Начиная с 1707 года, когда был подписан The Act of Union с Шотландией. По факту, объединение своего рода случилось за сто лет до того, когда племянник Элизабет I Английской, он же сын королевы Шотландии Марии Стюарт, уселся на английский трон, будучи уже королем Шотландии. Сто лет понадобилось для того, что преодолеть страх Шотландии превратиться в одно из графств в Англии, как это случилось с Уэльсом, и страх Англии, что шотландцы в самый неподходящий момент снюхаются с французами, и ударят в спину.
читать дальшеКак обычно, и этот момент напряжения решили деньги. Как раз в тот момент был начат проект соединения двух океанов каналом. Проект назывался The Darien Scheme и касался Панамского канала. Инициатором проекта был негоциант Патерсон, шотландец, но в планах было участие на равных долях Англии и Нидерландов. То есть, 50% финансирования было шотландским, и 50% - вместе равные доли Англии и Нидерландов. И в последнюю минуту английский парламент торпедировал проект, заставив Англию отказаться от финансового участия в такой рискованной операции, а англичане нажали на голландцев. Так что проект свалился полностью на руки Шотландии.
Что ж, они пытались. Но попытка провалилась, что привело к фактическому финансовому краху Шотландии, которая враз лишилась 500 000 фунтов (огромные деньги по тем временам) и стала государством-банкротом. После этого, склонить шотландцев подписать унию с Англией было проще простого. Как видите, англичане всегда умели проворачивать дела, затрагивающие их интересы, с известным подловатым изяществом. Жизни пионеров-колонистов, с энтузиазмом отправившихся в Панаму, английских политиков и финансистов не волновали. Из 16 полностью нагруженных людьми вернулся только один, то есть экипажи и пассажиры 15 кораблей вымерли от болезней и голода, хотя местные индейцы и пытались им помогать продуктами.
С тех пор Великобритания воевала в 120 войнах в 170 странах. Журнал History UK собрал традиционных врагов и союзников в карты и таблицу. В статистике не учтена интервенция Ливии, потому что Великобритания участвовала в ней под флагом ООН.
Как видите, самым "любимым" союзником и врагом Британии всегда была Франция. А Финляндия попала в таблицу в число врагов из-за альянса с гитлеровской Германией во время Второй Мировой. Кстати, участие Австрии в той войне не учтено, потому что она стала частью Германии уже в 1938 году.
Никогда в числе врагов Британии не были лишь Австралия, Новая Зеландия, Канада, Португалия да Греция.
В Британии. Просто потому, что встретила статью со статистикой давным-давно там живущей журналистки. Эта статистика показалась мне очень интересной, хотя уже пару дней не могу составить о результатах мнение - ужасаться или ронять скупую слезу глубокой растроганности. В любом случае, эти статистические данные являются прямым результатом практикующейся культуры толерантности. В самой толерантности ничего плохого нет, конечно (Господь создал нас разными, так что придется нам всем как-то друг с другом уживаться), зато меры и способы её насаждения более чем сомнительны. Ну и результаты этого насаждения, да. Даже интересно, так задумано было, или получилось случайно?
читать дальшеИследование проводила команда Higher Education Policy Institute (HEPI), и опросы были сделаны среди учащихся высших учебных заведений. По результатам опроса, 2/3 учащихся не считают свободу слова чем-то важным, и поддерживают углубляющееся ограничение этой свободы. Для учащихся важнее, чтобы "слово" не заставило никого почувствовать себя несчастным, и считают, что при организации каких-либо мероприятий необходимо предварительно собрать мнения "особых групп" - не оскорбит ли их это мероприятие.
А 79% студентов и вовсе уверены, что все требования тех, кто чувствует себя каким-то образом в ущемленном положении, должны всегда выполняться. В неясных же случаях свободой слова можно пожертвовать, по мнению 61% опрошенных, ради того, чтобы никто не почувствовал себя маргиналом.
Более трети студентов требуют от представляющих их организаций, чтобы те запретили лекторам, вольно или невольно оскорбившим своими высказываниями кого-то из студентов, появляться в стенах учебного заведения. Более трети студентов требуют увольнения преподавателей, преподаваемый материал которых больно задевает часть студентов. И почти треть студентов считает, что мероприятия должны проводиться гендерно раздельно, причем если ранее этого требовали религиозные группы учащихся, то теперь требование поддерживают студенты, не причисляющие себя к религиозным группам.
В целом, изменения против свободы слова произошли в течение шести последних лет. Как дипломатично выразился Ник Хиллман, руководитель группы, проводившей исследования, "у современных студентов совершенно другое отношение к свободе слова, чем у предыдущих поколений: она их не интересует".
О многих вещах, происходящих в обществе, можно и нужно говорить открыто. Именно так люди научились обсуждать "неудобные темы" гражданских прав, искоренять расизм и сегрегацию, исправлять абсурдные/отжившие параграфы законов. Студенты, учавствовавшие в опросе, оказались в счастливом защищенном положении именно благодаря тому, что несколько поколений назад их предки за свободу слова боролись под угрозой тюремного заключения. Теперь, когда маятник качнулся, породив новую цензуру и культуру отмена, свобода слова оказалась снова под угрозой. По-моему, за этим новым для нашего и более младших поколений феноменом стоит старая попытка защитить достигнутое, и не более того, но эта тенденция опасна, потому что может привести к прямо противоположному результату. И мы все окажемся там, где были лет 100 назад.
Опять. Самое паршивое в местной жаре то, что когда накрывает "купол" пекла, то полностью затихает ветер. Угнетает не столько сама жара, сколько отсутствие свежего воздуха. Ну а когда 8 часов в плотной маске проведешь... Коту тоже жарко, хотя вентиляторы молотят день и ночь, и даже два так называемых охладителя. Но это ж не сплит, увы, а сплошная профанация. И шумные страшно, к тому же. Кажется, если не соберутся в доме устанавливать систему охлаждения, придется разориться на настоящую мобильную установку, которая реально холодит. Вот как коту жарко:
Фотографировал супруг, как умел))
А сейчас вдруг настало счастье, собирается внезапно дождь, температура всего 21, и ВЕТЕР!!! Вообще, физически-то мы все нормально жару переносим, но чертовски некомфортно это всё. И, судя по страданиям коллег из Африки, к жаре привыкнуть невозможно.
Пронесла сегодня сумку тяжелую метров 100, от машины до офиса - меньше 10 кг, все-таки: 4 бутылки лимонада по полтора литра и где-то 1 кг мороженого (у нас канун праздника). Ручки, конечно, руку резали неудобно. Результат: разлился синяк на тыльной стороне ладони, часов через 8 выглядел очень впечатляюще, косточки с заходом на основание пальцев. Это вообще что? Пару месяцев назад несколько шагов пронесла 10 кг кошачьего песка - пальцы стали сине-сизыми, но синяка не было, всё-таки недолго несла. Офигеть...
Милая чушь, которую хорошо смотреть между серьезными дорамами. Тут у нас и более или менее живописные демоны, и буквально вываливающиеся из шкафа небожители, и принцесса-бунтарка, и влюбленный в демонессу даос, и куча страдающих дурнушек, готовых на всё ради возможности получить хорошенькое личико. Принцесса, конечно, с секретом, и, разумеется, главгерой с губками бутоном и очень выдающимися ушами, помыкает ею с явным удовольствием. Предполагаемое обрыдалово на тему любви прилагается, но как-то на всё получается смотреть со стороны, уж очень картонно всё. Но достаточно миленько, и актеры хорошенькие.
Урсула Саузейл появилась на свет в тёмную штормовую ночь в 1488 году. Появилась не в тёплой комнате при помощи знахарки-акушерки или повитухи, в окружении семьи, а в одинокой лесной пещере. Мать Урсулы, 15-летняя Агата, не открыла никому имя отца своей дочери, хотя давление всего деревенского социума и даже магистрата Несборо было колоссальным. Поскольку упрямство Агаты оставляло слишком широкое поле для подозрений в адрес местных мужчин, а новорожденная, скажем прямо, ангельской внешностью не отличалась, вскоре малолетнюю мать с ребенком буквально вынудили покинуть деревню и вернутся в лес. А Урсулу обозвали дьявольским выродком.
читать дальшеТрогательная история, подходящая для Рождественской проповеди, но несостыковок в ней много. Судя по тому, что через два года аббат Беверли занялся письменной жалобой Агаты на её нестерпимую ситуацию, девушка была исключительно грамотной – читать в те времена обучали всех, но вот писать умели отнюдь не все. Грамотной была и Урсула, которая тоже умела писать, и составила записи своих предсказаний. Даже если допустить, что апелляцию к аббату Агате составил магистрат, а Урсулу писать научили в приемной семье, которая согласилась взять ребенка на воспитание, когда её мать отправилась в далекий северный монастырь в Ноттингемшире, где через несколько лет и умерла, остается вопрос, на что мать с ребенком жили те два года, которые понадобились для того, чтобы добрый аббат занялся бедолагами? И где была её родня? Предполагается, что Агата была сиротой, но в те времена семья не ограничивалась только родителями и сиблингами.
