Генри III - 4: принц Луи навещает Францию

В свете изложенного ранее, военная стратегия Маршалла, согласно которой роялисты сделали противной стороне много уступок сразу после коронации Генри III, выглядит чрезвычайно странно. Тут будет уместным сказать, что нормальные средневековые противостояния избегали прямых стычек больших сил в сражении. Не в последнюю очередь потому, что результат больших побоищ всегда непредсказуем, потери большого количества тренированной вооруженной силы плохо восполняемы, и даже победившая сторона не обязательно получит профит, если ей негде закрепиться. Поэтому самой важной целью средневековой военной стратегии были замки. Английские замки были построены на совесть, и взять их зачастую возможным не представлялось, так что обычно замки просто осаждали и более или менее терпеливо ждали, периодически бомбардируя, пока у осажденных закончатся продукты. Поскольку гигантский замок в Дувре признаков слабости не показывал, принц Луи потерял терпение, и удалился осаждать Хартфорд Кастл, оставив под Дувром небольшие силы.



Вальтер де Годарвиль в Хартфордском замке оказался не менее крепким орешком чем Хью де Бург в Дуврском, так что осаждающие силы принца Луи продолжали топтаться под его стенами ещё 6 декабря, когда от Маршалла вдруг поступило предложение Луи Французскому сдать и Хартфорд Кастл, и, в придачу, Беркемстед Кастл, обороной которого руководил некий Валеран Тевтонец – и тоже более чем успешно. Оба коннетабля наотрез отказались сдать замки, так что Маршаллу пришлось послать им приказ короля освободить территорию до 20 декабря. На переговорах, начавшихся в январе 1217 в Кембридже, Маршалл предложил ещё больше уступок: он сдавал Орфорд, Норич, Кембридж, и на выбор Плеши или Колчестер. Двор роялистов расположился в Оксфорде, причем вместе с королем.

Стратегия уступок казалась абсолютно ошибочной – когда обе стороны ещё вели переговоры, английские бароны-мятежники осадили Хедингем Кастл, и потребовали его сдачи тоже. Тут, правда, ситуация была более интересной, чем в предыдущих случаях. Хедингем Кастл был замком графа Роберта де Вера, который был одним из взбрыкнувших против короля Джона баронов. То есть, он примкнул потом к принцу Луи, чтобы всё-таки вернуться к Джону сразу, как только тот в марте 1216 взял Хедингем. После смерти Джона, де Вер снова метнулся в Рочестер к принцу Луи, и принес оммаж ему, признав королем. Мэттью Льюис высказывает предположение, что своими странными решениями Маршалл просто пытался высвободить больше сил под знамена роялистов. Да, сданные замки были символами силы, но силами, полностью окруженными врагами. Их защите была бессмысленной. Будучи менее романтичной, чем Мэттью, позволю себе сделать циничное предположение: Маршалл просто снова забеспокоился за свои владения во Франции, и снова забалансировал на грани своих и государственных интересов.

Можно, конечно, теоретически согласиться, что продвинутый Маршалл рассматривал замки фигурами на шахматной доске и растягивал небольшие силы Луи по максимально большой территории, собирая свои силы в мощный кулак. Но очень похоже на то, что медлительность стратегии Маршалла оказалась бы для англичан губительной, если бы не несколько не зависящих от Маршалла факторов, оба из которых были спланированы королем Джоном.

Во-первых, интересы Англии всё ещё беспощадно защищали мобилизованные на это дело королем Джоном морские силы Филиппа Дюбени. Французы не могли получить с материка решительно никакого подкрепления, а им было нужно чем-то снабжать армию, платить ей, и кем-то укомплектовывать сданные им замки. В феврале 1217 года принц Луи то ли устал от подзатянувшихся усилий, то ли действительно решил, что сможет как-то решить дело с морской блокадой из Франции. В любом случае, он успешно пересек канал, оставив своего племянника Ангеррана де Куси с твердым приказом не высовывать нос из Лондона. Перед отбытием из Англии, Луи хотел взять городок Рай в Сассексе, но угодил в засаду Кассингема. Луи даже не мог отступить в Лондон, потому что Кассингем разрушил мосты и поставил дозоры на дорогах. Несколько посыльных в Лондон всё же добрались, но те небольшие силы, которые согласились отправиться на помощь принцу, добирались туда не напрямую, а окружным путем, через Кентербери.

Во-вторых, стоило Луи убраться с английской земли (опять же, не без проблем с Кассингемом и Дюбени), партизаны Вилликина де Кассингема уничтожили лагерь французов под Дувром, развязав руки Хью де Бургу. Тут, правда, партизаны получили помощь от профи Оливье Фицроя, сына-бастарда Джона. Причем Дюбени, со своей стороны, связывал силы Луи на море, пока тому на помощь не подоспел пират-наёмник по имени Эсташ Монах. Дело было в апреле 1216 года. Этот Эсташ Монах был тоже весьма колоритной фигурой. Сначала-то всё шло более или менее стандартно – поступив на службу к могущественному Рено де Даммартену, он стал его сенешалем и бейлифом в Булони, но был выпнут со службы за невероятную лень и коррумпированность. Расставались они с Даммартеном буйно: Рено конфисковал собственность Эсташа, а тот сжег пару мельниц Рено.

В принципе, будь Даммартен дюжинным хозяином, для Эсташа ссора с ним закончилась бы скверно, но Даммартен был авантюристом и стяжателем, много где попытавшим счастья на своем веку. В том числе и в Англии. Поэтому наш герой, следуя примеру бывшего хозяина, отправился по проторенной дорожке в Англию тоже, и, согласно своим природным склонностям, стал пиратом на службе короля Джона, найдя в пиратстве своё истинное призвание. Вскоре он знал пролив как собственный карман, и даже король Джон, которого он к 1212 году уже достал своими выходками на английской территории, мечтал объявить его вне закона, но не мог, ввиду явной полезности этого бандита. Только Эсташ всё равно убежал на службу к Филлипу Французскому, справедливо предполагая, что король Джон не относится к числу терпеливых людей, и стал активным помощником принца Луи в его английской экспедиции. Монахом Эсташа прозвали предположительно потому, что он попытался по молодости искать смысл жизни в доминиканском монастыре. После того, как занимался в Испании изучением … черной магии. Впрочем, в среде пиратов клички давали так, что Монахом этого деятеля могли прозвать и за грабеж какого-нибудь монастыря, а то и за разгульное поведение.

В любом случае, прибытие пиратов помогло принцу Луи причалить к английским берегам с пополнением, только вот ситуация за время его отсутствия успела серьезно измениться. Начиная с 5 марта, сын Маршалла, известный как Молодой Уильям, и Уильям Длинный Меч, сын-бастард ещё короля Генри II, отбили у противников Винчестер (за исключением замка), а также Одингем, Саутгемптон и Мальборо. Филипп Дюбени отбил Порчестер, а до конца апреля и Чичестер. Фальк де Брютэ установил свою власть над Или. Принцу даже не дали высадиться под Дувром – спасибо Оливье Фицрою и Вилликину де Кассингему, устроившим показательный поджог уже пустого лагеря осаждающих прямо перед глазами противника, который с моря не мог понять, что, собственно, происходит. Луи пришлось сделать высадку в Сандвиче. Разобравшись в ситуации с Дувром на следующий день, Луи сжег Сандвич до основания, и отправился в Винчестер, не зная, опять же, что и Винчестер уже находится в руках роялистов.

И вот тут Маршалл отдал роялистам весьма интересный приказ – выметаться из всех недавно взятых замков, предварительно приведя их в состояние функциональной негодности. Как уже упоминалось, выстоял перед роялистами только замок Винчестера, но он уже месяц был в плотной осаде, поэтому граф Винчестера срочно нашел принца, и доставал его неустанно, пока Луи не послал его в Лондон, дав разрешение взять оттуда людей для прорыва блокады крепости и отвоевания всего региона. Но когда он, с собранной армией, был в двух днях пути от Винчестера, роялисты быстро отступили в Ноттингем. Что ж, Луи занялся планированием восстановления сильно поврежденного Винчестерского замка, но тут ему сообщили, что возле Дувра несколько его людей были убиты в стычке с англичанами Хью де Бурга, который этим нарушил существующее между ним и принцем перемирие. Так что 12 мая принц снова был у стен Дувра, самолично наблюдая, как его требюшеты метают камни в стены крепости.

И в этот же день Уильям Маршалл метнул свою стратегическую бомбу прямо посреди сессии королевского совета: «Внемлите мне, благородные рыцари и все, кто верен королю. Внемлите мне, ибо то, что я сейчас скажу, заслуживает быть услышанным. В этот день мы возьмем оружие и защитим свою честь – ради себя и ради тех, кого мы любим, наших жен и детей. Мы защитим нашу землю и мир на ней, во имя своей чести и чести Святой Церкви, которую эти люди попрали, и заслужим отпущение и прощение всех грехов наших. И будем внимательны, чтобы в рядах наших не было ренегатов». Нужно отдать должное сэру Уильяму: он очень долго запрягал (и без успехов партизан короля Джона продолжил бы запрягать до бесконечности, надеясь на чудо), но когда дорога стала видна, он погнал по ней очень быстро.

Да, Маршалл сейчас предлагал то самое, чего так избегали средневековые стратеги: быстрый и нацеленный удар, нанесенный всеми имеющимися силами, когда за час или два битвы решается всё. И, разумеется, ситуация, в которой поражение станет безвозвратным и окончательным, королевский совет испугала. Маршалл, тем не менее, продолжал без устали выклевывать присутствующим мозг и вколачивать их головы веру в победу. Собственно, после первого шока эти люди, не бывшие новичками в военном деле, согласились с нелегкой мыслью, что традиционная «война замков» роялистам просто-напросто не по силам – у них закончатся люди и деньги намного раньше, чем у французов. И, скажем так, все присутствующие отчетливо понимали, что церковь, сейчас полностью поддерживающая роялистов (и это была очень важная поддержка!), невозмутимо поддержит в будущем победившую сторону ради равновесия в Европе. К тому же, именно сейчас силы Луи Французского были разделены, так что, ударив по Линкольну, роялисты могли одержать решающую победу и привлечь на свою сторону всех колеблющихся, оставив принцу только его французов.

Полный сбор всех сил, лояльных Генри III, был объявлен в Ньюарке на 15 мая.

@темы: Henry III

---

"Вызов"

Это который детективный сериал. Наткнулась на ютубе, неожиданно понравился. Там про раскрытие так называемых "мистических" преступлений. На самом деле, мистики там нуль оказывается, но мне понравилась эта ненапряженная закрученность сюжета, отсутствие чернухи, и спокойный темп. Старший актер в роли убедителен просто сам по себе, ему и изображать ничего не надо. Мальчик так себе, а вот девочка изумительно красива, и так же изумительно хреновенько изображает то, что по ходу изображать требуется. Кроме сцен, где надо просто сидеть и смотреть на мужчину напротив загадочно. Но это ничего не портит, кстати. Хороший сериал для ноября, рекомендую.

@темы: кино на радость нам дано

---

Генри III - 3: проблемы на начало царствования

Отлучение от церкви принца Луи и его сторонников должно было обеспечить возвращение в лагерь лоялистов-роялистов определенного количества баронов, но было сделано для этой цели и ещё кое-что: переиздана от имени Генри III Магна Карта, причем с некоторыми изменениями. Главным была фраза, что король хочет положить конец вражде со своими баронами: «мы желаем отказаться от этого, потому что это не имеет к нам никакого отношения». Это было важно, потому что часть баронов бунтовала не против власти Ангевинов, а конкретно против короля Джона, характер и выходки которого действительно плохо укладывались в любые писаные и неписаные правила отношений между королем и его правящей элитой. Нельзя систематически троллить и унижать публичное достоинство тех, на кого функционирование государства во многом опирается.



King John

Для равновесия, из версии Магна Карта 1216 года был убран параграф, дающий баронам право подвергать цензуре и даже наказанию короля во имя безопасности королевства. Причем, технически, придраться к цензуре параграфа о цензуре было совершенно невозможно: король-ребёнок никаких действий против безопасности королевства принимать не мог – за него правил королевский совет, представляющий баронство, во главе с бароном, регентом-хранителем, выбранным баронством же.

