превалировали одноэтажные домишки. Наверняка аренда была подешевле, чем в центре.
В самом же городе, каменные дома могли соседствовать с крытыми соломой домиками, сконструированными из твёрдых пород дерева. Напомню, что средневековый город строился так, чтобы дома стояли торцом к улице - всё та же экономия пространства. Так вот, большинство таких домов имели либо магазины и мастерские на первом этаже, либо так называемые большие холлы. Хозяева жили и питались на втором этаже, На самом верху, обычно жила комнатная прислуга, там были каморки, кладовки, комнаты для сушения белья и прочее в этом роде. Хозяйственные помещения, в общем.
Тем не менее, всё могло быть и наоборот, в зависимости от плана постройки, и от площади, имеющейся в распоряжении. Если величина участка позволяла, то за домом у улицы, вглубине участка, строили вообще отдельный дом, где были личные апартаменты хозяина и его семьи. Вот там, чаще всего, подсобки были на первом этаже, вместе со столовой комнатой.
А были большие дома, которые внутри разделялись на разные апартаменты и комнаты на разных этажах. В этом случае, на каждый этаж вела собственная лестница.
Так вот, пока не изобрели трубы, камины в таких домах исключались. А трубы в Европе стали делать веке в двенадцатом. Кстати, трубы в Конисборо Кастл, например, появились в 1185-м году или около того. Но вот в городских домах - только в веке 16-м. Понятно, почему. Вы не можете сделать камин в стене, если стена эта деревянная. А каменных домов в городах, до того времени, было мало.
Кое-что надо сказать про окна. Вообще-то, стеклить окна начали ещё античные римляне. В Англии широко стеклить окна стали в 11-12 веке, но первые археологические находки оконного стекла относятся уже к седьмому веку. Вот пример стекла из аббатства св. Петра и Павла в Джарроу:
Естественно, собирать такие стёкла-витражи даже в домах знати было бы не с руки. Они были, несомненно, но в микроскопических количествах. А вот в 11-12 веке, в Германии изобрели технологию, по которой стекло выдували цилиндром, а потом разрезали и распрямляли до листового.
Да, это стекло не было совершенным - оно было зеленоватым, с пузырьками воздуха, и довольно мутным. Но свет пропускало, и защиту от холода давало, и через него даже было что-то видно.
Естественно, беднота окна не стеклила. Там они или затягивались промасленным пергаментом, или просто-напросто закрывались деревянными ставнями. Не стеклили окна и в замках, пока они оставались сооружениями военными. В конце концов, их строили не для удобства в них живущих. Правда, строили так, чтобы сквозняка не было - отсюда странные извивы и зигзаги во внутренних частях замковых и крепостных стен.
Поэтому, милые авторы, прежде чем вы начнёте описывать какую-нибудь баронскую дочь, живущую в замке, просто вспомните немыслимые крутые ступеньки, по которым эта девица бегала каждый день, и изо дня в день, и среднюю температуру воздуха в зимнем замке, где окна, да, были узкими и маленькими бойницами, но располагались высоко, а сам замок возвышался над местностью, так как был построен на самой высокой точке. Они не были нежными мимозами, эти девушки. Фиалками - возможно. Фиалка, в общем-то, цветок невероятно выносливый.
Кухня, единственное помещение, имеющее открытый огонь, строилась отдельно от дома, на заднем дворе. Был теоретический шанс, что если там что-то загорится, то вокруг окажется достаточное количество людей, способных погасить раньше, чем загорится. В общем-то, шансы погасить были бы гораздо выше, если бы горожане выполняли рекомендации властей отказаться от соломенных крыш. С тех пор, как вытяжка дыма стала осуществляться через трубы, дома обогревались печами в стене.
Люди также крайне редко были статичны. Праздность никоим образом не вписывалась в средневековый образ жизни. То есть, они почти постоянно находились в движении.
Самыми холодными местами были монастыри и церкви. Монастыри - потому, что жизнь монаха и не должна была быть комфортной. Но надо иметь в виду, что и монахи спали неподвижно всего несколько часов подряд, прерывая сон для того, чтобы сходиться на молитвы. И рясы были шерстяными, да. А в церкви, на мессу паства брала "персональные обогреватели" - как вот этот, английский по происхождению, от двенадцатого века:
Внутри сферы - металлическая полусфера, где были угольки). Но вариаций было много, причём даже уже во время Первой мировой, здесь есть статья, и не только по Европе:
Да и миленькие скамеечки для ног, которые мы видим в кино и на картинках, были не просто скамеечками, а обогревателями для ног:
Решила немного дополнить про климат английского Средневековья. А то одни считают, что тогда там виноград рос повсеместно, а другие - что мамонты по улицам бродили.
Так вот, насчёт температур. Есть ежемесячные записи Роджера Бэкона с марта 1269 по февраль 1270. Заморозки начались в декабре, длились несколько дней, сменялись тёплой погодой. Даже в феврале был дождь со снегом, несколько дней, когда шел снег, много дней, когда шел дождь. Тем не менее, 13-й век был концом "Средневекового потепления". После этого, погода стала не то, что холоднее, но нестабильной - то зальёт, то засушит. "Малый ледниковый период" начался только в 1500-х годах, и длился до 1700-х. Дома в городах уже начали обогреваться в то время. Особенно - после разгона монастырей и разорения католических церквей. Камни растаскивались на перестройки города. Хотя в деревнях, в деревянных домах, просто складывали камин-очаг, с каминной трубой, сложенной из камня. Как и раньше. Горожанам в этом плане было хуже. Обогревались действительно одеждой и персональными обогревками с угольками. Чудо, что пожаров было так мало, если подумать.
И нет, я не буду здесь снова поднимать банно-прачечный вопрос. О нём я писала достаточно, то если у человека сидит в голове "от дождя до дождя не мылись" - переубеждать и что-то доказывать - только время впустую тратить.
