Смеялась всю дорогу с работы

Известия о смерти "Бабетты"-Бабченко оказались преждевременными. Оказывается, доблестные службы украинской безопасности предотвратили убийство Бабетты, объявив его убитым. Вроде, заплатили за убийство этого клоуна аж 40 000 евро какому-то несознательному гражданину. Дальше не читала.

Первая мысль - "даже помереть пристойно не смог", ведь его многие со скрипом, но пожалели. Шестерых детей вспомнили. Вторая мысль - "да хорошо, что жив". Потому что этот фарс свел на нет всю возможную кампанию против России - а ведь уже завели после 13 часов волынку "хайлилайкли". Теперь не получится, трагедия обернулась фарсом.

Первая и, хайлилайкли, последняя положительная эмоция, связанная с Бабченко "Спасибо, что живой", блин

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Злободневность

Вот вместо эпитафии, если кому захочется слезу уронить "на смерть активиста":

---

Роберт Куртгёз - герцог

При вступлении в права наследства, Роберт не встретил никакой оппозиции. И первым делом он занялся тем, что любил больше всего: причинением добра, а именно раздачей многочисленных даров церквям и монастырям, и амнистированием заключенных. Конечно, пока он просто выполнял распоряжение отца, но это не уменьшало чувства удовлетворения от происходящего. Ну и не без того, что корона герцога Нормандии смотрелась на челе 34-х летнего (если не больше) первенца Завоевателя гораздо более уместно, чем шлем странствующего рыцаря. Тем более, что и графство Мэн, наконец, не могло протестовать против его власти.



Что касается лордов Нормандии, то их поведение после смерти Вильгельма Завоевателя было гораздо красноречивее их клятв верности этому герцогу и королю. Когда Роберт де Беллем получил известие о болезни короля, он поспешил ко двору, но известие о смерти Вильгельма застало его в Брионне. Тогда он развернул коня и кинулся в Алансон, где застал врасплох королевский гарнизон, выкинул его прочь из крепости, и поставил туда своих людей. Такой же финт он учудил в Беллеме и других своих замках. У Завоевателя была привычка держать баронов под контролем, располагая в их крепостях королевские гарнизоны, подчиняющиеся только ему, но теперь многие увидели шанс получить гораздо большую независимость от центральной власти. Вильгельм де Бретейль, Вильгельм д’Эврё, Ральф де Тёни, лорд Конша, и многие другие сделали то же самое – изгнали королевские гарнизоны из своих владений. Ну а потом сосредоточились на том, что бароны всей Европы любили больше всего – на отбирании земель у более слабых соседей. В общем, в Нормандии начались смутные времена, хотя Роберт об этом ещё не подозревал.

А не подозревал потому, что вместо того, чтобы энергично заняться подтверждением своей власти, Роберт сосредоточился на привычной для него церемониальной составляющей. И его бароны прекрасно предвидели, что так и будет, ведь они знали Роберта чуть больше, чем просто хорошо. Надо, правда, признать, что лордами Нормандии двигали не только жадность и стремление к максимальной независимости от герцогской администрации. Ими двигала ещё и неуверенность.

Да, Завоеватель держал их в кулаке, но это было достаточно привычной ситуацией. В конце концов, своим лордам он дал многое – как то обширные владения в завоеванной Англии. Но вот ситуация, когда часть их земель попала под юрисдикцию короля Англии, а другая – герцога Нормандии, была для них новой и неудобной. Тем более, что юрисдикция была реально разной.

В Англии, Завоеватель выбрал политику интеграции культуры и обычаев норманнов в уже существующую и работающую систему англосаксонской культуры и администрации. С постепенной модернизацией особо одиозных для одиннадцатого века приемов англосаксонского управления под руководством норманнов, но достаточно осторожно. Он понимал, что 7 тысяч норманнов физически не смогут перестроить под себя целый остров, населенный потенциально враждебным им населением. К слову сказать, в будущем Генри V попробовал ту же политику в тогда уже французской Нормандии. Вплоть до плана переселия туда некоторого количества англичан. Но времени у него не хватило.
Вильгельм Руфус был, очевидно, чрезвычайно похож по менталитету на своего отца, и разделял его взгляды на перспективы Англии как уникального сплава двух культур и систем. В конце концов, те долгие годы, которые Роберт потерял на фрондирование, Руфус провел вместе с отцом, наблюдая и усваивая, как тот действует, и почему он действует именно так.

Но для крупных лордов, имеющих очень большие владения по обе стороны канала, ситуация с двумя системами и двумя такими разными правителями оказалась слишком сложной. Как показало развитие событий, ничего невозможного в этом не было, но людям свойственно искать простые решения для сложных ситуаций. И решением баронов было вернуть Англию и Нормандию под единое руководство, но с той существенной разницей, что Англия стала бы просто завоеванной колонией норманнов.
Естественно, этим единым руководством должен был стать, по их мнению, Роберт. Во-первых, потому, что Роберт совершенно не имел опыта управления, нигде. То есть, его управление могло функционировать только в полной зависимости от решений совета, и именно так, как того требовали интересы ведущих лордов его герцогства. Во-вторых, Роберт был старшим сыном Завоевателя. Ну и в-третьих, по своему характеру он был человеком любезным, любящим делать приятное, и воспринимающим свое окружение скорее товарищами по оружию, чем подчиненными.

Для Руфуса, практически копии своего папеньки по авторитарности, хватке и эффективности, в этой схеме места просто не было. Поэтому возник заговор, имеющий целью перевернуть всё с ног на голову в Англии, и убить английского короля.
Собственно, у Руфуса не получилось бы стать королем с такой убийственной для оппозиционеров скоростью и эффективностью, если бы не прозорливость Завоевателя. Вполне очевидно, что он в Нормандии и Ланфранк в Англии не просто наблюдали за деятельностью баронов из окружения Роберта, но и прекрасно понимали суть проблемы. Именно поэтому Завоеватель отправил Руфуса в Англию сразу, как только понял, что болезнь его смертельна, и счет идет на дни. Хаос, последовавший в Нормандии за смертью Вильгельма Завоевателя, говорит, в свою очередь, о том, что от публики состояние короля тщательно скрывалось. Всё это дало необходимую Вильгельму Руфусу фору для успешной коронации без всякой оппозиции.

О том, как именно проходило востание баронов в Англии, я писала уже подробно. Поэтому сейчас мне хотелось бы сосредоточиться именно на действиях Роберта, в чьих интересах бароны, по их словам, действовали, но который отреагировал на эти действия удивительно вяло, что нанесло непоправимый ущерб его репутации лидера.

Для начала, реакция Роберта на известие о том, что его брат короновался в Англии по распоряжению отца, не известна. Гильом Жюмьежский, хронист из Нормандии, писал, что Роберт поклялся всеми ангелами Бога, что Англия должна была ждать его, хоть он и находился в далекой Александрии («Per angelos Dei, si ego essem in Alexandria, expectarent me Angli, nee ante adventum meum regem sibi facere auderent»). Этот монолог, конечно, вымышлен, но посыл понятен. Тем не менее, в реальности Роберт не отреагировал на коронацию Вильгельма Руфуса решительно никак. До такой степени, что Одо поставил его перед фактом существования заговора, когда бунт баронов в Англии уже начался. И тогда он, по своему обыкновению, просто одобрил проект.

Тем не менее, именно на долю Роберта выпала подготовка флота и армии «для второго завоевания Англии», как мятежные бароны назвали свой проект. И тут новоиспеченный герцог Нормандский вдруг обнаружил, что доставшиеся ему от отца ресурсы вовсе не бездонны. Шокированный этим открытием, он обратился к младшему брату, Генри, который, не имея земельных владений, занимался приумножение полученного от отца наследства в звонкой монете. Только вот Генри, который, в отличие от Роберта, прекрасно разбирался в финансовых делах, не согласился ни дать, ни занять деньги. Но дал понять, что может купить у герцога Нормандии земельных владений на сумму 3000 ливров. Обрадованный Роберт согласился продать Котантен, Авранш, Мон-Сен-Мишель, а заодно и все нормандские владения Хью Честерского.

К большому удивлению мятежных баронов, Вильгельм Руфус обошел их по всем фронтам. Во-первых, он просто-напросто обратился к англосаксонскому населению своего королевства, и его обращение услышали. Ведь речь шла вовсе не о защите какого-то там короля-норманна. Речь шла об их собственной независимости, и это было понятно всем англосаксам. Во-вторых, баронов почему-то застало врасплох абсолютно логичное решение Руфуса послать в пролив патрульные корабли. Таким образом, авангард герцогского флота был перехвачен и утоплен, а наземные силы мятежных баронов – частично уничтожены, а по большей части локализированы и обезврежены. И тут наступило в-третьих. Руфус почему-то не поторопился нажить себе смертельных врагов, физически истребив попавших к нему в плен бунтовщиков или хотя бы отобрав у них земли. Кажется, от человека его темперамента ожидали именно этого. Но темперамент темпераментом, а ума Руфусу было не занимать. Тем более, с такими менторами как Ланфранк и сам Завоеватель. Так что он просто деликатно настучал заговорщикам по головам, и отпустил с напутствием идти и больше не грешить против него. А самых непутевых отправил через пролив к брату.

Можно только вообразить, какие мучения испытал братец Генри, узнав, что поставил не на того родственничка. Роберта и его окружение он знал достаточно, чтобы понять: он только что лишился и 3000 ливров, и пожалованных ему земель. И, по всей видимости, подорвался к Руфусу, где у него действительно было право на земли, находившиеся во владении их матери. По всей видимости – это потому, что Уильям из Малмсбери этот визит отрицает, а Ордерик утверждает, что Генри наверняка был в Англии после подавления баронского заговора, потому что выступил свидетелем в королевском распоряжении в пользу церкви Сент-Эндрю, которая пострадала во время осады Рочестера.
В любом случае, осенью граф Генри совершенно точно был помещен Робертом в заключение. Ордерик пишет, что Генри сторожил епископ Одо в Байё, а Уильям Малмсберийский и Роберт де Ториньи – что где-то в Руане. Весной, через полгода, Генри был отпущен восвояси. Ордерик также упоминает, что из Англии Генри вернулся в компании Роберта де Беллема, и именно поэтому его брат-герцог запаниковал. Учитывая репутацию де Беллема (быть верным только собственной выгоде), у герцога Роберта были все основания полагать, что тот заключил военный союз с Руфусом.