В целом, около 19 параграфов остались неупомянутыми в Магна Карта 1216 года, и все они имели, казалось бы, отношение именно к претензиям баронов к конкретному королю – к Джону. Тем не менее, как понимаю, никто никому конкретно не обещал, как и когда данная версия Магна Карта будет пересмотрена – ведь она была просто договором, а такие договоры периодически пересматриваются и переписываются. А пока из версии 1216 года исключили довольно важные ограничители королевской власти. Отсутствовало ограничение на взимание скутажа (щитовых денег) кроме как на выкуп короля, или выплат на возведение в рыцарское достоинство первого сына от первого брака короля, или первого брака первой дочери без согласия королевского совета. Эти изменения также аргументировались их бессмысленностью в применении к девятилетнему королю. Особенно в случае, когда регентом-хранителем королевства является барон.

Естественно, никто не знает, что именно было у Маршалла на уме, когда он молниеносно проводил свои реформы. Как минимум, план у него явно был готов задолго до 12 ноября 1216 года, когда данные изменения были сделаны. Скорее всего, судя по результату, Маршалл преследовал сразу несколько целей – как баланс королевской и баронской власти, так и лишение мятежных баронов их идеологической платформы. После того как документ подписали Маршалл от имени короля, и Гуала в качестве представителя папы, мятежные бароны стали выглядеть мятежниками против самих себя как баронов, против ничем себя не скомпрометировавшего законного короля, и против власти Святейшего престола.

Возможно, кстати, что отредактированная на новый лад Магна Карта в принципе осталась «жива» в истории королевства только благодаря этой редакции. Что, в свою очередь, сформировало будущее королевства таким, как мы его знаем. В 1216 году она сделала возможным для мятежных баронов возвращение в лагерь роялистов, и каждый из вернувшихся был встречен адекватно, без репрессий. Не сказать, чтобы большинство тех, кто связал себя с делом Луи Французского, вернулись на родные берега незамедлительно после подписания этого варианта Магна Карта, нет. Первыми вернулись те, кто не успел себя скомпрометировать слишком глубоко, и когда они были приняты хорошо, поток возвращенцев окреп.

Но это было уже потом, а сейчас, незамедлительно после подписи Магна Карта нового короля, нужно было навести порядок в административном устройстве, изрядно пострадавшем в баронских междоусобицах. Такое устройство уже существовало с времен Генри II, причем построенное для того, чтобы часто отсутствующему королю не приходилось бы вникать и вмешиваться во всё происходящее лично. Как минимум две функции были критически важны для функционирования государства, и обе они на данный момент не работали: финансы и юриспруденция. Деньги в казну не собирались, или собирались лишь бы как, суды не проводились, тяжбы не решались, никто за соблюдением законов не наблюдал.

Финансовая система Ангевинов базировалась на том, что в течение года шерифы собирали подоходный налог с подданных короля в размерах, согласованных с королем, и дважды в год отчитывались перед баронами казначейства за собранное. Если доходы от подоходного налога превышали согласованное, разница оставалась у шерифа. Нет, не на пряники – на управленческие и военные расходы, как и деньги, стекающиеся в государственную казну. Источником дохода персонально для шерифов служила не их должность, а их владения, к должности прилагающиеся, плюс статус и власть.

Уязвимость системы очевидна – она предполагает, что все вовлеченные являются абсолютно и тотально честными людьми. В мирное время за деятельностью шерифов худо-бедно наблюдали работники казначейства, довольно хорошо знающие условия и уровень доходов каждого региона страны, да и шерифов они знали хорошо, имея своих осведомителей. Но в условиях войны, когда бароны подрывают финансы друг друга, когда доходы частично нелегальны из-за неработающих систем сбыта, а население инстинктивно старается припрятать копеечку, не зная, что будет завтра, и когда доставить собранное становится смертельно опасным квестом?.. Искушение злоупотребить становится слишком большим на всех уровнях. Пусть легенда о Робин Гуде зря очернила конкретно шерифа из Ноттингема, она довольно точно отражает ситуацию, когда система оперирует без контроля высших инстанций.

Что касается контроля, его должна была, по изначальной задумке, осуществлять именно корона через работу с жалобами от королевских подданных, и разбор спорных случаев. При короле Джоне, которому было не занимать энергии, судебная палата колесила по всему королевству вслед за двором короля, обеспечивая каждому жалобщику доступ к королю, который и выносил решения. Это был личный стиль короля Джона, держать руку на пульсе всего происходящего. Но этот стиль был никуда не годным в условиях, требуемых для внесения стабильности – так называемая «королевская скамья» проводила заседания в Вестминстере крайне нерегулярно и без всякого расписания.

Определенную угрозу создавало и присутствие Луи Французского на территории острова. Этот молодой человек был слишком предприимчив и напорист, чтобы можно было отмахнуться от его активности и просто подождать, пока его высочеству не надоест сидеть под стенами Дувра. Силы роялистов рассекали силы мятежников почти пополам – за Ангевинов были Виндзор, Оксфорд, Бэкингем, Хартфорд, Бедфорд, Кембридж, Нортхемптон, Ньюарк, Ноттингем, Слифорд и Линкольн, тогда как центральный регион в целом был против них. И на востоке в руках роялистов были замки в Колчестере, Плеши, Нориче и Орфорде, хотя территории вокруг замков как бы находились если и не на стороне мятежников, то под их влиянием. Со своей стороны, роялисты, засевшие в укрепленных городах и замках, были зажаты между силами мятежников.

На стороне роялистов был Фолкс де Брюте, контролирующий Оксфорд, Бэкингем, Хартфорд, Бедфорд, Кембридж и Нортхемптон. Осаде же Дувра силами мятежников противостоял старый добрый наш знакомый по серии о короле Джоне – юстициарий с 2015 года, Хью де Бург. То есть, добрым он был только в том смысле, что умел наводить порядок в каких угодно кривых рядах, о чем свидетельствует единодушное решение защитников Дувра не сдаться Луи Французскому и после смерти короля Джона, хотя они не ожидали никакой помощи от роялистов, зная, какой хаос будет с коронацией, и не зная, кого, в конечном итоге, коронуют. Со своей стороны, Луи Французский прекрасно знал, что взять Дувр штурмом абсолютно нереально, и что при желании Хью де Бург сможет очень осложнить ему жизнь и из осажденного замка. Поэтому он старался поддерживать с осажденными отношений в стиле «ничего личного, это только война», и разрешил де Бургу отправиться на коронацию Генри III, надеясь, возможно, втайне, что тот не вернется. Но Хью вернулся, конечно.

С другой стороны, никто не знал направления мыслей де Бурга, которыми он ни с кем не делился. Что было бы, если бы епископ Винчестерский, Питер де Роше/Пьер де Рош, не решил на время прекратить с Хью враждовать? Дело в том, что де Бург сменил де Роше на должности юстициария (что-то вроде премьер-министра) годом раньше, что само по себе было для епископа неприятно. Но оскорбительной эту ротацию для епископа делал факт, что Хью де Бург был, собственно, никем. Сыном каких-то джентри из Норфолка. Тогда как сам де Рош был из рыцарской семьи, известной в Пуату, да ещё и стал баснословно богатым в качестве епископа.

Достойно восхищения, конечно, что оба деятеля оказались патриотами Англии в первую очередь, и смогли на время смирить свои амбиции. Но де Бург отнюдь не был безразличен к власти, состоянию и блеску, а именно их предлагал ему принц Луи. И надеялся, что отставной юстициарий не устоит. Как выяснилось, надеялся напрасно. Де Бург не купился и не смирился, просто он решил вернуть себя в первые ряды новой администрации нового короля заслугами, что вскоре принц Луи получил возможность увидеть.

Ещё одной личностью, более чем всерьез доставляющей принцу Луи неприятности, был сквайр из Кассингема в Кенте, собравший в лесах партизанские силы лучников. Вопреки нынешнему прочтению фактов, отрицающему любые плюсы в личности короля Джона, именно он положил начало цепи событий, спасших, в конечном итоге, королевство его сына. Джон 26 мая 1216 года написал краткие распоряжения бейлифам Вилликину де Кассингему в Кенте и Ричарду Люсэ в Саффолке встретиться с графом Сюррея (Уильямом де Варенном) и его помощником Годфри де Крокомом, и получить от них инструкции. Джон был достаточно искушен в вопросах партизанской войны, которую собирался начать против баронов-предателей, чтобы не доверять свои мысли бумаге, а именно к партизанской войне оба бейлифа начали после встречи готовиться.



William de Cassingham, он же Wilikens de Wans - почему-то в рыцарских шпорах. То ли картинка ихображает не его, то ли рисующий не знал, что "Лесной Вилликен" был только сквайром

Согласно хроникам, Вилликину удалось собрать в лесах Кента до тысячи лучников, совершавших дерзкие налеты на коммуникационные линии и военные базы противной стороны. Вряд ли лучников была целая тысяча, просто точность и быстрота наносимых ударов, плюс повышенная маневренность и умение рассеиваться после атаки наносили ущерб, совместимый с деятельностью тысячи человек. Партизаны де Кассингема были местными по большей части, по крайней мере вся система поддержки их местным населением, знание локаций, организация передачи данных через сети родственных связей об этом говорят. О личности же «Вилликина из леса», как его называли французы, общего согласия между историками нет.

Похоже, он был совсем молодым парнем, где-то 21 года от роду, и, возможно, изначально был наёмником из Фландрии, награжденный королем за какую-то исключительную службу должностью и землёй. Его также безумно боялись в рядах Луи потому, что пленных он не брал. Не из какой-то исключительной жестокости, а просто потому, что в условиях партизанской войны пленных держать в ожидании выкупа было негде. По тем временам, когда базовым правилом было пленников не убивать, расправы Лесного Вилликена были источником такого ужаса, что союзники Луи быстро научились не лезть в леса Кента, и путешествовать исключительно по воде, где их тоже ожидали опасности в лице Филиппа Дюбени (тоже мобилизованного на контроль водных путей королем Джоном), но хотя бы не смертельные - Дюбени, как рыцарь, пленных брать был обязан.

@темы: King John

---

Кошка и ложка

Нашла на одном сайте подборку картин, где кошку кормят с ложки. Не то чтобы невидаль, но возникает вопрос, почему часть кошичек туго завернута во что-нибудь? В комментах высказывались предположения, что художник так избегал вырисовывать шерстку, что для того, чтобы кошки не царапались, ну и просто потому, что бабы дуры и даже кошек заворачивают в пеленки. Нууу... За дур не скажу, версию про шерстку отвергаю, а вот про когти - как минимум одна дама почти точно не хотела рисковать платьем и красотой. Я лично ещё одну версию могу предложить: ни одна нормальная кошка не будет часами позировать, да ещё и когда её ложкой в мордочку тычут. Не собака чай...



Вот тут, судя по жуликоватому взгляду мущщщины, он явно разводит бабусю на деньги, как бы пытаясь то ли вылечить животину, то ли какой-то "чудодейственный препарат" в неё влить.



Дама явно что-то подозрительное в ложке держит - вот как пар валит от того, что в миске. А кот тут вряд ли с натуры писан. Художник, похоже, и котов-то не видел в жизни.



А тут почти точно какая-то пародийная сценка по сюжету, который пародировать тогда было и не положено. Да и сейчас.



Бабуся кашей котика пытается накормить, что котику совсем не нравится!



У этих двоих лучшее взаимопонимание, чем у предыдущих.



Здесь тоже пытаются бедной скотике какую-то пакость скормить. Котенок ошеломлен таким покушением на права своей породы!



Здесь со стороны кошки полная добровольность, но хочет ли девица обедом делиться?



А вот эта - делится!



Родственные души!



Интересно, удастся ли кисуле сбежать? Во всяком случае, она очень старается!

@темы: тот кот

---

Генри III - назначение лорда-регента

Итак, поскольку Генри III был ребёнком и по факту, и юридически, правительством до его совершеннолетия должен был руководить некто, пользующийся всеобщим уважением и искушенный в том, как на практике это руководство осуществляется. Разумеется, любой барон довольно неплохо разбирался в управленческих делах в масштабах своих владений, но для управления государством мало было быть просто управляющим. Регент-хранитель должен был разбираться в сложной системе международных отношений королевства, знать ключевые фигуры по всей Европе и быть знакомым им, и быть способным отстаивать интересы своего королевства как словом и репутацией, так и мечом. Как сказал сэр Артур Бассет, открывший заседание, «клянусь богом, во всей стране нет никого, подходящего для этой роли, кроме Маршалла и графа Честера».



