Попробовала смотреть, осилила серий 6, треть из которых мирно проспала, и поняла, что с меня хватит. Вот казалось бы - есть все составляющие, от призраков до Нефритового Императора и Ямы, разыгрывающих партию судьбами людей. Есть злые духи и положительно-комические персонажи, есть ангелы смерти и злые силы, непонятки с рождениями и смертями, красивые кадры и пр. Но скучно становится уже на второй серии. Мне, во всяком случае. Так что не могу рекомендовать.
здоровье- сухожилия зарастут сами, на это нужно от года до двух.
- приступ головокружения был, почти наверняка, именно разовым "внезапным завихрением мусора" в вестибулярном аппарате. Чтобы исключить случайности, выдано направление на тест Холтера (суточное мониторирование ЭКГ). Другие причины (повышенное давление, щитовидка, диабет, дисбалланс калия и натрия) совершенно исключаются. Альтернатива "пережатие артерии мышечным спазмом" забанена как ненаучная.
- велено взять себя в руки и начать снова укрепление и разработку мышц и сухожилий хоть через не могу. Направление к физиотерапевту.
- к врачу следует обращаться с одной проблемой за раз. Дело даже не во времени, а в том, что врач просто не может одновременно сосредоточиться на 3-4 явлениях совершенно разного происхождения.
- МРТ и УЗИ в местных реалиях делаются только в случаях подозрения на повреждения и в порядке подготовки к операции. И ни в каких других случаях. Так называемое "полное обследование" - от лукавого и карман частникам. Не существует людей, чей организм работает как часы, у каждой особи есть многочисленные отклонения и повреждения. Вопрос в том, сломано ли что-то до такой степени, чтобы вызвать поломку всего организма. Если нет, то или само пройдёт, или человек научится с этим жить.
- эндокринолог, по результатам опроса, не нашла вообще показаний к обследованию.
_____________________
Итог: "как минимум наполовину нетрудоспособна на данный момент, но абсолютно здорова. Большинство людей - трудоспособны, но больны".
Наблюдение: внешность врача имеет значение. Красивый/приятный вызывает большее доверие.
Настроение: что-то между "ыыыыыы...." и "ой как здорово!"
Благородный принц Хавелок, спасенный от козней датского тирана самим Одином, женился на английской принцессе-сироте, которую английский тиран содержал как рабыню, и выдал за Хавелока, "самого длинного парня в королевстве", считая, что имеет дело с простолюдином. Всё закончилось счастливо, потому что в первую брачную ночь молодые увидели сны друг друга, и узнали, кто из них кто. Тираны были низвержены, гармония между Данией и Англией победила, и пара правила долго и счастливо.
читать дальше Пока Вильгельм Руфус разбирался с делами на севере и заговором де Мовбрея, неутомимый Эдгар Этелинг таки сумел посадить на трон очередного племянника из сыновей Малькольма – своего тезку, Эдгара. О том, как был наказан предприимчивый Эдмунд, выскочивший с помощью дядюшке Дональду против своего сводного брата Дункана, есть довольно неясные сведения. Вроде, Эдмунд был заключен в одном из клюнийских аббатств в Сомерсете, где стал монахом и прожил в этом качестве отпущенные ему Господом годы. Возможно, так оно и было – монашеский обет исключал его из любой подковерной интриги в сторону шотландского трона, и всем было этого достаточно. А вот дядюшка Дональд, стоявший за убийством Дункана, был то ли убит Эдгаром в качестве мести, то ли был ослеплен и умер впоследствии. В любом случае, ситуация в Шотландии временно вошла в берега.
Неизвесто с точностью, признавал ли король Эдгар МакМалькольм себя вассалом короля Вильгельма Руфуса, но запись о том, что Руфус назначает ему «командировочные» в размере 40-60 шиллингов в дни, когда Эдгар будет участвовать в качестве одного из лордов-администраторов при английском дворе, уже говорит о том, что отношения этих королей были вполне цивильными. И Эдгар, как минимум, принимал участие в церемониальном открытии Вестминстерского дворца (Westminster Hall) в 1099 году, и он прекратил все отношения с английским королевским домом после убийства Вильгельма Руфуса. Тем не менее, было бы явным преувеличением сказать, что это Руфус посадил Эдгара МакМалькольма на трон – заслуга полностью принадлежит энергии Эдгара Этелинга и дипломатическим талантам самого Эдгара МакМалькольма.
В ноябре 1097 года Вильгельм Руфус снова отплыл в Нормандию, и был там долго: королевские приемы на Рождество в 1097 и 1098 годах проходили там. Известно, что эти два года были мрачным временем для Англии. Погода 1098 года была ещё ужаснее, чем погода в 1097 году – непрекращающиеся дожди просто затопили все поля. Какая-то природная катастрофа там явно имела место, потому что Англосаксонские Хроники писали и о сентябрьском небе, которое было красным всю ночь, и о заливе в Фанчамстеде, пузырившемся «кровью». Но что король мог сделать с погодой? В конце концов, она была ужасна и становилась все хуже уже четыре года подряд.
Как минимум в 1096 году в стране были какие-то эпидемии, но вряд ли это была, все-таки, чума, о которой упоминает Уильям Малмсберийский. Скорее всего, просто загрязнились грунтовые воды, потому что нет сведений о том, чтобы произошла какая-то демографическая пертурбация. Но можно с уверенностью сказать, что основа общества, её сельскохозяйственный сектор, пострадал значительно, и это не могло не вызвать проблем, связанных с производством продуктов.
О том, что администрация короля не смотрела безучастно на происходящее, можно судить по тому, что не произошло типичных для «голодных» периодов крестьянских бунтов, и по тому, что налоги продолжали регулярно собираться. Но что именно было предпринято, мы не знаем, а сохранившиеся в монастырях записи просто критикуют то, что налоги в принципе собирались и в такие гиблые времена. Почтенная духовная братия то ли была не в курсе того, что без налогов государство просто развалится, то просто возражала в такой форме против обязанностей оказывать помощь своим арендаторам и прихожанам не только словом.
А вот в Уэльсе Хью Лестерский (то ли Хью де Гранмесниль, то ли, скорее всего, его сын с тем же именем) и Хью Шрюсберский (Хью Монтгомери) вышибли правителей Гвинедда и Повиса аж в Ирландию, и отвоевали Англеси.
Так что Руфус получил достаточно времени для того, чтобы постараться наладить дела в Нормандии. Но поскольку он был, всё таки, в первую очередь военным, начал он с укрепления и расширения своих наследственных прав, как существующих, так и потенциальных. И начал он с Вексена, находившегося между Францией и Нормандией, и принадлежавшему на тот момент Франции. Хотя еще в 1033 году Вексен бы отдан герцогу Нормандии королем Франции, после чего десятилетиями был более нормандским нежели французским графством. В 1092 году Филипп I Французский отдал Вексен своему сыну Луи, а вместе с эти подарочком на Луи свалилась и ответственность за оборону Вексена. То есть, в Вексене был, конечно, свой граф – Хью Вермандуа, брат короля Филиппа и сын Анны Ярославны, но Хью отправился в 1096 году в Первый крестовый.
