Do or die
Об Эдуарде я писала оскользом, и это было совсем не то, что будет написано сейчас.
(by Mark Satchwill)
Тогда меня интересовали события, приведшие через пол-века к восстанию Тайлера, и мне просто попалась какая-то интернетная инфа (даже не Вики) об Эдуарде Втором. Похоже, что я оклеветала, как минимум, королеву Изабеллу и Эдуарда Третьего, объявив его бастардом (mirrinminttu.diary.ru/p65594971.htm#more1).
Сейчас я наша книгу Майкла Прествича, профессора истории из университета Дурхам, специалиста по средневековой Англии, и он, понятное дело, более достойный доверия ресурс.
читать дальшеВ том, что правление Эдуарда II было для Англии сущей катастрофой, сомнений нет: сплошные политические конфликты, густо замешанные на зависти, насилии, персональной ненависти. По сути, постоянное состояние гражданской войны, с осадами, опустошениями земель, коалициями и антикоалициями, на фоне неутихающих войн с шотландцами – как правило, не в пользу англичан. Англичане врывались в дома англичан, грабя, убивая, и поджигая строения. Скот угонялся, деревья вырубались, парки уничтожались
И корона, и оппозиция того периода выглядят одинаково неприглядно. Сами по себе и Эдуард, и его главный противник-оппозиционер, Томас Ланкастер, были людьми не лучше, и не хуже других. Проблема была в том, что оба оказались в ролях, которые им ни в коем случае не подходили. Они мыслили и действовали как частные лица, не как глава государства и глава оппозиции.
Иногда может показаться, что как личность, Эдуард Второй был слабым правителем и игрушкой в руках своих фаворитов. Это не так. Эдуард выглядел, как король – высокий, мускулистый, хороший оратор, прекрасный наездник. Он, когда хотел, мог вести себя, как король: обращаясь в 1312 году к жителям Лодона с просьбой защитить свой город и своего короля, отказавшись в 1320 принести королю Франции вассальную клятву вместе с феодальной податью. Его объявление о возвращении из изгнания Гавестона, как и его многие устные обращения к своим министрам, доказывают, что Эдуард прекрасно понимал, как работает государственная машина его королевства.
Слабость Эдуарда крылась в его порывистости, впечатлительности, в его способности любить друзей преданно и щедро. Прекрасные качества для человека, но катастрофа для правителя, потому что его действия в качестве частного лица приводили к постоянному дисбаллансу все королевство. Хотя Эдуард Первый оттрепал своего сына за кудри за неумеренную щедрость, и выслал Пирса Гавестона из страны, для Англии Гавестон никогда не представлял никакой опасности: у молодого гасконца не было решительно никаких политических амбиций. Совсем другим делом был Хью Деспенсер-младший, у которого амбиций и жадности хватало за троих.
Жгучий вопрос: был ли Эдуард II открыто гомосексуален? Майкл Прествич в своей книге «Три Эдуарда» утверждает, что при жизни Эдуарда Второго ничего подобного не говорилось. Да, автор «Vita Edwardi Secundi» упрекает короля в том, что тот любил Пирса Гавестона больше, чем свою королеву, «чрезвычайно прекрасную и элегантную леди», но не забывает честно прибавить, что в тот момент «элегантной леди» было всего 12 лет. Есть неясные сведения, что шестнадцатилетние Гевестон и Эдуард принесли друг другу клятву братства по оружию, но само по себе это не исключает возможности между ними и гомосексуальных отношений.
Что касается семейной жизни Эдуарда, то Прествич пишет, что у него было четверо детей с Изабеллой (Эдуард, Джон, Элеонор и Джоанна) и один сын-бастард (Адам ФицРой), что, впрочем, тоже не исключает того, что у короля могли быть и любовники-мужчины. Ссылаясь на то, какой акцент был сделан на гомосексуальности во время суда над тамплиерами, в знак доказательства их связи с дьяволом, Прествич справедливо отмечает, что даже если Эдвард Второй имел гомосексуальные связи, он никогда бы не посмел их афишировать. Прествич также напоминает, что слухи о гомосексуальности Эдуарда Второго и о его жуткой смерти начали циркулировать только в середине четырнадцатого века. Кто их запустил, чья это была пропаганда и против кого – мы никогда не узнаем. Но, учитывая непростую ситуацию, сложившуюся после смерти короля, его репутацию просто не могли не обелять и очернять, поочередно. Каждая партия в своих интересах.