«Я слишком немощен и болен», - ответил на это Маршалл. «Мои лучшие годы позади. Возьми этот груз на себя, сэр граф Честер, ради Господа нашего, ибо тебе он по плечам; и я буду тебе помощником до конца своих дней, и буду поддерживать твои решения изо всех своих сил; всё, что ты прикажешь мне словом или распоряжением, я буду выполнять с Божьей помощью». Собственно, Маршалл не кокетничал, ему действительно исполнилось в том году 70 лет, что в какой-то степени в любом случае отразилось и на его общем состоянии. С другой стороны, все присутствующие, включая самих Честера и Маршалла, были прекрасно в курсе, что хранителем королевства все присутствующие хотят видеть именно Маршалла, как хотел его видеть на этом месте и король Джон. Для такой роли возраст сэра Уильяма был плюсом, а не минусом, и гарантией того, что возможностями своими он не злоупотребит. Поэтому Блондевиль ответил ему так: «Черт побери, Маршалл, так не пойдёт. Ты – лучший рыцарь во всём мире: храбрый, опытный, мудрый, и тебя любят не меньше, чем боятся. Ты должен взять это на себя. И я буду служить тебе и выполнять твои приказы без возражений, изо всех своих возможностей».

Тут нужно пояснить, откуда взяты прямые цитаты. А взяты они из биографии Уильяма Маршалла L’histoire de Guillaume le Maréchal (medievalsourcesbibliography.org/sources.php?id=...), написанной сразу после его смерти по заказу его сына неким Жаном, который явно был сам свидетелем многого из того, о чем писал, и имел доступ к друзьям Маршалла. До наших дней дошла только одна копия рукописи, от XIII века, найденная историком Полем Мейером в 1800-х, причем буквальная, то есть неотредактированная. Особенно интересной работу делает то, что она написана на разговорном французском (англо-норманнской его версии), а не на латыни, как это было принято. Причем, повествование (поэма) настолько детально, и настолько совпадает с известными из других источников фактами биографии Маршалла, что работой воображения автора быть не может, и даже отражает проявления сэром Уильямом хитрости, тщеславия, гордыни и жадности. Разумеется, в наше время есть перевод этой книги как минимум на английский. Первым переводчиком был сам Мейер, современный перевод сделан Найджелом Брайантом.



Итак, обмен вежливостями состоялся. Тем не менее, папский легат Гуала Биккьери на всякий случай решил предотвратить маловероятную, но всё-таки реальную возможность того, что присутствующие подхватят эстафету, начав хвалить и Блондевиля, и Маршалла наперебой, и это может оставить за собой небольшую трещину в единстве лагеря роялистов. Легат увлек за собой обоих кандидатов и ещё несколько человек в другую комнату, где сделал желаемое положение вещей ясным для всех, предложив Маршаллу полное отпущение грехов, вольно или невольно совершенных им за всю жизнь, если он возьмет на себя роль регента-защитника. Это было драгоценным подарком, и Маршалл согласился. В конце концов, перспектива отправиться прямо в рай после смерти для 70-летнего человека не является чистой абстракцией.

Неизвестно, присутствовал ли при переговорах тот, кого они касались больше всего – сам Генри III. Историк Мэттью Льюис считает, что если тот отсутствовал, то это было бы серьезным минусом в образовании короля, который должен был видеть, как принимаются судьбоносные решения. С другой стороны, у кого было время в тот момент думать об образовательных моментах… Я позволю себе посмотреть на ситуацию под другим углом: юный король уже вручил свою судьбу Маршаллу. Принять участие в выборах своего защитника он всё равно не мог, это точно превратило бы обмен вежливостями между Честером и Пемброком в соревнование за признательность короля. Причем заседание перед тем, как кардинал взял его в свои руки, наверняка превратилось бы в нескончаемую говорильню, потому что каждый присутствующий хотел бы запомниться королю хоть чем-то.

Как показало дальнейшее развитие событий, у Маршалла уже был разработан готовый план действий роялистов, который он немедленно собравшимся и озвучил. Во-первых, он решительно заявил, что король в военных действиях принимать участия не будет. Он был слишком молод даже для прохождения рыцарской закалки. Дело в том, что когда-то сам Маршалл был в возрасте даже более молодом уже заложником за своего отца у короля Стефана, и остался жив только благодаря тому, что Стефан его помиловал после того, как Джон Маршалл перешел на сторону императрицы Матильды, холодно заявив, что король может повесить щенка, если желает – тот у него не последний ребёнок. С одной стороны, Маршалл мог захотеть оградить своего подопечного от военной брутальности. С другой – именно эта брутальность провела Маршалла по пути от ненужного своему отцу сына до главы правительства королевства. Тем не менее, все, похоже, были абсолютно согласны с решением регента, и тот быстро подтвердил опекунство короля за епископом Винчестерским, Питером де Роше, который и раньше был тьютором Генри.

Тем не менее, вечером того же дня Маршалл, находясь в кругу близких друзей, предупредил их, что дело короля, скорее всего, проиграет: «у ребёнка нет ничего своего, я – старик, и удача может быть против нас». На что Джон из Эрли сказал, что пока Маршалл будет верен своему делу, его честь и репутация не пострадают. Даже если его предадут все, и он будет вынужден бежать в Ирландию, он будет знать, что сделал всё, что было в его силах, и сохранил верность. «И если проигрышное дело будет выиграно благодаря тебе, то подумай, может ли быть большей твоя радость после победы», - сказал Джон. «Клянусь мечом Божьим, твой совет справедлив и правилен, и вот что я вам скажу от всего сердца – если король будет предан всеми, кроме меня, я посажу его на плечи и буду нести из одной страны в другую, и никогда не оставлю его, даже если мне придется просить хлеб как милостыню», - ответил Маршалл.

После этого эмоции отодвинуты в сторону, и Маршалл взялся за дело. Шерифам и кастелланам всего королевства были отправлены письма с распоряжением принести оммаж новому королю, а легат Гуала призвал всех баронов и епископов явиться на королевский совет в Бристоль, который был назначен на 11 ноября 1216 года. Собственно, в Бристоль явились почти все лорды духовные, за исключением архиепископа Кентерберийского, которого не было в стране, и епископов Лондона, Солсбери и Линкольна, которые были больны (или так они объявили). Явились также все рыцари и бароны, оставшиеся верными Ангевинам. Дело короля Генри III внезапно перестало выглядеть безнадежным.

Председательствовал на заседании легат Гуала – он был представителем короля над королями. Маршалл был утвержден Хранителем, и получил право подписывать документы от имени короля, как «Наш хранитель и хранитель Нашего королевства». На Уэльс был наложен интердикт за поддержку мятежным баронам, и принц Луи со своими союзниками были формально отлучены от церкви. Это не было совсем уж пустым звуком, хотя, начиная с правления Генри II, отлучения рассыпались имеющими власть их накладывать так густо, что к процедуре изрядно привыкли, и глубокий драматизм она потеряла. Тем не менее, в данном случае сторонники дела короля получили через отлучение противной стороны от церкви право убивать своих противников, не отягощая свои души грехом.

Средневековая церковь, прагматичная до мозга костей, очень интересно относилась к заповеди «не убий». То, что убивать друг друга в вооруженных конфликтах дети церкви будут, церковь вполне признавала, разработав сложную систему искупления грехов через службу военного класса на пользу общества. К слову, лорды духовные, епископы и архиепископы, так же несли военные обязанности на службе королю и королевству, как и лорды светские. По большому счету, система легатства была предназначена для урегулирования конфликтов там, где это было возможно, или хотя бы для осуждения нарушившей законы и правила стороны, если мирное урегулирование проблемы возможным не представлялось. Так что сотрясанием воздуха слова легата не были.

@темы: Henry III

---

Всячина

Вчера день какой-то китайский и обжирательный был. Час с лишним в "Мандарин Палас", потом ещё на распродаже в алиэкспрессе висела несколько часов. Назаказывала кучу всего, что считаю для себя совершенно необходимым, причем две пары определенных кроссовок про запас. Мне на работу только они и подходят - невесомые и подошва правильная. И сделала то, что хотела несколько лет сделать, но жаба давила. Заказала настольную вертикальную шашлычницу - у нас дома была такая в моем детстве. Только теперь вращение шпажек автоматическое, а мы их сами поворачивали. Надеюсь, таможня пропустит. Это у меня просто есть такое противное чувство, что скоро у нас опять что-то придумают против заказов из Китая.

Начала потихоньку располагать украшения к Рождеству, хотя на улице - слепящее солнце и необыкновенно тепло, а на балконе тепло особенно, герань вовсю цветет. Это хорошо что солнце - у меня там китайский фонарик с толстой кошкой, он на солнечной батарейке. Светит сейчас в темноте. Намного приятнее возиться там, когда тепло, а не тогда, когда мороз.

Газеты не читаю, новости не смотрю, в жж навигация только в пределах ф-ленты, где нет трубачей апокалипсиса. Задолбали с этими почти предвкушениями возможных грядущих несчастий. Насколько знаю, многие сильно урезали то же, что и я, ибо нефиг. В реале же ничто не предвещает, собственно.

На работе хрень, конечно, но в этом ничего интересного или даже нового. Очередной исход коллег, хотя с исшедшими связи уже намного слабее, чем с теми, кто уходил раньше, меньше времени вместе работали. Новая начальница производит впечатление адекватной тётки, но у нас снова недокомплект всех. Всё порядком надоело, но в этом тоже ничего нового.

Радостно посматриваю "детективы для домохозяек" - "Провинциальный детектив" на этот раз. Почти никто там не раздражает, кроме мужа одной из героинь, но это просто нелюбимый типаж, я таких и в реале не переношу. Немного настораживает только психологическая близость типажей для меня. Это не вполне нормально - они ведь поколение внуков практически. Неужели до такой степени не изменилось ничего? Кажется, начинаю понимать мисс Марпл, только её эта неизменность не шокировала.

@темы: житие мое

---

Генри III - первая коронация

Правление короля Генри III обычно характеризуют как «от несчастий к катастрофе». Он был коронован в момент, когда часть знати пригласила царствовать в Англии французского принца. Ему пришлось править во времена баронских бунтов и быть пленником у своих подданных. И даже умер он как-то обычно, от болезни, не став впоследствии святым из-за полного неверия своего сына и преемника в религиозные чудеса. Тем не менее, сам король мог видеть своё правление несколько по-другому, потому что ухитрился процарствовать целых 56 непростых лет, явно не став неврастеником. Как минимум, будучи человеком чрезвычайно религиозным, он мог видеть происходящее вокруг как испытания, посылаемые Господом, и не роптать, оставаясь человеком честным, приятным и даже сентиментальным, что для королей большая редкость. Возможно, поэтому личность Генри III никогда особенно не привлекала историков – она не обещала сенсаций.



А вот царствование его было одной сплошной сенсацией из-за мощных личностей вокруг престола, генерирующих потрясения, которые словно жили отдельной жизнью, полной страстей, устремлений, и самого черного предательства. Сам Генри III среди всего этого как-то потерялся, хотя, как средневековый король, и участвовал в происходящем персонально. Наверное, именно в установке «делай что можешь, и будь что будет» и кроется причина удивительной психологической устойчивости этого короля. И в самом деле, что он мог сделать в ситуации, сложившейся благодаря решениям, принятым задолго до его рождения? По сути, проблемы правления Генри III были заложены уже во времена правления его деда, Генри II.

Создав (во многом благодаря удачному браку с Алиенорой Аквитанской) огромную империю Ангевинов, Генри II одновременно создал ситуацию, в которой большинство из высшей знати страны имели владения как в Англии, так и во Франции, а поскольку французские владения считались всё-таки частью Франции, и за них королю Англии надо было приносить оммаж французскому королю, то последний имел возможность торпедировать любые начинания английского короля, угрожая англо-французской знати потерей владений во Франции. Раздрай между Генри II и его супругой, весьма успешно настроившей сыновей против отца, привел, в свою очередь, к ситуации, в которой Алиенора Аквитанская слепо и тупо разжигала враждебность баронов Англии к своему сыну Джону ради любимого сына Ричарда, пока Джон не остался её единственным сыном. Тогда леди опомнилась, и даже кинулась ему помогать, но было уже поздно.

Вот и вышло так, что не лишенный управленческих талантов и бесстрашный до дерзости, Джон был ославлен в веках как «Мягкий Меч», словно это и не он делал для своего брата рейды в предместьях Парижа. Но попробуй править и быть успешным королем, если твои собственные бароны не являются к месту сбора войск, боясь потерять владения во Франции. Единственным «лекарством» в такой опасной ситуации были наемники под знаменами лично короля, но содержание наемников требовало средств, а Джону досталось королевство, практически разоренное до церковных ритуальных предметов, из-за безумного выкупа Ричарда I, сбора которого требовала Алиенора Аквитанская, которой на Англию, собственно, было совершенно наплевать – в своем менталитете она никогда не поднялась выше обычного баронского уровня, и Аквитания с её интересами была для леди на первом месте. После интересов обожаемого сына Ричарда, конечно, но ведь она с детства растила его именно для Аквитании.

