Do or die
Отлучение от церкви принца Луи и его сторонников должно было обеспечить возвращение в лагерь лоялистов-роялистов определенного количества баронов, но было сделано для этой цели и ещё кое-что: переиздана от имени Генри III Магна Карта, причем с некоторыми изменениями. Главным была фраза, что король хочет положить конец вражде со своими баронами: «мы желаем отказаться от этого, потому что это не имеет к нам никакого отношения». Это было важно, потому что часть баронов бунтовала не против власти Ангевинов, а конкретно против короля Джона, характер и выходки которого действительно плохо укладывались в любые писаные и неписаные правила отношений между королем и его правящей элитой. Нельзя систематически троллить и унижать публичное достоинство тех, на кого функционирование государства во многом опирается.
King John
читать дальшеДля равновесия, из версии Магна Карта 1216 года был убран параграф, дающий баронам право подвергать цензуре и даже наказанию короля во имя безопасности королевства. Причем, технически, придраться к цензуре параграфа о цензуре было совершенно невозможно: король-ребёнок никаких действий против безопасности королевства принимать не мог – за него правил королевский совет, представляющий баронство, во главе с бароном, регентом-хранителем, выбранным баронством же.
В целом, около 19 параграфов остались неупомянутыми в Магна Карта 1216 года, и все они имели, казалось бы, отношение именно к претензиям баронов к конкретному королю – к Джону. Тем не менее, как понимаю, никто никому конкретно не обещал, как и когда данная версия Магна Карта будет пересмотрена – ведь она была просто договором, а такие договоры периодически пересматриваются и переписываются. А пока из версии 1216 года исключили довольно важные ограничители королевской власти. Отсутствовало ограничение на взимание скутажа (щитовых денег) кроме как на выкуп короля, или выплат на возведение в рыцарское достоинство первого сына от первого брака короля, или первого брака первой дочери без согласия королевского совета. Эти изменения также аргументировались их бессмысленностью в применении к девятилетнему королю. Особенно в случае, когда регентом-хранителем королевства является барон.
Естественно, никто не знает, что именно было у Маршалла на уме, когда он молниеносно проводил свои реформы. Как минимум, план у него явно был готов задолго до 12 ноября 1216 года, когда данные изменения были сделаны. Скорее всего, судя по результату, Маршалл преследовал сразу несколько целей – как баланс королевской и баронской власти, так и лишение мятежных баронов их идеологической платформы. После того как документ подписали Маршалл от имени короля, и Гуала в качестве представителя папы, мятежные бароны стали выглядеть мятежниками против самих себя как баронов, против ничем себя не скомпрометировавшего законного короля, и против власти Святейшего престола.
Возможно, кстати, что отредактированная на новый лад Магна Карта в принципе осталась «жива» в истории королевства только благодаря этой редакции. Что, в свою очередь, сформировало будущее королевства таким, как мы его знаем. В 1216 году она сделала возможным для мятежных баронов возвращение в лагерь роялистов, и каждый из вернувшихся был встречен адекватно, без репрессий. Не сказать, чтобы большинство тех, кто связал себя с делом Луи Французского, вернулись на родные берега незамедлительно после подписания этого варианта Магна Карта, нет. Первыми вернулись те, кто не успел себя скомпрометировать слишком глубоко, и когда они были приняты хорошо, поток возвращенцев окреп.
Но это было уже потом, а сейчас, незамедлительно после подписи Магна Карта нового короля, нужно было навести порядок в административном устройстве, изрядно пострадавшем в баронских междоусобицах. Такое устройство уже существовало с времен Генри II, причем построенное для того, чтобы часто отсутствующему королю не приходилось бы вникать и вмешиваться во всё происходящее лично. Как минимум две функции были критически важны для функционирования государства, и обе они на данный момент не работали: финансы и юриспруденция. Деньги в казну не собирались, или собирались лишь бы как, суды не проводились, тяжбы не решались, никто за соблюдением законов не наблюдал.
Финансовая система Ангевинов базировалась на том, что в течение года шерифы собирали подоходный налог с подданных короля в размерах, согласованных с королем, и дважды в год отчитывались перед баронами казначейства за собранное. Если доходы от подоходного налога превышали согласованное, разница оставалась у шерифа. Нет, не на пряники – на управленческие и военные расходы, как и деньги, стекающиеся в государственную казну. Источником дохода персонально для шерифов служила не их должность, а их владения, к должности прилагающиеся, плюс статус и власть.