Если при своей жизни Эдуард и раздражал чем-то явно и запротоколированно современников, так это своими вкусами. Его приятель Гавестон хотя бы любил турниры, а вот Эдуард предпочитал морское дело, плавание, и физическую работу. Он был хорошим кузнецом, каменщиком и плотником, что, в общем-то, объясняет, почему он крутился возле рабочих-строителей во дворце, хотя позже злые языки скажут, что его привлекали скорее сами дюжие рабочие, чем то, что они строили. Тем не менее, ремеслу Эдуард от этих парней научился. Но в начале четырнадцатого века умение копать канавы и рубить деревья вовсе не казалось современникам чем-то достойным, когда речь шла о короле. Любовь к искусству менестрелей выглядела более по-королевски (Эдуард содержал собственный оркестр: барабанщик, арфист, двое трумбетистов и трубач), но и здесь злые языки нашли, на что посетовать: якобы, архиепископ Кентерберийский попал к королю в фавор благодаря своему умению устраивать театральные представления.
Эдуард был щедр не только к тем, кого любил и считал близкими. Записи о расходах упоминают о вознаграждении в 50 (!) фунтов хирургу, который лечил помощника конюха, укушенного любимым жеребцом короля, и о выплате 1 фунта женщине, с которой король пьянствовал на пути в Ньюкастл в 1310 году. Тогда во дворце был любопытный обычай: если придворным удавалось застать короля в постели утром понедельника Пасхи, то они требовали от короля выкуп за то, что его из этой кровати выпустят. Эдуард Первый был дважды застигнут придворными дамами своей жены в этот день у нее в спальне, и заплатил в первый раз чуть больше 6 фунтов, а во второй – 14 фунтов. Эдуард Второй был застигнут тремя рыцарями в собственной постели и в собственной спальне, и заплатил им 20 фунтов. Он вообще любил понежиться в кровати. В 1320 году епископ ворчестерский выражает в своих записях удивление, что король сегодня встал, против обыкновения, рано.
Эдуард Второй был леноват до такой степени, что мог манкировать своими обязанностями, если они казались ему скучными или неприятными. Поскольку мало что может быть столь неприятно, как прикасаться к больным и увечным, рекорд касаний этого Эдварда в день был 214, хотя его отец умудрялся коснуться 1700 человек. Глупость? Вовсе нет, до сих пор в Англии этикет запрещает самовольно прикасаться к королеве, потому что считается, что королевское прикосновение излечивает. А уж в тринадцатом-четырнадцатом столетиях в это верили истово. Хотя Эдуард Первый периодически рявкал на свою королеву, что «это», ленивое, безответственное, и легкомысленное, не может быть его ребенком, Эдвард Второй был типичным Плантагенетом по крайней мере в следующем: он был чрезвычайно вспыльчив, упрям, и мстителен.
В правлении Эдуарда довольно отчетливо просматриваются два периода. Первый – «проблема Гавестона»: свара с палатой пэров относительно милостей, которыми король осыпал Пирса Гавестона, и которая привела в установлению палатой пэров и администрацией своего рода опеки над доходами короля в 1311 году. Более того, Гавестону пришлось покинуть Англию. Последней каплей для лордов стало то, что Гавестону королем был дан чин графа Корнуэльского (который должен был быть отдан сводному брату короля, Томасу Норфолкскому. Томас не обиделся, а вот аристократы за него обиделись). Я искала причину, по которой именно Гавестон был столь немил и Эдуарду Первому, и, позднее, английскому дворянству. Похоже, что причина одна: Пирс Гавестон не был аристократом, хоть и был рыцарем, и был, к тому же, иностранцем.
