Забавное

@темы: "веселая бредь"

---

Генри VII - король повышает ставки

Впрочем, умереть король Англии в 1508 году просто не мог себе позволить. Пусть тело его было хлипким, и утомлялся он быстро, но ум оставался проницательным и любопытствующим. И назначение королем Фердинандом нового посла в Англию как раз давало пищу и для ума, и для любопытства его величества.



This miniature, and three others by Hilliard, date from around 1600 and were part of the 'Bosworth Jewel', which commemorated the start of Tudor rule after Henry VII's victory over Richard III at the Battle of Bosworth in 1485. It was presented to Charles I by Nicholas Hilliard's son. The four miniatures were contained in an enamelled gold box which bore a depiction of the Battle of Bosworth on the lid. The Jewel seems to have been one of the items sold from the collection under Oliver Cromwell and, although the four miniatures had returned to royal ownership in the late seventeenth century, the box was lost. The four miniatures are now in Victorian frames

Дело в том, что дон Гутьерре Гомес де Фуэнсалида был отнюдь не дипломатом, хотя, как аристократ и дворянин на службе короля, дипломатические поручения исполнял. Славный рыцарь-командор Аро не скрывал, что с его точки зрения, все собаки-иностранцы понимают только язык силы и не заслуживают никакого цивильного к ним отношения – вне зависимости от ранга «собаки-иностранца», будь то и сам король. Так что можно было строить различные догадки по поводу того, какая муха укусила Фердинанда, когда он назначил подобного простака к одному из самых хитромудрых европейских дворов.

Де Фуэнсалиду Генри VII уже имел «счастье» видеть в самом начале 1500-х, когда два дипломата, де Пуэбло и де Аяла, грызлись насмерть за пост в Лондоне. Уже тогда король понял, что его глупая невестка не в состоянии оценить верность де Пуэблы по двум причинам: во-первых, даже в той тихой мышке, какой Катарина была после смерти Артура, жила душа истинной испанской аристократки, со всей спесью, свойственной этой породе, и с полным недопущением мысли, что в чем-то может быть неправа и она.

Проще говоря, чем недоступнее для нее было новое замужество с принцем Гарри, тем ожесточеннее она оскорбляла того, кто это дело настойчиво продвигал – посла. Во-вторых, будучи истинной дочкой своей матери, Катарина просто не воспринимала де Пуэблу союзником в частности да и человеком вообще, потому что он был евреем. То, что де Пуэбла был христианином, ничего не меняло. Дочери королевы Изабеллы действительно верили в то, что Господь хочет полного истребления евреев, и может наказать их, если они будут услугами евреев пользоваться.

Сам Генри VII знал, что де Пуэбла был верен Катарине и королю Фердинанду абсолютно. Но они, король и посол, слишком долго друг друга знали, чтобы король Генри мог ввести де Пуэблу в заблуждение. Поэтому назначение чванливого де Фуэнсалиды короля, маневрирующего между Габсбургами и Фердинандом, вполне устраивало. Он даже принял посла лично, держа за руки свою дочь Мэри (в перспективе, жену сына Хуаны) и Катарину, и разливался соловьем о том, каким прелестным созданием его сын считает эту леди. Разливаться было вполне уместно, потому что вместе с де Фуэнсалидой прибыл представитель банка Гримальди с поручениями на выплату пресловутой доли приданого Катарины.

Принц Гарри, несомненно, считал Катарину прелестным созданием, когда он её видел. Но поскольку видел он испанскую принцессу редко, а интересы его полностью были сосредоточены на грядущих весенних турнирах и исполнении обязанностей отца на публичных мероприятиях, нельзя сказать, чтобы ситуация со статусом Катарины при английском дворе как-то изменилась. Банковские поручения, с которыми прибыл де Фуэнсалида, покрывали две трети недоплаченного приданого принцессы. Остаток, как считал Фердинанд, должен был быть покрыт за счет драгоценностей и драгоценных столовых приборов Катарины.

«Вовсе нет», - с приятной улыбкой возразил Фокс новому послу. По брачному договору между Катариной и Артуром, права на эти ценности перешли к Артуру в день свадьбы, а после его смерти перешли к королю. Так что если его католическое величество желает увидеть какое-то продвижение в деле с браком принцессы Катарины и принца Гарри, он должен раскошелиться, и доплатить оставшуюся четверть приданого в звонкой монете.

Де Фуэнсалида бесился, требовал встречи с королем, но Генри VII надежно укрылся в своих внутренних палатах, занимаясь финансами и интригами, слушая менестрелей и поглощая изысканные блюда своего французского повара. В конце концов, это была всего лишь мелкая месть Фердинанду за то, что тот годами тянул с выплатой приданого дочери и не слишком-то поощрял любовь его величества к прекрасной и далекой Хуане. Фердинанд всё это понимал, разумеется, и поэтому велел послу сблизиться с принцем. В конце концов, Генри VII мог умереть в любой момент, и тогда его наследник сам мог решать, на ком ему жениться.

Проблема для посла была в том, что Генри VII тоже прекрасно понимал, в каком направлении будет действовать Фердинанд, и понимал, что его сын находится в романтическом возрасте, в котором молодые люди совершают всякие глупости. Так что принца аккуратно держали подальше от двора, давая ему возможность упражняться на ристалище сколько угодно, а в Ричмонде в покои принца можно было попасть только через покои короля. Был ли сам принц Гарри недоволен таким плотным присмотром? Испанские послы отмечали, что рядом с отцом он вел себя тише воды и ниже травы, и вступал в разговор только тогда, когда отец его к этому приглашал, но они клялись, что какое-то напряжение между этими двумя было, хотя и не могли определить, в чем оно заключается.

Возможно, дело было просто в разнице темпераментов. Гарри явно пошел в Плантагенетов. Во всяком случае, среди политиков, своих и иностранных, не было никого кто сомневался бы, что со сменой короля изменится внешняя политика королевства. Гарри, в отличие от своего отца, на собственной судьбе испытавшего, что такое война, хотел воевать.

Что касается войны, то ничего особо нового и многообещающего на фронтах не происходило. Император Максимиллиан в очередной раз получил со своей армией, нанятой на деньги Генри VII, по мордасам от венецианцев, с которыми тот же Генри VII если и не дружил, то имел дело. Так что, с одной стороны, Максимиллиан снова нуждался в английских деньгах. С другой же стороны, он не торопился посылать в Англию свадебное посольство, которое официально сделало бы дочь Генри VII женой драгоценного внука-наследника Габсбургов, Карла.

Помимо этих имперских планов, было и кое-что ещё, что Генри VII хотел бы выжать из Габсбургов. Когда в июне он неофициально беседовал с послом Маргарет Савойской, он колко напомнил о том, что в Нидерландах до сих пор укрываются Ричард де ла Поль и Джордж Невилл, и что Маргарет не делает решительно ничего против этих врагов его английского величества, а надо бы. Было сказано и ещё кое-что, заставившее посла Габсбургов почувствовать себя неуютно и понять, что король практически решил заключить альянс с Францией, если его желания относительно свадьбы дочери и преследования его врагов не будет исполнены с достаточной быстротой.

Напугав посла Маргарет Савойской до икоты, король удалился по Темзе в Лондон, где начал проводить время с максимальной для себя приятностью, заказывая книги и охотясь. В Ханворте, он был недосягаем ни для придворных, ни для политиков. А отдохнув, снова направился в прогресс, хотя из Лондона летом 1508 года народ разбегался не только ради зеленой травки и красот сельской Англии – в столице снова вспыхнула потовая лихорадка. Впрочем, болезнь была чрезвычайно заразна, так что случаи были и при дворе короля – заболели и Ричард Фокс, и Хью Дэнни. С течением болезни было всё ясно: заболевший или умирал в течение нескольких часов после проявления симптомов заражения, или достаточно быстро выздоравливал. Все заболевшие придворные его величества остались живы. Тем не менее, король объявил своего рода карантин: королевский двор изолировался. Придворным было запрещено ездить в города, прибывшим из города – являться ко двору. Исключение было сделано для медиков, по очевидным причинам.

Если мы сегодня, в 2021 году, имея возможно общаться виртуально-визуально друг с другом, охаем по поводу того, как коронавирусный карантин отразился на нашем душевном здоровье, то можете себе представить без напряжения, как на людей, живших в 1508 году, подействовала изоляция и угроза неумолимой смерти. Кто-то хандрил и молился, кто-то пил и храбрился, а кто-то внезапно почувствовал скоротечность жизни как причину скинуть с себя иго обязанностей и совести.

