котики

Ходят тут всякие, места занимают, не выпнешь потом



Что, опять что-то развивательное мне на Алиэкспрессе купила? Ну-ну...



Когда хозяйка инстаграмит



А может, я в душе цветочек?



Зонтик от жизненных невзгод

@темы: "зверята"

---

Генри VII - лебединая песня короля

Томас Пенн описывает энергичный королевский прогресс 1507 года как маниакальный. Король находился в постоянном движении между поместьями, где он гостил, и королевскими охотничьими «домиками». Скорее всего, Генри VII просто-напросто хорошо понимал, что некоторое улучшении самочувствия будет последним в его жизни – он был достаточно умным и образованным человеком, чтобы понять, что конец его жизни близок. Поэтому его летний прогресс был даже более перегружен встречами, приемами, заседаниями и работой, чем обычные королевские «каникулы», во время которых короли Англии шли в народ, так сказать, показывая себя подданным в разных уголках страны, и стремясь уловить настроения местных джентри, которые при дворе бывали только в исключительных случаях.



В августе Генри VII остановился в маноре Эмпсона. Как известно, Эмпсон не родился с золотой ложкой во рту, так что история о том, как он обзавелся манором, многое о нем говорит. По вполне понятной причине, сэр Ричард Эмпсон особенно не распространялся о своем происхождении. Ходили слухи, что его отец был простым ремесленником, который плел решета, но сам г-н советник короля предпочитал называть его владельцем недвижимости, и, похоже, не врал – помимо того, что Питер Эмпсон фигурирует во многих местных документах того времени как арендатор, берущий в аренду крупную недвижимость на срок более 100 лет, бедный ремесленник просто не мог бы послать свое чадо в университет.

Недвижимость, о которой здесь идет речь, действительно была, в виде дома в Истоне, вокруг которого Эмпсон, с разрешения короля, данного ещё в 1499 году, основал парковую зону. Вряд ли Генри VII знал, что для этого Эмпсон просто-напросто экспроприировал 400 акров общинной земли и вообще разогнал всю деревню, чтобы бывшие соседи ему не мстили и не пакостили. Как понимаю, согнанным с земли их потери все-таки компенсировали, но… аж к концу следующего царствования, в 1543 году. Впрочем, деревней в те времена могли называть и поселение домов в пять. Деревня та называлась Халкот, и она сейчас находится в статусе estate village, то есть находится полностью или частично на землях, которые относятся к владениям манора. Если так было во времена Эмсона, то он согнал с мест не владельцев, а арендаторов, что, разумеется, было свинством, но свинством легальным, скорее всего. Ведь земельные владения Эмпсон начал скупать с 1476 года, а Халкот Манор купил в 1485 году.

В любом случае, себе Эмпсон манор отгрохал на славу, и король там задержался на целых пять дней, что было, как шептались придворные, на два дня больше, чем время, проведенное им в маноре старого соратника, Томаса Ловелла. Впрочем, когда через месяц Эмпсон попросил у короля пожаловать ему в пожизненное пользование несколько маноров, Генри VII перечеркнул слово «пожизненное», и написал «пока королю будет угодно».

В расписание прогресса короля вместился даже когда-то любимый Вудсток, который он стал избегать после смерти принца Артура. Именно во дворце Вудстока Артур заключил брак по прокси с Катариной Арагонской, именно там Генри VII был на вершине семейного счастья и больших надежд. И вот теперь, в конце жизненного пути, он расположился во дворце на целых 14 дней, и дал послам и гонцам возможность себя догнать. Ожидалось и прибытие Катарины Арагонской.



Так могла выглядеть Каталина Арагонская

На самом деле, положение испанской принцессы при дворе как-то зависло. С одной стороны, все знали, что она должна была стать женой наследного принца. С другой стороны, даже если тайное заявление принца о том, что он отказывается подтверждать брачные обязательства, наложенные на него в период несовершеннолетия, осталось тайным (свидетели были людьми не болтливыми, но ведь всегда есть слуги), то достаточно многие придворные знали о перетягивании каната с папой Юлиусом о формальной девственности вдовы Артура, а уж поведение короля Фердинанда, снова пропустившего срок выплаты дочкиного приданого, было и вовсе притчей во языцах как минимум в Лондоне.

Катарина писала папаше панические письма, утверждая, что ее челядь ходит в лохмотьях, и что она в глаза не видела своего нового суженого уже четыре месяца. «Но, - добавила она в письме, - только Бог может разъединить то, что он соединил», то есть, следуя совету Фердинанда, она вела себя так, словно ее брак с наследником престола был делом решенным. Впрочем, твердость характера – это хорошо, но Катарина несколько научилась и практичности.

Для начала, она неохотно признала для себя, что посол де Пуэбла, крещеный еврей, все-таки действительно желал ей, дочери грозной Изабеллы, хорошего. Это не значит, что все свои ошибки она перестала списывать на некомпетентность де Пуэблы и прочих дипломатов. Но она хотя бы сама стала задумываться, что не стоит отвергать всё, что говорит ей посол, только на основании личного предубеждения против евреев. А де Пуэбла всегда твердил ей, что без умения лицемерить и скрывать свои чувства принцесса пропадет. В общем, именно лицемерить Катарина и начала учиться, хотя это искусство явно не было ей свойственно.

Пенн предполагает, что не случайно усердие принцессы совпало с появлением в её хозяйстве нового исповедника, молодого фриара Диего Фернандеса. Откуда он появился, никто точно не знает. Зато известно, что король Фердинанд его точно не посылал. То есть, умного человека, которого Катарина гарантированно будет слушаться, устроил к ней либо всё тот же де Пуэбла, либо сам Генри VII. Да, теоретически он не отозвал прочь свои намерения жениться, и его видимая политика была по-прежнему повернута в сторону Габсбургов, но этот король никогда не ставил только на одну лошадь.

В общем, кто бы принцессу к этому не подтолкнул, но весной 1507 года она запросила у своего папеньки ключи к испанскому дипломатическому шифру и научилась его использовать. Вообще, этот момент Дэвид Старки и Томас Пенн интерпретируют по-разному. С точки зрения Старки, которого лично я считаю непревзойденным специалистом по Тюдорам, с этого момента Катарина Арагонская стала послом Испании в Англии, и заставила двор с собой считаться. Пенн же просто вытирает о несчастную принцессу ноги, обзывая её послания Фердинанду девичьим лепетом. Пенн, несомненно, унюхал в этой истории с шифром и внезапно возникшим рядом с принцессой фриаром руку многохитрого Генри VII. Но он напрасно не учел того, что папаша принцессы был первым хитрым лисом Европы, превосходившим своей жадностью даже страсть английского коллеги к звонкой монете.

Надо сказать, что у Генри VII действительно была одна личная причина приблизить принцессу Катарину. Её сестра, Хуана, во время невольного визита в Англию, произвела своей красотой неизгладимое впечатление на короля, да и в целом вызвала у него живейшую симпатию, густо замешанную на сочувствии. И вот теперь Хуана овдовела… Похоже, Генри VII понимал глубину привязанности Хуаны к Филиппу Бургундскому, поэтому он и не пошел официальными путями просить руки перспективной вдовы. Он попытался напрямую повлиять на Хуану через Катарину, потому что сестры были очень близки, и именно поэтому сделал всё возможное, чтобы привлечь Катарину поближе ко двору без того, чтобы кто-то заподозрил его цели. Ведь симпатия симпатией, а Хуана была, все-таки, королевой Арагона, что открывало большие перспективы для ее следующего мужа, если бы она решилась на новый брак, но и давало ей большую свободу отвергнуть любого претендента.

Но если король играл на любви Катарины к сестре, он играл и на её близости к отцу. Фердинанд был, конечно, бесконечно жадным и погрязшим в многочисленных политических интригах типом, готовым принести в жертву и интересы дочерей, если ему было нужно, но он был при этом умным хитрецом и хорошим королем. И он понимал выгодную сделку, когда её видел. Поэтому перед отъездом в вояж по стране, король вызвал Катарину Арагонскую к себе, проверил, насколько бойко она читает шифрованное письмо Фердинанда, похвалил, и как бы между прочим заметил, что нынче циркулируют слухи о том, что его любимый родственник Фердинанд хлопочет о браке между Хуаной и племянником французского короля (будущим Франциском I). По мнению Генри VII, это было неважной идеей. Не то чтобы он, Генри, пытался как-то вмешиваться в дела семьи своей дорогой невестки, но ведь та понимает, где в этой истории находится её личный интерес, не так ли?