В конце концов, в 1300-м Эдвард Первый сам назначил Гавестона, которому тогда было всего 16 лет, в компаньоны своему сыну, приказав последнему брать пример с этого молодого дворянина. Возможно, старый король разозлился, когда Гавестон с друзьями сбежали из шотландского похода во Францию, чтобы принять участие в каком-то славном турнире. Но, скорее всего, его взбесила клятва братства, которую якобы принесли друг другу Гавестон и наследный принц, потому что одним из пунктов этой клятвы было «все мое – твое».
Второй причиной враждебности лордов Англии к Гавестону могла быть в том, что Эдуард устроил своему другу свадьбу с богатейшей и знатнейшей наследницей, сестрой их общего друга графа Глочестера. Это было именно та ошибка, которую никогда не позволяла себе мать Эдуарда в отношении своих близких: женщин-иностранок за англичан выдавать было можно, но вот отдавать английских наследниц в жены иноземцам было чревато. Да тут еще на свадебном турнире рыцари Гавестона, все молодые и бравые, вдребезги расколошматили старых и заслуженных рыцарей Сюррея, Херефорда и Арундела. Мелочь? Эта мелочь стоила Гавестону жизни.
Гавестон, пусть даже лишенный политических амбиций, не был лишен гордости и чисто гасконской бравады. Говорят, что на свадебном пиру Эдуарда он появился в королевском пурпуре (ибо был оставлен регентом на время путешествия Эдварда во Францию), и полностью завладел внимание короля. Учитывая, что новобрачная была еще ребенком, это неудивительно. Вот только то, что драгоценности молодой королевы, полученные Эдуардом в качестве свадебного подарка, оказались в тот вечер подарены Гавестону, не понравилось никому из присутствующих. Наверное, с точки зрения молодых людей, это была веселая шутка, так щелкнуть по носу французов, но часы жизни Гавестона уже начали отсчитывать время до его конца.
Гавестон вернулся в Англию в 1312 году, и события стали развиваться очень быстро. 4 мая кузен короля, Томас Ланкастер, напал на замок Ньюкастл, куда король прибыл встретить своего друга. Эдвард и Гавестон бежали в Скарборо, но вся казна и армия остались в Ньюкастле, и плавно перешли во владение Ланкастера. Эдвард оставил Гавестона в Скарборо, и умчался собирать армию. Гавестон, находясь в безвыходном положении, сдался барону де Валленсу, графу Пембруку, который поклялся его защищать. В Оксфордшире Гавестона похитили, и увезли в замок Варвик ожидать прибытия Ланкастера. По приказу Ланкастера, Гавестон был убит ударом меча в сердце, и затем обезглавлен: "While he lives, there will be no safe place in the realm of England", - напыщенно заявил Ланкастер. Чем существование Гавестона угрожало королевству, осталось загадкой, зато убийство самого близкого королю человека сделало Томаса де Ланкастера главой баронской оппозиции.
Де Ланкастер звезд с неба не хватал, но он пытался быть хорошим администратором, и даже действительно сумел отыскать достаточное количество совершенно некоррумпированных служак на многие должности. Смыслом его усилий была все та же цель английской знати ограничить королевскую власть как можно больше. Но пока Ланкастер занимался хозяйством, Эдуард потихоньку торпедировал некоторые его начинания, и собирал вокруг новую группу собственных приверженцев: Хью Одли, Роджера Дэмори, Уильяма Монтегю. Эдуард устроил Одли и Дэмори женитьбы на наследницах из дома Глочестеров, где одна из дам уже была замужем за молодым Деспенсером.
И снова Англия закачалась на грани масштабной отечественной войны: Ланкастер отправился на север собирать армию против новых фаворитов короля. Положение спасли епископы и кардиналы, которым удалось к 1318 году написать договор о составе палаты пэров так, что ни одна партия не получила там перевеса. Ненадолго! Уже в 1319 случилось очередное унизательное для англичан поражение в почти непрекращающейся войне с Шотландией, и снова в баронской колоде смешались все карты.