Например, телохранитель принца, сэр Джон Рэйнфорд, ограбил итальянских торговцев, везущих в Лондон изысканную мебель. Правда, мебель потом пришлось вернуть, потому что выяснилось, что заказал её сам Генри VII для свадьбы принцессы Мэри. Как ни странно, сэр Джон никак не пострадал. Кажется, в дело вмешался могущественный родственник, сэр Генри де Морней, и сумел убедить короля и принца в том, что сэр Джон был не в себе.

Собственно, тот и был. В 1503 году он женился на дочери и наследнице богатого джентри Эдварда Найветта, но Найветт совершенно неожиданно умер в том же 1503 году, оставив большую часть своих земель под управлением молодой жены, дочери вышеупомянутого де Морнея. И 1508 год оказался для Рэйнфорда вдвойне паршивым, потому что его жена умерла, а тёща собралась замуж. Сэр Джон оставался в плане наследства яко благ, яко наг, а тут ещё эпидемия.

Правда, будущее показало, что, возможно, напрасно хлопотал чувствовавший себя странно виноватым де Морней, и напрасно принц новоявленного грабителя с большой дороги не наказал. Рэйнфорд в дальнейшем хоть и сидел в парламенте, и дожил до почтенных 70+ лет, но несколько раз обвинялся перед судом в убийствах (в 1511 и 1523 гг), и каждый раз выходил с заседания свободным человеком. Томас Пенн высказывает мнение, что Рэйнфорд не был наказан потому, что в 1508 году не он один слетел с катушек, что явление было массовым. Действительно, есть свидетельства, что лондонские тюрьмы были переполнены. Правда, угодившие в эти тюрьмы не были сэрами, но грехом пограбить ближних в панической атмосфере эпидемии тоже явно не считали.

Эпидемия закончилась в конце августа, так же внезапно, как и началась. Жизнь могла продолжаться.

@темы: Henry VII

---

Bella Ciao на азиатских языках

Пока не могу попасть ни в одну тему, ни в один пост, чтобы ответить на комментарии, предлагаю повеселиться:



Это я услышала на китайском в новой части "Свечи в гробнице":-D Пошла искать - обнаружила, что её на всех азиатских языках поют.

@темы: "музыка", Дорамы

---

Легенда о возвышении жены наследного принца

Хохочу гиеной. В кои-то годы мужик-попаданец оказался в теле жены принца, со всеми вытекающими (иногда - в прямом смысле) последствиями. Стёб просто непрекращающийся пока, а костюмчики вообще невообразимы, как видите. Конечно, долго китайское веселье не длится, но посмеюсь, пока оно длится. Серии коротенькие, что тоже приятно.

@темы: Дорамы

---

Некоторые впечатления от пережитого

Все продающие и покупающие жилье сталкиваются здесь с двумя силами и двумя казусами. Казусы - это официальные поборы, обозначенные законом, а две силы - это риэлтер и банк.



Весь процесс с риэлтерской конторы начинается. Ну и заканчивается, в общем-то. Храбрецов, готовых покупать и продавать главную инвестицию своей жизни самостоятельно, очень мало. В нашем случае, мы с мужем совладеем нашей недвижимостью 50/50. Нашим риэлтером был молодой мужчина лет 30+, с претензией на элегантность. Так вот, этот элегантный молодой человек смотрел сквозь меня так, словно меня не было на одном с ним пространстве. Дело доходило до смешного. Супруг мой в состоянии что-то нагуглить и прочесть электронную почту, и на этом его компьютерная грамотность заканчивается. Естественно, ответить на смс-ку он не в состоянии. Прихожу как-то с работы, он несется навстречу с известием, что риэлтеру нужен адрес моей электронной почты, и он сейчас перезвонит, потому что муж этого адреса не знает. Время стремится к полуночи, я выражаю сомнение, что риэлтер перезвонит прямо сейчас. Отправляю ему с утра смс-кой свой адрес - ответа нет. В результате, этот риэлтер чуть не пробакланил подписание предварительного договора о покупке, просто потому, что у него в понедельник - законный выходной, а подписать свое согласие на продажу нам надо было до вечера того понедельника. В результате, муж помчался ловить меня на работе и даже случайно поймал. Хотя полдня, до отъезда на работу, я этому мудаку-риэлтеру обрывала телефон со своей смс-кой. В общем, мне стоило некоторых усилий не вспылить и на идиота не наорать. Плюс мне в карму - не наорала.

К слову, женщина-риэлтер продавца квартиры, которую мы покупаем, ведет себя только чуть-чуть лучше. Она посылает инфу нам обоим, но разговоры ведет исключительно с мужем. Хотя не могла не понять, что технические вопросы решаю именно я. Отправить или открыть файл муж не умеет и учиться не желает.

Второй шокирующий момент был с банком. Нет, банк-то в вопросах равноправия ведет себя безупречно, но во что превратилось обслуживание! Служащие нашего банка общаются с клиентами практически исключительно виртуально. "Живьем" мы приходим в банк только на момент купли-продажи, и служащая только дважды заходит в комнату, взять бумаги и выдать. Раньше всё было по-другому, конечно, у всех были даже "свои" прикрепленные банковские служащие. А чего стоят витруальные переговоры! У нас такие переговоры должны были быть в банке в понедельник утром. Выяснив, как на них заходить, мы настроились и ждем. Через полчаса после назначенного времени я начинаю в панике звонить в справочную банка. Ещё через 15 мин выясняяется, что служащий, с которым мы должны были виртуально встретиться, на работу не пришел. Также отсутствует начальник конторы и заместитель начальника. К счастью, удалось договориться в тот же день на два часа, но тогда не сработала программа - мы даму в банке слышали, а она нас не слышала. В общем, в конечном итоге переговоры прошли по телефону. Так и живем.

Теперь о казусах. Вот владеешь ты жильем, за которое как бы уже заплатил ипотеку со всеми банковскими поборами, и за которое платишь каждый год налог на недвижимость. И с зарплаты треть на всякие налоги и выплаты социальные уходит. И вот ты собрался переехать, и продать-купить жилье. А государство тут как тут, требует со сделки 2% с суммы, по которой ты жилье покупаешь. Называется эта хрень налогом на передвижение материальных активов. Собственно, с нашей сделки государство нажилось дважды, содрав 2% с тех, кто покупал наш дом, и потом 2% с нас, покупающих квартиру. Ну и банк берет свои комиссионные за оформление документов, хотя, по большому счету, от них нервотрепки больше чем помощи.

В общем, как-то не очень мне нравится тот новый, дивный мир, в котором нас заставили жить. Вроде бы и ничего, и удобно, пока дело не дойдет до серьезных вещей, в которых ты полный профан, и когда нужен кто-то, кто покажет хотя бы в первый раз, как всё это делается. Ну и мне, конечно, совсем не нравится, что именно мне, а не сидящему на пенсии мужу, приходится между сменами что-то вечно согласовывать, планировать, выяснять, озадачивать, контролировать. Я вовсе не тащусь от такой роли. Мне хотелось бы хоть раз в жизни побыть в роли фифочки-дурочки, за которую всё делают другие. Но фиг тут, это, видимо, семейное проклятие - быть той самой сильной половиной союза. Слава Мирозданию, что на мне оно и закончится

А ещё я завтра попрошу перенести мою операцию на январь. И потому, что посреди вот этого всего выводить себя из строя я не могу себе позволить, и потому, что правое колено по-прежнему довольно исправно функционирует, зато шов на прооперированном болит и через год после операции. И, естественно, именно в этот момент мои рабочие допуски устареют 2 октября, то есть мне надо перездать экзамен, по поводу чего меня теребит начальство. А я слишком устаю, чтобы к этому экзамену готовиться.

@темы: житие мое

---

Красивое!

@темы: "веселая бредь"

---

Конец эпохи, можно сказать

В пятницу мы продали дом, в котором прожили почти день в день 20 лет. Когда в апреле пошла инфа о том, что в окружающих столицу городках стали хорошо продаваться частные дома, я сказала супругу, что "сейчас или никогда", и мы выставили дом на продажу. Если не ошибаюсь, дом купила та пара, которая первой и приезжала его смотреть. Понятное дело, по местному этикету мы не могли видеть, кто приезжает смотреть, но судя по некоторым деталям, это те же самые люди. Очень милая пара.



Почему продали? Реалии жизни. Мы стареем, дом стареет. Допустим, сейчас мы кое-как ещё справляемся с текущими делами в саду, но что будет через 10 лет? И через 10 лет дому будет уже пол-столетия. Да, в нем всё ок, всё основное заменено на новое, но продать его было бы уже из области фантастики. От меня помощи всё меньше, потому что времени на восстановление от работы до работы нужно всё больше. А пенсия мне не по карману ещё долго-долго. Муж же никогда умельцем не был, а теперь ещё и возраст, он на 6 лет меня старше.

