Do or die
Возможно, некоторым гостям короля Вильгельма Руфуса было странно видеть снова в своих рядах епископа Одо. Как только распоряжение умирающего Завоевателя освободило этого неунывающего интригана из заключения в Нормандии, тот немедленно обеспечил себе возврат своих владений там, после чего пересек канал и получил обратно титул графа Кента из рук племянника. Нет, Руфуса не поразило слабоумие, когда он отдавал под контроль такому опасному родственнику стратегически важное южное побережье своего королевства. И да, он знал, что Одо сразу же обеспечил себе место советника при герцоге Роберте.

читать дальшеНо, похоже, он полностью унаследовал от отца невозмутимо спокойное отношение к неблагонадежным вельможам. Было ли это отношение следствием непоколебимой уверенности в своих силах, или отделением личных чувств от политики, или печальный факт, что благонадежных вельмож не существовало в природе – кто знает. Но фактом остается то, что епископ Одо снова был на коне в буквальном смысле слова. Вильгельм Руфус был уважительным сыном – если папенька распорядился, что Одо должен быть амнистирован, Одо был амнистирован. А остальное зависело только от него самого.
По какой-то своей странной логике, Одо решил, что он может быть одновременно советником не только у Роберта, но и у Руфуса. Тем не менее, место уже было занято Вильгельмом де Сен-Кале, принцем-епископом Дарема, которого нынешний король унаследовал от предыдущего. Как ни странно, Одо почувствовал себя уязвленным – в конце концов, он был членом королевской семьи, и ожидал, что племянник будет относиться к нему именно как к старшему родственнику, и будет слушать именно его наставления.
Обнаружив, что в Англии его перспективы, формально почетные, в плане влияния равняются нулю, Одо, возможно, и расстроился (что скорее выглядело в его случае как разозлился), но не растерялся. Он быстро нашел в Англии ту же группу баронов, с которой уже вел переговоры в Нормандии – тех, у кого владения были по обе стороны проливы. И речь не шла о захудалых барончиках, у которых в Нормандии остались опостывшая жена в полуразвалившемся «родовом гнезде». Если взять в качестве примера того же графа Нортумбрии, Роберта де Мовбрея, то его дядюшка ходил в епископах Кутанса. И этот дядюшка не поленился подхватиться на рождественский прием Руфуса, чтобы использовать планирующиеся на январь и февраль 1088 года заседания по основанию аббатства Сент-Мэри в Йорке. И всё только для того, чтобы доверительно побеседовать с Вильгельмом де Сен-Кале, который был реальной силой на севере Англии. Да и встретиться с племянником, графом Нортумбрии – что может быть естественнее.
Робер д’Э, старший сын и наследник графа д’Э, может, и не мог похвастаться размерами своего графства в Нормандии, но именно благодаря ему, в значительной степени, само завоевание Англии стало возможным – он дал Завоевателю флот в 60 кораблей! И Завоеватель не забыл этого участия, щедро наделив соратника замками и манорами в количестве не менее 70.
А вот что касается остальных участников восстания, то они тесно связаны отношениями друг с другом и с епископом Одо. Кто-то приходился кому-то родней, кто-то держал в Нормандии земли, принадлежавшие епископу Одо. Роберт, граф де Мортен, был родным братом Одо. Список можно продолжать до бесконечности, потому что легче сказать, кто из баронов-норманнов остался в 1088 году верен Вильгельму Руфусу (Алан Ричмонд, Роберт Ридланский, Хью Честерский, Генри Бьюмонт, Вильгельм Варенн и... архиепископ Йоркский Томас из Байё).
Именно размах заговора поддерживает моё личное впечатление, что ни личность Одо, ни качества Руфуса особой роли в нём не играли. Даже рассуждения о том, что бароны не могут быть вассалами двух сюзеренов, выглядят натянутыми именно в этом случае. Речь шла о гораздо большем, о принципиальном отношении к завоеванной территории. Похоже на то, что большинство баронов в 1088 году считали, что Англия должна стать просто провинцией Нормандии, управляющейся из Кана герцогом Нормандии, но никак не самостоятельным и независимым королевством. А герцогом Нормандии был Роберт, старший сын Завоевателя. То есть, ему и править новым «герцогством». А что же делать с коронованным королем странной провинции, вообразившей себя отдельным государством? Убить, разумеется.
Да-да, те же бароны, которые сидели при Завоевателе как мышь под метлой, теперь были готовы к убийству его сына. Не потому, что у них было что-то личное против именно Руфуса. Ордерик писал, что из двоих сыновей Завоевателя, Роберта просто-напросто сочли более управляемым и предсказуемым. Что интересно, в минус Руфусу было поставлено, помимо папашиного темперамента, «деликатное образование». Проще говоря, в глазах своих баронов Рыжий выглядел «шибко грамотным». Почему эти бароны не подняли вопрос ещё при жизни Завоевателя? Кто сказал, что не подняли. Демарш Одо, за который тот попал под арест, мог иметь причиной именно недовольство епископа решениями брата.