Более того, в Англии XV века обзавестись для деревенской девицы внебрачным ребенком не было чем-то исключительным, за что надо было наказывать ссылкой в монастырь. И уж точно не было смысла отправляться рожать в лесную пещеру, а потом всё-таки нести дочь в деревню. Если только Агата изначально не жила в лесу как ученица местной знахарки или была её дочерью. Вот у знахарок тогда репутация была так себе. С одной стороны, их уважали и ценили, потому что они были необходимы. С другой стороны, побаивались, против чего живущие на отшибе одинокие женщины, обычно вдовы, и не возражали. Страх был их лучшим охранником. Связываться с ведьмами у обычных искателей тёплого женского общества желания обычно не возникало.
Надо сказать, что в Англии отношение к ведьмовству вообще было сложным. Поскольку взгляды св. Августина, что так называемое колдовство – это смесь иллюзий и идолопоклонничества, а никак не зловещий умысел, нашли свое место в Canon Episcopi, который стал частью церковного канонического закона, то так называемых ведьм там и судили по факту нанесения конкретного вреда. Например, если больной выпил отвар, в который заботливая жена накапала добытое у знахарки снадобье, и умер, то суд разбирался, чего такого в том снадобье было, не было ли у жены к мужу недобрых чувств, и прочее, относящееся к уголовному расследованию. С другой стороны, подступающая Реформация сделала людей подозрительными, истеричными и боязливыми – в значит и агрессивными. В Савойском герцогстве ведьм начали жечь на кострах уже в 1425 году! Потом эстафету поддержала южная Франция, и кантон Вале на юго-западе Швейцарии.
Ужесточение позиции церкви к так называемым ведьмам началось в XIII веке. С началом альбигойских войн, причины которых стоит искать в геополитике, но всё-таки и в схватке катаризма и католицизма. Катары поносили институт католической церкви, католики обвиняли противников в ереси, надругательстве над скрепами, и даже в ритуальном каннибализме. К тому же, под удар попали и жившие в катарских владениях еврейские и мусульманские диаспоры, которых можно было рассматривать как иноверцев и изгонять, или же как еретиков и жечь. Дело дошло до того, что в 1232 году летучие отряды папской инквизиции отправились выжигать ересь за пределами существующей системы права. То есть, по сути, не наказывать, а творить расправу и уничтожать. К чести той же церкви надо сказать, что широкой поддержки в её рядах нарушение закона не нашло, и отношение к инквизиции у многих даже не рядовых священников было препоганейшее.
Что касается ведьм, то тут в умах инквизиторов произошла интересная накладка: поскольку колдовство св. Франциск и канонический церковный закон рассматривали как ересь через иллюзии, ведьмы вдруг оказались в одних рядах с еретиками. Но если Франциск говорил о еретических иллюзиях, за которые наказывать было надо, но обычным покаянием, то инквизиция была не склонна разбираться в тонкостях отличия иллюзии от убеждений. К счастью для английских знахарок и колдуний, до острова инквизиция не добралась. Так что Агнес просто отправилась в гостеприимные стены монастыря, а её дочь выросла хоть и не в любви, но хотя бы в относительной заботе приемной семьи. Вообще, Средневековая Англия помнит всего несколько процессов над ведьмами – и я о них упоминала. В неприятности угодила мачеха Генри V, в вину которой не верил даже этот строгий король; глупышка-жена герцога Хэмфри Глостерского; Жакетта Вудвилл; и представительница джентри Марджери Журден, которая и была в 1441 году казнена.
У Марджери была паршивая привычка путаться с людьми церкви. Помимо того, что это были люди церкви, они также были врачами и каким-никакими учеными, живо интересовавшимися магией, астрологией, алхимией и предсказаниями. Дело обычное для тех времен, и никого бы вся эта активность не заинтересовала, если бы в посудную лавку придворных интриг не ввалилась бы с грацией слона супруга королевского дядюшки, который был в страшных контрах с другим королевским дядюшкой, который был кардиналом. Леди Элеанор просто хотела забеременеть, а у Марджери Журден была в придворных кругах репутация женщины, умеющих не только прерывать нежеланные беременности, но и вызывать своими зельями желанные.
Тут всплывает вторая паршивая привычка «ведьмы» Журден – тяга крутиться среди придворных высшего ранга, близких к королю. А это простолюдинов до добра не доводит. Не довело и её. Вот Маргарет Журден действительно сожгли, но не как ведьму, а как заговорщицу против жизни и здоровья короля. Надо всё-таки понимать, что хотя в обвинении говорится об её магических экспериментах, на костре свои дни закончила заговорщица. А ведь предупреждали её ещё в 1431 году, отпуская на свободу после дела о колдовстве, чтобы она свои привычки пересмотрела. Так что именно в Англии охота на ведьм началась только с подачи короля Джеймса VI (он же I ), и дела о ведьмах из Норт-Берика в 1590 году, когда этот нестабильный человек, мнивший себя крупным специалистом в демонологии, ухитрился раскопать в заштатном прибрежном городишке более сотни «ведьм», мужчин и женщин, которые, по его мнению, злоумышляли против его жизни и жизни его невесты, вызвав шторм на море.
Посмотрим заодно, как обстояли дела в средневековой Ирландии, которая всё-таки имела определенную автономию при Плантагенетах, исторические свои, интересные толкования христианства, в кое-каких пунктах опасно близкие к ереси катаров, и свою культуру, которую понимали только жившие там из века в век потомки норманнских дворян и отдельные лорды-лейтенанты Ирландии, назначаемые английским королем. Так вот, в Ирландии дела с ведьмами обстояли так же, как и во всем королевстве. Их дела разбирали, но наказания за «ересь в иллюзиях» ограничивались церковными покаяниями да штрафами.
Единственной сожженной на костре ведьмой в средневековой Ирландии оказалась Петронилла де Мит, служанка дамы Алис Кейтелер, в 1324 году, и за этой историей тоже скрываются свои глубины, от политической борьбы местных и пришлых чиновников до наличия у приличной женщины такой возмутительной особенности как сексуальность. Приправой к этому крутому вареву была психическая ненормальность епископа Ричарда де Ледреда, из-за которой он впоследствии и был уволен от занимания ответственных должностей, и обвинения подследственных в убийстве четырех человек. Вообще, в деле Алис Кейтелер столько всего, что писать об этом надо отдельно (причем, дама ухитрилась ещё и бежать, при помощи сына и брата одного из мужей, в Англию). А так в Ирландии тоже охота на ведьм как таковая началась с периода Реформации.
Вернемся к истории Урсулы, будущей «матушки Шиптон». На самом деле, каких-то сведений о семье, в которой она выросла, нет. Зато есть многочисленные местные истории о том, что девчушка очень хорошо умела за себя постоять. Внешность её отличалась от внешности местных. В частности, девочке достался в наследство от родителей весьма энергичный нос и некоторая нескладность (возможно, она была и сложена по-другому, чем остальные деревенские дети). Во всяком случае, девочку дразнили даже вполне взрослые, но она умела так хорошо подставлять обидчиков в неудобные для них ситуации в самом неудобном для них месте, что её репутация человека, которого лучше не оскорблять, была больше её возраста. К тому же, Урсула имела привычку периодически исчезать в лесу.
Чуть позже выяснилось, что исчезала в лесу девочка не просто так, а для изучения местных трав и ещё чего-то в той пещере, где она родилась. Так что стала она довольно быстро прославленной в округе гербалисткой-целительницей, и в 24 года внезапно для всех вышла замуж за плотника из Йорка, Тобиаса Шиптона. Новый статус замужней женщины никак не повлиял на характер Урсулы, тем не менее, и её принцип не оставлять обидчиков безнаказанными. Например, она не отказала в помощи соседке, которая в свое время стащила из дома Урсулы принадлежащую той одежду, но когда соседка выздоровела, местное сообщество имело удовольствие увидеть редкое шоу – женщину, которая обошла весь околоток, выкрикивая «я украла у соседки рубашку и плащ, я – воровка!», а потом вручила Урсуле украденное с поклоном.
Через два года Тобиас Шиптон умер, и языки соседей замололи с удвоенной силой – говорили, что Урсула и замуж-то вышла, заколдовав несчастного, и умер-де он не спроста. Урсула спорить не стала, а собрала вещи и переселилась в родной лес. С её способностями к целению бедствовать женщине не приходилось. Тем не менее, смерть мужа стала для нее, похоже, страшным потрясением, потому что и внешне она постарела (именно тогда женщину, которой не было и тридцати, стали называть «матушка Шиптон»), и её стали посещать состояния провидения. Сначала по мелочам – очевидно, касающиеся дел человека, приходившего за лекарством, но по мере того, как слухи о провидице росли, росли и практика, и масштабы её таланта.
Сначала некоторые из предсказаний не имели смысла, как то предсказания о том, что «воды из реки пойдут через мост Юсбридж на мельницу в башне» – ровно до тех пор, пока воды реки не пошли через новую систему труб через мост на мельницу в башне. Второе предсказание было мрачнее, но и оно сбылось, и не в человеческих силах было предотвратить предсказанное. Урсуле было видение, что одной ночью церковь св. Троицы падет, и «верхний камень церкви станет нижним камнем моста». Вскоре после этого, во время ночного грозового шторма шпиль башни церкви рухнул на мост.
Впоследствии матушка Шиптон предсказала как возвышение Томаса Волси, так и его падение. «The mitered peacock’s lofty cry shall to his master be a guide», - говорила она, а когда рассорившийся с королем Волси отправился в Йорк, «йоркская ведьма», как её назвал король в письме к Норфолку, только покачала головой: «никогда он до Йорка не доедет». К слову, это предсказание достигло и ушей Волси, и он даже послал к матушке Шиптон трёх человек разобраться с ней, но те вернулись убежденными, что имеют дело с настоящей провидицей.