Вообще, именно английских источников о баталиях Руфуса в Нормандии практически нет, но есть записи аббата Сюжера из аббатства Сен-Дени, которое имело значительные земельные владения в Вексене. И вот этот Сюжер утверждал, что Вильгельм Руфус был нацелен не на Вексен, а на французский трон. Современные историки пришли к выводу, что вероятность подобного плана имет право на существование. В конце концов, сам Вильгельм Руфус имел кровные связи с французским королевским домом, а принц Луи был единственным сыном Филиппа I.
Завоевания территорий, на которые у претендента есть какие-либо права, сильно отличается от просто завоевания враждебных территорий. Никто не подвергал сомнению права англичан вести территориальные войны в Уэльсе, потому что сам Уэльс был агрессивен по отношению к соседям. Подобные военные операции можно сравнить с современными нам превентивными ударами по суверенным государствам, которые практикуют современные нам США. И даже с лучшим обоснованием, потому что при рейдах Уэльса на пограничные районы Англии ущерб для Англии был конкретным.
Совсем другой была ситуация с Вексеном, на который у Вильгельма Руфуса были как бы легальные права. Он не мог вторгнуться в графство, как на враждебную территорию, ему надо было искать там союзников. Или покупать. И это не считалось по тем временам чем-то позорным – в потенциально спорных случаях, каждый феодал имел право поддержать ту сторону, которая даст ему больше. А уж легально обосновать нарушение вассальной клятвы, ссылаясь на то, что нынешний сеньор не выполняет все параграфы договора, всегда найдутся.
Абатства тоже были крупными феодалами, причем их-то вообще не связывало с местными сеньорами ничего, кроме вполне земных интересов и интересов Святейшего Престола, которые были не всегда понятны даже самому Святейшему престолу, который не был чем-то единым, а состоял из отдельных клик, каждая из которых имела свои интересы. Поэтому аббатства не стеснялись, когда их пытались подкупить. Аббаты Вексена были готовы поддержать дело Руфуса за данные в дар ризницы или их денежный эквивалент. И ради этих даров смиренные братья были готовы последовать за потенциальным дарителем в любое военное пекло. Один монах по имени Ричард, из Saint-Germer-de-Fly, с аббатством которого Вильгельм договорился ещё в 1096 году, догнал Руфуса во время похода в Уэльс, и не отставал до тех пор, пока король не выдал распоряжение аббатству Баттл Эбби дать отчаянному лоббисту 10 фунтов. Это было выполнено, но теперь уже Баттл Эбби послало к королю двух монахов с претензией на тему «почему другим дают, а у нас отнимают». Аббатство возражало против распоряжения Руфуса сдать в казну драгоценные украшения реликвий. Но в данном случае Руфус, который сам являлся покровителем аббатства, основанного Завоевателем, не уступил - Saint-Germer-de-Fly находилось в стратегически важном месте, и поддержка этого аббатства была важна для короля, относительно чего аббат был в курсе.
Непосредственный поход на Вексен начался в конце 1097 года. Руфус потребовал от Франции сдачи Шомона, Мантла и Понтуаза – главных городов-крепостей Вексена, на которые он заявил свои права. Естественно, Филипп I отказался. Тогда Руфус, на законных основаниях, пересек границу и начал строить Жизор, с целью нейтрализовать доминирование Шомона. Ну как начал строить... Конкретно место и дизайн выбирал Роберт Монтгомери, сеньор де Беллем, с которым сыновья Завоевателя успели повоевать и вместе, и против.
В принципе, герцога Роберта этот Роберт де Беллем сильно не уважал, но спас, когда против того восстал Руан. С королем Вильгельмом Руфусом они встретились в 1088 году как враги, но потом стали и оставались если и не друзьями, то союзниками. Вообще-то этот сеньор де Беллем был, говорят, сущим чудовищем, но воевать он умел. Настолько, что в недалеком уже будущем, когда Генри I (с которым у этого де Беллема была взаимная ненависть) выслал его из Англии, и попросил герцога Роберта арестовать де Беллема в Нормандии, тот герцоговы войска... разбил, да ещё и принудил того к довольно унизительному миру, получив назад всё конфискованное и кое-что сверх конфискованного. Что, опять же, не помешало ему вновь попытаться спасти своего герцога, когда Генри I начал захват Нормандии. И на этот раз, сеньор де Беллем не преуспел. В 1106 году Генри I захватил и заключил пожизненно старшего брата, а через пять лет – де Беллема, прибывшего к нему послом от французов. Правда, де Беллем и тут натянул нос старому врагу, прожив в заключении не менее 19 лет, и дожив, как минимум, до возраста 76 лет. То есть, если и не пережил хитрого Генри, то смог порадоваться его несчастьям.
Но в 1097 году де Беллем начал строить Руфусу Жизор, а Руфус отправился с ним в графство Мэн. Там у де Беллема были разногласия с графом Эли де Божанси, которые сами по себе Руфуса волновали мало. Но вот зодческие проекты графа Эли по возведению нового замка Данжел, а также его дружба с Фульком Анжуйским и новым архиепископом Ле Мэна Хильдебергом, направленная против Нормандии, Руфуса, как управляющего Нормандией, очень даже касались. В конце концов, Завоеватель посадил над графством своего сына Роберта уже давным-давно. Впрочем, доругиваться с графом Эли Руфус оставил де Беллема, а сам вернулся в Руан, куда де Беллем в апреле 1098 года и доставил захваченного им в плен Эли де Божанси. Руфус отправил де Божанси в почетное заключение, но теперь столицу графства захватил Фульк Анжуйский, женатый на дочери Эли, и посадил туда своего сына Жоффруа. Того самого, который потом станет основателем династии Плантагенетов.
Руфус, не выходя из роли управляющего делами брата, собрал совет и спросил, что, по их мнению, надо делеть с Вексеном и Мэном. Совет решал, что Мэн надо вернуть под руку Нормандии. Ну что ж, войско собрали, столицу Мэна осадили. И даже захватили около 140 анжуйских рыцарей и 4 кастелланов, что было неплохим поводом начать переговоры с Фульком. Прибывший на место Руфус распорядился, первым делом, отпустить на свободу рыцарей и устроить совместный пир, что не вполне понравилось нормандским баронам. Томящемуся в своем почетном заключении графу Эли рыцари были безразличны, но его испугала мысль, что Руфус и Фульк могут договориться между собой в ущерб его интересам. Вильгельм Руфус рявкнул на разбалованных братом баронов, что правил чести рыцаря никто не отменял, так что лучше им замолкнуть и сесть за стол с анжуйцами. А с графом Эли договорился так хорошо, что получил контроль над Ле Мэном и другими городами, которыми владел Завоеватель. И вступил в столицу с превеликой помпой, в сопровождении тысячи рыцарей. А потом поспешил в Руан, чтобы проконтролировать освобождение графа Эли.
В принципе, Эли де Божанси предложил Руфусу хорошую сделку. Он был готов войти в the familia regis, и заслужить делами возвращение графства Мэн под свое начало. Это вполне подходило Руфусу, потому что бездарностью граф Эли отнюдь не был. Но такой план не подходил Роберту Лестерскому (де Бьюмонту/Бомону), графу Мёлана, который видел в лице де Божанси конкурента. И он попытался убедить Руфуса, что, что графу Эли доверять нельзя (и был в этом прав, собственно, но, как показала история, сам Роберт Лестерский заслуживал ещё меньшего доверия, вот только Руфус об этом и не подозревал). Всё закончилось тем, что Руфус просто отпустил Эли де Божанси на все четыре стороны. Данную версию предложил потомкам Ордерик.
