Поместья Хоканбёле и Альберга - 1

Сегодня был день странных поездок. Мне хочется познакомиться с поместьями именно в черте Большого Хельсинки, включая города Вантаа и Эспоо. Трудность тут в том, что страницы этих поместий сделаны ужасно - отсутствуют и оперативная информация, и релевантная. Никогда, то есть, не знаешь, открыто там или закрыто, а если открыто, то что именно. Не могу не сравнивать с англичанами, успешно продающими за неслабые деньги туристам возможность ознакомиться с грудами камней под открытым небом. Потому что они не ленятся создавать историю каждого камня, и делать это умеют. Впрочем, не избалованные сервисом финны бродят по территориям и без всякой истории. Благо, там почти всегда что-то устраивают для детей, и почти всегда есть какая-то кафешка, где можно купить традиционные кофе в картонном стаканчике с какой-нибудь булкой на разовой тарелке. Есть кое-где и ресторанчики, где посуда нормальная, но там надо почти всегда заказывать стол заранее. Мало там мест.



Какой-то зверь неопознаваемой породы продает билеты на детский праздник. Спереди похож на медведя, но сзади - кошачий хвост. Загадочное.

Хоканбёле, или попросту Хакунила

Когда-то мы неподалеку от этого поместья жили, там был огромнейший парк километров на 5 минимум, куда мы с приятельницей ходили ежедневно года три, зимой и летом, пока я не заболела и мы не переехали в свой дом. Мимо поместья проходили, но тогда оно было в частном владении, до самого 2002 года. Потом владельцы выставили его на продажу, и в 2005 город Вантаа поместье купил.



История поместья начилась в 1607 году, когда молодой и предприимчивый бейлиф из Порвоо, Ботвед Ханссон, занял в деревне Хокансбёле два земельных участка, который остались бесхозными, и на которые у его жены Магдалены были права. Ботвед был человеком грамотным (в будущем он работал писарем в Порвоо, и потом поднялся до чина в таможне), и чтобы не платить высокую земельную подать, он стал содержать для армии одного конника и его лошадь - это обходилось дешевле. Но на уме у него была не только выгода, конечно. Через три года усадьба Ханссона была уже занесена в регистры как конное хозяйство (rustholli), а через 11 лет его сын Элиас отправился из дома воевать на 30-летней войне в кавалерии.



Потом, вспоминая о военной службе, Элиас Ботведссон говорил, что на войну он отправился ещё мальчишкой, и действительно был он младшим сыном в большой семье. Но отец отправил с ним на войну и третьего по старшинству сына, Захариуса, оставив дома первенца Еспера и второго сына Йоханнеса. Собственно, задача у младших сыновей была одна - как минимум один из них должен был выжить. Дело в том, что шведы всегда имели довольно жесткие социальные рамки, и в кавалерии тогда служили только дворяне. Только вот война тянулась и тянулась, и люди погибали в сражениях и умирали от всякой заразы, неумолимо появляющейся там, где скапливается большое количество людей, находящихся не в лучшей физической форме, и где гигиена отсутствует по определению. Поэтому в кавалерию стали брать и сыновей зажиточных горожан и фермеров, лишь бы их содержали родители. Выжившие впоследствии стали бы дворянами.



Изображение кавалериста в форме 1634–1670 годов

Элиас выжил. Судьба 25 лет носила его по полям сражений в Прибалтике, Германии и Дании, он был одним из 400 выживших в 1636 году в битве при Виттштоке, где сражался уже лейтенантом под командованием Торстена Стольхандске. Королева Кристина в 1645 году освободила усадьбу от налогов на веки вечные, а в 1651 году Элиас Ботведссон был, наконец, произведен в дворяне, получив рыцарское имя Блайлод, "свинцовая пуля". Через два года он умер.



Естественно, периодически Элиас бывал в отпуске, и успел не только жениться на барышне Алисе Вёлкер, но и нажить с ней пятерых детей, четверо первых были сыновьями (выжили трое). Так что наследники остались. А в 1683 году король Карл XI провел редукцию, и реквизировал всё, что пожаловали предыдущие короли, в пользу короны. В данном случае Хоканбёле повезло - поместье не было подарено, оно существовало усадьбой и до Кристины, так что оно просто вернулось в статус конного хозяйства. Но остальные плюшки у потомков Элиаса отняли. А поскольку были они людьми неспокойными и горячими, то записи о них остались только в судейских хрониках. В конечном итоге, в 1695 году военный комиссар Йохан Гриппенберг реквизировал усадьбу за долги, после чего она до 1760 года переходила из рук в руки.



Купил усадьбу легендарный Йохан Сёдерхольм, который сам по себе был явлением на политическо-экономическом небосклоне тех лет. Дело в том, что этот богатейший купец, дававший персональные заемы Франции и Швеции, дражайший друг короля Густава III и крестный отец короля Густава IV Адольфа, был происхождения наисиволапейшего. В школу-то он успел походить немного, но в 16 лет вовсю трудился подмастерьем, в 26 основал со своим другом торговый дом, через 4 года оба разбогатели так, что смогли ликвидировать дело, разделить деньги, после чего Сёдерхольм развернулся всерьез. Кажется, не было ничего, чем бы он не занимался - тут и военное строительство Свеаборга, и морское сообщение, верфи, производство парусины, кирпичное и кафельное производства, политика... И он не бросал того, с чего его капитал и пошел: приобретал запущенные и разорившиеся усадьбы, имевшие право освобождения от налога взамен на содержание кавалериста, приводил их в порядок, и затем продавал с большой выгодой. Дворянские имения он тоже покупал, что, вообще-то, было запрещено купцам, но у Сёдерхольма было разрешение короля, которого он принимал в Хоканбёле. Король, вообще-то, пытался пожаловать Сёдерхольму дворянское звание, но тот отказался.



Так что новую жизнь в Хоканбёле вдохнул именно Сёдерхольм. Он построил там 8 домов для арендаторов (плюс к имеющимся четырем), разбил парк, основал винное производство (вино продавали в Свеаборг), нанял грамотного управляющего, что надо - отремонтировал, чего не хватало - докупил, и в 1692 продал его со всем содержимым асессору Карлу Густаву Круку. Как видите, развитие поместья - дело не мгновенное. Впрочем, до самого конца XVIII века поместья и главные дома усадеб в Финляндии имели ещё вид обычных сельских домов, мало чем отличавшихся от домов арендаторов.

Когда Хокенбёле в 1838 году купил отставной военный, герой турецкой войны Андерс Лоренц Мунстершельм, он первым делом заказал строительство дома, по виду которого можно было бы сразу понять, что тут живут не лишь бы какие люди - ведь вторым браком Мунстершельм был женат на самой настоящей графине Фредерике Ловизе Де Гир аф Тервик. Впрочем, графиня была урожденной Фок, так что совершенно нормально относилась к тому, что её второй супруг сочетал офицерский гонор с буржуазной практичностью. Так что их дом строил ученик Карла Энгеля, Андерс Гранстед, прославившийся тем, что его работы было совершенно невозможно отличить от работ его учителя. Разной была только стоимость услуг, что обеспечивало Гранстеду отличный доход в условиях жесточайшей конкуренции в профессии.



К слову сказать, это здание в стиле неоклассицизма только выглядит каменным - оно бревенчатое, но бревна были замаскированы панелями и деталями, свойственными стилю. И так во всем. Парк был слегка переоформлен в английский стиль (именно тогда были посажены дубы вдоль аллеи), но деньги на весь этот шарман и манифик Мунстершельм выдавливал изо льна - он торговал льняным маслом, да и красильню в Вантаа именно он основал.

Поскольку во владении Мунстершельма было ещё одно имение в Тиккуриле, в 1878 году они с женой продали поместье зятю графини Фредерики Ловизы, мужу её дочери от первого брака, Ловизы Фредерики Аделаиды. Мужа звали Конни (Конрад) Циллиакус, и персонажем он был прелюбопытным, совмещая в себе особенности авантюриста, писателя, революционера и политика. Впрочем к имению имеет отношение его любовь к лошадям и собакам, о которых осталось с тех времен много записей. Лошадям он построил прекрасную конюшню. Там я сегодня была, сейчас часть её площади занимает прелестная кафешка, но фотографий сдуру не сделала, а в сети их нет. Совсем. Только от 1920 года:



Циллиакусу наскучило играть в помещика в 1884 году. Он продал имение мужу другой дочери Мунстершельма, Оскару Анделину, который был кадровым военным, дослужившимся в русской армии до чина ганерал-майора. Тут, в общем-то и говорить не о чем. Разве что дом он покрасил в начале века. Умер Анделин в 1905 году, и вот после продажи поместья его вдовой, Хоканбёле превратился в помещичий дом, которым мы видим его и сегодня.



Лилли Санмарк

Новые хозяева, Арвид и Эмилия (Лилли) Санмарк, были родителями четырех детей, и хотели купленный дом просто отреставрировать. Но Арвид Санмарк, банкир и политик, был знаком с архитектором Армасом Линдгреном, и тот убедил его не реставрировать старое, а построить новое. Так в результате получилось имение, которое имеет славу самого красивого в Финляндии. К сожалению, болезненный Арвид Санмарк умер раньше, чем дом был построен, так что поднимала всё его вдова.







Эскиз Линдгрена и реальность сегодня. Вид запущенный вообще-то, но его закрывают в конце лета на реставрацию, так что есть надежда, что потом смогут развить во что-то стоящее

Из детей Санмарков хозяйствовать в имении остался почему-то младший, Пер Кастен Санмарк. Во время Второй Мировой семья переехала в Швецию, откуда была родом его жена, и в 1945 в Хоканбёле вернулся только хозяин, жена и дети остались в Швеции, и приезжали в поместье только на лето. Члены семьи приезжали и после смерти Санмарка в 1983 году, но к новому тысячелетию старые связи отвалились окончательно, и Хоканбёле выставили на продажу.