Катастоф, как таковых, в средневековой Англии было не так много.
В январе 1362 был дикий тайфун, пронесшийся вдоль восточного побережья, повредивший кафедралы Салсбери и Винчестера, и выдравший с корнем тысячи деревьев.
Зима 1407-8 года была реально холодной. Морозная погода стояла 15 недель. Тогда Темза замёрзла так, что на ней образовался крепкий лёд.
Холодными были 1430-е годы, шесть зим из десяти. Но, очевидно, просто по сравнению с тем, к чему привыкли, потому что записей о каких-либо катаклизмах в тот период нет.
Вот вам картинка с изменениями климата в Англии за последние 1000 лет:
Из заявленного кол-ва ингредиентов, у меня получилось 8 шт. Сожраны с урчанием. Благодаря сметане и бульону, правда получился нежный вкус. Лук я, собственно, просто порезала. Не люблю работать с блендером, много возни из-за пустякового дела. И выкладываю я не на бумажное полотенце (мне всё кажется, что бумага даёт свой привкус продуктам), а на деревянное блюдо.
• Вода — 150 мл • Масло растительное — 20 мл • Соль — 1 ч. л. • Яйцо куриное — 1 шт • Мука пшеничная — 450 г
Начинка
• Говядина (фарш ) — 200 г • Свинина (фарш) — 200 г • Жир — 50 г • Бульон (мясной) — 50 мл • Лук репчатый — 150 г • Перец душистый — 3 г • Перец красный жгучий — 3 г • Петрушка — 2 ст. л. • Соль (по вкусу) — 0.5 ч. л. • Сметана — 100 г
В кастрюлю с тяжелым дном налить воду, добавить соль и растительное масло. Поставить на огонь и довести до кипения.
Сразу всыпать неполный стакан муки (от общего количества) и перемешать, не снимая с огня, тесто должно завариться и образовать пленочку на дне кастрюли. Снять с огня и остудить пару минут.
Переложить тесто в миску. Добавить одно яйцо и вмешать его в тесто до однородного состояния.
Начать замешивать тесто, постепенно добавляя в него оставшуюся муку. В итоге тесто должно получиться достаточно плотное и послушное. Накрыть его пленкой и отложить.
Приготовить фарш. Мясо и жир прокрутить в мясорубке. Выложить в миску. Измельчить лук до состояния кашицы. Добавить к мясу вместе со специями. Следом добавить рубленую зелень. Посолить и поперчить по вкусу. Хорошо вымесить фарш.
И теперь - "секретный" ингредиент. Добавить в фарш сметану и бульон. Фарш становится по консистенции как густая кашица. Сметану можно заменить на сливки.
Из теста сформировать колбаску. Затем нарезаем её на одинаковые кусочки. Раскатать из теста лепёшку и распределить фарш тонким слоем по половине лепёшки.
Накрыть другой половиной теста и прижать сверху, позволяя выйти воздуху изнутри, чтобы чебуреки при жарке не надувались сильно. Край можно обрезать фигурным колесиком. А можно просто как следует придавить вилкой. Главное, чтобы край был тщательно запечатан, и начинка не вышла в процессе обжаривания!
В большое сковороде или кастрюле для глубокой жарки разогреть растительное масло. Проверить нагрев масла очень просто, достаточно бросить в масло кусочек теста или погрузить кончик деревянной шпажки. Если масло стало пузыриться, значит оно готово. Жарить чебуреки по одному или два, переворачивая очень аккуратно, чтобы нечаянно не проколоть.
Готовые чебуреки сложить на впитывающую бумагу (бумажное полотенце).
The pudding we know today began life as a pottage. This was a kind of broth, including raisins and other dried fruit, spices and wine. It was thickened with breadcrumbs or ground almonds. Not dissimilar to the mince pies of yesteryear, it often included meat or at least meat stock.
"Take almaundes blanched, grynde hem and draw hem up with water and wyne: quarter fygur, hole raisouns. cast perto powdour gyngur and hony clarified, seeth it well & salt it, and serue forth".
This plum pottage would be served at the start of the meal rather than at the end of the meal as we do today.
It was not until the end of the 17th century that the pottage took on a more solid appearance. It was served like a porridge or cooked inside a skin, like a sausage. Even then, it was more likely to have been sliced and cooked under a roasting joint and served alongside the main meal or as a starter – not a dessert.
During the 18th century, plum porridge would become associated with Christmas. It would be the Victorians who raised its prominence at the festive table.
Christmas Pudding and Stir Up Sunday
Conservative though they were, the Victorians believed Christmas should be celebrated (although excessive drinking and frolicking were frowned upon). It was they who established the tradition of making the Christmas pudding on Stir Up Sunday, the fifth Sunday before Christmas.
Inspiration was taken from the Collect in the Book Of Common Prayer:
“Stir up, we beseech thee, oh Lord, the wills of thy faithful people; that they, plenteously bringing forth the fruit of good works, may by thee be plenteously rewarded; through Jesus Christ our Lord, Amen.”
Stir Up Sunday was a family affair. Each family member was supposed to stir the mixture from east to west to honour the journey of the Magi. This ritual was also thought to bring the family luck in the coming year.
Originally the puddings would have been shaped into a sphere and boiled in a cloth. This practice eventually gave way to steaming the dessert in a pudding basin or elaborate mould, particularly in wealthier households. The traditional accompaniment to the Christmas pudding was a sweet custard or a hard sauce (nowadays known as brandy butter).
It was customary to hide a number of small trinkets in the mixture, a bit like the twelfth night cake. These charms often included a silver coin which signified wealth, and a ring to represent a future marriage. Woe betide the guest who stumbled across a thimble in their serving… this meant certain spinsterhood for the recipient!
