Это что?

Смотрю в ЖЖ избранное, и вижу такое вот в перепосте. Троллинг или крик души?

"Как нужно понимать слова Путина в Новогоднем поздравлении народу: «Наступающий год – Год Дракона, я родился как раз в Год Дракона, надеюсь, что Дракон принесет удачу, благополучие и процветание каждой российской семье, всем нашим гражданам». Как может «национальный лидер» надеяться, что дракон принесет удачу?!
На кого же потом нам надо будет пенять, когда фактический глава государства сам накликает беду? Стоит ли удивляться многочисленным катастрофам и авариям, которые и так сыплются на нас как из рога изобилия?!
Это сущее безобразие, что нынешнее государство, декларируя себя как светское, выступает на деле как конфессиональное в самом страшном смысле этого слова. Оно, по сути, потворствует и сдает свой народ в угоду пришлым демонам."

Полностью туточки: otets-gennadiy.livejournal.com/96916.html, останавливает

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

"И полцарства в придачу" - 21

Таверна «Петух и остролист» была как раз такой, какой должна быть преуспевающая таверна. Огонь ревел в очаге, на вертеле жарилось мясо, бойкие служанки разносили эль. Поближе к стойке сидели вальяжные мужчины в нарядных камзолах – служащие близлежащего замка, не иначе. Поближе к огню за большим столом расположилась компания возвращающихся в Лондон женщин разного возраста. Пожилые зорко приглядывали за молодыми, а те бессовестно строили глазки стражникам шерифа за соседним столом. В углу шушукалась большая семья иноземных музыкантов. Тоже, видно, возвращались в столицу.

Маргарет с облегчением отметила, что ни одного из придворных в зале видно не было. Пусть сейчас она больше напоминала бродячую цыганку, чем благородную леди, взгляды мужчин на ней задерживались в любом случае. Не ровен час, кто-то бы и узнал. Из-за неразберихи с эпидемией и повальным бегством из столицы, вряд ли кто был в курсе последних изменений в ее жизни, но слухи о том, что ее видели, были Маргарет не нужны.

Агнес сидела в углу, около двери в кухню. Хвала Всевышнему, что там, в тени, ее примечательная внешность не бросалась в глаза. «Нам придется завтра подумать о том, как изменить внешность», - шепнула Маргарет, плюхнувшись напротив нее на лавку. «Да когда ты уже думать начнешь», - насмешливо блеснула Агата глазами. «Внешность изменить… Зачем тебе ее менять, если ты можешь быть просто невидимой!». «Только в твоей тени, разве что. Величина как раз подойдет», - отпарировала Маргарет. «Подумать надо тебе: никто не может быть невидим среди белого дня, на солнце». «Тогда отведи глаза», - Агата пожала плечами и с энтузиазмом продолжила ужин. «Да не умею я,- вздохнула Маргарет, - ничего необычного я делать не умею. Исчезать и то случайно научилась, с перепуга». «Тогда учись!», - раньше Маргарет никогда не представляла, что можно кричать шепотом, но Агате это удалось. «Ты что думаешь, что все пройдет, как сон?», - продолжила женщина уже спокойнее. «Ты уже больше месяца делаешь вид, что ничего не случилось, что ты – по-прежнему всего лишь обычнейшая девица. Ты что думаешь, что тебя всю жизнь кто-то будет защищать и блюсти твои интересы? Ты меня спроси, много ли таких защитников найдется, когда на кону будет большее, чем твоя жизнь». Глаза Агаты снова блеснули, но на этот раз, как показалось Маргарет, слезами.

«Добрые женщины, прачечная свободна, и мы добавили горячей воды». Маргарет отметила, что подошедшая к столу служанка испуганно поглядывает в сторону Агаты, и решила еще раз серьезно с той поговорить. Негоже пугать людей вблизи от столицы, так можно и к шерифу угодить.

Женщины поднялись в небольшую и довольно прибранную комнатку, собрали из котомок чистые белье и одежду, и вышли на задний двор таверны. Там было неожиданно тихо и очень темно. Из садика, разбитого под окнами кухни, приятно пахло розмарином, в освещенных окнах мелькали тени. Прачечная оказалась большой постройкой у самой каменной изгороди. Внутри она делилась на две половины – ту, где сушили выстиранное белье, и ту, где стирали. Агата зажгла принесенную свечу, и вокруг заплясали тени от многочисленных простыней, юбок, рубашек и штанов, висящих на веревках, протянутых от стены к стене.

Раздеваясь, Маргарет не могла удержаться от того, чтобы не поглядывать искоса в сторону Агаты. Слова Марджи о том, что у той в рукаве может оказаться что-то, припасенное по ее душу, не давало девушке покоя. Но пока спутница Маргарет складывала на лавку самые обычные предметы женского туалета. Когда обе остались в рубашках, под лавкой вдруг что-то неожиданно завозилось. Маргарет вскрикнула, но Агата только сердито шикнула, и из-под лавки выскочил крупный, черный котище. «Вот же нечисть», - ругнулась про себя Маргарет. Вот как узнать, какой кот – просто кот, а какой – наглый Кот Робин? Она решительно расстегнула цепочку, и положила ее поверх стопки одежды, прикрыв сверху снятой рубахой. На всякий случай. Что-то ей не хотелось, чтобы у Робина была возможность наблюдать за ней во время купания.

Она повернулась к Агате, чтобы пойти вслед за ней на «мокрую» половину, и застыла, как вкопанная. Вся спина женщины была покрыта тончайшим узором причудливых шрамов. «Кровь Христова», - выдохнула она. «Агата, где… кто…». Та, не оборачиваясь и не останавливаясь, дернула плечом: «Тот, кому я доверяла настолько, чтобы повернуться спиной. Мужу была нужна кровь для их ритуалов. Кровь и боль. Он их получил».

Агату укрепила свечу в фонаре, стоящем на полке. «Мокрая» половина прачечной была заставлена чанами, большая печь еще дышала теплом. Невысокие бочки, приспособленные для мытья, стояли рядком у стены, в которой, на самом верху, было прорезано узенькое окошко. Орудуя ковшами, женщины добавили горячую воду из чанов на плите в ту, которая была набрана в бочки. Расположившись поудобнее в своей, Маргарет снова посмотрела на Агату. Та сидела, закрыв глаза и откинув голову, распущенные волосы стекали по бокам бочонка. «Знаешь, - задумчиво сказала Маргарет, - а ведь ты не слишком старше меня, на самом-то деле». «Старше – не старше, какая разница. А что, я раньше совсем старухой тебе казалась?». «Да нет, не старухой, но у тебя столько седины в косах, что я подумала, что тебе лет сорок». «На десяток лет ошиблась», - Агата невесело улыбнулась.

Маргарет подумала, что дело не в только в седине, но и в мрачном лице и суровых глазах. Теперь-то она понимала, откуда и суровость, и мрачность. Девушка закрыла глаза. Вода была вокруг, укачивала, убаюкивала… Она быстро поймала лицо из памяти Агаты – муж, очевидно. Совсем обычный. Круглолицый, усатый, не слишком молодой, но со странной, залихватской стрижкой, где длинная прядь падала ему на лоб. Второе лицо в мыслях Агаты принадлежало Ричарду. Под этими двумя образами плескалась чернота, из которой пыталось что-то всплыть, но загонялось обратно.

«Значит, - коварно спросила Маргарет, - ты считаешь, что поворачиваться спиной нельзя ни к кому? А как же Ричард?». К ее удивлению, Агата помрачнела еще больше. «Я же сказала, девочка, что если на кону стоит нечто большее, чем жизнь одной женщины, мужчины не колеблются. Посмотри еще раз на мою спину, иначе не поймешь». Женщина поднялась в своей бочке, и повернулась к Маргарет спиной. Затем она подняла руку, и Маргарет заметила, что на ней надет какой-то браслет. Узор шрамов на спине Агаты начал слегка светиться, складываясь во что-то, напоминающее вязь письма. «Но это же не просто шрамы!», - ахнула Маргарет. «Не просто», - согласилась Агата, опуская руку и снова садясь в бочку.

«Как я тебе сказала, когда в воеводстве стало совсем плохо, я послала весточку Ордену. Потому что я уже была в этом Ордене, в самом его сердце - меня включили перед отъездом в Трансильванию, совсем девчонкой, такой же несмышленой, как ты сейчас. Так вот, в письме, которым они мне ответили, был приказ: принять участие в ритуале, который готовился провести Янош. Потому что был ничтожный шанс на то, что я не умру, а получу в распоряжение некоторые силы». Агата задумчиво покрутила браслет. «Я не умерла, - вздохнула она, - хотя Янош уверен, что умерла. А я до конца верила, что он не сможет со мной так… Тебе не надо рассказывать, что чувствует человек, когда у него на спине вырезают магическое заклинание?». «Не надо!», - быстро ответила Маргарет, содрогнувшись. «Вот то-то. А ты говоришь, Ричард», - вздохнула Агата, и принялась за мытье головы.

Маргарет закрыла глаза и попыталась успокоиться. То, что рассказала ей Агата, было чудовищно. В ее мире женщин тоже подстерегали опасности, конечно, но такие, как Джордж Болейн, считались монстрами, выродками. С другой стороны, никто ведь и не пытался остановить Джорджа. Перешептывались за спиной, но… Да и магия, к магии отношение тоже было двоякое. Даже у нее. Она разделяла презрение Гарри к тому, что он называл предрассудками, но она выросла среди простых людей, и знала, что магия существует. Маленькая, повседневная, типа любовных наговоров, заговоров на крови, магия трав. Кто сказал, что не может быть большой магии? Впрочем, теперь-то она знала точно, что может.

Они почти закончили купание, когда через маленькое окошко до них донеслись звуки суеты, беготни, и безнадежный крик: «Помогите! Случилось страшное злодейство, помогите!».

@темы: "побасенки"

---

Вот и у нас год сменился

Рыжуня не понимает, почему на улице такой грохот, и где, собственно, еда???

@темы: "праздники"

---

Оливье на любителя

Вот здесь: americanlegends.livejournal.com/44675.html#cuti... сегодня работает барменом Фредди Крюгер. Читайте и ужасайтесь!

Новогодняя ночь в "Баре у дороги"!

Скоро в Баре у дороги - новогодняя ночь с Фредди Крюгером!





Считалочка Фредди Крюгера

Раз, два - Фредди заберет тебя,
Три, четыре - запирайте дверь в квартире,
Пять, шесть - Фредди уже здесь,
Семь, восемь - он пришел без спроса.
Девять, десять - никогда не спите, дети...

---

Ее звали Бедовая Джейн

dobizha

Марта Коннери, больше известная как Бедовая Джейн (Calamity Jane, англ. Calamity — беда, бедствие, катастрофа), выглядела, как мужчина, стреляла, как ковбой, пила, как рыба и оставалась при этом довольно симпатичной и даже привлекательной женщиной. Ею были увлечены знаменитые Буффало Билл и Дикий Билл Хикок, за которого она вышла замуж.

Она родилась в Принстоне, Миссури, 1 мая 1852 года. С детства Марта проводила время на открытом воздухе и освоила верховую езду. Вместе с родителями и пятью младшими братьями и сестрами в 1865 году Марта переехала из Миссури в Монтану, в Вирджиния-Сити. Переезд занял пять месяцев пути, и все это время девушка провела в обществе мужчин, практикуясь в стрельбе и участвуя в охоте. К тому времени, когда караван прибыл к месту назначения, Марта считалась неплохим снайпером и бесстрашной наездницей.

Не успев толком обосноваться на новом месте, умерла мать Марты, и семья снова отправилась в путь. Летом 1866 года они прибыли Солт-Лейк-Сити. Сказалось долгое и трудное путешествие, и уже здесь Марта потеряла отца. Мистер Коннери умер, оставив своих детей совершенно одних.