Так что теперь мы в процессе перемещения в обычную трехкомнатную квартиру в районе Большого Хельсинки, недалеко от аэропорта. Она где-то на 20 кв.м меньше нынешней, "всего" около 80 квадратов. Собственно, до работы будет 15 км, а не 75 в одну сторону. По освещенным дорогам. Впрочем, это не вполне обычная квартира)) Для трешки наличие двух туалетов - редкость, плюс есть ванна, что тоже для Финляндии редкость. Необычные обои, необычные полы из модного теперь винила. Хозяйка этой квартиры работает, в основном, за границей, и это видно во многих деталях. Квартира - конфетка, а она купила себе новую в новом районе. Поэтому квартира практически пустая, кое-что оставлено чисто для интерьера. Цена более чем либеральна для кошелька, потому что в ближайшем будущем (года через 2) будет замена трубопровода и канализации, что обычно отпугивает людей. Но мы прикинули, что в ближайшее десятилетие как-нибудь несколько месяцев дискомфорта переживем ещё достаточно легко.

Мы увидели эту квартиру на сайте сразу, как она была выставлена, были первыми осматривающими, и на следующий день её за собой зарезервировали - было совершенно очевидно, что она на порядок выше того, что обычно можно купить за те же деньги.

Фотографии не очень отражают реальную цветовую гамму, она намного менее уныла на самом деле. Но так, для представления:

@темы: житие мое

---

Генри VII - король добивается своего

В самом конце сентября, к концу охотничьего сезона, Генри VII с сопровождением вернулся в аллею Темзы. Надо сказать, что выбор мест, где он останавливался, внезапно оказался специфичным. Манор Юлми он отжал у Саффолков. Дворец в Вокинге был отжат у леди Маргарет. Да-да, его величество каким-то образом вынудил маменьку сдать Вокинг ему и получить взамен куда как менее блестящий манор в Хансдоне. По слухам, леди Маргарет была чрезвычайно раздосадована. И вот теперь король наведался в свое последнее приобретение – манор в Ханворте, который был куплен у сэра Джона Хасси. Неизвестно, насколько добровольно сэр Джон расстался с этим манором, но на тот момент он не прогадал – Тюдоры обеспечили ему симпатичную карьеру, которая, правда, закончилась на плахе, но это уже история следующего царствования.



Вообще, именно Ханворт планировалось использовать как полутайное убежище для короля – он был рядом с Ричмондом, так что его величество мог в любое время вскочить в седло, и оставить позади двор с его требованиями и интригами. Надо сказать, что на другой стороне Лондона у него было ещё одно подобное убежище, Вестейд Холл. Как ни странно это прозвучит, но к концу жизни Генри VII определенно устал от своей королевской роли. Всё чаще даже приватные покои не давали ему той уединенности, которую он лихорадочно искал. Проживи он чуть больше, Англия, возможно, смогла бы увидеть передачу короны сыну при живом отце, пожелавшем удалиться от мира.

Действительно, роль короля, пока некоронованного, повсюду играл теперь принц Гарри. Никто, правда, не знает, насколько принцу было скучно таскаться повсюду за больным папенькой, как собачка на поводке, но что он мог? Любой его проступок неизбежно становился известен отцу, потому что вокруг были почти исключительно ставленники отца. Так что дебоширство, к которому были склонны юные аристократы, на данное лето категорически исключалось. Тем не менее, была с принцем тем летом связана одна странность – у него начали периодически пропадать драгоценности. Он якобы потерял дорогущее кольцо с рубином, подаренное ему матерью, потерял бриллиантовый перстень, подаренный Эдмундом Дадли, и в довершение ко всему, его слуги внезапно стали столь же рассеянными. Ральф Падси потерял изысканную золотую цепь, принадлежавшую принцу.

Похоже на то, что его высочеству не хватало карманных денег. Хотя то, на что он деньги тратил, особого гнева у короля вызвать не могло. Повсюду по пути королевского прогресса, принц посылал своих приближенных искать редкие музыкальные инструменты в свою коллекцию, и… сборники фольклорных пьес типа «A Gest of Robin Hood», потому что принц просто обожал такие вещи. И обожал вживаться в роль Робина. Так, как он ее понимал, разумеется. В общем-то, любому взрослому наблюдателю было понятно, что, сорвавшись с поводка, принц будет вести себя так, как он, собственно, себя и повел, так что на его дружбу с тихоней Уильямом Комптоном король и надзиратели за принцем отреагировали с некоторым облегчением. Комптону было за 20, и с 11 лет он был при дворе, внимательно наблюдая за происходящим. Вторыми по значимости ближними компаньонами принца были живчик Генри Гилфорд и его сводный брат Эдвард, через которых живущий в практической изоляции Гарри и получал информацию об окружающем мире.

Тем не менее, по сравнению с Уильямом Брэндоном эти ребята (да и сам принц) были малышней. Брэндон был для окружения принца неиссякаемым генератором эмоций, варьирующих от ужаса до восхищения. Он как раз бросил свою беременную невесту Анну Браун, чтобы жениться на её тётушке Маргарет Мортимер, чтобы, распродав приданое этой дамы, расторгнуть брак на основании близкого родства, сосредоточить свои усилия снова на Анне Браун. Поскольку Анна не проявила должного энтузиазма по поводу возвращения блудного жениха, Брэндон просто-напросто увез ее силой и женился на бедняге в какой-то церкви в Степни, в присутствии Эдварда Гилфорда и Эдварда Говарда.

Принц Гарри предпочел увидеть в этой истории романтику. В конце концов, это было не так уж трудно – ведь Брэндон, в конечном итоге, практически нарушил закон, чтобы жениться на опозоренной им Анне. Спас леди в беде, так сказать. Благосклонная трактовка дикого по всем меркам поступка Брэндона была, в случае Гарри, практически наследственной. Хотя Генри VII трудновато заподозрить в склонности к романтическим порывам, в Хуану он влюбился именно потому, что она была классическим примером леди в беде. И его чувство только углубилось от убежденности в том, что король Фердинанд эксплуатирует слухи о безумии дочери, которые распускал о Хуане её супруг, чтобы держать под своей властью Кастилию. Пенн, в свою очередь, предполагает, что изначальный интерес к Элизабет Йоркской леди Маргарет зажгла в сыне, придумав историю о том, что эту златовласку преследовал с грязными намерениями её родной дядя, Ричард III. В самом деле, в свое время никто не мог сказать, откуда пошел слух о планах Ричарда жениться на племяннице, но слух этот действительно сыграл свою роль в трагедии Ричарда, хотя тот публично и с неподдельным ужасом отрицал подобную дичь. И вот теперь скрытая романтичность отца и открытая романтичность бабушки передались Гарри, который, не смотря на репутацию, оставался романтиком буквально до последнего своего брака.

И в 1507 году принцу было куда выплеснуть скопившуюся потребность в романтических чувствах – ведь рядом была самая настоящая леди в беде, Катарина Арагонская. Не то чтобы они друг друга видели часто или хотя бы регулярно, вовсе нет. Но Гарри всегда был предрасположен любить своих любимых тогда, когда они были от него на некотором расстоянии. Что вполне естественно для тех, кто не видит самостоятельную личность за объектом своей симпатии, а привязывают свои уже существующие идеалы к приглянувшейся мордашке. На Новый год, во всяком случае, принц Гарри подарил Катарине четки, украшенные рубиновыми розами, что, по его пониманию, вполне ясно говорило красавице, что он дарит ей себя.

Насколько неискушенная в искусстве флирта Катарина была способна понять подобные амурные намеки, история умалчивает. Но лорд Монтжой, ментор принца, как раз активно ухаживал за одной из придворных дам принцессы, весьма часто бывая в Дарем Хаус, так что, возможно, до Катарины значение подарка как-то донесли. Хотя… вряд ли она даже сомневалась хоть на миг, что принц Гарри принадлежит ей – ведь свой отказ подтвердить намерение на принцессе жениться тот произнес на тайном заседании советников, ни один из которых не имел причины рассказать Катарине о том, что её положение при королевском дворе даже более неопределенно, чем она могла себе представить.

В декабре 1507 года оживление его величества даже пролилось на головы лондонцев если и не золотым, то хотя бы винным дождем - Генри VII решил порадовать жителей столицы по поводу заключения очередного договора о вечной дружбе с императором Максимиллианом. Поскольку в центре этого договора был союз принца Карла со стороны Габсбургов и принцессы Мэри со стороны англичан, брак этой детской пары по прокси был назначен на Пасху 1508 года. Как известно из архивов Маргарет Савойской, сам Максимиллиан говорил ей, что союз с английским королем нужен ему исключительно ради денег. И деньги император получил, целых 38 000 фунтов! К слову сказать, на эти деньги весной будет нанята армия, с которой Максимиллиан ударит по владениям Венеции, союзницы Англии, но политика есть политика. Сам Генри VII несколько цинично говаривал, что окружил Англию самой надежной из крепостных стен – стеной из звонкой монеты.