The plum pudding would come to epitomise Christmas and appeared on greeting cards and in satirical cartoons of the time. Rich or poor, every Victorian would expect a pudding as the finale to their festive meal.
In Modern Cookery for Private Families, Eliza Acton even provides a recipe for an economical vegetable plum pudding (containing potato and carrot but no brandy) which she declares to be ‘cheap and good’.
A recipe for Queen Victoria’s Christmas Pudding
This is Francatelli’s Plum Pudding from The Modern Cook (1846). Charles Elmé Francatelli was Queen Victoria’s chef from 1840-42.
Ingredients:
¾lb (335g) raisins ¾lb (335g) currants ½lb (225g) candied orange, lemon and citron 1¼lb (560g) chopped beef suet 1lb (450g) flour ¾lb (335g) moist sugar 4 medium eggs 3 gills (450ml) of milk Grated zest of 2 lemons 1 tsp each of ground nutmeg and cinnamon ½ tsp ground cloves Glass of brandy (about 50ml) A very little salt
Method:
Mix the ingredients thoroughly together in a large basin several hours before the pudding is to be boiled; pour them into a mould spread with butter, which should be tied up in a cloth. The pudding must be boiled for four hours and a half; when done dish it up with a German custard sauce spread over it, made as follows:
Put four yolks of eggs into a bain-marie or stew pan, together with two ounces of powdered sugar, a glass of sherry, some orange or lemon peel (rubbed on loaf sugar), and a very little salt. Whisk this sharply over a very low fire, until it assumes the appearance of a light frothy custard.
Anyone for seconds?
Whilst there may, even today, be an expectation for a pudding to appear at a Christmas feast it seldom gets eaten up on the day. In Food In England Dorothy Hartley recounts some of the ways different regions in England use up leftover Christmas pudding. In Lancashire they make a type of Eccles cake with the crumbs and in Devon they turn the leftovers into a type of custardy pudding. Some people prefer it sliced and fried, just like the original plum porridge.
Почему заявления ученых противоречивы? Почему кофе, мясо, томаты, яйцо, бананы, соль, сахар и другие продукты то называют ядом, то реабилитируют? Об этом статья-перепост ниже.
Если судить по заголовкам в медиа, можно ненароком подумать, что наука — это конвейер по производству сомнительных теорий про пользу (или вред) кофе. Взгляды ученых (даже на кофе) постоянно меняются, порой на противоположные, но в этом и заключается научный процесс. Кристи Эшвонден, автор сайта FiveThirtyEight, выделила три основные проблемы современной науки, а «Теории и практики» законспектировали самое главное.
Проблема № 1: Манипуляции с данными
В западной науке для этого даже придумали специальный термин — p-hacking. Итак, допустим, вы социолог, исследующий, как экономика страны меняется в зависимости от того, какая партия ею правит. Вы собираете и анализируете данные вплоть до 1948 года, но при этом держите в уме, что для того, чтобы вашу работу могли опубликовать в серьезном академическом журнале (а без этого никто в научном сообществе ее не заметит), вам надо доказать, что результат «статистически важен». Показателем этого является p, которое должно быть меньше или равно 0,05 при максимальном значении 1,0 (так уж сложилось). И вы начинаете играть с показателями. Учитывать ли в исследовании только инфляцию и ВВП или добавить курсы акций и уровень безработицы? Рассматривать ли экономические рецессии или вовсе выкинуть их из исследования? В результате в зависимости от того, как вы обойдетесь с показателями, могут получиться работы с совершенно разными результатами, но пригодные к публикации.
Значение p ничего не говорит об уровне доказательной базы, но работа обязательно должна набрать 0,05 или меньше — это доминирующий метод оценки в западной науке. Из-за этого ученые более склонны эксплуатировать так называемую степень свободы исследователя — этот термин описывает решения, которые ученым приходится принимать во время исследования. Какие наблюдения записывать, какие показатели сравнивать? Обычно это решается по ходу работы, и слишком велик соблазн пробовать разные подходы, пока не получится искомый результат.
Также не стоит забывать, что ученые — тоже люди, а значит, подвержены человеческим слабостям. Публикация работы означает славу и продвижение по карьерной лестнице, и такая ситуация вынуждает многих ученых прибегать к манипуляциям с данными. К тому же многие исследователи просто по-настоящему верят в то, что их гипотеза верна и полезна для людей. Когда психологи, придумавшие термин «степень свободы исследователя», проанализировали распределение значений p у опубликованных работ по психологии, оказалось, что у большинства было ровно 0,05 — так что, скорее всего, их авторы прибегали к манипуляциям.
Дошло до того, что в 2005 году известный стэнфордский профессор статистики Джон Йоаннидис в заключении своей работы объявил ложными результаты большинства опубликованных исследований, мотивируя это тем, что там, где люди, всегда есть множество потенциальных предрассудков, проблем и ошибок, которые мешают получить достоверный результат.
От манипуляций с данными никуда не деться, но их эффект можно предотвратить, что подтвердилось в исследовании некоммерческого Центра открытой науки. Было приглашено 29 научных коллективов, перед ними поставили задачу — выяснить, правда ли, что футбольные судьи чаще дают красные карточки чернокожим игрокам. Несмотря на то что исходные данные, вполне однозначно свидетельствующие об истинности гипотезы, у всех были одинаковыми, результаты разошлись. Двадцать коллективов подтвердили гипотезу, а остальные девять пришли к противоположному заключению. И это не стало результатом плохой работы — в исследовании участвовали высококвалифицированные аналитики, стремящиеся выяснить истинное положение дел. Просто по ходу исследования им приходилось принимать множество субъективных решений, значительно влияющих на конечный результат.
Это не значит, что наука не может приблизить нас к правде. Просто одного исследования недостаточно, чтобы найти определенный ответ или решение проблемы, — их нужно много. И тут возникает вторая проблема.