Делать в Солт-Лейк-Сити оказалось нечего, и Марта собрав братьев и сестер, снова отправилась в дорогу. 1 мая 1866 года, в свой день рождения, Марта Коннери с семейством прибыла в Вайоминг, в Форт-Бриджер. Здесь она бралась за любую работу, чтобы обеспечить семью. Она успела побывать поваром, медсестрой, посудомойкой и официанткой, погонщицей волов и, увы, как поговаривали, проституткой.

Так продолжалось до 1870 года, когда она присоединилась к частям генерала Джорджа Армстронга Кастера в качестве разведчика Форта-Рассел. Именно тогда она надела мужской военный мундир.

Марта участвовала в военных действиях против индейцев в Аризоне, целью которых было заключение коренных в резервациях. В это время она прославилась как бесшабашный всадник и один из самых метких стрелков на Диком Западе.



В 1872 году она вернулась в Форт-Сандерс, Вайоминг, где не протяжении года участвовала в подавлении индейского восстания под руководством генералов Кастера, Майлза, Терри и Крука. Однажды, двигаясь в составе роты под командованием капитана Игана, недалеко от городка Гус-Крик отряд попал в засаду, устроенную большой группой индейцев. Капитан Иган был ранен первым и упал с коня. Марта, находившаяся впереди, повернула назад и под градом стрел и пуль сумела поднять раненого командира на своего коня и вывезти его с поля боя.



Выздоравливающий после ранения Иган сказал Марте: «Я буду звать тебя Бедовая Джейн — героиня равнин!». Так она получила свое новое имя.

Потом Джейн направили в Форт-Кастер, куда она прибыла весной 1874 года. Здесь и в Блэк-Хилсе она занималась охраной поселенцев и старателей от нападений индейского племени Сиу.


Генерал Джордж Кастерс
(на фото пока еще полковник)

Весной 1876 года Джейн было велено прибыть в Форт-Феттерман, где ей поручили ответственное дело — обеспечить связь между форпостами, разделенными рекой Платт. За этой сухой строчкой скрывается тяжелый и опасный труд. Джейн приходилось сплавляться по реке на расстояния более 145 километров, рискуя попасть под обстрел или в плен к индейцам. При этом ей часто приходилось самой погружаться в воду и плыть без подручных средств, доставляя донесения. Даром это не прошло, и после тяжелой болезни Джейн отправили в расположение армии генерала Крука для излечения.



Пробыв в госпитале четырнадцать дней, Джейн получила новое назначение в Форт-Ларами. Именно там она повстречала Дикого Билла Хикока, который направлялся в знаменитый Deadwood. Подробности не сохранились, но по признанию самой Джейн у них возникли романтические отношения и, как она утверждала в своей автобиографии, она даже вышла за него замуж. Джейн села на тот же поезд и отправилась со своим возлюбленным в Deadwood, Южная Дакота.


Дикий Билл Хикок

Там она тоже нашла для себя неспокойное занятие — сопровождение почтовых дилижансов. Нападения на дилижансы, которые кроме почты перевозили деньги и другие ценности, было обычным делом, причем грабили их не только индейцы, но и белые поселенцы, променявшие снаряжение старателей на револьверы и винтовки.

Не раз она практически в одиночку отбивала почтовые обозы от бандитов. Однажды, Джейн прибыла на место перестрелки слишком поздно. Возница был ранен. Джейн заняла его место и, отстреливаясь от нападавших, довела дилижанс до места в целости, сохранив жизнь шести пассажирам и истекающему кровью вознице.

Личная жизнь Джейн не складывалась, как ей мечталось. Замужество было совсем недолгим. В августе 1876 года Дикий Билл Хикок, суровый шериф, которому достаточно было только сказать свое слово, чтобы не устраивающий своим присутствием субъект навсегда убрался из города, был убит за покерным столом. Всегда собранный и сосредоточенный Дикий Билл мог быть уязвимым только во время покерной игры. Этим и воспользовался его убийца.

Фото, на котором Хикок (слева)
и Буффало Билл (справа) запечатлены вместе

2 августа 1876 года в салоне Sweeney’s Silver Dollar Бил, как обычно, играл в покер. Он сидел за столиком в углу у двери. Джек Маккол (Jack McCall), также известный как «Crooked Nose» Jack, который в этот день был пьян, как никогда, сидел за стойкой бара. Он тупо осматривал салон и неожиданно его взгляд уперся в Билла. Джек густо покраснел, ему ли было не знать Билла, тем более, что он был уверен и, видимо, не без причины, что это именно Хикок убил его брата Лью (Lew McCall). Брат был известным вором, он погиб в Abilene в перестрелке с представителем закона. Джек тихо подошел к играющему Биллу сзади и, пользуясь тем, что внимание зрителей было обращено на соперника, незаметно вытащил свой пистолет из кармана и с криком «Получи» (Take that!) выстрелил. Смерть наступила мгновенно. В руках Билла остались зажатыми две восьмерки и два туза. С тех пор эта комбинация в покере называется «Рука мертвеца» («dead man’s hand»).

На суде Джека Маккола оправдали. Он уехал в Вайоминг, где пьянствовал по-черному и бахвалился тем, как в честном поединке убил Дикого Билла. Но Маккол не учел того обстоятельства, что законы, действующие в Deadwood, не распространялись на Вайоминг, и тамошние власти не признали результаты первого суда. Через полгода дело снова вернулось в суд, и на сей раз Джек Маккой был признан виновным и отправился на виселицу 1 марта 1877 года.

Кстати, уже после казни выяснилось, что никакого брата у Маккола никогда не было, а Билла он убил из «благодарности» за то, что тот накануне предложил ему деньги на завтрак, после того как Джек проигрался в покер.

Дикого Билла хоронили со всеми подобающими почестями, и Джейн принимала соболезнования от города, который отказался покарать убийцу ее мужа.


Deadwood

Тем не менее, Джейн осталась в Deadwood. Она продолжала заниматься охраной обозов, а, когда на город обрушилась эпидемия оспы, она переквалифицировалась медсестру и сиделку. Как говорил один из современников, в эту крутую и жесткую женщину вселился ангел — настолько нежной и ранимой она показалась ему в этой роли.

И в то же время сохранились воспоминания другого очевидца, который наблюдал появление Бедовой Джейн в местном театре.

Разочарованная финалом пьесы Бедовая Джейн встала со своего места и смачно плюнула смесью жевательного табака в приму театра, после чего громко по-мужски освистала ее. Вынув из-за пояса револьвер, Джейн с завидной меткостью перестреляла все лампы, освещавшие сцену, и удалилась.

К началу 1880-х Бедовая Джейн захватила воображение нескольких журналистов и писателей, которые рассказали о ее приключениях. В это время вышел роман, посвященный Джейн с эффектным названием «Белый Дьявол Йеллоустоун». В 1882 году она жила в городе Майлз и владела ранчо на Йеллоустоун, где занималась животноводством и держала трактир у дороги.



Потом непоседливая Джейн путешествовала по Калифорнии, пока не остановилась в Эль-Пасо, Техас. Там она познакомилась с Клинтоном Берком, и в августе 1885 года вышла за него замуж. 28 октября 1887 года Джейн родила девочку.


Буффало Билл

В 1889 семья оставила Техас и до 1893 года жила в Боулдере, Колорадо. В течение следующих трех лет Джейн и Клинтон путешествовали по Вайомингу, Монтане, Айдахо, Вашингтону, Орегону и Южной Дакоте. Умея обращаться с лошадьми и оружием лучше, чем многие мужчины, в 1895 году Джейн приняла приглашение знаменитого Буффало Билла и стала звездой его шоу «Дикий Запад», демонстрируя навыки наездницы и виртуозную стрельбу, участвуя в постановках сражений с индейцами и нападениях на дилижансы. Джейн гастролировала в Миннеаполисе, Чикаго, Сент-Луисе и Канзас-Сити.



Казалось бы, можно было остепениться и посвятить себя семье и работе в шоу Буффало Билла, которое приносило неплохой доход, но Джейн не сиделось на месте и, кроме того, у нее наметилась проблема с алкоголем. Билл не раз предупреждал Джейн, что без сожаления уволит ее, если она не перестанет прикладываться к бутылке.

Надо думать, что его предупреждения не возымели должного действия, потому что в 1900 году редактор одной из газет нашел ее в публичном доме в Нью-Йорке, из которого, впрочем, она также вскорости сбежала, чтобы очутиться в аналогичном заведении в Блэк-Хилсе.



В 1903 году, находясь в последней стадии алкоголизма, Бедовая Джейн нашла прибежище у некой госпожи Доры Дюфран — владелицы борделя. Последние несколько месяцев Джейн за еду и выпивку обстирывала девочек Дюфран.

В июле она поселилась в маленьком грязном номере в отеле в Кэллоуэй, недалеко от Deadwood. Ее последней просьбой была похоронить ее рядом с великим американским бойцом на револьверах (gunfighter) Диким Биллом Хикоком.


Могила Каламити Джейн

Ее желание было удовлетворено. После смерти, 1 августа 1903 года, в возрасте 51 года, она была похоронена рядом с Диким Биллом на кладбище Мориа с видом на Deadwood.


Джейн в кино.
Постер фильма
«Каламити Джейн и Сэм Басс», 1949 г.


Сериал Deadwood, 2004-2006 г.г.,
актриса Робин Вайгерт
в роли Каламити Джейн

http://en.wikipedia.org/wiki/Calamity_Jane
http://romancereaderatheart.com/history/calamity/
http://www.kinopoisk.ru/level/1/film/255671/
http://www.infobarrel.com/Wild_Western_Women_Calamity_Jane

@темы: Дамский вопрос

---

Итоги? Какие итоги?

Год как год, лично у меня. Даже не помню, чем, кроме работы-учебы, занималась В общепланетном плане годик, конечно, был вовсе не пушистым и не белым, но я здесь не причем, честное слово.
Было...



Будет...



А вообще - с наступающим!

@темы: "праздники"

---

"И полцарства в придачу" - 20

До поворота на Вилсден они доехали вечером. На перекрестке стояла выглядевшая вполне приличной таверна, вокруг сновали подъезжающие и отъезжающие люди. Было довольно много женщин, торопившихся вернуться на работу в Лондон. «Пойду сниму комнату», - буркнула Агата и оставила Маргарет прощаться с их попутчиками.

«Марго, я могу довезти вас до самого города, мне торопиться некуда», - заверял ее Том. «Конечно, - с нарочитым сарказмом ответила ему девушка, - вот прямо в этих лохмотьях мы и прибудем во дворец. Да нас с собаками оттуда прогонят и разбираться не будут, кто мы. Нет уж, мы переночуем по-людски, а не в стогу сена, отмоемся, переоденемся, и въедем в Лондон, как полагается благонравным дамам».

Они поговорили еще немного о Дороти, которая была в каком-то монастыре, и след которой Томас как-то потерял, занятый своими делами. Потом Маргарет спросила о матери Томаса, Джоан, которую кардинал так бесцеремонно передал новому мужчине. «А знаешь, у матери все прекрасно», - неожиданно расплылся в улыбке Том. «Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Ли давно положил на мать глаз, вот и подсунул кардиналу мыслишку. Как понимаешь, к любви и заботе мать не привыкла, так что влюбилась в своего мужа, как молодка!»

«Слушай, Том, ты не помнишь, случайно, откуда меня привез опекун?», - спросила Маргарет, не надеясь на ответ. Но ей повезло. «Помнить не помню, конечно, но подслушал я однажды, как кухарка говорила с нашей управительницей. Добрые женщины, они нас очень жалели… Так вот, привез тебя кардинал из поездки на остров Вайт. Они говорили, что сорвался он туда чуть ли не тайно, и вернулся с тобой, совсем маленькой. Говорили, что, наверное, не только моя мать нарожала кардиналу детей».