Уильям Малмсберийский описывает этот же инцидент более драматично. По его версии, граф Эли прибыл мрачным и небритым, и фыркающим, что он попал в плен благодаря случайности, а не военному искусству, и что как только его освободят, он всем покажет. На что Руфус ответил: «Да ты шутник. Ну что ты можешь? Брысь, брысь, убирайся. И, клянусь святым ликом Лукки, если ты меня достанешь, я не попрошу ничего за то, что отпускаю тебя сейчас». Мило, но далеко от реальности, если учесть, что Эли оставался важной фигурой и тестем Фулька. А его дочь – наследницей графства Мэн. Не говоря о том, что абсолютно все источники того времени рисуют Вильгельма Руфуса человеком, строго придерживающимся кодекса рыцарской чести. Так что подобный диалог Эли и Руфуса, под редакцией Уильяма из Малмсбери, просто не мог состояться.
Жоффрей Гаймар, писавший в 1150-х - 1150-х годах, предлагает свою версию. Вроде, Эли де Божанси утверждал, что если бы он не был в плену, его столица никогда не оказалась бы в руках Руфуса, потому что нет в мире такого короля, которого он, Эли, не смог бы победить. Услышав о таких заявлениях, Руфус вызвал графа, и спросил, действительно ли тот заявлял нечто подобное. Граф Эли гордо ответил, что совершенно уверен в своих способностях. Тогда Руфус рассмеялся, и распорядился отпустить графа, вернув ему Ле Мэн и другие замки, с условием, что тот начнет против него, Руфуса, войну. И пусть победит сильнейший. Но когда Эли де Божанси вернулся в столицу, его бароны, боящиеся Руфуса как льва, посоветовали ему не рыпаться, а передать отданное ему обратно королю, и признать вдобавок Руфуса своем господином. А поскольку граф Эли никогда не шел против своих баронов, он подчинился.
Версию Гаймара, тем не менее, надо воспринимать не хроникой, а моральной притчей о том, что благородное и куртуазное решение конфликтов всегда лучше войны – Жоффрей Гаймар был не только и не столько хронистом, сколько романистом (его перу принадлежит Havelok the Dane).
В любом случае, графство Мэн подчинилось власти Вильгельма Руфуса, действующего там в качестве правителя Нормандии, удивительно легко.
В блог Малки Лоренц (malka-lorenz.livejournal.com) пишут люди, которые столкнулись с проблемой или ситуацией, для решения которой нужен коллективный разум и краткий, зачастую жесткий вердикт самой Софии. Большая часть писем никак для меня не откликается, но вот встретилось одно, которое заинтересовало:
В деревню, в глушь...Мне сорок пять лет, муж на десять лет старше. Он вышел на пенсию по выслуге. Живем в большом городе, в областном центре. Квартира мужа, ему подарена его мамой. То есть в ней нет моей доли собственности. У меня при вступлении в брак была однокомнатная квартира, мы ее все время сдавали. Сейчас там живет дочь с мужем и ребенком. И вот мой муж надумался продавать квартиру и купить усадьбу в селе, которую присмотрел, т.к. уже много лет мечтает жить на природе в своем добротном доме с заботливой, хозяйственной женой. Я в ужасе. Я совершенно не сельский житель. Мне приходилось жить по несколько месяцев в селе в связи с семейными обстоятельствами в юности, и я не знала там, куда себя деть. Я еще могу вытерпеть немного огородных работ, но сама жизнь в деревне меня совсем не прельщает. С мужем отношения неплохие, но сейчас, когда я заявила, что меня такая перспектива не устраивает, он на меня страшно обиделся. К тому же я говорю, что работу бросать не собираюсь, пусть это не бог весть что и зарплата не очень большая, но я привыкла и к ней, и к существующему жизненному укладу. Я люблю бывать в театре, в музеях, это отчасти связано с моей работой. Конфликт с мужем нарастает, и я опасаюсь, что он, с его упорством и желанием осуществить свою мечту, волевым решением продаст квартиру (уже есть покупатель, и не один) и просто загонит меня в угол: или едь со мной в село, или живи, как знаешь. А жить мне просто будет негде, я не выгоню дочь на улицу , а на мою зарплату можно снять квартиру – но и только . Денег останется разве что всего лишь на хлеб – буквально. Не знаю, что делать.
Ну вот, я же сама оказалась в деревне 18 лет назад, и теперь меня отсюда не выкурить)) Поэтому радостно посоветовала отбросить сомнения и попробовать, жить на природе - классно! Но вот теперь уже пару дней дискутирую с кем-то, кто видит ситуацию совсем по-другому.
Если кратко, то мой оппонент видит даму беспомощной заложницей ситуации, и категорически считает, что ей надо слать такого мужа-тирана лесом, и вырываться из рабства (каким-то образом). Вот, собственно, наша переписка: malka-lorenz.livejournal.com/577596.html?view=4...
Ну понятно, что мы просто видим жизнь по-разному. Плюс, ещё один момент, который я не стала педалировать там из опасения, что письмо реальное, и написавший читает комментарии - для любительницы культуры, дама пишет простенько. То есть, там не потомственная интеллигентка в дцатом поколении, которая может упасть в обморок при виде дождевого червя. Женщине тупо не хочется ничего в жизни менять, а менять-то придется в любом случае.
рабочееВ мае расформировывают самую скандальную в нашем околотке бригаду, с которой не смогли справиться не менее четырех довольно разных по стилю начальниц. Массовые невыходы на работу (три дня как бы можно болеть без больничного), вечные склоки по поводу рабочих графиков и листов. И пять человек оттуда придут к нам. И 35 пациентов. Расширят площадь, на которой будет работать наша обновленная бригада. Плюс, наша новая начальница решила внезапно сходить в декрет, уходит в июле. Сначала в отпуск, потом в декрет. То есть, в течение года у нас будет уже четвертый босс.
Стиль руководства нынешней боссихи (через электронную почту, живьем мы её раз в неделю видим, в лучшем случае) уже привел к тому, что бабы наши глотки друг другу грызут, и ходят делегациями друг на друга жаловаться - каждому кажется, что его грузят сильнее остальных. Что будет, если в эту бодягу вольются допольнительные дрожжи скандалов и раздоров - страшно представить. И даже интересно, куда этих пять человек будут вталкивать чисто физически? Ведь получится более 30 человек на офис, ютящийся в маленькой трешке. И 3 компьютера, потому что остальные 4 заняты фельдшерами. Да, у нас и сейчас не меньше фрилансеров слоняется, но они хотя бы компы не занимают.
Мне, конечно, до конца года подрываться прочь не с руки. Нагрузить больше положенного меня не имеют права. Но наверняка начнут прессовать с графиком работы и сменами. Но я-то всегда могу выскочить на больничный, потому что, положа руку на сердце, я не нахожусь в рабочей форме, и работаю через не могу чисто из-за денег и потому, что уж 2-3 часа я как-нибудь выдержу. Тем не менее, постоянные завихрения в рабочем пространстве начинают изматывать. Кому ж приятно работать в коллективе, где часть коллег друг с другом не разговаривают, а если разговаривают, то орут. Но ведь никуда не податься, пока я в таком состоянии, что не могу работать с полной нагрузкой. И, честно говоря, не думаю, что буду когда-нибудь в состоянии, потому что нагрузки всё растут, и болевой порог они уже превысили у всех. Молодежь справляется так, что делают работу очень поверхностно. Зачастую, даже не подключая мозги к тому, что делают. Те, кому за 40, изнуряют себя повторами сентенций, как дерьмово всё стало. Но поскольку говорят они между собой, никакой пользы от этой говорильни нет, а вот вред - да, потому что они себя взвинчивают. Так, воду в ступе толкут, и возмущаются, почему это на выходе не получается масла.