Проблема № 2: Проверка публикаций
Когда работ много, кому-то нужно выбирать из них действительно стоящие и отсеивать околонаучный мусор. Но публикации проверяются очень редко. С 2001-го по 2009 год количество отозванных работ выросло в 10 раз — многие связывают это с тем, что общий уровень исследований упал, к тому же появляется все больше журналов разного качества, где можно публиковаться. Поэтому периодически возникают казусы: в мае 2015 года было отозвано известное исследование о том, что человек может стать терпимее к гомосексуалам, если поговорит с одним из них.
Для проверки публикаций есть система обзора работ со стороны коллег. Однако те, кто вызывается оценивать научные исследования, ничего не получают взамен — несмотря на то, что это очень скрупулезная и длительная работа. К тому же систему можно обмануть: год назад выяснилось, что некоторые авторы, пользуясь уязвимостью компьютерных систем издателя, оценивали собственные работы или работы близких людей.
Ситуацию усугубляют и так называемые «издатели-хищники» с названиями вроде «Журнал продвинутых химических исследований», которые публикуют все что угодно, но за определенную плату. Например, там появилась статья за авторством Мэгги Симпсон и Эдны Крабаппл. Такие издания процветают — отчасти из-за того, насколько важна история публикаций для получения должностей и грантов.
Однако интернет меняет эту систему: появляются сайты вроде PubPeer и PubMed Commons, где ученые могут быстро проверять новые работы коллег, а блоги и социальные сети помогают распространять информацию о фальсификациях. Дискуссия о недобросовестных публикациях стала публичной. А где публичность, там и общественное мнение, что и подводит нас к третьей проблеме.
Проблема № 3: Восприятие науки
Для нас научный процесс — это прямая линия от вопроса к ответу, обязательно революционному, хотя на самом деле все не так просто. Интересные результаты бывают редко, большинство экспериментов проваливаются или оказываются неинформативными — такова природа процесса.
Для публики привлекательная ложь, основанная на некорректном исследовании, интереснее, чем заурядная правда. Так было с известными в научной среде исследованиями, провозгласившими, что витамин Е может защищать от сердечно-сосудистых заболеваний. После клинических испытаний выяснилось, что витамин Е не приносит пользы, а метаанализ показал, что в больших дозах витамин Е увеличивает вероятность смерти. При этом на первые исследования до сих пор продолжают ссылаться. То же самое было с заявлениями о том, что бета-каротин может снижать риск возникновения рака, а эстроген — предупреждать деменцию. Когда идея нравится всем и вроде бы выглядит правдиво, ее сложно изъять из общественного сознания.
Свою лепту вносят и медиа. С одной стороны, у журналистов и редакторов не всегда хватает знаний, чтобы интерпретировать исследования. С другой — никто не кликнет на заголовок «Слабое, пока еще не подтвержденное исследование демонстрирует сомнительную связь между овощами и риском заболеть раком». Вот «еда, которая помогает победить рак» — это да.
Люди любят шутить о том, что заголовки в разделах медиа, посвященных здоровью и науке, все время меняются на диаметрально противоположные: сегодня кофе полезен для здоровья, а завтра — наоборот. Но научный процесс так и работает: результаты пересматриваются, появляются новые данные и строятся новые гипотезы. Наука идет по кривой, по закрученной спирали, а не по прямой. Так что нам стоит со скепсисом относиться к сообщениям о новых исследованиях, но в то же время оставаться открытыми к изменениям курса науки. В конце концов, каждое хорошее исследование неспроста включает в себя фразу «необходимы дополнительные исследования» — нам всегда есть что изучать.
читать дальшеПродукты в средневековом английском городке продавали многие, и, пожалуй, для очень многих продавцов это не было основным занятием. Например, фрукты и овощи зачастую покупались не на рынках, а у соседей, которые имели огород и сад достаточной величины, чтобы продавать избыток выращиваемого с небольшим прибытком. Некоторые магазины имели постоянный ассортимент, как то сельдь, свечи, горчицу. Некоторые лавки действовали по образцу базаров, то есть, на одной крытой территории торговали до пятидесяти торговцев, все - сходными товарами: мясом, сыром, рыбой хлебом. Специализация рынков (мясной, молочный, рыбный) была возможна только в крупных городах, с большим количеством покупателей.
Были, конечно, и торговцы, который выращивали овощи и фрукты исключительно для продажи на рынках - у них были крупные сады и огороды за чертой города. Продавали яблоки и груши, вишни и орехи, бобы, капусту, репу, редис, лук, морковь и лук-порей. Из приправ были популярны шалфей, мята, укроп, петрушка базилика, майоран - для неизбежных густых мясных супов.
С хлебом было интересно. Естественно, хлеб был важнейшей составляющей питания бедной части населения, и правительство заботилось о том, чтобы цена хлеба не зашкаливала. Закон устанавливал стоимость каравая хлеба в 1 пенни, но вот размер этого каравая варьировал, в зависимости от цен на зерно. На практике это означало, что каравай лучшего хлеба весил половину каравая хлеба второй категории, а каравай третьей категории был вдвое больше каравая второй категории. Но, поскольку каравай третьей категории, который стоил пенни, был очень большим, городская беднота предпочитала более мелкие буханки третьей категории, которые были размером где-то в буханку первой категории. Тогда как пекари терпеть не могли тратить усилия на выпечку фартинговых (1 фартинг=1/4 пенса)хлебцев низкой категории качества, им это было невыгодно.
Размеры караваев и соответствие размеров ценам на зерно, строго регулировались городскими властями. Делом это было непростым, нужно было и народ обеспечить, и пекарей не обидеть. Потому что и тогда случались забастовки, а забастовка цеха пекарей была для города практически катастрофой.