Как ни странно, несмотря на свою громкую славу и непростую жизнь, матушка Шиптон умерла своей смертью в возрасте 73 лет. А её предсказания были опубликованы полностью в 1641 году. В наше время официально считается дурным тоном верить в пророчества, так что скептики утверждают, что матушка Шиптон – персонаж вымышленный. Тем не менее, если Папюс публиковал её предсказания в семнадцатом веке, совершенно непонятно, как тогда можно было предвидеть появление связи на расстоянии и передвижения вокруг света без помощи привычных средств передвижения.
Вообще-то, было бы лучше, если бы эти предсказания и правда были написаны «с потолка» каким-то невеселым шутником, потому что человечеству, частью которого мы все являемся, ничего хорошего в этих предсказаниях не обещают. Война, ядерная катастрофа, исчезновение знакомого нам мира, а затем – новая Атлантида, и всё пойдет по новому кругу…
«…And they will send the Dragon back To light the sky - his tail will crack Upon the earth and rend the earth And man shall flee, King, Lord, and serf. But slowly they are routed out To seek diminishing water spout And men will die of thirst before The oceans rise to mount the shore. And lands will crack and rend anew You think it strange. It will come true. And in some far off distant land Some men - oh such a tiny band Will have to leave their solid mount And span the earth, those few to count, Who survives this (unreadable) and then Begin the human race again. But not on land already there But on ocean beds, stark, dry and bare Not every soul on Earth will die As the Dragons tail goes sweeping by. Not every land on earth will sink But these will wallow in stench and stink Of rotting bodies of beast and man Of vegetation crisped on land. But the land that rises from the sea Will be dry and clean and soft and free Of mankinds' dirt and therefore be The source of man's new dynasty»
О периоде правления Ричарда III и его отношениях с семьей старшего брата я писала довольно подробно много лет, причем за то время, которое прошло, история обросла массой деталей и фактов. Так что слишком подробно расписывать жизнь принцессы Элизабет в тот период смысла не имеет. Если вкратце, то леди Маргарет Бьюфорт увидела в ситуации с побегом вдовой королевы с семейством в убежище свой шанс спасти сына.
Ричард III по мнению нейросети
читать дальшеБудущего Генри VII, а тогда графа Ричмонда, йоркистские короли пытались выцарапать из-за границы уже давно. Теперь, когда на троне сидел энергичный Ричард, а не его предпочитавший покой брат, граф оказался в реальной опасности. Его либо выдали бы в Англию, либо просто-напросто выкрали. Не в последнюю очередь из-за того, что его честолюбивая маменька протолкнула своими деньгами чадушко в лидеры и последнюю надежду ланкастерианской оппозиции.
Что ей оставалось, как только попытаться перетянуть на сторону сына недовольных служащих и приближенных Эдварда IV? Но для того, чтобы это сделать, нужно было дать йоркистам королеву, которая была плотью от плоти этого короля. Не стоит зацикливаться на формально незаконности потомства Эдварда IV. Под сомнение никогда не ставилось, что он и Элизабет Вудвилл нажили энное количество принцев и принцесс, считая себя мужем и женой. Просто нелюбовь Эдварда к дискомфорту сыграла с ним в этом случае злую шутку: мало того, что он не посмел вытащить на свет божий брак с Элеанор Тальбот, чтобы его аннулировать, он ещё и женился на ничего на тот момент не подозревавшей Элизабет Вудвилл тайно. Поэтому и только поэтому формально их брак оказался недействительным. Бастардизацию потомства, тем не менее, при желании вполне можно было и отменить, потому что мать семейства была в полной уверенности, что её брак законен. Так что старшая дочь Эдварда IV была вполне подходящей ветвью для прививки на древо новой династии, которая соединила бы оба враждующих дома. Леди Маргарет умела мыслить масштабно.
И что оставалось сидящей в убежище Вестминстера Элизабет Вудвилл, как только уповать на чью-то помощь, чтобы ей и её детям удалось когда-нибудь из этого убежища выбраться с честью? Союз с той, у кого были возможности предложить ей выход.
С моей точки зрения, говорить о сговоре здесь не приходится. В этом тандеме стратегом и финансистом была только леди Маргарет. Элизабет Вудвилл была ведомой. Она просто настолько боялась Ричарда Глостера, что на тот момент ей и в голову не пришло простейшее решение - изначально договориться именно с ним. Боялась же она Ричарда Глостера по той причине, что совершенно его не знала - он крайне редко появлялся при дворе, и только по делу, и отношения с королевой у него были чисто формальные. Не вполне обычное поведение для брата короля, и поэтому пугающее. А теперь этот Глостер-себе-на-уме отобрал, по её мнению, престол у одного её сына (Эдварда), казнил другого (Ричарда Грея), казнил её брата (Энтони Вудвилла), и был женат на дочери человека, казнившего её отца и брата Джона! В общем-то понятно, что никакого доверия тут быть и не могло.
К тому же до нее могли доходить слухи, что Ричард Глостер неофициально обвинял именно её в смерти брата Джорджа и, вроде бы, графа Десмонда с двумя сыновьями, ещё учившимися в школе. По одной версии - из-за "бестактных" замечаний Десмонда о ничтожности её происхождения. Вряд ли из-за них, осмелюсь предположить. Хотя об Элизабет Вудвилл и ходила слава женщины "быстро оскорблявшейся и медленно прощавшей", её место при муже было ограничено женской половиной дворца.
Дело было так, что Десмонд был лордом-депутатом Ирландии, исполнявшим обязанности Джорджа Кларенса, лорда-лейтенанта, и был сыном крёстного Джорджа Кларенса, Джеймса Фиц-Джеральда - то есть, по церковным канонам, братом Кларенса и членом семьи. Джордж Кларенс был тем, кто с самого начала шпынял Вудвиллов вообще и "вдову простого рыцаря" в частности. Тем не менее, "авторство" королевы в этом убийстве сомнительно более чем, если вспомнить, кто убил Десмонда.
А Десмонда убил Джон Типтофт, бывший когда-то женатым на родной сестре Уорвика-Кингмейкера, на старшей дочери которого страстно желал жениться Джордж Кларенс. Брак продлился где-то около года, но в тесном мирке английской аристократии родственные связи были вечными. В данном случае, отнюдь не лишенный амбиций и выступающий в госаппарате на первых ролях Типтофт явно персонально не был в восторге от той прима-роли, которую Уорвик играл при дворе Йорков. И встал на сторону короля, тоже ситуацией тяготившегося. В 1470 году тот же Типтофт схлестнулся уже напрямую с интересами Уорвика и его зятя Кларенса при Эмпингеме. То есть, ясно, против кого королевский дом вёл интригу с самого начала. И это построение слишком сложно для королевы, которая вполне могла быть чрезвычайно чувствительной к тому, что на нее смотрят сверхй вниз, но не настолько умной, чтобы видеть дела государственного масштаба на несколько ходов вперед.
Что касается принцессы, то 17-летняя девушка, привыкшая годами быть французской дофиной, внезапно оказалась лишенной любого будущего. Она могла только бояться, что ей придется, в конечном итоге, стать монахиней, и металась в 4-х стенах убежища Аббатства. Туманная перспектива стать королевой Англии была лучше отсутствия альтернатив. К тому же, к туманным перспективам она привыкла. И честолюбием была не обделена.
В результате, на Рождество 1483 года граф Ричмонд публично поклялся в главном соборе Ренна завоевать трон Англии и жениться на Элизабет Йоркской. По сути, путей к отступлению после этого не было у обоих, если не считать возможности гибели графа Ричмонда в процессе завоевания трона.
Ричард III охранял Вестминстерское убежище Элизабет Вудвилл очень тщательно. Будучи стратегом, политиком и полководцем, он ожидал, что попытки выкрасть детей Эдварда IV будут, и они действительно были - перед бунтом Бэкингема, когда король покинул Лондон и отправился в летний прогресс по стране. Ему удалось как-то достучаться до разума вдовы своего брата, и детей хотя бы разделили до этого. Мальчиков спрятали в надежном Тауэре, а девочки остались в не менее надежном убежище, где люди короля, окрестные ремесленники и монахи могли оказать энергичное сопротивление любым попыткам на убежище напасть. Что случилось с мальчиками, мы не знаем, и вряд ли узнаем когда-либо точно. Эдвард V, некоронованный король, никогда не всплывал в истории как претендент на престол Англии, или в каких-либо политических интригах, или даже сплетнях. У Ричарда же Йоркского была более бурная биография, но об этом позже.
После полного краха бунта Бэкингема и фиаско с высадкой предполагаемого жениха принцессы, графа Ричмонда, Элизабет Вудвилл пришла к выводу, что надо сдаваться на милость деверя, потому что провести всю жизнь в монастырском убежище никого из её семьи не привлекало, а леди Маргарет, её союзница, была наказана королем и практически сослана в одно из поместий мужа. Вдовая королева знала, что нашкодила здорово, сначала приняв участие в планах клана Вудвиллов заменить протекторат Глостера на регентство вдовствующей королевы, за которыми не последовало ничего, кроме кражи государственной казны, а потом ввязавшись в авантюру с неугомонной матушкой графа Ричмонда, за которой последовало серьезное кровопролитие. Поэтому она потребовала свой «мирный договор» у Ричарда III в письменном виде. И получила.