Дети Санмарков на крыльце нового дома в 1908 году, будущий последний хозяин - крайний справа



Одинокий хозяин в 1945 году

@темы: финляндия

---

"Судья династии Сун"

Итак. Старый судья понимает, что 3 года назад совершил судебную ошибку, и приговорил к смерти невиновных в убийстве. И что он делает? Убивает себя. В день свадьбы сына, кстати, так что старый преданный слуга привозит тело в разгар свадьбы, которая сменяется трауром. Слуга тайно передает сыну письмо, в котором папаша рассказывает о причинах своей смерти, и... настрого запрещает сыну вступать в профессию, к которой тот готовился с детства. Сын, вестимо, начинает бухать и обижать жену, которой в этой истории вообще не повезло, даже свадьбы нормальной не справили.



Мне одной кажется, что у старика было крепко что-то не так с головой? Накосячил - отвечай, но нафиг окружающим-то жизнь ломать? Старый эгоистичный пень с непомерным эго.

@темы: Дорамы

---

"Миру - мир, смерти - нет"

---

Очень складный фильм

Не столько детектив (интрига не интрига с самого начала), сколько мелодрама, наверное. Но мило, с осмысленным переводом, героическими героями и мерзкими негодяями, с торжеством правосудия, и одной красивой трагедией, достойно завершившей две неудавшиеся судьбы.

@темы: Дорамы

---

А сакура и у нас цветет

Во всяком случае, это что-то, цветущее самым первым из садовых деревьев. Причем высажено в вполне пролетарском районе, около обычного и даже скромного, по нынешним масштабам, торгового центра. Этот дворик получается хорошо закрытым домами с боков и насыпью железной дороги сзади, то есть там микроклимат свой, менее противный, чем на открытых пространствах.







А в самом торговом центре было какое-то мероприятие для детворы. "Какие-то зайцы пели", - сказал сделавший фото супруг. Но это не зайцы, конечно, это какие-то насекомые.

@темы: "красотища"

---

Комичненько

При всем искреннем уважением к китайскому кинематогрофу, килотоннами производящему горы совершенно несмотрибельного треша, не могу не заметить, что с девами-воительницами они зашли несколько далековато. Когла я вижу мелких китайских девуль с огроменными саблями/мечами, не могу удержаться от смеха в самые критические моменты драмы.



А вообще - новый фильм по Ди выложили:



При раскопках вышеупомянутых гор нашла фильм, который было бы интересно посмотреть полностью, The Blood of the Sun, но не нашла - на ютубе висит зверски зачем-то покромсанная версия, особенно к концу, из-за чего невозможно полностью понять и оценить происходящее.

@темы: Дорамы

---

Генри III - 20: начинается буря

Год 1233 начался, собственно, вполне спокойно. Единственным странным происшествием был обмен Ричардом Корнуэльским трёх своих маноров на каменистый остров Тинтажел (на побережье Корнуолла), принадлежащий короне. Ричард начал строить там замок – внешние стены и двор находились на материковой части, а внутренние стены и двор, а также сам замок – на острове. Замок изначально строился в старой манере, чтобы он выглядел чем-то, всегда на этом острове находившимся. Не зря, разумеется. Ричард покупал не кусок скалы, слегка отколовшийся от материка, он покупал кусок истории. Даже нескольких историй, если точнее.

Во-первых, именно в замок, расположенный на острове, французский роман-поэма «Тристан и Изольт/Изольда» помещает резиденцию короля Марка Корнуэльского, в чью жену, ирландскую принцессу, влюбился его племянник, рыцарь Тристан. Во-вторых, там же, по истории, рассказанной Гальфридом/Джеффри Монмутским в его «Истории королей Британии», находился замок правителя Корнуолла Голайса/Горлуа, к чьей супруге, леди Игерне/Игрэйне, воспылал страстью король Утер Пендрагон – с известными последствиями. Кто знает, воспламенили ли артурианские легенды сердце молодого графа настолько, что он загорелся более высокой целью, чем быть просто мечом брата, или он уже тогда четко знал, чего хочет в будущем, и последовательно строил себе имидж.



Ричард Корнуэльский по мнению ии

Для Генри III гром грянул 24 июня, когда все входящие в совет бароны королевства, под предводительством Ричарда Маршалла, отказались явиться на заседание совета в Оксфорде, передав королю через доминиканского приора Роберта Бэкона, что пока епископ Винчестерский управляет правительством короля, а его иностранцы-прихвостни занимают главные должности, в Англии мира не будет. Король перенес заседание на 5 июля – и снова никто не явился. На 1 августа явка была сделана обязательной, под угрозой обвинения в государственной измене и в бунте против короля.

Бароны по принуждению явились, но холодно заметили, что или его величество сделает как сказано, или они соберут Большой совет, на котором изберут себе другого короля, поумнее. И они могли это сделать, что самое интересное, потому что никто в Британии не объявлял недействительными предыдущие законы, а по закону, действовавшему вполне себе на практике до самого 1000-го года при англо-саксах, витан (или Витенагемот, собрание мудрых), мог, при участии всех великих магнатов королевства, сместить короля с занимаемой должности.

Будь на месте Пьера де Роша человек, обладающий хотя бы искрой дипломатичности, ситуацию вполне можно бы было разрешить мирно, пожертвовав несколькими пешками в администрации. Но епископ Винчестерский был тем самым старым солдатом, который не знал слов дипломатии. Со свойственным ему тактом он спросил «великих магнатов Англии» кто они, собственно, такие, и что о себе возомнили. Нет в Англии никаких великих магнатов – не Франция, чай. А тут ещё Ричард Маршалл не явился на совет, предупрежденный сестрой, что Пьер де Рош готовит ему ловушку, и вояка-епископ громыхнул, что графа будут судить как изменника. Тут уж встали на дыбы другие епископы, пригрозившие де Рошу отлучением от церкви – и они тоже могли это сделать.

Лишенный опыта и мудрого совета король тоже сделал то, что мог сделать – отбыл в Глостер, чтобы оттуда атаковать с верными ему и де Рошу войсками владения Маршаллов в Уэльсе. Судя по всему, он был готов на любой экстрим, лишь бы не давать баронам власть. Это можно было понять, разумеется, но в данном случае повод к радикальным действиям был настолько ничтожным, что выглядел скорее демонстрацией установки «ндраву моему не перечь», что не могло быть принято уже баронами.

Впрочем, на тот момент Ричард Маршалл решил действовать максимально рационально – он не начал открытый бунт, и даже сдал, по требованию королевских бейлифов, замок Аск в сентябре. Но отношения между Ричардом Маршаллом и Генри III уже имели свою неприятную предысторию, ещё с того момента как король, нарушив слово, данное нелюбимому им Уильяму Маршаллу-младшему, конфисковал в пользу короны все земли последнего после его преждевременной смерти, хотя обещал не препятствовать Ричарду вступить в права наследства.

Дело в том, что в семье Маршалла-старшего было пять сыновей. Родоначальнику огромной семьи и в голову не приходило, что все они останутся бездетными, так что он здраво рассудил, что в будущем следует избегать ловушек двойной присяги и королю Англии, и королю Франции. Поэтому Ричард был отослан во Францию довольно давно, и давно принес королю Франции оммаж за французские земли, наследство со стороны матери. Поэтому, собственно, Уильям-младший и заставил короля дать слово, о котором шла речь выше. Но Генри III не устоял против соблазна. Конечно, он вовсе не собирался лишать Ричарда его английских владений, но он хотел их отдать из своих рук и на своих условиях, в обмен на оммаж Ричарда.

Вторым неприятным моментом был вопрос с младшей сестрой Генри III, Элеанор Лестерской. Как вдова Уильяма-младшего, она имела право на треть его земель. По желанию короля, это были земли в Ирландии, и Ричард Маршалл согласился с тем, что король отправит туда трёх человек осмотреть передаваемую собственность в трех графствах. Похоже, что эти инспекторы имели, тем не менее, свои задачи. Один из них, Вальтер де Брэкли, стал там епископом Ормонда, а дела с вдовьей долей Элеанор зависли. Потом начались проблемы короля с Хью де Бургом, дележка постов и собственности де Бурга между прихвостнями Пьера де Роша, и всё осложнилось пуще прежнего. Тем не менее, Ричард Маршалл всё это время выплачивал вдове брата по 400 фунтов годовых, чем она и король были вполне довольны (у Элеанор были и свои личные земли).

Ричарда, тем не менее, зависшая ситуация с передачей наследства тяготила. Что еще хуже, бедолаге пришлось подхватывать не только имущество брата, но и его обязанности – оплачивать долги и заботиться о родственниках и свойственниках. Напоминаю, что до этого он лет десять жил во Франции, был французским придворным, и в английской реальности не то чтобы не ориентировался совсем, но ориентировался слабовато. И с таким знанием местных реалий ему пришлось разбираться с конфликтом между Пьером де Моле и Гилбертом Бассетом за манор Апэйвон в Вилтшире.

Пьер де Моле служил ещё королю Джону, и это он охранял замок Корф, где королева с младшими детьми переживала 1216 год. Но де Моле был земляком Пьера де Роша, и любил он его или нет, но был вынужден держаться в одной упряжке с остальными «пойтевинами», выходцами из Пуату. Тем более, что Хью де Бург ненавидел де Моле как чуму – говорят, именно де Моле убил Артура Бретонского, которого Хью знал. Но это, разумеется, просто сплетни в попытке объяснить реально имеющую место быть ненависть – никто не знает, куда и при каких обстоятельствах сгинул Артур.

Апэйвон де Моле конфисковал когда-то у кого-то на волне конфискаций маноров знати, которые были владельцам затем возвращены из рук Генри III. Апэйвон, похоже, возвращен не был, и, возможно, принадлежал когда-то Бассетам, потому что в связи с баронско-королевскими склоками Бассет требовал его себе как своё у короля, на что был облаян предателем и угрожаем виселицей. История с этим клятым манором исследована или, по крайней мере, описана повсюду из рук вон плохо. Поэтому историки обычно округло пишут, что у де Моле и Бассета были разногласия по поводу одного манора. В любом случае, этот Бассет был женат на племяннице Уильяма и Ричарда Маршаллов, Изабель де Феррерс, одной из семи дочурок их сестры Сибил. Это делало его достаточно близким родственником Ричарду Маршаллу, так что когда Бассет примчался к нему под крыло, Ричард его принял.