- Вайт??? Ты ничего не путаешь?
- Да нет. Если кто и спутал, так это экономка с кухаркой, но ты же знаешь, что память у мистрисс Меррик всегда была что учетная книга.

О да, это Маргарет превосходно знала. Но и на свою память она тоже не жаловалась, и прекрасно помнила, что именно рассказал ей о ее родителях опекун. Что ж, придется поговорить с Ричардом, тот лучше знает островные дела, ведь он оттуда уехал довольно взрослым. И в Хартфордшир не мешало бы наведаться, кстати.

«Ну, прощай, Том», - Маргарет крепко обняла своего названного брата. «Постарайся больше не заглядываться на скучающих соседок. Даст Бог, свидимся».

Она уже подходила к двери корчмы, как из-за угла раздалось пронзительное «мяуууу». Маргарет пошла на звук, почти ожидая, что увидит обычного деревенского кота, объявляющего звездам о своем месте под ними.

«Только оставь тебя, божественнейшая – и ты сразу оказываешься в объятиях какого-то проходимца». Робин стоял перед ней, небрежно привалившись плечом к стене, и насмешливо улыбался. «Ты?!», - на радостях Маргарет была готова обнять и его тоже, но сдержалась и даже нахмурилась. «Во-первых, этот проходимец – почти брат мне. Во-вторых, где ты шлялся прошлой ночью, когда я была в опасности? Ты ведь отряжен приглядывать за мной, так?».

Робин с досадой поморщился: «Да не была ты в опасности, с такой-то спутницей. А появиться там я не мог – эта ненормальная всех кошек у себя в поместье извела. Пришлось Крыса вызывать, а крысы, как понимаешь, слишком умны, чтобы лезть к коту или человеку, так что пришлось потрудиться, прежде чем поймал одну. Так что подоспели мы, можно сказать, к счастливому финалу. Для этой ведьмы счастливому. Не упокой ее твоя подруга, мы бы с Крысом сами с ней разобрались, с живодеркой проклятой». В голосе Робина прозвучала несвойственная ему серьезность. Похоже, частое пребывание в кошачьем состоянии сделало его непримиримым врагом всех, кто к кошкам относился дурно.

Он деловито порылся в складках рубахи под кожаным дублетом. «На, возьми-ка этот медальон. Видно, у тебя такая судьба - попадать в опасные переделки. Да и спутница твоя мне чем-то не нравится. Пока этот медальон у тебя – я всегда могу появиться рядом с тобой мгновенно».

Маргарет поднесла поближе к глазам изящное серебряное украшение. Насколько она могла рассмотреть, на нем был герб дома Кэтсби, с геральдическим диким котом в центре. «Я всегда буду рядом с твоим сердцем, драгоценнейшая», - насмешливо-сладко протянул Робин, изящно поклонился – и исчез, словно его здесь никогда и не было. Зато медальон ощутимо потеплел на ладони Маргарет. Она поколебалась немного, но пристегнула безделушку к цепочке, на которой носила подаренный Гарри крест. «Ну и соседство», - подумала она, и зашла в таверну.

@темы: "побасенки"

---

Элеонор Тальбот в литературе (и почему историкам нельзя писать литературных рецензий)

Потому что занудствуют)))
Вот, собственно, кратенько то, что написал Эшдаун-Хилл:

Наиболее известны:
Bowen, M. ”Dickon”, 1971
Edwards, R. ”Some Touch of Pity”, 1976
Jarman R. H. “We Speack no Treason”, 1971, “King’s Grey Mare”, 1975
Lytton, E. “The Last of the Barons”, 1843
Penman, S. “The Sunne in Splendour”, 1982
Plaidy, J. “The Goldsmith’s Wife”, 1950
Tay, J. “The Daughter of Time”, 1954

Эшдаун-Хилл, помимо детального изучения истории леди Элеонор Тальбот, проанализировал и появление этой загадочной женщины в художественной литературе. «Наверное, не очень вежливо перечислять авторов и их ошибки по именам, но…» И он их перечисляет!

Первое известное появление леди Элеонор в литературе – это пьеса Джона Кроуна «The Misery of Civil War». Там леди Элеонор говорит королю, что является его женой «в надеждах и помыслах», присутствует на его свадьбе с Лиз Вудвилл, и умирает у него на руках, пророчествуя, что его плохое обращение с ней погубит его.

Потом пошли новеллы, причем, романисты охотнее признали факт того, что брак между Эдвардом и Элеонорой имел место, чем историки. Жозефина Тэй пишет, что у Эдварда тайные браки вошли в привычку. Где он наталкивался на сопротивление добродетели – в ход шел брак.

Дальше Эшдаун-Хилл напоминает, что романисты, конечно, имеют право свободно обращаться с историей. Но проблема в том, что популярная литература всегда имеет гораздо больше читателей, чем литература специальная. Поэтому люди составляют себе представление об эпохе, исторических персонажах по романам, а не по хроникам. Что накладывает на романистов ответственность.

Розмари Холи Джармен заставляет Эдуарда признаться в том, что он женат, еще в тот момент, когда Элизабет Вудвилл пытается женить его на себе. На самом деле, если не Элизабет, то кто-то из ее умной родни смекнули бы в момент, что открытый церковный брак – это единственный путь избежать будущих сложностей. Джармен также повинна в версии, по которой Ральф Седли пытался отобрать у Элеонор ее собственность (до сих пор болтается в Вики, подтверждаю). На самом же деле, факты говорят за себя: Элеонор всячески защищала тестя и пыталась облегчить ему жизнь. Джармен не удосужилась проверить родословную Элеонор, и утверждает, что в той не было королевской крови, поэтому она и не подошла в королевы. Но Джармен права в том, что Сесили Невилл, мать братьев Йорков, знала о женитьбе Эдуарда.

Эшдаун-Хилл удивляется, что новеллисты обычно выводят Элеонор на сцену под именем Батлер, а Элизабет – под именем Вудвилл. По его мнению, или Батлер и Грей, или Тальбот и Вудвилл. Иначе получится непонятно что. Какие-то там Батлеры, но Жакетта Бургундская в мамочках – это ж совсем другой колер.

Практически единственным исключением является лорд Литтон. Он даже заметил, что ситуация была потенциально выгоднее для герцога Кларенса, нежели для Ричарда. Но он утверждает, что Варвик был в курсе дела, и поэтому отдал за Кларенса Изабель. Опять же, ход событий подтверждает другое, что на момент женитьбы Изабель и Кларенса Варвик понятия не имел, что у него уже есть возможность потрясти за шкирку вышедшего из подчинения Эдди. Литтон также живого места не оставляет на Элизабет Вудвилл, называет ее серой кошкой, и «mud-descended» (привет, ГП и mud-blood). Это несправедливо, конечно. Еще Литтон, знакомый с работами Вергила и Коммина, так и не понял, что «леди из дома Варвиков» - это вовсе не Анна Невилл, будущая невестка короля, а Элеонор Тальбот. Что, опять же, сильно меняет восприятие дальнейших событий: Ричард и его старший брат, чуть ли не изнасиловавший свою невестку.

Жозефина Тэй признает, что Элеонор была дочерью графа Шрюсбери, но упорно именует ее Элеонор Батлер, не уточняя, девичья это фамилия или имя по мужу.

Шерол Пенмен создает сцену, происходящую в сентябре 1477 году, где Эдвард и Элизабет пытаются решить, что делать с герцогом Кларенсом, и Эдуард признается жене, что он – двоеженец, что он был женат на «Элеонор Батлер, дочери графа Шрюсбери». Потом идут объяснения о замужестве Элеонор, но ее девичье имя, Тальбот, так и не упоминается. Но это ладно. Хуже, что Пенмен постоянно называет любовницу Эдварда, Элизабет Ламберт, именем Джейн Шор.

Сандра Вильсон называет, как и прочие новеллисты, Элеонор именем Батлер. Но она хотя бы знает семейные связи между семьей Элеонор и семьей Кингмейкера. Она знает, что Стиллингтон не был епископом во время женитьбы Элеонор и Эдварда. Но Вильсон вольно обращается с хронологией. И возраст Элеонор у нее на момент встречи с Эдди 22 года, а не 25, и про мать Элеонор одна героиня вспоминает, как про «давно умершую», хотя графиня была еще очень даже жива и проживет еще 7 лет.

И почти все новеллисты делают Элеонор монахиней. Тэй, Пенмен, Марджори Боуэн, Рода Эдвардс – все уверенно помещают ее в монастырь. И от Боуэн широко пошла неточность в дате смерти Элеонор: та умерла не в 1466, а в 1468 году. Боуэн запутала и историю со Стиллингтоном, отправив его в бега в 1469 году. Это мелочь, может быть, но я действительно встречала утверждение, что Стиллингтон рассказал свою тайну Кларенсу, когда оба были в Тауэре! А это, согласитесь, сильно меняет картину. На самом деле, Стиллингтона отправили в Тауэр после казни Кларенса, в феврале 1478 года. Что тоже меняет картину того, почему Кларенс был казнен.

Дамы-новеллистки также слишком часто называют Элизабет Вудвилл шлюхой и потаскушкой, что уж совершенно несправедливо. Ведь это она и ее дети больше всех пострадали из-за действий Эдварда.

Плейди и Эдвардс помещают встречу Элеонор и Эдварда в 1460 год, что очень маловероятно исторически. История о ребенке Элеонор пошла от Плейди, и Плейди делает Элеонор такой же амбитной дамочкой, как и Элизабет Вудвилл, да еще и утверждает, что семья Элеонор была в курсе всего.

Вилсон растягивает время жизни Томаса Батлера настолько, что тот еще жив на момент встречи Элеонор и Эдварда, и даже участвует в битве Вейкфилда.
Никто из новеллисток не замечает, что Элеонор была сестрой герцогини Норфолк, и что Анна Мовбрей – ее племянница, незамеченными многими остались также связи с домом Невиллов.

Такой вот критический анализ. Интересно, что Эшдаун-Хилл сказал бы про «Белую королеву» Грегори.

@темы: "Чтиво"

---

Новый прогноз

Прошлый рекомендовал прикусить язык и притаиться под веником. Получалось все... как всегда. Что там я не буду делать в 2012 году?


Пойти узнать, что предсказывает тебе нумерология на 2012 год: uborshizzza.livejournal.com/1748159.html

Что ж, нормальное мое поведение

@темы: "нетягостная бредь"

---

Игра престолов?

Погрызла кактус, отсмотрела две серии. Народ, Мартин ведь такую чернуху просто не мог, по-моему, написать,а? Если не свихнулся на старости лет...

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Элеонор Тальбот - частное дело стало политикой

В середине сентября 1464 года король Эдвард IV вызвал целую бурю при своем дворе, объявив, что еще в мае женился тайком на вдове рыцаря-ланкастерианца, леди Элизабет Грей. Наибольший эффект сообщение произвело на Ричарда Варвика-Кингмейкера, который все лето сговаривал для своего короля Бону Савойскую. Король умел хранить свои секреты, никто ни о чем подобном и не подозревал. Это был, помимо прочего, открытый бунт молодого короля против того, кому он был обязан короной. Потом последовала следующая оплеуха: сестру короля выдали замуж в Бургундию, хотя Варвик настаивал на Франции. И следующая: герцогу Кларенсу было запрещено жениться на Изабель Невилл, дочери Варвика, хотя этого брака хотели все вовлеченные стороны.