«I, Richard, by the Grace of God, King of England and of France, and Lord of Ireland, in the presence of you my Lords spiritual and temporal, and you Mayor and Aldermen of my City of London, promise and swear verbo regio upon these holy Evangels of God by me personally touched, that if the daughters of dame Elizabeth Gray late calling her self Quene of England, that is to wit Elizabeth, Cecill, Anne, Kateryn, and Briggitte, will come unto me out of the Sanctuary of Westminster and be guided, ruled, and demeaned after me, than I shall see that they shall be in surety of their lives, and also not suffer any manner hurt by any manner person or persons to them or any of them or their bodies and persons, to be done by way of ravishment or defouling contrary their wills, nor them or any of them imprison within the Tower of London or other prison ; but that I shall put them in honest places of good name and fame, and them honestly and courteously shall see to be found and entreated, and to have all things requisite and necessary for their exhibition and findings as my kinswomen, and that I shall marry such of them as now be marriageable to gentlemen born, and every of them give in marriage lands and tenements to the yearly value of two hundred marks for the term of their lives; and in likewise to the other daughters when they come to lawful age of marriage if they live. And such gentlemen as shall happen to marry with them, shall straitly charge, from time to time, lovingly to love and entreat them as their wives and my kinswomen, as they will avoid and eschew my pleasure».
После того, как обещание никак не наказывать вдовствующую королеву за былое, и всесторонне позаботиться, чтобы ее и её дочерей будущее соответствовало их высокому статусу, было дано и объявлено по всем правилам, Элизабет Вудвилл и её дочери покинули, наконец, опостылевшие стены убежища, и зажили, деля время между осиротевшим Графтоном и двором короля.
Кто и зачем запустил сплетню о том, что Ричард собирается жениться на принцессе Элизабет, до сих пор толком не известно. Сильно подозреваю, что это была не политическая дезинформация с целью ославить Ричарда или унизить Ричмонда, а действительно уличная сплетня, получившая крылья и от осуждения безудержного веселья королевы Анны Невилл и принцессы Элизабет на рождественских праздниках 1484 года, когда королева, формально, была ещё в трауре после смерти сына, и от просочившейся информации о намерениях графа Ричмонда, и просто от традиционного желания несколько замарать грязью блеск высших кругов общества, свойственного людям испокон веков. А могли и просочиться неопределенные сведения о том, что король женится и принцесса выходит замуж, что было правдой. Осталась лишь невысказанной вторая часть новости, что женятся они не друг на друге, а на дальних португальских кузенах.
Ричард, будучи человеком чувствительным к морали, вспылил, и сделал публичное оглашение, что никогда не планировал женитьбы на собственной племяннице. Между нами говоря, этот вариант в любом случае полностью исключался как абсолютно запрещенный из-за родства в первой степени, и из-за того, что женитьба на принцессе-бастарде для нормального короля была бы действием немыслимо глупым. Впрочем, после скандальной женитьбы Эдварда IV, публика вполне могла ожидать какой-то не менее скандальной выходки и от его младшего брата, который до сих пор был благонравен, лоялен, законопослушен и принципиален до того, что у публики скулы сводило. Могла ли сама принцесса, надолго лишенная в свои 17 лет мужского общества и перспектив на блестящий брак, влюбиться в молодого и энергичного дядюшку (которого она до 1484 года если и видела на семейных торжествах, то издали и мельком), которого её маменька явно демонизировала тогда, когда всё семейство сидело в убежище? Почему бы и нет. Девушки испокон веков интересовались "демоническими" мужчинами. Другое дело, что чувство это не имеет обычно никакого отношения к реальности.
В любом случае, принцесса, в результате скандала, вылетела то ли под надзор первой святоши королевства, леди Маргарет, то ли в Шериф Хаттон, дальнее поместье дядюшки – насчет этого пишут по-разному. Я склонна верить Каролине Халстед, которая в 1840-х писала как биографию леди Маргарет Бьюфорт, так и лучшую и подробнейшую из существующих биографию Ричарда III, и она утверждала, что опекать принцессу назначили леди Маргарет. Это и логично – ничего не могло быть подозрительнее, чем отправить девицу, про отношения которой с дядюшкой ходят слухи, в северное поместье этого дядюшки. По сути, хотя Ричард и имел достаточно хороших осведомителей в рядах врагов, и насчет истинных чувств к себе леди Маргарет не питал, выбора, к кому под надзор отправить слишком заневестившуюся племянницу, у него не было. Молодую принцессу вообще было невозможно «отослать» без подходящего по статусу присмотра. Поэтому, если она и была отослана прочь из Лондона, то именно вместе с леди Маргарет, и жила в её поместье или одном из поместий Стэнли. Другое дело, что когда король сам был на севере, и собрал в Шериф Хаттон весь свалившийся ему на руки «детский сад» под надзор зятя, туда же была переведена и юная Элизабет.
О крахе при Босуорте я писать не буду, потому что речь не о том. Но сам по себе Босуорт стал для принцессы той чертой, за которой у нее началась совсем другая жизнь, начало которой, впрочем, не обещало принцессе ничего хорошего. Генри Ричмонд, никогда девушку не видевший, изначально никакого энтузиазма по поводу женитьбы не высказывал. Элизабет же, потеряв последнего могущественного родственника со стороны отца, несомненно чувствовала себя неуютно, и не менее неуютно чувствовала себя её мать, тоже оставшаяся без привычной поддержки своего клана. Обе нашли себя в ситуации, в которой их жизнь и достоинство зависели от воли чужих людей.
От нас минутах в 10 ходьбы есть совершенно тихий маленький парк, где сейчас цветут рододендроны. Парк молодой сравнительно, с другими парками рододендронов не сравнить, но там всё-таки очень мило.
И котик Мелочь. Одомашнился - не только гладить разрешает, но и прохода не дает, требуя глажения и восхваления. И щёткой можно вычесывать. В общем, стал настоящим котом. Даже мурлыкает.
Сразу скажу - построена была просто отлично, заточена именно под финский менталитет, жала на правильные болевые кнопочки: страх перед большим соседом (никогда не затихавший после Второй мировой); жгучий комплекс малой, но ужасно самолюбивой нации, о существовании которой нигде никогда не пишут (не говоря уже о "хвалят"); амбивалентные отношения со Швецией (с одной стороны, сотни лет Финляндия была частью Швеции, с другой - в Швеции до сих пор всё лучше, по большому счету). По поводу отношений со Швецией первой картинкой пойдет моя любимая агитка, "В едином порыве" (из-под тени красной звезды "комми" к северной звезде НАТО, сияющей на горизонте) называется.
читать дальшеФинны были буквально вне себя от восторга, что на этот-то раз Швеция пошла на поводу у Финляндии, а не наоборот. На же самом деле, с моей точки зрения, шведы, по обыкновению, решили снять сливки со всей ситуации - не возбуждать своих граждан, довольно большая часть которых уже испытала на собственной шкуре "миролюбие" НАТО (беженцы из Ирака и Сирии), а другая часть была бы страшно оскорблена, если бы их посмели подталкивать к решению так грубо, как это было в Финляндии, и не выглядеть в глазах НАТО бездомным щенком, преданно заглядывающим в глаза потенциальных хозяев с немым вопросом: вы же меня возьмете к себе, да? В глазах окружающих, они согласились оставить заявление на вступление. Того, что их чинное самоуважение изрядно потреплет непонятно откуда вылезшая Турция, шведы не ожидали. Финны, впрочем, тоже - они смотрели в тот момент в сторону Венгрии.
Не то чтобы в Финляндии никого не покоробил захлебывающийся гипер-энтузиазм официального Хельсинки - и бывший премьер Липпонен громыхнул, что заискивать-то так зачем, и бывший министр иностранных дел Туомиоя высказался, что вся ситуация поставлена на безумные рельсы эскалации конфликта. Правда, Туомиоя уже в начале года объявил, что баллотироваться в парламент больше не будет, и политику оставляет, но он ещё депутат, и выдержать град оскорблений и насмешек ему пришлось публично, что он и сделал с небрежностью старого бунтаря против авторитетов - смолоду привык (к тому же, он интеллектуально намного выше окружающей политической тусовки, и не скрывает этого, из-за чего и не стал, в свое время, президентом). Липпонен же... стар и вне игры, кому интересно мнение бывшего премьера, не имеющего влияния?
Вторая агиточка изображает "отцов народа" и одну мать. Премьер Санна Марин, президент Саули Ниинисто, и (почему-то) спикер парламента Матти Ванханен, который вообще никак в натовских порывах не участвовал, и политику оставляет. Видно, из-за статуса титула спикера. Цветовая гамма и в целом выражение лиц (взяты с разных снимков) бесподобны, по-моему. "Маски сняты", - говорит подзаголовок, - "пришло время решений".
Потом очень миленький заголовок "Парламент единодушно рассуждал о НАТО до вечера". Чего было обсуждать, если все были единодушны? Может, каждому мепу хотелось оставить свое имя в истории. А может, простите мой цинизм, просто чтобы создать видимость дискуссии и убедить себя в собственном единодушии. А попробуй вякни против, если голосование гласное, и вся страна немедленно увидит, кто посмел иметь собственное мнение.