Разносчикам было разрешено продавать товар с лотков, при условии, что они не будут останавливаться на месте. Тем не менее, была возможность установить на улице и стационарный лоток, если за это заплатить. Разносчиками были обычно женщины, продающие хлеб прямо хозяйкам, заходя к ним домой. Цены, кстати, не были ниже установленных законов, и профит разносчицы делали, получая тринадцать караваев при закупке двенадцати (12 караваев назывались "пекарской дюжиной", то есть пекари продавали разносчикам партии товара).
Пищу средневековые горожане покупали не только в виде ингредиентов, но и готовой. Магазинам, торгующим готовыми продуктами, было, впрочем, запрещено торговать элем. Самым продающимся продуктам было жареное мясо всех видов, и жареная на вертеле птица, от мелких дроздов до гусей и уток.
Мясо было дорогим. Для того, чтобы купить запеченого в тесте каплуна, квалифицированному рабочему понадобилась бы его заработок более чем за два дня, а если купить просто каплуна - то хватило бы двухдневного. Но вот если бы он принёс своего каплуна, то огонь, жир, жарка и работа обошлись бы ему "всего" в половину дневного заработка. Поэтому можно сказать совершенно точно, что дорогую птицу рабочие видели на своём столе по праздникам, не чаще. Жареные кролик и баранина были дешевле, но всё же не в той цене, чтобы ежедневно присутствовать на столе простолюдинов.
Поэтому народ обходился густыми мясными супами, густыми мясными подливками, где мяса было мало, а вот соуса- много, и хлебом. Кто победнее, тот ел овощные рагу и хлеб, а обычной трапезой разнорабочего был хлеб с сыром. Сильно выручала сельдь - и свежая, и солёная.
Что заставляло людей, не отягощенных тяжёлым кошельком, покупать дорогую готовую пищу? Квартирный вопрос, естественно. Квадратные метры в городах были дороги, строились ввысь, и большинство жилищ просто не были оборудованы не только очагами и печами, но и кухнями вообще.
Тем не менее, лучший профит магазины готовой пищи делали на заказах на полное обслуживание, с доставкой блюд на дом - очень удобно, если вечером нагрянут нежданные гости, или если приходится приглашать жданных, а кухни нет.
Интересно, что уже в Средние века городские власти присматривали за тем, чтобы в их городах не сформировались монополии. Например, пирожникам и пекарям было категорически запрещено торговать сырыми продуктами, или держать таверны. Мясом торговали мясники, а таверны держали трактирщики - так никто не мог достичь высот, на котором получил бы возможность заламывать цены по своему разумению. Не говоря уже о том, что было необходимо обеспечить работой максимально большой процент населения. Да и гигиену было проще поддерживать, если сырое мясо не продавалось в одном помещении с пирогами и хлебом.
Молоко и молочные продукты были важной составляющей питания средневекового горожания, но, поскольку продукт это был скоропортящийся, молоко продавали, можно сказать, прямо из-под коровы. Летом, во всяком случае. Вода в средневековых городах была не слишком популярна. Была, конечно, и чистая, и даже из источников, но кондуиты, подающие проточную воду, были не везде, так что воду, по идее, надо бы было кипятить. Но, опять же, где?! Поэтому, народ налегал на эль. Там вода проходила в процессе термическую обработку, и была безопасной. Вообще, городские власти очень следили за тем, чтобы колодцы содержались в чистоте и не монополизировались, потому что расход воды на мойки, чистки, и на приготовление того же эля был гигантским. Опять же, процесс доставки воды в дома, большинство из которых не имело колодцев рядом, добавлял свои риски. Право, эль был гигиеничнее.
Цена на эль прямо зависела от стоимости ячменя, из которого его делали. Округляя, можно сказать, что за пенни можно было купить галлон (приблизительно, 4,5 литра) эля. Торговали элем в "ale houses" - то есть, в магазинчиках, где варили свой эль. Элем торговали также частники, варили его в тех домах, где было для этого оборудование. Эль можно было также перепродавать. Проблема была, правда, в том, что стоимость его была низкой, и продаваемые объёмы маленькими, потому что портился эль довольно быстро. Так что наварить на перепродажах можно было только самый минимальный минимум, но и это спасло не одну вдову от абсолютной нищеты - варка эля и торговля элем были бизнесом женским.
Что касается рынков, то они были важнейшей частью средневековой экономики. И, конечно, объектом для строжайшего контроля со стороны властей. Была целая система, при которой права на рыночную торговлю могли распределяться в зависимости от статуса торговца - гражданам города место на рынке не стоило ничего, а вот приехавшие для торговли из-за черты города за торговое место платили. Рынки обычно торговали вовсю уже в 6 утра, и большинство городов давало возможность горожанам торговать именно с утра, а "понаехавшие" начинали торговлю только днём. Поэтому, надо было бдить, чтобы торговцы следовали прямо на рынок, платили, и торговали там, а не слонялись по улицам и не продавали товар прямо по домам.
Была строго запрещена перекупка товара у частников, потому что оптовики немедленно подняли бы цены.
Контроль качества был жестким, и не только в отношении продуктов питания. Каждая гильдия выделяла двух наблюдающих, имеющих право осматривать не только продаваемые, но и приобретённые продукты, даже в частных владениях - эпидемии были никому не нужны, а промышленные товары низкого качества опозорили бы репутацию всей гильдии. Недомеры, недовесы, низкое качество сырья карались штрафами. А то и из гильдии можно было вылететь.
Были ли контролёры продажными? Нет. Все назначения контролировались мэром. Он мог сотрудничать с гильдиями, или назначать контролёров по собственному разумению, по ситуации. Главным было то, что все назначения регулировались и протоколировались. Разумеется, и тогда, и сейчас возможны ситуации коррумпированности мэра и глав гильдий, и полностью исключить человеческий фактор не удавалось ни при одной системе.