Я пока соблюдаю строгий нейтралитет, зарываясь в работу с бумагами, или неспешно работаю с пациентами. Получилось даже так, что молодая делегация ходила требовать, чтобы распределением работ занималась я, как хорошо знающая "клиентуру" и её особенности. Но веб-допуск к системе электронных программ для города платный, и третьего нам не дают. А те, кто положенные два допуска имеют, будут держаться за них когтями и зубами. Ну, посмотрим, как всё это будет развиваться. Пока мне сдается, что я дорабатываю до конца года и смываюсь куда-нибудь (на полную или частичную инвалидную, в худшем случае). Но всегда есть шанс, что случится что-нибудь неожиданное.
Задачка на логику. Два мальчика ссорились из-за песочницы. Вообще-то они ссорились из-за того, кто из них самый пацанистый пацан во дворе, но право играть в песочнице было хорошей причиной сделать их наскоки друг на друга конкретными. И весь двор, затаив дыхание, следил за развитием их конфликта. Вообще-то, большинство детей во дворе в этой песочнице больше не играли, но всем было интересно, кто кому нос утрет.
И вот как-то, под покровом ночи, один из мальчиков позвал двух других на дело. И нагадили они в трех углах песочницы. Не то чтобы эти позванные были друзьями гадящего мальчика. Нет, они его даже терпеть не могли и боялись, но им было лестно, что он их позвал. Другого мальчика они тоже терпеть не могли и боялись, так что нагадить в песочнице ему назло было даже приятно.
Вопрос: что должен сделать умный мальчик, обнаружив, что предмет его ссор с другим мальчиком завален дерьмом?
По-моему, просто пожать плечами и найти себе другую компанию и другую песочницу. А с дерьмом пусть разбираются те, кто его наделал, и хозяин песочницы. Разве нет?
Очень увлекательный сериал, "Тот, кто не спит". Какой-то он необычный. Чем-то в "Тайный город" отдает, что ли. Главгерой там шибко карамельный, чтобы нравиться, но вот химия между таинственными (пока, я 4 серии посмотрела, а там 2 сезона по 16) Шефом и ещё более таинственным Достоевским - это нечто. Вот просто смотрят, ленивыми фразами обмениваются. Один весь такой сумасшедше-богемный внешне, другой - типичный деловой, а глаза у обоих от совсем других личностей. Чисто развлекательный сериал, если что, без претензий на большее, но взбадривает.
Хотя внимание историков привлекают больше всего военные действия и внешняя политика королей, фундамент успеха этих действий всегда строится в совсем другом слое – в области экономической политики королевства. И царствование Вильгельма Руфуса не было исключением. В его распоряжении было несколько источников пополнения казны. Во-первых, удержание за короной освобождающихся епископских и прочих бенефиций, связанных с клерикальными назначениями, на долгие годы. Во-вторых, это были взносы за вступление в права наследства и назначения на должности, подразумевающие вступление в права владения обширными недвижимостями и участками земли.
Эта замечательная картина от 1460 года иллюстрирует одну романтическую сказку. Некий император женился на дочери короля Арагона, которой вскоре приглянулся его придворный граф. Когда женатый граф отверг поползновения императрицы, она обвинила его в попытке изнасилования, и слишком приверженного семейным ценностям графа казнили через отсечение головы. Но его жена явилась ко двору, и потребовала реабилитации имени мужа, согласившись на испытание раскаленным железом. На картине она сжимает пылающий брусок нежной ручкой, без всякого для себя вреда. Император убедился в невиновности графа, а императрицу сожгли как убийцу-прелюбодейку (см. на заднем плане)
читать дальшеВ-третьих – работа короля в качестве арбитра в имущественных спорах между крупными землевладельцами, в выдаче королевского разрешения на браки наследников крупных состояний, а также вдов, унаследовавших крупные состояния. А ещё были нудные и головоломные разборы дел крупных арендаторов, не справившихся со своими обязанностями, и нанесшими этим ущерб королевской экономике.
Вообще, работа короля в качестве арбитра была очень изобретательным методом контроля над феодальной системой взаимозависимости сеньоров и вассалов. Подразумевалось, что подчинение королю, сеньору сеньоров, всегда идет впереди подчинения своему непосредственному сеньору, и королевский арбитраж был действующим подтверждением этому правилу. Впрочем, оба Вильгельма, Завоеватель и Руфус, не очень любили понятия типа «подразумевается», и в их правления каждый вассал скреплял печатью не только вассальную клятву своему сеньору, но, одновременно, и вассальную клятву королю. Чтобы никто не смог потом заявить, что действовал в чем-то против короля, только выполняя вассальную клятву своему сеньору.
Но истинная оперативная способность государственной экономики базируется на хорошо работающем налогообложении, и король искал возможноти оптимизации этого налогообложения при помощи вездесущего Фламбарда.
В задачу умных королей, в общем-то, вовсе не входит обнищание налогоплательщиков. Тем не менее, государственная казна при любом режиме испытывает постоянные трудности в балансировании доходов и расходов. Особенно страна, чье благосостояние зависит от аграрной политики, на которую влияют, в свою очередь, совершенно непредсказуемые погодные факторы. В 1097 году ситуация выглядела плохо. Деньги были нужны в большом количестве, но отвратительная погода испортила посевную, и лето не обещало нормального урожая даже с того, что посеять удалось.
Фламбард начал эксперимент, где одновременно была произведена оценка владений, перечисленных в описях от 1094 года, в денежном эквиваленте, назначена помощь особенно сильно пострадавшим во время посевной областям, и перераспределены сами владения по всему королевству. В собственных владениях, он продолжал политику уменьшения административных должностей до того минимума, который действительно необходим в управлении. Это тоже было своего рода важным экспериментом, ради которого Фламбард на несколько лет отказался от карьерного продвижения.
Фламбард (и Руфус, разумеется, по мандату которого Фламбард действовал) хотел добиться стройности в системе налогообложения, при которой главными налогоплательщиками были бы главные арендаторы, которые, в свою очередь, сами взымали бы налоги со своих мелких суб-арендаторов. Это было хорошим решением, потому что у отдельно взятого мелкого фермера не было серьезной возможности скопить своего рода денежную подушку безопасности, которая в плохой год помогла бы ему расплатиться с налогами и долгами. У крупных же арендаторов такая возможность была, как и возможность гибко собирать налоги со своих мелких арендаторов, учитывая особенности и реалии каждого года.
То есть, при такой системе доход в государственную казну становился более или менее предсказуемым, и менее зависимым от капризов каждого сельскохозяйственного года. Уменьшая количество чиновников, Фламбард одновременно регулировал и расходы казны и раздробление земель. Ведь редко какой бюрократ получал свое жалование деньгами, за каждой должностью были обычно закреплены мелкие (и не очень) земельные владения, с которых этот чиновник и кормился.