Тем не менее, Генри VII не был бы самим собой, если бы он просто безответственно выкачивал деньги из сундуков казначейства. Нет, он озаботился тем, чтобы в эти сундуки не прекращались и вливания. Практическую заботу о которых он и возложил на своих верных комиссионеров. В прихожих Эмпсона и Дадли околачивались ожидавшие приговоров о штрафах грешники разных калибров, многие из которых приходили, выпятив грудь колесом и требуя честного суда, и заканчивали тем, что умоляли решить вопрос деньгами. Причем, притеснения распределялись абсолютно демократично, вне зависимости от величины состояния или статуса провинившегося. Торговец Кристофер Хос и аристократ сэр Джордж Талбойс для комиссионеров имели одинаковую ценность, ценность денежного источника. Чем провинился умерший в процессе «от неприятных мыслей» Хос – история умалчивает, а вот сэр Джордж за 500 фунтов избежал объявление его безумным и, соответственно, конфискации всего состояния. К слову сказать, сэр Джордж действительно был несколько с заскоками, и к 1517 году стал настолько безумен, что был отдан под опеку герцога Норфолка, будучи не в состоянии жить без присмотра.

Что касается самого короля, то в дипломатической корреспонденции де Пуэблы, адресованной королю Фердинанду, в 1508 году промелькнуло интересное наблюдение: королевский совет стал не тем, чем он был каких-то 10 лет назад – король больше не подпускает никого ни к своей власти, ни к своим секретам. Это не было чем-то неожиданным. Тот же де Пуэбла ранее писал о явном желании Генри VII стряхнуть совет со своей шеи, так что процесс просто получил закономерное завершение. Что бросалось в глаза, так это безжалостное отношение короля к тем, с кем он был ранее чуть ли не в доверительных отношениях: Ричард Фокс был оштрафован на 2000 фунтов за нарушения в численности своего вооруженного эскорта, архиепископ Уорхэм – на 1600 фунтов за то, что из его епископальной тюрьмы сбежали заключенные, леди Маргарет Бьюфорт, мать короля – на 700 марок за какое-то аббатство и полученные бенефиции. Главный камергер, Жиль Дюбени, умер в 1508 году, и из его завещания становится понятным, что последние два года король его всерьез шпынял за допущенные промахи, не стирая, впрочем, позолоту с фасада имиджа одного из своих старейших сторонников. Дюбени завещал, естественно, оплатить с его активов все долги, но особо подчеркнул, что хотя король и потребовал от него залога в 2000 фунтов и конфисковал французскую пенсию Дюбени, он, главный камергер королевства, был верным слугой его величества более двадцати шести лет.

Что ж, именно Дюбени был отправлен представлять короля в Вестминстерское аббатство незадолго до своей смерти, на годовщину смерти королевы Элизабет Йоркской. Сам же король, с самого нового года, был уже практически не в состоянии двигаться, кроме как в редкие дни и с трудом – его туберкулез вступил в последнюю стадию. Леди Маргарет снова переехала в Ричмонд, и снова окружила короля своими людьми, что говорило о серьезности ситуации. Её сын мог умереть в любой момент, но династия должна была выжить.

@темы: Henry VII

---

Как вам это понравится?

В жж-шной ф-ленте увидела прекрасное, Манифест Слабости называется. Дескать, почему это социум одобряет одни чувства, и не одобряет другие? Это же неуважение к личности! Надобно исправить подобную нетолерантность!

Если серьезно, то автору решительно не пришла в голову простейшая мысть: это твоя жизнь, и ты действительно имеешь полное право прожить её так и с такими чувствами, как тебе кажется правильным. Но и ответственность за это право тоже твоя. И не смей вешать последствия своих решений на других, живи с ними сам. И не удивляйся, если от тебя будут шарахаться - эти люди тоже, знаешь ли, имеют право не терпеть рядом с собой перманентных нытиков, для которых слабость - это флаг, которым они будут размахивать в самый критический момент.

собственно манифест

Манифест слабости

Я имею право быть слабым. Даже если я слабее всех.
Я имею право быть беспомощным. Даже если я сильно отличаюсь от других. Даже если выход рядом.
Я имею право не знать и не понимать, что происходит.
Я имею право делать нечто бессмысленное, даже если это кому-то не нравится.
Я имею право хотеть того, что никто не понимает.
Я имею право не успевать и делать все в своём темпе. Даже если другие торопят меня.
Я имею право быть больным.
Я имею право быть неэффективным. Сам по себе и на общем фоне.
Я имею право быть отстранённым, даже если ситуация требует моего полного присутствия.
Я имею право быть в отчаянии.
Я имею право быть замешкавшимся, запутавшимся, потерянным, испуганным, обескураженным.
Я имею право на саморазрушение и только я сам отвечаю за это.
Я имею право не слышать сигналов. опасности и не замечать очевидного.
Я имею право быть использованным другими людьми, даже если меня предупреждали.
Я имею право чувствовать боль. Даже если знаю пути избавления от неё.
Я имею право горевать и плакать. Имею право быть безутешным, даже если это делает беспомощными других.
Я имею право верить лжи и поддаваться на манипуляции.
Я имею право быть жертвой.
Я имею право зависеть.
Я имею право заблуждаться. И находиться в том столько, сколько мне будет угодно.
Я имею право действовать против своих интересов и только я за это отвечаю.
Я имею право быть несчастным.
Я имею право никуда не двигаться.
Я имею право остановиться в своём развитии. Я имею право отставать.

Я уважаю себя в любом своём проявлении.

То, что я имею право, не значит, что я буду им пользоваться. Но я хочу принять это право как часть своей человеческой природы. Я даю это право другим в той же мере".

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

"Детектив" (2020)

Ещё одна дорама с незатейливым названием. К тому же, она почему-то не взлетела, как говорится, поэтому нормально там переведены только 4 серии, остальное - автоперевод здесь: doramatv.live/detektiv

На мой взгляд, дорама все-таки интересна, просто период сильно на любителя, 1911 год. Гламура никакого, брутальный быт и брутальные, кровавые преступления, где политика и уголовщина где-то там переплетены, но зрителя до поры до времени не ставят в известность, где именно и как. В центре - славный добрый парень, умный детектив и очень правильный профессионал:



Только вот у него раздвоение личности на фоне страшной детской травмы, в курсе чего только очень ограниченное количество людей. Вторая личность детектива живет в "зазеркалье", то есть когда наш герой, в момент стресса, видит себя в отражающей поверхности, он со второй личностью общается. Второй - парень брутальненький но умный, и абсолютно лишен принципов. Хотя в расследовании своему первому "я" помогает, надеясь с ним договориться о разделе власти над их единым телом.

Есть лучший друг героя, классический Толстяк, и есть невеста-деводура, хотя и умная. На этом клише, собственно, и заканчиваются. Если комика и есть, то она ситуационная, когда Толстяк влюбляется в Красавицу, и пытается пояснить другу свое чувство. Или когда деводура и Красавица пьянствуют вдвоем ну очень правдоподобно.



А всё остальное - это расследование трагических преступлений, которые могут быть связаны, а могут и не быть. Автоперевод ужасен, разумеется, но таки лучше чистого китайского. Можно понять, что происходит.

@темы: Дорамы

---

котики

Ходят тут всякие, места занимают, не выпнешь потом



Что, опять что-то развивательное мне на Алиэкспрессе купила? Ну-ну...



Когда хозяйка инстаграмит



А может, я в душе цветочек?



Зонтик от жизненных невзгод

@темы: "зверята"

---

Генри VII - лебединая песня короля

Томас Пенн описывает энергичный королевский прогресс 1507 года как маниакальный. Король находился в постоянном движении между поместьями, где он гостил, и королевскими охотничьими «домиками». Скорее всего, Генри VII просто-напросто хорошо понимал, что некоторое улучшении самочувствия будет последним в его жизни – он был достаточно умным и образованным человеком, чтобы понять, что конец его жизни близок. Поэтому его летний прогресс был даже более перегружен встречами, приемами, заседаниями и работой, чем обычные королевские «каникулы», во время которых короли Англии шли в народ, так сказать, показывая себя подданным в разных уголках страны, и стремясь уловить настроения местных джентри, которые при дворе бывали только в исключительных случаях.