Питер Хэммонд, по книге которого Life in a Medieval Town я даю эту информацию, считает, что в средневековом городе торговали более или менее все. Чаще всего, торговля осуществлялась в границах компетентности каждого, и границы эти определялись гильдиями. Скажем, более вероятно, что пекарь будет торговать зерном, нежели текстилем.
Женщины, кстати, торговали на средневековых рынках там же, где торговали мужчины. Они могли торговать самостоятельно, или помогать в торговле членам семьи или соседям. Они могли входить в долю с соседями, членами семьи и родственниками, или быть сольными продавцами. Никаких легальных ограничений на это не было.
Ярмарки отличались от рынков тем, что имели место несколько раз в году, были значительно более масштабными событиями, и включали массу развлечений. На ярмарки также приезжали зарубежные торговцы.
Честно скажу: время я экономлю на уборке. У нас всегда всё, более или менее, на своих местах, так что ограничиваюсь тем, что мою санузлы и пылесошу полы. Иногда даже мою. Пыль иногда протираю, иногда - нет. Поэтому, решила за время недельного отпуска сделать генеральную уборку. Всё оказалось лучше, чем мне... ну, казалось. Пыли минимум, и всё по-прежнему на своих местах. Пока я не открыла свой шкаф.
читать дальшеВ принципе, в шкафу я навожу порядок дважды в год, но летом именно на этой полке мужество меня оставило. За полгода, всякой дряни накопилось ещё больше. В общем, открыла - испугалась - закрыла. Но ведь разбирать-то придётся Даже не знаю, с чего я там так насвинячила? Обычно-то я и в шкаф всё складываю достаточно организованно. Например, так у меня упаковано Рождество:
Нижняя полка:
Средняя полка:
Верхняя полка:
Правда, я понятия не имею, что именно там сложено Ну, тем интереснее будет процесс украшательства.
И котик, бонусом. Лезет в корзину со щепой для растопки.
Ну что, буду потихоньку смотреть, долго и печально, потому что 51 серия Но ведь хвалят. Почему, кстати, Ки, если должно быть Ци?
читать дальше По первому впечатлению (2 серии) - печальна была жизнь в Корё первой половины XIV века. И печальна была участь королей Корё, ибо им приходилось работать с каким-то балаганом, а не с правительством. Стоит королю сказать слово - часть советников валится на колени и начинает реветь дурниной, что-де "убей меня, о король". Один заводит - остальные подхватывают. И рыдаютЪ. Долго и со вкусом. Так и хочется присоединиться к хору, с предложением "давай уж убей, что ли, чего 50 серий тянуть".
РыдаютЪ, кстати, все действующие лица, и с самых первых кадров, хоть и по разным поводам. То есть, тяжела жизнь актёров, задействованных в дорамах, чистые слёзы лить хорошо заметными ручейками им приходится часто и много. Как им удаётся при этом не размыть внушительный макияж - не знаю.
Порадовала маленькая разбойница - девочка, переодевшаяся мальчиком. Она такая девочка, что у окружающих, похоже, было совсем плохо со зрением, если они упорно продолжали считать её мальчиком. И, конечно, в неё сразу влюбился принц, хотя его несколько шокировало, что он влюбился в мальчика. Но не очень глубоко шокировало. Вообще, я понимаю глубокую и обоснованную потребность бесхозных барышень в средневековой Корее позиционировать себя мальчиками, но...
Сериал, кажется, снят с размахом. И наряды богатые, и актёры красивые, и вообще. Интриги идут густо. Но пока мне никто особо не понравился, чтобы за персонаж переживать.
Муниципалитет Хельсинки запустил новую кампанию, "Безразличие - это насилие нашего времени" (”Välinpitämättömyys on tämän päivän väkivaltaa”). Когда я в первый раз увидела картинку, то вообще не поняла, где тут насилие. Я увидела мать, которая обрела дзен в творящемся хаосе. Честно говоря, мои симпатии - полностью на стороне женщины, она вышла из ситуации.
читать дальшеНо вот матери-то наезд поняли, и местный твиттер просто взорвался Некоторые даже оставили заявление на кампанию Комитету по рекламной этике. Претензии:
- Почему обвиняют мать, где на картинке отец?
- С каких пор материнство стало подразумевать отсутствие личного времени и личной жизни?
- Полиция в самом деле считает, что ипад в руках матери - это семейное насилие?
- Очевидно, в обществе женщина до сих пор всегда ассоциируется с матерью, тогда как человека представляет мужчина
- Обвинение по гендерному признаку целой группы населения - это реальное преступление.
Ну, город извинился, конечно, но заявил, что рекламные плакаты остаутся на месте, и фильм будут продолжать крутить перед началом сеансов.
1. Юстинианова чума, или эпидемия Yersinia Pestis.
Почему античность сменилась в Европе совершенно новым порядком, который мы знаем, как Средние века, и который не являлся логическим продолжением античности? Причин много, но одной из них, несомненно, оказалась эпидемия "Юстиниановой чумы", имевшая место в 536-40-х годах.
читать дальшеКак водится, всё началось с раскопок. В 1979 -1989 годах археологи раскопали четыре захоронения в районе Санса и Les Clos des Cordeliers - общим числом останки 45 взрослых и 28 детей. Необычность захоронения была в том, что могилы были общими. В 2004 году, из десяти зубов трёх индивидов удалось извлечь ДНК, в котором обнаружилось присутствие Yersinia Pestis.
Через шесть лет, в 1997-м, в Ашхайме нашли уже 456 захоронений, где количество захороненных варьировало от пяти в одной могиле, до двух. Были и двойные захоронения. Как понимаю, в данном случае присутствие Yersinia Pestis уже искали специально. И нашли. Стали копать в 20 км, в Альтенэрдинге - и снова нашли.