Другой попыткой сделать планирование расходов возможным, был отказ от использования ополчения в качестве военной силы. Руфус обратился в народу в этом плане только однажды – в 1088 году. И перешел затем на использование профессиональных наемников. Дело было и в том, что гибель собственных подданных в войнах была чревата многими бедствиями экономики и демографии, и в том, что обучение, снабжение и переброска условно бесплатного контингента ополчения вылетали в копеечку, и обходились, в конечном этоге, не намного дешевле наемников. Так народное ополчение стало просто силами народной обороны побережий Англии.
Опять же, использование наемников и отказ от ополчения укрепляли королевскую власть по отношению к собственным дворянам. Таким уж было то время, что конфликты между землевладельцами происходили постоянно, и зависимость короля от военной силы, которую мог предоставить каждый из его вассалов, исключала бы любую тень справедливости в решении этих конфликтов – правым всегда бы оказывался тот, чья поддержка королю была важнее. А это, в свою очередь, привело бы к общему недовольству правлением. Судя по тому, что в правление Вильгельма Руфуса не было зафиксировано никаких широких брожений среди населения, стратегию управления он выбрал правильную. Очень интересным было положение бенедектинских монастырей, которые довольно часто обращались с петициями к королю. Бенедектинцы были обязаны поставлять рыцарей на королевскую службу, но им запрещалось использовать военную силу в местных конфликтах.
Излишне говорить, что все королевские распоряжения по делам, о которых были направлены петиции, были платными. Хотя навскидку не могу сказать, кто именно платил – то ли проигравшая сторона (современная нам практика), то ли сторона, подавшая петицию (и эта практика существует в современном законодательстве), то ли плата за петицию была, как и сейчас, фиксированной, а решение короля оплачивала проигравшая сторона.
Вообще, Руфус очень серьезно относился к законодательству, и очень строго – к попыткам шерифов взять закон в свои руки, руководствуясь чисто шкурными интересами. Именно в его царствование была изобретена должность юстициария. Правда, юстициария локального, следившего за исполнением законов в отдельных городах или областях. Ещё одной инновацией были выездные юстициарии, выезжавшие на резонансные судебные процессы и даже заседания органов местного управления. А участие местных землевладельцев в органах управления диктовал закон, хотели они того или нет. Можно легко вообразить, что люди по своей природе властолюбивы достаточно, чтобы рваться даже к малой власти, но если это и правда, то участие в административной деятельности подразумевало определенные расходы, поэтому, по большей части, участвовать в подобных мероприятиях обязывали две группы населения: тех, кто был достаточно богат, и тех, кто был локально влиятелен. К последним причислялись потомки семей, упоминавшихся как участвующие в органах управления в списках последних лет царствования Эдварда Исповедника.
Суды разбирали, по большей части, имущественные вопросы и вопросы, связанные с недвижимостью, но встречались иногда и чисто уголовные процессы, или преступления типа нарушений указов о браконьерстве. В одиннадцатом веке, похоже, ни у кого разбираться в этих делах не было ни времени, ни желания, так что использование ордалий (испытанием огнем, в данном случае) было популярно для вынесения приговора. Говорят, что шансы пройти эти ордалии было 50/50. Во всяком случае, зафиксирована шутка Руфуса, просматривающего статистику оправданий, что он больше не верит в беспристрастность Бога – наверняка того подкупают возносимые к нему молитвы. Но в данном случае Руфус был в хорошей компании – против ордалий высказывался ещё папа Александр II в 1060-м, затем их критиковал Иво Шартрский и другие, и в начале тринадцатого века от ордалий в роли мерила невиновности отказались вообще.
Тем не менее, сделать расходы королевской казны предсказуемыми было невозможно, они зависели от постоянно меняющихся ситуаций в политике, и поэтому нужна была система быстрых займов. В одиннадцатом веке такие быстрые займы могли обеспечить только евреи-ростовщики, которые расширяли свои денежные операции из Руана в Англию на протяжении уже нескольких десятков лет. Рост городов подразумевал рост необходимости капиталовложений и быстрых займов для денежного оборота, а христианам подобную деятельность (занимать деньги под проценты) однозначно запрещала церковь.
Интересно, что корона выплачивала свои долги еврейским ростовщикам без процентов. Очевидно, компенсируя эти проценты покровительством еврейским диаспорам. А это покровительство было нужно как для взыскивания долгов с агрессивных должников, так и в виде защиты против нападок христианской церкви. Собственно, эти нападки существовали, по большей части, в виде попыток давления разного рода на евреев с целью обращения их в христианство, и поэтому почти до середины тринадцатого века в Англии существовал королевский запрет на подобные обращения. Не то, чтобы этот запрет не нарушался. Во всяком случае, в те годы, когда Руфус управлял Нормандией, к нему в Руане обращались представители еврейской общины с рапортом о совершившихся полунасильственных обращений евреев в христианство, и он, за денежную компенсацию (штраф, собственно), разрешил новокрещенным вернуться в иудаизм. Впрочем, отвергнувших веру предков ожидала вообще конфискация их имущества – хотя бы теоретически.
Хотя были и случаи, когда обращенные в христианство молодые евреи категорически отказывались от подобного возвращения в лоно иудаизма. Известна одна история, рассказанная, правда, биографом Ансельма, о том, как один пожилой еврей из Руана попросил короля вернуть в веру предков своего сына, за 60 серебряных марок. Руфус вызвал молодого человека, и велел ему быть послушным отцу и вернуться в веру предков. Но юноша довольно резко заметил, что подобные слова из уст короля-христианина звучат неудачной шуткой, и категорически отказался отвергнуть христианство даже под угрозой наказания от разозлившегося короля. Руфусу пришлось махнуть на этот случай рукой, но он потребовал от отца новообращенного плату за свою попытку. «Я свою работу сделал», - заявил король. Но старый еврей таки обладал не менее упрямым характером чем сын, и возразил королю, что результат работы оказался со знаком минус, потому что сын озлился на отца ещё сильнее, так что он не видит, за что он должен платить. В результате довольно громкого спора, король и еврей сошлись на том, что за работу Руфус заслужил 30 серебряных марок.
Произошел ли этот случай в действительности, или Эдмир его выдумал, но ситуация с еврейской общиной в Руане действительно требовала немедленного вмешательства короля. Когда в 1096 году туда собрались крестоносцы, отбывающие в Святую Землю вместе с герцогом Робертом, в Руане начались еврейские погромы. Вряд ли из христианского пыла, уж скорее чисто ради возможности быстро раздобыть денег для экипировки, но церковь воспользовалась ситуацией, начав энергичные обращения еврейской молодежи в христианство. Тем не менее, Руфус, понимающий небходимость спокойного функционирования этого «банковского сектора» своего времени, видел своей задачей защитить еврейскую общину от любых посягательств, сохранив её целостность, так что он вполне мог приказать вернуть новообращенных в веру предков. Естественно, церковные хронисты использовали это в создании негативной репутации Вильгельма Руфуса.
Есть ещё история, рассказанная Уильямом из Малмсбери о том, как в Лондоне Руфус однажды, принимая по случаю какого-то праздника подарки от местного еврейского сообщества, разговорился с евреями по поводу теологии, и увлекся настолько, что пожелал открытого теологического диспута между иудеями и христианами, добавив со смехом, что если иудеи победят в этом диспуте, то он сам перейдёт в иудаизм. И такой диспут действительно состоялся, хотя знают о нем и его участниках немногие. И всё из-за того, что Жильбер Криспин, аббат Вестминстера, был очень осторожным хронистом (см. его биографию здесь: ia801407.us.archive.org/22/items/gilbertcrispin...).