Но вообще-то вскоре у Роберта появилось ещё больше оснований для разочарования в «товарищах по оружию». То, что Руфус явится в Нормандию с ответным военным «визитом», сомнению не подлежало, этого требовал кодекс чести правителя, на которого было совершено нападение. Короля играет свита – в том смысле, что ни Вильгельм, ни Роберт не могли вести себя совершенно независимо, махнув рукой на претензии и чаяния окружающих их баронов. Роберт не мог показать кукиш дядюшке Одо, который объявил ему, что «мы тут делаем тебя королем Англии, пришли-ка войско». Руфус не мог не ответить вторжением на вторжение, потому что в противном случае его бароны потеряли бы все свои владения в Нормандии, и угадайте, сколько часов бы он прожил после принятия неправильного решения. Не говоря уж о принятом коде поведения оскорбленного правителя.

В случае с Вильгельмом Руфусом и Робертом Нормандским, приправой к обычным дипломатическим маневрам было то, что они были братьями, не питавшими друг к другу неприязни. И то, что самые крупные подданные одного были зачастую подданными и другого. Всё, что Руфус мог сделать – это обеспечить себе бескровное продвижение в Нормандии, купив лояльность тамошних владельцев замков. Всё, что мог сделать Роберт – это обставить предстоящую процедуру братания с подобающим герцогу достоинством. Вполне возможно, для Роберта стало шоком, насколько приветливо его бароны распахивали свои замки навстречу королю Англии. Скорее всего – стало. Но он неплохо справился, собственно.

@темы: Robert Curthose

---

Интересная реклама

Радио я слушаю только по дороге на работу и с работы. "Радио рок", но реклама и там есть. И вот несколько недель уже там рекламируют интересную штуку: куда можно обратиться желающим завести детей без всяких там предварительных стадий с поиском партнера, любовей, женитьб и создания классической семьи.

Это что, следующей стадией будет выращивание детей в искусственных условиях? Логично, и по затратам эффективно. Ведь создают же для чего-то так активно биобанки.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Хрень какая-то. Дцать раз пытаюсь опубликовать очередное про Куртгёза - фиг, ошибка#51. Будет прелестно, если в какой-то момент всё это вывалится на страницу. Кому интересно, в жж он есть mirrinminttu.livejournal.com/297048.html

---

Роберт Куртгёз - странствующий рыцарь

После официального возвращения блудного Роберта в семью, он довольно активно принимал участие в деловых процедурах отца, выступая свидетелем королевских указов с конца апреля 1080-го года по июль 1083-го. Похоже на то, что Вильгельм Завоеватель на тот момент проникся, что старшего сына пора припрягать к управленческому возу, чтобы меньше времени на глупости оставалось. Тем более, что пока Роберт занимал своего отца на континенте, Малькольм Шотландский воспользовался этим на севере Англии. Вот Завоеватель и решил использовать воинственность сына на благо королевства.

о чем-то подобном мог мечтать и Роберт

Осенью 1080 года отец и сын пересекли канал, собрали значительное войско, во главе которого Завоеватель поставил Роберта, приставив к нему, для дипломатических целей, аббата Аделельма из Абингдона. Битва должна была состояться при Экклсе, но воевать Малькольм настроен не был. Если верить Абингдонским хроникам, то на переговорах Малькольм признал английского короля своим сюзереном, и дал заложников своего примерного поведения.

Только вот Симеон Даремский ядовито написал, что экспедиция Роберта закончилась ничем. Тут, возможно, имеют место две противоположные пристрастности. Абингдонское аббатство подчеркивает значительность переговоров, потому что для этих переговоров их аббат и примкнул к армии. А вот пострадавший от набегов Малькольма север хотел бы существенного наказания разбойникам. В любом случае, Завоеватель был результатом переговоров вполне доволен.

Но теперь уже на континенте сложилась ситуация «кот из дома – мыши в пляс». В Мэне снова заполыхало. За все прошедшие годы, жители этого графства как-то не прониклись к норманнам, и продолжали тяготеть к анжуйцам. А Фульк Анжуйский ещё и был заклятым врагом Жана де ла Флеше, который был женат на дочке Герберта I, и, таким образом, претендовал на роль первого из равных в Мэне. Так что пока Завоеватель занимался разборками с сыном у Жерберуа, Фульк напал на Жана в Мэне. В тот раз он нарвался на такой отпор, что был всерьез ранен. Но к концу 1081 года раны зажили, а отсутствие Завоевателя и Роберта в Нормандии придало Фульку решимости снова вмешаться в дела Мэна. На этот рез он напал на замок Ла Флеше удачно, и сжег его.

Вильгельм Завоеватель и Роберт подходили к Ла-Флеше с огромной армией в 60 000 человек, когда несколько монахов и аббатов, а также Вильгельм д’Эврё и Роджер Монтгомери, предложили свое посредничество в мирных переговорах, чтобы предотвратить серьезное кровопролитие. В результате, в Ла-Брюэре был подписан мирный договор, по которому Фульк Анжуйский отказывался от своих претензий на Мэн и признавал права Роберта Куртгеза на это графство. А Роберт, в свою очередь, признал Фулька свои оверлордом, и принес ему оммаж. Также была объявлена амнистия по обе стороны границы. Прощение от Фулька получили те, кто сражался против него за норманнов, а от Роберта – те, кто сражался в Мэне за анжуйцев. Интересно, что в заложники к Фульку были отданы единоутробный брат Завоевателя, Роберт де Мортен, и сын этого Роберта.

Не то чтобы после заключения мирного договора между анжуйцами и норманнами в Мэне настал Золотой век, но вражда, по большей части, проходила на уровне подковерной возни, как в случае назначения епископа Ла-Манса, утверждение которого на должности заняло три с половиной года! Не говоря о том, что в самом Мэне недовольные результатами договора демонстративно засели в крепости Сен-Сюзан лет на пять, если не на шесть, и никакие попытки выкурить их оттуда не увенчались успехом.

Увы и ах, истина о том, что история никого ничему не учит, вполне применима и к отношениям между Завоевателем и его старшим сыном. Казалось бы, после того, как Роберт выступил в важной роли в переговорах у Ла-Брюэр, ему должно было быть доверено и полное управление делами графства Мэн. Но не тут-то было. Стоило отцу и сыну помириться, как Завоеватель вернулся к своей привычной практике решать всё за всех.

Это не было ни властностью, ни глупостью, ни вредностью. Есть категория людей, которые привыкли полагаться только на себя, и вовлечение в процесс любого второго, будь тот хоть семи пядей во лбу, не будет для них нормальной и естественной ситуацией. Вот Завоеватель был именно из таких личностей, и сын его Руфус – тоже. А вот Роберт был противоположной им крайностью. Он-то, как раз, привык даже слишком прислушиваться к мнению других, и авторитарность отца казалась ему оскорбительно ненормальной.

Когда именно Роберт снова рассорился с отцом, точно установить невозможно. В смысле, можно сказать, что он полностью пропадает из политической жизни Нормандии и Англии после июля 1083 года, и появляется только после смерти Завоевателя в 1087 году. Но всегда остается возможность, что какие-то документы до нашего времени не дожили, так что можно только предположить, что Роберт покинул семейный домен в 1083 году.

Есть дарственный документ, который Ордерик относит к 1084 году, но историк Чарльз Венделл Дэвид обращает внимание, что среди свидетелей указывается не только «граф Роберт», но и епископ Одо, которого Завоеватель уже законопатил к тому времени в заключение. Так что данный документ к 1084 году относиться никак не может. Дэвид почему-то сам относит эту дарственную к 1091 году, хотя признает, что оборот «Генри, сын короля» в листе свидетелей выглядит странно. На мой взгляд, ещё более странно выглядит оборот «граф Роберт», потому что в 1091 году Роберт Куртгёз уже имел титул герцога Нормандии.

К слову сказать, 2 ноября 1083 года умерла королева Матильда. Вполне возможно, что Роберт уехал из Нормандии после смерти матери.

Есть информация, что странствия Роберта завели его в Италию, где он искал руки самой Матильды Тосканской, но даме-воительнице на тот момент было совсем не до замужества, так что Роберт, в конечном итоге, вернулся во Францию. Правда, пишет об этом Уильям из Малмсбери, завзятый сплетник, и непонятно, откуда у него такая информация.

А Ордерик рассказывает историю о том, как во время этих странствий Роберт зачал как минимум пару бастардов (я писала о них раньше). Собственно, сам Роберт решительно не узнал мать своих предполагаемых сыновей, когда она к нему их впоследствии привезла, но признал мальчиков своими. Наверное, просто на основании того, что сожительнице какого-то приходского священника никто не разрешил бы назвать сыновей именами герцогов Нормандии, если бы не было точной уверенности, что они действительно сыновья представителя династии.

Где-то с того периода была у Роберта и незаконная дочь, которую он впоследствии выдал (около 1090 – 1091гг) за Эли де Сен-Санса, с хорошим приданым. В общем и целом выглядит так, что во время своих скитаний в роли странствующего рыцаря, Роберт не принимал никакого участия в делишках французского короля против Завоевателя.

Можно порассуждать, по какой причине Завоеватель не сделал Роберта своим единственным наследником. Это могла быть месть, это могло быть разочарование. Но лично я практически уверена, что разделение Завоевателем своих владений на два независимых домена было решением политическим, а не эмоциональным. Во всяком случае, умирающий Вильгельм озаботился послать во Францию гонца со своим прощением сыну, и подтверждением его прав на Нормандию и Мэн. Говорят, что Роберт успел на церковные похороны отца.
_______________
Бонусом – рецепт знаменитых эклсских слоек с начинкой из черной смородины: www.thekitchn.com/traditional-british-recipe-ec...

Изготовление теста выглядит настолько нудно, что лично я собираюсь купить готовое масляное тесто в магазине.

@темы: Robert Curthose

---

Жизнь кончилась, началась работа

бу-бу-будни

И нифига за 3 недели там не изменилось)) Кроме как выдали нам всем расписание "развивающих собеседований" с начальницей, их раз в год проводят. Надо ещё и письменно ответить предварительно на вопросы типа "что вас мотивирует". Наверное, это будет хамством, но меня так и подначивает ответить честно: деньги.

Клиентура встретила практически слезами восторга. Это хорошо.

Летние сандалии, где подошва улучшена всяческими гелиевыми подушечками - счастье. Наконец-то пяток ничто не касается, и я могу ходит нормально, и даже в нормальном для меня темпе, а не как пингвин.

На улице светло, ездить - сплошная радость. Машина, кстати, техосмотр прошла совершенно благополучно, и пока даже SRS не загорается. Я в прошлом году думала, что если пройду техосмотр - продам нафиг этот кабыздох. Но нет же, я к нему привязана, мне в нем удобно и уютно. Вот просто моя машина.

В общем-то за отпуск сделала всё, что собиралась. Но валялась таки много. Почему бы и нет, в конце концов. Теперь вот пахать мне до октября. А потом - Глостер и окрестности.