Уязвимость системы очевидна – она предполагает, что все вовлеченные являются абсолютно и тотально честными людьми. В мирное время за деятельностью шерифов худо-бедно наблюдали работники казначейства, довольно хорошо знающие условия и уровень доходов каждого региона страны, да и шерифов они знали хорошо, имея своих осведомителей. Но в условиях войны, когда бароны подрывают финансы друг друга, когда доходы частично нелегальны из-за неработающих систем сбыта, а население инстинктивно старается припрятать копеечку, не зная, что будет завтра, и когда доставить собранное становится смертельно опасным квестом?.. Искушение злоупотребить становится слишком большим на всех уровнях. Пусть легенда о Робин Гуде зря очернила конкретно шерифа из Ноттингема, она довольно точно отражает ситуацию, когда система оперирует без контроля высших инстанций.
Что касается контроля, его должна была, по изначальной задумке, осуществлять именно корона через работу с жалобами от королевских подданных, и разбор спорных случаев. При короле Джоне, которому было не занимать энергии, судебная палата колесила по всему королевству вслед за двором короля, обеспечивая каждому жалобщику доступ к королю, который и выносил решения. Это был личный стиль короля Джона, держать руку на пульсе всего происходящего. Но этот стиль был никуда не годным в условиях, требуемых для внесения стабильности – так называемая «королевская скамья» проводила заседания в Вестминстере крайне нерегулярно и без всякого расписания.
Определенную угрозу создавало и присутствие Луи Французского на территории острова. Этот молодой человек был слишком предприимчив и напорист, чтобы можно было отмахнуться от его активности и просто подождать, пока его высочеству не надоест сидеть под стенами Дувра. Силы роялистов рассекали силы мятежников почти пополам – за Ангевинов были Виндзор, Оксфорд, Бэкингем, Хартфорд, Бедфорд, Кембридж, Нортхемптон, Ньюарк, Ноттингем, Слифорд и Линкольн, тогда как центральный регион в целом был против них. И на востоке в руках роялистов были замки в Колчестере, Плеши, Нориче и Орфорде, хотя территории вокруг замков как бы находились если и не на стороне мятежников, то под их влиянием. Со своей стороны, роялисты, засевшие в укрепленных городах и замках, были зажаты между силами мятежников.
На стороне роялистов был Фолкс де Брюте, контролирующий Оксфорд, Бэкингем, Хартфорд, Бедфорд, Кембридж и Нортхемптон. Осаде же Дувра силами мятежников противостоял старый добрый наш знакомый по серии о короле Джоне – юстициарий с 2015 года, Хью де Бург. То есть, добрым он был только в том смысле, что умел наводить порядок в каких угодно кривых рядах, о чем свидетельствует единодушное решение защитников Дувра не сдаться Луи Французскому и после смерти короля Джона, хотя они не ожидали никакой помощи от роялистов, зная, какой хаос будет с коронацией, и не зная, кого, в конечном итоге, коронуют. Со своей стороны, Луи Французский прекрасно знал, что взять Дувр штурмом абсолютно нереально, и что при желании Хью де Бург сможет очень осложнить ему жизнь и из осажденного замка. Поэтому он старался поддерживать с осажденными отношений в стиле «ничего личного, это только война», и разрешил де Бургу отправиться на коронацию Генри III, надеясь, возможно, втайне, что тот не вернется. Но Хью вернулся, конечно.
С другой стороны, никто не знал направления мыслей де Бурга, которыми он ни с кем не делился. Что было бы, если бы епископ Винчестерский, Питер де Роше/Пьер де Рош, не решил на время прекратить с Хью враждовать? Дело в том, что де Бург сменил де Роше на должности юстициария (что-то вроде премьер-министра) годом раньше, что само по себе было для епископа неприятно. Но оскорбительной эту ротацию для епископа делал факт, что Хью де Бург был, собственно, никем. Сыном каких-то джентри из Норфолка. Тогда как сам де Рош был из рыцарской семьи, известной в Пуату, да ещё и стал баснословно богатым в качестве епископа.
Достойно восхищения, конечно, что оба деятеля оказались патриотами Англии в первую очередь, и смогли на время смирить свои амбиции. Но де Бург отнюдь не был безразличен к власти, состоянию и блеску, а именно их предлагал ему принц Луи. И надеялся, что отставной юстициарий не устоит. Как выяснилось, надеялся напрасно. Де Бург не купился и не смирился, просто он решил вернуть себя в первые ряды новой администрации нового короля заслугами, что вскоре принц Луи получил возможность увидеть.