Варвик во Франции

Как следствие, Варвик решил сменить короля Эдди на короля Джорджа, которого, предварительно, женил на Изабель вопреки воле короля. Джордж не возражал. Королева Лиз рожала его брату по ребенку в год, и его собственные перспективы унаследовать престол брата таяли.



В 1468 году, летом, Элеонор сделала очень своеобразное завещание в пользу сестры. Своеобразным его сделало то, что она передала ей, еще при жизни, свои владения в Варвикшире и Вилтшире, упомянув, что последние сданы в пожизненную аренду Джону Чини. Часть состояния Элеонор переходила религиозным организациям. Это, как раз, было нормально. Странным фактом была именно прижизненная передача имущества сестре. Будучи вдовой, Элеонор была свободна написать обычное завещание, ведь она владела своим имуществом по собственному праву. Другое дело – завещание замужней женщины. Там единственным способом передать то, что хочешь, тому, кому хочешь, был именно такой прижизненный подарок. Через месяц после того, как Элеонор сделала завещание, она умерла.

Смерть Элеонор многое изменила для ее близких. Например, король уцепился за факт, что имения Грифф и Бартон Дассет, которые Элеонор передала своему тестю, несколько раз переходили из рук в руки без королевской лицензии – и конфисковал их у барона Седли. Учитывая, какая чехарда на троне царила во времена переходов, такая уловка была чисто формальной. Король постарался наложить лапу на все, чем владела Элеонор, за одним исключением: ее дара сестре. Потому что сестра знала секрет его брака с Элеонор.



Почему-то Эдвард преследовал старого лорда Седли с особой яростью. Он практически принудил его своим актом передать все обширные владения Седли нескольким придворным: Вудвиллам, Гастингсу, Фоулеру, Вогану. Конечно, у лорда Седли не было наследника, но у него была жена. Неудивительно, что в 1470 году, когда королю Эдди пришлось бежать из Англии, лорд Седли стал ярым ланкастерианцем.

Пока король был в бегах, королева Вудвилл родила наследника престола. Предполагается, что именно этот факт сподвиг Стиллингтона рассказать тайну короля его брату Джорджу. Одинаково вероятно то, что Стиллингтон действовал в интересах и по поручению графа Варвика, который узнал, наконец, правду. У Кларенса были обширные земельные владения как раз по соседству с владениями Стиллингтона. Впрочем, братец Джордж очень дружил с Норфолками, так что информация о незаконности потомства короля могла просочиться к герцогу и оттуда. Причина была: Элизабет Вудвилл пожелала, чтобы ее второй сын, Ричард, породнился с Норфолками. Герцогине вовсе не хотелось выдавать единственную дочь за королевского бастарда, и она могла подтолкнуть Кларенса к действию.

Это был плохой выбор, потому что братец Джордж был братцем Джорджем – прямолинейным, скандальным, сварливым, абсолютно лишенным лояльности к кому-либо, кроме самого себя. Он стал конфликтовать с братом-королем открыто. Известно, что именно в этот момент королева была в панике. Она боялась, что ее брак будет признан незаконным, и что ее сын никогда не сядет на престол – так сообщает Доменико Манчини в ноябре 1480 года. С Джорджем было необходимо разделаться. Это было несложно, потому что Джордж был сам себе злейшим врагом.



Гораздо интереснее, чем читать о том, как Джордж укатывал себя в Тауэр, прочесть, за что именно его осудили. Помимо прочего: обвинение короля в занятиях Темными Искусствами; попытка отнять у брата корону для себя и своих наследников; утверждения, что король является бастардом; демонстрация завещания Маргарет Анжу, в котором она назначает преемником короны герцога Кларенса; утверждения, что король покушается на жизнь Кларенса; попытка спрятать своего сына в Ирландии или Фландрии, заменив его подставным ребенком; подготовка восстания; планы сместить короля и всю его семью. Вообще, это чудовищно длинный документ с невероятной длины пустозвонными пассажами, свойственными тому времени. Называется он The Act of Attainder against George, Duke of Clarence, 18 January 1478 (в сети не нашла, если кому нужно – могу отсканить).

Акт порождает больше вопросов, чем дает ответов. Эшдаун-Хилл убежден, что опубликовать такие опасные утверждения против себя Эдварда мог заставить только страх, что на свет Божий выплывет нечто еще более опасное: незаконность его брака и потомства. Возможно.

О том, что случилось потом – известно. В 1483 году епископ Стиллингтон рассказал о браке Эдварда и Элеонор Талбот парламенту и Лорду-Протектору королевства, Ричарду Глочестеру, который готовил коронацию своего племянника. Колесо истории сделало поворот.

@темы: Edward IV

---

Элеонор Тальбот - брак с королем

Была весна 1461 года. По дороге от Таутона к Лондону почти король Эдуард IV остановился в Норвиче (уже провозгласили, но еще не короновали), где его принимали члены семейства герцога Норфолка. Герцог был в фаворе, выбрав ту самую правильную сторону. Траур Элеонор к тому времени закончился, и, хотя она отчасти принадлежала к ланкастерианцам, ее дядя Варвик был важнейшим человеком в жизни начинающего короля.



Элеонор было 25 лет, ее сестре, герцогине Норфолк, 18. Элизабет считалась красавицей, то есть, можно предположить, Элеонор тоже была красива. Поскольку единственной блондинкой в семье Элеонор была ее мать, можно предположить, что обе сестры были кареглазы и темноволосы. Возможно – с рыжинкой. Их отец был довольно смуглым джентльменом, и дети унаследовали эту особенность. Рост Элеонор был 168 см.

Эдварду было 19 лет. Здоровяк ростом в 188 см, тоже темноволосый, стриженый в стиле «Генри V». У него уже была определенная репутация с женщинами, и в тот период его определенно притягивали те, которые были старше его. В общем, Элеонор приглянулась ему, а он приглянулся ей. Учитывая ранг Элеонор Батлер и склад ее характера, не может быть и речи о том, что она просто прыгнула в постель к проезжему молодцу. Последующие события доказали также, что никто из родни Элеонор не пытался «подсунуть» пригожую вдову молодому королю в своих интересах. Ричард Варвик, например, понятия ни о чем не имел чуть ли не до конца жизни. Пожалуй, единственным человеком, который был в курсе дела, была Элизабет, герцогиня. Но, скорее всего, и она узнала обо всем только со временем.

Почему, собственно, Эдварду понадобилось жениться на Элеонор секретно? Здесь есть два варианта. Первый – это то, что они могли встретиться еще в 1460 году, когда Эдвард еще не был провозглашен королем. Да, тогда ему была нужна осторожность во всех действиях. Второй вариант менее красив. Если они встретились в 1461 году, то Элеонор просто-напросто отказалась стать любовницей короля, и тот организовал тайный брак, чтобы заполучить желанную женщину – не имея ни малейших намерений сдержать слово. Будущее показало, что Эдвард вообще не стеснялся нарушать свои обещания, если они становились неудобными для него.

В случае с Элеонор, он совершил фатальную ошибку. На этой тайной церемонии был свидетель, будущий епископ Стиллингтон. На самом деле, заключение тайного брака свидетелей не требовало. Достаточно было обмена клятвами и следующей за ними физической близости. Церковь признавала такие браки браками по факту, хотя и не одобряла в моральном плане. Слишком уж много они порождали конфликтных ситуаций. Например, если в результате тайного брака появлялись дети, а потом выяснялось, что одна из сторон уже состояла в браке. В таком случае дети, все-таки, признавались законными, потому что одна сторона верила в то, что другая говорит правду.

Элеонор была такой дамой, для которой просто обещания (преконтракта, per verba de futuro) было бы недостаточно. Мало того, что она была хорошо образована и уже знала, несомненно, как и насколько можно вообще доверять кому-либо, кроме своих, она была еще и исключительно религиозна. Поэтому Эдвард и притащил на церемонию священника. Вряд ли он намеревался когда-либо выполнить условия преконтракта.

Хотя… Элеонор Тальбот была совершенно подходящей личностью на должность королевы. Происхождения она была прекрасного, вела род от короля по обеим линиям. Вдова? Но 45% вдов в то время заключали вторые браки, а многие ухитрялись и по 3-4 раза выйти замуж. Никакого запрета на женитьбу на вдовах для английских монархов не существовало. Так что не было у Эдварда никакой причины скрывать брак с Элеонор, кроме одной: он просто хотел настоять на своем, не приняв отказа. Уже осенью того же года у него был достаточно громкий роман с Элизабет Вайт, которая даже родила от него на следующий год дочь.



Если бы Эдвард женился на Элизабет Вудвилл открыто, английская история пошла бы другим курсом. Церковному браку предшествовало оглашение, во время которого все желающие могли вынести свой протест. Кстати, в случае Эдварда не было даже риска. Элеонор была далеко на севере, и просто не успела бы со своими протестами, даже если бы захотела их предъявить. Но король Эдди предпочел действовать по знакомому шаблону, и женился на Вудвилл тайно, что сделало его двоеженцем, а его детей от этого брака – бастардами. Что заставило его так поступить, никто не знает точно. Возможно, простое незнание закона. Возможно, благие намерения убедиться в том, что королева способна создать династию. Это, и еще твердая уверенность в том, что Элеонор не будет настаивать на своих правах. О том, что Стиллингтона начнет мучать совесть, он не подумал.



Никто и никогда не узнает, что именно отвратило Элеонор от Эдварда. То ли легкомысленный нрав юноши, то ли обращение, то ли то, что называют «не подошли друг другу». Как показали дальнейшие события, Элеонор считала себя замужней женщиной, но не была от этого факта счастлива, и явно глубоко не доверяла своему мужу. Не зря. Но отношения у них расстроились буквально за несколько месяцев. Тем не менее, Элеонор достаточно уважала себя, чтобы потребовать от тайного супруга некоторых вещей сразу. В первую очередь – милостей для своего свекра, которому те были нужны. Ральфа Седлера еще вызвали на первый парламент короля Эдди, но потом освободили от явок в парламент и уплаты всяких десятин, и пошлин, и налогов. Ему разрешили не принимать административных обязанностей в округе и от явки в случае военного призыва. В это же время в бумагах Элеонор начинают появляться доходы от таинственного надела в Вильтшире. В 1462 году, правда, подаренное было отнято, но компенсировано. Очевидно, в 1462 году отношения Элеонор и Эдварда расстроились до враждебных. Очень возможно, что причиной послужили открытые отношения Эдварда и Элизабет Вайт.

Любопытно, что и Элеонор, и Эдвард никогда не сделали никакой попытки расторгнуть преконтракт. Они просто стоически молчали. Оба. О чем Эдварду пришлось хорошо подумать, так это о том, как умаслить Стиллингтона с его беспокойной совестью. Особенно после того, как Эдвард объявил о своем тайном браке с Вудвилл. Скромный канонник стал, в результате, епископом. Похоже, что с королем у него были непростые отношения. Король то задаривал священника, то запугивал.

Могла ли Элеонор протестовать? Теоретически – да. Был, например, прецедент, по которому Мьюриэл де Данхем была признана законной женой Джона Барнота, хотя тот уже был женат на некой Джоан и очевидно счастлив в браке. Экклезиастический суд аннулировал брак Джоан и Джона на основании того, что у него был устный преконтракт с Мьюриэл, подтвержденный телесной близостью. Вряд ли Джон кротко вернулся к Мьюриэл, конечно.

В условиях начала 1460-х вызвать короля на суд было бы, как минимум, безответственно. Стране нужен был сильный, молодой король, способный создать династию.

Как максимум – времена сразу после войны были еще дикие, так что попытаться судиться с королем было бы опасно для жизни. Возможно, поэтому Элеонор и молчала, поэтому и поселилась при монастыре. Кстати, она никогда не стала монахиней, поэтому объяснений тому, почему богатая молодая женщина укрылась за монастырскими стенами, не так много. Если она и покидала укрытие, то всегда находилась рядом со своей сестрой, герцогиней.