В общем, Джон, разумеется, драл деньги на наёмников с предателей-баронов, но те, в свою очередь, компенсировали потерянное за счет своих арендаторов и работников, не забывая напоминать, что всё это происходит из-за злого короля.

Джону, ставшему королем Англии, пришлось крутиться ужом между интересами своими, государственными, баронскими и папскими. Возможно, он бы эту борьбу даже выиграл (к тому всё шло), если бы его жизнь не закончилась при довольно мутных обстоятельствах, то ли после десерта из персиков в одном монастыре, то ли от отравленного одним из монахов эля. Или, что более буднично, он просто умер от дизентерии, подхваченной в походе. Тем не менее, поражающее своей лаконичностью завещание Джон сумел составить по всем правилам, и имена свидетелей, скрепивших это завещание, не обещали лёгкой жизни предателям королевства. Первой красуется печать папского легата, затем – влиятельных епископов Винчестерского, Вустерского и Чичестерского. За ними – Мастер тамплиеров Англии Аймери де Сен-Мур, Уильям Маршалл, граф Пембок, Ранульф де Блондевиль, граф Честер, Уильям Феррерс, граф Дерби, Уильям Брюэр, шериф южных графств, бароны Уолтер де Лэси и Джон Монмунт, и капитаны наёмников Саварик де Малон и Фальк де Брютэ. В общем-то, такие мощные фигуры вполне могли воспрепятствовать планам части баронов покончить с династией Ангевинов.

Проблемой было то, что старшим сыном короля Джона был девятилетний мальчик, чья жизнь полностью зависела от способности исполнителей завещания эту жизнь защитить. Единственной реальной возможностью это сделать была немедленная коронация ребёнка – на открытый регицид помазанного на царствие короля тогда не решился бы никто при любом раскладе. Расклад же был неприятным. Принц Луи Французский (будущий Луи VIII) держал юго-восток Англии, бароны контролировали север, Ллевелин Великий – Уэльс, и роялисты были вынуждены действовать на три фронта. Да, у роялистов были ресурсы и репутация. Но бароны в своих действиях зашли уже настолько далеко, что не верили в возможность решения сложившейся ситуации кроме как через победу или смерть, в бою или на плахе. И, пожалуй, не случись Уильяма Маршалла на стороне королевкой семьи, не случилось бы и коронации Генри III.

У Джона были свои проблемы с Маршаллом. Получив богатство в возрасте уже почтенном (в 43 года), Маршалл боялся его потерять, что по-человечески совершенно понятно. Поэтому в ряде случаев он предпочел послушаться приказов из Парижа, а не из Лондона. Тем не менее, когда бароны решили притащить в Англию французского принца, Маршалл не выдержал, и вернулся на сторону короля. И вот ему-то персонально Джон доверил заботу о правах своего сына. Это был идеальный выбор. С одной стороны, Маршалл во многом был олицетворением кодекса истинного рыцаря и живой легендой, обладая по этим причинам репутацией, превосходившей репутацию любого короля. С другой – только Маршалл мог не иметь никаких личных поползновений в сторону увеличения своей власти за счет власти опекаемого, и, соответственно, только он мог избежать массового кровопролития, найдя с мятежными баронами условия приемлемой для них капитуляции.

Нет, ангелом Маршалл не был. Он был вполне продуктом своей эпохи – странствующий рыцарь из не имеющей влияния семьи, заработавший репутацию на опаснейших турнирных сражениях, колеся по всей Европе. Он был жаден до денег, гиперчувствителен в вопросах своей чести, и чертовски высокомерен. При этом он действительно увидел и понял за свою жизнь странника больше, чем любой сэр или пэр, не высовывающийся за пределы своих частных интересов. И ещё одно: заработав репутацию, влияние и состояние как рыцарь, он не мог себе позволить публично скомпрометировать кодекс рыцаря, потому что это разрушило бы фундамент всей его жизни. Так что да, король Джон знал, что делал, назначая Маршалла исполнителем своего завещания и регентом королевства при своем сыне.

Что касается принца Генри, то возраст девяти лет для его сверстников и правда был возрастом детским. Принца же успели научить к девяти годам многому. В частности тому, что если Маршалл просто кинет мальчугана перед собой в седло как котёнка, и увезет короноваться, презрительные усмешки будут преследовать короля до конца его дней. Поэтому процедура эвакуации сиротки из укрепленного замка Девайзис была формальной и трогательной. Они встретились на дороге в Малмсбери, куда принца доставил полагающийся принцу по статусу эскорт, посланный Маршаллом в Девайзис – отряд сэра Томаса де Сандфорда. Старый рыцарь преклонил перед мальчиком колено, а тот сказал ему: «Я вручаю себя Богу и тебе, чтобы ты, во имя Его, позаботился обо мне», на что Маршалл ответил: «Я буду служить Вам верно, и нет ничего, чтобы я не сделал ради Вас, пока у меня будет хоть капля сил». Принцу Генри уже в детстве было свойственно реагировать на эмоциональные моменты слезами (движение души, от которого он никогда не избавится), так что он обнял рыцаря и расплакался. К счастью, сцена была трогательна и для Маршалла, так что он прослезился тоже, что растрогало всех окружающих. И вот после этого рыцарь посадил мальчика перед собой в седло. Да, маленький Генри наверняка мог скакать и сам, тем не менее, скачка на большую дистанцию требует довольно больших физических сил, которых у ребёнка быть не может. А путь был не близок – до Глостера, где должна была состояться коронация.

Выбор короля Джона ещё раз показал себя удачным перед самой коронацией, когда присутствующие вспомнили, что для коронации мальчик должен быть рыцарем, а в рыцари своих наследников обычно посвящали короли. Но, опять же, рядом с принцем был Маршалл, который и провел посвящение. После этого Генри III торжественно короновали в Глостерском кафедрале. Папский легат уступил честь короновать короля епископу Винчестерскому. Впрочем, сразу после коронационной службы Генри III принес папе через легата оммаж за Англию и Ирландию, а легат тут же отлучил от церкви принца Луи Французского, чтобы исключить возможность его коронации в Лондоне, и не допустить наличия в королевстве двух королей.

Да, тяжелые коронационные одежды были перешиты для ребёнка, потому что не было ни одной лишней минуты, чтобы заказывать и шить новые робы. Совершенно не известно, какой короной короновали Генри III. Король Джон возил с собой символы своей власти, но, поскольку он был известен как мастер молниеносных переходов, с собой обоз он не таскал, потому что обоз бы его тормозил. Куда делись сокровища короны – никто не знает. Впрочем, тогда к ним относились довольно утилитарно, переплавляя и переделывая под меняющиеся вкусы, так что так же мог поступить и тот, кто их нашел или прибрал. С короной дело обстояло так, что значительной её делало только благословление папы, а короля королем делало особое священное масло, которым коронующий епископ совершал помазание короля на правление – обряд, согласно которому коронуемый переставал быть просто обычным человеком, и получал часть божественной благословляющей воли. В Глостерском кафедрале был легат, представитель папы, благословивший коронет или какую угодно диадему, которой короновали Генри III, и в Глостерском кафедрале было требуемое масло, которое, опять же, благословил легат папы. В будущем Генри III коронуется ещё и в Вестминстере, для тех, кто не разбирался в тонкостях таинства и ценит лишь внешнюю сторону обряда.

Из кафедрала мальчика-короля, изнемогшего под тяжелыми робами, отдыхать унес на руках Питер д´Обиньи. Из-за усталости короля, коронационный банкет, к которому некогда было готовиться, планировался как небольшой праздник для узкого круга, но случилось так, что прямо во время банкета туда ввалился посыльный коннетабля Гудрич Кастл с мольбой о помощи. Замок, единственный на 12 миль от Глостера, был осажен силами, верными Луи Французскому. Надо сказать, что на коронации и банкете отсутствовал Ранульф де Блондевиль, граф Честер. Он… опоздал. По значимости и политическому весу, да и по воинскому мастерству Блондевиль и Маршалл были приблизительно в одной категории. Только у Маршалла было то, чего хотел и пока не имел де Блондевиль – трепетное отношение окружающих. Поэтому ближний круг Генри III хотел бы дать графу Честеру желаемое и подождать с коронацией до его появления, но время не ждало.

Тем не менее, дело с осаженным замком вполне могло, по мнению Маршалла, подождать. Он ответил гонцам из Гудрич Кастл, что сам он стар и сед, и лучшие его времена позади, поэтому не подождать ли им немножко графа Честера? Амбиции Честера были для всех очевидны, и никто, кстати, не имел против них ничего. Амбиции были вполне по заслугам. Поэтому Маршалл точно знал, что если сейчас эго де Блондевиля не потрафить, в будущем тот устроит скандал и обвинит Маршалла в жадности до власти, чего тот вовсе не хотел, потому что ему предстояло рулить государством до совершеннолетия короля. К тому же обозлившийся Честер мог переметнуться на сторону противников нового короля, что было бы намного хуже какого угодно скандала.

Честер явился на следующее утро. Ко всеобщему облегчению он цыкнул на нескольких своих прихвостней, который стали возмущаться тем, что церемонию коронации провели в отсутствие их лорда, и тут же принес оммаж королю. Кстати, о прихвостнях. Конечно, никто из них не осмелился бы открыть рот по своему почину. Но роль подобных личностей в свите лорда была именно в том, чтобы льстиво выпаливать критические мнения обо всех, кроме их покровителя, которые сам лорд не мог себе позволить высказывать публично. Для нас видеть подобные сцены в фильмах довольно неприятно – откровенное пресмыкание перед сильными мира сего считается в наше время постыдным. Нет, из моды пресмыкание не вышло, оно вполне себе приемлемо в обществе, если проявляется утонченно и изобретательно. Так вот, то же самое было и в средние века, просто тогда любому, рвущемуся наверх по социальной лестнице, были нужны люди, создающие ему репутацию. И эту репутацию создавала свита лорда, вовсю горланящая о его невероятном героизме и высокой морали, громко негодующая при любой притянутой за уши ситуации, в которой честь их лорда как бы пострадала. От свиты ожидалось, что одним ором свое место под солнцем оплачивать не будут, но будут также учинять ссоры со всеми несогласными относительно меры величия их лорда.

В общем, когда вышеописанные формальности были закончены, перед роялистами встала задача сформировать правительство. Причем не по принципу «чтобы никто не ушел обиженным» (хотя и это надо было учесть), а чисто по способностям. Потому что, во-первых, короля-ребенка в стране не было с англо-саксонских времен, да и в тех временах было сложно отыскать что-то ободряющее. Во-вторых, в задачи этого правительства входило не просто управлять той частью Англии, которая находилась в руках роялистов, но и объединить страну во что бы ни стало, как мечом так и привлечением на свою сторону всех, не являющихся активными и заклятыми врагами.

@темы: Henry III

---

Кто утверждал, что у меня кот толстый?

Весит 3кг 300г всего. Возили на прививку, следующая только через 3 года. Прививать унесли в специальную клетку для процедур на всякий случай, но оказалось, что без надобности вообще-то. Он у нас стеснительный и трусоватый, но не агрессивный вообще. Бедняга в процессе заключения в переноску перепугался вусмерть (первые выезд из дома), но быстро нас простил. Тем не менее, фотографировать этого узника хозяйского произвола в клетке не стала. Один плюс у Мелочи точно есть по сравнению с предыдущими собратьями - в дороге он не голосит вообще. Правда, и ехать всего минут пять.

Видели собачку размером с теленка, оказался доберманом. Хозяйка его, юная тонкая тростиночка, не имела ни малейшего шанса зверюгу удержать на месте, когда тот пошел знакомиться с гиперобщительным рыжим спаниэлем. Это надо было видеть)) Спаниэль бежит на месте, перебирая всеми лапами, а доберман везет ему навстречу свою хозяйку на поводке. Намордника не было, конечно, но они, кажется, здесь вообще не популярны. Впрочем, доберман был довольно дружелюбен, по-моему, насколько может быть дружелюбным зверь этой породы. Кстати, наш кот на собак не реагирует в принципе. Похоже, он просто не знает, что это там такое.