@темы: Досье

---

Роберт Куртгёз - первый конфликт с отцом

В 1077 году Роберту было около 23-24 лет. Он вырос в жизнерадостного невысокого крепыша, научился воевать, и был в этом деле не без талантов, но как-то получилось при этом, что ни родители, ни он сам не заметили, что старшенький-то вырос. В каком-то смысле, Роберт оставался мальчиком-праздником – безрассудно щедрым, не любящим отказывать, но при этом не оценивающим веса своих обещаний и их возможных последствий. То ли ему не озаботились преподавать науку управления, то ли, что более вероятно, Роберт сам не считал практичность и дальновидность добродетелями. Дело в том, что он как-то ухитрился сформировать для себя некие рыцарские идеалы, которые вошли в моду гораздо позже. Ордерик отмечает, что в этом смысле наследник герцогства сильно опередил своё время. Ну а привилегированное положение объявленного наследника давало ему возможность оставаться жить в этом иллюзорном мире. В общем, критическое мышление у этого парня отсутствовало как таковое.




И откуда бы этому критическому мышлению было взяться, если Завоеватель решил дать наследнику блистать, а практическим управлением занимался исключительно сам. Вот и создалась в семье странная ситуация, когда у молодого человека, вокруг которого, естественно, собралась беспокойная и амбициозная аристократическая молодежь, и которому лорды и бароны дважды уже приносили оммаж, не было не то что реальной власти, но даже собственного дохода. Да, это была ошибка Завоевателя, детство и юность которого были совершенно другими. Но при таком раскладе, было только вопросом времени, когда в счастливом семействе рванет изнутри.

Оно и рвануло, когда младшие братья решили так глупо над старшим подшутить. Тем не менее, мне трудно поверить Гийому Жюмьежскому (или Ордерику, который продолжал и дополнял его заметки), что Роберт ввалился к отцу с требованием передать себе в единоличное управление не только Мэн, но и всю Нормандию. Даже если об этом писал монах монастыря Жюмьеж Гийом, современник событий, он сам не присутствовал при дебатах отца и сына, то есть их диалог – это полная фикция, хотя и обычный для того периода литературный прием.

По этим записям получается, что Роберт потребовал у отца всего и сразу, а Завоеватель аргументировал, что Нормандия – это его наследство, а всё остальное принадлежит ему по праву меча, так что управлять своими владениями для него и право, и обязанность. И что Роберт, разумеется, всё это получит в свое время, а пока не угодно ли ему меньше слушать собравшихся вокруг молодых бездельников? Роберту было не угодно, и этот его визит к отцу закончился феерической ссорой. Роберт заявил, что отныне не собирается служить кому бы то ни было в качестве подчиненного.

Кстати, есть версия (принадлежащая тому же Ордерику), что ссор было две. И описанная выше произошла до инцидента с младшими братьями. И что после первой ссоры Роберт хоть и мог быть обижен, но не предпринял ничего. А вот поведение младших братьев, спровоцировавшее окончательный разрыв, было именно реакцией на те требования Роберта, которые тот выдвинул отцу во время первой ссоры. Логично. Только вот младшенькие не приняли во внимание то, что их выходка произошла в присутствии посторонних, и что такого оскорбления Роберт просто не мог снести без того, чтобы не потерять лица совершенно бесповоротно. То есть, семейное дело быть таковым перестало.

Впрочем, было ли оно семейным и после первой ссоры? Рейд Роберта на Руан после второй ссоры с отцом настолько абсурден, что неволько возникает вопрос, не случился ли он просто-напросто несколько преждевременно из-за инцидента с братьями? Потому что создается сильное впечатление, что в каком-то смысле разделение баронов на верных Вильгельму и верных Роберту уже произошло, и тайные переговоры уже велись. Когда кастеллан Руана, Роджер Иври, успешно отбил нападение, а Завоеватель велел арестовать всех его участников, Роберт с соратниками кинулись к границе, где им открыл ворота Шатонефа, Сореля и Ремалара Ги де Шатонеф-ан-Тимере. Впрочем, у этого Ги была серьезная причина нагадить Завоевателю, потому что году эдак в 1058, Вильгельм захватил замок Тимере и посадил там своего управляющего. В ответ на что Филлипп Французский тоже захватил захваченный норманнами замок, и снёс его ко всем чертям. Замок пришлось строить заново – сплошные расходы. Этот замок и назвали Шатонеф, новый замок.

Теперь у Роберта была хорошая база для набегов на земли отца, и к нему стали стягиваться единомышленники. Как ни странно – Роберт де Беллем в первых рядах, причем его сестра была замужем за Ги де Шатонефом, что объясняет, почему Ги встрял в конфликт. К восставшим присоединились Ральф де Тёни, лорд Конша, Иво и Альберик де Гранмеснили, и Аймерик де Виллере. Возможно, в той же компании были также Вильгельм де Бретейль, Роберт де Мовбрей, Роджер де Бьенфет (он же Фиц-Ричард, из де Клеров), Вильгельм де Мюлён, Вильгельм де Рупьер. Знакомые все лица, сказала бы. Или почти все. И ситуация встретила оживленное сочувствие в Мэне, Анжу, Бретани, и вообще повсюду, где у Завоевателя были враги, а врагов у него было немало. В общем, Вильгельму нужно было действовать быстро и безжалостно, иначе его владения оказались бы охвачены цепью восстаний, поддерживающихся извне.

Он тут же конфисковал владения бунтовщиков, сдал их в аренду, и на вырученные деньги нанял наемников. Детали той кампании не известны в деталях, за исключением двух моментов. Во-первых, Завоеватель осадил Ремалар, и в процессе военных действий был убит Аймерик де Виллере, что напугало его сына до такой степени, что он немедленно помирился с Вильгельмом, и впредь оставался всегда верным его приказам. То ли де Виллере погиб каким-то исключительно ужасным путем, то ли юноше до того момента просто не приходило в голову, что они начали войну, на которой могут погибнуть. Во-вторых, известно, что какой-то «стольник» французского короля сновал между замками. Вряд ли это удивило Завоевателя. Формально они с Филиппом Французским не враждовали, но Вильгельм стал для Филиппа слишком могущественным соседом, и тот не мог не воспользоваться любым случаем для того, чтобы ослабить Завоевателя.

Ожидаемо, французский король взял Роберта Куртгеза под свое покровительство до конца 1078 года, и пожаловал ему крепость Жерберуа. Но вот что было с Робертом между осадой Ремалара и этим событием – трудно сказать наверняка. Англо-саксонские Хроники говорят, что Роберт побывал у графа Фландрии, а Ордерик пишет, что тот объехал Гасконь, Германию, Лотарингию и Аквитанию, щедро занимая деньги и щедро их разбрасывая. Но Ордерик, возможно, путает два разных периода, которые Роберт проводил в бегах. Потому что он упоминает о проблемах Завоевателя с женой именно в контексте первого бунта Роберта против отца, хотя эти проблемы, скорее всего, случились позже.

В принципе, ситуация с Вильгельмом, Матильдой и Робертом удивительно напоминает ситуацию, которая сложится у Генри II с его объявленным наследником Генри-Молодым Королем и Алиенорой Аквитанской. В обоих случаях, жены пошли против мужей, поддержав взбунтовавшихся сыновей. И если в случае Алиеноры можно подумать о многих поводах для такого поведения, то относительно союза Матильды и Вильгельма никто никогда не выражал никаких сомнений. Собственно, сама реакция Вильгельма подтверждает, что они были любящей парой. Он был зол, безумно зол, до такой степени, что был готов ослепить гонца королевы, сорвав эту злость на нём (гонца благополучно спрятали в монастыре), но позволил жене действовать так, как она считала правильным.

Так не слишком ли строго я осудила Алиенору за её «подрывную деятельность»...

Где бы Роберт ни провёл свое время до того, как обосновался в Жерберуа, провел он его с толком. Его эксцентричный стиль жизни привлек иностранных добровольцев, которые посчитали его богатым, и с которыми он расплачивался обещаниями. Но куда как более опасным было то, что под крыло Роберта потихоньку собирались оппортунисты из Нормандии. В принципе, без этого раздражающего спокойствие фактора, они жили бы с Вильгельмом Завоевателем в мире и дружбе, и просто перемывали бы ему кости, сидя в своих манорах с друзьями и единомышлениками за выпивкой. Но Роберт предлагал некую альтернативу своим бунтом, и всё большее число молодежи прибивалось к нему в надежде, что он, став герцогом и королем, даст им больше, чем они имели при Завоевателе.

Расплачивались за все эти прожекты подданные Вильгельма – те самые крестьяне и землевладельцы, на земли которых его взбунтовавшийся сынок со товарищи совершали рейды с французской стороны. «Я это осиное гнездо выжгу!», - рявкнул Завоеватель, и осадил Жерберуа прямо на Рождество 1078 года. Осада продолжалась три недели, и постепенно осажденным стало ясно, что хотя Вильгельм и нарушил границы, французы их спасать не придут. И тогда они вышли на битву.

Отчеты по этой битве существуют в разных версиях. Но в одном все они сходятся: отец и сын встретились в бою, и сын был настолько искусснее отца, что смог ранить того в руку (и, возможно, убить под ним коня). То, что сын сражался с соперником, которого он хотел убить, а отец не хотел и не мог нанести сыну серьезную рану, не говоря уж о смертельной, никому из хронистов в голову не пришло, конечно – ведь они были бесемейными монахами. Разумеется, и для моих утверждений нет решительно никакой базы, кроме предположений о характерах вовлеченных. Просто, на мой взгляд, победа Роберта при Жерберуа не может быть объяснена какими-то воинскими талантами молодого человека, какими бы выдающимися они ни были.

Силы Вильгельма просто-напросто настолько превосходили силы осажденных, и их позиция в целом была настолько лучше, что объяснение отступлению королевской армии от Жерберуа может быть только одно. Завоеватель запретил своим воинам убивать сторонников Роберта. Во-первых, Матильда никогда не простила бы мужу, если бы с её любимым сыном что-то случилось. А она не была из категории молча страдающих женщин, так что последствия её гнева были бы очень тяжелыми для всей семьи. Во-вторых, соратниками Роберта были сыновья и родственники соратников Вильгельма по завоеванию Англии. Будучи королем, он просто не мог себе позволить восстановить их всех против себя.

Впрочем, поговаривали, что Вильгельм проклял в тот день своего безрассудного сына (так писал Генри Хантингдонский). И хотя он потом снял проклятие, судьба Роберта сложилась так, как сложилась, именно из-за него.