Трудно сказать, кого именно она опасалась, короля или Вудвиллов. Элизабет Вудвилл точно знала о том, что ее муж был женат на момент их брака. Она не была самой сдержанной женщиной на свете, и несколько раз выражала вслух опасения относительно законности своих детей. Особенно всех потряс случай, приведший герцога Кларенса к смерти.

@темы: Edward IV

---

"И полцарства в придачу" - 19

Маргарет без лишних объяснений прыгнула в телегу, где был Томас. Агате пришлось довольствоваться компанией слуги, хотя она вряд ли была способна реагировать на окружающее. Какова бы ни была природа ее таинственной силы, использование этой силы Агату явно изнуряло. Видеть женщину и даже находиться рядом с ней Маргарет не хотелось.

Она снова и снова вспоминала все, случившееся ночью. Ее беспокоило чувство, что она не заметила чего-то важного. Наконец, ответ пришел. Ведьма сказала «…и мы бы правили этим королевством». Что она имела в виду? Насколько Маргарет представляла себе расстановку сил при дворе, править Англией собиралась Анна Болейн. Настолько, насколько позволил бы ей Гарри, конечно, а Гарри был не тем человеком, который позволит управлять собой и тем, что его. Опять же, Арагонка вовсе не собиралась добровольно отказаться от титула, мужа и статуса. Как в это все вписывается какая-то захолустная ведьмочка?

Джорджу Болейну денег Марджи хватило бы на один развеселый вечер в компании игроков. Но он не поленился потратить на провинциальную девицу время и усилия. Джордж, Джордж, что ты снова задумал?.. Марджи говорила, что он поил ее каким-то зельем. Не иначе, как тем самым, где болиголов с беленой, да еще и приправа из макового сиропа. Но при чем здесь вечная жизнь с вечной молодостью? Даже ее скромных познаний в траволечении хватало, чтобы понять: единственное, на что такое варево способно – это сбить с ног в кратчайший момент любое живое существо. Решительно никаких волшебных ингредиентов в нем не было: ни листьев акации, которые дают жизнь после смерти и наделяют сверхъестественными силами; ни корня дудника, дающего женщинам магическую власть над мужчинами; ни даже корня лакрицы, позволяющего управлять чужими мыслями.

Нет, что-то она по-прежнему упускает, что-то должно быть кроме сонного зелья, которое можно использовать, как зелье подчинения. Ведь Марджи, очевидно, была обычной девушкой до встречи с Джорджем?

Маргарет повернулась к Томасу. «Эй!», - тихонько окликнула она погруженного в свои мысли мужчину. Тот нехотя повернул голову и посмотрел на Маргарет. «Спасибо, что согласился подвезти», - вежливо продолжила она. «А у меня был выбор?», - огрызнулся Томас.

От «павлина», как его обозвала Марджи, мало что осталось. Стало заметно, что Томас еще очень молод, и очень растерян. «Я же не мог остаться там, где она… Ну, вы понимаете…». «Выбор всегда есть», - задумчиво ответила Маргарет. «Например, выбор защитить любимую женщину». «Любимую???», - Томас неожиданно рассмеялся лающим смехом. «Ничего вы не поняли, маленькая леди. Я защищал именно любимую женщину. Я всегда любил Элис!». Маргарет онемела. Она молча смотрела на Томаса во все глаза, не зная, что сказать. «Марджи заигрывала со мной, с тех самых пор, как я поселился по соседству. Наверное, поняла, что я влюблен в ее мачеху. Собственно, маленькая дрянь оказала нам с Элис услугу. Если бы не она и ее приобретенные ведьмовские способности, мы так и вздыхали бы друг по другу годами. Теперь нам хоть будет что вспомнить».

«Мужчины…», процедила Маргарет сквозь зубы. Она вспомнила, как рыдала Элис в часовне. Уж кому-кому, а бедняжке лучше поскорее забыть всю историю с соседом.

«Ты не слишком изменилась с детских времен, малышка Марго», - вдруг сказал Томас. «Ты всегда видела только то, что на поверхности. Впрочем, для крохи это простительно, но для взрослой женщины… странно».

«Ты, ты… Кто ты?», - вскрикнула девушка. «Томас. Неужели не помнишь? Не такой уж ты была маленькой, когда мы расстались: ты, я и Дороти». «Томас Волси!..» - ахнула Маргарет. «Томас Винтер», - поправил тот. «Меня отдали в семью Винтеров, в Вилсден. Их я и считаю своей настоящей семьей», - Томас напряженно выпрямился и поджал губы. «Хотя… Не могу не признать, что кардинал обо мне на свой лад позаботился», - нехотя продолжил он. «Дал достаточно денег, чтобы я отправился учиться во Францию… Дал в пользование это вот поместье, которое мне пришлось покинуть».
- «Так ты с ним виделся?»
- «Да, перед самой эпидемией».
- «И как он?»
Томас задумался. «Странно», - сказал он, наконец. «Ты же знаешь, какой он обычно. А тут он выглядел почти нормальным смертным. Озабоченным. Очень усталым. Я бы даже сказал, испуганным, если бы не знал, что кардинал не боится никого и ничего». «Боится, - подумала Маргарет, - короля он очень даже боится, хотя думает, что может им управлять. Напрасно, кстати, думает».

«Всунул мне вот это поместье», - продолжал Томас тем временем. «Я бы умер в этой глуши от тоски, если бы не Элис и не Джордж». «Джордж Болейн?», - теперь Маргарет слушала очень внимательно. «Ну да. Я познакомился с Мэри и Анной еще во Франции. Та еще штучка, эта Мэри». – усмехнулся он. «А потом я познакомился с Джорджем, и пригласил его сюда, пока там в Лондоне была эпидемия. Он, конечно, переболел уже потницей, но говорят, что человек может переболеть и заболеть снова. Ну, во всяком случае, он занялся Марджи. Даже жаль, что потом Марджи заболела, а ему пришлось уехать домой по каким-то делам. С Джорджем было весело». «Не сомневаюсь», - мрачно подтвердила Маргарет.

«Скажи, Том, тебе не было ее жаль? Ты же плакал ночью, а теперь называешь ее «маленькая дрянь». «Ее – нет», - ответил Томас. «Пойми, когда она мне что-то говорила, я не мог не подчиниться. Не хотел подчиняться, но ничего не мог сделать. Ее план был чудовищным. Нет, мне не жаль ведьмы. Мне жаль жизнерадостную, кокетливую девчонку, какой она когда-то была. Жаль всего того, что у нее не случилось. Не знаю… Я чувствовал себя таким виноватым, словно это я сам сделал ее ведьмой». «Отчасти так и есть», - подумала Маргарет, но ничего не сказала. Во всяком случае, теперь она точно знала, что до встречи с Джорджем Болейном Марджи никакими сверхъестественными силами не владела.

Итак, собиралась интересная коллекция фактов. Знать бы еще, что с этими фактами делать.

«Куда ты теперь, Том?», - спросила она снова замолчавшего мужчину. «К кардиналу, конечно», - пожал тот плечами. «Пусть определит меня в какой-нибудь монастырь». «Послушай, - она мягко коснулась его плеча, - ты ни в чем не виноват. Ты попал в переплет, но теперь все позади, и замаливать тебе решительно нечего. Марджи сама выбрала свой путь. Элис прощена мужем и, со временем, простит себя сама. Ты никого не убил. Отправляйся-ка ты, лучше, в Вилсден, побудь с семьей, сдай это злополучное поместье в аренду. А там увидишь, что делать. Не может же взрослый мужчина при каждом ударе судьбы бежать под защиту папаши». Томас выпрямился: «Ты права, я сам разберусь!».

Маргарет подумала, что Томом так же легко управлять, как и в детстве, когда он, доказывая свою храбрость, таскал для них с Дороти конфеты из кондитерской. Так легко, что даже стыдно это делать. Но она не могла допустить, чтобы он и правда нагрянул к кардиналу с известием, что она жива и вполне здорова, и едет в Лондон. Хотя ее и не покидало чувство, что ее опекун совершенно точно знал, что она, каким-то образом, освободится от Берли, и отправится в то единственное место, которое могла назвать домом: в королевский дворец.

Потому что «он», который оставил опасную книгу деревенскому священнику, мог быть только кардиналом, ее опекуном. И не случайно он навязал давно забытому сыну это поместье, находящееся как раз на пути от Бликингхолла к Лондону.

@темы: "побасенки"

---

Беру, беру!

Какой подарок ваш? © nataly_lenskaya design Дизайны Ники

@темы: "нетягостная бредь"

---

Послерождественское

бытуха

Вышла сегодня за газетой - а по коленкам теплый ветер. Пришла к выводу, что меня это вполне устраивает.

Вчерашняя буря нас особо не побеспокоила. Так, несколько раз отключали свет на минутку, когда убирали ветки-елки с линий. Но кадры в Новостях впечатлили. Говорят, такого еще никогда не было. Хуже пришлось тем, кто на побережье, конечно.

Что-то у меня с правым глазом. Заметила буквально несколько дней назад, на работе. Сначала честно удивилась, что вокруг много "банановых мушек" летает. Еще подумала, что из-за тепла. И только потом дошло, что "мушки" - у меня в глазах, что называется. Потом появились завитки темного дыма. Глаз не красный, не болит. Заглянула в нет, причин может быть много, от мерцательной аритмии до защемлений, и все вполне подходит, кроме высокого давления. Паршиво, потому что да врача мне в обозримом будущем не добраться. Даже к терапевту очередь на 3 недели, и не факт, что получу направление. Нужно время и деньги, чтобы болеть, а у меня нет ни того, ни другого. Капаю увлажняющие капли и вяло надеюсь, что "само пройдет".

Как-то так.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Ндяяя...

Короче, развит задний ум.

ВАШ ФАКУЛЬТЕТ: Гриффиндор ВАШ ТИП: Gryffinslyth (Слизерино-Гриффиндорец)

Самые хитрые из гриффиндорцев. Вам характерно легко выпутываться из любых неприятностей, благодаря собственной удачливости и изворотливости. У вас есть амбиции и способности. Вы часто нарушаете правила, но редко идёте наперекор своим принципам, вы очень прямолинейный человек. Вы чаще чем любые из гриффиндорцев склонны обдумывать свои слова и действия, взвешивать их последствия, но к сожалению это обычно бывает уже после того как эти действия были совершены, так как свои эмоции вам контролировать довольно трудно. Вы упрямы и не всегда бываете добрым и заботливым, но ваши друзья ценят вас за чистоту ваших помыслов и готовность всегда помочь в трудную минуту.Типичные представители: Гарри Поттер, Сириус Блэк

Пройти тест

@темы: "нетягостная бредь"

---

Элеонор Тальбот - происхождение и первое замужество

Итак, леди Элеонор Батлер. Элеонор Тальбот, вообще-то. Знать ее девичье имя важно по двум причинам.



Во-первых, ее отцом был легендарный герой Джон Тальбот, 1-й граф Шрюсбери, победит
ель в 47 сражениях, соратник еще более легендарного короля Генри V. И потомок короля Эдварда I и Элеоноры Кастильской. Этот факт происхождения – то самое «во-вторых».

У Эдварда и Элеоноры была своенравная дочь, родившаяся во время крестового похода, Жанна Акрская. Первой их дочерью была Элизабет. У Жанны было две дочери от первого брака, Изабель и Алиенора де Клер. В конце 1300-х годов их потомки, Ричард Бьючамп и Элизабет Беркли, поженились. От этого брака и родилась мать Элеонор Тальбот, Маргарет Бьючамп (древо вверх по стрелкам: www.celtic-casimir.com/webtree/16/42669.htm).