Честно признаюсь, что лично я была совершенно не готова наблюдать такое истеричное и бешеное давление политиков друг на друга и на электорат, как при обсуждении вступления в НАТО. Здесь ведь обычно всё проходит малоэмоционально, и политические дебаты и разногласия СМИ обычно рапортуют отстраненно, без широких жестов. В самой политике страстность высказываний обычно распугивает и коллег, и избирателей. То есть, ещё в марте у нас в НАТО хотели бы вступить, статистически, где-то 47% граждан. В середине мая страна уже подала заявление о вступлении при повальной, говорят, поддержке избирателей. Я не знаю, что финны думают на этот счат на самом деле. У нас на работе никто не говорит о политике, потому что ясно видно, что никто не хочет нарваться на неодобрение. И это уже само по себе показательно. Обычно мы довольно свободно говорим и спорим на темы всяких злободневностей. Но такого визга СМИ и нагнетания напряжения самыми пошлыми методами я никогда и не видела.
Постоянно проводились параллели между Украиной и Финляндией, хотя, ребята, если уж проводите параллели, то хотя бы помните, с каким сальдо Финляндия закончила войну. Не скажу, что финская пропаганда искажает всем известные факты того времени, она просто освещает их под другим углом. Например, все знают, что немцы, уходя из Рованиеми, сожгли весь город дотла. В буквальном смысле слова. В нижеприведенном кусочке статьи говорится, что это, "скорее всего", случилось случайно: на железнодорожных путях взорвались составы со снарядами, загорелись находящиеся вблизи деревянные лома, и понеслось... Может быть, но в статье пишется буквально, что операция "Бирке" (вывод немецких войск из Финляндии, построенный на стратегии "выжженой земли") была результатом жестких требований Советского командования, осуществить которые без военных действий было невозможно. То есть, если бы не русские, немецкие братья по оружию Лаппи бы, видимо, не сожгли. А так - в Савукоски сожгли 95% домов, в Энонтекия более 90, в Соданкуля около 70%. Даже в Куусамо было уничтожено 65% города. И вы думаете, что за это проклинали немцев?..
Подзаголовок: "как и в Украине, в Лаппи были уничтожены очень большие жилые районы. Всё построили заново в быстром темпе". И действительно построили. Сами.
Теперь - немножко статистики. СМИ то ли правда пытались поднять шум, что маловато будет помощи Украине со стороны Финлиндии, то ли просто хотели обнародовать реальные данные, чтобы политкорректно успокоить недовольный повышением цен и погружением страны в экономическую депрессию электорат. И правда, если сравнить, какую часть валового внутреннего продукта (271,2 миллиарда долларов в 2020 году) Финляндия отчехлила в виде государственной помощи Украине, то это всего лишь 0, 047%. Меньше Венгрии даже. Лидируют же Эстония (0,81%), Латвия (0,72%), и Польша (0,46%). Воюющие до последнего чужого солдата янки раскошелились намного скромнее, всего на 0,22%, а Британия и того меньше, на 0, 18%. Что касается прямой военной помощи (военная помощь, оружие, и деньги на оружие) в миллионах евро, то круче всех разорилась богатая Норвегия. За ней, опять же, идет ну очень крохотная, но безумно воинственная Эстония, и не намного от нее отстает не шибко богатая Латвия. Финляндия и тут скромненько первой с хвоста. Причем, финпомощь для военных действий вообще не оказывает (как и все прочие, за исключением Норвегии и Швеции).
И в завершении - карикатура. Президент кричит "Не паркуйся сюда!", а министр иностранных дел Хаависто брюзжит, что "Теперь всё лето солнца не увидим". В каком месте смеяться, я не знаю.
Второй период правления Эдварда IV начался под знаком побед: граф Уорвик погиб при загадочных обстоятельствах в битве при Барнете (которая сама по себе была одним большим загадочным обстоятельством), а при Тьюксбери погиб сын Генри VI. Не пережил этих событий и сам Генри VI – то ли и вправду был кем-то убит (ясности нет до сих пор, хотя кандидатов по принципу «кому выгодно?» хватает), то ли его бедная голова не выдержала страшных вестей о судьбе единственного сына, и он умер от инсульта (официальным диагнозом была «смерть от меланхолии», что не исключает и самоубийства, я бы сказала, хотя покойный и был религиозен до фанатизма – предел прочности есть и у таких людей). После же того, как кузен графа Уорвика, Томас Невилл (известный как Бастард Фоконберг), имевший наивность сдаться Эдварду IV, был казнен по распоряжению короля, явных врагов у режима в Англии не осталось.
читать дальшеСамое интересное, что во время атаки Фоконберга на Лондон Элизабет Вудвилл снова сбежала из дворца в убежище – вместе с детьми, конечно. Правда, на этот раз её брат Энтони был рядом, и она укрылась в Тауэре. Дух времени неплохо отражает тот факт, что и люди Фоконберга, как ранее люди Уорвика, доставляли придворному мяснику Уильяму Гоулду скотину, чтобы королева с детьми не испытывали недостатка в мясе.
Старшая дочь Эдварда IV была, конечно, слишком мала, чтобы понимать смысл происходящего, но достаточно взросла, чтобы оценивать уровень напряженности и изменения в степени внешней свободы и в обстановке, в которой они жили в убежище. Ей, например, невольно пришлось познакомиться с реалиями материнства гораздо раньше, чем это случилось бы при нормальных обстоятельствах, где роженица находилась бы в спокойном изолированном месте, подальше от семьи – королева Элизабет Вудвилл рожала в сравнительно небольшом доме, имея сравнительно небольшой штат помощников, так что процесс был далек от той парадной картинки, которую увидела бы маленькая принцесса при нормальных обстоятельствах. Была ли она потрясена? Вряд ли. Скорее, рождение брата было событием, нарушившим монотонную жизнь в убежище.
После того, как весной 1471 года пришло освобождение, девочка вступила в самую стабильную пору своего детства, и вот тут, возможно, она уже почувствовала, что больше не является центром надежд своей семьи. Хотя закон Англии не исключал для женщины возможность сесть на престол, предпочтение отдавалось мужчинам. Что и не удивительно в эпоху, когда от короля ожидали также и лидерства в военных операциях. От королевы же – милосердия, религиозности, высоких моральных принципов, красоты и благотворительности. Трудно сказать, как хорошо в эти требования вписывалась королева Элизабет Вудвилл, личность которой по сей день оценивается с высокой степенью поляризации мнений, но воспитывала своих детей всё-таки не она, и не по собственному усмотрению.
Детей королевской четы отлучали от родителей настолько рано, насколько это было возможно. Во-первых, они не просто росли и взрослели, как прочие их сверстники. Их воспитывали для определенной роли с младенчества. Всё, что происходило на протяжении дня, было школой и неустанным тренингом, где манеры и привычки должны были стать инстинктивными и естественными. Во-вторых, поскольку всё происходящее действительно было обучением, был нужен и персонал, который был квалифицирован для подобного обучения и сосредоточен только на нем. В-третьих, королевским детям в принципе не было суждено жить рядом со своими родителями и под их защитой, так что отдельно они начинали жить достаточно рано.
Принцу Эдварду было неполных три года, когда его отправили жить своим двором в Ладлоу, по строгому расписанию. Подъем с птицами, месса, завтрак, подаваемый прислугой в ливреях, со всем соблюдением правил поведения за столом. Истории, призванные воспитывать в мальчике благонравие и благородства, адаптированные к возрасту слушателя. Науки, которые он был способен воспринять – языки, например. Физическая активность – лук, езда верхом, упражнения с мечом, который «рос» вместе с владельцем. Вечерняя служба, ужин – опять же под аккомпанемент историй, воспитывающих благородство и благонравие. Ребенку было пять, когда отец оставил его на должности защитника королевства, отправившись во Францию. И то, что ребенок был окружен ответственными взрослыми, не делало эту нагрузку игрой.
Более или менее в том же духе воспитывались и принцессы, хотя в их воспитание входило намного больше светских мероприятий. Приятной стороной принадлежности к королевской семье было обилие роскошных украшений и одежд, которым Эдвард IV уделял большое внимание. Он также уделял немалое внимание законам, устанавливающим ограничения в одеждах – то, что было позволено членам королевской семьи, как то драгоценная парча и пурпур, было запрещено всем прочим. Тем не менее, воспитание принцесс должно было сбалансировать их привилегированное положение, и вырастить их как понимающими свой статус и достоинство, так и благонравными и рассудительными. Эми Лайсенс, написавшая одну из двух существующих биографий Элизабет Йоркской (Вэйр писала скорее повесть, чем биографию), справедливо вспоминает книгу Кристины Пизанской «The Book of the City of Ladies», копию которой имела Жакетта Люксембургская. Можно не сомневаться, что идеи и советы житейски премудрой Кристины усердно применялись в формировании мировоззрения принцесс.
Надо сказать, что Кристина учила в своей книге не только мыслить практически и воспринимать происходящее философски, но и немало внимания уделяла манерам леди, судьбой которых было демонстрировать всевозможные достоинства через свою персону – тут был и тембр голоса, и скорость походки, и выражение лица, и даже взгляд. Жакетта, похоже, воспитывала своих дочерей с учетом этих рекомендаций, а уж когда Элизабет Вудвилл стала королевой, то кодексы манер и поведения стали для нее если и не предметом одержимости, то очень близко к этому – она же знала ехидные пассажи Кларенса относительно «простой английской вдовы», и делала всё, чтобы её поведение и поведение женщин её семьи было абсолютно безупречным, справедливо полагая, что это отразится на подобающем статусу достоинстве.