Катарина понимала. Без всякой иронии, после смерти Артура она настрадалась при английском дворе, пока её свёкор и папаша перетягивали сундуки с её приданым каждый в свою сторону. Вряд ли принцесса голодала (хотя и Старки пишет о том, что штат Катарины был раздут, и управлять своей вконец обнаглевшей челядью она просто не умела), но репутации при дворе явно не имела. Особенно после того, как стала предметом спекуляций по поводу сохраненной в браке с Артуром девственностью. В общем, Катарина стала лоббировать интересы Генри VII в переписке с отцом, рассказывая бесхитростно при этом об обстоятельствах встреч с королем и передавая его слова буквально. В этом смысле, она действительно была бесхитростна, хотя и не стеснялась привирать. Тем не менее, если бы Фердинанд увидел в происходящем что-то, нужное для его собственных планов, то он с удовольствием бы за это «что-то» ухватился.

В любом случае, прибывшая в Вудсток Катарина была уже настолько готовой разговаривать «со взрослыми» всерьез, что не постеснялась выцепить Генри VII для приватного разговора о том, как очередная задержка с выплатой приданного повлияет на её перспективы брака с наследником престола. На этот раз, и король заговорил с ней, как со взрослой. С его точки зрения, ситуация не изменилась. «Мы оба свободны», - сказал он о принце и о себе. Но если его дорогая невестка воспринимает ситуацию слишком тягостной, то он не будет оскорблен, если её отец присмотрит ей другого жениха, потому что ему передали, что испанский посол во Франции сказал французскому королю, что Фердинанд не верит в возможность брака между своей дочерью и наследником английского престола.

«Он абсолютно счастлив в ситуации с моим приданым, хотя дает нам понять, что очень недоволен!», - писала отцу прозревшая и потрясенная Катарина. Но единожды прозрев, принцесса не могла избирательно ослепнуть и глядя в сторону отца. Уж не водит ли её за нос и он? В данном случае, Фердинанд отнюдь не пытался ввести дочку в заблуждение. Похоже на то, что он элементарно потерял брачный договор, заключенный между испанцами и англичанами в Медина-дель-Кампо пару десятилетий назад. Фердинанд был эффективным королем именно потому, что сам разруливал все правительственные заковыки и постоянно мотался по городам и весям своего королевства. Но это означало полное отсутствие нормальной бюрократической рутины. Грубо говоря, все стекающиеся к нему воды бумажной реки он просто направлял в сундуки, и в свободную минутку пытался разобраться с теми бумагами, которые оказывались наверху. Излишне говорить, что он абсолютно не помнил, о каких суммах и условиях шла речь двадцать лет назад, но просто испытывал неприязнь к мысли о разлуке с деньгами.

Но вот письма Катарины он читал, конечно, как и дипломатическую переписку. Поэтому письмо от Генри VII, в котором тот уже открытым текстом расписывал выгоды от двойного союза его и сына с Хуаной и Катариной, не довело его до инфаркта, а просто напугало. Английский король расписывал, что его брак с Хуаной принесет блеск всему христианскому миру, поскольку он, Генри VII, готов отправиться персонально в крестовый поход вместо Фердинанда или вместе с ним. Хоть против мавров, хоть против османов – как предпочтет Фердинанд.

Фердинанд, естественно, предпочел бы, чтобы английский король никогда не встретил прекрасную Хуану, потому что выдавать её замуж и терять Кастилию, где теперь он был регентом, совершенно не собирался. Несомненно чертыхаясь в адрес ненормального англичанина, на которого даже обильно распускаемые слухи о безумии Хуаны никак не влияли, Фердинанд состряпал отписку, что вовсе не уверен в желании Хуаны, глубоко потрясенной смертью любимого мужа, когда-либо вступить во второй брак, но ежели такое чудо случится, то его величество Генри VII будет первым в очереди претендентов.
Похожую отписку он написал и дочери, которая имела неосторожность написать, что лучше умрет в Англии, чем будет жить в другом месте. Он понял, что ради брака с принцем Гарри Катарина готова абсолютно на всё, и никогда не поддержит ничего, что может оскорбить интересы Англии и её короля.

@темы: Henry VII

---

The Detective / Ye Lin Shen Tan / Cold Night Detective / Следователь /

Смотреть эту дораму я начала совершенно случайно. Она явно не из категории А - и актеры красой не блистают, и играют так себе, и заставка совершенно кое-как сляпана. Но неожиданно оказалось, что в дораме есть сюжет, есть милый стёб над обычными типажами дорам такого типа, но, главное, она - добротнейший детектив, где команда героев распутывает не самые простые преступления, причем преступления не надуманные. В общем, довольно увлекательно, рекомендую.

@темы: Дорамы

---

Козлика я люблю))

Вообще-то теги он стал угадывать лучше. Тем не менее, не представляю, как он будет решать технические проблема, если он не очень хорошо понимает задачи. Ну, посмотрим.

---

О культуре и Муму

Это боян, я знаю. Но он прошел мимо меня. Коллега русская сегодня дала посмотреть, и я прониклась. Идея мне понятна, конечно, и она актуальна, но Вольфыч жжОт и пепелит!

@темы: "веселая бредь"

---

Генри VII - король начинает терять влияние

Июньский турнир 1507 года преподнес Генри VII и его советникам неприятный сюрприз. Если в мае всё шло по методичке рыцарских спектаклей, в июне соперники дрались настолько всерьез, что аж части латной арматуры летали по корту. Казалось бы, динамичный турнир в любом случае зрелищнее чем милое, но беззубое рыцарское представление, так что король должен был быть доволен удалью молодежи. Но король доволен не был. Он, как и его старые советники, давно научился читать невербальные сообщения, которые люди посылали иногда сами того не понимая. В данном случае, турнир слишком напоминал настоящее сражение, так что прочесть настрой его участников было проще простого: им надоел тот мир, который Генри VII всеми силами старался сохранить. Как минимум Фокс и Дадли также считали войну бессмысленной тратой денег, и не скрывали своего мнения. Но возможно, что и представители поколения короля, хлебнувшие лиха во времена Войн Роз, думали так же.



Надгробие Элизабет Трасселл и 15-го графа Оксфорда

Молодежь же мечтала о воинской славе. Хотя кое-для кого из окружения принца вопрос войны и мира был гораздо серьезнее, чем слава и подвига. Для графа Кента, например, война могла предоставить шанс поправить дела, тогда как мир вел к катастрофе. Граф Кент был игроком. Причем, игроком неудачливым, да и выдающимся умом этот парень не отличался. Во всяком случае, так считается, хотя более вероятно, что дело было не столько в уме, сколько в умении обзаводиться взаимовыгодными социальными контактами. Плюс, Ричард Грей, похоже, совершенно не понимал, до какого градуса бесстыдства могут дойти уважаемые сэры и пэры с королем во главе, если им предоставится возможность вгрызться в чужое и переварить выдранный кусок в своё.

Нет, обманутой невинностью Ричард Грей, конечно, не был. Чего стоит одно похищение богатой наследницы Элизабет Трасселл (лет 9 от роду) у своего сводного брата Генри. Их отец оставил графство Ричарду, сыну от первого брака, но опекунство над богатой сироткой Трасселл передал сыну от второго брака, чтобы тот выгодно это опекунство продал или сам женился на Элизабет, когда она повзрослеет. Кстати, когда опекуном Трасселл стал король, он продал опекунство над девочкой своему старому верному графу Оксфорду (Джону де Веру) за 1000 марок. Де Вер же купил опекунство для своего кузена и тезки, который был старше Элизабет на 14 лет, и чьей женой она, в конечном итоге, стала ( подробно история рассказывается здесь: www.tudorchamberbooks.org/the-trussell-wardship.... Похоже, что в Англии наследников и наследниц продавали как овец, хотя практически каждый король клялся эту традицию изжить. Правда, большинство подобных браков все-таки складывались счастливо, как ни странно.

Возвращаясь к Ричарду Грею и его проблеме. Каким бы олухом ни был в денежных вопросах граф Кент, обязанностью его короля было призвать графа, навтыкать ему морально, материально и почему бы не физически, и обязать жить более спокойно. Или хотя бы влезать в долги менее скандально (как это делали те же Стаффорд и Нортумберленд). Но Генри VII предпочел нажиться на слабости своего подданного сам, и дать нажиться своим приближенным – Чарльзу Сомерсету, барону Герберту, Джону Хасси, Ричарду Эмпсону, Генри Вайатту, Жилю Дюбени. Причем, Грей или чувствовал себя загнанным в угол, или абсолютно не понимал, что делает. Например, он отдал Дюбени один из своих маноров за две штуки какого-то полотна и лошадь в латах. Впрочем, скорее всего эта свора придворных просто заставила молодого человека думать, что таким образом он покупает помощь и отсрочку выплат королю. Потому что хорошо известно, в каком отчаянии и какой ярости он был 6 мая 1507 года, когда неожиданно, за день до срока, получил кучу квитанций к оплате.