В августе Генри VII остановился в маноре Эмпсона. Как известно, Эмпсон не родился с золотой ложкой во рту, так что история о том, как он обзавелся манором, многое о нем говорит. По вполне понятной причине, сэр Ричард Эмпсон особенно не распространялся о своем происхождении. Ходили слухи, что его отец был простым ремесленником, который плел решета, но сам г-н советник короля предпочитал называть его владельцем недвижимости, и, похоже, не врал – помимо того, что Питер Эмпсон фигурирует во многих местных документах того времени как арендатор, берущий в аренду крупную недвижимость на срок более 100 лет, бедный ремесленник просто не мог бы послать свое чадо в университет.

Недвижимость, о которой здесь идет речь, действительно была, в виде дома в Истоне, вокруг которого Эмпсон, с разрешения короля, данного ещё в 1499 году, основал парковую зону. Вряд ли Генри VII знал, что для этого Эмпсон просто-напросто экспроприировал 400 акров общинной земли и вообще разогнал всю деревню, чтобы бывшие соседи ему не мстили и не пакостили. Как понимаю, согнанным с земли их потери все-таки компенсировали, но… аж к концу следующего царствования, в 1543 году. Впрочем, деревней в те времена могли называть и поселение домов в пять. Деревня та называлась Халкот, и она сейчас находится в статусе estate village, то есть находится полностью или частично на землях, которые относятся к владениям манора. Если так было во времена Эмсона, то он согнал с мест не владельцев, а арендаторов, что, разумеется, было свинством, но свинством легальным, скорее всего. Ведь земельные владения Эмпсон начал скупать с 1476 года, а Халкот Манор купил в 1485 году.

В любом случае, себе Эмпсон манор отгрохал на славу, и король там задержался на целых пять дней, что было, как шептались придворные, на два дня больше, чем время, проведенное им в маноре старого соратника, Томаса Ловелла. Впрочем, когда через месяц Эмпсон попросил у короля пожаловать ему в пожизненное пользование несколько маноров, Генри VII перечеркнул слово «пожизненное», и написал «пока королю будет угодно».

В расписание прогресса короля вместился даже когда-то любимый Вудсток, который он стал избегать после смерти принца Артура. Именно во дворце Вудстока Артур заключил брак по прокси с Катариной Арагонской, именно там Генри VII был на вершине семейного счастья и больших надежд. И вот теперь, в конце жизненного пути, он расположился во дворце на целых 14 дней, и дал послам и гонцам возможность себя догнать. Ожидалось и прибытие Катарины Арагонской.



Так могла выглядеть Каталина Арагонская

На самом деле, положение испанской принцессы при дворе как-то зависло. С одной стороны, все знали, что она должна была стать женой наследного принца. С другой стороны, даже если тайное заявление принца о том, что он отказывается подтверждать брачные обязательства, наложенные на него в период несовершеннолетия, осталось тайным (свидетели были людьми не болтливыми, но ведь всегда есть слуги), то достаточно многие придворные знали о перетягивании каната с папой Юлиусом о формальной девственности вдовы Артура, а уж поведение короля Фердинанда, снова пропустившего срок выплаты дочкиного приданого, было и вовсе притчей во языцах как минимум в Лондоне.

Катарина писала папаше панические письма, утверждая, что ее челядь ходит в лохмотьях, и что она в глаза не видела своего нового суженого уже четыре месяца. «Но, - добавила она в письме, - только Бог может разъединить то, что он соединил», то есть, следуя совету Фердинанда, она вела себя так, словно ее брак с наследником престола был делом решенным. Впрочем, твердость характера – это хорошо, но Катарина несколько научилась и практичности.

Для начала, она неохотно признала для себя, что посол де Пуэбла, крещеный еврей, все-таки действительно желал ей, дочери грозной Изабеллы, хорошего. Это не значит, что все свои ошибки она перестала списывать на некомпетентность де Пуэблы и прочих дипломатов. Но она хотя бы сама стала задумываться, что не стоит отвергать всё, что говорит ей посол, только на основании личного предубеждения против евреев. А де Пуэбла всегда твердил ей, что без умения лицемерить и скрывать свои чувства принцесса пропадет. В общем, именно лицемерить Катарина и начала учиться, хотя это искусство явно не было ей свойственно.

Пенн предполагает, что не случайно усердие принцессы совпало с появлением в её хозяйстве нового исповедника, молодого фриара Диего Фернандеса. Откуда он появился, никто точно не знает. Зато известно, что король Фердинанд его точно не посылал. То есть, умного человека, которого Катарина гарантированно будет слушаться, устроил к ней либо всё тот же де Пуэбла, либо сам Генри VII. Да, теоретически он не отозвал прочь свои намерения жениться, и его видимая политика была по-прежнему повернута в сторону Габсбургов, но этот король никогда не ставил только на одну лошадь.

В общем, кто бы принцессу к этому не подтолкнул, но весной 1507 года она запросила у своего папеньки ключи к испанскому дипломатическому шифру и научилась его использовать. Вообще, этот момент Дэвид Старки и Томас Пенн интерпретируют по-разному. С точки зрения Старки, которого лично я считаю непревзойденным специалистом по Тюдорам, с этого момента Катарина Арагонская стала послом Испании в Англии, и заставила двор с собой считаться. Пенн же просто вытирает о несчастную принцессу ноги, обзывая её послания Фердинанду девичьим лепетом. Пенн, несомненно, унюхал в этой истории с шифром и внезапно возникшим рядом с принцессой фриаром руку многохитрого Генри VII. Но он напрасно не учел того, что папаша принцессы был первым хитрым лисом Европы, превосходившим своей жадностью даже страсть английского коллеги к звонкой монете.

Надо сказать, что у Генри VII действительно была одна личная причина приблизить принцессу Катарину. Её сестра, Хуана, во время невольного визита в Англию, произвела своей красотой неизгладимое впечатление на короля, да и в целом вызвала у него живейшую симпатию, густо замешанную на сочувствии. И вот теперь Хуана овдовела… Похоже, Генри VII понимал глубину привязанности Хуаны к Филиппу Бургундскому, поэтому он и не пошел официальными путями просить руки перспективной вдовы. Он попытался напрямую повлиять на Хуану через Катарину, потому что сестры были очень близки, и именно поэтому сделал всё возможное, чтобы привлечь Катарину поближе ко двору без того, чтобы кто-то заподозрил его цели. Ведь симпатия симпатией, а Хуана была, все-таки, королевой Арагона, что открывало большие перспективы для ее следующего мужа, если бы она решилась на новый брак, но и давало ей большую свободу отвергнуть любого претендента.

Но если король играл на любви Катарины к сестре, он играл и на её близости к отцу. Фердинанд был, конечно, бесконечно жадным и погрязшим в многочисленных политических интригах типом, готовым принести в жертву и интересы дочерей, если ему было нужно, но он был при этом умным хитрецом и хорошим королем. И он понимал выгодную сделку, когда её видел. Поэтому перед отъездом в вояж по стране, король вызвал Катарину Арагонскую к себе, проверил, насколько бойко она читает шифрованное письмо Фердинанда, похвалил, и как бы между прочим заметил, что нынче циркулируют слухи о том, что его любимый родственник Фердинанд хлопочет о браке между Хуаной и племянником французского короля (будущим Франциском I). По мнению Генри VII, это было неважной идеей. Не то чтобы он, Генри, пытался как-то вмешиваться в дела семьи своей дорогой невестки, но ведь та понимает, где в этой истории находится её личный интерес, не так ли?

Катарина понимала. Без всякой иронии, после смерти Артура она настрадалась при английском дворе, пока её свёкор и папаша перетягивали сундуки с её приданым каждый в свою сторону. Вряд ли принцесса голодала (хотя и Старки пишет о том, что штат Катарины был раздут, и управлять своей вконец обнаглевшей челядью она просто не умела), но репутации при дворе явно не имела. Особенно после того, как стала предметом спекуляций по поводу сохраненной в браке с Артуром девственностью. В общем, Катарина стала лоббировать интересы Генри VII в переписке с отцом, рассказывая бесхитростно при этом об обстоятельствах встреч с королем и передавая его слова буквально. В этом смысле, она действительно была бесхитростна, хотя и не стеснялась привирать. Тем не менее, если бы Фердинанд увидел в происходящем что-то, нужное для его собственных планов, то он с удовольствием бы за это «что-то» ухватился.

В любом случае, прибывшая в Вудсток Катарина была уже настолько готовой разговаривать «со взрослыми» всерьез, что не постеснялась выцепить Генри VII для приватного разговора о том, как очередная задержка с выплатой приданного повлияет на её перспективы брака с наследником престола. На этот раз, и король заговорил с ней, как со взрослой. С его точки зрения, ситуация не изменилась. «Мы оба свободны», - сказал он о принце и о себе. Но если его дорогая невестка воспринимает ситуацию слишком тягостной, то он не будет оскорблен, если её отец присмотрит ей другого жениха, потому что ему передали, что испанский посол во Франции сказал французскому королю, что Фердинанд не верит в возможность брака между своей дочерью и наследником английского престола.