Ещё одной личностью, более чем всерьез доставляющей принцу Луи неприятности, был сквайр из Кассингема в Кенте, собравший в лесах партизанские силы лучников. Вопреки нынешнему прочтению фактов, отрицающему любые плюсы в личности короля Джона, именно он положил начало цепи событий, спасших, в конечном итоге, королевство его сына. Джон 26 мая 1216 года написал краткие распоряжения бейлифам Вилликину де Кассингему в Кенте и Ричарду Люсэ в Саффолке встретиться с графом Сюррея (Уильямом де Варенном) и его помощником Годфри де Крокомом, и получить от них инструкции. Джон был достаточно искушен в вопросах партизанской войны, которую собирался начать против баронов-предателей, чтобы не доверять свои мысли бумаге, а именно к партизанской войне оба бейлифа начали после встречи готовиться.
William de Cassingham, он же Wilikens de Wans - почему-то в рыцарских шпорах. То ли картинка ихображает не его, то ли рисующий не знал, что "Лесной Вилликен" был только сквайром
Согласно хроникам, Вилликину удалось собрать в лесах Кента до тысячи лучников, совершавших дерзкие налеты на коммуникационные линии и военные базы противной стороны. Вряд ли лучников была целая тысяча, просто точность и быстрота наносимых ударов, плюс повышенная маневренность и умение рассеиваться после атаки наносили ущерб, совместимый с деятельностью тысячи человек. Партизаны де Кассингема были местными по большей части, по крайней мере вся система поддержки их местным населением, знание локаций, организация передачи данных через сети родственных связей об этом говорят. О личности же «Вилликина из леса», как его называли французы, общего согласия между историками нет.
Похоже, он был совсем молодым парнем, где-то 21 года от роду, и, возможно, изначально был наёмником из Фландрии, награжденный королем за какую-то исключительную службу должностью и землёй. Его также безумно боялись в рядах Луи потому, что пленных он не брал. Не из какой-то исключительной жестокости, а просто потому, что в условиях партизанской войны пленных держать в ожидании выкупа было негде. По тем временам, когда базовым правилом было пленников не убивать, расправы Лесного Вилликена были источником такого ужаса, что союзники Луи быстро научились не лезть в леса Кента, и путешествовать исключительно по воде, где их тоже ожидали опасности в лице Филиппа Дюбени (тоже мобилизованного на контроль водных путей королем Джоном), но хотя бы не смертельные - Дюбени, как рыцарь, пленных брать был обязан.
King John
читать дальшеДля равновесия, из версии Магна Карта 1216 года был убран параграф, дающий баронам право подвергать цензуре и даже наказанию короля во имя безопасности королевства. Причем, технически, придраться к цензуре параграфа о цензуре было совершенно невозможно: король-ребёнок никаких действий против безопасности королевства принимать не мог – за него правил королевский совет, представляющий баронство, во главе с бароном, регентом-хранителем, выбранным баронством же.
В целом, около 19 параграфов остались неупомянутыми в Магна Карта 1216 года, и все они имели, казалось бы, отношение именно к претензиям баронов к конкретному королю – к Джону. Тем не менее, как понимаю, никто никому конкретно не обещал, как и когда данная версия Магна Карта будет пересмотрена – ведь она была просто договором, а такие договоры периодически пересматриваются и переписываются. А пока из версии 1216 года исключили довольно важные ограничители королевской власти. Отсутствовало ограничение на взимание скутажа (щитовых денег) кроме как на выкуп короля, или выплат на возведение в рыцарское достоинство первого сына от первого брака короля, или первого брака первой дочери без согласия королевского совета. Эти изменения также аргументировались их бессмысленностью в применении к девятилетнему королю. Особенно в случае, когда регентом-хранителем королевства является барон.
Естественно, никто не знает, что именно было у Маршалла на уме, когда он молниеносно проводил свои реформы. Как минимум, план у него явно был готов задолго до 12 ноября 1216 года, когда данные изменения были сделаны. Скорее всего, судя по результату, Маршалл преследовал сразу несколько целей – как баланс королевской и баронской власти, так и лишение мятежных баронов их идеологической платформы. После того как документ подписали Маршалл от имени короля, и Гуала в качестве представителя папы, мятежные бароны стали выглядеть мятежниками против самих себя как баронов, против ничем себя не скомпрометировавшего законного короля, и против власти Святейшего престола.