Естественно, Грей ничего хорошего от нынешнего режима и нынешней политики не ждал. И он был в этом не одинок. Даже герой ристалища Брэндон не мог ожидать особых милостей от Генри VII, потому что у того уже был сложившийся круг приверженцев, которых он был обязан держать в уважении и довольстве. Молодежь могла надеяться только на принца Гарри, на будущего короля. Уже в мае кто-то наблюдательный заметил, что бойцы стараются произвести впечатление на принца, не на короля. В июне это стало абсолютно явным всем: молодые хотели и были готовы воевать, и их будущий король хотел того же.

И был ещё один момент, который могли заметить только представители старшего поколения – темперамент принца-наследника. Его внешность, его поглощенность происходящим на ристалище, его оживленное обсуждение проведенных боев со всеми, кто в таких вещах разбирался, его оживленная жестикуляция – всё это было от Плантагенетов, а конкретнее – от Йорков, от Эдварда IV. На фоне отстраненного, холодноватого, сдержанного и культивированного отца контраст был ещё разительнее. Естественно, подобное возрождение знаменитой агрессивности Плантагенетов в собственном сыне короля, всеми силами старавшегося привить в королевстве что-то вроде бюрократического управления, радовать не могло, но всё, что он мог – это пытаться направить наследника на правильную стезю.

Помимо агрессивности и восхищения агрессивностью, в компании молодого принца были возвращены в прежнем блеске принципы куртуазной любви. Кто знает, какими они были на самом деле во времена Алиеноры Аквитанской, которая их в моду и ввела, но на английской почве и по прошествию времени они подошли очень близко к откровенному эротизму. В окружении принца крутился поэт Стивен Хос, избравший своей Прекрасной Дамой не кого-то, а сестру принца, принцессу Мэри, фантазии о которой в его исполнении были очень смелы. На мой взгляд, поэт из него был так себе (критики же о его талантах спорят до сих пор):

Dame Sapyence taryed a lytell whyle
Behynd the other saynge to Dyscrecyon
And began on her to laugh and smyle
Axynge her how I stode in condycyon
Well she sayd in good perfeccyon
But best it is that he maryed be
For to eschewe all yll censualyte
I knowe a lady of meruelous beaute

Но он был лет на десять старше окружающей принца молодежи, повидал жизнь и поездил по миру, обладал явным талантом делать комплименты и развлекать окружающих, так что принцесса чувствовала себя не оскорбленной, а польщенной. К сожалению для себя, Хос также был служащим короля, так что когда он стал свидетелем неуважительных замечаний о короле от кого-то близкого к принцу, он был вынужден об услышанных «изменнических речах» доложить (технически неуважительность к королевской персоне являлась государственной изменой, недонесение о которой каралось), что и сделал в поэтической форме. Тем не менее, если его и поняли правильно в окружении короля, никто не заступился за поэта, когда над ним стали смеяться как над искателем сенсаций, и вскоре вообще избили до полусмерти (что было обычным способом воздействия на неугодных). Перепуганный Хос исчез с горизонта, перестал писать стихи, и посмел обратиться к принцу за пенсионом только в 1510 году, когда тот стал уже королем. Пенсион ему был назначен. Похоже, что отделали Хоса с ведома людей, приближенных к королю, а не тех, на кого он накляузничал.

Так или иначе, события мая и июня на короля все-таки повлияли. Когда они с сыном отправились в традиционный королевский прогресс, маршрут, намеченный королем, был амбициознее, чем обычно, и внешне он давал понять, что чувствовует себя намного лучше, чем обычно. Он даже ухитрился набрать немного веса (скопление жидкости из-за легочной недостаточности?), что дало ему повод пошутить, что он растолстел. Роль хозяйки женской половины королевского двора, без которой обойтись было бы проблематично, исполняла леди Маргарет, мать короля.

@темы: Henry VII

---

Кисаньки

В большом количестве - здесь: katia-lexx.livejournal.com/2366117.html

@темы: "зверята"

---

Генри VII - король устраивает турнир

Первая половина 1507 года была важной для Англии не только тем, что именно тогда наметились явные линии фронта между старыми придворными и новыми помощниками Генри VII. Намного более важным было то, что принц Гарри приближался к своему 16-му дню рождения. Судя по рапортам послов, регулярно видевших принца при дворе, впечатление он производил потрясающее. Очевидно, статью и атлетическим сложением он был очень похож на деда, Эдварда IV. Но что делало его потрясающим, так это необычайно мягкие для такого атлета, почти женственные манеры, въевшиеся ему в кровь и плоть с детства. Ведь рос это парень практически полностью в женском обществе, при дворе матери, в компании сестер.



Кеннингтон

Заметим: женственная мягкость манер отнюдь не была женоподобностью. Характер принца полностью соответствовал характеру подростка накануне возмужания, и, будучи очень хорошим учеником в плане всевозможных классических наук, Гарри был помешан на науках воинских. Благо, в 1507 году для этого был хороший повод: король объявил, что будет проведен королевский турнир. Надо сказать, что в те времена рыцари бились и рисковали на турнирах не просто потому, что им больше нечем было заняться.
Средневековый турнир можно, наверное, сравнить с нынешним развитием вооруженных сил: отчасти – поддержание боевого духа среди своих, во многом – демонстрация союзникам своего боевого потенциала, но в основном – предупреждение существующим и потенциальным противникам.

В случае данного турнира, король намеревался показать беспокойному папе Юлиусу, что если тому удастся сгоношить крестовый поход, то Англия находится в подходящем боевом духе для защиты христианских ценностей. Заодно можно было продемонстрировать английские блеск и рыцарскую мощь Франции, с которой у Англии давно уже был мир, но в отношение которой Генри VII испытывал здоровое недоверие. Менталитет французских политиков был ему известен не понаслышке, и он был абсолютно уверен, что его состояние здоровья послужит триггером для множества французских интриг с привлечением альтернативных кандидатов на трон Англии. Поэтому, а также потому, что со здоровьем у его величества было действительно никак, Генри VII делегировал подготовку к турниру сыну.

Принц Гарри со товарищи выбрал своей базой для подготовки и проведения турниров королевский манор в Кеннингтоне, который находился практически на равном удалении от всех важных мест типа Ричмонда и Гринвича, и не так далеко от Вестминстера. Вообще, турниров планировалось целых два: майский и июньский. Как водилось в те времена, никому и в голову бы не пришло просто устроить брутальную драку на ристалище – любой турнир был ещё и представлением в духе старомодной куртуазности, которую, надо сказать, и проявляли-то только во время подобных представлений. У безумно популярных майских турниров традиционно была своя, романтическая тема: леди Май, служанка королевы Лето, умоляла храбрых рыцарей защитить её и королеву от безжалостных врагов, леди Зимы и ее служанки дамы Февраль.

Кстати, как турнирный боец принц Гарри представлял собой грозную силу. Помимо того, что он уже телосложением подходил на роль боевой машины (впрочем, как и Эдвард Невилл, Генри Стаффорд и Эдвард Говард, обладающие той же статью), за правильным развитием его мускулатуры и за правильностью ударов следили как мастера, так и приятели по корту – в конце концов, для этого их и сделали компаньонами наследного принца. Правда, одной счастливой компанией эта группа деток королевских придворных отнюдь не была, противостояние группировок отражалось хотя бы в том, кто был назначен сражаться на ристалище, и защищать леди Май, которую играла сестра принца, Мэри.

Не нужно думать, что аристократы чванились перед выскочками. Партию принца представляли как минимум два парня именно из касты таких выскочек: Уильям Хасси и Джайлс Кэйпел. Хасси был сыном сэра Джона Хасси, советника короля, ведающего сбором феодальных налогов. Сам сэр Джон попал в касту аристократов, женившись на сестре графа Кента, Ричарда Грея, и выдал молодого Уильяма за Урсулу Ловелл, племянницу сэра Томаса Ловелла. Что касается Джайлса Кэйпела, то он и вовсе был сыном галантерейщика, хотя этот галантерейщик, Уильям Кэйпел был сэром и мэром Лондона, и вел практически открытую войну против информаторов подручных Эмпсона и Дадли, особенно – против Гримальди. К тому же, галантерейщик сэр Уильям поместил своего отпрыска на воспитание не к кому-то, а к самому графу Эссексу, Генри Бурше, имеющему репутацию непревзойденного эксперта по воспитанию рыцарских талантов.

Надо сказать, что сам факт присутствия графа Эссекса в придворной орбите был достаточно уникален: он был одним из участников того самого рокового ужина с убегающим из королевства графом Саффолком, который стал фатальным для остальных его участников. И наверняка потому, что из его школы воинских искусств вышло немало талантливой молодежи, имеющей через свое старшее поколение прочные связи при дворе и выход на короля. К тому же, граф Эссекс вел себя правильно: не избегал появлений при дворе, и абсолютно не вмешивался в политические и придворные дрязги. Опять же, он дружил с Артуром Плантагенетом, которому покровительствовала сама леди Маргарет Бьюфорт.