В любом случае, ситуация сложилась патовая. И помощь пришла с несколько неожиданной стороны. Сохранился договор между Завоевателем и Филлиппом Французским, подписанный в церкви Сен-Квентин в Бове, о каких-то совместных дарах этой церкви. Договор датируется 1079-м годом, и свидетельствует о том, что оба короля осадили в тот момент Жерберуа. Да, Филлипп осадил свой собственный замок, который сам и дал Роберту в знак поддержки его дела. То ли в качестве оверлорда Нормандии, то ли просто по просьбе Завоевателя. Хотя Ордерик пишет, что именно французский король отправил посланников к Вильгельму, с предложением помощи в переговорах. Строго говоря, это была его обязанность как оверлорда.

Началось обычное представление, сопутствующее заключению мира. Роберт вдруг был готов мириться, оскорбленный отец сидел насупившись, и демонстрировал смертельную обиду. Тогда к нему потянулись его друзья и соратники, чьи родичи сидели в Жерберуа, и стали умолять о милосердии. Вильгельм только громыхал в ответ, что молодой осел поднял против него оружие, привел на его земли иностранную армию, отвратил от отца сердца молодых аристократов, и был готов проднять против отца всю Нормандию, если бы это было в его власти. Не может он такое простить. Теперь была очередь духовных лиц, королевы и посланников соседей умолять Завоевателя о милосердии.

Дав всем им время себя поуговаривать, Вильгельм, наконец, согласился простить Роберта. Тем не менее, он потребовал письменного договора о том, что Роберт унаследует Нормандию только после его, Вильгельма, смерти. На мой взгляд, это очень интересный договор, потому что в нем говорится только о Нормандии, но не о завоеванной Англии, которую, похоже, Завоеватель уже в 1079 году решил сделать отдельным королевством, и посадить туда Вильгельма Руфуса.

К слову сказать, вся эта котовасия с переговорами тянулась почти год. Во всяком случае, папа Григорий VII прислал Завоевателю письмо с поздравлениями по поводу победы здравого смысла только 8 мая 1080 года. В этом же письме содержалось наставление Роберту никогда не возвращаться на старый курс вражды с отцом.

@темы: Robert Curthose

---

Природное: эвакуация ос и ловушки для муравьев

Никогда ещё такой весны не было, чтобы осы активно в дом лезли. Каждый день по 2-3 приходилось ловить в банку и эвакуировать на улицу. Они, кстати, довольно неуклюжие создания. Ну, позакрывала вентили на крышу в душевой, думаю, что они оттуда ползут. Видимо, из любопытства. Или холодно им ночью. Посмотрю, будет ли завтра очередная сидеть на оконном стекле с несчастным видом. Если нет - я права, лезут через вентиль.

А с муравьями я в этом году справилась играючи. Просто набодяжила в высокие крышки от банок смесь воды, дрожжей и меда, расставила там, где они снуют, и муравьи дружно отправились в эти крышки топиться. Куда как лучше, чем отравой брызгать. Следующее нашествие где-то в начале августа будет. А может, когда-нибудь они все поперетопятся. Это не те, которые на улице в земле, совсем другая порода.

---

Умер Джон Эшдаун-Хилл

Умер ещё 18 мая. Хотя в это и не хочется верить. Информация пока есть только в твиттере twitter.com/rsociety_iii/status/997525503354515...



Конечно же, это было ожидаемо с того самого момента, когда было объявлено о его болезни, и о том, что он потерял возможность говорить. Но работал он до конца. Интересно, как далеко зашли его иследования для биографии Сесили Невилл и для мифологии "принцев из Башни", выйдут ли они когда-нибудь.

А я запомнила Джона таким, каким он был 22 августа 2013 года в Лестерском кафедрале, где я впервые его встретила: mirrinminttu.diary.ru/p191013885.htm

@темы: Англия, Richard III

---

Роберт Куртгёз - детство, отрочество, юность

Старший сын Вильгельма Завоевателя - это всё, что можно наверняка сказать о детстве Роберта Куртгёза. Дата его рождения точно не известна, и не потому, что никого из летописцев не интересовали даты рождения герцогских и королевских детей, а потому, что в те времена летописцы зачастую датировали свои писания не годом «от рождества Христова», а годом царствования какого-нибудь короля. Например, французского (в лучшем случае). И часто делали при этом описки. Не говоря о том, что даты начала царствования этих самых королей тоже точно не были известны, потому что в разных летописях они были разными, и только некоторые летописи дожили до относительной для нас современности. Например, некоторые известные нам летописи отсчитывают правление французского Анри I не от коронации, а от объявления его наследником престола. А некоторые – именно от коронации.



Опереться на дату брака Вильгельма и Матильды? Тоже не получится, потому что и она не известна. В 1846 году Томас Стэплтон называет 1053 год, ссылаясь на Турские Хроники. Но фактически, в этих Хрониках называется 1056-й год, просто Стэплтон решил, что пленение папы Лео IX норманнами в 1053 году, имеет какое-то отношение к объявлению брака Вильгельма и Матильды незаконным из-за близкой степени родства. Тем не менее, в 1053 году Матильда уже выступает свидетелем в распоряжениях своего супруга, то есть, брак их был явно заключен до 1053-го.

Таким образом, когда, отталкиваясь от даты заключения брака родителями, пытаются определить дату рождения Роберта, то у многих получается 1054 год. Опять же, по волевому решению Степлтона. Действительно, вряд ли позже, но почти наверняка - раньше.

Та же неопределенность имеется и относительно образования Роберта. В бумагах Завоевателя упоминаются "Raherius consiliarius infantis", "Tetboldus gramaticus" и "Hilgerius pedagogus Roberti filii comitis", но плана обучения Роберта не найдено. В будущем, современники отмечали исключительные ораторские способности герцога Нормандского, а в последние годы жизни, находясь в заключении, он и вовсе написал довольно большую поэму на валлийском, так что можно заключить, что образование Роберт получил достаточно хорошее для того, чтобы иметь тренированный ум.

Вот относительно того, что Роберт с ранних лет стал участником политических интриг своего отца, известно хорошо. В конце марта 1051 года, в графстве Мэн умер его правитель Юг IV, оставив вдовой свою супругу из дома графов де Блуа, и сиротами – сына Герберта и дочь Маргарет. Поскольку на это графство давно уже нацелился матерый волчище по имени Жоффруа II Анжуйский, он же Жоффруа Мартель, и добрые жители Ле-Мана сдали столицу графства этому Жоффруа сразу после смерти графа Юга, Герберту и Маргарет пришлось искать, где укрыться, и убежище им любезно предоставил Вильгельм Нормандский. Нет, в оборот он сироток взял не сразу, но в период между 1058-1060 Герберт подписал с Вильгельмом договор, в котором признавал себя вассалом Нормандии. А Маргарет была объявлена невестой Роберта, хоть и была старше жениха лет на восемь. Хотя есть указания и на то, что невестой Роберта девочка стала только после смерти брата, который, при помощи Вильгельма Нормандского, смог отвоевать хотя бы часть своего графства у анжуйцев.

В любом случае, для Вильгельма в графстве Мэн что-то сильно пошло не так после смерти Герберта – пусть и непопулярного у подданных, но законного графа. Почему-то графство не хотело «под иго норманнов». Во всяком случае, самые голосистые не хотели. И призвали к себе Вальтера Мантского (он же Готье III де Вексен), жене которого почивший Герберт приходился племянником. Эти претенденты обратились за военной помощью к ещё одному анжуйцу, Жоффруа ле Барбу, сменившем бездетного Мартеля на посту графа Анжу, и пошло веселье...

По всей логике военной науки, Вильгельм должен был стукнуть кулаком по столу и отказаться от Мэна, но вместо этого он напал, да так энергично, что захватил и самого конкурента, и его жену, и заключил их в замок Фалез, где они и умерли в течение года. Как говорят, от яда, но могли и от какой-нибудь желудочной хвори.

И теперь у Вильгельма было уже два договора относительно графства Мэн – с Гербертом, чьим законным наследником он теперь был, и через брак графини Маргарет с его сыном Робертом. Насколько известно, в делах графства он использовал оба права. Ну а параллельно крепла связь между домами будущего Завоевателя и де Беллемов, которые опекали детей Юга IV через епископа Жерве де Беллема, и ненавидели анжуйцев, от которых этому епископу крепко досталось. К слову сказать, я согласна, что в арсенал Завоевателя не входил яд, и что он не травил Готье де Вексена и его супругу. Но вот в арсенал де Беллемов яд точно и доказуемо входил, как о том свидетельствуют подвиги жены Роберта де Беллема.

Одним из приятных качеств Вильгельма Завоевателя было его умение вовремя расставить приоритеты. На дворе был 1063 год, и он уже нацелился на Англию, а война на несколько фронтов была для него не то что проблемой, но уж точно нежеланной перспективой. Ле-Ман он взял без труда, но не стал воевать с ле Барбу до победного конца, а просто заключил союз. Оба остались там, где были, а Роберт со своей невестой отправились в Алансон, и принесли вассальную клятву за графство Мэн дому Анжу и ле Барбу в частности. В статусе графа Мэна Роберт Куртгёз был ещё в 1076 году. Хотя управлял графством его отец, конечно.

На завоевание Англии Вильгельм отправлялся основательно, и, как человек основательный, привел свои дела в герцогстве в порядок. Роберт был назван его наследником и преемником герцогской короны, и все бароны герцогства принесли ему оммаж. По свидетельствам Флоренса Вустерского и Англосаксонских Хроник, Филипп Французский, патрон герцога Нормандского на тот момент, при церемонии тоже присутствовал. Регентом в этот раз оставалась,тем не менее, Матильда и советники. Когда Завоеватель отбыл в Англию в 1067 году, регентом в Нормандии остался уже Роберт с Матильдой, а когда Матильда поехала в Англию на коронацию, Роберт стал сольным регентом Нормандии.

Только вот Мэн он потерял. Не имея авторитета отца, и с военными силами, занятыми в Англии, Роберт и ахнуть не упел, как Мэн стал в 1069 году независимым от Нормандии. Маргарет была к тому моменту уже мертва – она умерла вскоре после того, как съездила с Робертом в Алансон, а столь тяготеющие к анжуйцам жители Мэна Роберта своим графом не считали. Неизвестно, насколько разочарован был Завоеватель такой феерической неудачей сына, но, как только у него появилось время (в 1073-м), он сразу оправился в Мэн, быстро покорил по пути Френе, Бомон, Силли, и осадил Ле-Ман. К 25 августа 1076 года, Роберт снова был графом Мэна и правил Ле-Маном.

Когда Завоеватель опасно заболел, он немедленно собрал в Бонневилль лордов и баронов, и снова принял их клятву верности его наследнику, Роберту. То есть, на тот момент Роберт Куртгёз должен был унаследовать все владения своего отца. И действительно, за период между 1063 и 1077 годами Роберт заверял акты, выпускаемые его отцом, так же часто, как и королева, и чаще, чем его братья. Так что даже если какие-то мелкие несогласия между членами семьи и имели место до осени 1077 года, они не были серьезными, и не отражены ни в одной хронике.