Так совпало, что интерес к манерам стал усиливаться в Англии среди всех социальных слоев населения с самого 1460 года, когда Джон Расселл написал книгу Book of Nurture, ставшую абсолютным бестселлером (см. текст здесь: www.gutenberg.org/files/24790/24790-h/nurture.h...). Указания его персоналу, прислуживающему господам за столом, были, правда, настолько общими, что то ли он просто записал в своем творении мудрость веков, так сказать, то ли обычные манеры прислуги были и в самом деле ужасающими. «Не скреби голову и спину, словно охотишься за блохами», - писал он. «Не хлюпай носом, и не роняй из него жемчужины», «не ковыряй в зубах и не скрежещи и не щелкай ими», и всё такое, что мы считаем чем-то самим собой разумеющимся. Впрочем, руководство предназначалось для прислуги, собирающейся сделать карьеру, и стать камердинерами, мастерами гардеробных или личной прислугой сильных мира того.
В то время несколько наивно верили, что количество неизбежно переходит в качество, так что, помимо манер, от детей требовались некоторые безусловные чувства: уважение к родителям в частности и к людям вообще, уважение к труду, бережливость, сострадание к тем, к кому жизнь была сурова, и любовь к Богу. От ребенка ожидали наблюдательности и вдумчивых речей – бестолковая болтовня и пустоголовость не поощрялись. Особенно у девочек. Мануалом для воспитателей детей из благородных семейств того времени считалась The Babees' Book, изданная в 1475 году (см. текст здесь: www.gutenberg.org/ebooks/58985).
Собственно, свое слово в воспитании манер придворных сказал и сам король. Эдвард IV, затеявший преобразование двора на бургундский лад. Книга The Black Book of the Household была составлена в 1471/72 годах, и Ordinances в 1478. Правда, в данном случае это был манул по всем возможным придворным церемониям и попутным описанием обязанностей каждого придворного. Да, чтобы избежать раздутых штатов и лишних трат, и чтобы обеспечить определенное качество проходящих церемоний. В свободном доступе я текстов этих книг не нашла, но есть неплохие анализы с цитированием: The Household of Edward IV: The Black Book and the Ordinance of 1478. Edited by A. R. Myers. Правда, и этой книги не нашла даже в продаже – она сама по себе старая, от 1959 года. Полагаю, в университетских библиотеках она может быть.
Присутствие Элизабет на одном из придворных приемов отмечено в 1472 году. Правда, прием этот был скорее семейным, чем церемонным – принимали Лодевика Брюггского (Лодевика ван Грутхусе), который обошелся с Эдвардом IV в изгнании так, как и подобает обходиться с королем. Королева играла с несколькими придворными дамами в шары (morteaulx), остальные играли в nine pins (вид игры в кегли) и танцевали, причем король был партнером своей старшей дочери, которой уже исполнилось 6,5 лет. Как старшая дочь, Элизабет Йоркская сидела за столом с родителями на банкете на следующий вечер, после которого танцевала с 17-летним герцогом Бэкингемом. История сохранила описание покоев, предоставленных Лодевику Брюггскому, но не детали одежды королевской семьи.
Где-то так эта игра в кегли выглядела
В общем, можно сказать, что для Элизабет Йоркской это были годы счастливого детства с одним облаком на горизонте – страхом, который испытывала её мать по отношению к Джорджу Кларенсу. Джордж, впрочем, сидел в своих владениях достаточно тихо, пока странная смерть Изабель, его жены, и их младшего сына не повлекли за собой серию событий, вызвавших у королевы ещё больший ужас – Джордж казнил тех, кого считал виноватыми в смерти Изабель и маленького Ричарда, и приехал в Лондон, где его поведение и речи ввели весь двор в полное смятение.
Лично я не сомневаюсь, что Эдвард IV сознательно и последовательно подталкивал брата к тому финалу, который и закончился смертью Кларенса, но с точки зрения его 12-летней дочери, отец был прав всегда, и человек, которого боялась её мать, ничего хорошего не заслуживал. Тем не менее, события 1477-78 годов несомненно проецировали нервозность и на жизнь Элизабет Йоркской. Как минимум, придворные не могли не шептаться относительно пророчества, что Е (Эдварда) на троне сменит G (Джордж, George). После смерти Джорджа, Элизабет и её мать смогли почувствовать, наконец, себя в безопасности, а смерти старого Вудвилла и Джона Вудвилла посчитать отмщенными. Если бы только тогда они знали, что пророчество всё-таки исполнится (Эдварда сменил на троне Глостер)!
Так или иначе, но трудно не согласиться с мнением, высказанным историком Сарой Ходдер – память о том, как отец решил проблему угрозы, которую представлял для семьи его брат, напрямую отразилась в том, как Элизабет Йоркская сама поведет себя в будущем, когда её возникший из небытия брат будет угрожать её собственной семье.
Впрочем, в 1478 году Элизабет ещё была невестой французского дофина, которую с 1475 года называли Madame la Dauphine, и которая после своего 12-летия должна была отбыть во Францию. Конечно же принцесса знала, что подобные брачные альянсы всегда имеют политические цели, и поскольку цели эти вечно меняются, меняются и планы на брак. Тем не менее, узнать, что король Франции договаривается за спиной её отца о браке жениха Элизабет и дочери короля Шотландии, а потом и вовсе с крошкой-дочерью Мэри Бургундской, было как-то обидно. Особенно с учетом того, что в Англии об этом узнали только в 1483 году, когда принцесса Элизабет уже не была маленькой девочкой.
Увы, уже не была. Потому что всего через несколько месяцев после крушения надежд стать в будущем королевой Франции, Элизабет стала сиротой, и снова оказалась в том же убежище при Вестминстерском аббатстве. И снова по решению матери, которая позволила своим родичам зайти слишком далеко, эксплуатируя её положение матери наследника престола. Вдовая королева не была особой, которую мы назвали бы умной женщиной, и не обладала стратегическим умом политика. Она была просто красивой женщиной, верной женой и ответственной матерью, озабоченной судьбой своей семьи. И не нашла ничего лучше, чем согласиться с планом бегства дочерей за море, чтобы в будущем у династии был бы шанс вернуться на трон, если что-то случится с сыновьями.
Офигенно. Да, я в курсе, что это - дорама для подростков, но до чего же интересно и динамично, хотя искать логику лучше в других дорамах.
читать дальшеНапример, сюжет завертелся с того, что в институт, где работал странно и неожиданно взбесившийся друг семьи главгероя, доставляют ящик. Главгерой ящик открывает, и находит там прехорошенькую девушку. В духе нашего времени, не поцеловал, а огрел чем-то тяжелым, когда она начала из этого ящика восставать.
С ней они едут в горы приключаться, но герой, прибыв на место, ни разу не озадачился задуматься, как она оказалась в ящике, обложенная льдом и абсолютно живая. Герои все довольно индивидуальны, хотя не очень красивы, юмор не перехлестывает, хотя местами смешно.
А так - всё, как положено: интриги в группе геологов, плохиши-лесорубы, таинственный подземный мир с пауками-переростками, таинственно пропавшие или погибшие родители, немного шаманской экзотики. И совершенно офигенные съемки офигенной природы.
В общем, мне почему-то этот сериал напомнил любимые "Кортик" и "Бронзовую птицу", хотя не знаю, почему. Задором, что ли.
Не знаю, откуда взялись соколы в названии, речь идет об охотничьих орлах
Народ нынче тестируется на наличие внутреннего фашистаwww.idrlabs.com/ru/fascism/test.php Сходила. Не фашист, но кто бы сомневался. Тем не менее, считаю, что вопросы там правда странные, не меньше половины.
Пятый день рождения принцесса Элизабет встретила в убежище при Вестминстерском аббатстве. Её отец так и не смог взять управление страной в свои руки в той мере, в какой от него ожидалось, предал все свои обещания исправиться, и доинтриговался до точки, когда ему пришлось из страны бежать. Королева Элизабет Вудвилл, снова беременная, была напугана ситуаций настолько, что сочла за лучшее укрыться в аббатстве, и кто её осудит? Её родню в стране ненавидели, родня мужа никогда не была ей близка. Правда, то самое прославленное во многих сериалах убежище никогда не было подвалом, где несчастная женщина с малютками ютились среди гробов. Это была небольшая крепость, собственно. Или укрепленный особняк, как хотите – большое двухэтажное здание, спроектированное так, чтобы выстоять и вооруженные атаки, имеющее очень толстые стены и всего одну входную дверь из крепкого дуба. Внутри здания было несколько жилых комнат, кухня и подвал.
читать дальшеТут стоит немного рассказать о принципах церковного убежища вообще. Институт это был старейший, и в Англии существовал ещё в англо-саксонские времена. Именно это убежище, при Вестминстерском аббатстве, заложил ещё Эдвард Исповедник, и просуществовало оно благополучно через всё Средневековье до более варварских времен Джеймса I, пережив благополучно даже роспуск монастырей при Генри VIII. Право церковного убежища не распространялось на евреев и прочих «неверных», и на лиц, повинных в преступлениях против церкви (кража церковного имущества, осквернение святынь, богохульство и профанация). В принципе, не распространялось оно и на лиц, повинных в государственной измене, но возможность убежища была дана и им, просто не повсеместная.