@темы: "зверята"

---

В гостях у президентов

Ныне покойных, разумеется. Это мы 23 сентября смотались в Тамминиеми, бывшую резиденцию президентов, а ныне музей, закрыв этим летний сезон интенсивного ознакомления с близлежащими достопримечательностями. На выставки интересные ходить-то будем. Надо до конца года сходить в музей Синебрюхова (который пиво Кофф), например, потому что туда старинного японского искусства подвезли. Но не к спеху. Что же касается Тамминиеми, то его после смерти Кекконена сразу же сделали музеем, потому что Кекконен - это Кекконен. Многие по сей день считают, что только при Кекконене и жилось простым людям хорошо. Возможно, и не ошибаются, я не знаю.



Портрет работы Глазунова, который наделал много шума. Финнам он не понравился. Дело в выправке Кекконена. Спортивный почти до самых последних лет, он никогда не показывался на людях, не расправив плечи. Тут поза расслабленная, к такому в официальных портретах не привыкли. Хотя Глазунов мог и не понимать, что портрет официальный - его же заказал и оплатил женский журнал, в обмен на эксклюзивное право следить за процессом. Супруга Кекконена громко прошептала на церемонии открытия портрета, что "мать родная бы не узнала". Сам президент сухо пошутил, что "в глазах этого типа есть что-то знакомое". Кто-то узрел в пейзаже, за правым плечом президента, красногрудого снигиря, и немедленно проассоциировал птичку с коммунистическим СССР, который бдит за Финляндией. На мой взгляд, Глазунов своей модели даже слегка польстил, если судить по фото президента

Сама вилла изначально, разумеется, была частной, и её строители не предполагали для дома такого будущего, которое сложилось. Строили её в 1904 году два молодых архитектора, Сигурд Фростерус (он же спроектировал и Стокманн в Хельсинки) и Густаф Стренгелл. Эти двое были ярыми противниками быстро входящего в моду стиля национальной романтики, и проповедовали рационализм. Кстати, они участвовали в соревновании проектов железнодорожного вокзала Хельсинки, но Стренгелл ухитрился круто подвести партнера, не выполнив свою часть работы до дедлайна, так что победил (к счастью) проект Элиэля Сааринена. А вот виллу оптовому торговцу Йоргану Ниссену они построили. Внутри вилла действительно функциональна до предела, но внешний вид здания из-за убеждений архитекторов не пострадал, по-моему.





Ниссен с дочерью

Потом, в 1914, виллу купил работавший в Питере инженер Эрнст Сунгрен, которому Тамминиеми служила дачей. Сунгрен уехал в 1917 из Питера, а в 1924 и из Хельсинки - в Бельгию. Его дочь, Элна, осталась в России - она была замужем за инженером Всеволодом Ждановым. В 1937 Всеволода расстреляли (реабилитирован в 1980-х), а Элну сослали в Сибирь, в лагеря, где она была с 1938 по 1947 году, и от пережитого так и не оправилась полностью, хотя брат брат смог помочь ей перебраться в 1950-х в Финляндию. Перемена места не помогла, травмированная психика Элны продолжала держать её в лагерном кошмаре. Её младший сын, сердечник, умер за время заключения матери. Старший выжил, и живёт в Бельгии. До реабилитации мужа Элна де дожила. Она умерла в 1977 году, вскоре после того, как написала свою книгу "Письмо из Сибири".



У Сунгренов виллу купил богатый бизнесмен Амос Андерсон. Ему понравилось место и сама вилла, но Андерсон был невероятно социальным человеком, ненавидившим тишину и одиночество. Сначала он пытался приглашать друзей в Тамминиеми, оплачивая им дорогу, но через три года вернулся "к цивилизации", так сказать, то есть в центр Хельсинки, где и наткнулся на одном приёме на дружеское предложение, от которого не смог отказаться: "а не хочет ли богатый бизнесмес подарить свою дачу бедному государству"? Предложение исходило от президента Каллио, который действительно был личным другом Андерсона, и было высказано в ответ на жалобы бизнесмена по поводу полной невозможности жить вдалеке от любимых театров и ресторанов. Идеей было оборудавать в Тамминиеми жилье для президентов, потому что Президентский дворец как-то не ассоциировался у Каллио с домом. По иронии судьбы, переехать сам Каллио в новый дом не успел. У него резко сдало здоровье, он подал в отставку, и умер буквально в день отставки. Кстати, музей Амос Рекс по сей день содержится на деньги Андерсона, завещавшего всё своё состоянии фонду развития шведской культуры.



Амос Андерсон

Так что первым поселившимся в Тамминиеми президентом был Ристо Рюти. Сначала семья Рюти проводила там только летние месяцы, но в 1944 году начались бомбардировки Хельсинки, президентский дворец был поврежден, и Рюти переехали подальше от центра столицы. Этому президенту не повезло оказаться ответственным за участие Финляндии во Второй мировой на проигравшей стороне. По иронии судьбы, в Тамминиеми же в июне 1944 был подписан договор с Риббентропом, гарантирующий поставки оружия и зерна из Германии союзной Финляндии, а уже 1 августа того же года - прошение Рюти об отставке из-за проигранной войны.



Ристо и Герда Рюти. Им действительно не повезло, этим юристу и экономисту Ристо и интересующейся парапсихологией, творчески ориентированной Герде. Но они выполняли свой долг честно

Первым президентом, постоянно и с удовольствием жившим в Тамминиеми, был Маннергейм, сменивший Рюти, и служивший до 1946 года, когда он уволился по состоянию здоровья. Интересно, что бомбоубежище под Тамминиеми называют "маршалский бункер", хотя, на самом деле, его построили при перестройке и реставрации виллы после того, как Андерсон подарил её государству. Именно поэтому Рюти и переехали в Тамминиеми в 1944 (в президентском дворце тогда бомбоубежища не было). Бункер - это, конечно, слишком ёмкое слово для такого скромного помещения.



Президент Паасикиви никогда в Тамминиеми не жил, но вот следующий, Урхо Кекконен, как въехал туда с семейством в октябре 1956 года, так и остался до самой смерти, после чего Тамминиеми сделали музеем. Так что, в какой-то степени, всю виллу можно считать домом-музеем Кекконена, хотя официально этот титул носит скромненькая избушка в Северной Саво, где он родился. Кекконен был, конечно, явлением, и до сих пор мнения по его поводу разделяются. Как понимаете, в вину ему ставят слишком дружелюбные отношения с СССР, то есть именно то, чем другие восхищаются. Сильвия/Сюльви, его жена, была не менее персоной, чего не скажешь, глядя на её фото рядом с Джекки Кеннеди. Правда, между женщинами разница в 20 лет, но меня не оставляет чувстви, что Сюльви вырядилась таким образом, зная о том, что элегантностью с Джекки конкурировать невозможно, зато можно обратить на себя внимание, дав одеждой понять, что она, Сюльви - мать, жена и занятая женщина, которая не считает внешний лоск важным.



На самом же деле, внешний лоск Сюльви любила самозабвенно, охотно признавая за собой эту слабость, и на других фото грибом-поганкой отнюдь не смотрится. Синее с золотом рококо в главном зале - это именно выбор Сульви. Как и цветовая гамма своей ванной комнаты.







А в спальне Сюльви - "золотое" кресло. Они с мужем вообще были людьми разного склада. Будучи писателем и натурой артистичной, Сюльви более ценила всякие хорошенькие и миленькие детали, Урхо же был в быту практически аскетом.



Спальня Сюльви



Спальня Урхо

А вот уголок бело-розовой мебели - это от Андесона ещё. И там живет божественно прекрасная Рысь скульптора Шилкина. Воистину, его работы невозможно не заметить, и никак нельзя ни с кем спутать.



В 70-х интерьер Тамминиеми обновили. Там появились милые сердцу президента предметы современной на тот день техники и быта - кожаные диваны и кресла (которые вообще вышли в Финляндии из моды только в этом веке, да и то не окончательно), знаменитое кресло-кокон, берёзовая мебель Аалто, телевизор с невиданной на тот день роскошью - пультом управления.



Барельеф в модном тогда египетском стиле, называется "Ihmisiä työssä" ("Люди за Работой"), Essi Renwall



Картина называется "Ilves kohtaa Jäämeren" ("Рысь и Ледовое Море"), Reidar Särestöniemi

Интересно, наверное, что Кекконен, которого часто можно видеть в официальных хрониках поднимающим бокалы или участвующим в охоте, практически не употреблял алкоголь и вообще никогда не стрелял (реальная психическая травма молодых лет). Например, на семейных рождественских застольях каждый выпивал не более бокала, против чего однажды бурно взбунтовалась невестка. Дети Кекконена и их семьи даже не знали, что в Тамминиеми есть встроенный в стену бар, и даже штатный бармен - президент принимал практически всех визитеров именно в Тамминиеми, устраивая в президентском дворце только самые большие приемы.



Кухня поражает своей скучной функциональностью. Единственной необычной для меня чертой была высота поверхностей - они довольно низкие даже для человека среднего роста в 170 см. Оказывается, всё было сделано по специальным меркам и для штата поваров с помощниками, которые в Тамминиеми работали, а они были довольно невысокие. Вообще, изредка ещё можно встретить дома у престарелых сохранившиеся кухни в функциональном стиле, и да, везде раздражающе низкие поверхности - тогда женщины были мелкими по сравнению с нашим временем.



Рабочий кабинет - невелик и тоже очень функционален.



Скульптура на заднем плане - "Водное препятствие" Пентти Пипанахо от 1956 года

А вот за этим столом проходили конкретные переговоры. Карта на стене - не лишь бы какая карта, а прадед нышних смартфонов - это альбом из более десятка карт, на самом деле, которые готовились специально для президента. На столе - только сигаретница и пепельница.



Ну и просто для наглядности, сколько всякой сувенирной дребедени набирается у людей на полках. С той разницей, что президент не мог полученные подарки не держать на виду))



И, наконец, знаменитая сауна. Кстати, до сих пор её можно арендовать на вечер за несколько тысяч. Говорят, некоторые фирмы и арендуют. Уж не знаю, анекдот или нет, но, вроде, в этой сауне парился и Хрущев в компании "капиталистов". По национальному коду, в финской сауне парятся без одежды, что для человека другой культуры отнюдь не всегда комфортно. Ну, у Хрущова оказались в багаже новые сатиновые "семейные", в которых он и парился. Сейчас эта культура, не трясти приватными частями тела на людях, снова возвращается, как ни странно. Молодежь консервативнее своих дедов-прадедов.

@темы: финляндия

---

Опофигей очередной

Из-за попытки жж списать с моей карты оплату (на имя какого-то частного лица с именем английского типа), мой банк закрыл мне карту



Вежливо написали, что у них есть опасения, что данные моей карты угодили в преступные руки. Пока новая не придет, этой я могу пользоваться, конечно, но только в проверяемых местах - в магазине и виртуальном банке. Однако... Ну, не закрыли возможность висеть на российских блоговых платформах - и то спасибо. Но какая бдительность!

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Кот в одиноком октябре

@темы: тот кот

---

Лондонский пивной потоп

Дело было 17 октября 1814 года. Четыре года назад на перекрестке Грейт Рассел Стрит и Тоттенгем Корт Роуд была, к вящей радости местных обитателей, посроена пивоварня "Конская Подкова". Свежее пивко ферментировалось там в огромной бочке в 22 фута высотой, скрепленной деревянными обручами, что тоже было местной достопримечательностью. Вместительность этой бочки была 3 500 баррелей тёмного портера, и это внушало любителям пива уверенность, что оно не закончится в самый кульминационный момент дружеских попоек.



Увы и ах, в тот октябрьский день местных ожидала не приятная пирушка, а настоящее пивное цунами. Во второй половине дня 17 октября лопнул один из обручей ферментационной бочки. Где-то через час вся бочка лопнула, и поток эля вырвался из нее с такой силой, что разрушил заднюю стену пивоварни, а также разметал ещё несколько меньших бочек. По трущобам Сент-Жиль Рокери, где обитала беднота, уголовники и проститутки, хлынул бурный поток 320 000 галлонов пива.

Это было вовсе не так забавно как звучит. Волна пива была высотой в 15 футов, а дома слеплены кое-как. Два дома рухнули, похоронив под собой тех, кому не повезло в те часы оказаться дома. Погибли Мэри Банфилд и её дочь Ханна, пившие дома чай. Погибли четыре ирландца на поминках двухлетнего мальчика, умершего день назад. Волна обвалила стену паба Тависток Армс, похоронив под обломками служанку-подростка Элеанор Купер. Из трёх работников пивоварни, удалось спасти из-под завалов только одного. Разлетевшиеся под давлением обломки дубовой бочки повредили стены и крыши близлежащих домов.