@темы: Robert Curthose

---

Подарочный гороскоп

Наверное, правда. Мне лучше вообще никакого подарка, чем какую-нибудь ерунду. А поскольку "не ерунда" для меня или что-то очень нужное-специфичное, или реально дорогое, то предпочитаю переговоры, чтобы не было разочарований. И нет, муляж Шапки Мономаха я бы не оценила. Реплику - возможно.

Лев (23.07-23.08)

Подарки для Львов могут быть разными, но в них всегда должно проявляться уважение. Этим харизматичным и гордым людям просто необходимо одобрение и восхищение окружающих. Так что отойдите в сторонку с вашим помятым букетом! Дело даже не в цене подарка (хотя Львы любят то, что подороже), а в том, что выбранный наспех и плохо упакованный подарок роняет Льва в его собственных глазах. Еще хуже, если вы плохо слушали Льва и пропустили мимо ушей информацию о его вкусах и пристрастиях. Никто так не нравится Львам, как внимательный, заинтересованный слушатель, а значит, никто так не бесит его, как… слушатель равнодушный и рассеянный. Ведь говорил же он вам, что курит только пенковые трубки, а вы ему несете кубинские сигары…

Истинные Львицы будут приветствовать все, что оттеняет их природную красоту – духи, цветы, ювелирные украшения… Но не откажутся и от самодельного плаката «Счастливого Нового года первой красавице курса!» Потому что уважение свиты придает Львам и Львицам сил и наполняет их оптимизмом.

Подарки-шутки и подарки-розыгрыши не должны умалять величия Львов и выставлять их в смешном свете. Шутите над кем-нибудь другим! Если вы подарите истинному Льву трусы в розовый цветочек или Львице – набор тряпок для вытирания пыли, вычеркните себя из числа приятных для них людей. А вот муляж шапки Мономаха или резной стул, напоминающий трон, будет в самый раз. Речь идет не о недостатках характера Львов, просто они интуитивно (и часто по праву) занимают доминирующие позиции в жизни, и могут очень страдать, если их попытаются согнать с этого места. Преподнося подарок людям этого знака зодиака, постарайтесь сделать это красиво, изящно, создайте романтический или торжественный настрой, подарите вместе с подарком праздник. Ведь одно другого не заменяет, правда?

Лев, дарящий подарки, так же великолепен, как Лев, их принимающий. Львы - весьма щедрые, часто неразумно щедрые люди. Они азартные игроки, подбор подарка их может увлечь не меньше, чем преферанс. Некоторые из них способны просадить на подарки последние деньги, даже займут еще, чтобы одарить вас по-королевски. Поэтому будьте осторожны, рассказывая Льву о своих мечтах и желаниях. Вдруг он все исполнит? В любом случае примите подарок Льва или Львицы с должной благодарностью, разверните при нем (так следует поступать со всеми, но со Львами – особенно), выразите свой восторг и похвалите выбор. Как правило, выбор действительно бывает хорош!

Получить свой гороскоп

@темы: "нетягостная бредь"

---

Ага, щаззз...

Получить предсказание

@темы: "нетягостная бредь"

---

Пересматривая старое

Есть такой сериал "Тайны следствия". Смотрела я его очень давно, несколько сезонов, и тогда больше возмущалась тем, что сериал вообще не похож на книги, чем оценивала именно сериал. А он интересный, в общем-то. Очень спокойный. Подходит для просмотра в режиме "поваляться и отдохнуть". Вот валялась я и размышляла, нравится мне Швецова или нет.

Умна, трудоголик, дотошна и аккуратна, но не узколоба, очень красива. Должна нравиться. С другой стороны, она легко может оскорбить любого человека из своего окружения. Просто потому, что у неё плохое настроение. Причем, на попытки окружающих сгладить её злые выпады реагирует повышением уровня агрессии. Для неё, по сути, есть только она, её работа и её переживания, окружающие ей постольку поскольку. То есть, личность-то неприятная.

Кажется, такими людьми лучше восхищаться на расстоянии. И сдается мне, что и второй её муж рядом с ней не выдержит, потому что всему есть предел, а она не задумываясь лупит его по болевым точкам, постоянно напоминая, что дети, с которыми занимается именно он, и обеспечивает тоже он - это не его дети. Интересно, когда ему всё это надоест.

Интересно, почему по сериалу Швецова совершенно неотразима для всех окружающих мужчин? Штабелями валятся коллеги, подследственные, начальство, и вообще любой мужик, попадающий в её орбиту. Вплоть до зубного врача. Сочетание ума, красоты, и эмоциональной холодности?

@темы: кино на радость нам дано

---

Вильгельм Руфус - смерть короля/4

Давайте рассмотрим вероятность того, что смерть Вильгельма Руфуса на охоте была результатом несчастного случая. Из тех редких авторов, которые занимались этим вопросом, Холлистер («The Strange Death of William Rufus», 1973 и 1986) и Барлоу («William Rufus», 1983) считали, что так оно и было – охота была и остается опасным спортом, где несчастные случаи происходили и происходят. Эмма Мэйсон, в свою очередь, напоминает, что под несчастные случаи на охоте было замаскировано немало политических убийств.




В Италии, король Ламберт Сполетский, удачно погиб в 898 году на охоте, ударившись головой о ветвь дерева. В Византии, Василий I тоже погиб на охоте в нужный его противникам момент в 886 году, причем затейливо – якобы олень зацепил рогом пояс императора, и долго тащил его по лесу. Иоанн II Комнин в 1143 году вообще ухитрился сам себя ткнуть отравленной стрелой, если верить официальным источникам. Тем не менее, все эти «несчастные случаи» рассматривались ещё современниками как убийства. Смерть Фулька Иерусалимского в том же 1143 году тоже была слишком на руку многим (и его супруге в первую очередь), чтобы её можно было легкой рукой списать на чистой воды несчастный случай на охоте.

Во Франции, Хлотарь I, убив в 561 году своего сына Храмна вместе с семьей (их сожгли, загнав в какую-то хижину), отправился почти немедленно на охоту, где очень удачно подцепил пневмонию и умер. Его племянник Теодеберт тоже умер в результате несчастного случая на охоте, и тоже в не самой простой политической обстановке. Хильперик, сын того же Хлотаря, тоже погиб на охоте, но тут никто не озаботился даже замаскировать смерть под несчастный случай – в него дважды всадили кинжал, потому как заказчик убийства (жена, предположительно) очень торопился.

Что касается смерти Ричарда, сына Завоевателя, в том же лесу, то есть историческая сплетня, что Завоеваетель велел арестовать по поводу предполагаемого инцидента своего старшего сына, Роберта. Не говоря о том, что смерть племянника Руфуса в мае 1100-го года, в том же лесу и во время охоты, была, скорее всего, репетицией того, что случилось в августе с самим Руфусом.

И всё вышеперечисленное – это только верхушка айсберга. В случае с Вильгельмом Руфусом, больше всего выгоды от его смерти получил младший брат, граф Генри. Поручения от его имени на убийство Руфуса не существует, разумеется. Так что в этом случае можно только прибегнуть к анализу характера молодого человека. То есть к тому, как он привык действовать и действовал в дальнейшем. Он перехватил корону Англии у Роберта Нормандского, отобрал у Роберта Нормандию, посадил брата, прославленного участника Первого крестового, в пожизненное заключение, и затравил до смерти его единственного наследника. То есть, с этим братом он поступил как со смертельным врагом. Такой человек, в общем-то, вполне способен и на убийство, не так ли?

Я также думаю, что слишком большой была вероятность, что вернувшийся из похода Роберт и нацеленный на Францию Вильгельм станут союзниками. И это оставит самого Генри, строившего свою стратегию на разногласиях членов семейства, окончательно ни с чем. К тому же, Роберт уже вез с собой молодую жену, и Руфус, вероятно, вскоре последовал бы примеру брату, то есть старшие были на пороге основания собственных династий, что совершенно не подходило амбициям младшего. Вот и пришлось решать проблему радикальным образом.

По Мэйсон, такой ход имел смысл только в одном случае – за графом Генри должны были стоять довольно влиятельные круги английской аристократии, иначе он ни в коем случае не смог бы короноваться уже через три дня после смерти Руфуса, и не где-нибудь, а в Вестминстере. Непрямое указание на то, что заговор существовал, является публикация «Коронационной Хартии Вольностей», в которой Генри обещает исправить все несправедливые решения своего брата. Генри также арестовывает самого Фламбарда, ведущего придворного при Руфусе, и заключает его в Тауэр, где Фламбард стал первым политическим заключенным, и единственным, кому удалось из Тауэра бежать – явно не без посторонней помощи (при всем уважении к личным качествам Фламбарда, без помощи ему бежать бы не удалось).

То есть, оппозиция финансовой политике Вильгельма Руфуса явно существовала. От себя добавлю, что подобные оппозиции существуют всегда, при любом режиме и любом короле, потому что всегда найдется группа, чьи интересы как минимум не продвинутся, если вообще не пострадают, в результате принимаемых решений. Другое дело, что в отсутствие сильного лидера эта оппозиция останется на уровне тайных разговоров и подковерной возни. Именно поэтому любой разумный правитель старается сделать всё возможное, чтобы такой сильный лидер не появился на политическом горизонте.

Как Генри удалось стать лидирующей фигурой тайной оппозиции? Благодаря тому факту, что он был единственным сыном Завоевателя, родившимся после того, как тот стал королем. То есть, по этой логике, он был единственным законным наследником королевства Завоевателя, а Руфус и Куртгёз – просто узурпаторами. Впоследствии, именно этот момент особенно педалировался летописцами его времени – Ордерик прямо писал, что «принц Генри родился в пурпуре». Довольно неожиданный аргумент для меня, потому что Генри, всё-таки, был младшим братом, и ведь существовало завещание Завоевателя. Но, по-видимому, в процессе создания имиджа лидера все средства хороши.

Теперь вернемся к Тиреллу, который таким драматическим способом удалился с политической арены Англии.

Что характерно, ни сразу после смерти Руфуса, ни в течение всего царствования Генри, Тирелла никогда не обвиняли в убийстве короля. Писалось только о несчастном случае, причем давалось понять, что жертва заслужила свою судьбу, что имело место своего рода божественное возмездие жестокому попирателю имущественных прав церкви. Но разговоры явно ходили, потому что должна же была существовать какая-то причина, по которой английский король Генри I выпустил помилование Тиреллу, проживающему во Франции.

Тем не менее, было бы наивно оправдывать на основании официального помилования единственного человека, который пустился в бегство в тот момент, когда тело Вильгельма Руфуса коснулось земли.