По линии Алиеноры, Анакарет ле Стрендж вышла замуж за потомка Элизабет, сестры Жанны – Джона Тальбота. (линия сэра Джона видна здесь, по стрелкам вверх прослеживается каждая линия: www.celtic-casimir.com/webtree/21/42477.htm).



То есть, Элеонор Тальбот принадлежала по рождению к сливкам аристократии. По обеим линиям. Джону Тальботу, правда, пришлось довольно долго служить до титула коннетабля Франции, но, похоже, он был воином-трудоголиком, бывавшим в Англии наездами. Дожил до 70 лет и погиб своеобразно. Его взяли в плен и отпустили под клятву не одевать броню против французов. То есть, не воевать. Но Тальбот решил трактовать клятву буквально, и продолжил войну, сражаясь без доспехов. Погиб, конечно, но стал героем и Англии, и Франции – такие вот «непрактичные» тогда были времена.

По линии матери, Маргарет Бьючамп, в родне Элеонор Тальбот был Ричард Варвик-Кингмейкер - он женился на сестре Маргарет, Анне. Таким образом, кузинами Элеонор были Изабель Невилл (будущая герцогиня Кларенс) и Анна Невилл (будущая королева Англии). Другая тетка Элеонор (и, вероятно, ее крестная), леди Элеонор Бьючамп, вышла за Эдмунда Бьюфорта, и стала герцогиней Сомерсет. А младшая сестра Элеонор и вовсе вышла за герцога Норфолка.

Учитывая происхождение Элеонор Тальбот, ее брак с Томасом Батлером не был равным браком, даже если раскрыть, что Томас Батлер (Ботилер) был сыном барона Ральфа Седли (Садели). Здесь родословная поскромнее. Скорее всего, родители Элеонор и Томаса были просто друзьями по оружию. Возможно даже, что Томас воспитывался у Тальботов, как тогда было принято. Просто Джону Тальботу и в голову не пришло расторгнуть помолвку дочери с сыном друга, когда он возвысился.

Замуж Элеонор вышла, когда ей было всего 13-14 лет. Как обычно для девочек из аристократических семей, она переехала в дом мужа, где о ней заботилась мать новобрачного: физические отношения между мужем и женой могли, по закону, начаться только по достижению младшим партнером в браке возраста 16 лет. Заодно готовилась собственность новобрачных. Седли были хоть и не слишком родовитыми, но достаточно богатыми. У них была собственность в Варвикшире, в Лондоне, в Глочестершире. Семьи аристократов обычно жили во всех своих имениях, переезжая иногда несколько раз в году. Часть собственности сдавалась в аренду. Не стоит забывать и того, что Англия переживала не лучшие времена правления Генриха VI, когда законом, как правило, было право силы. Та же матушка Элеонор в буквальном смысле слова вела военные действия с потомками мужа от первого брака. Так что переезды иногда диктовались просто требованиями безопасности.

Седли Кастл

Леди Элеонор жила тихо у будущей свекрови. Ее отец и свекр были во Франции, и легальная передача собственности Седли Элеонор («вдовья доля») подзатянулась. Приезд графа Шрюсбери совпал с ее днем рождения в 1452 году: ей исполнилось 16 лет, и пора было начинать жить своим домом. Начался лихорадочный пересмотр собственности, в результате которого к молодой паре перешли два имения в Варвикшире и земельная собственность в Гриффе.

О первом муже Элеонор, Томасе Батлере, известно немного. Он был старше ее вдвое (ему было 28 лет на момент брака), и они были дальними родичами по отцовской и материнской линиям. Что, собственно, было нормально для английской аристократии, не зря же Войну Роз называли «Войной Кузенов». Неизвестно, как проходила их семейная жизнь. Во всяком случае, в будущем Элеанор включит его имя в число тех близких, за души которых должны молиться, для этого она сделала специальный вклад. Рыцарское звание Томас получил около 1452 - 1453 года. Неизвестно даже, когда он погиб. Возможно, в битве, возможно - умер от болезни.

Никто не ожидал, что брак Томаса и Элеонор окажется бездетным. Неизвестно, то ли зачатие просто не происходило, то ли у Элеонор были выкидыши. Современная наука, как указывает Эшдаун-Хилл, не поддерживает некогда популярного мнения, что по костям таза можно с уверенностью сказать, были ли у женщины беременности. Так что найденный скелет, который, вероятно, принадлежит Элеонор, никакой ясности в этот вопрос не внес. По какой-то причине, у детей графа Шрюсбери были проблемы с продолжением рода. Младшая сестра Элеанор, герцогиня Норфолк, смогла родить единственную дочь, которая умерла в возрасте 8 лет. Старший брат, виконт Лисл, оставил троих детей, но только одного сына, и линия вскоре пресеклась. Следующий брат, Луи (или Льюис) умер в 1458 году, не оставив наследников. Насколько известно, он даже женат никогда не был. Когда он писал свое завещание, за несколько лет до смерти, от определил в нем себя, как ”of sound mind, but sick in body”.



Молодые жили, скорее всего, в Бартон Дассет с 1453 по 1459 годы. Вряд ли они часто виделись – шли последние отчаянные битвы Войны Роз и безнадежные битвы во Франции. В 1453 погиб при Кастильоне старый граф Шрюсбери, в той же битве погиб и старший брат Элеанор. Остальные родственники разделились на два лагеря. Батлеры поддерживали, в своем большинстве, Ланкастеров, а Тальботы – Йорков. Наверное, романисты и историки базируются на чем-то кроме собственных эмоций, когда пишут о чувствах людей, выбиравших ту или иную сторону. В случае Тальботов и Батлеров соображения были чисто практическими. Родственница Батлеров была одной из воспитательниц короля Генриха VI, и Батлеры всегда воевали на стороне ланкастерианцев. С другой стороны, Тальботам просто пришлось примкнуть к Йоркам, потому что их родичи в ланкастерианском лагере утратили влияние, а те, кто был в йоркистском – возвысились. Более того, Маргарет Тальбот отчаянно воевала с детьми графа Шрюсбери от первого брака, и ей нужна была поддержка при дворе.

Элеонор Батлер стала вдовой в 23 года. Поскольку она осталась бездетной, все три поместья, выделенные им с мужем Ральфом Седли, возвращались к владельцу и его потомкам. У Элеонор было пожизненное право на них, а после ее смерти они вернулись бы к Седли. Некоторые ресурсы утверждают, что Седли отобрал у вдовы Грифф, но это вряд ли. В завещании Элеонор, содержащем, конечно, опись всех ее владений, говорится, что Седли согласился принять у нее Грифф. На самом деле, барон просто обменял Грифф на Фенни Комптон. Это было в 1460 году, который вообще ознаменовался многчисленными земельными перераспределениями в семье. Многие земли отошли монастырям, в обмен на молитвы за души сына и, позднее, жены сэра Ральфа, и в то же самое время Элеонор сделала вклад в Корпус Кристи Колледж, Кембридж.



У сэра Ральфа не было причин обижать вдову сына. Более того, есть свидетельства тому, что Элеонор и ее младшая сестра сохраняли теплые отношения и с сэром Ральфом, и с его новой женой, Элис Деинкур (Ловелл). Да и не осталась леди Элеонор бедной вдовой. Ее доходы только от земель, полученных через брак, составляли 75 фунтов в год – уровень выше, чем у среднестатистической вдовы рыцаря того времени, а ведь это – всего 10% ее доходов. Было у нее еще одно странное владение, в Вильтшире, в Савернейке. Странное потому, что никак с прочими ее владениями оно не граничит, и его приобретение никак в документах не прослеживается. Подарок. Очевидно, подарок второго мужчины в ее жизни – короля Эдуарда. Эшдаун-Хилл тщательно проанализировал возможность того, что Элеонор получила эту собственность от своей семьи. Но ни отец, ни братья ей ничего не завещали. Ничего относительно Вильтшира не говорится и в завещании ее матери. Зато история поместья тесно связана с семьей короля Эдварда. Во всяком случае, в 1452 году король Генрих VI подарил эти земли своей жене, Маргарет Анжу, а в 1466 король Эдди подарил их своей – Элизабет Вудвилл. Это была явно королевская собственность.

Элеонор недолго прожила в соседстве со своим свекром. Вскоре ее интерес привлекла Восточная Англия. У Ральфа Батлера была там своя собственность, и, скорее всего, поехала Элеонор в Восточную Англию именно в его сопровождении. Она намеревалась поселиться у своей сестры, которая в 1461 году получила титул герцогини Норфолк. В Фрамлинхем Кастл, где судьба назначила ей встретиться с Эдуардом IV. Правда, королем он тогда не был.

герцогиня

@темы: Edward IV

---

Тюдоры и Йорки - 5

В наиболее счастливые времена своей жизни, Гарри говорил, что относится к графине Маргарет Поль, как к родной бабушке. Учитывая, какой именно была бабушка Гарри, это говорит о многом. Леди Маргарет не была ни доброй, ни сердечной особой. Например, когда умер ее сын Артур, она принудила его вдову, леди Джейн, принять обет безбрачия: Артур не оставил сыновей, и графиня не хотела, чтобы приданое невестки уплыло к возможным наследникам от нового брака. История о том, что случилось с леди Джейн дальше, достаточно своеобразна.



Ее брак с Полем был вторым. Первым мужем леди Джейн был Кристофер Пикеринг, от которого она имела дочь Анну. Вторым – Артур Поль, с которым они нажили троих детей: Генри, Мэри и Маргарет. Генри, очевидно, не выжил, потому что известно, что графиня Салсбери пеклась именно о внучках. Дальше – еще интереснее. Десмонд Сьюард ставит в заслугу леди Маргарет, что она, по крайней мере, не заставила невестку уйти в монастырь. Но судебные бумаги говорят другое. На самом деле, и миледи, и ее сын, лорд Монтегю, не только заставили овдовевшую невестку принести обет безбрачия, но и засунули ее в монастырь.

Они упустили из вида, что большинство епископов относились к концепции добровольности монашеского обета очень серьезно. Леди Джейн, очевидно, перетерпела время, когда она была послушницей, молча. Зато сразу, как встал вопрос о пострижении, она все рассказала епископу Барлоу. Тот освободил ее от всех обетов, потому что те были даны под принуждением, и леди Джейн снова стала свободной женщиной. И снова вышла замуж, за сэра Уильяма Берентайна. И вот с ним у нее было двое сыновей, Дрю и Чарльз. Но тут, в 1539 году, вышел закон, известный, как «Шесть Статей», который делал нелегальным брак любого человека, который когда-либо давал обет безбрачия. Впрочем, у пар, попавших под удар, была возможность получить отдельный парламентский акт, подтверждающий легальность брака. Если никто против этого не возражал, как случилось с леди Джейн.

К тому времени первая дочь леди Джейн, Анна, уже была замужем, за сэром Генри Книветтом. Семья у них была большой, и сэр Генри очень захотел прибрать к рукам состояние деда супруги, сэра Роджера Левкнета. А упрямый старик хотел оставить свои кровные именно Джейн и ее детям от Берентайна. «Дед», правда, к тому моменту уже снова был женат и имел еще нескольких дочерей, но для сэра Генри это проблемой не было. В декабре 1540 года комиссия объявила брак леди Джейн и Берентайна незаконным, наследство Левкнета отдала сэру Генри, и ему же – опекунство над дочками Левкнета, что было весьма выгодно для Книветта. Но леди Джейн снова не сдалась, и дошла до парламента. Вуаля – парламент признал ее брак действительным, и именно на основании того, что обет безбрачия был дан под принуждением. Деньги Роджера Левкнета, отошли, правда, Книветту с потомством.