Мало этого, ещё девять человек умерли позже этим днем от алкогольного отравления - кто черпал халявный эль всеми имеющимися ёмкастями, а кто просто хлебал любимый напиток из пивной реки. Поскольку люди, обитавшие в трущобах, были народом отнюдь не сентиментальным, кто-то тут же придумал выложить найденные трупы в одином доме, и показывать желающим за деньги. Представьте, желающих было так много, что пол подними провалился. К сожалению, они просто оказались по пояс в пиве в подвале, хотя, по справедливости, заслуживали разделить судьбу "экземпляров с выставки".

Вся округа воняла пивом много месяцев, а наказанных не оказалось. Суд счел происшедшее Божьей волей, и на том разбор дела закончился. Даже финансовые потери пивоварни, которые составили £23 000 (около £1,25 миллионов на нынешние деньги), были отчасти компенсированы через возвращенную им за непроданный эль акцизную пошлину, и через компенсацию в ₤7 250 (₤400 000 на нынешние деньги). Так что "Конская Подкова" продолжала радовать обитателей Сент-Жиль Рокери до самого 1922 года. Дубовые бочки, правда, использовать после вышеописанного случая перестали, их заменили бетонные танки.

---

Легендарная жизнь императрицы Лау

Боже, какая милота)) Не знаю, что там можно на 36 серий растянуть, но расстановка главгероев мне определенно нравится. Хорошенький принц, абсолютно некрасивая, но очаровательная толстушка, которую ему подсунули в жены, злодейский канцлер по кличке Скорпион Лю... И главное - наличие проклятия жен, висящего над деревней, откуда пришла прямо на свою свадьбу дочка канцлера.

@темы: Дорамы

---

Последние королевы Средневековья - Элизабет Йоркская/8

Новости, полученные из Ирландии в мае 1487 года, заставили англичан почувствовать себя не только встревоженными, но и разочарованными. Поскольку скандально знаменитый процесс против Джорджа Плантагенета, герцога Кларенса, был ещё не совсем забыт даже людьми, от придворной жизни далекими, поддержка лордом Килдэром и ирландского правительством коронации Эдварда VI в Дублине придала кандидатуре претендента на английский престол определенную кредибильность. В конце концов, именно попытка спрятать Эдварда, своего старшего сына, в Ирландии и была чуть ли не основным пунктом обвинения против герцога.



The Last Stand of Martin Schwartz and his German Mercenaries at the Battle of Stoke Field 16th June 1487. Unknown artist Cassell’s Century Edition History of England c.1901

Там были ещё сочные детали речей Джорджа относительно своего брата и его супруги, но эти речи Эдвард IV и Элизабет Вудвилл слушали с самого момента объявления об их браке, так что никто не сомневался, что именно действия Джорджа Кларенса в отношении своего наследника напугали Эдварда IV до такой степени, что он решил сжить брата со свету. А вместе с ним и право линии Джорджа на наследование престола. Эдвард точно знал, что его брак не выдержит пристального рассмотрения с точки зрения закона. И что это, в принципе, может быть использовано Джорджем для того, чтобы после смерти брата посадить на трон своего сына, а не легального бастарда. Более того, при наличии завещания последнего из коронованных Ланкастеров, заверенного парламентом, корона переходила именно к Джорджу и от них. И вот теперь мальчуган, которого лорд Килдэр представил доверенным ему сыном Джорджа, был коронован в Ирландии. В дальнейшем коронация была, разумеется, отметена победителями как незаконная, и сын Генри VIII, тоже Эдвард, получил порядковый номер VI. Как видите, модный нынче канцеллинг практиковался всегда.

Была ли эта кандидатура реальной угрозой сравнительно молодой власти Генри Тюдора? Более чем. Пропаганда его правления была построена именно на идее прекращения губительных междоусобиц и объединении домов Ланкастеров и Йорков под правлением Генри VII. Можно до посинения спорить, был ли коронованный в Дублине мальчик тем самым которым нужно мальчиком, это не имеет ни малейшего значения. Был мальчик, предполагаемые права которого кто-то поднялся защищать, и нашел в этом деле себе союзников. Для Элизабет Йоркской ситуация была невыносимой по нескольким причинам.

Её коронация была уже решенным вопросом – это раз. Появление родственничка, который оттеснил бы её и её сына от трона раз и навсегда, да ещё и оставил бы её, скорее всего, вдовой, было совсем некстати. Во-вторых, появление претендента на трон со стороны Плантагенетов поднимало неудобную сторону брака Элизабет с нынешним королем Англии – наличие родственников из дома Йорков, вовсе не считающих, что её брак с каким-то никому не известным выскочкой решил все проблемы между Ланкастерами и Йорками. В-третьих, на её персональное счастье махнула рукой даже родная тётушка, Маргарет Бургундская, уверенно опознавшая племянника и поддержавшая его претензии деньгами и войсками. Женщины встречались, скорее всего, во время визита Маргарет в Англию, когда она приезжала просить брата о помощи в трудную минуту, в которой ей было отказано. Элизабет ходила тогда в невестах французского дофина, так что, учитывая её характер в молодые годы, она вполне могла быть очень неприятной особой в обращении со своей тётушкой. И вот теперь наступил её черед найти себя в сложной ситуации. Впрочем, и молодой кузен де ла Поль был не лучше, если не хуже: племянник двух королей из дома Йорков, он вполне мог быть более привлекательной фигурой для йоркистов, чем всего лишь жена чужого всем короля.

Что ещё хуже, Элизабет оказалась снова вынуждена спасаться из дома в каком-то убежище, как делала это уже дважды. Генри VII, впрочем, был лучшим мужем, отцом и сыном чем отец Элизабет, и ему даже в голову не пришло оставить защиту жены и наследного принца на Вестминстерское аббатство. Он вызвал жену и мать в Кенилворт, который к тому времени уже был не просто крепостью, а и роскошным замком. Король и его семья расположились в небольшом особнячке на берегу озера, который выстроил для себя Генри V, но в случае необходимости в их распоряжении была бы неприступная крепость. Впрочем, уже 16 июня необходимость крайних мер отпала. У армии Дублинского короля не было такого стратега как де Вер, так что йоркисты не сумели использовать ни одного имеющегося преимущества, тогда как де Вер использовал все их ошибки.

Сам Дублинский король оказался в руках врагов, но Генри VII махнул рукой на призывы судить неудавшегося «узурпатора»: «бедняжка, он совсем дитя», - сказал король, и оставил мальчугана под присмотром в собственном штате, хоть и на самой непрестижной должности кухонного помощника. Это был мудрый ход, лишивший недовольных на время формальной фигуры лидера (кто пошел бы защищать права поваренка?), а у мальчика было достаточно здравого смысла быть беспроблемным, и делать нормальную доступную ему карьеру, став со временем сокольничим короля, что уже было весьма престижно, учитывая одержимость Генри VII охотой. К тому же король получил возможность периодически демонстрировать своего опекаемого «бедняжку» интересующимся, тщательно проверяя, чтобы среди тех не оказалось никого, знавшего племянника Ричарда III персонально. Именно так строится позитивный пиар. Но знаете, пиар пиаром, а мне всегда казалось, что именно этот король действительно всегда с глубоким сочувствием относился к тем, кто оказывался в схожей в чем-то с его собственной ситуации с отсутствием выбора.

Что касается второго претендента на трон, который известен и как Ричард IV, и как Перкин Варбек, то тут всё было гораздо сложнее. Никто действительно не может сказать наверняка, был ли Ричардом Йоркским, сыном Эдварда IV. Во всяком случае, в его внешности фамильные черты практически не оставляли сомнения, что Йоркам он не чужой. К тому же, прошедший довольно необычную для человека своего века и возраста школу жизни, он был по-настоящему интересен, эрудирован выше среднего, и обаятелен сверх средней меры. Поэтому, когда молодой человек угодил в плен, Генри VII постепенно тоже попал под влияние этого обаяния, и рассматривал своего невольного гостя скорее как члена своего двора, чем как пленника. За Варбеком, разумеется, присматривали, но он вращался в сферах, непосредственно близких к королю, и его глупейший побег из дворца стал для Генри VII настоящим потрясением. Легко понять, почему. Он помиловал и приблизил к себе того, кто пытался отнять у него трон, потому что тоже чувствовал в Варбеке игрушку судьбы, против которой тот и сопротивляться-то не мог. Но его суждение и доверие были обмануты.

Что касается Элизабет Йоркской, то с её чувствами всё наверняка было гораздо сложнее. Если она с будущей свекровью действительно ликвидировали стоявших на пути Элизабет к трону Эдварда и Ричарда (хотя Эдвард действительно мог умереть между 1483 и 1485 годами – судя по его странностям, он был очень болен), её первой реакцией был, несомненно, страшный испуг. И весной 1497 года ей снова пришлось оказаться в очередном убежище на случай опасности. Венецианский дипломат взахлеб писал в своем докладе, что английский король спрятал свою семью в укрепленном замке на побережье, откуда мог бы забрать их с собой в случае необходимости бежать за границу. Тем не менее, в хорошо задокументированном правлении Генри VII нет ни намёка на подобные его действия. Но переживало опасные времена семейство короля в своих апартаментах в укрепленном Тауэре.

Нет никаких сведений о том, как произошла первая встреча между Элизабет и её предполагаемым братом. Судить о том, насколько она боялась или надеялась, что он выжил по явной демонстрации привязанности к тем, кто когда-то служил её семье, было бы неправильно. Подарки и персональные пенсии старым слугам были нормой для истинной леди и хозяйки любого замка, не говоря о дворце. Столкнуться в своем доме с молодым человеком, который мог быть или не быть её братом, но который собирался сбросить её семью с трона – это другое. Что ещё хуже, этот молодой человек свалился ей на голову не один, а со своей красавицей-женой, которую при дворе немедленно окрестили «Белой Розой», потому что королеву для этого титула была уже несколько увядшей. Биографы Генри VII и его царствования из будущих столетий почему-то были уверены в том, что перед чарами леди Катерины Гордон пал и сам король, но я думаю, что это мнение – отголосок распоряжения, согласно которому супруги не могли оставаться наедине, хотя причиной его явно была не страсть короля к леди Катерине, а просто его нежелание разбираться потом ещё и с возможным потомством возможного брата жены. В любом случае, леди Катерина сама предпочла связать свою судьбу с Тюдорами, став придворной дамой королевы и действительно любимицей двора.

Конец этой истории печально известен: Варбек, заключенный в Тауэр после своего побега, попытался бежать снова, якобы при помощи находящегося там же заключенного графа Уорвика. В результате оба были казнены. Но совершенно никому не известно, что стояло за развитием драмы. Интересные, но не слишком связные документы тех дней дают понять, что требование избавиться от графа Уорвика исходило испанских Изабеллы и Фердинанда, которые дали понять, что только окончательное устранение этой угрозы престолу даст им возможность рассмотреть перспективы брака между наследником английского престола и одной из инфант. С другой стороны, показания вовлеченных в заговор помощников беглецов внутри Тауэра ясно дают понять, что имел место заговор. Непонятно только, чей – это могла быть как королевская служба безопасности, не упустившая шанса покончить с обоими неудобными претендентами на престол одним махом, так и кто угодно другой, готовый мутить воду под прикрытием правого дела.

Хочу подчеркнуть ещё раз: из хорошо задокументированного периода правления Генри VII не сохранилось ни единой записи о том, что королева и/или её сёстры встречались лицом к лицу с тем, кто позиционировал себя их братом. Это могло быть их решением дистанционировать себя и дом, который они представляли, от недоброй памяти Войн Роз, но могло быть и вполне осознанным решением не ставить себя в ситуацию, в которой пришлось бы признать очевидное. Возможно всё, но это «всё» не будет историческим фактом, пока не будут (возможно) найдены новые записи или письма того времени.

Конец истории Элизабет Йоркской известен. После неожиданной смерти принца Артура она попыталась родить снова, чтобы судьба династии не зависела от единственного выжившего ребенка мужского пола, но её организм уже исчерпал свои ресурсы, и этих родов она не пережила. Умер и рожденный ею ребенок – девочка.

@темы: The Last Medieval Queens

---

Галопом по...

Как обычно после хороших дорам, несколько дней скиталась от одной к другой, не в силах смотреть ничего. Наткнулась на "Древнего детектива" и успокоилась. Хотя других дел по горло, а руки не лежат их делать.



На работе очередной шквал увольнений персонала, фельдшер осталась одна из 4-х, начальница тоже сбежала поближе к дому работать. Посмотрим, кто придет. Двое коллег вдрызг поругались из-за политики, и жаловаться начальству побежал мужыг - типа, на его мнения наехали агрессивно. Ну, обычное дело, что финны воспринимают эмоциональность как агрессивность, но чтобы аж начальству жаловаться?.. Предложила наложить бан на политические дискуссии на рабочем месте - как бы согласились. Ну в самом деле, пусть в фейсбуке ругаются на здоровье. В свое свободное время. А на работе и без политических прений нервно.