Возможно, кстати, что отредактированная на новый лад Магна Карта в принципе осталась «жива» в истории королевства только благодаря этой редакции. Что, в свою очередь, сформировало будущее королевства таким, как мы его знаем. В 1216 году она сделала возможным для мятежных баронов возвращение в лагерь роялистов, и каждый из вернувшихся был встречен адекватно, без репрессий. Не сказать, чтобы большинство тех, кто связал себя с делом Луи Французского, вернулись на родные берега незамедлительно после подписания этого варианта Магна Карта, нет. Первыми вернулись те, кто не успел себя скомпрометировать слишком глубоко, и когда они были приняты хорошо, поток возвращенцев окреп.
Но это было уже потом, а сейчас, незамедлительно после подписи Магна Карта нового короля, нужно было навести порядок в административном устройстве, изрядно пострадавшем в баронских междоусобицах. Такое устройство уже существовало с времен Генри II, причем построенное для того, чтобы часто отсутствующему королю не приходилось бы вникать и вмешиваться во всё происходящее лично. Как минимум две функции были критически важны для функционирования государства, и обе они на данный момент не работали: финансы и юриспруденция. Деньги в казну не собирались, или собирались лишь бы как, суды не проводились, тяжбы не решались, никто за соблюдением законов не наблюдал.
Финансовая система Ангевинов базировалась на том, что в течение года шерифы собирали подоходный налог с подданных короля в размерах, согласованных с королем, и дважды в год отчитывались перед баронами казначейства за собранное. Если доходы от подоходного налога превышали согласованное, разница оставалась у шерифа. Нет, не на пряники – на управленческие и военные расходы, как и деньги, стекающиеся в государственную казну. Источником дохода персонально для шерифов служила не их должность, а их владения, к должности прилагающиеся, плюс статус и власть.
Уязвимость системы очевидна – она предполагает, что все вовлеченные являются абсолютно и тотально честными людьми. В мирное время за деятельностью шерифов худо-бедно наблюдали работники казначейства, довольно хорошо знающие условия и уровень доходов каждого региона страны, да и шерифов они знали хорошо, имея своих осведомителей. Но в условиях войны, когда бароны подрывают финансы друг друга, когда доходы частично нелегальны из-за неработающих систем сбыта, а население инстинктивно старается припрятать копеечку, не зная, что будет завтра, и когда доставить собранное становится смертельно опасным квестом?.. Искушение злоупотребить становится слишком большим на всех уровнях. Пусть легенда о Робин Гуде зря очернила конкретно шерифа из Ноттингема, она довольно точно отражает ситуацию, когда система оперирует без контроля высших инстанций.
Что касается контроля, его должна была, по изначальной задумке, осуществлять именно корона через работу с жалобами от королевских подданных, и разбор спорных случаев. При короле Джоне, которому было не занимать энергии, судебная палата колесила по всему королевству вслед за двором короля, обеспечивая каждому жалобщику доступ к королю, который и выносил решения. Это был личный стиль короля Джона, держать руку на пульсе всего происходящего. Но этот стиль был никуда не годным в условиях, требуемых для внесения стабильности – так называемая «королевская скамья» проводила заседания в Вестминстере крайне нерегулярно и без всякого расписания.
Определенную угрозу создавало и присутствие Луи Французского на территории острова. Этот молодой человек был слишком предприимчив и напорист, чтобы можно было отмахнуться от его активности и просто подождать, пока его высочеству не надоест сидеть под стенами Дувра. Силы роялистов рассекали силы мятежников почти пополам – за Ангевинов были Виндзор, Оксфорд, Бэкингем, Хартфорд, Бедфорд, Кембридж, Нортхемптон, Ньюарк, Ноттингем, Слифорд и Линкольн, тогда как центральный регион в целом был против них. И на востоке в руках роялистов были замки в Колчестере, Плеши, Нориче и Орфорде, хотя территории вокруг замков как бы находились если и не на стороне мятежников, то под их влиянием. Со своей стороны, роялисты, засевшие в укрепленных городах и замках, были зажаты между силами мятежников.