Насколько можно понять, христианское духовенство Англии не восприняло слова короля шуткой, и епископы реально нервничали во время диспута. Кажется, обе стороны держались достойно и на равных, потому что Криспин присудил победу христианской партии только на основании того, что некий юноша из еврейской диаспоры не только перешел в христианство после диспута, но и стал монахом в Вестминстерском аббатстве. Что дало повод раввинам фыркнуть, что в диспуте победила не логика, а фанатизм.
на жизнь жалуюсьУтром проснулась в странном состоянии - мир вокруг раскачивается, иногда сильнее, иногда слабее. Такое впечатление, что мозги не успевают за движением, что ли. Или движение за мозгами. В любом случае, пришлось ехать к "привратнику" - врачу неотложки, который сортирует, кого отправить домой, а кого - на настоящее лечение. Меня отправили домой. С советом пить ибупрофен и релаксанты, и с больничным на те самые три дня. Попыталась покачать права, потребовав направление на обследование. Получила гневную отповедь, что на меня уже потрачено более 15 положенных мне минут, и что ни один невролог не примет направления с учетом моего нынешнего состояния, даже если врач его напишет. А показаний на MRI или томографию врач не видит, и он не для того, чтобы выполнять хотелки больных, а для того, чтобы отсортировывать тех, кто нуждается в немедленном лечении. Я, по его мнению, не нуждаюсь. Я была в таком ужасе, что разрыдалась. Никто меня утешать не стал. Врач просто ушел.
Дома написала послание ведомственной фельдшерице. Она - привратник между мной и врачом-терапевтом, который, в свою очередь, привратник при воротах врачей-специалистов. Спросила, не хватит ли пичкать меня болеутоляющими и релаксантами, и не пора ли уже начать лечить? Посмотрим, что ответит и ответит ли. Боюсь, что всё бесполезно, добрый доктор не придет.
Мир вокруг продолжает раскачиваться при малейшем повороте головы. Давление выше нормального моего, 157-151/80+, но теперь я точно знаю, что у меня в порядке сердце (ЭКГ сделали), и что SPO2 98%, что для курильщика несколько неожиданно хорошо. Кажется, я дозрела до настаивании воды на лунном свете
когда наперекосяк идет практически всё. Вот вчера такой день и был.
Нет, картинка к тексту отношения не имеет, просто понравилась.
читать дальше Для начала, наша йуная начальница снова волевым решением отправила весь персонал на лекцию. Не поверите - на лекцию по писательству. Не спрашивайте, почему. Пишем-то мы много, но наши тексты довольно специфичны. Среди опций дня и места было вчера и в нашем здании. Но где именно на территории комплекса - не было указано, а мест там хватает. Предыдущие два дня я была выходная, так что начала утром звонить. Шефиня не отвечает. Распределительца работ не отвечает, коллеги не знают. Пришлось выехать так, чтобы в 13:00 быть на месте, то есть на час с хвостиком раньше. Приехала. Нет, никто не знает. В конце концов, выцепила шефиню и выяснила место. Прихожу туда. Снова никто ничего не знает. Потом нашелся кто-то, у кого инфа была. Оказывется, лекцию вообще отменили. Потому что начиналась она в 12, а не в 13:30, как нам было объявлено. В общем, я была в полной ярости. И хрен я пойду на эту лекцию в другие дни - я уже попыталась, и не моя вина, что ничего не состоялось.
Потом на мою долю выпало быть старшей по смене, то есть, таскать с собой телефон дежурный. Который звонил всё время. Пять раз позвонила одна бабка, интересовалась, кто из медсестер придет вечером. Я знала, что придет сомалийка из фрилансеров, но говорить об этом не собиралась - бабка практически сошла с ума от одиночества, но отказалась от муниципального хосписа на том основании, что там персонал слишком укомплектован цветными. То есть, с точки зрения официальной линии, отказ был немотированным, а это отбрасывает в конец очереди. Так что это чудо всё еще у нас. Очень плохо слышит, почти не видит, но без маразмов, что в её случае совсем не счастье. Дети есть, и участие в её жизни в какой-то степени принимают, но бабка настолько тяжелый человек, и с ней настолько затруднительно общаться, что видятся они совсем редко. В шестой раз бабка позвонила, когда медсестра уже была у неё. Но там был чисто рабочий момент со снотворным, и всё прошло удивительно мирно, она даже не обругала Фадму обезьяной, что позволяла себе ещё год назад.
Потом звонила коллега, что она уже 20 мин под дверью одной пациентки с шизофренией, а та не открывает, то есть, у неё весь график наперекосяк, и нужна помощь. Почему-то она ожидала, что эту помощь должна организовать я. Пришлось разочаровать, у нас народ между собой договаривается о помощи, старший по смене просто получает в нагрузку этот чертов дежурный телефон. Пациентка эта, кстати, бесит меня до невозможности, хотя я её в глаза не видела. Дать ей хранящиеся в офисе лекарства - это 10 минут в распределении работ. На самом деле, чаще всего ожидание под дверью занимает, как правило, 20-40 минут, что в распределении обходов не учитывается. Если эта тетка что-то делает (смотрит сериал, пылесосит, ужинает), она просто не откроет, пока это дело не закончится. Когда она в полу-психозе - не откроет потому, что воображает, что под дверью жена Гитлера, например. Ключ нашей службе она, конечно, не дала. А лекарства ей мы дать обязаны. И вся эта бодяга длится уже более 3 лет!!! Идиотизм ситуации просто не укладывается у меня в голове. Или уж сдайте тётку на руки частникам, или закладывайте на её посещение 30 мин, а не 10. Гррррррр
Потом снова позвонила медсестра-сомалийка. Она под дверью офиса, и у неё нет ключа. Дело в том, что она была и в утреннюю, а там ключ не положен, и она не догадалась взять ключ на вечер - просто не знала, что можно. Кстати, хорошая медсестра, её пациенты хвалили, но очень уж робка с нами. Настолько, что я думала: о, ещё одна безъязыкая. А потом услышала по телефону, как она бегло общается с пациенткой и в принципе владеет ситуацией. Это ж как мы выглядим со стороны, если нас коллеги боятся Пришлось бежать впускать её в офис. Благо - через дорогу теперь.
Потом одна из моих пациенток вдруг вспомнила, что ей нужны полторы таблетки снотворного, а не одна. Ну, хоть не проверила, сколько я положила. Тот случай, когда полторы у неё были годами, пока очередной врач не решил отлучить старушку от злоупотребления снотворным. Старушке-то всего 77 где-то, и она бодра и беспамятна, но просыпается, в результате, в три ночи. В принципе, Имован помогает засыпать, но не обеспечивает продолжительность сна, кроме как в отдельных случаях, и это как раз тот случай. Надеюсь, сегодня она не вспомнит, потому что там с психикой тоже караул.
Ещё одна позвонила на дежурный, потому что её забыли положить в пилюльницу всё то же клятое снотворное. Пришлось выпытывать внешние признаки той медсестры, которая была у нее, и звонить коллеге, чтобы та вернулась и доделала свое дело. Благо, та не успела далеко уйти. А еще больница доставала меня по поводу одной пациентки, которая куда-то исчезла с нашего ресурса вообще и давно, но я не знаю, кто теперь за неё отвечает.