После этого учёным удалось недавно удалось воссоздать первый геном средневековой Yersinia Pestis.
Исследование подтвердило, что вспышки чумы происходили, как правило (в 99,5% случаев), в радиусе 10 км от водных путей. Это оказалось верным и для распространения чумы в XIV веке. Во-вторых, при численности населении городков в 250-300 человек, что было обычным, такое количество смертей в короткий промежуток времени не могли не привести к социальному коллапсу около 550-х. Что привело, в свою очередь, к массивным экономическим потрясениям в результате исчезновения, сразу и в больших количествах, наработанных структур.
В Византии, например, где период был хорошо задокументирован, результатом были недостаток продуктов, голод, девальвация солиди, и, как следствие, невозможность платить армии, что тоже имело свои последствия.
А если учесть, что именно этот период пандемии характеризовался массивными экологическими катастрофами (извержения вулканов, пылевые облака, изменение климата), то всё вместе не могло не привести и к сдвигам в религиозно-культурной жизни того времени. Которые имели даже более серьёзные последствия, чем сдвиги экономические.
Вера в устоявшейся форме потеряла свою основу, у людей появилась потребность искать новых защитников на небесах. Поэтому, этот период богат на вспышки возврата к язычеству. Тем не менее, именно в этот период наблюдается стремительный рост культа Девы Марии. Этот период стал также началом развития иконографии и приобретения особой репутации отдельными иконами.
___________
В музее искусств в Кливленде проходит выставка средневековых настольных фонтанов. Это далеко, так что хотя бы картинка:
Когда-то думали, что подобные фонтанчики были роскошью, украшением стола, редкостью. Потом стали приглядываться к картинам и иконам, и поняли, что - нет, они были нормальной частью средневековой жизни. Вообще-то было и так известно, что в замках, в спальнях лордов, фонтанчики приделывались к стенам - тут и умыться можно было, и попить. Ну а это красавец, возможно, действительно стоял на столе, и качал себе розовую воду для услаждения чувств присутствующих. Его относят где-то к 1320-40 годам. У короля Франции Шарля V было два подобных фантана, а у Луи Анжу - вообще 38.
_________________
Археологи пришли к выводу, что зимний лагерь армии викингов в Линкольншире, в 872–3 годах покрывал 56 гектаров, и был базой для приблизительно 3 000 человек.
Если вас ещё не тошнит от трампологии, то здесь://www.medievalhistories.com/enter-medieval-clan/ можно ознакомиться с попыткой притянуть за уши средневековую клановость к семейству Трампов. На мой взгляд - бредовенько и просто выплеск, но вдруг кому интересно, как это делается?
Не на уровне "Детектива, видящего призраков" (нет атмосферы реальной жути), но тоже вполне себе детектив, где мистика-вампиристика болтается чисто ради связки отдельных эпизодов в цельную историю. Вампиристична, собственно, только завязка, самая первая серия. Потом начинается детектив.
Что мне показалось интересным - в данной истории, соратники главгероя знают о его состоянии больше, чем он сам.
Фильм не из дорогих, не из крутых, и герои, в кои-то годы, далеки от элиты. Соответственно, масса весьма некрасивых персонажей в массовках, что минус. Но для продукции "правампиров" сериал ошеломляюще нормален.
читать дальше1. "Мод" Герберт - любимая дочь "Чёрного Уильяма" Герберта, в семье которого вырос Генри Ричмонд. Инициатива исходила от Уильяма, и по вполне понятной причине - он стал йоркистским лордом Пемброка вместо ланкастерианца Тюдора. Женить сына Эдмунда Тюдора на своей дочери было естественным шагом. Об этих планах упомянул историк Уильям Дагдейл, в Baronage of England (1675–1676).
Проблема в том, что у Герберта была пропасть дочерей, и одна - по имени Мод. Только в качестве невесты для мальца Генри она никак не подходила, потому что родилась в 1448 году, и где-то в году 1473-м была отправлена к Генри Перси - наследнику титула Нортумберлендов. К тому же, как известно, готовясь к инвазии, Генри Ричмонд послал дочери Герберта подтверждение о союзе. Мод Герберт умерла в 1485 году мужней женой, так что намёк на брак не получается никак.
Тем не менее, Дагдейл не напутал - в завещании Герберта от 1468 года говорится именно о Мод:
(Testamenta Vetusta: Being Illustrations from Wills)
Но у Герберта была дочь Маргарет (имя могло произноситься как Мод), о которой в завещании нет ни слова, и которая вышло замуж за барона Лайла, он же Томас Беркли, который воевал за замок Беркли с Элизабет Тальбот. Томас Беркли погиб в 1470 году, его жена, говорят, вскоре родила мертворожденного ребёнка, и оказалась не у дел. Она могла вернуться в Уэльс. Проблема в том, что эта Маргарет, кажется, и вовсе родилась в 1447 году, то есть, была на 10 лет старше Генри Ричмонда. Тем не менее, она, похоже, была в 1485 году единственной свободной для брака дочерью Герберта.
Хотя разница имён в завещании самого Герберта и в списке, приведённым Дагдейлом значительна. У Герберта говорится о Мод, Анне, Джейн, Сесилии, Катерине и Мэри. У Дагдейла - о Сесилии, Мод, Катерине, Анне, Изабель и Маргарет. Похоже, что Изабель в семье звали просто Джейн, а Маргарет - Мэри. Но это так, просто деталь.
В любом случае, Маргарет-Мэри в какой-то момент просто вышла за некоего сэра Генри Бодрингема. Очевидно - уже после воцарения Ричмонда. Если верить Графтонским Хроникам, конечно. Впрочем... В хрониках буквально говорится "allying himself to the daughter of his former guardian". Это ведь можно понять и так, что он просто стал союзником кого-то из дочерей Герберта. В армии Генри VII воевал муж Катерины Герберт, Джордж Грей. Муж Мод Герберт, граф Нортумберленд, в самый критический момент битвы при Босуорте не поддержал атаку короля Ричарда, да и муж Анны, Джон Грей вполне процветал при новой династии. Супруг Изабель/Джейн, сэр Томас Кукси, стал кавалером Ордена Бани в день коронации Генри VII.