На стороне роялистов был Фолкс де Брюте, контролирующий Оксфорд, Бэкингем, Хартфорд, Бедфорд, Кембридж и Нортхемптон. Осаде же Дувра силами мятежников противостоял старый добрый наш знакомый по серии о короле Джоне – юстициарий с 2015 года, Хью де Бург. То есть, добрым он был только в том смысле, что умел наводить порядок в каких угодно кривых рядах, о чем свидетельствует единодушное решение защитников Дувра не сдаться Луи Французскому и после смерти короля Джона, хотя они не ожидали никакой помощи от роялистов, зная, какой хаос будет с коронацией, и не зная, кого, в конечном итоге, коронуют. Со своей стороны, Луи Французский прекрасно знал, что взять Дувр штурмом абсолютно нереально, и что при желании Хью де Бург сможет очень осложнить ему жизнь и из осажденного замка. Поэтому он старался поддерживать с осажденными отношений в стиле «ничего личного, это только война», и разрешил де Бургу отправиться на коронацию Генри III, надеясь, возможно, втайне, что тот не вернется. Но Хью вернулся, конечно.
С другой стороны, никто не знал направления мыслей де Бурга, которыми он ни с кем не делился. Что было бы, если бы епископ Винчестерский, Питер де Роше/Пьер де Рош, не решил на время прекратить с Хью враждовать? Дело в том, что де Бург сменил де Роше на должности юстициария (что-то вроде премьер-министра) годом раньше, что само по себе было для епископа неприятно. Но оскорбительной эту ротацию для епископа делал факт, что Хью де Бург был, собственно, никем. Сыном каких-то джентри из Норфолка. Тогда как сам де Рош был из рыцарской семьи, известной в Пуату, да ещё и стал баснословно богатым в качестве епископа.
Достойно восхищения, конечно, что оба деятеля оказались патриотами Англии в первую очередь, и смогли на время смирить свои амбиции. Но де Бург отнюдь не был безразличен к власти, состоянию и блеску, а именно их предлагал ему принц Луи. И надеялся, что отставной юстициарий не устоит. Как выяснилось, надеялся напрасно. Де Бург не купился и не смирился, просто он решил вернуть себя в первые ряды новой администрации нового короля заслугами, что вскоре принц Луи получил возможность увидеть.
Ещё одной личностью, более чем всерьез доставляющей принцу Луи неприятности, был сквайр из Кассингема в Кенте, собравший в лесах партизанские силы лучников. Вопреки нынешнему прочтению фактов, отрицающему любые плюсы в личности короля Джона, именно он положил начало цепи событий, спасших, в конечном итоге, королевство его сына. Джон 26 мая 1216 года написал краткие распоряжения бейлифам Вилликину де Кассингему в Кенте и Ричарду Люсэ в Саффолке встретиться с графом Сюррея (Уильямом де Варенном) и его помощником Годфри де Крокомом, и получить от них инструкции. Джон был достаточно искушен в вопросах партизанской войны, которую собирался начать против баронов-предателей, чтобы не доверять свои мысли бумаге, а именно к партизанской войне оба бейлифа начали после встречи готовиться.
William de Cassingham, он же Wilikens de Wans - почему-то в рыцарских шпорах. То ли картинка ихображает не его, то ли рисующий не знал, что "Лесной Вилликен" был только сквайром
Согласно хроникам, Вилликину удалось собрать в лесах Кента до тысячи лучников, совершавших дерзкие налеты на коммуникационные линии и военные базы противной стороны. Вряд ли лучников была целая тысяча, просто точность и быстрота наносимых ударов, плюс повышенная маневренность и умение рассеиваться после атаки наносили ущерб, совместимый с деятельностью тысячи человек. Партизаны де Кассингема были местными по большей части, по крайней мере вся система поддержки их местным населением, знание локаций, организация передачи данных через сети родственных связей об этом говорят. О личности же «Вилликина из леса», как его называли французы, общего согласия между историками нет.
Похоже, он был совсем молодым парнем, где-то 21 года от роду, и, возможно, изначально был наёмником из Фландрии, награжденный королем за какую-то исключительную службу должностью и землёй. Его также безумно боялись в рядах Луи потому, что пленных он не брал. Не из какой-то исключительной жестокости, а просто потому, что в условиях партизанской войны пленных держать в ожидании выкупа было негде. По тем временам, когда базовым правилом было пленников не убивать, расправы Лесного Вилликена были источником такого ужаса, что союзники Луи быстро научились не лезть в леса Кента, и путешествовать исключительно по воде, где их тоже ожидали опасности в лице Филиппа Дюбени (тоже мобилизованного на контроль водных путей королем Джоном), но хотя бы не смертельные - Дюбени, как рыцарь, пленных брать был обязан.
@темы: King John