А ещё вокруг бушует норо-вирус, который не случился под Рождество. Народ болеет и среди пациентов, и среди персонала, вчера видела, что медсестрички в Саге ходят в марлевых масках к некоторым пациентам)) Не стала читать проповедь о том, как и когда маски используются, не мое это дело. Людей не хватает, и, кажется, впервые на моей памяти будут проблемы с летними заместителями. Фельдшерица осталась пока на ногах одна из четырех.
Из плюсов - меня вчера узнала, наконец, одна почти 100-летняя. Радости было с обнимашками столько, что я не стала говорить, что была и раньше, но она меня не узнавала. Впрочем, какая разница.
Да, а смайлики в качестве оценки моей работы я вчера и спрашивать забыла за всей это колготней. Есть у нас теперь это приложение.
О, и ещё я узнала из какой-то программы путешествий (у пациентки тв работал), что: 1. при советской власти украинский язык на Украине был запрещен 2. в Донецке устроили аутодафе шестнадцати бандурам - из презрения к украинской культуре 3. в Киеве нынче в моде подпольные кабаки - "колёса" в ассортименте и публичный развратЪ
Канал был с налетом желтизны, но народ его смотрит
Случайно наткнулась на чисто развлекательный детективный сериальчик с Чурсиной в главной роли. Ладно, допустим - внешность пострадала сильнее положенного по возрасту из-за худобы. Но что с голосом и произношением? Неужели из-за силикона в губах? Кстати, не пойму я, зачем актрисам в амплуа бабушек искусственные губы? Нелепо же смотрится на старых лицах. Впрочем, и на молодых. А сериал милый и дурноватый, "Чисто московские убийства".
А ведь люди возвращаются после пасхальных каникул. Правда, было предупреждение заранее, чтобы ехали вчера, и ночью по дороге на Хельсинки действительно шел сплошной поток автомобилей, но боюсь, что и сегодня многие поедут.
Всё-таки, здесь сезоны сместились уже явно. Осень заканчивается только в конце декабря, а в мае слишком часто стали случаться снегопады. Апрели и вовсе пошли такие, что попадают в категорию зимовесны.
Вся лента у меня сегодня в We_love_dogs Откуда? Знакомые-родные ники отвернулись от котиков и постят собак. Собак я тоже, конечно, люблю, но собака - не кот, а я хочу вдохновляться именно котиками. Пошутили так, что ли?
Рождественские праздники 1096 года Вильгельм Руфус провел в Нормандии. По обычаю, на эти праздники ко двору собирались все магнаты королевств и герцогств, так что познакомиться или возобновить знакомство с ключевыми фигурами в политике Нормандии было здравым решением. Пасхальные же праздники король собирался провести в Англии, и местом сбора заранее был объявлен Винчестер, но паршивая погода задержала отплытие, и Руфус попал домой только в самый канун Пасхи. Да ещё и выяснилось, что весенние дожди так попортили дорогу в Винчестер, что скакать пришлось в Виндзор. Можно только представить, каково пришлось тем лордам, которые не были в Нормандии вместе с королем – явиться ко двору они были теперь обязаны, но где именно этот двор собирается, было непонятно.
Тем не менее, хочется надеяться, что все успели вовремя на праздник, потому что сразу после начались будни, и начались они бурно. Может, в отсутствие короля успехи англичен в Уэльсе и были скромными, но на дипломатическом уровне определенные продвижения наметились: к Руфусу прибились валлийцы, готовые провести его армию глубоко на территорию Уэльса. Решение о походе было вынесено в середине апреля, а уже 24 июня войска короля были в Уэльсе.
читать дальшеИ здесь королю пришлось задуматься о том, что его армия в нынешнем состоянии совершенно не подходит для сражений в условиях лесистой и холмистой местности. Боевая тактика норманнов, привыкших сражаться на открытых пространствах единым фронтом, предусматривала действия небольших мобильных отрядов только в случаях неожиданных и быстрых рейдов в тыл вражеской армии, с целью нанести максимальный урон в расположениях этой армии – читай, что-то поджечь. А ландшафт Уэльса предполагал, что действовать от начала и до конца там надо было небольшими отрядами, на ходу принимающими самостоятельные тактические решения. И в этом отношении у коренных обитателей Уэльса были все преимущества, которыми они прекрасно пользовались.
По сути, это было противостояние армии, находящейся на незнакомой и враждебной территории, и местных партизанских отрядов. Причем, армии этой не могла помочь даже успешно примененная в Англии практика сети замков-крепостей, откуда подмога могла очень быстро подойти туда, где в ней нуждались, и которые были также центрами системы логистики. Замки на границе с Уэльсом были, и поначалу это казалось правильным и успешным решением. Но в процессе наскоков валлиейцев в период 1094-96гг многие из них были разрушены или сильно повреждены. По сути, к началу кампании 1096 года на юго-западной границе оставались всего две крепости – Пемброк Кастл и Rhyd-y-gors, который был всего лишь карликового размера деревянным укреплением. За это укрепление отвечал Вильгельм Фиц-Балдуин, и когда он в 1096 году умер, его воины просто оттуда разошлись – несомненно, с чувством глубочайшего удовлетворения, что их служба в этом гиблом месте закончилась.
Пемброк Кастл тоже был в те годы простым деревянным укреплением с небольшим гарнизоном, но в этом укреплении командовал молодой Джеральд Виндзорский (сын коннетабля Виндзора), который к своим 20 годам успел уже побыть во многих приграничных сражениях. У этого прародителя будущей династии Фиц-Джеральдов было достаточно дерзости и смелости, чтобы махнуть рукой на условности феодальной политики, где стратегические решения принимались только на уровне высших лордов королевства, и действовать по обстоятельствам.
В 1096 году валлийцы осадили Пемброк, и в первую же ночь из замка сбежали 15 рыцарей, не видевших ни одного шанса выжить в процессе штурма «дикарями» не слишком впечатляющего частокола, изображавшего стены «замка». Джеральд не стал тратить время на проклятия беглецам. Он просто объявил все земельные угодья сбежавших реквизированными, и раздал их пятнадцати оруженосцам-пажам, которых немедленно произвел в рыцари. Так что все попытки валлийцев захватить Пемброк Кастл провалились благодаря бешеному сопротивлению новоиспеченных рыцарей, твердо намеренных выжить и воспользоваться свалившимися на них богатствами и титулами. Ну, сравнительными богатствами и титулами, конечно, но на их уровне это был просто дар небесный.
Осада, тем не менее, продолжалась. Тогда Джеральд написал письмо своему оверлорду Арнульфу де Монтгомери, что в ближайшие четыре месяца не будет нуждаться в военной помощи, и послал это письмо к соседнему епископу так, что оно оказалось оброненным посланцем – совершенно случайно, разумеется. Джеральд, кстати, не забыл снабдить это письмо своей печатью, чтобы его не сочли какой-нибудь вздорной подделкой. А чтобы подтвердить слова делом, он велел разделать туши четырех кабанов на увесистые куски, и забрасывать ими появляющихся в пределах досягаемости валлийцев. Чтобы те не поняли, что провианта в укреплении практически не осталось.
Попались ли валлийцы на уловки нахального молодца, или, скорее всего, просто проявили к такой отчаянной дерзости уважение, но осаду с Пемброка они сняли, а самому Джеральду отдали в жены принцессу Дехейбарта, ту самую Нест, из-за красоты которой разгорятся потом такие страсти.