Такие вот последствия жадности графини Салсбери, а ведь и у нее, и у ее сыновей, было все и больше. Гарри ополчился на графиню за то, что он не прощал никому: за отказ следовать его распоряжениям. В 1533 году он, по весьма отвратительному капризу Анны Болейн, распорядился изъять все драгоценности и ценные вещи у своей дочери Мэри. Графиня Салсбери была в то время гувернанткой Мэри, и решительно отказалась подчиниться. Графиня получила немедленную отставку, и король сделал все, чтобы она никогда больше не увидела Мэри. Кажется, он еще тогда напал на след заговора, но не стал поднимать шума, понимая, чем вызвано желание Катарины взять реванш, и то, что шансов для реванша не было.

Ситуация изменилась, когда сын леди Маргарет провозгласил себя, по сути, наследником Йорков и стал подстрекать зарубежные силы к нападению на Англию. Когда в августе 1538 года Джеффри арестовали, Саутхемптон и епископ Гудрич прибыли в Варблингтон, чтобы допросить графиню. Ее допрашивали двое суток, но так ничего она и не признала. Леди Маргарет настолько убедительно отрицала то, что поддерживает переписку со своим сыном Реджинальдом, что ей почти поверили. Почти, но не совсем, потому что графиню взяли, все-таки, под домашний арест, в дом графа Саутхемптона. Это было достаточно беспокойно и для самого графа, который находил присутствие леди Маргарет в своем доме «неприятным», и для его жены, которая отказывалась оставаться в одном доме с этой дамой, если сам лорд отсутствовал. Что многое говорит об эффекте, который леди Маргарет имела на людей, ей неприятных.

Хотя сама леди Маргарет Поль вела себя с жесткостью мужчины, следствие шло свои чередом, и 12 мая 1539 года она и некий Хью Воган, управляющий ее делами в Уэллсе, были арестованы по обвинению в заговоре. Звучало это так: «detestable and abominable treasons to the most fearful peril and danger of the distruction of your most royal person”. Было найдено вещественное доказательство того, что графиня была очень даже замешана в заговор: геральдическая вышивка, где на одной стороне были знаки дома Тюдоров, а на другой – фиалки Полей и бархатцы леди Мэри Тюдор, а посреди – дерево с католическими символами.

Неизвестно, коротала ли время сама леди Маргарет над этой опасной вышивкой, или ее сделали по ее заказу. Тем не менее, этот кусок полотна неоспоримо доказывал, что дом Полей планировал брак между Реджинальдом и леди Мэри, с последующим восстановлением католической религии. Кромвель даже утверждал, что вышивка была сделана во времена печальной памяти Паломничества, что делало картину еще более мрачной для короля.

Осенью 1539 года графиню Салсбери перевели в Тауэр. Без всяких послаблений ее титулу или полу, кстати. Только вмешательство Катрины Говард, которую, увы, писатели и большинство историков описывают несчастной, пустоголовой дурочкой, привело к тому, что содержание графини были существенно улучшено. Поскольку одновременно в Тауэре оказалась Гертруда Кортни с сыном, многие ожидали, что, когда Гертруду отпустили с миром, отпустят и старую графиню Салсбери. Не тут-то было. История сохранила заключение следствия, что Гертруда была просто «глупой и суеверной женщиной». Вряд ли леди Салсбери кому-то пришло бы в голову назвать глупой. Или суеверной.
Кстати, Эдварда Кортни, сына Гертруды, оставили в Тауэре. Понятно, почему. Повторялась история с молодым Варвиком: их заперли просто для того, чтобы предотвратить появление у них наследников мужского пола. Брутально, но эффективно. По той же причине наследника Монтегю, юного Генри Поля, тоже держали в Тауэре, не зря же дядюшка Реджинальд назвал его «последней надеждой нашего рода». Любопытно, что Эдвард Кортни получил в 1540 году хотя бы учителя-гувернера. Генри Поля же держали в полном невежестве. На всякий случай.

В начале 1540 года в Кале случился еще один заговор. Лорд Лизл, бастард любвеобильного Эдварда IV, принял на службу нового капеллана, Грегори Ботолфа, который некогда был монахом в Кентербери. Ботолф был авантюристом. Когда его монастырь расформировали, он смылся, прихватив монастырского добра на неплохую сумму. Прожившись и съездив в Рим, чтобы развеяться, он устроился в Кале, планируя захватить город, набрав 500 человек. Вроде, на это было у него благословение самого папы, которого он видел в Риме. Может, и было. Рим не упускал ни одной возможности нагадить Англии. А, может, встреча с папой была плодом воображения Ботолфа, и никогда он Кале не намеревался захватывать, а просто пытался собрать средства, чтобы их прикарманить. Уговаривать он умел, не зря его кличка была Sweetlips.

Так или иначе, его корреспонденцию в Англию перехватили. Кажется, самому Ботолфу снова удалось вовремя исчезнуть со сцены, потому что есть сведения только о казни двоих его сообщников. Возможно, что Ботолф стоял за какими-то таинственными планами Реджинальда Поля освободить графиню Салсбери из Тауэра. Кардинал именно в то время писал о существовании какого-то плана.
Король, тем временем, утомился ждать результатов того, что поручил еще пару лет назад Томасу Вайатту и Джону Воллопу: избавиться от Реджинальда Поля раз и навсегда. Там было столько попыток неудачных покушений, что Гарри заподозрил очевидное: Вайатт и Воллоп просто предупреждали Поля об опасности и очередном плане. Оба были отправлены в Тауэр, но оба были достаточно умны не оставить никаких доказательств своей переписки с Полем, если такая была. И снова, кстати, Катрина Говард вступилась за узников, и Вайатта выпустили.

Когда в апреле 1541 года раскрылся заговор в Йоркшире, король решил показать наглядно, что ссориться с ним не стоит. Потенциально, заговор должен был стать новым Паломничеством, используя помощь короля Шотландии. На деле, в заговоре участвовали всего 50 человек. Половину из них арестовали, 15 приговорили к смерти. Король решил отправиться на север с Прогрессом, и заставить северян принести ему присягу верности. Почему-то он решил казнить графиню Салсбери вместе с заговорщиками Йоркшира. Причем, казнили ее почти тайно, в Тауэре, даже не на эшафоте. В 7 утра 27 или 28 мая почти 70-летнюю женщину вывели из Тауэра и подвели к маленькой плахе. Что случилось, на самом деле, потом – никто толком не знает.

Имперский посол сообщает, что официальный палач был в командировке на севере, а его помощник настолько плохо владел ремеслом, что «изрубил шею и плечи несчастной женщины в куски, прежде чем ему удалось отделить голову от тела». Но посла на казни не было. Там вообще никого, кроме чиновников, не было. Через столетие лорд Герберт из Чербери утверждал, что графиня просто отказалась встать на колени перед плахой и так мотала головой из стороны в сторону, что вместо казни действительно вышел сущий кошмар. Тело захоронили под полом часовни в Тауэре, а король распорядился, чтобы специальная комиссия выехала в поместье графини и уничтожила все геральдические знаки, которые там найдутся.

В этой очень мрачной истории есть две загадки. Первая – почему казнили старую графиню? Оставив, при этом, в полном покое ее дочь Урсулу, которая была замужем за Стаффордом (!) и имела от него семерых (!!) сыновей, с королевской кровью по обеим линиям. И отпустили за границу Джеффри Поля, у которого было пятеро (!) сыновей. Да и сам Реджинальд все еще не был в церковном чине, и мог жениться, и иметь наследников. Почему казнили именно дочь герцога Кларенса, старуху?

Вторая загадка – полное исчезновение Генри Поля, сына лорда Монтегю, со страниц истории. То ли умер в Тауэре в 1542 году, то ли нет. Еще один «принц из башни»?

Я бы сказала, что в этом деле отсутствует кусище информации. Странная история.

@темы: Англия Тюдоров

---

Отмена Titlus regius первым парламентом Генриха VII

Смысл: документ отменить, свиток извлечь из архивов парламентских заседаний и уничтожить. Подданным предписывалось сдать копии или уничтожить их, под страхом тюремного заключения и штрафа. К счастью, многие (северяне особенно) копии, конечно, никуда не сдали и бережно сохранили их через поколения.

“Where afore this tyme, Richard, late Duke of Glouchester, and after in dede and not of right King of England, called Richrd the III, caused a false and seditious Bille of false and malicious ymaginaciones, auenst all good and true disposicion to be put unto hyme, the beginning of which is thus:

“Please it your noble Grace to understand the consideracions, Elleccion and Peticion underwritte” & c.

Which Bill, after that, with all continue of the same, by auctoritee of Parliament, holden the first yeere of the usurped Reigne of the said late King Richard the III, was ratified, enrolled, approved and authorised; as in the same more plainly appereth. The King, atte the special instance, desire and prauer of the Lordes Spirituell and Temporell and Commons in this present Parlement assembled, will it be ordained, stablished and enacted, by the advys of the said Lordes Spirituell and Temporell and Commons in this present Parlement assembled, and by auctoritee of the same, that the said Bille, Acte and Ratification, and all the circumstances and dependants of the same Bill and Act, for the fals and seditious ymaginacions and untrouths thereof, be void, adnulled, repelled, irrite, and of noe force ne effecte.

And that it be ordained by the said auctorite that the said Bill be cancelled, destrued, and that the said Acte, Record and enrollinge shall be taken and avoided out of the Roll and Records of the said Parliament of the said late King, and brente, and utterly destroyed. And over this, be it ordained by the same auctoritee, that every persoune having anie Coppie or Remembraunces of the said Bill or Acte, bring unto the Chaunceller of England foe the tyme being, the same Coppiesand Remembraunces, or utterlie destrue theym, afore the Fest of Easter next comen, upon Peine of Ymprisonment, and making fyne and ransome to the Kinge atte his will. So that all thinges said and remembered in the said Bill and Acte thereof maie be for ever out of remembraunce and allso forgott”

Кстати, вспомнила, кто запустил легенду о том, что Эдуард не был сыном герцога Йорка, а результатом связи Сис с лучником. Варвик Кингмекер! Это он. Когда рассорился с королем. Немудрено, что братец Джордж, герцог Кларенс, повторял это потом в лицо королю: он, конечно, поверил тестю. И он ЗНАЛ о том, что Эдди был женат на леди Элеонор, когда женился на Лиз. Собственно, Сис тоже знала, что натворил ее сын. Не знал только Ричард, практически до самого момента публичного признания епископа.

Историк Хатчинсон обращает внимание в своей работе о юных годах Большого Гарри на один момент, очевидный, но как-то автоматически игнорируемый: если Тюдор № 1 отменил бастардизацию всех детей короля Эдди, он ЗНАЛ, точно знал, что "принцы из Башни" мертвы. Что приводит к очевидному выводу, что об этом совершенно точно было известно его матушке.

@темы: Henry VII

---

Знаменитый "Titlus Regius"

Или петиция парламента к герцогу Глостерскому, будущему Ричарду III. Напоминание о том, что не Ричард объявил себя королем, а парламент его об этом попросил, учитывая скандал относительно ставшей известной бигамии Эдварда IV.

Содержание известно всем "рикардианцам": озвучивание причины, по которой брак Эдварда и Элизабет не был легален, вывод, что дети от этого брака не могут иметь прав на трон Англии, и просьба к Ричарду, как потомку герцога Йоркского, занять трон королевства.

Margin: An Act for the Settlement of the Crown upon the King and his Iffue, with a recapitulation of his Title.