И я не думаю, что бароны просто боялись Завоевателя больше, чем Руфуса. Нет, для них Завоеватель был тем предводителем, который привел их к новым землям и новым богатствам – вождем, главной фигурой. Он дал им возможность стать магнатами, богатыми и влиятельными. При жизни Завоевателя, соотношение сил не изменилось бы до его глубокой старости, но уважение к вождю не переходит по наследству к его детям. Руфусу противостояли не те бароны, которых его отец привел в Англию. Руфусу противостояли магнаты, ищущие простейшего решения сложных вопросов, и вовсе не желающие сильного короля, который имел бы власть над ними, завоевавшими свой новый статус с оружием в руках.
Что характерно, сам Руфус, который был полностью в курсе происходящего, отлично понимал эмоции своих баронов. И смог выиграть на свою сторону Роджера Монтгомери. Он просто предложил Монтгомери логический паззл, по свидетельству Уильяма из Малмсбери.
Если бароны хотят больше земель и богатств, то почему бы им просто не обратиться к нему, своему королю. Ему не жалко, он даст. Да, собственно, и сама корона Англии ему постольку поскольку. Но если они полагают, что Завоеватель принял неправильное решение, сделав Англию независимым королевством, а его, Вильгельма Руфуса, королем, то этим они подвергают сомнению мудрость Завоевателя. То есть, мудрость человека, который сделал их магнатами. И если он, Руфус, недостоен быть королем, то они недостойны быть магнатами, не правда ли? Монтгомери принял решение остаться лояльным Руфусу.
Отличный пример для иллюстрации того, почему бароны сочли Вильгельма Руфуса слишком сложной штучкой для того, чтобы в его компании им было комфортно.
Явка баронов на королевский прием по случаю Пасхи была скудной, и начало беспорядков в Англии хронисты помещают на 16 апреля 1088 года. Ни одна летопись не перечисляет персонально, кто именно присоединился к восстанию, но Джон Вустерский описывает, как это выглядело. Мятежные бароны укрепили свои замки, и начали нападать из них на всех, с кем не имели договоренности.
Что сделал Руфус? Повел себя как король Англии, и обратился к своим подданным, к местному населению. Да, он пообещал им лучшие законы, чем они когда-либо имели, упразднение несправедливых налогов и пересмотр прав на охоту и рыбалку. Но, разумеется, никто не ожидал, что все обещания будут выполнены. Просто населению Англии было невероятно важно показать норманнам-победителям, что военная мощь англосаксов никуда не делась, и что они имеют право на административную независимость и своего короля, и вовсе не желают рассматриваться провинцией Нормандии.
Англосаксонские таны мгновенно мобилизовали армии, и вскоре у Руфуса было с кем призвать к порядку мятежников. Его положение укреплялось не только явной поддержкой местного населения и законностью его прав, но и военными талантами, в которых не сомневался ни он сам, ни его враги.
Стратегические решения Руфуса сильно облегчало то, что большая часть мятежников сгруппировалась вокруг Одо, на юго-востоке Англии. С одной стороны, эта локация могла позволить мятежникам обеспечить помощь с материка. И помощь даже была послана герцогом Робертом. Но, по какой-то загадочной причине, ни Роберт, ни Одо даже не предположили, что пролив охраняется! В деталях морское сражение не описывается, но Уильям из Малмсбери пишет, что несколько кораблей вторжения были потоплены, а остальные попытались сбежать, но не смогли поймать ветер. Он утверждает, что некоторые, не желая быть захваченными, просто утопились. Так это или нет – кто знает, но если так, то сделали это они совершенно напрасно.
Что касается других регионов, то там началась беспорядочная война всех против всех. Например, Генри Хантингдонский вызверился на епископа Кутанса за разорение Беркли, хотя на самом деле Беркли разграбил граф д’Э. Де Мовбрей раздраконил Бат, и осадил с дядюшкой Глостер, но Глостер отбился. Роджер Бигод разорял Восточную Англию, а Хью де Грандмеснил – Лестершир и Нортхемптоншир. Именно разоряли, сжигая всё на своем пути.
Если что-то в этом хаосе и стало неприятным сюрпризом для Вильгельма Руфуса, то это поведение его главного советника, Вильгельма де Сен-Кале. Какая муха укусила прелата – непонятно, но, скорее всего, это была «муха» по имени Одо. Не то чтобы принц-епископ Дарема напрямую восстал против короля, нет. Он просто втихую смылся в Дарем. Что ж, 12 мая Руфус издал распоряжение о конфискации земель де Сен-Кале за самовольную отлучку с рабочего места. Поведение советника, по-видимому, было не столько тактическим ударом для короля, сколько личным. Он полагал, что де Сен-Кале был не только советником, но и другом, которого он "унаследовал" от отца.