В общем, личная смелость в те годы была тем качеством, которое ценилось в мужчинах превыше всего. Вильгельм Руфус, будучи опытным воином, прекрасно понимал, что углубляться дальше в Уэльс с такого типа армией, которая была в его распоряжении, было бы не просто самоубийственным, а откровенно глупым решением. Поэтому из Уэльса он убрался в конце июля. Но допустить, чтобы его стратегическую осторожность недоброжелатели объявили недостатком пресловутой смелости, он тоже не мог. Поэтому, вернувшись, он устроил разборки с теми, кто поставил ему воинов – негодных, судя по результатам. Самой подходящей мишенью для подобного обвинения был разнесчастный архиепископ Ансельм, который по определению не разбирался в стратегиях и тактиках от слова вообще, и чьим потолком было административное управление обороной побережья. Да, это было не совсем красивым ходом со стороны короля, но политика не знает такого понятия как справедливость. Люли за обстоятельства всегда получает кто-то конкретный.
В общем, Руфус объявил своё королевское неудовольствие архиепископу за то, что тот поставил ему негодных, плохо тренированных для условий грядущих сражений людей. Где именно в окрестностях Кентербери можно было тренировать контингент для сражений в лесистой и гористой местности, король не обозначил, но своим выпадом он попытался донести до подданных мысль, что универсальная стратегия сражений для страны, в которой ландшафт варьирует – это очень плохая стратегия.
Что касается Ансельма, то разнесчастным он действительно был. Настолько разнесчастным, что изводил его величество мольбами при каждом случае, когда формальности сводили этих двоих в один час и в одном месте. Ансельма разрывали два желания. С одной стороны, ему хотелось как можно скорее оказаться подальше от этого короля, которого он не любил и не понимал, и который был слишком подкован предыдущим архиепископом в клерикальных премудростях. С другой стороны, как архиепископ-реформист, он действительно считал своим главным долгом установить в английской церкви правила, которые считал критически важными, максимально укрепляющими церковь в роли власти, доминирующей над королевской. То есть, в соответствии с политикой Рима.
Пожалуй, Ансельм искренне хотел посоветоваться с папой, как ему быть в данных обстоятельствах, в которых он был не в состоянии исполнять свои обязанности так, как он их понимал. И он донимал Руфуса своими просьбами о разрешении на поездку в Рим даже во время формальных обедов. Руфус, со своей стороны, не мог понять, почему взрослый, обладающий большой властью человек, не в состоянии решать свои проблемы самостоятельно и при поддержке собственно солидного совета, а тратит время на идиотские выходки, типа изгнания (в отсутствие короля) с земель, по мнению Ансельма принадлежавших архиепископату, королевских арендаторов.
В общем, в последний раз архиепископ и король переругались на Троицу, и поэтому Ансельм стал для Руфуса естественной когтеточкой в июле. В августе, на совете по текущим делам, Ансельм снова полез с требованием разрешить ему поездку в Рим, и тут-то Вильгельм выдал всё, что у него скопилось и против ситуации в целом, и против Ансельма в частности. Он заявил, что если уж Ансельм не в состоянии годно подготовить воинский контингент для службы королю, то пусть хотя бы деньгами свою лепту вносит тем, кто это делать умеет. Ансельм платить отказался, но притих – только для того, чтобы в октябре поднять тот же вопрос. Поскольку речь в деле о поездке архиепископа к папе за советом шла, по сути, о том, что архиепископ собирается жаловаться и требовать поддержки Рима против своего короля, Ансельму отказали в очередной раз. Более того, все собравшиеся епископы сказали «Ансельм, ты не прав», и передали ему впоследствии решение короля.
Вильгельм Руфус поставил Ансельму ультиматум. Либо тот прекращает самодеятельность и склоки, перестает донимать короля папским вопросом, и начинает себя вести как ответственный главный прелат королевства, либо он должен покинуть Англию, не взяв с собой ничего, данного ему королем. На следующем заседании, Ансельм уселся на своё место по правую руку короля, и повторил тезисы переданного ему заявления – с вопросом, всё ли он понял правильно. Ему подтвердили, что да. Тогда архиепископ торжественно заявил, что он готов мириться с манерой Руфуса управлять делами в королевстве ровно до того рубежа, на котором заканчивается Воля Божья. А Воля Божья – это воля папы, который представляет Господа Нашего на земле. То есть, если он, Ансельм, отступит от курса, заданного Римом, он предаст этим Бога. Так что он готов покинуть Англию голым и босым, чтобы его не упрекнули в том, что и его одежда – дар короля, но не предать Господа.
«Избавьте нас от этого зрелища», - фыркнул в ответ король, и назначил архиепископу рандеву с таможней в Дувре, через одиннадцать дней. Разумеется, всем было ясно, что Ансельм передергивает. Речь не шла ни об одежде, ни даже о деньгах, а о знаках его архиепископской власти, которые он получил из рук короля.
Впрочем, не только об этом шла речь, когда Руфус послал в Дувр своего главного капеллана Вильгельма Варелваста помогать таможенникам. Судя по тому, что абсолютно каждый сундук и каждая шкатулка Ансельма были досмотрены публично, при массе свидетелей, Варелваст имел целью проверить, не увозит ли Ансельм с собой какую-нибудь тайно подписанную коллективную петицию епископов. Толпа в качестве свидетелей была нужна для того, чтобы исключить возможные заявления, что какой-то документ был подложен в процессе досмотра. Но ничего, судя по всему, найдено не было. Английское духовенство действительно не поддерживало те реформы, которые хотел навязать им Ансельм.
В общем-то, когда Ансельм добрался до папы (аж на Рождество 1098 года), котировка его была невелика. В глазах непредвзятого человека, отставной архиепископ выглядел полным лузером, причем по собственной вине. Ведь как в те времена проходили улаживания серьезных конфликтов между влиятельными персонами? При помощи посредников, и никогда в ситуации лицом к лицу, при которой личные антипатии могли полностью вытеснить здравый смысл из аргументов. Руфус, в своем конфликте с Ансельмом, методично использовал именно этот прием, передавая свои мнения через посредников. Ансельм же каждый раз разлетался прямехонько к королю и устраивал свару. В результате, Ансельм покинул свой пост и свою паству, что было неправильным даже в глазах его личных друзей (как ни странно, друзья у него были).
Биограф Ансельма, монах Эдмир, пытался потом дать понять, что папа хотел отлучить Руфуса от церкви, но на самом деле, Урбан II вовсе не собирался ссориться с одним из самых могущественных и богатых монархов Европы. Он просто написал Руфусу в стиле «хоть земли-то Ансельму верни», на что король вежливо ответил, что Ансельм знал что последует, если он покинет королевство - он был предупрежден. Известно, что к моменту прибытия Ансельма к папе, Руфус послал туда всё того же Варелваста, который активно обменивался подарками с членами папской курии и получил, в результате, приватную аудиенцию у папы. Это было серьезно. В общем, Урбан успел умереть прежде, чем истек срок, в течение которого Руфус должен был придумать какие-то весомые аргументы против восстановления Ансельма в имущественных правах.
У нас в этом году Пасха на 1 апреля пришлась)) По этому поводу какая-то церковь юморнула. "Иисус умер. Шутка!" Фото под катом, потому что здооровенное и явно не представляет художественной ценности.