2. Анна Бретонская - дочь герцога Франциска II и наследница герцогства Бретань. Хотя, говоря о герцоге Франциске в Тюдоровском контексте, уместнее говорить о герцогине Маргарите де Фуа, которая на деле управляла герцогством своего болезненного и хитрого, но беспринципного супруга. Именно Маргарита пеклась о юном Ричмонде, и именно она стояла за планами брака между Анной и занесённым в герцогство ветром (в буквальном смысле этого слова) потенциального ланкастерианского претендента на трон Англии.
А что было делать? Изначально Анну должны были отдать за одного из сыновей Эдварда IV, но оба растворились в неизвестности. Впрочем, женихов у Анны хватало до такой степени, что Алена д’Альбре она отвергла, найдя его противным. Что интересно, стоило Генри Ричмонду одержать победу при Босуорте, Анной он перестал интересоваться совершенно. Что не удивительно, учитывая возраст очаровательницы - в 1485 году её было восемь лет. Неизвестно, разбило ли это ей сердце, но в результате наследница герцогской короны Бретани стала супругой Максимиллиана Австрийского по прокси. Кажется, супруга своего она в глаза не видела, не до того ему было. Поэтому, расторгнуть такой брак было проще простого.
Вот так и стала Анна королевой Франции, выйдя за в 1491 году за Шарля VIII. Кажется, от своего брака девушка изначально была совершенно не в восторге - король французов был врагом её герцогства. Но, как часто бывало в те времена, познакомившись с мужем, она его полюбила. Хотя счастья Анне это замужество не принесло. Семь лет, семь беременностей, четверо рождённых детей, ни один из которых не выжил. А потом ещё и глупая смерть мужа.
Так вышло, что Анна стала королевой Франции ещё раз, выйдя за Людовика XII - таковы были условия её брачного контракта с Шарлем. Бретань была слишком важна для Франции, чтобы упустить её из-за такой нелепицы как смерть короля.
По иронии судьбы, именно в этом браке Анна родила две выжившие дочери, Клод и Рене. И, несомненно, её брак мог бы быть вполне счастливым, если бы Анна, с истовостью фанатички, не пыталась вырвать Бретань из-под эгиды Фрнции - даже во вред Франции. Впрочем, максимум, что ей удалось - это сильно навредить своей дочери Клод, которой она не позволяла выйти за Франциска Ангулемского до самой своей смерти. Как известно, Франциск ужасно обращался со своей женой. Кто знает, что бы было, если бы брак состоялся, пока были живы и Анна, и Людовик. Скорее всего, отношения в семье Франциска сложились бы совсем по-другому.
3. Не невеста, конечно, но всё же не последняя женщина в жизни Генри Ричмонда: Анна де Божё, старшая сестра короля Шарля VIII и дважды регент Франции. По какой-то неведомой причине, к будущему английскому королю она прониклась более чем. Настолько, что устроила ему военную помощь в 3000 человек и дала значительную сумму денег (так утверждал Филипп де Коммин). Собственно, именно это расположение чуть не стоило Ричмонду свободы - вернувшись в Бретань на время, нужное для сбора войск во Франции, он обнаружил, что бывшие друзья стали его врагами. Еле ноги унёс.
Почему Анна де Божё так прониклась к какому-то беглому графу? Возможно, он показался ей романтическим героем? Вряд ли. Про Анну французский хронист Брантом сказал, что она - «самая хитрая и проницательная женщина из всех, когда-либо живших». Скорее всего, помощью Ричмонду она преследовала задачу погрузить Англию в новый виток гражданской войны, и сосредоточиться на том, что было главным - не борьбе за власть с Людовиком Орлеанским. Во Франции боялись Ричарда III, явно намеревавшегося поддерживать Бретань, и подозревали, что его укрепление на троне приведёт к войне Англии с Францией, которая Франции была совершенно ни к чему.
4. И, наконец, запасная невеста - вторая дочь короля Эдди, леди Сесилия Плантагенет.
Вообще-то, условия династических браков знати часто включали в себя условие, что, в случае смерти обозначенных жениха и невесты, их место занимали следующие по очереди отпрыски - как, например, в случае договора относительно Анны Бретонской между её отцом и Эдвардом IV. С французским браком девушке, правда, "повезло" ещё больше - там следующий в очереди должен был заменить мужа.
Но вернёмся к Сесилии. Похоже на то, что Элизабет, танцующая на маскараде со своим дядюшкой-королём и обменивающаяся нарядами с его супругой, не упустила возможность передать с оказией колечко и Ричмонду (уж не по этому ли поводу она написала паническое письмо Говарду?). Тем не менее, странная сплетня о том, что на Элизабет собирается жениться сам Ричард, добралась и до Франции. Благо, король рассказал эту сплетню сам, публично, и всем-всем-всем. Это было отрицание, конечно, но сама сплетня распростанилась чрезвычайно эффективно.
Здесь есть одна деталь, которая исключает участие в распространении сплетни леди Маргарет Бьюфорт - начальник её разведслужбы, Реджинальд Брэй, прибыл к Генри Ричмонду уже после выступления Ричарда, но Ричмонд, совершенно очевидно, именно в тот момент был более расстроен тем, что замуж выдали Сесилию. То есть, леди Элизабет он самой подходящей кандидатурой считать перестал. Значит - поверил, что дыма без огня не бывает.
Именно после этого, теоретически потеряв обеих невест-Плантагенетов, он отправил записку к дочери Герберта.