Молодой Деспенсер, изначально поддерживавший баронов, решил попытать счастья, став роялистом, что ему и удалось очень быстро. Скоро другие фавориты почувствовали хватку нового камергера, который решил оттяпать спорный, но лакомый кусочек у группы лордов, в число которых входили как Одли и Дэмори, так и Момбрей, Клиффорд, Мортимеры, граф Херефордский. Не то, чтобы действия Деспенсера были таким уж произволом, вопрос о владениях Говера был действительно спорным, но тут со слоновьей грацией в ситуацию ввалился Томас де Ланкастер. Ему снова удалось заставить короля отослать прочь от двора Деспенсеров, но он не додумался составить какой-то единый фронт оппозиционеров.
Пока вышеупомянутые бароны осаждали замки Деспенсеров в Южном Уэльсе, король провернул красивую комбинацию с их потенциальным союзником в Лидсе, Бедлесмером. Лидс когда-то был обещан королеве Изабелле, но отдан потом Бедлесмеру. По просьбе короля, королева отправилась в Лидс, и потребовала от Бедлесмера оказать ей гостеприимство. Бедлесмер, как и ожидалось, в этом королеве отказал, так как впустить ее в замок могло быть истрактовано, как подтверждение ее права на этот замок.
В ответ король организовал Пембрука, Ричмонда и Норфолка осадить Лидс. Никто не поддержал Бедлесмера, и Лидс сдался. После этого король обратил свое внимание на лордов, осаждавших замки Деспенсеров. Те сообразили, что воевать с Деспенсерами – одно, а с законным королем – совсем другое. Херефорд, Одли и Дэмори бежали к Ланкастеру, Мортимеры и остальные сдались королю без боя.
Теперь, наконец, Эдвард подобрался к своему главному врагу. Армии короля и его кузена сошлись в 1322 году в Бартоне-на-Тренте. Воевать по-настоящему не хотелось никому, и, после нескольких стычек, часть союзников Ланкастера бежала в Шотландию. Путь им преградил Эндрю Харкли, роялист из Карлисла, чьи солдаты сражались пешими, на шотландский лад. Граф Херефорд предпочел совершить своего рода самоубийство, попытавшись на полном скаку пересечь мост Бороубридж, те, кто попытался форсировать реку в отдалении от моста, встретили град стрел. Хода на другой берег просто не было. За ночь войска Ланкастера истаяли – началось массовое дезиртирство. Утром Ланкастеру, Момбрею, Клиффорду и остальным оппозиционерам пришлось просто сдаться.
Ланкастера судили, как предателя в пользу Шотландии в Понтефракте. Неизвестно, верили ли массы в его предательство, но осуждение и казнь главы оппозиционеров были встречены присутствующими с энтузиазмом. Предателей полагалось повесить, утопить и четвертовать, но Ланкастера казнили именно так, как 10 лет назад по его приказу казнили Гавестона. Эдвард присутствовал на казни (Приствич, правда, об этом факте не упоминает, это из Вики).
Падение Ланкастера было поражением оппозиционеров не только и не столько в плане моральном. Ланкастер имел огромные ресурсы. Он унаследовал пять графств, мог в любой момент призвать на службу более 50 рыцарей, что делало его воинскую силу равной королевской. Его владения приносили ему около 11 000 фунтов в год, он имел мощные, укрепленные и постоянно укрепляющиеся еще больше, замки в центральных и северных районах Англии. Проблемой Ланкастера было отсутствие стратегического ума. Тупо преследуя Гавестона и пытаясь этим вынудить короля на уступки баронам, он и его последователи упустили из вида простейший факт: место возле трона пусто не бывает, и занять место Гавестона такими методами Ланкастеру не светило. По сути, он сам, своими руками привел Англию и короля в эру Диспенсеров.