«Он абсолютно счастлив в ситуации с моим приданым, хотя дает нам понять, что очень недоволен!», - писала отцу прозревшая и потрясенная Катарина. Но единожды прозрев, принцесса не могла избирательно ослепнуть и глядя в сторону отца. Уж не водит ли её за нос и он? В данном случае, Фердинанд отнюдь не пытался ввести дочку в заблуждение. Похоже на то, что он элементарно потерял брачный договор, заключенный между испанцами и англичанами в Медина-дель-Кампо пару десятилетий назад. Фердинанд был эффективным королем именно потому, что сам разруливал все правительственные заковыки и постоянно мотался по городам и весям своего королевства. Но это означало полное отсутствие нормальной бюрократической рутины. Грубо говоря, все стекающиеся к нему воды бумажной реки он просто направлял в сундуки, и в свободную минутку пытался разобраться с теми бумагами, которые оказывались наверху. Излишне говорить, что он абсолютно не помнил, о каких суммах и условиях шла речь двадцать лет назад, но просто испытывал неприязнь к мысли о разлуке с деньгами.

Но вот письма Катарины он читал, конечно, как и дипломатическую переписку. Поэтому письмо от Генри VII, в котором тот уже открытым текстом расписывал выгоды от двойного союза его и сына с Хуаной и Катариной, не довело его до инфаркта, а просто напугало. Английский король расписывал, что его брак с Хуаной принесет блеск всему христианскому миру, поскольку он, Генри VII, готов отправиться персонально в крестовый поход вместо Фердинанда или вместе с ним. Хоть против мавров, хоть против османов – как предпочтет Фердинанд.

Фердинанд, естественно, предпочел бы, чтобы английский король никогда не встретил прекрасную Хуану, потому что выдавать её замуж и терять Кастилию, где теперь он был регентом, совершенно не собирался. Несомненно чертыхаясь в адрес ненормального англичанина, на которого даже обильно распускаемые слухи о безумии Хуаны никак не влияли, Фердинанд состряпал отписку, что вовсе не уверен в желании Хуаны, глубоко потрясенной смертью любимого мужа, когда-либо вступить во второй брак, но ежели такое чудо случится, то его величество Генри VII будет первым в очереди претендентов.
Похожую отписку он написал и дочери, которая имела неосторожность написать, что лучше умрет в Англии, чем будет жить в другом месте. Он понял, что ради брака с принцем Гарри Катарина готова абсолютно на всё, и никогда не поддержит ничего, что может оскорбить интересы Англии и её короля.

@темы: Henry VII

---

The Detective / Ye Lin Shen Tan / Cold Night Detective / Следователь /

Смотреть эту дораму я начала совершенно случайно. Она явно не из категории А - и актеры красой не блистают, и играют так себе, и заставка совершенно кое-как сляпана. Но неожиданно оказалось, что в дораме есть сюжет, есть милый стёб над обычными типажами дорам такого типа, но, главное, она - добротнейший детектив, где команда героев распутывает не самые простые преступления, причем преступления не надуманные. В общем, довольно увлекательно, рекомендую.

@темы: Дорамы

---

Козлика я люблю))

Вообще-то теги он стал угадывать лучше. Тем не менее, не представляю, как он будет решать технические проблема, если он не очень хорошо понимает задачи. Ну, посмотрим.

---

О культуре и Муму

Это боян, я знаю. Но он прошел мимо меня. Коллега русская сегодня дала посмотреть, и я прониклась. Идея мне понятна, конечно, и она актуальна, но Вольфыч жжОт и пепелит!

@темы: "веселая бредь"

---

Генри VII - король начинает терять влияние

Июньский турнир 1507 года преподнес Генри VII и его советникам неприятный сюрприз. Если в мае всё шло по методичке рыцарских спектаклей, в июне соперники дрались настолько всерьез, что аж части латной арматуры летали по корту. Казалось бы, динамичный турнир в любом случае зрелищнее чем милое, но беззубое рыцарское представление, так что король должен был быть доволен удалью молодежи. Но король доволен не был. Он, как и его старые советники, давно научился читать невербальные сообщения, которые люди посылали иногда сами того не понимая. В данном случае, турнир слишком напоминал настоящее сражение, так что прочесть настрой его участников было проще простого: им надоел тот мир, который Генри VII всеми силами старался сохранить. Как минимум Фокс и Дадли также считали войну бессмысленной тратой денег, и не скрывали своего мнения. Но возможно, что и представители поколения короля, хлебнувшие лиха во времена Войн Роз, думали так же.



Надгробие Элизабет Трасселл и 15-го графа Оксфорда

Молодежь же мечтала о воинской славе. Хотя кое-для кого из окружения принца вопрос войны и мира был гораздо серьезнее, чем слава и подвига. Для графа Кента, например, война могла предоставить шанс поправить дела, тогда как мир вел к катастрофе. Граф Кент был игроком. Причем, игроком неудачливым, да и выдающимся умом этот парень не отличался. Во всяком случае, так считается, хотя более вероятно, что дело было не столько в уме, сколько в умении обзаводиться взаимовыгодными социальными контактами. Плюс, Ричард Грей, похоже, совершенно не понимал, до какого градуса бесстыдства могут дойти уважаемые сэры и пэры с королем во главе, если им предоставится возможность вгрызться в чужое и переварить выдранный кусок в своё.

Нет, обманутой невинностью Ричард Грей, конечно, не был. Чего стоит одно похищение богатой наследницы Элизабет Трасселл (лет 9 от роду) у своего сводного брата Генри. Их отец оставил графство Ричарду, сыну от первого брака, но опекунство над богатой сироткой Трасселл передал сыну от второго брака, чтобы тот выгодно это опекунство продал или сам женился на Элизабет, когда она повзрослеет. Кстати, когда опекуном Трасселл стал король, он продал опекунство над девочкой своему старому верному графу Оксфорду (Джону де Веру) за 1000 марок. Де Вер же купил опекунство для своего кузена и тезки, который был старше Элизабет на 14 лет, и чьей женой она, в конечном итоге, стала ( подробно история рассказывается здесь: www.tudorchamberbooks.org/the-trussell-wardship.... Похоже, что в Англии наследников и наследниц продавали как овец, хотя практически каждый король клялся эту традицию изжить. Правда, большинство подобных браков все-таки складывались счастливо, как ни странно.

Возвращаясь к Ричарду Грею и его проблеме. Каким бы олухом ни был в денежных вопросах граф Кент, обязанностью его короля было призвать графа, навтыкать ему морально, материально и почему бы не физически, и обязать жить более спокойно. Или хотя бы влезать в долги менее скандально (как это делали те же Стаффорд и Нортумберленд). Но Генри VII предпочел нажиться на слабости своего подданного сам, и дать нажиться своим приближенным – Чарльзу Сомерсету, барону Герберту, Джону Хасси, Ричарду Эмпсону, Генри Вайатту, Жилю Дюбени. Причем, Грей или чувствовал себя загнанным в угол, или абсолютно не понимал, что делает. Например, он отдал Дюбени один из своих маноров за две штуки какого-то полотна и лошадь в латах. Впрочем, скорее всего эта свора придворных просто заставила молодого человека думать, что таким образом он покупает помощь и отсрочку выплат королю. Потому что хорошо известно, в каком отчаянии и какой ярости он был 6 мая 1507 года, когда неожиданно, за день до срока, получил кучу квитанций к оплате.

Естественно, Грей ничего хорошего от нынешнего режима и нынешней политики не ждал. И он был в этом не одинок. Даже герой ристалища Брэндон не мог ожидать особых милостей от Генри VII, потому что у того уже был сложившийся круг приверженцев, которых он был обязан держать в уважении и довольстве. Молодежь могла надеяться только на принца Гарри, на будущего короля. Уже в мае кто-то наблюдательный заметил, что бойцы стараются произвести впечатление на принца, не на короля. В июне это стало абсолютно явным всем: молодые хотели и были готовы воевать, и их будущий король хотел того же.

И был ещё один момент, который могли заметить только представители старшего поколения – темперамент принца-наследника. Его внешность, его поглощенность происходящим на ристалище, его оживленное обсуждение проведенных боев со всеми, кто в таких вещах разбирался, его оживленная жестикуляция – всё это было от Плантагенетов, а конкретнее – от Йорков, от Эдварда IV. На фоне отстраненного, холодноватого, сдержанного и культивированного отца контраст был ещё разительнее. Естественно, подобное возрождение знаменитой агрессивности Плантагенетов в собственном сыне короля, всеми силами старавшегося привить в королевстве что-то вроде бюрократического управления, радовать не могло, но всё, что он мог – это пытаться направить наследника на правильную стезю.