Но на этом дело, естественно, не закончилось. Племянница Бассета была замужем за Ричардом Сивардом – талантливым, но абсолютно безбашенным рыцарем-авантюристом, который ввалился в английскую историю буквально прямехонько из тюрьмы, где он был в заключении за убийство, и откуда его освободила война между королем Джоном и баронами. Он прибился к Маршаллу-младшему, стал рыцарем, приключался во Франции, и потом вернулся в Англию, где и подружился с Бассетом и стал его родичем. Кажется, его имели несчастье задержать при дворе как заложника за примерное поведение Бассета, что, конечно, имело свои последствия для всех вовлеченных. Потому что он сбежал, объединился с другом, и вместе они совершили феерический рейд по Англии: через Котсволдс, Оксфоршир и Беркшир, где в Лэнгли Сивард с удовольствием ограбил обоз епископа Винчестерского. Потом был Кент, возвращение в приграничье, рейд в Вилтшир, во время которого он отбил королевских солдат от церкви, в которой укрылся вовремя сбежавший из замка Девизес Хью де Бург. Вместе они добрались по Северну до Остена, откуда их забрал корабль Ричарда Маршалла.

Да, сентябрьский мир короля с Маршаллом закончился 9 октября, когда Ричард Маршалл внезапно пропал. Естественно, в его исчезновении тут же обвинили епископа Винчестерского, который бурно протестовал против подобных обвинений. Он действительно не был виноват – Ричард просто без излишнего шума удалился в Ирландию. Тогда Хью де Бург ещё сидел в церкви, под ее защитой, и епископ Лондонский только что не скандировал повсюду «руки прочь от Хью де Бурга» - ведь речь шла о неприкосновенности церковного убежища. Королю пришлось смириться с ситуацией, но он окружил церковь своими людьми, что не слишком помогло, когда туда явился Сивард, не имевший трепета ни перед законом, ни перед королем.

Где-то в это же время черепашьим шагом плелся процесс выбора и утверждения архиепископа Кентерберийского, чье присутствие положило бы, возможно, конец бесконечным епископским сварам. Кандидатура Ральфа Невилла, епископа Чичестерского, была отвергнута папой Григорием IX, хотя непонятно, по какой причине – епископ был хранителем Великой печати ещё при Джоне, и был безупречен. Не была принята папой и кандидатура монаха Кентерберийского приората, Джона из Ситтингбурна. Не глянулся папе и «английский Аристотель» Джон Бланд, то ли действительно по причине плюрализма воззрений этого философа, то ли просто потому, что его активно продвигал Пьер де Рош, против которого у Григория IX был огроменный зуб за то, что во время крестового похода епископ наплевательски отнесся к запрету папы иметь дело с императором Фридрихом II.

В конечном итоге на архиепископский престол посадили Эдмунда Абингдонского, пребенда из Солсбери, который выставил из своей кельи вестника о выборе словами: «уноси отсюда свою задницу, и посмотри в коридоре, чтобы оттуда никто сюда не лез и не мешал мне заниматься». Понадобилась слезная петиция монахов Кентербери, чтобы Эдмунд согласился занять трон архиепископа, пока его не занял кто-нибудь из «чужаков»-иноземцев.

Очевидно, в данном случае нельзя отнести упоминание «чужаков» к традиционной английской ксенофобии. По какой-то причине Генри III действительно приваживал большое количество выходцев из Бретани и Пуату, раздавая им замки и маноры. Могло быть так, что наткнувшийся на неодобрение своей политики «великими магнатами» Англии, молодой король решил создать свою, зависящую только от него дворянскую элиту. Может быть поэтому Роджер Вендоверский, описывающий голод и разруху в стране, раздраженно обругал в своих хрониках короля словом simplist, невежа. Это слово также употреблялось для обозначения человека наивного до состояния простака. Поскольку с интеллектом и образованием у Генри III всё было в порядке, о чем говорит отсутствие упоминания о нежелании или неумении усваивать книжную науку, хронист, похоже, резко не одобрял выбранную королем политику, считая это результатом влияния Пьера де Роша.

Хронист был обязан быть в целом лояльным королю своей страны, поэтому он и указывал обвиняющим пальцем на епископа Винчестерского. На самом же деле, у Генри III вполне могла быть своя воля. Генетика – наука довольно точная, и наивной тряпкой этому королю быть было решительно не в кого. Просто он сделал свои выводы из слов умирающего Маршалла-старшего о том, что надо учиться на ошибках прошлого, а его и его отца прошлое учило тому, что английским баронам доверять нельзя, что они и доказывали ему снова и снова. Просто его идея уровнять родных баронов пришлыми была так себе. Через пару с небольшим столетий молодой Эдвард IV, тоже правивший после гражданской войны, найдет другой выход. Тоже не идеальный, но хотя бы работающий.

И второй ошибкой короля была неправильная оценка своих полководческих способностей. Генри III явно очень интересовался военным делом, да по-другому и быть не могло, поскольку его окружали с самого раннего детства воины. Тем не менее, у него не было практической военной подготовки – его персона наследника престола, а затем мальчика-короля, была слишком драгоценной, чтобы подвергать её опасности несчастного случая или злого умысла. Так что полководец из него вышел тоже так себе, особенно если учесть природную неспособность воспринимать критику, свойственную его породе. В том, что статус короля не является защитой от военного поражения, ему пришлось убедиться уже в ноябре 1233 года, но пошел ли урок впрок?

@темы: Henry III

---

Образовала себе неожиданно длинные выходные. Уж очень был подходящий повод - потянула немного спину, когда по инерции кинулась поднимать старушку (которая прекрасно поднимается сама, когда хочет), а потом эта старушка на меня напала. Ситуация была слишком хороша, чтобы не приплюсовать к двум свободным дням следующие два рабочих, а Первомай у меня тоже выходной.

Старушка в тот день неожиданно сошла с ума на некоторое время. Ну, не смертельно, но стакан сока на меня ещё никогда не выплескивали. В следующий раз если будет в подобном состоянии, я просто развернусь и уйду. Кстати, у нас появилось уже несколько таких, к которым нельзя поворачиваться спиной, но этот божий одуванчик у нас неделю, и о ее приступах мы просто не знали. Лекарств-психотропников у нее нет. Сын, к слову, врач, но дозвониться до него невозможно, просто не берет трубку. Видно, достала мамаша дальше некуда. По идее, место таких старушек не дома, но девать их некуда, хотя через нас бюрократическую машину хотя бы можно запустить. Впрочем, после меня эта же грымза напала на медиков Скорой, которую сама вызвала, но им достался не сок, а пинки и оскорбления. Не в курсе, чем всё закончилось, мне медсестрички пансионата для престарелых, в котором она живет, описывали увиденное. Когда уходила из здания, туда снова подрулила Скорая, которую, похоже, снова вызвала та же бабка (машина явно пыталась отыскать подъезд её корпуса, и потом поехала к главному). Надеюсь, её поместят в закрытое отделение. Случай, кстати, интересный с медицинской точки зрения, я такого ещё не видела, а видела я многое.

Если кратко, то автономная милейшая бабуля 89 лет, с легким прибабахом, периодически превращается в дикую мегеру, обретая в эти периоды способность пользоваться смартом и прилив физических сил. Потом щелк - и перед тобой нормальный человек, не факт что помнящий только что случившееся. Не знаю, что это, разбираться как-то не хотелось, да я и не квалифицирована как медсестра псих-отделений. Память её как бы сбоит при сохранившемся умении выстраивать логические поведенческие цепочки, но я не уверена, что это не театр. Преподавала в универе когда-то, что-то связанное с математикой (не помнит, что). Это по поводу разговорчиков, что тренированный мозг не сдается Альцгаймеру. Эх, сдается. Были у нас экономисты, политики, писатели, лингвисты и математики, неврологи и врачи. Но именно такого, как у этой бабки, я не видела, там точно ещё что-то с психикой.

Сижу, ничего не делаю (как-то всё оказалось сделанным), смотрю два незатейливых детективчика одновременно, и совершенно счастлива. Мне надоело работать до коликов, я от всего этого устала. Приятно знать, что с октября эта обязательныя каторга закончится, и я буду сама выбирать, сколько и где мне работать. Ну, потом до весны буду только делать подменные смены несколько раз в месяц, чтобы не потерять квалификацию, так что, при доле удачи, у меня будет впервые за лет 15 нормальная зима. А там посмотрим. Попробую вернуться в обычное больничное отделение, но не на постоянку. Работа почти та же, собственно. Но хоть больные меняются. Да и ведут себя люди в больнице потише, чем дома. А все допуски и разрешения у меня есть, и ещё 3 года действительны.

Погода традиционная первомайская - холодрыга, и временами дождь начинается. Зато, благодаря предыдущим ночным дождям, потихоньку начала проклевываться первая листва. Весна, однако!

@темы: житие мое

---

Усадьба Глимс

Глимс - это от имени то ли какого-то Клемента, то ли и вовсе Клима. История усадьбы прослеживается с 1560-х годов, но жизнь Глимса представлена, конечно, через жизнь последнего жившего там поколения - Йохана и Аврору Лённбергов, которые были последними хозяевами Глимса. В 1950 году их дочери продали усадьбу городу Эспоо, и с 1958 года она работает в качестве музея.



Снимок сделан где-то в 1908-1909 годах. В финском произношении Йохан звучал как Янне Лёнбери, ну и Аврора, соответственно, как Аурора Лёнбери. Богатейшая землями семья в округе, кстати. Янне продал часть, 200 гектаров, акционерному обществу Grankulla АВ под застройку, и так получил свое начало целый город Кауниайнен

Более или менее систематически история усадьбы известна с 1540 года, когда хозяином Глимса был записан Педер Нилссен. Что было потом - не могу сказать, история усадьбы толком не собрана, но в 1780 году префект Андерс де Брурс повелел хозяину Глимса Нильсу Олину оборудовать в Глимсе постоялый двор. Вообще постоялый двор - это, конечно, постоянный источник дохода, но дело в том, что шведы их организовывали в приказном порядке через каждые 20 км. Соответственно, хозяева такого постоялого двора были как бы на королевской службе, и были освобождены по этой причине от тягот военной обязанности. Но они были обязаны держать свой постоялый двор в состоянии полной готовности 24/7 - в печи всегда огонь, еда и напитки по первому требованию и в нужном количестве, да ещё и соответствующие требованиям качества, соблюдение которых проверялось ежемесячно. К тому же, путешественники всегда могли получить на постоялом дворе перекладных лошадей, которых, опять же, должен был содержать хозяин. Цены на услуги устанавливал магистрат.