Перечисляя возможных заказчиков убийства, Мэйсон сразу отвергает Фулька Анжуйского, потому что у того, грубо говоря, были руки коротки для такого заговора. Другое дело – король Франции. Как позже писал аббат Сугер, король Франции прекрасно понимал дисбалланс между своими силами и силами «великого короля Англии», подкрепленные, к тому же, практически неограниченной возможностью Руфуса перекупать лояльность французских рыцарей. Одним из тех, чья лояльность, по мнению Мэйсон, была куплена, был Вальтер Тирелл. Собственно, в Англии Тирелл владел только одним манором в Эссексе. По какой же причине он был среди гостей самого короля? Как родственник де Клеров через брак?

По мнению Мэйсон – как сеньор де Пуа в Пикардии, владелец земель в Нормандии, и, главное, кастеллан замка Понтуаз, ключа к Вексену.

А дальше профессор Мэйсон пускается в довольно нестройные, на мой взгляд, рассуждения. Собственно, полное неумение уважаемого профессора логически систематизировать вываливаемую ею информацию – яркая особенность её книги о Вильгельме Руфусе. Но что поделать, сочинения Барлоу у меня во-прежнему нет.

С одной стороны, Мэйсон повторяет, что имя Тирелла как человека, случайно или намеренно выпустившего роковую стрелу, появилось только в написанных гораздо позже сочинениях.

С другой стороны, она рассуждает, что подчеркнуто уважительное отношение Вильгельма Руфуса к Вальтеру Тиреллу не могло не вызвать среди придворных кругов недоброжелательства к Тиреллу, поэтому он был подходящим козлом отпущения, усугубив всё своим бегством с места происшествия. Она также не исключает возможность, что вина за выстрел была возложена на Тирелла просто потому, что он был значительной личностью, а вот любой его подчиненный, которому он мог поручить дело, для придворных кругов интересен не был.

Тем не менее, Джеральд Уэльский в 1193 году называет стрелком рыцаря по имени Ranulf de Aquis, имея в виду, похоже, Ranulf (Raoul) d’Equesnes. Этот Ранульф – вполне историческое лицо, он был арендатором у Вальтера Тирелла. То есть, когда Тирелл клялся во Франции аббату Сугеру, что он не только не стрелял в короля, но и вовсе был в другой части леса, он мог, технически, говорить чистую правду. Он действительно не стрелял собстренноручно.

Доказательством вины Тирелла Мэйсон считает то, что во Франции у него не возникло никаких трений с французским королем. Он, перешедший на сторону Руфуса, оставался кастелланом Понтуаза, где около 1102 года принимал принца Луи. Он также основал в Пуа приорат, посвятив его св. Дионисию, покровителю Франции, что доказывает, что он был истинным патриотом Франции, по мнению Мэйсон.

Мне лично кажется, что эти доказательства слишком притянуты за уши. Во-первых, переход баронов от одной политической силы к другой были в тот период достаточно обычны. Руфус скупал их оптом и в розницу, и то же самое делали прочие короли. Тот же Руфус помиловал всех участников заговора 1088 года, кроме епископа Одо, и почти все потом служили ему верно, за исключением де Мовбрея. Да и то, заговор де Мовбрея произошел в совершенно другой политической ситуации, не имевшей отношения к агенде 1088 года («Роберт или Вильгельм»). Во-вторых, своим бегством из Англии Тирелл поставил себя в положение полной зависимости от благорасположения французского короля. В этих обстоятельствах, можно было обоснованно ожидать, что он рисковать этим благорасположением не будет. Так зачем убирать его из Понтуаза, где он сидел годами, и наверняка имел большое число преданных лично ему людей? Ну а посвящение аббатства святому-покровителю Франции – и вовсе не аргумент в пользу именно патриотичности. Уж скорее это можно рассматривать как уверение в лояльности.

Продолжая искать доказательства тому, что Вальтер Тирелл был французскам шпионом, Мэйсон обращается снова к Гаймару. Тот действительно приводит разговор между Руфусом и Тиреллом, в котором Тирелл спрашивает о планах грядущей военной кампании. Это именно тот пассаж, когда король ответил, что рождественские праздники будут проведены в Пуату. Мэйсон считает, что Гаймар указывает на то, что Тирелл был двойным агентом. Опять же, на это можно возразить контр-аргументом, что если уж на Тирелла возлагалась ключевая роль в грядущей кампании, как указывает эпизод со стрелами и слова Руфуса, которые тот несомненно во время этого эпизода произнес, его интерес к стратегическим планам короля очень обоснован.

Мэйсон сама признает, что даже если среди королевских приближенных и были люди, которые могли знать или чувствовать, что какая-то возня вокруг Руфуса начинается, и что присутствие Тирелла рядом с королем выглядит подозрительно, самому Руфусу параноидальность мышления была совершенно чужда. Говорить с ним о возможности заговора не имело смысла, он отмахнулся бы от этих намеков так же, как от просьбы Фиц-Хаймо отказаться от охоты из-за дурных предзнаменований.

Для французов, убийство Вильгельма Руфуса означало отсрочку конфликта с Англией. Неизвестно, вели ли они переговоры с графом Генри до 2 августа 1100-го года, но Ордерик пишет, что сам принц Луи присутствовал на придворных празднествах Генри уже на Рождество 1100-го года. В тот момент, несомненно, причиной визита было обсуждение общих действий против герцога Роберта Нормандского, и, как минимум, этот визит наследника французской короны подтверждает, что общие интересы с Генри у него были. То есть, смерть Вильгельма Руфуса была очень приятным событием для французов.

К слову, сам Генри мог быть достаточно осторожным, чтобы никак не ввязаться в заговор, имеющий целью убийство Руфуса, но он, судя по всему, как минимум о нем знал – уж больно молниеносными были его действия в отношении казны и коронации. Но напомню, что так же быстро действовал в 1087 году и сам Руфус. Да, по воле отца, и расстояние было более внушительным, но скорость та же. То есть, никто из стоящих в очереди на престолонаследование не расслаблялся никогда в принципе. Не вижу причин отмахиваться от свидетельства Васа, что Генри только приближался к лесу, как из него выскочила толпа сквайров, причем тремя группами, и все они вопили о смерти короля. Генри мог подорваться в Винчестер прямехонько оттуда. А что касается переговоров с французами, то, как показывают исторические события, у Генри были свои планы на материковые территории, но первым необходимым шагом было уничтожение герцога Роберта Нормандского. Как минимум для того, чтобы тот не заявил своих прав на Англию (согласно договору с Вильгельмом), и не призвал бы младшенького, которого всегда считал изрядной сволочью, к ответу.

В общем, получается, что с версиями относительно обстоятельств смерти Вильгельма Руфуса как-то не густо.
1. Несчастный случай
2. Убит Тиреллом, который был агентом французского короля
3. Убит человеком Тирелла по его приказу
4. Убит человеком Тирелла по поручению графа Генри
5. Убит кем-то по поручению графа Генри
6. Убит кем-то другим по поручению кого-то из магнатов
7. Убит, но не понятно, в результате чьих махинаций

Вот лично я проголосовала бы за пункт №7. Знаете ли, самого Генри в качестве заказчика убийства брата можно, по-моему, исключить. Во всяком случае, на основании имеющихся данных. Да, он был достаточной сволочью, чтобы собственноручно пристрелить брата, но он был слишком хитрой сволочью, чтобы дать на себя компромат, наняв для этой цели кого-то. А ни о каких подозрительных смертях в рядах присутствовавших ни охоте нигде не упоминается.

Про Тирелла я уже написала выше. Похоже, что его обвиняют по принципу "нет дыма без огня", хотя доказательств нет. Тиреллу было бы куда как проще устроить несчастный случай королю во время военных действий во Франции, куда они направлялись. Можно, конечно, представить себе, что Тирелла как-то ангажировал граф Генри (допустим, угрожая жизни кого-то близкого Тиреллу), который торопился, боясь, что Роберт Нормандский успеет вернуться и помешает ему перехватить корону. Французам-то было бы всё равно, где сгинет Руфус, лишь бы сгинул.

Магнаты? Вполне возможно, но совершенно нет данных. Да и зачем им было бы убивать Руфуса, когда для них открывались блестящие перспективы захвата французских земель, если Руфус и впрямь нацелился на трон короля Франции. Если только исключить возможность, что Руфусу стало известно о каких-то их действиях, которые были потенциально летальны. Опять же, нет данных.

Ансельм, а то и сам папа? Нет данных. Да, Генри позвал Ансельма назад, когда стал королем. Но эта теория никогда даже не рассматривалась, я её только что придумала.

Опять же, мы решительно ничего не знаем о личной жизни Руфуса. Там тоже могло быть что-то, спровоцировавшее убийство.

В общем и целом, кавалерийским наскоком этот вопрос не решить. Думаю, что кое-какие ответы получить можно, если отказаться от канонического следования записям летописцев и биографов того времени, а хорошенько порыться в биографиях и родословных аристократических семейств Англии и Франции того времени. В общем, для меня вопрос со странной смертью Вильгельма Руфуса остается открытым.

@темы: William II

---

Очень странный случай

Втройне странный. Сегодня был суд над врачом-анестезиологом в Тампере. Он делал в 2016 году общую анестезию девушке 21 года, которой должны были оперировать всего-то колено. И делал эту процедуру без маски, нарушив этим все правила. Более того, он открыл ампулу прежде, чем надел стерильные перчатки. Операция прошла хорошо, девушку на следующий день выписали, а через пару дней привезли с воспалением оболочки головного мозга. Причина - стафиллококк, который живет только в слюне, streptococcus salivarius. Виновного искать не пришлось, анестезиолог был единственным человеком без маски в операционом зале. Для девушки всё закончилось трагично, мозг умер. Обвинение требует наказания по статье "причинение смерти" - штрафа, собственно.

Врач заявил, что в 2016 году использование маски было рекомендовано, но не обязательно. К тому же, невозможно доказать, что бактерия, убившая мозг девушки, была именно из его слюны. Что касается ампулы, то она была открыта короткое время, и загрязниться, по его мнению, не могла.

Странности здесь три.

1. Как мог врач в операционном зале работать без стерильной маски, стерильного халата и перчаток? Кто его пустил в зал-то в таком виде? Да, врач был из гастролирующих, не свой, но не из леса же вышел?
2. Почему никто его не остановил, когда он поперся в таком виде к пациентке? Там были сестры и оперирующий врач. Не посмели? Скорее всего. Я видела танцы с бубнами вокруг явных врачебных ошибок, о которых врачу сказать не смели. Для врачей-коллег это неэтично, вмешиваться в действия равноправного коллеги. Для фельдшеров и медсестер - не по чину.
3. Скорее не странность в чудо, что дело в принципе дошло до суда. Обычно корпоративная лояльность блокирует любые жалобы на действия врачей, и по поводу врачебных ошибок безумно сложно собрать поддерживающие обвинения заключения экспертов. Видимо, что врач был не в штате, а чужой, делу помогло.