(by Mark Satchwill)Тогда меня интересовали события, приведшие через пол-века к восстанию Тайлера, и мне просто попалась какая-то интернетная инфа (даже не Вики) об Эдуарде Втором. Похоже, что я оклеветала, как минимум, королеву Изабеллу и Эдуарда Третьего, объявив его бастардом (mirrinminttu.diary.ru/p65594971.htm#more1).
Сейчас я наша книгу Майкла Прествича, профессора истории из университета Дурхам, специалиста по средневековой Англии, и он, понятное дело, более достойный доверия ресурс.
читать дальшеВ том, что правление Эдуарда II было для Англии сущей катастрофой, сомнений нет: сплошные политические конфликты, густо замешанные на зависти, насилии, персональной ненависти. По сути, постоянное состояние гражданской войны, с осадами, опустошениями земель, коалициями и антикоалициями, на фоне неутихающих войн с шотландцами – как правило, не в пользу англичан. Англичане врывались в дома англичан, грабя, убивая, и поджигая строения. Скот угонялся, деревья вырубались, парки уничтожались
И корона, и оппозиция того периода выглядят одинаково неприглядно. Сами по себе и Эдуард, и его главный противник-оппозиционер, Томас Ланкастер, были людьми не лучше, и не хуже других. Проблема была в том, что оба оказались в ролях, которые им ни в коем случае не подходили. Они мыслили и действовали как частные лица, не как глава государства и глава оппозиции.
Иногда может показаться, что как личность, Эдуард Второй был слабым правителем и игрушкой в руках своих фаворитов. Это не так. Эдуард выглядел, как король – высокий, мускулистый, хороший оратор, прекрасный наездник. Он, когда хотел, мог вести себя, как король: обращаясь в 1312 году к жителям Лодона с просьбой защитить свой город и своего короля, отказавшись в 1320 принести королю Франции вассальную клятву вместе с феодальной податью. Его объявление о возвращении из изгнания Гавестона, как и его многие устные обращения к своим министрам, доказывают, что Эдуард прекрасно понимал, как работает государственная машина его королевства.
Слабость Эдуарда крылась в его порывистости, впечатлительности, в его способности любить друзей преданно и щедро. Прекрасные качества для человека, но катастрофа для правителя, потому что его действия в качестве частного лица приводили к постоянному дисбаллансу все королевство. Хотя Эдуард Первый оттрепал своего сына за кудри за неумеренную щедрость, и выслал Пирса Гавестона из страны, для Англии Гавестон никогда не представлял никакой опасности: у молодого гасконца не было решительно никаких политических амбиций. Совсем другим делом был Хью Деспенсер-младший, у которого амбиций и жадности хватало за троих.
Жгучий вопрос: был ли Эдуард II открыто гомосексуален? Майкл Прествич в своей книге «Три Эдуарда» утверждает, что при жизни Эдуарда Второго ничего подобного не говорилось. Да, автор «Vita Edwardi Secundi» упрекает короля в том, что тот любил Пирса Гавестона больше, чем свою королеву, «чрезвычайно прекрасную и элегантную леди», но не забывает честно прибавить, что в тот момент «элегантной леди» было всего 12 лет. Есть неясные сведения, что шестнадцатилетние Гевестон и Эдуард принесли друг другу клятву братства по оружию, но само по себе это не исключает возможности между ними и гомосексуальных отношений.
Что касается семейной жизни Эдуарда, то Прествич пишет, что у него было четверо детей с Изабеллой (Эдуард, Джон, Элеонор и Джоанна) и один сын-бастард (Адам ФицРой), что, впрочем, тоже не исключает того, что у короля могли быть и любовники-мужчины. Ссылаясь на то, какой акцент был сделан на гомосексуальности во время суда над тамплиерами, в знак доказательства их связи с дьяволом, Прествич справедливо отмечает, что даже если Эдвард Второй имел гомосексуальные связи, он никогда бы не посмел их афишировать. Прествич также напоминает, что слухи о гомосексуальности Эдуарда Второго и о его жуткой смерти начали циркулировать только в середине четырнадцатого века. Кто их запустил, чья это была пропаганда и против кого – мы никогда не узнаем. Но, учитывая непростую ситуацию, сложившуюся после смерти короля, его репутацию просто не могли не обелять и очернять, поочередно. Каждая партия в своих интересах.