Так комнаты выглядели где-то в 1920-х - уже не постоялый двор, а гостевой дом, разумеется

Так что Нильс Олин угодил в этой ситуации как кур в ощип - раньше постоялый двор был в соседнем поместье Бембёле, а у Нильса была обычная дорожная гостиница, но префекта то ли хозяева Бембёле правильно простимулировали, то ли он искренне счел, что королевские служащие заслуживают самого лучшего, а хозяйство Олина было побогаче, и помещения покачественнее чем в Бембёле.

Так что уже в 1786 году хозяином Глимса стал лейтенант королевской армии Пер Кристиан Силверскьольд. Что случилось с Нильсом Олином - не известно, но именно на уровне постоялого двора делами остался управлять отставной военный Петер Лилья. Вряд ли Сильверскьольд вообще появлялся в Глимсе, у него местом проживания было своё поместье, Гумбёле. Главный дом усадьбы Глимс был построен при Лилье, в 1790-м году.



И с другой стороны:



Жалоб на управление Лильи было много, но ни к чему они не привели. В отличие от Нильса Олина, который управлял ямщиками постоялого двора кулаками, Петер Лилья был повинен лишь в том, что предпочитал вообще не вмешиваться в их дела, так что одни зарабатывали больше чем другие. Вообще, если кому-то воображение рисует тёплый огонь в печи и соблазнительные запахи вкусностей, в той печи готовившихся, то забудьте. Дворяне всегда останавливались на ночлег не на постоялом дворе, а в хозяйстве местного священника (священники были обязаны принимать благородных путешественников), а прочий люд довольствовался черствым хлебом, хранившимся в сухом виде на длинных балках (хлеб в этом регионе пекли дважды в году, весной и осенью, плюс в виде лакомства на Рождество), кашами, кислым молоком да квашеной рыбой. Масло и мясо были только по праздникам. Кстати, относительно огня в печи - он же был и источником света, свечи жгли только по праздникам.



С 1798 года Лилья работал управляющим в имении Силверскьольда, а вот откуда в Глимс пришли Лённберги, я не нашла. Знаю только, что с 1809 года они были хозяевами Глимса, и при деньгах, достаточных для того, чтобы скупить, полагаю, все земли окрестных шведских офицеров, желавших уехать в Швецию после того, как Финляндия отошла к России. Возможно, тогда земля продавалась очень по выгодной цене.

В любом случае, Аврора София Эк, младшая дочь Виктора Эка от второго брака, вышла замуж за Янне Лённберга, наследника Глимса, и жили они долго и счастливо.



Аврора была необыкновенно открытым, эмпатичным и работящим человеком. Она была последней, кто поднимался из-за ткацкого станка вечером и садился за него утром. Она всегда держала в доме две кровати для случайных гостей и после того, как отпала необходимость держать открытым гостевой дом. Лично готовила праздничный ужин для работников усадьбы, и не забывала посылать корзины с едой нуждающимся в деревне. Про мужа известно поменьше, но в старости он, похоже, держал у себя что-то вроде бесплатной ремесленной школы, где окрестные ребятишки учились хозяйствовать в процессе как бы игры. Кстати, это по сей день является традицией усадьбы - можно оседлать игрушечного пони, и поучаствовать в воркшопах по ремонту сбруи, и вообще темы меняются каждую неделю. Главная задача - хранить связь людей с корнями, с пониманием, откуда берется хлеб на их столе.









Комната, где хозяева проводили время

В браке родились три дочери - Элина Аврора, Марта Мария, и Анна. Все девушки работали в больнице медсестрами, это считалось приличной профессией для барышень из зажиточных семей. Элина в дальнейшем вышла за врача, Марта - за довольно видного (в будущем) военного, а вот у Анны оказалась более трагичная судьба.



Про нее говорится только, что она обручилась очень молодой, но жених её погиб через три года после обручения. На фотографии Анны и её жениха, стоящей в рамке на призеркальном столике, Анна выглядит совсем ребенком, но у нее личико было вполне детским и в 23 года. И всё же... Для сравнения: её сестра Марта обручилась в августе 1918 года, а свадьбу сыграли 1 января 1919 года. То есть, чтобы 3 года в невестах ходить, должна была быть причина. Скорее всего - возраст. Анна была с 1902 года, поэтому, с учетом сказанного, можно предположить, что жених сгинул в лихие годы гражданской войны. Интересная деталь: на генеалогическом сайте Анна не упоминается в числе дочерей Янне и Авроры. Вообще. Ни на его, ни на её странице, ни на страницах своих сестёр Анна не присутствует, словно её и на свете-то не было. Только в самом Глимсе можно увидеть её спальню "в которой она провела последние годы", и упоминание, что Анна доучилась до фельдшера, что довольно неплохо для женщины в 1930-х годах. Анна умерла в 1935 году, её отец - в 1939, а мать только в 1947 году. Семья вообще-то из породы долгожителей. Когда я выразила свое недоумение мужу, он сразу сказал: "незаконная дочь". Это, оказывается, обычное дело - игнорировать незаконнорожденных сиблингов при составлении родословных.





Угадайте, что за конверт лежит на кровати?

Ну вот, а теперь - о менее мрачных предметах. Помимо главного дома, в 1790 году был построен и амбар.



Это одно из нескольких фото, которые не мои, и я не знаю, когда оно сделано. По-моему, сейчас всё выглядит гораздо менее свежеокрашенным. На второй этаж вход запрещен, но вообще там когда-то хранили текстиль и готовую одежду, а летом там спали работники - белые ночи же, ложились поздно и вставали рано, ну и потому ещё, что лето считалось дозволенным временем искать себе спокойно пару. Были выражающие серьезные намерения обручения лыковыми колечками, приводящие к осенней свадьбе. Но были и особые знаки, дающие понять потенциальному жениху, что ему не рады, чтобы тот мог избежать унижения отказа на официальном сватовстве. А на первом этаже чего только не было.











Знаете, что это за корыто на последнем фото? Это такой фильтр для пива. Дно выстилали соломой, на которую вываливали варево, и через солому стекала уже чистая жидкость

А вот тут - конюшня с прядильней на втором этаже:





В конюшне "живут" безымянная коняга, пони Путте и козел Конрад:







А ещё там кузнец подковы гнет и конь готовится "идтить" боронить (или бороздить?):







Теперь и в каретный сарай можно, тут без комментариев.







Так называемый "нижний двор" сейчас для посетителей закрыт. Это всё из-за осадки почвы - дренажную систему так перекосило, что вода стекает с верхнего двора как попало, теперь ремонтируют. Ну и старые деревья, которые в плохом состоянии, тоже придется убирать. А курятник функционирует, там разводят старую деревенскую породу кур, почти в какой-то момент исчезнувшую, и которая комфортно чувствует себя на улице при нуле градусов, и в курятнике им нужно +5, а не +15, как породистым. Курицы - это Хульда (крупным планом), Корица (на заднем плане), и петух, которого завут Густав. Похож, чего уж там.

@темы: финляндия

---

Очередная Мелочь

Щурится?



Застеснялся...



А на балконе пока пластмасса цветет.

@темы: тот кот

---

Генри III - 19: король посеял ветер

В новом, 1232 году, все старые неприятности стали быстро переходить в новые проблемы. Нападения на собственность «чужаков», по большей части из числа римского духовенства, стали более серьезными. В Кенте шерифа срочно вызвали в Вингем, где какая-то банда атаковала амбары местного клерка. Прибывшие на место шериф со стражниками обнаружили амбары оккупированными вооруженными людьми, которые за бесценок продали или просто раздали зерно клерка местным жителям. Более того, эти люди шерифа нисколько не испугались, а предъявили ему письмо от короля, в котором указывалось, что они действуют по его приказу, и никто не может им препятствовать. Письмо было, разумеется, подделкой.



Происходящее требовало реакции от церкви, и Роджер Найджер, епископ Лондона, вызвал в столицу десяток своих коллег, чтобы отлучить от церкви всех, повинных в действиях против римского духовенства, и тех, кто стоит за ними. На тот момент лидером беспорядков был идентифицирован некий йоркширский рыцарь, Роберт Твендж, действовавший под псевдонимом Вильям Визер, который, разумеется, имел собственные мотивы выступать против жадности итальянских церковников – они смогли наложить лапу на приданое его невесты, когда её отец был болен и слаб.

К изумлению епископов, никто не поспешил им повиноваться. Дело было не просто в беспорядках, устраиваемых баламутом-одиночкой, а в хорошо организованном сопротивлении всех слоев общества, направленном против доминанты Рима над Англией. Братство, как называли себя эти люди, включали в свои ряды как сквайров, так и могущественнейших представителей знати и церкви. Более того, им оказывал покровительство брат короля, Ричард Корнуэльский. В общем, когда Роберт Твендж был арестован и отослан к папе Григорию IX в Рим, он поехал туда не только с письмами короля, но и с полномочиями баронов, и собранными списками злоупотреблений, в которых были повинны служители церкви. Так что дело закончилось ничем, по сути. Братство прекратило свою революционную деятельность, но никто не был наказан.

Тем не менее, государственная машина устроена так, что даже при отсутствии наказанных за какое-то действие, всегда должен быть кто-то виноватый. Учитывая, что в конце 1231 года Генри III был раздражен против Хью де Бурга и заново очарован своим бывшим тьютором, епископом Винчестерским Пьером де Рошем, не надо долго гадать, кто угодил в ответчики за все неудачи и беспорядки – главный юстициарий королевства. От Хью потребовали финансовый отчет за 14 лет его деятельности. Это было, конечно, весьма необычно и вряд ли даже осуществимо, с учетом того, что творилось в королевстве после смерти короля Джона до повторной коронации Генри III, но де Бурга обвиняли в том, что он корыстолюбиво подмял под себя всю финансовую деятельность королевства, что было неправдой, потому что главный юстициарий вообще-то должен и действовать в административном смысле так, словно король не присутствует в стране персонально. Особенно если этот король – несовершеннолетний.
Но Хью вменялась в вину пропажа 89 000 марок серебром, теоретически собранных в качестве налога на оборону страны, и которые не могли быть потрачены без согласия комиссии из трёх епископов и трёх графов. Это был тот самый 15% налог, который так и не был собран, собственно.