Ну заплатит он штраф, в лучшем случае. Ну внесут ему замечание в регистр (регистр публичный, кстати, каждый может проверить послужной список своего врача в плане наличия наказаний). А молодая девушка умерла. Я не считаю, что за каждую неудачную операцию врачей надо в тюрьму садить. Они не боги, а человек - механизм хоть и крепкий, но сложный. Но меня как-то возмущает несоответствие наказания и преступления, когда врач не оказывает помощи, неадекватно оценивая состояние пациента, или конкретно подвергает жизнь пациента опасности, пренебрегая асептикой.

@темы: истории о медицине

---

Вильгельм Руфус - смерть короля/3

Меня всегда занимал момент доставки тела Вильгельма Руфуса в церковь. Типа, два крестьянина нашли и отвезли. Как-то странно это: и Завоевателя доставляют как попало для захоронения, и его сына мертвого в лесу бросают... Мода у них, что ли, такая была?

Разберем версии Уильяма из Малмсбери, Ордерика и Гаймара.

В версии Уильяма из Малмсбери, повезли труп короля в Винчестер действительно крестьяне – те, кто жил на королевских землях во владениях лесничих. Естественно. Кто был ниже всех по рангу, тот и повез. Но в истории Уильяма из Малмсбери упоминается одна деталь – что кровь сочилась из раны короля всю дорогу. Это означает, что везли в Винчестер всё-таки не труп, Руфус был ещё жив. И везли его, по-видимому, в Винчестерское аббатство, где ему могли и помощь оказать, и похоронить, если что.



Уильям из Малмсбери написал, что когда король был убит, а Тирелл ускакал в сторону заката, присутствующие на охоте впали в панику. Каждый по-своему. Знатные господа помчались в свои замки, засели в них и приготовились к обороне. Некоторые прибрали к рукам всё дорогое, что было при короле, а некоторые помчались к графу Генри, в котором видели нового короля. То есть, дело было так, что к графу поскакали сквайры, это подтверждает и Роберт Вас. А королевские охотники послали за крестьянами, и действительно сняли с тела все украшения и забрали дорогое оружие. То, что тело было не вполне мертвым, вряд ли их смутило, рана явно была смертельной, они все были достаточно опытны, чтобы это понять. Это выглядит наглым грабежом, но действовали они согласно нравам своей эпохи: смерть в те времена была делом житейским и привычным, и мертвым не нужны драгоценности. К тому же, если бы их не сняли лесничие, их сняли бы по дороге в Винчестер крестьяне.

Уильям из Малмсбери заканчивает повествование тем, что короля похоронили в Винчестерском кафедрале «под башней». «Присутствовали многие благородные лорды, но только несколько горевали о нем»,- пишет он.

Ордерик пишет намного подробнее. Он тоже упоминает о замешательстве и панике в лесу, но его больше интересуют политические события, последовавшие за смертью Руфуса.

По словам Ордерика, граф Генри, получив известие о гибели брата, поскакал в Винчестер, где хранилась королевская сокровищница, и потребовал от ней ключи, как законный наследник. Но вы же знаете, как сторожат королевские сундуки их хранители. Пока Генри занимался с хранителем словесным фехтованием, на сцену действия подоспел Вильгельм де Бретейль (то есть, отнюдь не все бывшие при короле лорды поспешили под защиту родных стен), который энергично напомнил Генри, что они все ставили печати под договором, по которому наследником Вильгельма Руфуса является герцог Роберт Нормандский. В ответ Генри вытащил меч, и стал кричать, что не потерпит никого между собой и регалиями своего отца.

К этому моменту вокруг них уже собралась изрядная толпа, большая часть которой поддерживала именно Генри. Чтобы предупредить общую потасовку, хранитель сокровищницы проводил Генри в помещение, и выдал ему ключ.

Тем временем, прибыло тело короля, встречать которого вышла духовная братия, вдовы и нищие. Первые – потому что это был их долг и обычай, вторые – в надежде на раздачу милостыни и, опять же, по обычаю. Милостыню, тем не менее, раздавать было не с чего, потому что на теле осталась только окровавленная одежда, а сокровищницу захватил Генри. Так что наемники, проститутки и приживалы, лишившиеся дохода после смерти Руфуса, долго ещё искали Тирелла «чтобы разодрать его на мелкие кусочки», но Тирелл был уже на пути во Францию.

Жоффрей Гаймар дает ещё более интересную версию событий, и в качестве движущей силы этих событий указывает совсем нового персонажа, Жильбера Л’Эгля. Этот Жильбер был баснословно богатым человеком, с землями по обе стороны канала и родством во многих королевских домах Европы. Жильбер Л’Эгль был также другом графа Генри.

В общем, по словам Гаймара, Л’Эгль и де Клеры все были в партии короля в лесу, и когда тот был убит, подняли дикий крик и буквально рвали на себе волосы. На крики прибежал Роберт Фиц-Хаймо, ближайший придворный Вильгельма Руфуса и один из его советников (который, полагаю, отвечал именно за вопросы безопасности короля, и вообще был против охоты в этот день). В общем, в атмосфере общей паники Фиц-Хаймо просто свалился в обморок. Когда его кое-как привели в себя, он было приноровился опять потерять сознание, как вмешался Жильбер Л’Эгль: «Хватит выть, ради Господа Бога! Его это не оживит, знаете ли. Даже если мы тут будем рыдать до конца дней своих, второго такого лорда нам не явится. Давайте-ка покажите свою любовь тем, что поможете мне сделать для него носилки».

Охотники спешились и пошли рубить ветки. Носилки украсили ложем из цветов, поверх которого Фиц-Хаймо бросил свой плащ, подбитый шелком, а Вильгельм де Монфише накрыл тело короля своим новеньким плащом, который он надел в тот день впервые. Носилки поставили на повозку, в которую запрягли двух иноходцев, сбрую которых тоже украсили цветами. И потом процессия двинулась вперед к Винчестеру, причем лорды шли пешком в знак скорби. Гаймар также пишет, что тело короля в Винчестере встречали все видные члены духовенства, а на следующее утро по королю отслужили торжественную мессу, после которой была роздана милостыня в беспрецедентных размерах. «А те, кто сомневается в моем рассказе, пусть сами отправятся в Винчестер, и убедятся, что он правдив», - заключает Гаймар.

Разница в описаниях событий после смерти Вильгельма Руфуса настолько велика, что историки стали искать объяснения. По их мнению, разница отчетов лежит в «смотря для кого писалось».

Уильям из Малмсбери и Ордерик, принадлежавшие к духовенству и писавшие на латыни, писали свои анналы для церкви. То есть, им было важно показать, что после смерти король, безжалостно наложивший руку на их драгоценные реликварии и выпнувший из Англии архиепископа Ансельма, встретил жалкий конец. Жоффрей Гаймар, писавший на французском, писал свою историю по заказу Констанс Фиц-Гилберт, которая и нашла для него источники. То есть, аудиторией Гаймара были аристократы, люди очень хорошо информированные. Особенно леди Констанс, муж которой входил в круг семьи де Клеров, и её друзья, входившие в литературный кружок де Клеров.

Разумеется, все, кто писал отчеты о событиях после смерти Вильгельма Руфуса, включали в свои сочинения украшательные элементы повествования – свою фантазию, собственно. И, безусловно, слог Гаймара должен был быть подчеркнуто изысканным, чтобы его произведение сделало честь его патронессе. Но дело-то в том, что патронесса сама была внучкой Жоффрея де Венуа, одного из четырех маршалов королевского двора, который отвечал за порядок и законность в Хэмпшире и Вилтшире, и, помимо этого, отвечал за за все финансовые отчеты по выплатам, налогам, отчислениям в королевскую казну, а также за функционирование службы посыльных и организационные моменты охоты. Так что очень похоже на то, что сведения об участниках процессии, о мессе и величине розданой милостыни Гаймар узнал именно из источников леди Констанс. Не говоря о том, что двое из де Клеров сами участвовали в последней охоте Вильгельма Руфуса.

Что касается событий именно в лесу, и того, какой была реакция придворных на убийство короля, то здесь надо смотреть на время, в которое писал Гаймар. Леди Констанс вышла замуж в 1135 году, а 1 декабря королем Англии был коронован Стефан Блуасский. Гаймар начал писать свою историю в 1136 году, когда война между Стефаном и Матильдой, дочерью Генри I, уже началась. То есть, здесь встал вопрос о лояльности, и для де Клеров, у которых в родственниках ходил заклейменный предателем Тирелл, было важно показать, как их деды горевали над телом своего законного монарха, хотя у них и были с ним проблемы с 1088 году. Тем более, что Уильям из Малмсбери дал понять, что Тиреллу удалось бежать «при попустительстве» некоторых участников охоты. Чьем, если не де Клеров, с которыми он был в родстве?

Что самое интересное, де Клерам действительно было свойственно отдавать свою лояльность тому, от кого они могли получить больше. Как, честно говоря, и большинству крупных землевладельцев. В 1136 году, когда леди Констанс поручила Гаймару писать, де Клеры были на стороне короля Стефана. Затем они, в какой-то момент, перешли на сторону императрицы Матиды – вернее, её сына. То есть, ничто человеческое не было лидерам этого семейства чуждо. А Гаймар писал L'Estoire des Engleis в период 1135-1140 гг.

Тем не менее, даже если Гаймар слегка драматизировал свой рассказ, он просто не мог его исказить. Как я упомянула, в нем говорится о событиях, которые рассказывались дедами и отцами напрямую слушателям. То есть, некоторые детали могли слегка потеряться или исказиться в связи с особенностями, свойственными человеческой памяти, но в целом его произведение не могло быть написано «с потолка».

Что касается самого Тирелла, то у нас есть свидетельства французского аббата Сугера, что Тирелл многократно клялся, что не имеет никакого отношения к убийству короля Вильгельма Руфуса. Но это не отвечает на главный вопрос: был Руфус убит преднамеренно, или действительно погиб в результате несчастного случая на охоте? И кто, в конце концов, стрелял?

@темы: William II

---

То время года,

когда трава растет, а листья и цветы распускаются на глазах. Но как на мой вкус, то +28 в середине мая - это перебор, довольно трудно приводить двор в порядок при таком пекле. Здесь ведь традиционно в жару ветра нет, вообще.