Если при своей жизни Эдуард и раздражал чем-то явно и запротоколированно современников, так это своими вкусами. Его приятель Гавестон хотя бы любил турниры, а вот Эдуард предпочитал морское дело, плавание, и физическую работу. Он был хорошим кузнецом, каменщиком и плотником, что, в общем-то, объясняет, почему он крутился возле рабочих-строителей во дворце, хотя позже злые языки скажут, что его привлекали скорее сами дюжие рабочие, чем то, что они строили. Тем не менее, ремеслу Эдуард от этих парней научился. Но в начале четырнадцатого века умение копать канавы и рубить деревья вовсе не казалось современникам чем-то достойным, когда речь шла о короле. Любовь к искусству менестрелей выглядела более по-королевски (Эдуард содержал собственный оркестр: барабанщик, арфист, двое трумбетистов и трубач), но и здесь злые языки нашли, на что посетовать: якобы, архиепископ Кентерберийский попал к королю в фавор благодаря своему умению устраивать театральные представления.
Эдуард был щедр не только к тем, кого любил и считал близкими. Записи о расходах упоминают о вознаграждении в 50 (!) фунтов хирургу, который лечил помощника конюха, укушенного любимым жеребцом короля, и о выплате 1 фунта женщине, с которой король пьянствовал на пути в Ньюкастл в 1310 году. Тогда во дворце был любопытный обычай: если придворным удавалось застать короля в постели утром понедельника Пасхи, то они требовали от короля выкуп за то, что его из этой кровати выпустят. Эдуард Первый был дважды застигнут придворными дамами своей жены в этот день у нее в спальне, и заплатил в первый раз чуть больше 6 фунтов, а во второй – 14 фунтов. Эдуард Второй был застигнут тремя рыцарями в собственной постели и в собственной спальне, и заплатил им 20 фунтов. Он вообще любил понежиться в кровати. В 1320 году епископ ворчестерский выражает в своих записях удивление, что король сегодня встал, против обыкновения, рано.
Эдуард Второй был леноват до такой степени, что мог манкировать своими обязанностями, если они казались ему скучными или неприятными. Поскольку мало что может быть столь неприятно, как прикасаться к больным и увечным, рекорд касаний этого Эдварда в день был 214, хотя его отец умудрялся коснуться 1700 человек. Глупость? Вовсе нет, до сих пор в Англии этикет запрещает самовольно прикасаться к королеве, потому что считается, что королевское прикосновение излечивает. А уж в тринадцатом-четырнадцатом столетиях в это верили истово. Хотя Эдуард Первый периодически рявкал на свою королеву, что «это», ленивое, безответственное, и легкомысленное, не может быть его ребенком, Эдвард Второй был типичным Плантагенетом по крайней мере в следующем: он был чрезвычайно вспыльчив, упрям, и мстителен.
В правлении Эдуарда довольно отчетливо просматриваются два периода. Первый – «проблема Гавестона»: свара с палатой пэров относительно милостей, которыми король осыпал Пирса Гавестона, и которая привела в установлению палатой пэров и администрацией своего рода опеки над доходами короля в 1311 году. Более того, Гавестону пришлось покинуть Англию. Последней каплей для лордов стало то, что Гавестону королем был дан чин графа Корнуэльского (который должен был быть отдан сводному брату короля, Томасу Норфолкскому. Томас не обиделся, а вот аристократы за него обиделись). Я искала причину, по которой именно Гавестон был столь немил и Эдуарду Первому, и, позднее, английскому дворянству. Похоже, что причина одна: Пирс Гавестон не был аристократом, хоть и был рыцарем, и был, к тому же, иностранцем.