Школу Эссекса прошел и Чарльз Брэндон, сын того знаменосца графа Ричмонда при Босуорте, которого собственноручно сразил Ричард III. Это сделало Уильяма Брэндона если и не мучеником режима, в которые произвел его Томас Пенн (какой там мученик, если смерть в битве была тогда делом совершенно обычным), то личностью, чье имя было известно. Тем более что брат его, Томас, был чрезвычайно занят в роли королевского советника и дипломата, и был в чине королевского конюшего. Кстати, именно дядюшка Томас и пристроил сиротку-племянника ко двору, хотя фактически просто-напросто швырнул юношу на самые низы придворной иерархии – юный Чарльз таскал во время банкетов блюда на столы из кухни. То, что нынче Чарльз Брэндон был красой и гордостью отряда компаньонов принца, было его собственной заслугой.

Также в числе бойцов принца был и Томас Кайвет (Knyvet), который попал в привилегированную компанию через брак с Мьюриэл Говард, пятой дочерью могущественного графа Суррея и будущего герцога Норфолка.

К величайшему сожалению принца Гарри, сам он участвовать в турнире не мог, хотя из него вырос, без преувеличения, лучший боец его отряда. Тем не менее, Генри VII абсолютно не был намерен рисковать своим единственным наследником, и сам Гарри к тому моменту хорошо понимал, почему. Правда, не известно, на сколько градусов поднялось его раздражение против Эдмунда Дадли, когда тот, в преддверье турниров, стал публично выражать изумление тем, что в цивилизованном государстве шестнадцатого века живы варварские традиции, ставящие под угрозу цвет и надежду нации. Дадли был рационалистом, которых вообще редко любят, так что его мнение никак не повлияло на стечение публики со всех уголков Англии, желающей поглазеть на блестящее зрелище. Как понимаю, лишь бы кто на трибуны вокруг ристалища попасть не мог, это были платные места. Но вообще, на турнир собрался целый табор – помимо палаток участников, там было огромное количество артистов, жонглеров, ремесленников, торговцев и ещё невесть кого.

Тем не менее, сдается мне, что неучастие будущего короля в турнирах было не таким уж обычным делом. Пусть все понимали разумность этой предосторожности, слухи о слабости династии, трясущейся над своей единственной надеждой, могли пойти. Могли также пойти слухи о том, что будущий король Англии недостаточно храбр, чтобы рискнуть своей шкурой. И, возможно, пошли, что объяснило бы одержимость Генри VIII в самопровозглашенном соревновании с Франциском I. Ему явно было мало просто разбить французов, он постоянно что-то пытался доказать лично их королю. Правда, в 1507 году перед Франциском и тень трона не маячила, но тем больше у него было свободы для насмешек и язвительных замечаний.

В любом случае, многомудрый Генри VII выкрутился из потенциально скользкой ситуации, поставив принца Гарри исполнять свою собственную, королевскую роль на турнире, а в центр внимания публики поместил свою младшую дочь, красавицу и умницу, да ещё и невесту наследника Филиппа Бургундского на тот момент. Это было вполне уместно: весна, цветы,зелень, Венера, Амур, леди Май…

@темы: Henry VII

---

Генри VII - король разделяет и властвует

Летом 1507 года в Англии наметился раскол как минимум среди людей, имеющих кое-какие власть и влияние, и близких к персоне короля. Раскол этот происходил сразу по нескольким фронтам. Во-первых, это был вопрос церкви. По совершенно разным причинам, руководствуясь совершенно разными интересами, многие влиятельные люди были едины во мнении, что церковь слишком политизирована, коррумпирована, и всё больше напоминает торговую компанию, а не духовный институт. С другой стороны, старейшие сторонники Генри VII, включая его собственную матушку, леди Маргарет, считали совершенно недопустимыми любые вмешательства мирской власти в церковные дела.



Несомненно, свою роль в этом сыграло и то, что «старая гвардия» болезненно восприняла свою образовавшуюся второстепенность, которая, впрочем, объяснялась именно тем, что самому королю были ближе довольно радикальные, но рациональные взгляды Эмпсона и Дадли, чем религиозный мистицизм леди Маргарет, которая вовсю пользовалась помощью квалифицированнейших юристов сына в своих делах, но при этом была больше расположена к старым соратникам – Фоксу, Уорхэму, или тому же Кристоферу Урсвику, который в свое время не раз рисковал собственной шкурой, чтобы доставить молодому графу Ричмонду деньги и информацию от матери.

Король иногда снисходил до уступок церкви, как, например, в случае с главным прокурором Джеймсом Хобартом, которого он отправил на пенсию после того, как епископ Норича Ричард Никке провозгласил Хобарта «врагом Господа и церкви Его». Никке был, к слову, по материнской линии племянником того самого епископа Стиллингтона, из-за показаний которого о первом, тайном браке короля Эдварда IV, дети этого короля оказались юридически бастардами. Что, по неисповедимым путям провидения, привело на трон Генри VII, в конечном итоге.

Правда, место Хобарта занял приятель и единомышленник Дадли, Джон Эрнли, так что в расстановке сил при дворе ничего не изменилось.

Вторая линия раскола была даже серьезнее первой, потому что она касалась бизнеса, экономики и торговли. Если церковные дела, в случае Англии, были камнем преткновения постольку поскольку из-за того, что король здесь был априори главнее церкви, то проблемы с деловыми кругами страны могли иметь далеко идущие последствия. Опять же, и здесь не обошлось без борьбы за власть между старыми и новыми приближенными короля.

Поскольку Ричард Фокс и Томас Ловелл были почетными членами гильдий торговцев дорогим текстилем (Фокс) и бакалейщиков (Ловелл), они действительно были в курсе многих проявления беззакония со стороны королевских законников. Да и в приватных покоях короля служил их человек, Ричард Вестон, который обладал удивительным талантом передавать информацию и влиять на ход событий под видом шуток. Это именно из его шуточек все узнали об огромных долгах Нортумберленда, и это именно он рассказал историю о ручной обезьянке короля, которая разорвала на мелкие клочки список кандидатов на очередные штрафы и наказания, который король оставил на столе. Учитывая, что этот король никогда не оставлял просто лежать на столе важные документы, смысл информации был в том, что ожидаемая волна репрессий была королем отвергнута.

Тем не менее, в реальном плане течения событий не изменилось ничего. Возможно, Эмпсона и Дадли просто-напросто боялись. В конце концов, если тем служили опасные люди, готовые на любую подлость, то бояться было чего. Но когда дело касалось людей калибра леди Маргарет, Ричарда Фокса и Томаса Ловелла, то их толерантность к происходящему объяснялась, скорее всего, их прагматичностью. Учитывая состояние короля весной 1507 года, его смерть не была даже вопросом времени, она уже практически сопровождала короля повсюду, держа его за руку. Так что старые интриганы просто сосредоточились на том, чтобы ударить по выскочкам немедленно после смерти Генри VII, и устроить дела при новом правлении так, как им виделось правильным.

Разумеется, выходом из мрачной и пугающей ситуации, в которой жизнь и состояние каждого более или менее богатого и имеющего власть человека стали приманкой для волчьей стаи комиссионеров под командованием Эмпсона и Дадли, все возлагали надежды на следующего короля. В любом случае, ситуация с передачей власти радикально изменилась по сравнению с годами сразу после смерти принца Артура. Если тогда династия держалась на преданности лично Генри VII, то теперь она держалась на надеждах на принца Гарри.

Что касается самого принца, то он, похоже, просто интенсивно впитывал все те тонкости управления королевством, которые тяжелым трудом постиг его отец. Впрочем, если ношу, лежащую на плечах Генри VII в начальный период его правления, все-таки разделяли такие блестящие стратеги как архиепископ Мортон, гениальный мастер тайной службы сэр Брэй и талантливый военачальник де Вер, то в распоряжении принца таких титанов просто не было. Поэтому отец и сын практически не расставались, и их постоянно видели шагающими вместе. Король говорил, принц слушал.

Пенн, ссылаясь на Greate Chronicle of London (можно прочесть здесь: archive.org/stream/chroniclesoflond00kinguoft/c... ) и History of the King`s Works, рассказывает, что летом 1506 года эта привычка чуть не привела к трагедии. Поздним вечером, около 11 часов, король и его наследник шагали по галерее в Ричмондском дворце, как вдруг пол в этой новой галерее обрушился чуть ли не под их ногами.

Честно говоря, я впервые слышу об этой истории, и не знаю, как на нее реагировать - существовал ли реальный заговор, или строители и тогда бывали криворукими, или мы имеем дело вообще с нравоучительной притчей. Фабиановы «Лондонские хроники» особо аккуратным историческим источником не считаются, и даже есть мнение, что их писал вовсе не Фабиан. Другое дело – дико дорогой многотомник History of the King`s Works, хотя и там ведь откуда-то материал брали. В общем, интересующиеся могут поискать сведения о Ричмондском инциденте среди вот этих лондонских хроник: medievallondoners.ace.fordham.edu/resources/doc....