Помимо агрессивности и восхищения агрессивностью, в компании молодого принца были возвращены в прежнем блеске принципы куртуазной любви. Кто знает, какими они были на самом деле во времена Алиеноры Аквитанской, которая их в моду и ввела, но на английской почве и по прошествию времени они подошли очень близко к откровенному эротизму. В окружении принца крутился поэт Стивен Хос, избравший своей Прекрасной Дамой не кого-то, а сестру принца, принцессу Мэри, фантазии о которой в его исполнении были очень смелы. На мой взгляд, поэт из него был так себе (критики же о его талантах спорят до сих пор):

Dame Sapyence taryed a lytell whyle
Behynd the other saynge to Dyscrecyon
And began on her to laugh and smyle
Axynge her how I stode in condycyon
Well she sayd in good perfeccyon
But best it is that he maryed be
For to eschewe all yll censualyte
I knowe a lady of meruelous beaute

Но он был лет на десять старше окружающей принца молодежи, повидал жизнь и поездил по миру, обладал явным талантом делать комплименты и развлекать окружающих, так что принцесса чувствовала себя не оскорбленной, а польщенной. К сожалению для себя, Хос также был служащим короля, так что когда он стал свидетелем неуважительных замечаний о короле от кого-то близкого к принцу, он был вынужден об услышанных «изменнических речах» доложить (технически неуважительность к королевской персоне являлась государственной изменой, недонесение о которой каралось), что и сделал в поэтической форме. Тем не менее, если его и поняли правильно в окружении короля, никто не заступился за поэта, когда над ним стали смеяться как над искателем сенсаций, и вскоре вообще избили до полусмерти (что было обычным способом воздействия на неугодных). Перепуганный Хос исчез с горизонта, перестал писать стихи, и посмел обратиться к принцу за пенсионом только в 1510 году, когда тот стал уже королем. Пенсион ему был назначен. Похоже, что отделали Хоса с ведома людей, приближенных к королю, а не тех, на кого он накляузничал.

Так или иначе, события мая и июня на короля все-таки повлияли. Когда они с сыном отправились в традиционный королевский прогресс, маршрут, намеченный королем, был амбициознее, чем обычно, и внешне он давал понять, что чувствовует себя намного лучше, чем обычно. Он даже ухитрился набрать немного веса (скопление жидкости из-за легочной недостаточности?), что дало ему повод пошутить, что он растолстел. Роль хозяйки женской половины королевского двора, без которой обойтись было бы проблематично, исполняла леди Маргарет, мать короля.

@темы: Henry VII

---

Кисаньки

В большом количестве - здесь: katia-lexx.livejournal.com/2366117.html

@темы: "зверята"

---

Генри VII - король устраивает турнир

Первая половина 1507 года была важной для Англии не только тем, что именно тогда наметились явные линии фронта между старыми придворными и новыми помощниками Генри VII. Намного более важным было то, что принц Гарри приближался к своему 16-му дню рождения. Судя по рапортам послов, регулярно видевших принца при дворе, впечатление он производил потрясающее. Очевидно, статью и атлетическим сложением он был очень похож на деда, Эдварда IV. Но что делало его потрясающим, так это необычайно мягкие для такого атлета, почти женственные манеры, въевшиеся ему в кровь и плоть с детства. Ведь рос это парень практически полностью в женском обществе, при дворе матери, в компании сестер.



Кеннингтон

Заметим: женственная мягкость манер отнюдь не была женоподобностью. Характер принца полностью соответствовал характеру подростка накануне возмужания, и, будучи очень хорошим учеником в плане всевозможных классических наук, Гарри был помешан на науках воинских. Благо, в 1507 году для этого был хороший повод: король объявил, что будет проведен королевский турнир. Надо сказать, что в те времена рыцари бились и рисковали на турнирах не просто потому, что им больше нечем было заняться.
Средневековый турнир можно, наверное, сравнить с нынешним развитием вооруженных сил: отчасти – поддержание боевого духа среди своих, во многом – демонстрация союзникам своего боевого потенциала, но в основном – предупреждение существующим и потенциальным противникам.

В случае данного турнира, король намеревался показать беспокойному папе Юлиусу, что если тому удастся сгоношить крестовый поход, то Англия находится в подходящем боевом духе для защиты христианских ценностей. Заодно можно было продемонстрировать английские блеск и рыцарскую мощь Франции, с которой у Англии давно уже был мир, но в отношение которой Генри VII испытывал здоровое недоверие. Менталитет французских политиков был ему известен не понаслышке, и он был абсолютно уверен, что его состояние здоровья послужит триггером для множества французских интриг с привлечением альтернативных кандидатов на трон Англии. Поэтому, а также потому, что со здоровьем у его величества было действительно никак, Генри VII делегировал подготовку к турниру сыну.

Принц Гарри со товарищи выбрал своей базой для подготовки и проведения турниров королевский манор в Кеннингтоне, который находился практически на равном удалении от всех важных мест типа Ричмонда и Гринвича, и не так далеко от Вестминстера. Вообще, турниров планировалось целых два: майский и июньский. Как водилось в те времена, никому и в голову бы не пришло просто устроить брутальную драку на ристалище – любой турнир был ещё и представлением в духе старомодной куртуазности, которую, надо сказать, и проявляли-то только во время подобных представлений. У безумно популярных майских турниров традиционно была своя, романтическая тема: леди Май, служанка королевы Лето, умоляла храбрых рыцарей защитить её и королеву от безжалостных врагов, леди Зимы и ее служанки дамы Февраль.

Кстати, как турнирный боец принц Гарри представлял собой грозную силу. Помимо того, что он уже телосложением подходил на роль боевой машины (впрочем, как и Эдвард Невилл, Генри Стаффорд и Эдвард Говард, обладающие той же статью), за правильным развитием его мускулатуры и за правильностью ударов следили как мастера, так и приятели по корту – в конце концов, для этого их и сделали компаньонами наследного принца. Правда, одной счастливой компанией эта группа деток королевских придворных отнюдь не была, противостояние группировок отражалось хотя бы в том, кто был назначен сражаться на ристалище, и защищать леди Май, которую играла сестра принца, Мэри.

Не нужно думать, что аристократы чванились перед выскочками. Партию принца представляли как минимум два парня именно из касты таких выскочек: Уильям Хасси и Джайлс Кэйпел. Хасси был сыном сэра Джона Хасси, советника короля, ведающего сбором феодальных налогов. Сам сэр Джон попал в касту аристократов, женившись на сестре графа Кента, Ричарда Грея, и выдал молодого Уильяма за Урсулу Ловелл, племянницу сэра Томаса Ловелла. Что касается Джайлса Кэйпела, то он и вовсе был сыном галантерейщика, хотя этот галантерейщик, Уильям Кэйпел был сэром и мэром Лондона, и вел практически открытую войну против информаторов подручных Эмпсона и Дадли, особенно – против Гримальди. К тому же, галантерейщик сэр Уильям поместил своего отпрыска на воспитание не к кому-то, а к самому графу Эссексу, Генри Бурше, имеющему репутацию непревзойденного эксперта по воспитанию рыцарских талантов.

Надо сказать, что сам факт присутствия графа Эссекса в придворной орбите был достаточно уникален: он был одним из участников того самого рокового ужина с убегающим из королевства графом Саффолком, который стал фатальным для остальных его участников. И наверняка потому, что из его школы воинских искусств вышло немало талантливой молодежи, имеющей через свое старшее поколение прочные связи при дворе и выход на короля. К тому же, граф Эссекс вел себя правильно: не избегал появлений при дворе, и абсолютно не вмешивался в политические и придворные дрязги. Опять же, он дружил с Артуром Плантагенетом, которому покровительствовала сама леди Маргарет Бьюфорт.

Школу Эссекса прошел и Чарльз Брэндон, сын того знаменосца графа Ричмонда при Босуорте, которого собственноручно сразил Ричард III. Это сделало Уильяма Брэндона если и не мучеником режима, в которые произвел его Томас Пенн (какой там мученик, если смерть в битве была тогда делом совершенно обычным), то личностью, чье имя было известно. Тем более что брат его, Томас, был чрезвычайно занят в роли королевского советника и дипломата, и был в чине королевского конюшего. Кстати, именно дядюшка Томас и пристроил сиротку-племянника ко двору, хотя фактически просто-напросто швырнул юношу на самые низы придворной иерархии – юный Чарльз таскал во время банкетов блюда на столы из кухни. То, что нынче Чарльз Брэндон был красой и гордостью отряда компаньонов принца, было его собственной заслугой.