В конце концов, в 1300-м Эдвард Первый сам назначил Гавестона, которому тогда было всего 16 лет, в компаньоны своему сыну, приказав последнему брать пример с этого молодого дворянина. Возможно, старый король разозлился, когда Гавестон с друзьями сбежали из шотландского похода во Францию, чтобы принять участие в каком-то славном турнире. Но, скорее всего, его взбесила клятва братства, которую якобы принесли друг другу Гавестон и наследный принц, потому что одним из пунктов этой клятвы было «все мое – твое».
Второй причиной враждебности лордов Англии к Гавестону могла быть в том, что Эдуард устроил своему другу свадьбу с богатейшей и знатнейшей наследницей, сестрой их общего друга графа Глочестера. Это было именно та ошибка, которую никогда не позволяла себе мать Эдуарда в отношении своих близких: женщин-иностранок за англичан выдавать было можно, но вот отдавать английских наследниц в жены иноземцам было чревато. Да тут еще на свадебном турнире рыцари Гавестона, все молодые и бравые, вдребезги расколошматили старых и заслуженных рыцарей Сюррея, Херефорда и Арундела. Мелочь? Эта мелочь стоила Гавестону жизни.
Гавестон, пусть даже лишенный политических амбиций, не был лишен гордости и чисто гасконской бравады. Говорят, что на свадебном пиру Эдуарда он появился в королевском пурпуре (ибо был оставлен регентом на время путешествия Эдварда во Францию), и полностью завладел внимание короля. Учитывая, что новобрачная была еще ребенком, это неудивительно. Вот только то, что драгоценности молодой королевы, полученные Эдуардом в качестве свадебного подарка, оказались в тот вечер подарены Гавестону, не понравилось никому из присутствующих. Наверное, с точки зрения молодых людей, это была веселая шутка, так щелкнуть по носу французов, но часы жизни Гавестона уже начали отсчитывать время до его конца.
Гавестон вернулся в Англию в 1312 году, и события стали развиваться очень быстро. 4 мая кузен короля, Томас Ланкастер, напал на замок Ньюкастл, куда король прибыл встретить своего друга. Эдвард и Гавестон бежали в Скарборо, но вся казна и армия остались в Ньюкастле, и плавно перешли во владение Ланкастера. Эдвард оставил Гавестона в Скарборо, и умчался собирать армию. Гавестон, находясь в безвыходном положении, сдался барону де Валленсу, графу Пембруку, который поклялся его защищать. В Оксфордшире Гавестона похитили, и увезли в замок Варвик ожидать прибытия Ланкастера. По приказу Ланкастера, Гавестон был убит ударом меча в сердце, и затем обезглавлен: "While he lives, there will be no safe place in the realm of England", - напыщенно заявил Ланкастер. Чем существование Гавестона угрожало королевству, осталось загадкой, зато убийство самого близкого королю человека сделало Томаса де Ланкастера главой баронской оппозиции.
Де Ланкастер звезд с неба не хватал, но он пытался быть хорошим администратором, и даже действительно сумел отыскать достаточное количество совершенно некоррумпированных служак на многие должности. Смыслом его усилий была все та же цель английской знати ограничить королевскую власть как можно больше. Но пока Ланкастер занимался хозяйством, Эдуард потихоньку торпедировал некоторые его начинания, и собирал вокруг новую группу собственных приверженцев: Хью Одли, Роджера Дэмори, Уильяма Монтегю. Эдуард устроил Одли и Дэмори женитьбы на наследницах из дома Глочестеров, где одна из дам уже была замужем за молодым Деспенсером.
И снова Англия закачалась на грани масштабной отечественной войны: Ланкастер отправился на север собирать армию против новых фаворитов короля. Положение спасли епископы и кардиналы, которым удалось к 1318 году написать договор о составе палаты пэров так, что ни одна партия не получила там перевеса. Ненадолго! Уже в 1319 случилось очередное унизательное для англичан поражение в почти непрекращающейся войне с Шотландией, и снова в баронской колоде смешались все карты.