Пошли ли уроки, полученные от отца, принцу на пользу? Да, когда он повзрослел и вышел из иллюзорного мира мечтаний о подвигах и славе, и стал разгребать реальные проблемы государства, которых скопиться успело.

@темы: Henry VII

---

Может, посмотрю когда-нибудь

@темы: "Грани миров"

---

Даааа, крутенько с темами

Интересно, чьи это ко мне упали? Своеобразные у человека интересы, надо сказать.

@темы: просто бредь

---

Дьявольский судья / The Devil Judge [2021]

Боже, это бомба. Какая игра актеров, какие повороты сюжета, какие аллюзии на злободневность, хотя действие происходит в полностью выдуманной Корее. Правда, наблюдать за действием надо со стороны, не сопереживая и не веря никому. В конечном итоге, ведь мы по сюжету - в риалити-шоу, где зрители в прямом эфире выражают мнение о виновности обвиняемого, где они видят на экране только те ракурсы, которые им показывают, но при этом верят, что им показывают всё. И, конечно, совершенно потрясающий Главный Судья, который одновременно и крапленая карта, и грозный джокер, и просто человек.

@темы: Дорамы

---

С днем рожденья меня!

Абсурд, но всё ещё радует

@темы: "праздники"

---

Поплююсь ядом

У нас с 1.07 с товаров, приходящих из-за пределов ЕС решили снимать пошлины.

Направлено против Китая, естественно, но китайцы быстренько подключились к нужной системе, и их товары проходят как с оплаченными сборами уже в момент покупки. Тем не менее, каждый раз приходится лезть в сайт таможни, получать освобождение от уплаты сбора, а потом идти на сайт почты и просить освобождения от уплаты за "обработку". Таможня работает как часы, почта - сволочи. Одну посылку так обработали, что она не дошла от отделения почты при таможне до отделения по месту жительства. А наведение справок - платное, хотя почему я должна платить за доставку уже оплаченной посылки? Почта же у нас уже годы как исчезла, и ее обязанности исполняет закуток в супермаркете, где никто ни за что не отвечает. По их мнению. Они же как бы не почта, хоть и почта.

Но Китай Китаем, а рикардианский журнал, пришедший в Финляндию из Англии ещё в июне, почта хладнокровно отправила назад. Хорошо, что мне оттуда написали с просьбой подтвердить адрес, и потом ещё раз выслали сюда. И снова виртуально идти в таможню, и оттуда - за освобождением от уплаты за обработку. Но таки получила сегодня, наконец.

Это к тому, что если кто-то полагал, что почта существует для переправки корреспонденции, то это предположение было неправильным. Почта существует для того, чтобы пополнять свой бюджет и повышать курс своих акций.

@темы: просто бредь

---

Как люди охлаждались в Средние века

Недавно мы тут задумались, как люди выживали в жару до изобретения вентиляторов и сплитов? Ведь нынешнее потепление - отнюдь не первое в истории, аналогичное было уже между 750-м и 1350-м годами (The Medieval climate anomaly). Как выяснилось, предки выживали без сюрпризов, охлаждаясь при помощи архитектурных устройств, одежды, питья, и маленьких бытовых хитростей. Удивление может вызвать разве что раннее создание механических охлаждающих приспособлений в Китае.



Для начала я вам скажу, как в средневековой Финляндии дела обстояли. И, подозреваю, во всех близлежащих регионах. Там жили в большом общем доме зимой, и в хорошо вентилирующихся дворовых постройках летом. Возможно, кто-то, проезжавший по Финляндии, видел посреди поля некий кособокий сарайчик, зияющий щелями. Выглядит убого, но на самом деле - незаменимая постройка для сушки чего угодно, от сена до дров. Воздух гуляет сквозь щели, проветривая складируемое. Летние постройки во дворе были чуть покрепче уже потому, что там хранились одежда и припасы, и всё это должно было быть защищено от воров, но принцип тот же - хорошая сквозная вентиляция.



В более блестящем исполнении принцип вентиляции использовался в постройках норманнов в Италии, есть целое направление арабско-норманнской архитектуры, существующей только на Сицилии, и работающей с микроклиматом построек. До наших дней дожил замок Циза, который до сих пор приводит архитекторов, называющих его футуристическим чудом и био-климатической машиной, в экстаз. Вообще-то, таких параллелепипедов норманны наваяли сотнями по всей Англии, причем в ударном темпе, так что если замок и футуристичен, то только как результат массовой продукции во времена, подобных возможностей, на первый взгляд, не предоставлявшие. Так что причина восторгов специалистов кроется, по-видимому, именно в том, что замок был комплексным устройством с продуманной системой вентиляции.



Понятно, что пару раз замок апгрейдили - в первый раз, в XIV веке, украсили зубчиками, в процессе чего снесли частично надпись на арабском языке, которая украшала крышу. Во второй раз, с замком поработали основательнее, прорубив дополнительные окна, сделав внутри большую лестницу, и изменив планировку комнат. А потом запечатали достижения, прилепив над парадным входом эмблему со львами. Было это в XVII веке. Но всё предпринятое не смогло испортить построенное, к счастью.

Вообще, принцип был прост и проверен временем. Рискну сказать, что главным элементом был морской бриз, который учли, обратив главный фасад на северо-восток. Плюс к этому, перед тем же фасадом сделали сеть фонтанов, которые не только украшают вид, но и увлажняют и охлаждают воздух. Бриз проходил через фонтаны, охлаждался, и охлаждал центральный фонтан. Когда дом нагревался, холодный воздух поднимался вверз, подхватывался трубами, которые тоже нагревались солнцем, и начиналось множество мини-циркуляций.

Вообще-то, изначально там был сад, а в большой бассейн стекала вода с внутренних фонтанов, и там водились красивые рыбки. Не знаю, почему сейчас всё сиротливо присыпано песочком. Как понимаю, фонтан имеется и внутри здания, в холле. Циркуляцию воздуха обеспечивали вентиляционные трубы, а сверху, кроме толстых блоков крыши, здание охлаждалось влажными тентами, подвешенными под потолком верхних этажей.



Вентиляционные трубы

Мне, как северянке, трудно преодолеть подозрительное отношение к идее охлаждения воздуха мокрыми простынями (что может быть противнее запаха мокрой тряпки на кухнях питерских коммуналок, скажем?), но в древнем Египте этот метод применялся вовсю. Правда, там они развешивали влажные циновки. По периметру расставлялись чаши с водой, которая, испаряясь, охлаждала воздух. Говорят, что если поставить чашу с водой перед современным вентилятором, то воздух, который он гоняет, тоже будет охлаждаться. Ну, лично я практиковала располагать перед вентилятором большие пластиковые бутыли, на 2/3 наполненные водой и замороженные в морозильнике, в раскаленных квартирах пациентов нашей службы, и это реально облегчало им ночной сон.

В жарких и влажных странах популярны такие вот ажурные решетки, называющиеся Jali или Jaali, которые как бы продавливают воздух сквозь отверстия, увеличивая его скорость и создавая охлаждающий эффект. Ну и сквозняк, несомненно, этот эффект усилит.



Более того, в солнечных и жарких странах все двери, балконы, окна как бы "утоплены" в углубления в зданиях, и окна зачастую снабжены ставнями или маркизами, не впускающими солнце нагревать комнаты. Увы, массовое строительство наших дней эту архитектурную разумность полностью проигнорировало, поэтому мы имеем летом то, что имеем - раскаленные до опасных температур жилища, в которых можно выжить в летнюю жару только при наличии сплита.

А ещё на Ближнем Востоке давным-давно умели строить ветроуловители, которые умели захватывать и циркулировать потоки воздуха.



Лучше всего бороться с летним зноем получалось у древних римлян, которые просто-напросто пропускали воду из акведуков через трубы в стенах зданий. Скорее всего, это приводило к образованию плесени в зимние месяцы, но тогда люди не были склонны проводить время в четырех стенах в принципе.

Что подводит нас к принципу охлаждения конкретного человеческого тела вместо охлаждения жилища. В принципе, в этом отношении мало что изменилось. Лучше всего охлаждаться в жаркий день в прохладной воде, и носить одежду из ткани, впитывающей пот. В Средние века для этой цели лучше всего подходил лен, из которого и делалось нижнее белье и подкладка верхней одежды.



Зонтики употреблялись для защиты от солнца с античных времен, так же как и крытые повозки и головные уборы с головными платками, позволяющие защищать голову, лицо и шею от перегрева, и впитывать пот. Кстати, встречала я одно утверждение, с которым мне трудно согласиться - что большие декольте у дам были средством охладиться.



Конечно, одно дело - обмахиваться веером в тенечке, но по результатам работы этим летом в жару, могу заверить: текущий струйкой по шее и этому самому декольте (хоть и небольшому) пот - удовольствие гораздо ниже среднего. На уровне ужас-гадость. Не зря когда-то ковбои в знойных прериях повязывали головные платки под шляпы и шейные платки под рубахи.