читать дальшеНо, похоже, он полностью унаследовал от отца невозмутимо спокойное отношение к неблагонадежным вельможам. Было ли это отношение следствием непоколебимой уверенности в своих силах, или отделением личных чувств от политики, или печальный факт, что благонадежных вельмож не существовало в природе – кто знает. Но фактом остается то, что епископ Одо снова был на коне в буквальном смысле слова. Вильгельм Руфус был уважительным сыном – если папенька распорядился, что Одо должен быть амнистирован, Одо был амнистирован. А остальное зависело только от него самого.
По какой-то своей странной логике, Одо решил, что он может быть одновременно советником не только у Роберта, но и у Руфуса. Тем не менее, место уже было занято Вильгельмом де Сен-Кале, принцем-епископом Дарема, которого нынешний король унаследовал от предыдущего. Как ни странно, Одо почувствовал себя уязвленным – в конце концов, он был членом королевской семьи, и ожидал, что племянник будет относиться к нему именно как к старшему родственнику, и будет слушать именно его наставления.
Обнаружив, что в Англии его перспективы, формально почетные, в плане влияния равняются нулю, Одо, возможно, и расстроился (что скорее выглядело в его случае как разозлился), но не растерялся. Он быстро нашел в Англии ту же группу баронов, с которой уже вел переговоры в Нормандии – тех, у кого владения были по обе стороны проливы. И речь не шла о захудалых барончиках, у которых в Нормандии остались опостывшая жена в полуразвалившемся «родовом гнезде». Если взять в качестве примера того же графа Нортумбрии, Роберта де Мовбрея, то его дядюшка ходил в епископах Кутанса. И этот дядюшка не поленился подхватиться на рождественский прием Руфуса, чтобы использовать планирующиеся на январь и февраль 1088 года заседания по основанию аббатства Сент-Мэри в Йорке. И всё только для того, чтобы доверительно побеседовать с Вильгельмом де Сен-Кале, который был реальной силой на севере Англии. Да и встретиться с племянником, графом Нортумбрии – что может быть естественнее.
Робер д’Э, старший сын и наследник графа д’Э, может, и не мог похвастаться размерами своего графства в Нормандии, но именно благодаря ему, в значительной степени, само завоевание Англии стало возможным – он дал Завоевателю флот в 60 кораблей! И Завоеватель не забыл этого участия, щедро наделив соратника замками и манорами в количестве не менее 70.
А вот что касается остальных участников восстания, то они тесно связаны отношениями друг с другом и с епископом Одо. Кто-то приходился кому-то родней, кто-то держал в Нормандии земли, принадлежавшие епископу Одо. Роберт, граф де Мортен, был родным братом Одо. Список можно продолжать до бесконечности, потому что легче сказать, кто из баронов-норманнов остался в 1088 году верен Вильгельму Руфусу (Алан Ричмонд, Роберт Ридланский, Хью Честерский, Генри Бьюмонт, Вильгельм Варенн и... архиепископ Йоркский Томас из Байё).
Именно размах заговора поддерживает моё личное впечатление, что ни личность Одо, ни качества Руфуса особой роли в нём не играли. Даже рассуждения о том, что бароны не могут быть вассалами двух сюзеренов, выглядят натянутыми именно в этом случае. Речь шла о гораздо большем, о принципиальном отношении к завоеванной территории. Похоже на то, что большинство баронов в 1088 году считали, что Англия должна стать просто провинцией Нормандии, управляющейся из Кана герцогом Нормандии, но никак не самостоятельным и независимым королевством. А герцогом Нормандии был Роберт, старший сын Завоевателя. То есть, ему и править новым «герцогством». А что же делать с коронованным королем странной провинции, вообразившей себя отдельным государством? Убить, разумеется.
Да-да, те же бароны, которые сидели при Завоевателе как мышь под метлой, теперь были готовы к убийству его сына. Не потому, что у них было что-то личное против именно Руфуса. Ордерик писал, что из двоих сыновей Завоевателя, Роберта просто-напросто сочли более управляемым и предсказуемым. Что интересно, в минус Руфусу было поставлено, помимо папашиного темперамента, «деликатное образование». Проще говоря, в глазах своих баронов Рыжий выглядел «шибко грамотным». Почему эти бароны не подняли вопрос ещё при жизни Завоевателя? Кто сказал, что не подняли. Демарш Одо, за который тот попал под арест, мог иметь причиной именно недовольство епископа решениями брата.