Общее право на убежище предоставляло его лицам, совершившим серьезное преступление, караемое смертной казнью – убийство, обычно. Вступая под защиту церкви, виновный должен был вслух признать свою вину, рассказать о совершенном преступлении, и объявить, что пришел для спасения своей жизни. В подобных случаях закон давал права убежища любой приходской церкви и даже распространял их на церковные дворы. Ищущий убежища обязывался в течение 40 дней предстать перед коронером, будучи одетым в рубище, сделать полное признание вины, и поклясться покинуть страну навсегда, или пока король не выпустит лицензию на возвращение.
После признания вины подобный преступник имел 40 дней на подготовку, после чего коронер доставлял его в выбранный порт, где преступник, неся в руках крест, должен был немедленно взойти на борт. Если преступник нарушал свою клятву в любой её части, то, будучи пойманным, он оказывался уже предварительно приговоренным к повешению, если только его не защищала от казни принадлежность к церковному сословию (что на практике чаще всего означало умение прочесть на латыни хотя бы одну молитву).
Как было отмечено выше, общее право на убежище не распространялось на государственных изменников, но были, все-таки, несколько аббатств, которым королевской хартией даровалась привилегия защиты и тех, кто обвинялся в измене. Если обвиненному или подозреваемому в измене удавалось добраться до такого убежища, он мог оставаться там хоть на всю жизнь, и никто не имел права беспокоить его. Альтернативой было, опять же, покинуть королевство без права возвращения. Тем не менее, если обвиненный в измене оказывался бежавшим уже из офиса шерифа, куда он доставлялся для осуществления казни, права убежища у него уже не было.
Живущим в убежище позволялось брать в руки нож только во время еды, и они были обязаны носить на одежде знак убежища. Им также запрещалось покидать территорию убежища между закатом и рассветом без специального разрешения.
В случае Элизабет Вудвилл, её детей и матери, таким образом, имеет смысл говорить, что они были гостями аббатства и под его защитой, а не просто искателями убежища. Жили они, разумеется, в жилых комнатах отдельного укрепленного здания санктуария, в полной уверенности, что в случае необходимости их будут защищать отнюдь не только молитвами и увещеваниями. Насколько известно, беглецов принял сам аббат Вестминстера, Томас Майлинг, который предложил королевской семье разместиться в лучших комнатах его дома, находящегося на территории аббатства, но Элизабет Вудвилл предпочла крепкие стены убежища. Какие-то слуги при ней были, плюс, как минимум, акушерка Марджери Кобб и, возможно, врач Доменико де Сериго. И, разумеется, главная опора королевы – её мать.
Надо сказать, что есть также мнение, что королева всё-таки останавливалась в доме аббата, так что я дам вам ссылку на статью, которая, в свою очередь, содержит ссылки на документы, поддерживающие теорию: murreyandblue.wordpress.com/2015/05/06/cheyneyg.... На мой взгляд, большого значения, где именно королева переживала ожидание развития событий, не имеет. Достаточно просто с уверенностью утверждать, что не в жалких условиях на каменном полу, слегка прикрытом соломой, как писали потом викторианцы.
Была ли реальная необходимость для королевы искать безопасного укрытия? Скорее всего. До прибытия Маргарет Анжуйской вряд ли что-то угрожало её жизни, но вот если бы всё случилось так, как было задумано, и свирепая королева вернулась бы в Англию? Впрочем, ордер на арест Энтони Вудвилла был выпущен уже 19 октября – охота на Вудвиллов продолжалась. К счастью, Энтони был вместе с королем в Бургундии на тот момент, и королева могла быть спокойна хотя бы за него.
Впрочем, граф Уорвик планировал захват Бургундии, разумеется, но явно не немедленно. Надо сказать, что лондонские торговцы не горели желанием воевать с Фландрией, скупающей английскую шерсть, но поскольку воевать они и с Уорвиком не хотели, в апартаменты Вестминстера, которые недавно занимали Эдвард IV с семейством, въехал новый (вернее, старый) их обитатель – Генри VI.
Немедленно после реставрации Генри VI, граф Уорвик выпустил отдельный эдикт, что любая попытка нарушить покой убежища Элизабет Вудвилл будет караться немедленной смертью, и правительство обязалось платить леди Скроп за то, что она составит компанию королеве, но ужас, пережитый в 1469 году, когда отец королевы и её брат были казнены с подачи Уорвика и Кларенса, несколько подрывал в её глазах доверие к любому жесту графа.
Во-первых, совещания. Всё в Тимсе, учиться приходится методом втыка. Причем, ай-ти поддержка в семье - это я. Ну, с боем одолели, муж же в домоуправление почти сразу выбрали, а они регулярно заседают. Сидит теперь счастливый, заседает.
Во-вторых, меня вгоняют в шок периодически человеческие реакции. К примеру, обсуждают тот несчастный танец мальчиков в Екатеринбурге. Только что расстрелять не требуют, а остальное да. Женщина одна кричит готическим шрифтом, можно сказать, что её сын-кадет учится полезным навыкам метания ножа и бросания гранаты, тогда как эти недомальчики занимаются запрещенной пропагандой! Боже мой, даже с учетом, что в том журнале почти все мы в возрасте "стоканеживут", не в маразмах же пользователи, если своих выходок в 16 лет не помнят?
Боже, хорошо быть котиком... Пообкусал соцветья роз, и сидит себе в засаде.
В центре - это судья Бао в данном сериале. Сериал миленький, почти трогательный в своей безобидности. Нет, здесь есть условный злодей в маске, и за героями гоняются таинственные убивцы, но в целом это такая сказка для взрослых, где все герои влюблены друг в друга, и каждому, в результате, достанется пара (да, я заглянула в конец). Бои сняты ужасно, если что, и вообще всё бедненько, но чистенько))
Элизабет Йоркская родилась 11 февраля 1466 года. Первый ребенок молодого короля из дома Йорков, женившегося, вопреки обычаю страны и ожиданиям ближайших придворных, на вдовствующей женщине из семьи аристократической только наполовину. Скорее всего именно поэтому Эдвард IV отметил рождение дочери великолепнейшей церемонией крещения и баснословно дорогим подарком жене, стоимостью в £125 (около 60 000 фунтов в переводе на современную стоимость). Ведь любой король хочет и ожидает получить, в первую очередь, наследника, а уж если и женитьба была встречена бурными изъявлениями недоумения подданных и семьи, то желание всем показать и доказать свою правоту было сильнее обычного, так что пришлось позолотить разочарование внешним великолепием. Как нарочно, королева, имевшая от первого брака двух сыновей, рожала второму супругу исключительно девочек: за Элизабет последовали Мэри в 1467 году и Сесилия в 1469.
читать дальшеВоцерковление Элизабет Вудвилл после рождения первой дочери было грандиозным мероприятием. Её сопровождали в церковь около 60 лордов и леди королевства! Вечером по поводу события пировали 400 гостей, тогда как сама королева праздновала более церемонно – сидя в золотом кресле, в своих роскошных апартаментах, в присутствии самых близких и избранных. Что же касается младенца, то принцесса была вверена целой армии нянек и мамок, и вскоре перевезена в Гринвич, под начало и присмотр леди Маргарет Бернерс. Вряд ли она часто видела (если вообще видела) свою мать, до самого лета 1469 года, когда пришедшая в себя после рождения третьей дочери (и пятого ребенка!) королева отправились в точку рандеву со своим мужем, который находился в делах и хлопотах летнего прогресса по северу страны. Встретиться супруги должны были в замке Фозерингей.
Что такое было в 1469 году путешествовать за 86 миль с тремя малыми детьми, да ещё будучи королевой? Во-первых, продвижение со скоростью не более 10 миль в день, либо в носилках, закрепленных между лошадьми, либо в крытой телеге. Никаких удобств. Скверные возможности для соблюдения хоть какой-то гигиены. Определенный уровень опасности. Будь Элизабет женой рыцаря, она могла бы хотя бы часть пути проделать верхом, особо не чинясь относительно одежды и особых седел. Но от кортежа королевы ожидался определенный уровень внешнего блеска, потому как территории, по которым он двигался, отнюдь не были необитаемыми.
В Фозерингей супруги встретились на неделю, а затем Эдвард снова умчался по своим делам (у него как раз шли серьезнейшие осложнения с Уорвиком и не только), а Элизабет с детьми продолжили дело поддержания блестящих кулис королевской власти. Проехав через все большие года по пути от Фозерингей до Норича, королева с принцессами прибыли во второй по величине город королевства 18 июля. Мэр Норича, Джон Обри, расстарался встретить гостей по высшему разряду, согласно достоинству как их, так и города, который должен был показать себя с лучшей стороны. Так что живые статуи невнятной символики и яркие ткани на помостах создавали праздничный антураж, а хор гильдии св. Луки пел беспощадно долго. К счастью для умученных дорогой женщин, через несколько часов церемонии хлынул ливень, и они, наконец, попали в цивилизованные условия приготовленных для высоких гостей помещений, где смогли отмыться с дороги и переодеться.
Именно в Нориче Элизабет Вудвилл нашли вести о беде в семье: война Роз возобновилась, её отец и старший брат были казнены по приказу графа Уорвика, которого поддерживал деверь королевы – герцог Джордж Кларенс. Что касается её мужа-короля, тот был жив и здоров, но в странном статусе то ли гостя поневоле, то ли пленника в замке Кингмейкера.
О причинах такой пертурбации я уже писала не раз, так что напомню только очень кратко. Ситуация с арестом короля, не выполнившего обещаний залечить раны войны в экономике и социуме, стала суммой многих слагаемых.