Разумеется, цену льду в жару в античные времена уже знали. Китайцы уже в эпоху Чжоу начали заготовки льда в холодные месяцы, чтобы потихоньку пользоваться им летом, охлаждая питье. А это 1046-256 до нашей эры! Если точнее, то сам по себе лед добывали уже 3000 лет назад, а в период Чжоу при императорском дворе уже был чиновник, отвечавший за изготовление холодных напитков.



Во времена империи Тан (618 — 907) лед уже продавали на улицах, а потом кто-то изобрел способ побить конкурентов, и стал продавать подслащенный лед! И во времена империи Сун (960–1279) китайцы придумали молочные коктейли из сока, молока и льда. Так что когда венецианцы добрались до императорского двора Китая (а это было во времена империи Юань (1271 - 1368), они уже ознакомились с мороженым, рецепт которого то ли был украден, то ли получен и увезен в Венецию, где держался в секрете 300 лет, а потом был продан французам. Так это или нет, но так рассказывают китайцы. А хранить вкуснятину можно было в таких вот портативных морозильничках, где внешний контейнер содержал лед, а внутренний - собственно продукт.



Что касается одежд китайцев, то они были вполне учитывающими местные климатические условия. Как и во всем мире. Но вот одна уникальная особенность в Китае была - их изголовья. Они были фарфоровыми или даже яшмовыми у высшей аристократии. Логика понятна: человек испаряет тепло через голову. Холодное и гладкое изголовье должно голову охлаждать. Но вот на практическом уровне - как было возможно спать с камнем под головой? Не знаю.



А ещё во времена династии Тан китайцы научились создавать "холодные комнаты", которые можно считать древним эквивалентом нашим кондиционированным комнатам. Дом строился на берегу речки или ручья, течение которого приводило в движение лопасти большого вентилятора, охлаждавшего воздух. Или, в качестве альтернативы, поднимало воду так, чтобы она разбрызгивалась по крыше и каплями стекала вниз, охлаждая воздух.





Но, естественно, большая часть населения Китая ничего подобного позволить себе просто не могла. Поэтому у них были методы хранения в холоде и охлаждения попроще. То, что было необходимо хранить холодным, подвешивалось над поверхностью воды в колодце. Там, где это было возможно, колодец выкапывался во внутреннем дворе, а то и прямо дома, на кухне. Чтобы создать между телом и поверхностью пола или спального возвышения воздушный зазор, люди спали на циновках, и подкладывали под головы плетеные изголовья.

@темы: Medieval

---

Генри VII - выживший король и храбрый галантерейщик

Обычный для Генри VII период скорби в годовщину смерти его жены, чуть было не убил короля в феврале 1507 года. Подхваченная им в начале года ангина была сама по себе опасна для астматика с туберкулезом, но подавленное состояние на этом фоне сделало свое дело, и теперь король лежал в палатах в Вестминстере, неспособный есть и пить, и еле могущий дышать. К середине марта ситуация выглядела совсем скверно – король явно умирал. Тем не менее, вакуума власти не случилось благодаря леди Маргарет Бьюфорт. Уже несколько лет как она покинула Колливестон, перебравшись в Хатфилд, откуда и до ее лондонского дворца в Колдхарбор, и до королевского дворца на берегу Темзы можно было добраться за сутки.



Lady Margaret Beaufort

Леди Маргарет привезла с собой в королевский дворец не только чувство уверенности, что все находится под контролем, но и своих людей, которые на практическом уровне держали всё под контролем. Жалование личной прислуге короля она выплачивала исключительно рядом с постелью больного сына. Во-первых, она хотела приучить людей к ситуации, во-вторых, хотела, чтобы король до последнего вздоха знал, что происходит вокруг, и, наконец, именно в такие моменты она могла бы «унюхать» своим почти сверхъестественным чутьем на измену изменения в атмосфере придворной жизни.

Во всяком случае, леди Маргарет заранее озаботилась, чтобы в случае смерти ее сына, все ритуалы перехода власти к внуку прошли бы гладко и достойно. Было заказано огромное количество черного материала на сумму выше 57 фунтов, было заказано срочное составление ритуальных инструкций Томасу Ризли, геральду ордену Подвязки, было послано за личным исповедником леди Маргарет, Джоном Фишером, в Рочестер, где он был епископом, и был вызван старейший и заслуженнейший соратник Генри VII, граф Оксфорд.

Джон де Вер, которому на этот момент было уже 65 лет, жил в последние годы почти безвылазно в своих поместьях в Восточной Англии, и с королем виделся во время ежегодных королевских прогрессов. Где-то в этот период де Вер овдовел (интересно, что всё это время он был женат на сестре Уорвика-Кингмейкера, и второй женой взял потом женщину из семьи Скропов), да и вообще он не был активен в политике в 1500-х, но в момент возможного кризиса был бы незаменим – и как комендант Тауэра, и как самый талантливый военачальник короля, и как человек, имеющий огромный авторитет при дворе. Сам король озаботился об оплате 7209 месс за свою душу, отдав двум своим капелланам соответствующие распоряжения. Одним из этих капелланов был Томас Волси, которого королю порекомендовал не кто иной, как уже упоминавшийся здесь Ричард Нанфан, лейтенант-депутат Кале.

Королевское завещание было составлено 19 марта (оно, впрочем, было далеко не первым), и к 12 ранее перечисленным душеприказчикам были добавлены ещё двое – Дадли и Эмпсон. Впрочем, к тому времени в личных покоях короля уже служили люди Эмпсона и Дадли – Уильям Смит, Роджер Лаптон, и Хью Дэнис. Смит числился как паж королевского гардероба, но фактически был контроллером при королевском совете. Лаптон был провостом Итона и заведовал раздачей королевской милостыни. Дэнис числился пажом «стула» (того самого) короля, но вообще-то управлял тайными королевскими палатами и потоками финансов, и был одним из владельцев Грейс-Инн, «приватизированного» им с тремя компаньонами несколько лет назад. Это было очень интересным приобретением, потому что, вообще-то, Грейс-Инн был одним из 4 иннов, объединяющих всех королевских судебных чиновников. Вторым владельцем был Роджер Лаптон.

Как известно, вопреки всем прогнозам Генри VII в 1507 году оклемался, и 31 марта уже принимал в своих личных палатах испанского посла де Пуэблу. Тем не менее, кое-что после этого изменилось. Как минимум, Эмпсон и Дадли стали сотрудничать гораздо более тесно чем раньше – оба они теперь входили в круг немногих избранных, вхожих в палаты короля без ограничений, и оба были по этому поводу страстно ненавидимы при дворе. Да, за этой ненавистью была зависть, но не только. Власть развращает, и Эдмунд Дадли в 1507 году уже не был тем влюбленным в хитросплетения законодательства молодым человеком, который обратил на себя, своим интеллектом и познаниями, внимание короля. Конечно, могло быть и так, что он просто делегировал реальную власть над реальными людьми своим ставленникам, а сам по уши зарылся в дорогие его сердцу архивы и учетные книги. Тем не менее, ответственность за происходившее с него это не снимает – надо было думать, давая власть таким типам как Комби.

Вообще, Лондон того времени отлично охарактеризовал Томас Мор, в своем письме Джону Колету: город зорких глаз, серебряных языков, и еле сдерживаемой жестокости. Томас Пенн, ссылаясь на статью Марка Горовца от 1982 года «Richard Empson, minister of Henry VII», рассказывает историю богатого и уважаемого галантерейщика Томаса Санниффа из Лондона. Он был обвинен в том, что убил своего новорожденного ребенка, и выбросил труп в реку. То есть, сначала начали интенсивно циркулировать сплетни, а потом последовало и обвинение. Обвинительницей выступила проститутка Алис Дампстон, и речь шла о ее ребенке. Дампстон, в свою очередь, была заключенной «Птичьего двора» - собственной, так сказать, тюрьмы Джона Комби. Горовец (и Пенн, соответственно) указывают, что и слухи, и обвинение начались с абсолютно не имеющей за собой правды инициативы Джона Комби, просто с целью выжать из галантерейщика 500 фунтов в качестве штрафа за убийство.

Признаться, я не в курсе, с какого перепуга и в какой период убийц перестали приговаривать к смерти, а стали штрафовать. Очевидно, именно во времена царствования Генри VII? Потому что позже, при Генри VIII, и раньше, при Эдварде IV, убийц казнили. Ничего не могу сказать о том, как рассматривались дела при Ричарде III, но не вижу, почему бы он отступил от привычной всем системы наказаний, учитывая его прошлую должность высшего коннетабля Англии.