И я не думаю, что бароны просто боялись Завоевателя больше, чем Руфуса. Нет, для них Завоеватель был тем предводителем, который привел их к новым землям и новым богатствам – вождем, главной фигурой. Он дал им возможность стать магнатами, богатыми и влиятельными. При жизни Завоевателя, соотношение сил не изменилось бы до его глубокой старости, но уважение к вождю не переходит по наследству к его детям. Руфусу противостояли не те бароны, которых его отец привел в Англию. Руфусу противостояли магнаты, ищущие простейшего решения сложных вопросов, и вовсе не желающие сильного короля, который имел бы власть над ними, завоевавшими свой новый статус с оружием в руках.
Что характерно, сам Руфус, который был полностью в курсе происходящего, отлично понимал эмоции своих баронов. И смог выиграть на свою сторону Роджера Монтгомери. Он просто предложил Монтгомери логический паззл, по свидетельству Уильяма из Малмсбери.
Если бароны хотят больше земель и богатств, то почему бы им просто не обратиться к нему, своему королю. Ему не жалко, он даст. Да, собственно, и сама корона Англии ему постольку поскольку. Но если они полагают, что Завоеватель принял неправильное решение, сделав Англию независимым королевством, а его, Вильгельма Руфуса, королем, то этим они подвергают сомнению мудрость Завоевателя. То есть, мудрость человека, который сделал их магнатами. И если он, Руфус, недостоен быть королем, то они недостойны быть магнатами, не правда ли? Монтгомери принял решение остаться лояльным Руфусу.
Отличный пример для иллюстрации того, почему бароны сочли Вильгельма Руфуса слишком сложной штучкой для того, чтобы в его компании им было комфортно.
Явка баронов на королевский прием по случаю Пасхи была скудной, и начало беспорядков в Англии хронисты помещают на 16 апреля 1088 года. Ни одна летопись не перечисляет персонально, кто именно присоединился к восстанию, но Джон Вустерский описывает, как это выглядело. Мятежные бароны укрепили свои замки, и начали нападать из них на всех, с кем не имели договоренности.
Что сделал Руфус? Повел себя как король Англии, и обратился к своим подданным, к местному населению. Да, он пообещал им лучшие законы, чем они когда-либо имели, упразднение несправедливых налогов и пересмотр прав на охоту и рыбалку. Но, разумеется, никто не ожидал, что все обещания будут выполнены. Просто населению Англии было невероятно важно показать норманнам-победителям, что военная мощь англосаксов никуда не делась, и что они имеют право на административную независимость и своего короля, и вовсе не желают рассматриваться провинцией Нормандии.
Англосаксонские таны мгновенно мобилизовали армии, и вскоре у Руфуса было с кем призвать к порядку мятежников. Его положение укреплялось не только явной поддержкой местного населения и законностью его прав, но и военными талантами, в которых не сомневался ни он сам, ни его враги.
Стратегические решения Руфуса сильно облегчало то, что большая часть мятежников сгруппировалась вокруг Одо, на юго-востоке Англии. С одной стороны, эта локация могла позволить мятежникам обеспечить помощь с материка. И помощь даже была послана герцогом Робертом. Но, по какой-то загадочной причине, ни Роберт, ни Одо даже не предположили, что пролив охраняется! В деталях морское сражение не описывается, но Уильям из Малмсбери пишет, что несколько кораблей вторжения были потоплены, а остальные попытались сбежать, но не смогли поймать ветер. Он утверждает, что некоторые, не желая быть захваченными, просто утопились. Так это или нет – кто знает, но если так, то сделали это они совершенно напрасно.
Что касается других регионов, то там началась беспорядочная война всех против всех. Например, Генри Хантингдонский вызверился на епископа Кутанса за разорение Беркли, хотя на самом деле Беркли разграбил граф д’Э. Де Мовбрей раздраконил Бат, и осадил с дядюшкой Глостер, но Глостер отбился. Роджер Бигод разорял Восточную Англию, а Хью де Грандмеснил – Лестершир и Нортхемптоншир. Именно разоряли, сжигая всё на своем пути.
Если что-то в этом хаосе и стало неприятным сюрпризом для Вильгельма Руфуса, то это поведение его главного советника, Вильгельма де Сен-Кале. Какая муха укусила прелата – непонятно, но, скорее всего, это была «муха» по имени Одо. Не то чтобы принц-епископ Дарема напрямую восстал против короля, нет. Он просто втихую смылся в Дарем. Что ж, 12 мая Руфус издал распоряжение о конфискации земель де Сен-Кале за самовольную отлучку с рабочего места. Поведение советника, по-видимому, было не столько тактическим ударом для короля, сколько личным. Он полагал, что де Сен-Кале был не только советником, но и другом, которого он "унаследовал" от отца.
@темы: William II