Не последнее место занимало раздражение высшей аристократии страны против клана «выскочек»-Вудвиллов. Пожалуй, мы никогда не сможем понять глубину этого сословного раздражения против людей, мать которых была европейской принцессой и английской герцогиней, а отец хоть и не аристократом, но дворянином из старинного рода.
Второй проблемой была убежденность Эдварда относительно необходимости альянса с Бургундией, а не с Францией, тогда как здравый смысл и политические реалии, как считал Уорвик, были за союз с Францией. Надо сказать, что Бургундия, со своей стороны, отнюдь не рвалась слиться в родственных объятиях с новой династией на троне Англии, что добавляло отдельного напряжения в раздрай политических мировоззрений. А уж сумма приданого сестры короля, 200 000 золотых марок, и вовсе была дикой, причем королю было трудно набрать даже 50000 на первую выплату.
Ходили также сплетни о том, что король Эдвард не является сыном герцога Йорка, а бастардом от связи герцогини и какого-то складного лучника, и, к сожалению, почти наверняка источником этих слухов стала необдуманная угроза самой герцогини объявить Эдварда бастардом, если тот не выкинет из головы дурь с идеей женитьбы на простой английской вдове, а не принцессе.
Со своей стороны, Эдвард наотрез отказался санкционировать идею брака своего брата Джорджа и дочери Уорвика, Изабель. Уорвик, в результате, был зол на короля, потому что для его дочерей не осталось в Англии подходящих по статусу женихов. Кларенс был зол на брата, потому что он был влюблен в Изабель, и действительно хотел жениться на этой подходящей ему по всем параметрам барышне.
С расстояния в несколько столетий, мы можем рассуждать о событиях того времени с академической холодной отстраненностью, и признавать, что Эдвард был не лучшим королем в первую часть своего царствования, и что если бы он не вылетел из королевства в результате энергичного пинка Уорвика, то не процарствовал бы благополучно и сравнительно плодотворно следующие 10 лет. Мы можем рассуждать, что Вудвиллы своей жадностью и напористостью сами навлекли на себя всенародную ненависть, которая привела, в конечном итоге, к крушению династии. Но в рамках своего времени, Вудвиллы действовали именно так, как действовал бы на их месте любой допущенный к власти клан. Благородные Деспенсеры при Эдварде II тоже не скромничали, и тоже были люто ненавидимы, и тоже поплатились, в результате. Так что если попытаться хотя бы представить, что чувствовала королева, узнавшая о смерти родных и бывшая вне себя от страха и беспокойства за жизнь мужа и свое будущее в то лето, то придется признать обоснованность её будущих действий в отношении как дочерей Уорвика, так и Джорджа Кларенса.
Королева с принцессами вернулась в Лондон 16 августа, и этот въезд отнюдь не был торжественным. Напротив, никто даже не знал, где они, собственно, находятся – в одном из лондонских домов, или в Вестминстерском дворце. Известно было только одно: Жакетта Люксембургская, герцогиня Бедфорд, находилась вместе с дочерью. Потому что летом 1469 года герцогиня, потерявшая мужа и сына, была обвинена в колдовстве.
Вообще, подвергнуться прямому насилию, как это случилось с герцогиней Йоркской после взятия Ладлоу войском Маргарет Анжуйской, для леди-аристократки было практически немыслимо. Жакетту в Лондоне не любили, но никому не пришло бы в голову предъявить ей уголовные или политические обвинения и бросить в тюрьму. Практически единственным способом избавиться от неугодной дамы (или навредить через нее неугодному супругу) было обвинение в непристойном поведении или в колдовстве.
О том, насколько люди того времени действительно верили в магию, можно только предполагать. Моё личное мнение – не больше и не меньше, чем в наши дни. Но вот использование обвинений в колдовстве в политических целях в наше время прошло бы разве что в Африке, да и то вызвало бы и там насмешливые реплики. А вот в Европе пятнадцатого века оно вполне прошло на ура с подачи первого мужа Жакетты, в случае с Жанной д'Арк. На английской территории, совсем не так давно в колдовстве обвинили мачеху Генри V и супругу Хэмфри Глостера, которые были повинны разве что в глупом бабском интересе к сверхъестественному, явно не видя при этом большой разницы между магией и чудесами. Конечно, сам Генри V явно не верил в то, что Жанна Наваррская пытается убить его при помощи магии, но в определенный момент он попытался воздействовать таким образом на детей Жанны от первого брака в процессе борьбы за власть во Франции. И все знали, что Элеанор Кобхэм просто не обременена большим умом, и атаки на нее были, на самом деле, направлены на её мужа.
С Жакеттой Люксембургской, герцогиней Бедфорд, дело обстояло таким образом, что обвиняя её, граф Уорвик пытался обелить Эдварда IV и одновременно покончить с властью клана Вудвиллов. Интересно, что явно с молчаливого согласия короля, который, похоже, ни на секунду не сомневался в талантах тёщи отстоять честь свою и семейства, но прикинул, что сам факт публичного процесса отвлечет подданных от сосредоточенной ненависти к Вудвиллам. Более того, несправедливо обвиненных всё-таки жалели, а тут ещё под обвинение попала женщина, только что самым варварским образом потерявшая мужа и сына.
Обвинение было весьма неуклюжим – то ли невольно (мало кому хотелось выставлять себя публично дураком), то ли специально. Некий Томас Вэйк заявил, что им было найдено свинцовое изображение человеческой фигуры, сломанной посередине и связанной ниткой. Вэйк не детализировал, откуда он данное изображение получил, но как-то дал понять, что его сделала Жакетта Люксембургская, и заявил, что у него есть аналогичные изображения короля и королевы, найденные там же. Очень интересный момент попытки обвинить непопулярную герцогиню в манипуляциях и королевой тоже, в чем явно видна чья-то рука, то ли Уорвика, то ли самого Эдварда. Скорее Эдварда, которому с королевой было ещё жить и править.
Жакетта обратилась к мэру Лондона и олдерменам, с формальной просьбой расследовать заявление Вэйка. Она также написала мэру Лондона письмо с напоминанием о том, что в 1461 именно она уберегла город от разграбления, убедив Маргарет Анжуйскую увести шотландцев из-под стен Лондона. На допросе Вэйк показал, что изображение было им найдено в приорате Свидсли, в Нортхемптоншире, и даже назвала свидетеля, некоего Джона Данжера, который, впрочем, неожиданно для всех предпочел сделать невинные глаза и заявить, что впервые о таком слышит. Надо сказать, что в 1469 у Лондона случился быть именно тот мэр, который был и в 1461 году (Ричард Ли), и он действительно был благодарен герцогине. Собственно, всё дело можно бы было закрыть в октябре 1469 года, когда король неожиданно для многих вернулся в Лондоне, причем пребывая в лучших отношениях с Уорвиком и братцем Джорджем. Но Жакетта не собиралась спускать обвинение против себя на тормозах.
Она явилась 19 января 1470 года на заседание королевского совета, где публично обвинила Томаса Вэйка во враждебных действиях против её персоны, направленных не только против её имени и репутации, но и против её жизни. Поскольку свидетель Вэйка не поддержал обвинение, королевский совет 10 февраля согласился с тем, что заявление Вэйка была оговором. Жакетта же, будучи женщиной не только умной, но чрезвычайно грамотной в репутационных хитросплетениях, настояла на том, чтобы решение совета было записано в официальный документ, и чтобы там же было зафиксировано, что она всегда верила в Бога согласно учению святой Церкви, как и подобает христианской женщине.
Что касается героини рассказа, то в январе 1470 года почти четырёхлетняя Элизабет Йоркская, старшая дочь короля Эдварда IV, была обручена в первый раз – с трёхлетним Джорджем Невиллом, сыном графа Нортумберленда. Это было детским обручением, тем самым, которое требовало подтверждения или отказа со стороны вовлеченных – в 12 лет от девочек, и в 14 от мальчиков. Вряд ли в данном случае обручение было чем-то иным, как попыткой вбить клин между Невиллами, потому что никаких записей о торжестве или церемонии нет. Для сравнения, когда обручали в будущем брата принцессы с Анной де Мовбрей, это было настоящим свадебным торжеством.
Впрочем, недолгим был и мир между королем и Невиллами. Уже в июле 1470 года младшая дочь графа Уорвика стала женой ланкастерианского принца, а осенью королю Эдварду пришлось бежать во Фландрию.
Оказывается, в "Легенде о юном судье Бао", "Легенде Кайфына" и "Куске льда в нефритовом горшке" идет речь о вполне конкретном историческом персонаже, судье Бао Чжэне!
После смерти Бао Чжэн был обожествлён как Бао-гун («князь Бао» или «владыка Бао») и приравнен к Гуань Юю. При проведении особо сложных расследований его духу приносились жертвы, также ему молятся с целью вынесения благоприятного приговора. Изображается с чёрным лицом (этот цвет считается символом неподкупности) и в некоторых легендах даже упоминается его чудесное рождение, связанное с черноликим духом Куй-сином.
Впоследствии появились предания о его сошествиях в подземное царство (Диюй) для расследования преступлений, совершённых на земле, и он стал почитаем и как один из судей загробного мира, наказывающий там духов. Несколько городов Китая объявили Бао Чжэна своим городским богом-покровителем.
Главный мемориальный храм Бао Чжэна находится на его родине, в центре города Хэфэй.
Так что нет, не "мальчик со шрамом", а действительно символика.