В любом случае, Санниффа арестовали и привели к Эмпсону на суд. Эмпсон то ли не стал разбираться, то ли был в сговоре с Комби, но он-то и присудил штраф в 500 фунтов. Саннифф наотрез отказался платить штраф, утверждая, что обвинение ложно и фальшиво, и требуя суда. За ослушание его заключили в тюрьму Флит, но он и там стоял на своем, и всё это продолжалось добрых шесть недель. В общем-то, грубо давить на уважаемого гражданина Лондона, имеющего репутацию человека приличного, не осмелился даже Комби, который не ожидал, что галантерейщик проявит подобную храбрость. Поэтому Комби пошел на хитрость.

Санниффа отвезли в Гринвич, где находился король, и Комби оставил его под стражей, отправившись разыскивать Дадли. Когда он вернулся вместе с Дадли, то сказал ему: «Саннифф, или ты соглашаешься с королем, или отправляешься в Тауэр». Совершенно не известно, заметьте, каким образом дело было представлено Дадли. Тот вполне мог всё время считать, что имеет дело с убийцей ребенка. Саннифф платить штраф отказался, заявив, что он ни в чем не повинен. Дадли его слушать не стал, а Комби увез обратно в Лондон, где, конечно, в Тауэр тащить человека по такому обвинению и такому отсутствию доказательств вины просто не посмел, а снова заключил Санниффа в своей тюрьме.

Поскольку упрямый галантерейщик продолжал настаивать на суде, суд он, в конце концов, получил, только вот генеральный прокурор Джеймс Хобарт запретил судьям выносить оправдательный приговор. Судьям это, видимо, сильно не понравилось, потому что они указали, что осудили Санниффа к заключению в Маршалси потому, что так велел Джеймс Хобарт. Приговор Санниффа не сломил, и он по-прежнему не соглашался платить. Тогда Дадли, Комби и Ричард Пейдж (впоследствии сэр Ричард Пейдж, придворный в царствование Генри VIII) вторглись к нему в дом, и забрали оттуда ценностей на всю сумму, причем оценивая их намного ниже реальной стоимости (но точно так же происходит подобная оценка и в наши дни).

Что ж, с Комби всё понятно – между небом и землей не было ничего, на что бы он ни пошел ради денег. Правда, в этом конкретном случае лично он не смог поиметь ничего, кроме, разве что, нескольких новых штрихов к своей пугающей репутации. Ну просчитался человек с выбором жертвы, которая вдруг оказалась принципиальной и смелой. Мог ли Дадли продолжать быть в уверенности, что имеет дело с имуществом исключительно наглого убийцы? Мог, конечно. Во всяком случае, после этого рейда он записал в учетную книгу, что долг с 500 фунтов взыскан с Санниффа в пользу короля. То есть, себе в карман он эти деньги не положил.

Тем не менее, атмосфера в Лондоне становилась всё более накаленной, и коррупция всё более наглой. Причем, на всё более высоких уровнях. Писались фальшивые доносы, создавались фальшивые улики, шли в ход запугивание и шантаж, сводились старые счеты. Томасу Мору, например, аукнулось его выступление на парламенте 1504 года. После какого-то заседания, лично Ричард Фокс увлек его в сторонку, и по-отечески предложил покаяться в злоумышлении против короля.

Мор испугался всерьез, и обратился к своему приятелю Ричарду Витфорду, который был и капелланом Фокса. Витфорд настоятельно посоветовал другу-юристу ни при каких обстоятельствах не вступать в дебаты с Фоксом или кем бы то ни было по данному предмету, и уж точно не каяться. Да, Мор выступил на парламенте против воли короля – но это было его легальным правом. Другое дело, если он заикнется, что провинился перед королем – в этом случае его ничто не спасет, его осудят в злоумышлении против короля.

Как известно, Мор не только последовал совету друга, но и вовсе покинул Англию осенью 1507 года, решив переждать лихие времена на университетской скамье Парижа. Не секрет, что Фокса он боялся чуть более чем, считая его злым духом за плечом больного короля. И был в это не одинок.




The cadaver tomb of Bishop Richard Fox

@темы: Henry VII

---

Думая о сентябре

В процессе переброски шуточками по поводу еды, вспомнила, что в сентябре (праздник середины осени, 21 сентября) у всех чайнаманов будет шанс изощриться в приготовлении "лунных пирожных", они же мункейки. Хризантемовый чай заказан, формочки для пирожных тоже, фонарики уже имеются.



Но вот готовить эти лунные пирожные очень заморочно, по-моему. Хотя я их в любом случае рекомендую сильно адаптированными к личным вкусам, а то имела как-то счастье получить от знакомой китаянки коробку этих пирожных в подарок. По-моему, эту преснятину сладковатую есть было совершенно невозможно. Хотя коробка просто невероятно красивая, и до сих пор ее использую для хранения печенья. Но заморочность готовки лунных пирожных ещё и в том, что формочки, как понимаю, используются вовсе не для их выпечки, а для придания формы и оттиска. А пекут их потом обычным образом, на бумаге для выпечки.

И ингредиенты... Что такое, например, инвертный сироп? Оказывается - просто-напросто патока, или мед, или кленовый сироп. Так бы и писали в рецептах, но фигвам, все пишут инвееееертый. Или какая такая щелочная вода? Да элементарно: кромсаешь лимон, заливаешь 2 литрами воды, всыпаешь чайную ложку соли, и оставляешь настаиваться на ночь. Не знаю, правда, зачем мне 2 литра щелочной воды, если для рецепта нужна половина чайной ложки, но, может, ею ложки можно чистить или мойку, или ещё что.

А потом меня осенило, что можно поискать какую-нибудь экзотику рядом. И пошла я искать азиатские маркеты с интернет-магазинами, которые есть в Финляндии. Выяснилось, что за последние 20 лет, в течение которых я в этнических магазинах Хельсинки не бывала, никакого прогресса там не случилось. Интернет-магазин освоил мало кто из продавцов, и там, где он есть, можно скорее испугаться названий в ассортименте, чем захотеть вкусняшку. Хорошо, что у меня нервная система натренирована описаниями продукции на алиэкспрессе, но все же, но все же... Китайский супермаркет предлагает, например, следующее:

- Черепаха со вкусом кофе 2 стакана 360г
- Травяной сок со вкусом кофе
- DODO Рыбный торт с тофт 200г
- Шарики из свиных сердечек Zhengdian 360г
- Шарики из говяжьего сухожилия 500г
- Замороженные шары Таро
- Апельсиновый желе удачи
- Мороженое из старого йогурта может впитать ледяной манго
- Куриное сердце без сердечника
- Lianfeng Brand Сушеные овощи с плесенью
- Алмазный порошок для водяных мельниц 400г
- Натуральная кожа медузы 1кг

А лапша и рис у них в рубрике "Галантерея", вместе с квашеной капустой.

@темы: "праздники", "веселая бредь"

---

Генри VII - подручные короля

Лето 1506 года стало знаменательным для английских дел ещё в одном аспекте. Именно тогда среди населения королевства начались брожения против ставленников короля – Эмпсона и Дадли. Недовольство начало поднимать голову, несомненно, после назначения беспрецедентно молодого Эдмунда Дадли председателем королевского совета, членом которого он стал всего два года назад. К тому же, Дадли по-прежнему был всего лишь эсквайром, тогда как обычно должность председателя королевского совета занимало клерикальное лицо высшего ранга. Разумеется, многие члены королевского совета были оскорблены до глубины души подобным возвышением, да и в пабах это было темой для разговоров.



"Адам и Ева", один из старейших пабов Англии. Норич, возле Бишопгейт

Вообще, относительно Эмпсона и Дадли в поверхностных обзорах написано много ерунды, которой не стоит верить. Да, современники обошлись с ними скверно, и у обоих была скверная репутация, но в значительной степени за этой репутацией стоит не что иное, как чисто человеческие чувства – зависть и злость. И если Эмпсон действительно с наслаждением пользовался всеми бонусами своего взлета, выбешивая своим роскошным стилем окружающих, то Дадли вызывал ненависть скорее социальную.

Останься он юристом уровня где-то максимум шерифа Лондона, его бы безмерно уважали за бесспорный профессионализм. Но Дадли был поднят королем намного выше границ своего социального класса, и именно этого ему не простили – вопреки логике, в классовом обществе каждая ступенька полна собой и своими исторически сложившимися границами, пересечение которых рассматривается людьми как нечто в высшей степени неприличное.

В общем, Эмпсон и Дадли к 1506 году вовсю орудовали во имя благосостояния короля и королевства, не забывая о себе. Надо сказать, что и они, и ещё несколько официальных лиц, заменили в системе всего лишь одного человека – умершего в 1503 году сэра Реджинальда Брэя, который, к слову, тоже не родился сэром. Брэй был гением, разумеется, но он также хорошо понимал менталитет окружающих. Например, он категорически не принимал никаких подношений, чтобы не дать пищи для подозрений в справедливости своих решений. Его можно было угостить хорошим обедом и выпивкой, но взяток он не брал. Брэй вообще предпочитал создавать для решений своих задач лоббирующие сети, принимая во внимание уже сложившуюся культуру отношений. Дадли и Эмпсон же просто продавливали решения в пользу короля при помощи права и закона, и это не нравилось никому.