Вряд ли у такого опытного зубра как Хью де Бург были какие-то сомнения относительно того, что означает королевский фавор в сторону Пьера де Роша, но его, возможно, могла несколько удивить сварливая раздраженность короля, обвиняющего его сейчас во всех своих просчетах и ошибках – в потере Пуату, в частности. В обвинениях была черным по белому написана даже такая дикая ложь, что как-то рационально от нее отбиться было невозможно: юстициарий-де послал в Пуату вместо денег песок и камни в бочках, в связи с чем бароны Пуату отвернулись от Генри III и вернулись под руку французского короля. Причина, конечно, была в том, что король понятия не имел, как по-настоящему устанавливается власть в возвращенном/захваченном городе, но не мог же он перед всеми признать свою некомпетентность.

Хью де Бурга обвиняли также, что он неправильно осаждал крепость Бедфорда, что он, воспользовавшись несовершеннолетием короля, сам женился на шотландской принцессе Маргарет, хотя ещё король Джон договаривался об этом браке для своего сына, и что именно он, главный юстициарий страны, был повинен в нападениях на священников, посланных Римом в Англию. Последнее, впрочем, могло быть и правдой, а предпоследнее было самой доказуемой правдой во всем обвинении – принцесса Маргарет Шотландская действительно уже 10 лет как была хозяйкой в доме и в сердце де Бурга.

В общем, за Хью де Бургом закрылись двери замка Девизес, куда его заключили с неопределенным решением устроить суд, когда королю будет угодно. Забегая вперед, скажу, что долго он там не просидел. Тем не менее, его увольнение с должности юстициария закрыло эту форму управления королевством навсегда. Какая-то мелочь после него была, но это уже были пешки в количестве четырех, а потом юстициарии больше не назначались. И да, если король надеялся свалить все грехи прошлого на де Бурга, и начать своё самостоятельное правление с чистого листа, он просчитался, и очень крупно.

Рискну предположить, что в этой некрасивой истории о поведении Генри III можно быть разного мнения, и вряд ли у короля была одна-единственная причина резко изменить курс, отвернувшись от де Бурга и повернувшись к Пьеру де Рошу. Но главной могла быть именно зависимость или независимость Англии от Святейшего престола. Официальная папская защита спасла Генри III не только корону, но и, возможно, жизнь, и переоценить роль легата Гуалы в событиях после смерти короля Джона невозможно, она была второй из решающих после Маршалла. И Генри III был твердо настроен считать папу оверлордом Англии. Тем не менее, с этими настроениями короля не были согласны его подданные, и, очень похоже, Хью де Бург тоже не был согласен.

Могла быть и ещё одна проблема. Система управления страной юстициарием была взята в пользование при сильном короле, объединившим королевство после гражданской войны, при Генри II, у которого было достаточно много дел на континенте, но не было никого, кто мог бы выступить в роли регента в Англии, когда эти дела призывали короля на континент. Практика с юстициариями продолжилась при вечно отсутствующем короле Ричарде I, которому Англия, давшая ему титул короля, была не интересна вообще, но который не понимал и не любил своего родившегося и живущего в Англии младшего брата Джона настолько, что не хотел оставлять ему управление королевством. Ричард был абсолютно никаким правителем, но у него было заботливо созданная любящей мамой героическая репутация (не зря же мама прикормила при своем дворе в Аквитании целый сонм трубадуров), и была сама мама, которая неутомимой пчелкой жужжала по Англии, собирая золотой мёд обожаемому сыночку. Так что Ричарда I можно условно считать сильным королем, потому что противостоять напору Алиеноры аквитанской был не в состоянии ни один юстициарий. Королю Джону юстициарий был нужен потому, что он был правителем чрезвычайно подвижным и любящим проверять состояние дел на местах. Ему был нужен человек, который обладал бы таким же быстрым умом, как он сам, и который умел бы держать в руках концы паутины сведений и отношений, которую плел король. Именно так, в конечном итоге, Хью де Бург стал юстициарием.

Генри III юстициарий был не нужен. Он, скорее всего, планировал сам сидеть в королевстве, оставив войны брату. Опять же, слишком мощные личности окружали его в детском и подростковом возрасте. И он, несомненно, уже в подростковом возрасте начал этим доминированием тяготиться, и даже объявил себя совершеннолетним до формального подтверждения этого совершеннолетия его оверлордом, папой. И честолюбием этот король обделен не был – взять хотя бы его строительные проекты, полностью изменившие внешний облик Англии. Так что не нужен был ему сильный юстициарий, в чьих руках была сосредоточена вся исполнительная власть, и власть которого была равной королевской.

Пьер де Рош был удобен не только тем, что по роду занятий относился к духовенству, но и тем, что он имел свору прихвостней (по большей части выходцев из Пуату), которых в придворных кругах иронически именовали гончими, так как слово «пойтевин», выходец из Пуату, означало и породу собак. Даже при том, что сам епископ был властолюбив, на него Генри III всегда мог найти управу у папы. А вот прихвостни епископа унаследовали фрагменты власти юстициария, но никто из них не обладал истинной властью.

Казначеем стал то ли племянник, то ли сын епископа Винчестерского, по имени Пьер де Риво/де Риваллис. Тут важно понимать, что его молодой король знал с детства, потому что этот де Риво служил Генри III камергером его гардероба пять лет, потеряв затем, вопреки чаяниям короля, свою должность, когда дядя-епископ Пьер де Рош категорически проиграл Хью де Бургу. Впрочем, Генри III втихаря от де Бурга призвал де Риво в Англию ещё в 1230 году, но тот, похоже, предпочел дождаться возвращения дядюшки из крестового похода и вернуться с ним. В должности камергера де Риво занимался финансами лично королевского хозяйства, но задача управлять казначейством всего королевства намного превосходила его компетентность в данном вопросе, так что можно уверенно заключить, что истинным казначеем был сам епископ Винчестерский, привыкший оперировать серьезными суммами. Тем не менее, отсутствие формальной власти его возможности значительно ограничивало.

Юстициарием стал Стефан де Сегрейв, и это был странный выбор. Де Сегрейв не был придворным, не вращался в высших кругах, а был региональным главным шерифом и сыном регионального главного шерифа. Для должности второго лица в королевстве он не подходил совершенно из-за своей узкой специализации. По идее, де Сегрейв был ответственен за первый правительственный судебный процесс, над Хью де Бургом, но абсурдность обвинений говорит о том, что качество процесса, если бы он состоялся, не стало бы предметом восхищения. Сегрейв угодил на должность как кур в ощип, поплатившись за то, что в свое время выбрал епископа Винчестерского своим покровителем. Теперь Пьер де Рош явно был намерен править королевством через своего человека.

Лордом-Хранителем Пяти Портов почему-то сделали Генри Брейбрука, который не был ничем замечателен кроме того, что дал де Брюте себя похитить, и затем получил задание разрушить замок, в котором был пленником.

Юстициарием Ирландии стал Морис Фиц-Джеральд, и, скорее всего, опять же не вполне по воле короля, который так никогда и не сошелся с этим хитрым и жестким человеком, хотя Фиц-Джеральд как раз был в своей должности абсолютно на своем месте. Очень похоже, что и за этим назначением стоял Пьер де Рош. Нет, он вовсе не был каким-то злобным гением. Он был совершенно нормальным представителем епископов-варлордов, и обладал, к тому же, очень большими административными и логическими способностями – но он не умел говорить так красиво, как, например, старый Маршалл, который прошел жесткую школу жизни и усвоил социально одобряемую манеру вести переговоры о себе, не превознося себя.

А 26 октября того же года умер Ранульф де Блондевилль, последний из тех, кто мог одернуть молодого короля, когда тот зарывался, и делал это красиво, но веско. Теперь из старой гвардии с Генри III остался лишь Пьер де Рош, с которым они и провели рождество 1232 года в Вустере, где в соборе как раз был закончен саркофаг королю Джону. Он был, разумеется, намного красивее нынешнего – в краске, и сверху была такая же позолоченная клетка как на саркофаге Ричарда Бьючем в Уорике. По сути, этот момент можно считать точкой на периоде более или менее защищенной жизни молодого человека. Отныне Генри III был некоторое время обречен болтаться в ставшем неожиданно бурным политическом море один.

@темы: Henry III

---

Ming Guard fight Deadly worriers

Очень красивый фильм. Моментами, естественно, а не от и до. Злодеи представлены японцами, что освежает. И фильм не очень типичный для жанра.

@темы: Дорамы

---

Выставка в Рыцарской Палате Хельсинки

Поскольку прошлое лето запомнилось мне карнавалом впечатлений и восторгов, то и в этом году я решила продолжать активно исследовать то, что меня окружает. Краеведение, если хотите, но именно оно вносит в быт элемент фейерверка эмоций, вполне доступных в перерывах между рабочими днями. Признаться, до этой недели я и не знала, что в Хельсинки существует Рыцарская Палата, потому что она - учреждение довольно закрытое. С улицы туда не войдешь. Да, главный зал можно арендовать для концертов и конференций, но они не на слуху, если не интересоваться специально. Так что когда я увидела в газете описание проходящей в Палате выставки "Сады и парки поместий", то мы с супругом на нее сорвались незамедлительно по возможности - вчера. Чтобы посмотреть на эту Палату изнутри, в основном.





Нижнее фото из сети, разумеется, сейчас растительности ещё нет

Относительно садов и парков мои саркастические предчувствия оправдались - они были представлены чахленькими инсталляциями, хотя и не без воображения. Например, удачно размещенные солнечные часы на фоне постера создают на фотографии иллюзию, словно они действительно находятся в парке.