Но хотя бы англичане порадовали. Всё-таки, мастера интриги, не отнимешь. Интересно, неужели Трасс искренне не понимала, что её предназначили для политического заклания с самого начала? Пример Мэй не насторожил?

Впрочем, чего это я... Сама ж не лучше. Тут нас гоняли и ещё погонят к психологу, и меня озадачила моя собственная реакция интенсивного отторжения. Нас было человек 8, не меньше, и все в один голос сказали, что работа утомляет, раздражает, и что мотивируют только деньги. А тётя-психолог гудит чего-то там своё о понюхивании цветочков. Но на самом деле, у меня сами руки на груди скрещиваются в таких ситуациях. Вот назови им свои сильные стороны, да придумай на каждую букву имени что-то возвышенно-мотивирующее. Брееееед... Хотя лучше сидеть на таком даже занятии, чем мотаться от старушки к старушке, чего уж там. Просто я не хочу копаться в своей душе, тем более публично. Раскопки на кладбище ни к чему хорошему не приводит

@темы: житие мое

---

Последние королевы Средневековья - Элизабет Йоркская/7

Возможно, празднующая коронацию Элизабет Йоркской толпа отметила странный факт: мать нынешней королевы, вдовствующая королева Элизабет Вудвилл, в празднике участия не принимала. И в самом деле - ещё в сентябре 1486 года она выступила на крестинах принца Артура в качестве крёстной матери, а через пару месяцев она уже была обитательницей аббатства Бермондси. А 1 мая 1487 года, прямо посреди заседания королевского совета по поводу восстания Ламберта Симнелла, её зять сделала распоряжение, что всё имущество вдовствующей королевы «по многим причинам» переводится её дочери, королеве.



Через лет сто сэр Фрэнсис Бэкон даст понять, что причиной такого опалы вдовствующей королевы была её поддержка дела Симнелла. Вернее, «Симнелла», потому что профессор Эшдаун-Хилл довольно убедительно аргументировал свою уверенность в том, что коронованный в Дублине мальчик действительно был сыном герцога Кларенса и 17-м графом Уорвиком. Тем не менее, с какой бы стати Элизабет Вудвилл вдруг решила пожертвовать интересами члена своей семьи, старшей дочери-королевы, ради какого угодно правого дела сына человека, который смеялся ей в лицо и обзывал худородной выскочкой?

Скорее всего, внезапная опала вдовствующей королевы была связана с арестом её сына от первого брака, Томаса Грея (маркиза Дорсета), к которому король относился с сильным подозрением ещё со времен попытки побега Дорсета из его лагеря во Франции. Грея, правда, из Тауэра к коронации сводной сестры выпустили потом оставили в покое окончательно, а вот вдовствующую королеву что-то удержало от удовольствия разделить момент триумфа своей семьи. Вряд ли плохое здоровье, как предполагают некоторые биографы – Элизабет Вудвилл проживёт ещё пять лет, и, учитывая её характер, добровольно не явиться на коронацию дочери и «показать им всем», что её кровь снова в силе, она просто не могла. Как бы ни относилась Элизабет Вудвилл к зятю, которого дочь Жакетты Люксембургской вполне могла видеть «дважды бастардом», этот тип был королем, и сделал её дочь королевой. К тому же она когда-то сама дала согласие на этот брак.

Собственно, Томас Грей тоже не имел никаких причин поддерживать претензии сына герцога Кларенса, по тем же причинам, что и его мать. Есть одна-единственная гипотеза, которая могла бы объяснить их участие (если оно вообще было) в деле «Дублинского короля» — это то что под именем графа Уорвика мог скрывался Эдвард V. Ради сына-короля Элизабет Вудвилл могла бы пожертвовать дочерью-королевой, и сэр Томас её в этом поддержал бы. С другой стороны, мать и сын достаточно насмотрелись непредсказуемости династических склок, чтобы рисковать своим положением ради журавля в небе. Были ли они достаточно принципиальны, чтобы пожертвовать всем ради долга? К тому же, юный граф Уорвик настолько часто участвовал во всевозможных событиях правления Ричарда III, что его хорошо знали в лицо. Не говоря о том, что у сына герцога Кларенса была автоматическая поддержка ирландцев, а вот Эдвард V был для них никем. В общем, история более чем тёмная.

Каким был брак Элизабет Йоркской? Как вполне справедливо отметила Эми Лайсенс, наши суждения об этом часто имеют в истоке портретные изображения Генри VII и его матушки, леди Маргарет. При этом как-то не принимается во внимание, что и король, и его мать изображены в их пожилом возрасте, который, вообще-то, краше никого не делает по многим причинам. В 1760-х Хорас Волпол припечатал, что Генри VII был «неблагодарным господином и мужем-тираном». С чего он это взял? Из своих впечатлений от портрета тонкогубого господина с впалыми щеками и усталым прищуром глаз стального цвета, очевидно. Впрочем, испанский посол в 1498 году тоже писал, что королева – благородная женщина, живущая в тени своей свекрови. На самом деле, Элизабет Йоркская знала совершенно другого Генри – молодого, стройного и щедрого, не жалеющего денег на красоту нарядов своего семейства и их комфорт.

Несомненно одно: в делах управления и политики Элизабет не отсвечивала совершенно. Возможно, памятуя недобрую славу своей маменьки, которую обвиняли в чрезмерной политической активности (хотя та явно просто проводила ту политику, которую диктовал ей клан Вудвиллов). Возможно, просто окунувшись в удовольствия спокойной, предсказуемой и блестящей жизни после турбулентных детства и юности. Говоря о браке короля и королевы, надо также иметь в виду, что, согласно заведенному порядку, они имели раздельные хозяйство и источники личных доходов. Иногда двор короля и королевы находился под одной крышей, но чаще всего с весны по осень Элизабет с детьми находилась в Гринвиче или другом пригородном дворце, да и её муж в Вестминстерских апартаментах не сидел – он энергично колесил по Англии, постоянно держа нос по ветру. Своей прямой задачей Генри VII видел создание мирного и богатого государства, и усилий на это не жалел.

Другой вопрос, что подобные усилия подразумевали наличие крепких пут, наложенных на аристократию, что не могло не отразиться на общем впечатлении о его личности, которое аристократия и сформировала.

В любом случае, пара проводила вместе время всегда, когда для этого была возможность, а что касается свободы Элизабет самой выбирать стиль жизни говорит довольно забавный случай, когда пара нашла время пообедать вместе, за празднично накрытым столом, но блюда королю приносили из его кухни, а блюда королевы – из её.

Придворная жизнь была довольно насыщенной – поэты, художники, музыканты, философы и прочая творческая братия по всей Европе пристально мониторила открывающиеся возможности попасть на службу к английскому королю. Всё это просматривается в расчётных книгах двора, где упоминаются имена и расходы на различные увеселительные программы. Можно довольно долго описывать всевозможные детали быта королевской четы и то, сколько всё это стоило, но я не вижу смысла грузить рассказ лишними деталями. Можно только сказать, что ничто не говорит о том, что Генри VII был тираническим мужем.

Что касается свекрови, то можно с уверенностью сказать одно: леди Маргарет никогда не стала бы огорчать женщину, ставшую основательницей новой династии вместе с её сыном. В лондонском доме Маргарет Бьюфорт у королевы с юности были собственные апартаменты, все официальные документы упоминают, как полагается, «the queen and my lady the king’s mother», в церемониальных процессиях свекровь шла на шаг позади невестки. Вообще, женщины довольно много времени проводили вместе – выбирали платья для праздника Ордена Подвязки, обедали, занимались религиозными и социальными проектами, устраивали браки приближенных, присутствовали на свадьбах и крестинах. Всё это тоже хорошо задокументировано. Как-то не очень сходится с мнением о тиранической свекрови и страдающей невестке. В конце концов, если при Ричарде III Элизабет и могла чувствовать себя недовольной ссылкой под присмотр леди Маргарет, то для неё же взрослой свекровь могла стать единственным хорошо знакомым человеком в её окружении. Опять же, мать короля, похоже, сильно отличалась характером от матери заложника графа Ричмонда.

Когда я писала о том, что история с Варбеком сильно подкосила короля, то ещё не знала, что у него была и другая причина для угнетенного состояния: его жена начала болеть, причем так, что врачи опасались за её жизнь. В 1498 году муж платил не только её врачу, но и хирургу, Роберту Тейлору. Известно, что Генри VII и Элизабет Йоркская потеряли несколько детей, причем все они рождались здоровыми. Девочка Элизабет умерла в 1495 году в трёхлетнем возрасте от туберкулеза. Мальчик Эдмунд прожил чуть больше года, и умер по неизвестной причине. В какой-то момент был ещё мальчик Эдвард, но историки спорят, случилось это в 1488 году или между 1499 и 1501. Возможно, была ещё девочка Катерина, умершая в 1498 году, но это совершенно спекулятивно. В любом случае, к 1500-му году королева была уже здорова. Пока не случилась следующая беременность, которая её и убила.

В общем, как видите, ничего особенно выдающегося в жизни этой королевы не было, а о её смерти написано достаточно много, потому что момент, когда королевская чета получила известие о смерти их первенца, принца Артура, оказалась практически единственным задокументированным проявлением их чувств на публике. Впрочем, эта смерть изменила и будущее Англии - ненависть принца Гарри к предсказаниям и "предрассудкам" института католической церкви, которые обещали его матери долгую и счастливую жизнь, приведет к уничтожению предметов паломничества и, как следствие, расформированию монастырей.

В следующей части я попробую немного больше написать о событиях, имеющих отношение к двум коронованным то ли самозванцам то ли нет, Эдварду VI и Ричарду IV, и о том, как их появление на политическом горизонте задело именно Элизабет. И на этом историю самой последней королевы Средневековья можно будет считать законченной.

@темы: The Last Medieval Queens

---

Этюд в рыжих тонах

@темы: тот кот

---

Последние королевы Средневековья - Элизабет Йоркская/6

Роль королевы, в отличие от роли короля, всегда была более формальной. От нее не ожидали харизмы, пылких речей, умения вести за собой подданных и заключать формальные договоры и союзы. От нее ожидали скромности, безукоризненного целомудрия, безупречных манер, умения хранить секреты и глубокой мудрости. Она не должна была быть вспыльчивой, любопытной, тщеславной. Более того, правила хорошего тона запрещали королевам вмешиваться в государственные дела и использовать своё положение в личных интересах в ущерб справедливости.



С другой стороны, от королевы ожидалось, что она будет без устали ткать незаметную паутину связей и отношений между королем и его подданными. Будучи владычицей женского состава семей магнатов, ежедневно решая сложные ситуации власти и чести в отношениях этих семей, она должна была, в идеале, доводить до сведения короля тщательно отфильтрованные и обдуманные предложения, касающиеся необходимости возможных продвижений, потенциальных опасностей и опасных для покоя в королевстве нарушений порядка и закона, оставшихся в тени.

Сложная роль. Насколько Элизабет Йоркская была к ней готова? Теоретически – несомненно. Старшую дочь короля Эдварда IV с детства готовили для статусного замужества, и известно, что программу образования своих детей составлял сам король, не оставляя это ответственное дело на красивую, но не принадлежащую не только к королевской семье, но даже к высшей аристократии жену. Она также хорошо знала матчасть: люди, с которыми ей пришлось иметь дело в роли королевы, были знакомы ей с детства, и она знала мельчайшие подробности неофициальных поворотов их жизни и жизни их семей. Тем не менее, было несколько факторов, которые сильно усложняли королевскую карьеру Элизабет. Например, её свекровь.

Леди Маргарет, в буквальном смысле слова собственноручно свалившая династию Плантагенетов, была на тот момент истинной королевой двора своего сына, хотя, в лучших традициях своего класса и воспитания, публично личную власть никогда не демонстрировала. Достаточно, что человек, руководивший вопросами безопасности королевства, был её личным придворным, в её сухеньких ручках была сеть агентов и шпионов, и сама она обладала огромным состоянием, которым отныне управляла совершенно свободно, ни с кем ничего не согласовывая даже формально. Впрочем, эта леди была по-настоящему умна и религиозна хотя бы формально – она не забывала ни сирых и убогих, ни тех, чьей задачей было отмаливать грехи человеческие, ни тех, кто имел талант к наукам и в будущем мог быть полезен для блага династии, которую леди Маргарет посадила на трон. Что не умаляло, скорее всего, естественного раздражения невестки по поводу того, что вся жизнь её двора и ритма бытия была расписана свекровью.