Листочки на березах ещё совсем маленькие:



Прошлой осенью перекопала сильно запущенную клумбу на заднем дворе, насадила туда всяких тюльпанов-нарциссов-ирисов-люпинов, но сейчас видны только тюльпаны, и несколько полудохлых нарциссов, которые у меня никак не хотят расти:



Гиацинты у нас тоже зимуют, но, конечно, размеры у них скромные. Закапывать приходится все луковицы довольно глубоко, чтобы зимой их не вытолкнула мерзлота, вот им и приходится весной пробиваться довольно долго:





Жимолость я посадила исключительно для шмелей, которые живут у нас на чердаке - она рано зацветает. Уж не знаю, что этим шмелям там так нравится, но я их очень люблю. Весной с пыльцой не очень, так что их выручают именно черная смородина и эта жиломость. Ничего, тощими не выглядят.



Розы-пелларгонии высаживала в первых числах мая, когда было довольно холодно. "Нежные фиялки" переносят легко и -4, но насчет шансов выжить для пелларгоний и роз я сомневалась. Тем не менее, тепло от стен дома их защитило.



Ну и прочие мелочи:

@темы: "красотища"

---

Вильгельм Руфус - смерть короля/2

Обстоятельства смерти Вильгельма Руфуса были достаточно подробно описаны и Ордериком, и Уильямом из Малмсбери. Но, как ни странно, в деталях эти описания расходятся довольно сильно. Плюс ещё один момент, который делает обе истории странноватыми: королевская охота – это не просто подался мужик в лес пострелять по дичи, это ещё и вполне рутинная придворная процедура, в которой участвует большое количество людей, помимо хозяина охоты и приглашенных гостей. Людей, находящихся на королевской службе.



Руфус получает шесть стрел - художника, кстати, зовут Ричард Катон де Вудвилл

Ордерик пишет, что король, его брат, де Бретейль, Тирелл и оба де Клера углубились в лес, и разослали охотников по их местам, как это и бывает обычно на охоте, где задача охотников – гнать добычу под стрелы благородных господ. Уильям из Малмсбери утверждает, что с королем был только Тирелл. Тем не менее, оба автора не упоминают, что рядом находились другие люди – как минимум несколько охотников и сквайры короля и лордов. Процедура охоты подразумевала, что часть охотников будет гнать добычу в нужную сторону, а часть – стоять за каждым участником. Деталь в том, что каждый из участников будет отчасти скрыт листвой, никто не будет разговаривать, и внимание всех будет приковано к пространству, на котором должны появиться добыча.

Значение может иметь и тот факт, что компания отправилась на охоту после обеда. Это означает, что положение солнца отличалось от обычного. Уильям из Малмсбери пишет, что солнце садилось за горизонт, когда в пределах выстрела перед королем появился олень. Руфус выстрелил, но только ранил животное, причем не серьезно. Олень побежал, король прикрыл глаза руками от лучей заходящего солнца, и тут перед ним появился другой олень, в которого выстрелил Тирелл. Только вот попал он в короля, а не оленя. Руфус успел сломать древко стрелы, прежде чем упал с лошади. Тирелл подбежал к нему, но убедившись в том, что король не шевелится и не говорит, вскочил на коня и поскакал прочь, пришпоривая коня. Как пишет автор, никто Тирелла не преследовал. Кто-то «из попустительства», кто-то «из жалости».

Помимо странности с преследованием (вернее, с его отсутствием), в контексте этого повествования есть ещё одна: по правилам охоты, если её участник ранит, но не убивает дичь, второй выстрел тут же делает стоящий за ним охотник. Лично я допускаю, что Вильгельм Руфус на своей охоте мог запретить такую практику. Дать шанс оленю было бы вполне в его духе, не ради же ужина охотился. Что касается случайности выстрела Тирелла, то в данном раскладе она практически исключена. Уже изначально один охотник не мог находиться на линии выстрела другого. Далее, олени всегда движутся по тропе в одну сторону, но не навстречу друг другу. Если одна животина двигалась в квадрате обзора слева направо, точно так же двигалась и другая. Когда один олень исчезал из поля зрения в правом углу, новый появился в левом. Руфус никак не мог оказаться на линии выстрела Тирелла.

Единственная возможность случайности – это то, что стрелки сломали строй и сдвинулись с первоначальных позиций. Пока Руфус следил за бегом раненного оленя, Тирелл мог пялиться в ту же сторону, и заметить второго слишком поздно, когда тот уже сместился из центра квадрата вправо. Всё равно сложно предположить, что Тирелл не заметил, что между ним и оленем стоит король, но дадим шанс лучам солнца – каждый автомобилист знает, что солнце, светящее в глаза, делает все объекты между водителем и собой практически невидимыми, даже если глаза защищены. А в 1100-м году и светозащитных очков-то не было. Против сломанного строя стрелков и стрельбы в опасный угол говорит то, что каждый участник имел за плечами десятиления опыта охоты, когда правила безопасности усвоены уже до состояния рефлексов.

Теперь дадим слово Жоффрею Гаймару, писавшему через 36 лет после случившегося, но, вроде бы, тоже использовавшему воспоминания очевидца. Скорее всего, действительно использовал, и его источником был один из охотников, находившихся рудом с королем. По словам Гаймара, Руфус имел намерением добыть вполне конкретного оленя, которого он заприметил раньше. Охотники расположились не линией, а по кругу, и место короля было в наиболее густой части леса, недалеко от луга. Тирелл выбрал свою позицию совсем близко от короля, оперевшись спиной о ствол осины. Когда стадо проходило мимо, Тирелл натянул тетиву и выстрелил стрелой с зазубренным наконечником, но попал не в оленя, а прямо в сердце короля. И тут же бежал.

По этой версии, Вильгельм Руфус умер не сразу. Он попросил причащения, но они были посреди леса, и рядом не было никакой церкви, а среди присутствующих не было никого, кто имел бы право причастить умирающего. Один охотник прибегнул к интересному ритуалу, причастив короля пригоршней земли с цветами. Этот вопрос заслуживает более глубокого исследования, потому что здесь уже само тело короля было фокусом божественного присутствия на земле, а земля является творением Божьим, а смыслом ритуала причащения является единение с Богом через телесность Христа. С телесностью Христа было никак, облаток под рукой не было, так что находчивый охотник соединил умирающего короля напрямую с Богом – благо, Бог того уже «знал» через процесс коронации. Очень подкованный в теологических вопросах охотник, очень. В любом случае, Гаймар такое причащение вполне одобрил, добавив, что в предыдущее воскресенье король исповедовался и причащался в церкцеркви освященными хлебцами, так что наверняка умер «в милосердном состоянии», и попал к Богу, как и полагается.

Критический вопрос здесь в том, насколько быстро умирает человек, у которого в сердца сидит зазубренный наконечник стрелы. Лично у меня некоторое подозрение вызывает детальное указание, к какому именно дереву прислонился Тирелл – явное указание на Иуду. То есть, хотя Гаймар не обвиняет Тирелла напрямую, он дает понять, что Тирелл был предателем.

Через 24 года после Гаймара, о смерти Вильгельма Руфуса написал поэт Роберт Вас в Roman de Rou, который он делал по заказу Генри II. Вас пишет, что, возможно, Тирелл споткнулся, наступил на плащ, и нечаянно выпустил стрелу, которая попала в короля – так говорили «некоторые», по его словам. Но, естественно, крайне маловероятно, что ему удалось разыскать очевидца происшествия в 1160-м году, хотя и это не исключено. То есть, он использовал, скорее всего, либо чье-то семейное предание, либо нашел какую-то запись, в которой перечислялись слухи о том, как погиб Вильгельм Руфус. Потому что он дает и другую версию – «говорят также», что стрела Тирелла летела по касательной в оленя, находящегося между ним и королем, но скользнула по пути по стволу дерева, и изменила направление полета.

Вас также отмечает, что Тирелл бежал немедленно. Но, посколько он писал для внука Генри I, он исключает деда короля из числа присутствующих в лесу во время инцидента. Он пишет, что партия брата короля только входила в лес, когда столкнулась с мчащимися оттуда людьми, кричащими о смерти короля. Да, граф Генри отправился на охоту вместе со всеми, но у него сломался один из держателей тетивы, и он отправился на ближайшую крестьянскую ферму, чтобы укрепить держатель. И там в коттедже была старуха, которая спросила бегающего среди охотников мальчика, кто этот молодой человек, который держит в руках лук и собирается на охоту. Мальчик ответил, что это – брат короля. Тогда старуха громко сказала, что если только ей не изменяет её дар предвидеть будущее, этот молодой человек скоро будет королем.

Ну что, заказное произведение, конечно. Которое скорее будет подозрения, нежели их успокаивает. Если никто никогда не указывал на Генри I как на заказчика убийства брата, зачем придумывать странную историю со сломавшимся луком и предсказанием, чтобы доказать, что Генри не было на месте происшествия? К тому же, мы говорим о графе, брате короля, а не о рядовом лучнике. Какова вероятность того, что у сквайров, сопровождавших Генри, не было с собой запасного лука?

@темы: William II

---

Фрик-шоу, финал.

Слишком красива, чтобы победить? Не это ли загнало представительницу Кипра на второе место?



Противно в чем-то соглашаться с больным на всю голову Романом Полански, но его слова о том, что кампания #metoo - это массовая истерия, к которой присоединяются уже из страха оказаться зе бортом тренда, получили подтверждение в выборе победителя "Евровидения 2018". Эту Нетту изначально заявили несущей идею кампании в массы, так что выбора у голосовавших как бы и не осталось. Ну не верю я, что её вокал оказался прелестнее вокала оперной певицы из Эстонии, а ей перформанс - зажигательнее перформанса киприотки. В качестве комического номера это выступление, наверное, можно оценить, но чтобы победитель песенного конкурса?! "Бородатая женщина" хотя бы пела, и пела прекрасно, и песня была красивой, а тут-то что? Все запомнят кудахтанье?



Хотя стратегически выбор именно жутко непривлекательной тетки с зашкаливающей массой телес, несущей в массы факел идеи женской свободы - это был гениальный ход, признаю. Попробовали бы этот идеальный комплект заголосовать на положенное ему место... Представляете, какой бы поднялся вой? А теперь даже шокированные что-то робкое блеют, а то и вовсе молчат. Даже в жж. Почти жду реакции Миро. Неужели и она не посмеет высказать очевидное?

А вот голосование было необычным, не похожим на традиционное "голосуем за соседей". И это, наверное, единственный плюс закончившегося конкурса. Думаю, это - результат системы голования, когда мы видим только распределение голосов профессионального жюри, а не результаты голосования слушателей. Хотя трудно понять, с чего это выступление шведского мальчика оказалось так мило жюри профессионалов, и почему им не понравилось выступление мальчика украинского? Загадка. Разве что "юный Дракула" оказался слишком красив. Как и киприотка.

@темы: "музыка"