Говорят, что короля играет свита, но в случае Генри VII вполне можно сказать, что каков король, такова и свита. Скажем так, что социально этот король никому «добрым куманьком» не представлялся. У него была вполне определенная задача изменить общество согласно задумке архиепископа Джона Мортона, так, чтобы трагедии Войн Роз просто не могли повториться. Для этого работал дни и ночи, благодарно привечая всех талантливых единомышленников, которые попадались ему на пути. Что касается социальной стороны жизни этого короля, то она его, похоже, не заботила. У него были единомышленники и уважение подданных, круто замешанное на страхе. Из той же породы были Эмпсон и Дадли.

Дадли, к примеру, был создан из той же горючей смеси высокого интеллекта и взрывного характера, что и Генри VII. И вел себя соответственно, выполняя ту задачу, которая была поставлена перед ним: умножал доходы короля, продавая должности, опекунства, лицензии на брак с вдовами главных арендаторов, а также пардоны за государственную измену, соблазнение, убийство, бунт, незаконный рекрутинг и прочие неприглядные преступления. Замечу и подчеркну, что Дадли никогда и ничего не делал без авторизации своих действий королем. Менее чем за четыре года, он собрал для Генри VII в деньгах и бондах астрономическую сумму в £219,316 6s. 11d. Вряд ли пассионарный по натуре Дадли брал взятки, но он несомненно использовал вовсю подворачивающиеся ему возможности нажиться, потому что этот скромный сквайр к концу жизни имел недвижимость в шестнадцати графствах. И да, Дадли боялись и ненавидели за то, что этот «выскочка» позволял себе трясти за шкирку старую титулованную аристократию. Ненавидели даже те, кто никаким образом к аристократии приближен не был и в роли последнего слуги в хозяйстве.

Что касается Эмпсона, то этот старый волк был активен ещё во времена Энтони Вудвилла, будучи уже тогда генерал-прокурором. И поскольку Ричард III, постаравшийся оставить на местах администрацию брата, его с должности уволил, можно не сомневаться, что Эмпсон был повинен в коррупции в масштабах, превышающих допустимое. Тем не менее, Генри VII Эмпсону доверял абсолютно, так что можно, опять же, не сомневаться, что интересы этого короля он соблюдал абсолютно. Другое дело, что люди, вынужденные платить за различные упущения и провинности, отнюдь не были склонны обвинять в своих бедах собственную глупость или лень, они винили и ненавидели тех, кто заставлял их за эти промахи платить, возмещая тем самым нанесенный королевству убыток.

Говоря о Дадли и Эмпсоне, нельзя не упомянуть их помощников. Генри Тофт, например, работал с денежными рынками Лондона. Надо сказать, что даже по масштабам того времени, эти рынки были самым коррумпированным местом в королевстве, причем в коррупции участвовали все, кто мог – от последнего брокера до мэра. Тофту удалось в 1496 году привлечь к суду и оштрафовать на 2 763 фунта именно мэра, Уильяма Кейпела, за финансовые нарушения. Но если вы думаете, что лондонцы почувствовали к Тофту благодарность за такую принципиальность, так нет – это Тофт получил в Лондоне репутацию человека, которого надо избегать любой ценой.

В свою очередь, Тофт в те же 1490-е прихватил на рэкете сыночка главы генуэзского банкирского дома Гримальди, и, заметив у молодого человека странный талант вызывать людей на откровенность, простил ему грешки, завербовав к себе на службу. Странным этот талант был в том смысле, что Джиованни Баттиста (Джон Баптист) Гримальди был внешне типом, к себе не располагающим – он страдал рожистым воспалением кожи, которое делало его лицо буквально бесформенным. Тем не менее, он чувствовал себя в обществе ксенофобов-англичан как рыба в воде, настолько, что не имея никакой официальной должности, совершенно свободно рылся в бумагах вестминстерских отделов казначейства, и наблюдая за сбором долгов буквально сидя рядом с клерками. Возможно, конечно, что его считали местным дурачком, и поэтому он пользовался такими свободами, но дурачком Гримальди отнюдь не был.

Другой помощник Дадли, Джон Камби, был членом гильдии бакалейщиков, сержантом при шерифе Лондона и… хозяином публичного дома в районе «красных фонарей» у Темзы. В этом плане стоит помнить, что самое большое количество публичных домов принадлежало епископу Винчестерскому и советнику короля, Ричарду Фоксу, но его бордели все-таки располагались за пределами Сити, в Саутварке. А вот Камби держал свою коммерцию в самом городу, где, как обоснованно считали его жители, после темноты было опасно оказаться на улице. Так что Камби был богат, умел блюсти свои интересы, и в городе не происходило ничего, о чем он не знал бы через своих людей.

И вот Камби-то был поднят Дадли на должность весовщика шерсти в таможенном порту Лондона. Возможно потому, что с этой задачей дюжинный чиновник просто не справился бы, уж слишком «горячей» была эта должность. Более того, Камби сделали начальником одной из двух муниципальных лондонских тюрем, носившей название «Птичий двор». Там содержались в то время как лица «непристойного поведения» (то есть, занимающиеся независимой проституцией), так и должники невеликих рангов – так, всякая мелочь собственно. Скандальность назначения Камби была, скорее, даже не том, что он сам был хозяином борделя, а в том, что он был человеком Дадли, а Дадли служил королю. Лондон же считал, что у него есть права независимо регулировать свои проблемы через выборных шерифов.

Что касается самого короля, то награждая Дадли и Эмпсона, он не обходил милостями и поручениями ни Гримальди, ни Камби, ни Тофта.

@темы: Henry VII

---

Ура, снова болею!

Сначала - "цвяточки", которые цветут не благодаря уходу, а вопреки неуходу.





А вообще, в этом году всё отцвело с бешеной скоростью, я и не заметила. Но кусты и деревья зелененькие, а в Хельсинки - настоящий листопад от сухости. Что ни говори, а у глиноземов есть свои достоинства.



И ещё у нас асфальт укладывают. Рабочие - как черти в аду. В такой атмосфэээре при такой жаре! Заодно видно, как быстро отрастают наши ивы, которые были в прошлом году весной обрезаны для омоложения.



Теперь - почему ура: а я говорила им, что одного дня мне не хватит очухаться после четырех рабочих. Понимаю, работать некому, по всей стране работать некому - больницы закрывают. Но это не значит, что надо ещё оставшихся на работе доводить до срыва. Ладно, договорилась на допвыходной, потому что мне начальство (не от большого ума) запланировало снова четыре рабочих-один выходной-три рабочих-один выходной-четыре рабочих. Я выторговала там, где было три рабочих, этот допвыходной, чтобы выйти на четыре рабочих после двух дней отдыха. Но организм не выдержал предыдущего однодневного отдыха после 4 рабочих. Температура, скачок в CRP до 80. Ну, поскольку все равно надо было идти к врачу за антибиотиком (такое CRP сбивается только антибиотиком), решила заодно один давно мучавший меня вопрос, и взяла больничный на 5 дней.

Честно говоря, я начала антибиотик (остался с декабря) ещё вчера вечером, когда поняла, что начинается общее воспаление, и работать завтра могла бы. В среду же работала, хотя было уже очень плохо. Усталость, боль в сигме, и совершенно отключенная голова! Работала чисто на автомате, благо работы было не убийственно много. Да и сегодня ещё... Полезла в сумку, чтобы достать карточку социального страхования, и не нахожу кошелек. Искала минут 10, всё перерыла - нет. Звоню мужу домой, чтобы он посмотрел в прихожей и в рабочей сумке, но муж не дома. Причем, понимаю, что у меня вообще нет никаких воспоминаний о том, где я этот кошелек доставала вчера. Кое-как вспомнила, что в аптеке, но вот зачем я была в аптеке - бланко, так и не вспомнила. Сейчас осенило, что градусники покупала. В общем, кошелек был всё время в той сумке, которая была со мной. В другом отделении. Причем, я уверена, что проверяла это отделение. Поэтому и решила, что пошло оно всё нафиг, буду болеть дома, со вкусом.

Начальство явно не обрадовалось. Но это уже не моя проблема Я честно предупреждала, что переутомляюсь теперь легко, а когда я переутомляюсь, то проявиться это может в любой странной форме.

Зато теперь - дома 4 "рабочих" дня, начиная с завтрашнего, плюс два законных выходных - почти маленький отпуск. А в сентябре возьму настоящий отпуск на 2 недели.

@темы: житие мое

---

Который день в избранное не могу попасть - знаменитая ошибка 404. Причем, ко мне-то попадают, то есть проблема не у всех. И ооооочень медленная навигация.