Но Палата сама по себе интересна. Все стены завешаны гербами дворянских родов, где номер определяет значимость рода. Нет, ни одного графа, барона или баронета, чья фамилия заканчивается на -нен вы там не найдете. Между гербами есть свободные места - это либо род не заинтересовался деятелностью Палаты, либо полностью выродился, либо сменил родовое имя на обычное финское из патриотических побуждений, и таких было не так уж мало.



Мы с супругом на тот момент были единственными финскоговорящими в зале, кажется. Все остальные общались друг с другом на шведском. Впрочем, это могло объясняться засилием лиц весьма зрелого возраста. Дом для шведскоязычных престарелых на экскурсии? Забавно, что я обратила внимание на присутствие платочков на плечах только на фото. День, к слову, был довольно жарким, но такие "шали" любят бодрые бабуси из островных финских шведов. Тут они рассматривают, что там продают "поместья". Ха, на всех таких мероприятиях продается одно и то же - фантастически дорогие как бы самодельные соки, и мёд как бы с собственных пасек по безумным ценам.



Но вернемся к аристократам и дворянам. Недавно в дискуссии я высказала мнение, что финны - нация, что называется, "сиволапая", которая своей сиволапостью по праву гордится, и что до появления шведской государственности и системы освобождения от поземельного налога тех, кто мог полностью экипировать одного конного рыцаря, своей аристократией финны обзавестись не удосужились - не видели смысла. Да и потом подавляющее большинство финского дворянства не имело аристократических корней, а те, кто имели, были теми самыми бедными отпрысками, для которых естественным выбором была служба в армии, так что кроме звучных фамилий других богатств у них не было. Пока они не начинали заниматься хозяйством в Финляндии. И вкалывать им приходилось на совесть, потому что рабского труда Финляндия не знала, а уважающие себя батраки, за которых владельцы поместий буквально соревновались, строго следили за соблюдением договоров. Так что правильно губернатор Иван Оболенский обозвал финскую аристократию культивированными пролетариями. Такими они были, и тем гордились.



Где-то до двенадцатого-тринадцатого веков нация обходилась системой, в которой расширенные семьи группировались вокруг одного крупного и мощного рода. Потом, через крестовые походы и колонизацию побережья шведами, в страну просочились военные, немцы и шведы, которые захватили земли и смогли захваченное удержать. А потом Швеция объявила Финляндию частью Швеции, началась шведская государственность, и, поскольку Швеция была не резиновой, интернационал из рядов шведской армии перетек в Финляндию, где пространства хватало: Рамсеи в 1500-х, Монтгомери в 1600-х, Шарпантье в 1700-х, и так далее.



Потом, позже, когда Швеция заигралась в солдатики, и была, в результате, вынуждена сдать Финляндию России, в страну хлынул поток нищих балтийских баронов немецкого происхождения. Здесь дел хватало каждому, кто хотел и умел работать. Забавно, что нынче эта аристократиская и дворянская иммиграция как-то подзабыта, а ведь её можно рассматривать первой волной иммиграции обученной рабочей силы. Они были честолюбивы, грамотны и образованы, они повидали мир, и у них, через другие ответвления рода, были широкие международные связи.



Кому не лень, более подробная информации по всему вот этому есть на сайте Рыцарской Палаты - www.ritarihuone.fi/ru/

Билеты были не очень дешевыми, плюс буфет торговал булочками, сильно смахивающими на самодельные - булочки с корицей были явно пригоревшими сверху. Я, правда, предпочла кусище шоколадного торта, который выглядел прилично, и на вкус оказался приличным. Но заранее было объявлено, что все доходы от мероприятия идут в фонд помощи детям, над которым Рыцарская палата шефствует со времен Маннергейма, так что всё во благо.



Кстати, всё, представленное на выставке, будет продано желающим, плюс ещё несколько крупных бывшепомещичьих хозяйств продавали через сеть очень дорогие сорта мяса по очень демократическим ценам, лотами, и всё скупили буквально сразу.



Заодно прогулялись с супругом от ж/д вокзала до Сенатской и обратно в прекрасный весенний день. И, вопреки логике, сегодня я с утра была энергичной и подвижной, так что мы и сегодня смотались побродить по одному поместью в Эспоо. Вот что значат позитивные эмоции и физическая активность. Но это я ещё в прошлом году заметила.

@темы: финляндия

---

Социальные лифты уже уехали?

Прочла сегодня об одном норвежском исследовании, результат которого мне сильно не понравился. Они изучили судьбы 5000 пар близнецов и пришли к выводу, что будущий социальный статус ребенка заложен генетически. Семья, пишут они, определяет будущее только где-то на 10%.

Соглашаясь с тем, что в природе нет гена "врач" (безумно хорошо оплачиваемая работа) или "юрист" (не менее хлебная работа), или "начальник", или "уборщица", они говорят, что есть генетический набор особенностей, делающий человека подходящим именно для этой работы. Именно поэтому от апельсинок не рождаются осинки и наоборот, осина апельсинами не плодоносит. Правда, чтобы предохранить себя от шквала примеров, как, например, на финской почве от явных осин уродились ого-го какие апельсины (тот же президент Кекконен и бывшая кассир, а затем бакалавр и магистр административного управления и премьер-министр Санна Марин), исследователи дали целых 50% случайностям. Ну, типа если осина уродилась эксклюзивным материалом, то она мутирует каким-то чудесным образом в апельсин, а апельсин... может сгнить, вероятно.

Допустим, у норвегов мозги поплыли в нефтяном их море (до этого очень бедная ведь страна была), но написала об исследовании финская газета, и без комментариев. А в Финляндии хоть и говорили часто в последнее время, что "бедность наследуется", то исключительно в том ключе, что если ребенок из бедной семьи не может жить той же жизнью, которой живут его благополучные сверстники - ездить на каникулах за границу с родителями, участвовать в международных сборах, иметь довольно дорогостоящие увлечение, то у него образуются комплексы, которые потом перерастут в убеждение, что хорошая жизнь не для него. Это полная хрень, конечно, но всё-таки правильно пытаться смягчать детям из бедных семей недостатки возможностей. Детство просто должно быть более или менее беззаботным.

Я, честно говоря, не помню, чтобы мы в детстве как-то вообще задумывались, что у Олежни папа пьяница, а Сашку вообще бабушка воспитывает. Мы воспринимали конкретных Олежку и Сашку, и мы все дружили и играли вместе. И делились не задумываясь велосипедом, теннисом, бадминтоном, санками, не видя в этом ничего особенного. А вот в школе уже начинались попытки отсеять овечек от козочек, но это со стороны учителей. Получалось у них плохо

Это я к тому, что разделение детей на подгруппы и попытки взрослых регулировать отношения между этими подгруппами - они совершенно искусственные. Кстати, я и сейчас вижу, как малышня во дворе упоенно играет в свои игры, явно видя цвет кожи и тип одежды просто особенностью конкретного друга или подруги, а не социальным маркером.

А теперь вот говорят, что гены. И что семья вообще не при делах. Бьют в семье детей и матерят, или хвалят и поддерживают - без разницы. Как-то с душком идейка, нет? Надеюсь, не укоренится.

@темы: просто бредь

---

Текущее

Начальница от нас таки сбежала - однажды на столе в офисе объявилась открытка в стиле "вы прекрасны, мы, возможно, ещё встретимся". Не встретимся. Пока в лямку впряглась фельдшерица, пришедшая пару месяцев назад, но нас объединят осенью с другой бригадой, у которой такое же проклятие с начальством и вечная нехватка рабочего ресурса. Надеются, что минус на минус даст плюс?

Убедилась, что каждый из нас действительно видит только достуаный ему кусочек реальности. Ну или условной реальности. Я и понятия не имела, что и у нас вовсю идет ловля шпионов и наказание лиц, повинных в попытках обогнуть санкции против России (305 дел!).

Со шпионами интересно. В одной больнице где-то в гребенях кто-то вызвал полицию, потому что утром там проходили какие-то учения, а к вечеру в кабинете послышалась русская речь. Ворвавшаяся в кабинет полиция обнаружила там... двух уборщиц, русских по происхождению, которые, естественно, общались по-русски, и ни о каких ранее проходивших учениях понятия не имели - уборка давно проводится не родными санитарками, а фирмами по уборке, где финнов и нет-то нынче, кроме как в самом высшем начальстве.

Ещё интереснее с предателями Родины. Заключили под стражу троицу любителей теории тоннельного заговора. Ну там чудики со всего мира утверждают, что мир опутан сетью тоннелей и обмениваются инфой - ничего оригинальнее Герберта Уэлса, но если теорию объявляют бредовой, то как-то трудно объяснить арест людей за полгода до вынесения обвинения, которое назначено на октябрь.

Огибание санкций - это когда кто-то пытается тайно вывезти родне в России немножко евро, или расплатиться с мелкими поставщиками, или без задней мысли подарок везет, который может оказаться по новым правилам предметом роскоши - часы, или шарфик, или даже брендовый кошелек. Движение-то через границу вполне нормальное, как понимаю. Конечно, на сайте таможни висит список, чего везти в Россию нельзя, но кто ж его читает. То же верно и в обратную сторону. Это довольно глупо, потому что санкции санкциями, а людям обещали возможность нормально решать дела дачные, а как их решить, если надо платить то налог, то за уход, а деньги не перевести. Смысл этого пакостничества от меня ускользает, конечно. Ведь счета в финских банках были отнюдь не у всех, потому что их всегда было очень тяжело иностранцу открыть.

Тебойл ещё работает, и по-прежнему народная тропа туда не зарастает - и бензин чуть дешевле, и отличный ланч-буфет, построенный именно под вкус работяг, а не хипстеров. Причем, не по зверским ценам. Конечно, изначальный наезд на Тебойл был подлым, это же франчайзинг - все предприниматели и работники исключительно местные, естественно. Поэтому чувствую некоторое злорадство по поводу того, что вытолкнуть с рынка эту сеть не вышло.