Молодой Деспенсер, изначально поддерживавший баронов, решил попытать счастья, став роялистом, что ему и удалось очень быстро. Скоро другие фавориты почувствовали хватку нового камергера, который решил оттяпать спорный, но лакомый кусочек у группы лордов, в число которых входили как Одли и Дэмори, так и Момбрей, Клиффорд, Мортимеры, граф Херефордский. Не то, чтобы действия Деспенсера были таким уж произволом, вопрос о владениях Говера был действительно спорным, но тут со слоновьей грацией в ситуацию ввалился Томас де Ланкастер. Ему снова удалось заставить короля отослать прочь от двора Деспенсеров, но он не додумался составить какой-то единый фронт оппозиционеров.
Пока вышеупомянутые бароны осаждали замки Деспенсеров в Южном Уэльсе, король провернул красивую комбинацию с их потенциальным союзником в Лидсе, Бедлесмером. Лидс когда-то был обещан королеве Изабелле, но отдан потом Бедлесмеру. По просьбе короля, королева отправилась в Лидс, и потребовала от Бедлесмера оказать ей гостеприимство. Бедлесмер, как и ожидалось, в этом королеве отказал, так как впустить ее в замок могло быть истрактовано, как подтверждение ее права на этот замок.
В ответ король организовал Пембрука, Ричмонда и Норфолка осадить Лидс. Никто не поддержал Бедлесмера, и Лидс сдался. После этого король обратил свое внимание на лордов, осаждавших замки Деспенсеров. Те сообразили, что воевать с Деспенсерами – одно, а с законным королем – совсем другое. Херефорд, Одли и Дэмори бежали к Ланкастеру, Мортимеры и остальные сдались королю без боя.
Теперь, наконец, Эдвард подобрался к своему главному врагу. Армии короля и его кузена сошлись в 1322 году в Бартоне-на-Тренте. Воевать по-настоящему не хотелось никому, и, после нескольких стычек, часть союзников Ланкастера бежала в Шотландию. Путь им преградил Эндрю Харкли, роялист из Карлисла, чьи солдаты сражались пешими, на шотландский лад. Граф Херефорд предпочел совершить своего рода самоубийство, попытавшись на полном скаку пересечь мост Бороубридж, те, кто попытался форсировать реку в отдалении от моста, встретили град стрел. Хода на другой берег просто не было. За ночь войска Ланкастера истаяли – началось массовое дезиртирство. Утром Ланкастеру, Момбрею, Клиффорду и остальным оппозиционерам пришлось просто сдаться.
Ланкастера судили, как предателя в пользу Шотландии в Понтефракте. Неизвестно, верили ли массы в его предательство, но осуждение и казнь главы оппозиционеров были встречены присутствующими с энтузиазмом. Предателей полагалось повесить, утопить и четвертовать, но Ланкастера казнили именно так, как 10 лет назад по его приказу казнили Гавестона. Эдвард присутствовал на казни (Приствич, правда, об этом факте не упоминает, это из Вики).
Падение Ланкастера было поражением оппозиционеров не только и не столько в плане моральном. Ланкастер имел огромные ресурсы. Он унаследовал пять графств, мог в любой момент призвать на службу более 50 рыцарей, что делало его воинскую силу равной королевской. Его владения приносили ему около 11 000 фунтов в год, он имел мощные, укрепленные и постоянно укрепляющиеся еще больше, замки в центральных и северных районах Англии. Проблемой Ланкастера было отсутствие стратегического ума. Тупо преследуя Гавестона и пытаясь этим вынудить короля на уступки баронам, он и его последователи упустили из вида простейший факт: место возле трона пусто не бывает, и занять место Гавестона такими методами Ланкастеру не светило. По сути, он сам, своими руками привел Англию и короля в эру Диспенсеров.
@темы: Edward II
-
-
03.08.2009 в 20:40Я могу только сказать, что когда эти двое чудили, им же было всего-то чуть за 20 лет. Как он мог удерживать Гавестона, если у него самого мозгов не было? Наверное, глядел на героя широко раскрытыми глазами и смеялся каждой шутке.
Да, Эдуард Третий, скажем, проделал огромную работу в возрасте 14-17 лет, причем в полной тайне, но личность личности рознь.
-
-
03.08.2009 в 23:31