К счастью для себя и своей семьи, Элизабет Йоркская фертильностью явно пошла в свою мать, которая, в результате этой особенности, имела ещё и неоценимый практический опыт. Не было ни напряженного ожидания первой беременности, ни страхов по поводу её сохранения – молодая королева в первый же год выполнила свою основную обязанность: родила наследника престола. Разумеется, любящий супруг обеспечил ей и профессиональный медицинский мониторинг доктора Лемстера, назначив ему симпатичную оплату в 40 фунтов годовых. Со своей стороны, Элизабет не допустила ни малейшего риска, и не стала сопровождать супруга в его первой поездке по стране. Она просто заперлась со всем своим двором в Винчестере, и сидела там, пока не родила первенца.

Ещё одним дополнительным грузом для молодой королевы были её йоркистские корни. То, что делало Элизабет призовой женой для никому не известного молодого человека, могло быть её кандалами. Во-первых, отменив бастардизацию детей Эдварда IV, Генри VII открыл возможность сыновьям Эдварда IV явиться в королевство со своими правами на трон. Особенно опасен для него был бы Эдвард V, которого успели объявить королем, хоть и не короновали. Тем не менее, принцы бесследно сгинули с политической сцены ещё поздним летом 1483 года, и Генри должен был быть уверен практически на 100%, что хотя бы Эдвард V не явится его беспокоить (и тот действительно не явился никогда). Что, в свою очередь, вызывает определенные подозрения в отношении Элизабет: она должна была знать, что брата Эдварда нет в живых.

Собственно, Марк Гарбер, полицейский инспектор, разобравший историю «принцев из башни» по методу работы над «остывшими делами», пришел к выводу, что именно Элизабет выигрывала от смерти братьев больше всех, став старшей наследницей своего отца. То немногое, что известно о её характере, говорит за то, что жажда трона и короны была в ней чрезвычайно сильна. Правда, Гарбер не мог понять, как именно Элизабет или леди Маргарет, мать Генри Тюдора (люди с наисильнейшим мотивом, согласно его же анализу) могли осуществить убийство? Но Гарбер явно не знал о существовании Реджинальда Брэя и его возможностях, то есть о том, что с исполнителем проблем не было, если был отдан приказ. В любом случае, даже если обе дамы спланировали и осуществили убийство, Генри VII об этом совершенно точно не знал. Немыслимо подумать, чтобы он женился на убийце и относился бы к матери с уважением, зная, что у той руки в крови. В общем, при абсолютно любом раскладе, Элизабет всю жизнь несла груз судьбы своих братьев.

Во-вторых, для йоркистов королевства она была их королевой, то есть, от нее ожидали того, что было правилом времени: продвижения своих лоялистов и своей партии. Да, новому режиму нужны были те сотни и сотни администраторов, служивших поколениями Йоркам. И нет, Элизабет не хотела оставлять своим детям по-прежнему разделённое королевство. В этом отношении, ход Генри VII с именем своему первенцу был прост и гениален. Мальчика окрестили Артуром, одновременно напомнив и легенду о возвращении великого короля, и расшаркавшись перед валлийцами, которые не были склонны недооценить свою роль в том, что Генри VII уселся на трон, и уважили память Эдварда IV, который без смущения включил былинного короля Артура в число своих предков.

Артурианская тема отчасти присутствовала и в коронации Элизабет, но главным там было то, что она сама была частью истории Лондона, где проводилось торжество. Лондонцы разделяли с ней каждый шаг её жизни, они чувствовали свою связь с королевой, и через неё – со всей новой династией. За несколько часов в память нации вписали новую страницу принадлежности «всех этих людей на троне» к её истории в целом. Немалую роль, кстати, сыграло и то, что Элизабет была по меркам времени красавицей. Нынче её внешность несомненно обругали бы во всех модных блогах, но она была представительной молодой женщиной с крепким сложением и величавой выправкой, одетой в шелка и парчу, и разукрашенной прекрасными драгоценностями. Англия радостно вступила в новую эпоху, не ведая, какие потрясения ждут её впереди.

@темы: The Last Medieval Queens

---

Просто пятница

@темы: "веселая бредь"

---

Последние королевы Средневековья - Элизабет Йоркская/5

Коронация Генри VII 30 октября 1485 года была организована настолько роскошно, насколько это вообще было возможно - и чтобы впечатлить народ как можно больше, и чтобы придать первому появлению никому среди подданных не известного молодого человека истинно королевское величие. Тауэр, Вестминстерское аббатство и дворец украсили драпировками, на которые пошло 500 ярдов скарлата высшего качества, дома и улицы, по которым шествовал кортеж, привели в порядок, и королю сшили две перемены праздничных одеяний – одно из багряной парчи, другое тёмно-красного цвета, расшитое золотом. Народ, несомненно, был абсолютно счастлив увидеть шикарнейшую кавалькаду, оценить внешность нового короля, которого всем можно было неспешно обозревать, и всласть посплетничать относительно каждого участника праздника. Тем не менее, будущая королева Англии не была показана гостям даже в качестве невесты, так что если Элизабет Йоркская и присутствовала на коронации, то только как гостья, одна из многих. Хотя, скорее всего, не присутствовала вообще, дабы не смущать никого из участников напоминанием о преданной ими династии Йорков.



Разумеется, для того, чтобы не подчеркивать особое положение йоркистской принцессы при дворе, были вполне объективные причины. Сначала первый парламент нового короля должен был внести изменения в её статус бастарда. Затем в Лондоне разразилась потовая горячка, которая выкашивала, на сей раз, ряды не самых простых людей. Опять же, надо было дождаться папской диспенсации из Рима – и Генри, и Элизабет были пра-пра-правнуками Джона Гонта. Ну и дать подданным понять, что новый король не потерпит покушений на свою честь и на честь членов своего семейства – знаменитый Titulus Regis надлежало уничтожить во всем королевстве, все имеющиеся в архивах и частном пользовании копии.

Как мы теперь знаем, природное упрямство англичан, ненавидящих исполнять чьи-то приказы относительно их частного имущества, сохранило для истории энное количество копий, да и отнюдь не все архивы их уничтожили, хотя и припрятали. И, наконец, не следовало торопиться с королевой из принцесс предыдущей династии, чтобы это не было понято как слабость прав нынешнего короля на трон. Так это, собственно, и было, и поэтому статус девушки был одновременно и ценностью, и обузой для новой династии.

Так что принцесса Элизабет Йоркская сидела практически под домашним арестом в доме неутомимой леди Маргарет Бьюфорт – в укрепленном Колдхарбор Хаус. Это могло не значить ничего, кроме мер предосторожности. В Лондоне благородные выходцы из дома Йорков отнюдь не закончились, и Элизабет по-прежнему была бы желанным дополнением к любому заявленному праву на престол. Или это могло значить очень много, если учесть, что первый ребенок Генри VII появился на свет ровнехонько через 8 месяцев после свадьбы родителей. Вне зависимости от пристрастий к более или к менее драматическим толкованиям, историки не устают указывать, что день рождения принца Артура приходится на 19/20 сентября 1486 года, тогда как бракосочетание короля пришлось на 18 января 1486 года.

Лично я очень скептически отношусь к вошедшим в моду попыткам делать выводы о сексуальной жизни родителей по датам появления на свет их детей, особенно если счет идет на дни, но для авторов романов и сценариев этот факт дал возможность от души пофантазировать. Тем не менее, любое предположение о жизни Элизабет Йоркской до конца декабря 1485 года будет фантазией. Факт тут только один – её место жительства. Второй неоспоримый факт того периода – это кольцо, заказанное для нее после того, как парламент от 10 декабря 1485 года одобрил брак Элизабет Йоркской и Генри VII. Кольцо прибыло как раз к новогодним праздникам, и грядущее бракосочетание перестало быть темой для пересудов, и стало вопросом дней.

Тут хотелось бы обратить внимание на одну деталь, о которой обычно романисты и сценаристы забывают – по средневековому обычаю, после официального заявления графа Ричмонда перед Богом и людьми о том, что он возьмет дочь Эдварда IV в жены, и она никак не дала столь же публично отпор этому заявлению, их (в принципе, потому что для брака короля нужно было согласие парламента) можно уже было рассматривать мужем и женой. Об этом напоминает и Сара Ходдер в биографии Элизабет и её сестер («The York Princesses» by Sarah Hodder). Ну, это если рассматривать отсутствие протеста со стороны обозначенной невесты как согласие, конечно. С другой стороны, попробовал бы кто отрицать тогда, что принцесса не ответила громким «да» только потому, что находилась «во власти тирана». Опять же, подчеркиваю, что этот момент – чисто теоретический (и даже не бесспорный) штрих в отношениях этой пары, о добрачных отношениях которой наверняка не знает никто. Конечно, в том, что молодые люди просто-напросто понравились друг другу, полностью отсутствует трагизм положения девы в беде, но, скорее всего, именно так оно и было, в пользу чего говорит и их вполне счастливый брак.

К объявлению отсутствия препятствий для брака Генри и Элизабет новая династия подошла ответственно. Во-первых, были публично заслушаны выводы церковников и законником. Во-вторых, их правильность и полную законность папского разрешения на брак подтвердил папский легат в Англии, епископ Имолы. Все формальности были закончены 16 января, а через два дня было проведено и торжественное скрепление союза. Вот тут-то, когда пара повторяла брачный обет в церкви, йоркистская принцесса смогла вслух выразить своё согласие. Описания церемонии не сохранилось, как не сохранились бессчетные описания прочих брачных церемоний английских правителей. Дело в том, что в них не видели ничего особенного. Главным элементом свадьбы были, собственно, зрелищность и всяческие увеселения публики. Так что можно не сомневаться, что толпе дали всё, чего она жаждала – и сияние драгоценных тканей, и блеск драгоценностей, и винные фонтаны, и угощение на славу. Генри VII всегда, с начала и до конца, понимал важность внешней стороны власти, и никогда не жалел денег на то, чтобы его двор выглядел великолепно. И тем более он не жалел денег на обожаемую им жену.

О том, как именно выглядел свадебный вечер и проводы молодых в спальню, можно, пожалуй, судить по тому, как проходили подобные празднества у детей Элизабет Йоркской, которая их организовывала. Как известно, власть не может себе позволить быть приватной даже в наиболее приватные моменты. К тому же свадьбы всегда включали в себя элемент своего рода публичной эротики. Даже в том случае, когда новобрачных сопровождали в спальню самые-самые избранные. Как минимум поцелуй молодых и хотя бы часть голых ног сопровождающие должны были увидеть, чтобы свадьба, по их мнению, удалась. Поскольку эта свадьба была союзом короля и королевы, вряд ли гости и новобрачные услышали наиболее грубые свадебные шутки, но даже Мэри Роз, их дочери, выходившей замуж за короля Франции по прокси, голую ножку пришлось показать и коснуться ею ноги представителя своего будущего супруга. К слову, новая династия (проще называть их в дальнейшем Тюдорами, хотя ранние Тюдоры никогда этого имени не использовали) не манкировала в дальнейшем описаниями рождений и свадеб своих детей.

Вряд ли, впрочем, этот союз современники назвали союзом алой и белой розы. Для начала, то, что мы называем серией Войн Роз, современники называли Войнами Кузенов. Дело в том, что красная роза Тюдоров появилась, согласно хроникам, в геральдике Генри VII только «the twenty day of novembre the twenty yere of his mooste noble reigne», то есть 20.11.1505. Что же касается белой розы Йорков, то она была и в 1485 году хорошо известна, но персональная эмблема Эдварда IV, «sun in splendour», больше ассоциировалась именно с королевской властью. Так что Элизабет в будущем (в том числе, на своей коронации) использовала в своей символике оба династических изображения.

Элизабет Йоркская стала коронованной королевой только в 1487 году, исполняя до этого роль консорта короля. Причины такой отложенной коронации историками и новеллистами интерпретируются по-разному, в зависимости от отношения интерпретатора к личности Генри VII. Тем не менее, учитывая особенности ментального склада людей, за этот шаг ответственных, можно предположить, что объяснение было будничным: практичность. Коронация – мероприятие затратное, а король только что отпраздновал коронацию и свадьбу. Опять же, коронация королевы подразумевала, в данном случае, тщательного отбора тех йоркистов, на которых новая династия собиралась полагаться в административном управлении. И, наконец, сама модель роли королевы в управлении королевством нуждалась в пересмотре.

@темы: The Last Medieval Queens