А цены как-то потихоньку стали зверскими. Пусть нам говорят про 17%, но очень многие продукты подорожали на все 100%. Конечно, они и стоили изначально в районе 2 евро, но всё же. Но в то же время... Например, видела в обычной газете рекламу какого-то редкого филе, килограмм которого больше 200 евро стоит. И ведь кто-то покупает. В ресторанчике китайском, куда мы ходим, если у меня суббота свободная, сегодня какой-то день семейств был. Вот реально, практически за всеми столами тьма тьмущая детей, от младенцев до подростков, коляски повсюду, все таскают детские стулья... Ну понятно, что мало кому в радость субботу у плиты провести, для семьи готовя, но вот в том кусочке реальности, где я сейчас обитаю, никак не возможно понять ни "детные семьи загнаны в угол", ни "дети стали редкостью".

Тут такое, что каждый виток повышения цен вызывает у народа столбняк на недельку, а потом всё идет по-прежнему. Понятно, что это если человек при работе и здоров. А насчет работы так, что не работает нынче тот, кто очень не хочет, или наредкость неприкаянная особь - людей, наконец-то, стали брать такими, какие они есть, и обучать в процессе работы. Было бы желание работать. А вот тем, кому не повезло заболеть, не очень хорошо. Ортопедические операции в новой крупной больнице отменили до осени пока, то есть очереди растут, и даже срочные операции стоят. Да что там, даже онкологию не успевают быстро оперировать. Причина - некому работать. Обученый персонал ушел кто куда, а чтобы научить новых, нужно много времени.

Так и живем

@темы: житие мое

---

Генри III - 18: король недоволен

Потерявший весну и лето 1229 года в административных спорах и дрязгах Генри III попытался не потерять хотя бы осень, благо союзник, Пьер де Дрё/Бретонский как раз прибыл в Портсмут для участия в совместной экспедиции.



Изображение Пьера Бретонского с надгробья. А под катом - воображаемый портрет, который мне понравился



Этот Пьер был из Капетингов, причем из младшей ветви, да ещё и младший сын. И быть бы ему священником, если бы не женитьба на Аликс де Туар, герцогине Бретонской, волей короля Франции Филиппа-Августа, который сиротку Аликс опекал. Аликс, собственно, была дочерью герцогини Бретонской аж от третьего брака, но когда её сводные сиблинги Артур и Элеанор сошли со сцены (Артур умер или был убит в борьбе за корону Англии, а Элеанор осталась в Англии), бароны Бретани утвердили титул за Аликс.

Юная герцогиня прожила 18 лет, родила четверых детей, и умерла родами, оставив супруга регентом их сына-наследника титула. В союзники к королю Англии этот Пьер угодил в результате политических игр с Францией, которые он умел и любил, всегда стараясь при каждом следующем ходе потихоньку выводить Бретань на самостоятельный путь, подальше как от французов, так и от англичан.

В данном случае регент Бретани был с англичанами, но из путешествия через пролив не вышло ничего – просто не было судов в достаточном количестве, а рисковать, перевозя войска и всякую воинскую арматуру через пролив, они не стали. Разумеется, Генри III наорал на своего юстициария за то, что тот не подсуетился с кораблями в достаточном количестве, но выхода не было – зимовать пришлось в Англии, после Рождества, проведенного вместе с Александром Шотландским в Йорке. Флот отбыл только 30 апреля 1230 года, но, по крайней мере, успех этого похода обещал быть соответствующим: чрезвычайно быстро им удалось занять Бретань и Пуату почти полностью.

Восстановление империи Ангевинов было не за горами, но…
В английской политике всегда было это самое «но» - то в виде Уэльса, то в виде Шотландии, которые, стоило повернуться к ним спиной, били в эту спину. В данном случае Александр Шотландский был союзником, так что возбудился Ллевеллин в Уэльсе. Он публично повесил Уильяма де Браоза – того самого, которого уже брал в плен в 1228 году, которого потом позволил выкупить за чудовищную сумму в 2000 фунтов, и с которым заключил договор, по которому сын Ллевеллина, Даффид, женился бы на старшей дочери Уильяма, Изабелле.

Причиной такого бесславного конца для славного отпрыска могущественного приграничного клана, если верить хроникам, была та самая извечная: Уильям попался в спальне супруги Ллевелина, которая была дочерью короля Джона. История довольно тёмная хотя бы потому, что никто как-то о кончине де Браоза не грустил – и молодые поженились, и неверная жена, удаленная на некоторое время в дальний замок, была прощена и заняла привычное место рядом с супругом, и даже карательной экспедиции не было.

В общем, этот костер вспыхнул и погас, не перекинувшись на всё приграничье. Но и победная экспедиция во Францию остановилась в замке Мирбо, где в 1202 году король Джон вдрызг расколотил Лузиньянов. Увы, и Генри III, и его брат Ричард Корнуэльский достаточно серьезно заболели. Очевидно, и их не миновала походная дизентерия. В октябре все уже были дома, воодушевленные быстрой победой, и только некоторая физическая слабость победителей помешала устроить им самые роскошные рождественские праздники. И хорошо, потому что когда английская армия уходила с захваченных пространств, туда тихой сапой возвращались французы, и всё опять шло по-старому.

Победы, по сути, не было – была долгая и дорогая военная экспедиция ни о чем. Молодые люди ещё не понимали, что такое завоевание и присоединение больших территорий, и что завоевание не стоит ничего, если нет стратегии и ресурсов на укрепление своей власти на завоеванном пространстве. Впрочем, в их оправдание можно сказать, что до самого Генри V о таких тонкостях не задумывался никто.

В общем, 1231 год должен быть стать годом похмелья после головокружения от успехов, и таковым он стал. Всё, что могло пойти наперекос, пошло.

Не задалось заседание совета в январе, где король услышал много неприятных слов в свой адрес.

В начале апреля неожиданно умер Уильям Маршалл-младший, место которого занял его брат Ричард, который изначально был воспитан для управления французскими владениями семьи, и в Англии был практически чужаком.

Уильям, правда, успел устроить союз между своей сестрой Изабель и Ричардом Корнуэльским, хотя это выбесило Генри III невероятно. Изабель было уже 30 лет, и в брак с юным братом короля, на которого вешались девицы и дамы всех сословий, она привела шестерых своих детей от Гилберта де Клера. Надо сказать, что хотя сэр Гилберт был баснословно богат, Изабель распорядиться его деньгами не могла. Де Клеры принадлежали к той категории собственников, сирот которых воспитывал опекун, назначаемый королем, и набивал себе карманы доходами с владений сиротки, покуда его подопечный не становился совершеннолетним.

За Изабель, конечно, остались её приданое, вдовья доля, прочные связи с дворянством своих собственных немалых владений, и, разумеется, принадлежность к клану Маршаллов. В общем, Ричард явно обделенным себя в этом браке не чувствовал, тем более что Изабель весьма благодушно относилась к его вполне заслуженной репутации бабника. Но король, ожидавший для любимого брата какого-нибудь блестящего брака, был очень разочарован.

Ллевеллин, безнаказанно избавившийся от де Браоза, беспрепятственно проводил грабительские рейды по приграничью, и даже осмелился напасть на королевские силы у Монтгомери.

По всей стране на столах епископов и аббатов появились письма о том, что их авторы готовы умереть, дабы избавить страну от гнета римских папистов и вернуть ей независимость. И это были не просто слова – канонник столичного собора св. Павла по имени или прозвищу Чинчо был этой таинственной организацией похищен и ограблен, а архидьякон Норича Джованни да Ферентино чудом избежал ловушки, и бежал в Лондон, надеясь найти убежище там.

В августе, на пути из Рима в Лондон, умер архиепископ Кентерберийский, креатура Генри III, который, тем не менее, на январском совете энергично торпедировал идеи своего короля относительно дополнительного скутажа на новую военную экспедицию, и вообще отправился в Рим с идеями независимости духовной власти от светской, которые папа Григорий даже одобрил. Так что вряд ли короля расстроила эта смерть, но предстоящая морока с выбором нового архиепископа – несомненно.

Хороших новостей в 1231 году случилось лишь две, и обе были хорошими лишь условно. Во-первых, Ричард Маршалл и Ранульф де Блондевиль, граф Честерский, заключили с французами перемирие в начале июля, и к Рождеству в Англию вернулся из Святой земли епископ Винчестерский, Пьер де Рош. Условно хорошими эти новости были потому, что мира с Францией король не хотел, а прибытие епископа, рассказывающего интереснейшие и героические истории о дальних странах, стало началом его фавора у короля в ущерб и без того постоянно попрекаемого за все королевские неудачи Хью де Бурга. Так себе замена, хотя Хью отнюдь не был благоуханным примером безупречности. Но он хотя бы знал дело. Пьер де Рош, возможно, тоже был не обделен талантами, но его жадность к власти и склонность к популизму обещали тяжелые времена для Англии.

@темы: Henry III

---

Спецотдел М

Старенькая дорама, от 2015 года. Корейская. Хотя корейские сериалы смотрю редко, по причине их волнительности. Они намного реалистичнее и глубже всего, что я видела у китайцев. Не лучше, просто под другой менталитет. В этой дораме ищут пропавших людей. Затейливо пропавших, конечно, с большими тайнами и драмами за исчезновением. По-настоящему интересно - и процесс, и философия, и детали жизни, раскрывающиеся в процессе. В общем, качественная работа, рекомендую.

@темы: Дорамы

---

Поскольку у нас сегодня Пасха,

немного китча по открыточной теме

Похоже что до котиков человечество было помешано на зайках...

@темы: "праздники"

---

Генри III - 17: король пробует силы

В начале 1227 года брату Генри III, Ричарду Корнуэльскому, исполнилось 18 лет. К этому возрасту у него за плечами были два года политики и довольно успешных военных кампаний. Поэтому, когда Бланка Кастильская сделала свой ход, обручив Луи IX с девочкой из клана Лузиньянов, Ричард понял, что время, когда ещё что-то можно сделать, прежде чем против него выступят объединенные силы, исчисляется буквально днями – и успел заключить с французами перемирие на год. Таким образом, его усилия на континенте не пропали даром.