Также в числе бойцов принца был и Томас Кайвет (Knyvet), который попал в привилегированную компанию через брак с Мьюриэл Говард, пятой дочерью могущественного графа Суррея и будущего герцога Норфолка.

К величайшему сожалению принца Гарри, сам он участвовать в турнире не мог, хотя из него вырос, без преувеличения, лучший боец его отряда. Тем не менее, Генри VII абсолютно не был намерен рисковать своим единственным наследником, и сам Гарри к тому моменту хорошо понимал, почему. Правда, не известно, на сколько градусов поднялось его раздражение против Эдмунда Дадли, когда тот, в преддверье турниров, стал публично выражать изумление тем, что в цивилизованном государстве шестнадцатого века живы варварские традиции, ставящие под угрозу цвет и надежду нации. Дадли был рационалистом, которых вообще редко любят, так что его мнение никак не повлияло на стечение публики со всех уголков Англии, желающей поглазеть на блестящее зрелище. Как понимаю, лишь бы кто на трибуны вокруг ристалища попасть не мог, это были платные места. Но вообще, на турнир собрался целый табор – помимо палаток участников, там было огромное количество артистов, жонглеров, ремесленников, торговцев и ещё невесть кого.

Тем не менее, сдается мне, что неучастие будущего короля в турнирах было не таким уж обычным делом. Пусть все понимали разумность этой предосторожности, слухи о слабости династии, трясущейся над своей единственной надеждой, могли пойти. Могли также пойти слухи о том, что будущий король Англии недостаточно храбр, чтобы рискнуть своей шкурой. И, возможно, пошли, что объяснило бы одержимость Генри VIII в самопровозглашенном соревновании с Франциском I. Ему явно было мало просто разбить французов, он постоянно что-то пытался доказать лично их королю. Правда, в 1507 году перед Франциском и тень трона не маячила, но тем больше у него было свободы для насмешек и язвительных замечаний.

В любом случае, многомудрый Генри VII выкрутился из потенциально скользкой ситуации, поставив принца Гарри исполнять свою собственную, королевскую роль на турнире, а в центр внимания публики поместил свою младшую дочь, красавицу и умницу, да ещё и невесту наследника Филиппа Бургундского на тот момент. Это было вполне уместно: весна, цветы,зелень, Венера, Амур, леди Май…

@темы: Henry VII

---

Генри VII - король разделяет и властвует

Летом 1507 года в Англии наметился раскол как минимум среди людей, имеющих кое-какие власть и влияние, и близких к персоне короля. Раскол этот происходил сразу по нескольким фронтам. Во-первых, это был вопрос церкви. По совершенно разным причинам, руководствуясь совершенно разными интересами, многие влиятельные люди были едины во мнении, что церковь слишком политизирована, коррумпирована, и всё больше напоминает торговую компанию, а не духовный институт. С другой стороны, старейшие сторонники Генри VII, включая его собственную матушку, леди Маргарет, считали совершенно недопустимыми любые вмешательства мирской власти в церковные дела.



Несомненно, свою роль в этом сыграло и то, что «старая гвардия» болезненно восприняла свою образовавшуюся второстепенность, которая, впрочем, объяснялась именно тем, что самому королю были ближе довольно радикальные, но рациональные взгляды Эмпсона и Дадли, чем религиозный мистицизм леди Маргарет, которая вовсю пользовалась помощью квалифицированнейших юристов сына в своих делах, но при этом была больше расположена к старым соратникам – Фоксу, Уорхэму, или тому же Кристоферу Урсвику, который в свое время не раз рисковал собственной шкурой, чтобы доставить молодому графу Ричмонду деньги и информацию от матери.

Король иногда снисходил до уступок церкви, как, например, в случае с главным прокурором Джеймсом Хобартом, которого он отправил на пенсию после того, как епископ Норича Ричард Никке провозгласил Хобарта «врагом Господа и церкви Его». Никке был, к слову, по материнской линии племянником того самого епископа Стиллингтона, из-за показаний которого о первом, тайном браке короля Эдварда IV, дети этого короля оказались юридически бастардами. Что, по неисповедимым путям провидения, привело на трон Генри VII, в конечном итоге.

Правда, место Хобарта занял приятель и единомышленник Дадли, Джон Эрнли, так что в расстановке сил при дворе ничего не изменилось.

Вторая линия раскола была даже серьезнее первой, потому что она касалась бизнеса, экономики и торговли. Если церковные дела, в случае Англии, были камнем преткновения постольку поскольку из-за того, что король здесь был априори главнее церкви, то проблемы с деловыми кругами страны могли иметь далеко идущие последствия. Опять же, и здесь не обошлось без борьбы за власть между старыми и новыми приближенными короля.

Поскольку Ричард Фокс и Томас Ловелл были почетными членами гильдий торговцев дорогим текстилем (Фокс) и бакалейщиков (Ловелл), они действительно были в курсе многих проявления беззакония со стороны королевских законников. Да и в приватных покоях короля служил их человек, Ричард Вестон, который обладал удивительным талантом передавать информацию и влиять на ход событий под видом шуток. Это именно из его шуточек все узнали об огромных долгах Нортумберленда, и это именно он рассказал историю о ручной обезьянке короля, которая разорвала на мелкие клочки список кандидатов на очередные штрафы и наказания, который король оставил на столе. Учитывая, что этот король никогда не оставлял просто лежать на столе важные документы, смысл информации был в том, что ожидаемая волна репрессий была королем отвергнута.

Тем не менее, в реальном плане течения событий не изменилось ничего. Возможно, Эмпсона и Дадли просто-напросто боялись. В конце концов, если тем служили опасные люди, готовые на любую подлость, то бояться было чего. Но когда дело касалось людей калибра леди Маргарет, Ричарда Фокса и Томаса Ловелла, то их толерантность к происходящему объяснялась, скорее всего, их прагматичностью. Учитывая состояние короля весной 1507 года, его смерть не была даже вопросом времени, она уже практически сопровождала короля повсюду, держа его за руку. Так что старые интриганы просто сосредоточились на том, чтобы ударить по выскочкам немедленно после смерти Генри VII, и устроить дела при новом правлении так, как им виделось правильным.

Разумеется, выходом из мрачной и пугающей ситуации, в которой жизнь и состояние каждого более или менее богатого и имеющего власть человека стали приманкой для волчьей стаи комиссионеров под командованием Эмпсона и Дадли, все возлагали надежды на следующего короля. В любом случае, ситуация с передачей власти радикально изменилась по сравнению с годами сразу после смерти принца Артура. Если тогда династия держалась на преданности лично Генри VII, то теперь она держалась на надеждах на принца Гарри.

Что касается самого принца, то он, похоже, просто интенсивно впитывал все те тонкости управления королевством, которые тяжелым трудом постиг его отец. Впрочем, если ношу, лежащую на плечах Генри VII в начальный период его правления, все-таки разделяли такие блестящие стратеги как архиепископ Мортон, гениальный мастер тайной службы сэр Брэй и талантливый военачальник де Вер, то в распоряжении принца таких титанов просто не было. Поэтому отец и сын практически не расставались, и их постоянно видели шагающими вместе. Король говорил, принц слушал.

Пенн, ссылаясь на Greate Chronicle of London (можно прочесть здесь: archive.org/stream/chroniclesoflond00kinguoft/c... ) и History of the King`s Works, рассказывает, что летом 1506 года эта привычка чуть не привела к трагедии. Поздним вечером, около 11 часов, король и его наследник шагали по галерее в Ричмондском дворце, как вдруг пол в этой новой галерее обрушился чуть ли не под их ногами.

Честно говоря, я впервые слышу об этой истории, и не знаю, как на нее реагировать - существовал ли реальный заговор, или строители и тогда бывали криворукими, или мы имеем дело вообще с нравоучительной притчей. Фабиановы «Лондонские хроники» особо аккуратным историческим источником не считаются, и даже есть мнение, что их писал вовсе не Фабиан. Другое дело – дико дорогой многотомник History of the King`s Works, хотя и там ведь откуда-то материал брали. В общем, интересующиеся могут поискать сведения о Ричмондском инциденте среди вот этих лондонских хроник: medievallondoners.ace.fordham.edu/resources/doc....

Пошли ли уроки, полученные от отца, принцу на пользу? Да, когда он повзрослел и вышел из иллюзорного мира мечтаний о подвигах и славе, и стал разгребать реальные проблемы государства, которых скопиться успело.

@темы: Henry VII

---

Может, посмотрю когда-нибудь

@темы: "Грани миров"