Единственное внятное изображение Ричарда Корнуэльского от 1260 года, в соборе Мейссена. Единого мнения о том, кого именно изображает эта статуя, нет, но достаточно понятно, кого она не изображает ( не предшественник, Вильгельм Голландский, не противник, Альфонсо Кастильский, и совершенно точно не Оттон I, у которого было другое телосложение)

Генри III, тем не менее, никакого перемирия отнюдь не хотел, и решил наказать брата за своеволие, отобрав у него какое-то поместье, которое всегда было частью владений графов Корнуолла. Жест абсолютно дурацкий и даже опасный, потому что оба брата были в возрасте, когда желание одного показать, кто в доме хозяин, может сделать другого непримиримым врагом. Тем более, что Ричард был прав – у него заканчивались и деньги, и ресурсы, так что заключенный им мир был спасением для англичан, причем заключен этот мир был единственно благодаря военной репутации Ричарда, которого во Франции опасались.

К счастью обоих, ещё жива была старая гвардия, так что уже через месяц братья встретились в Нортхемптоне, где Уильям Маршалл-младший и Ранульф де Блондевиль выразили свою обеспокоенность ситуацией, и братья примирились, и даже отпраздновали в том году Рождество вместе, в Йорке. В принципе, тот факт, что Генри помирился с Ричардом только при помощи этих лордов, выглядит достаточно странно. Ранульф, конечно, пользовался всеми возможными благами и льготами своего положения практически до самой смерти (и не просто так – в том же 1227 году он продавил точку зрения короны в дискуссиях по Лесной Хартии), но вот с Маршаллом-младшим король, похоже, так никогда и не нашел общего языка. Проще говоря, не любил он его по какой-то причине. То ли за то, что изначально этот Маршалл был за принца Луи, то ли просто из-за того, что он был Маршалл. В конце концов, старый Маршалл был в памяти короля фигурой настолько мощной и доминирующей, что он мог подозревать и сына в мечтах стать фигурой не менее доминирующей.

В любом случае, бароны королевства настолько растрогались над фактом, что Генри III, в отличие от отца, мог идти на уступки своим подданным, что невольно закрадывается подозрение, а не была ли бессмысленная ссора братьев изначально задуманным фарсом, имевшим целью именно такую реакцию? В конце концов, в 1227 году баронов уже огорошили королевским своеволием, надо было и им потрафить. Тем более, что король остался достаточно недоволен про-конституционными выступлениями архиепископа Кентерберийского, чтобы слегка отомстить тому, придравшись к некоторым неточностям в правах архиепископальной епархии, что внесло разлад в их личные отношения. Впрочем, Лэнгтон, к своему счастью, догадался умереть в 1228 году, не успев разругаться и с этим королем.

А ещё в апреле 1228 года Святейший престол подтвердил, наконец, совершеннолетие Генри III. На самом деле это должен был сделать ещё папа Гонориус III, но не успел – умер, а у его преемника не нашлось, видимо, времени, хотя это время нашлось как минимум в начале года для отмены и категорического запрещения рыцарских турниров. Причем, церковь-то выступала против турниров испокон веков, потому что на турнирах гибли добрые христиане во славу собственной гордыни, а не ради какого-нибудь славного дела во славу Христову. Но только Григорий IX додумался наделить епископов правами и даже обязанностями отлучать от церкви каждого, принявшего в турнире участие. И если остальные европейские правители могли отмахнуться и от распоряжения, и от моралей вредного старца, то Англия позволить себе такого не могла – папа Римский был оверлордом страны.

Генри III, впрочем, интереса к турнирам и не имел, что выглядит довольно странным для сына короля Джона и отца Эдварда I, людей более чем воинственных ещё и персонально, а не просто государственно. Природа на Генри в этом смысле отдохнула, вылепив из него гуманитария – книжника и строителя. Или решила дать немного передохнуть Англии, что осталось неудачной попыткой. Первая часть тринадцатого века была неподходящим временем для короля-гуманитария. Да и вторая тоже. И если подумать и вспомнить гуманитария Генри VI, то никакое время не бывает хорошим для правителей-пацифистов, живущих в отдельной от прочих смертных реальности.

Кое-что о реальности Генри III понимать всё-таки учили. Летом 1228 года он послал Григорию IX письмо с жалостной просьбой перенести останки своего батюшки в аббатство Бьюли, которое тот основал. Но в связи с тем, что король Джон умер скоропостижно и в походе, его захоронили всё-таки в Вустерском кафедрале. Судя по тому, что перенос не состоялся, Григорию IX Генри отказал, и практически единственной причиной такого отказа могло быть опасение, что Джон остался в памяти ещё живущего поколения баронов настолько спорной фигурой, что многие охотнее видели бы его в болоте, а не в каменном саркофаге посреди знаменитого собора. Но нет худа без добра: от Бьюли после роспуска монастырей остались одни развалины, а Вустерский кафедрал красуется на своем месте, и саркофаг короля Джона по-прежнему занимает в нем центральное место.

Первым зарегистрированным делом официально совершеннолетнего Генри III стало письмо Фридриху II о необходимости примирения с папой, дабы враги Христовы не радовались их разладу. Это было уже второе его письмо на эту тему, и кто его знает, писал он всерьез, надеясь помочь покончить с серьезнейшей проблемой христианского мира, или чувствовал своим долгом писать о христианских ценностях, являясь прямым вассалом папы Римского, или просто хотел, чтобы эти двое уже, наконец, помирились, и Григорий IX мог отвлечься на что-то другое. Например, на интересы Генри во Франции, откуда бароны Нормандии и Пуату обратились к нему в районе Рождества 1228 года с просьбой выкинуть французских чиновников с законных земель Ангевинов. Ричард Корнуэльский, конечно, оставил в договоре о перемирии с французами Нормандию и Пуату в руках англичан, но формально, потому что французы успели там угнездиться ещё во времена Луи VIII, а сам Ричард успел лишь успешно повоевать в Гаскони. Так что теперь, чтобы не оттолкнуть баронов, обратившихся к нему с письмом, Генри III решил начать вторжение в Нормандию.

И тут начались проблемы с Кентербери. Вернее, после смерти Стивена Лэнгтона они начались сначала для Кентербери. Монахи на должность архиепископа выдвинули из своих рядов Уолтера д’Эйншема. В общем-то, имели право, но для светских властей назначения высших церковных чинов никогда не были внутренним делом церкви, они считали это делом сугубо административным. Поэтому Генри III отказался санкционировать выбор монахов, и опротестовал его через Григория IX, выдвинув своего собственного кандидата – умницу и книжника, писателя и педагога Ричарда ле Гранта, и сопроводив этот выбор обещанием платить в папскую казну десятину со всей недвижимости в Англии на финансирование войны Святейшего престола и императором Фридрихом II. От подобного подкупа папа отказаться просто не мог, и не отказался.

Конечно, кандидатуру ле Гранта поддерживали многие епископы, потому что сравнить эрудицию ученого-интеллектуала и рядового монаха было совершенно невозможно. Тем более что вопрос о методе выбора прелатов всегда был вопросом непростым и раскалывающим духовенство. Вопрос стоял, в принципе, о том, что монашеские общины считали участие епископов в светском управлении и органах власти несовместимым с обязанностями духовных пастырей. Собственно, они хотели оторвать духовный мир от светского, чтобы усилить его моральную чистоту и независимость в глазах паствы. Среди епископов эта идея популярной никогда не была, ведь они знали, что именно участие в органах власти помогает церкви сохранять и оберегать определенную автономность. Что и докажет в недалеком будущем ле Грант, ругаясь с королем по нескольким важным для Кентербери вопросам.

Не слишком популярным и даже опасным в глазах лордов светских и духовных стал ход короля в духе его незабвенного батюшки. Случилось так, что епископ Солсбери, Ричард Пор, перевелся в мае 1229 года на должность принца-епископа Дарема. Причиной для этого стала и важность поста, и зашедшие в тупик раздоры между епископом, приором монастыря и капитулом собора. Дело в том, что Ричард Пор был не просто епископом, а епископом, который был очень тесно вовлечен в управление королевством вместе с Хью де Бургом, Стивеном Лэнгтоном и Жоселином, епископом Веллса. Можно даже сказать, что Ричард Пор и Жоселин Велсский были именно администраторами в правительстве – оба решали многие легальные спорные вопросы, работали над правилами, исключающими подобные разногласия в будущем, и выстраивали практически с нуля финансовое управление королевством. При подобной нагрузке вряд ли у них оставалось время на посещение своих епархий и управление ими.

Разумеется, когда Пор переводился в Дарем, он назначил себе преемника в Солсбери, Роберта де Бингема. Интересности начались после этого. Пор оставил свой пост в Солсбери в мае, а капитул собрался для утверждения Бингема только в сентябре – потому что так повелел король. После этого, выбор капитула должен был утвердить король, но Генри III перенаправил это утверждение папе Григорию, потому что престол архиепископа Кентербери был на тот момент ещё вакантным, а именно архиепископ Кентербери, первый прелат королевства, должен был, по мнению короля, этот выбор утвердить. Сделать это сольно король, по его словам, не решался, не чувствуя себя в таком вопросе достаточно компетентным. В общем, вся эта канцелярщина длилась многие месяцы, и все эти месяцы доходы от остававшихся вакантными должностей епископа и архиепископа лились в королевские сундуки, дабы профинансировать потом военную кампанию во Франции.

Именно такими формально легальными трюками в пользу казны был знаменит король Джон, ухитрявшийся держать должности вакантными ну очень подолгу. Впрочем, и Ричард Пор, и Жоселин Веллский были прелатами ещё при этом короле, а Жоселин даже был советником Джона, так что идея о том, как его величество может беспроблемно увеличить военный бюджет, не нагружая своих подданных, вполне могла принадлежать им. Тем более, что прямым королевским произволом происходившее не было. И с кого молодой король должен был брать пример, как не с явно горячо любимого им отца, о котором он узнавал всё больше от людей, служивших Джону и враждовавших с Джоном?



Таким нейросеть увидела короля Джона, и, за исключением прически, так он вполне мог выглядеть, потому что, благодаря изображению на надгробье, здесь учтена даже частичная атрофия левого века короля (которую унаследовал и Генри III), придававшая ему особенно хитрый вид

@темы: Henry III

---

И даже пень в весенний день...

настроен очень романтично!

@темы: тот кот