1. MEMORAND', quod quedam Billa exhibita fuit coram Dño Rege, in Parliamento predco, in hec verba.

WHERE late heretofore, that is to fay, before the Confecracon, Coronacion, and Inthronizacion of oure Souveraign Lord the King Richard the Thirde, a Rolle of Perchement, conteignyng in writeing certeine Articles of the tenour undre writen, on the behalve and in the name of the thre Eftates of this Reame of Englond, that is to wite, of the Lords Spualls and Temporalls, and of the Comons, by many and diverfe Lords Spuells and Temporalls, and other Nobles and notable perfones of the Comons in grete multitude, was prefented and actualy delivered unto oure faid Souveraine Lord the King, to th'entent and effect expreffed at large in the fame Rolle; to the which Rolle, and to the Confideracions aud inftant Peticion comprized in the fame, our faid Souveraine Lord, for the public wele and tranquillite of this Land, benignely affented.

Nowe forafmoch as neither the faid three Eftats, neither the faid perfonnes, which in thair name prfented and delivered, as is abovefaid, the faid Rolle unto oure faid Souverain Lord the King, were affembled in fourme of Parliament; by occafion whereof, diverfe doubts, queftions and ambiguitees, been moved and engendred in the myndes of diverfe perfonnes, as it is faid: Therfore, to the perpetuall memorie of the trouth, and declaration of th'fame, bee it ordeigned, provided and ftablissfhed in this prefent Parliament, that the tenour of the faid Rolle, with all the contynue of the fame, prefented, as is abovefaid, and delivered to oure before faid Souverain Lord the King, in the name and on the behalve of the faid three Eftates out of Parliament, now by the fame three Eftates affembled in this prefent Parliament, and by auctorite of the fame, bee ratifyed, enrolled, recorded, approved and auctorized, into removying the occafion of doubtes and ambiguitees, and to all other laufull effect that fhall mowe thereof enfue; foo that all things faird, affirmed, fpecifyed, defired and remembred in the faid Rolle, and in the tenour of the fame underwritten, in the name of the faid three Eftates, to the effect expreffed in the fame Rolle, bee of like effect, vertue and force, as if all the fame things had ben foo faid, affirmed, fpecifyed, defired and remembred in a full Parliament, and by au¢torite of the fame accepted and approved. The tenoure of the faid Rolle of Parchement, whereof above is made mencione, foloweth and is fuch.

To the High and Myghty Prince Richard Duc of Gloucefter.

Pleafe it youre Noble Grace to underftande the Confideracon, Election and Peticion underwritten, of use the Lords Spuelx and Temporelx, and Comons of this Reame of Englond, and thereunto agreably to yeve your affent, to the comon and public wele of this Lande, to the comforte and gladneffe of all the people of the fame.

Furft, we confidre how that heretofore in tyme paffed, this Lande many years ftode in great profperite, honoure and tranquillite; which was caufed, forfomoch as the Kings than reignyng, ufed and followed the advice and counfaill of certaine Lords Spuelx and Temporelx, and othre perfonnes of approved fadneffe, prudence, policie and experience, dreding God, and havying tendre zele and affection to indifferent miniftration of Juftice, and to the comon and politique wele of the Land; than oure Lord God was dred, luffed and honoured; than within the Land was peas and tranquillite, and among Neghbours concorde and charite; than the malice of outward Enemyes was myghtily refifted and repreffed, and the Land honorably defended with many grete and glorious victories; than the entrecourfe of Merchandizes was largely ufed and exercifed: by which things above remembred, the Land was greatly enriched, foo that as wele the Merchants and Artificers, as other poure people, laborying for their livyng in diverfe occupations, had competent gayne, to the fuftentation of thaym and their houfeholds, livyng without miferable and intollerable povertie.

But afterward, whan that fuch as had the rule and governaunce of this Land, delityng in adulation and flattery, and lede by fenfuality and concupifcence, folowed the counfaill of perfonnes, infolent, vicious, and of inordinate avarice, defpifyng the coungaill of good, vertuoufe and prudent perfonnes, fuch as above be remembred; the profperite of this Land daily decreafed, foo that felicite was turned into miferie, and profperite into adverfite, and the ordre of polecye, and of the Lawe of God and Man, confounded; whereby it is likely this Reame to falle into extreme miferie and defolation, which God defende, without due provifion of couvenable remedie bee had in this behalfe in all goodly haft.

Over this, amonges other things, more fpecially wee confider, howe that, the tyme of the Reigne of Kyng Edward the IIIIth , late deceffed, after the ungracious pretenfed Marriage, as all England hath caufe foo to fay, made betwixt the faid King Edward, and Elizabeth, fometyme Wife to Sir John Grey Knight, late nameing herfelf and many years heretofore Quene of Englond, the ordre of all poletique Rule was perverted, the Lawes of God and of Gods Church, and alfo the Lawes of Nature and of Englond, and alfo the laudable Cuftomes and Liberties of the fame, wherein every Englifhman in Inheritor, broken, fubverted and contempned, againft all reafon and juftice, foo that this Land was ruled by felfewill and pleafure, feare and drede, all manner of Equite and Lawes layd apart and defpifed, whereof enfued many inconvenients and mifchiefs, as Murdres, Extorfions and Oppreffions, namely of poore and impotent people, foo that no Man was fure of his Lif, Land ne Lyvelode, ne of his Wif, Doughter ne Servaunt, every good Maiden and Woman ftanding in drede to be ravifhed and defouled. And befides this, what Difcords, inwarde Battailles, etfufion of Chriftian Mens Blode, and namely, by the deftruction of the Blode of this Londe, was had and comitted within the fame, it is evident and notarie thourough all this Reame, unto the great forowe and hevyneffe of all true Englifhmen.

And here alfo we confidre, howe that the feid pretenfed Mariage bitwixt the above named King Edward and Elizabeth Grey, was made of grete prefumption, without the knowyng and affent of the Lords of this Lond, and alfo by Sorcerie and Wichecrafte, committed by the faid Elizabeth, and her Moder Jaquett Ducheffe of Bedford, as the comon opinion of the people, and the publique voice and fame is thorough all this Land; and herafter, if and as the caas fhall require, fhall bee proved fufficiently in tyme and place convenient. And here alfo we confider, howe that faid pretenfed Mariage was made privaly and fecretely, without Edition of Banns, in a private Chamber, an prophane place, and not openly in the face of the Church, aftre the Lawe of Godds Churche, bot contrarie thereunto, and the laudable Cuftome of the Church of Englond.

And howe alfo, that at the tyme of contract of the fame pretenfed Mariage, and bifore and longe tyme after, the feid King Edward was and ftode maryed and trouth plight to oone Dame Elianor Butteler, Doughter of the old Earl of Shrewefbury, with whom the fame King Edward had made a precontracte of Matrimonie, longe tyyme bifore he made the faid pretenfed Mariage with the faid Elizabeth Grey, in maner and fourme abovefaid. Which premiffes being true, as in veray trouth they been true, it appearreth and foloweth evidently, that the faid King Edward duryng his lif, and the feid Elizabeth, lived together finfully and dampnably in adultery, againft the Lawe of God and of his Church; and therfore noo marivaile that the Souverain Lord and the head of this Land, being of fuch ungoldy difpoficion, and provokyng the ire and indinacion of oure Lord God, fuch haynous mifchieffs and inconvenients, as is above remembred, were ufed and comitted in the Reame amongs the Subjects. Alfo it appeareth evidently and followeth, that all th'Iffue and Children of the feid King Edward, been Baftards, and unable to inherite or to clayme any thing by Inheritance, by the Lawe and Cuftome of Englond.
Moreover we confidre, howe that afterward, by the thre Eftates of this Reame affembled in a Parliament holden at Weftm', the XVIIth yere of the Regne of the faid King Edward the IIIIth, he than being in poffeffion of the Coroune and Roiall Eftate, by an Acte made in the fame Parliament, George Duc of Clarence, Brother to the faid King Edward nowe deceffed, was convicted and atteinted of High Treafon; as in the fame Acte is conteigned more at large. Bicaufe and by reafon wherof, all the Iffue of the faid George, was and is difhabled and barred of all Right and Clayme, that in any wife they might have or chalenge by Enheritance, to the Crown and Dignite Roiall of this Reame, by the auncien Lawe and Cuftome of this fame Reame.

Over this we cofidre, howe that Ye be the undoubted Son and Heire of Richard late Duke of Yorke, verray enheritour to the feid Crowne and Dignite Roiall, and as in right Kyng of Englond, by wey of Enheritaunce; and that at ths tyme, the premiffes duely confidered, there is noon other perfoune lyvyng but Ye only, that by Right may clayme the faid Coroune and Dignite Royall, by way of Enheritaunce, and howe that Ye be born withyn this Lande; by reafon wherof, as we deme in oure myndes, Ye be more naturally enclyned to the profperite and comen wele of the fame; and all the thre Eftatis of the Lande have, and may have, more certayn knowlage of youre Byrth and Filiation abovefeid. Wee confidre alfo, the greate Wytte, Prudence, Juftice, Princely Courage, and the memorable and laudable Acts in diverfe Batalls, whiche as we by experience knowe Ye heretofore have done, for the falvacion and defence of this fame Reame; and alfo the greate nobleffe and excellence of your Byrth and Blode, as of hym that is defcended of the thre mooft Royall houfes in Criftendom, that is to fay, England, Fraunce, and Hifpanic.

Wherfore, thefe premiffes by us diligently confidred, we defyryng effectuonfly the peas, tranquillite, and wele publique of this Lande, and the reduccion of the fame to the auncien honourable eftate and profperite, and havyng in youre greate Prudence, Juftice, Princely Courage, and excellent Vertue, finguler confidence, have chofen in all that that in us is, and by this our Wrytyng choife You, high and myghty Prynce, into oure Kyng and Soveraigne Lorde &c., to whom we knowe for certayn it apperteygneth of Enheritaunce foo to be chofen. And herupon we humbly defire, pray, and require youre feid Noble Grace, that, accordyng to this Eleccion of us the Thre Eftates of this Lande, as by youre true Enherritaunce, Ye will accepte and take upon You the faid Crown and Royall Dignite, with all thyngs therunto annexed and apperteynyng, as to You of Right bilongyng, as wele by Enherritaunce as by lawfull Eleccion; and, in caas Ye fo do, we promitte to ferve and to affifte your Highneffe, as true and feithfull Subgietts and Leigemen, and to lyve and dye with You in this matter, and every other jufte quarrell.

For certainly wee be determined, rather to aventure and comitte us to the perill of oure lyfs and jopardye of deth, than to lyve in fuche thraldome and bondage as we have lyved long tyme hertofore, oppreffed and injured by Extorcions and newe Impoficons, ayenft the Lawes of God and Man, and the Libertee, old Police, and Lawes of this Reame, wheryn every Englisfhman is enherited. Oure Lorde God, Kyng of all Kyngs, by whos infynyte goodneffe and eternall providence all thyngs been pryncipally gouverned in this world, lighten youre foule, and graunt You grace to do, as well in this matier as in all other, all that that may be accordyng to his wille and pleafure, and to the comen and publique wele of this Lande; to that, after greate cloudes, troubles, ftormes and tempeftes, the Son of Juftice and of Grace may fhyne uppon us, to the comforte and gladneffe of all true Englifhmen.

Albeit that the Right, Title, and Eftate, whiche oure Souveraigne Lord the Kyng Richard the Third, hath to and in the Crown and Roiall Dignite of this Reame of Englond, with all thyngs therunto within the fame Reame, and without it, united, annexed and apperteynyng, been jufte and lawefull, as grounded upon the Lawes of God and of Nature, and also upon the auncien Lawes and laudable Cuftomes of this faid Reame, and fo taken and reputed by all fuche perfounes as ben lerned in the abovefaid Lawes and Cuftumes. Yit nevertheleffe, forafmoche as it is confidred, that the moft parte of the people of this Lande is not fuffifantly lerned in the abovefaid Lawes and Cuftumes, wherby the trueth and right in this behalf of liklyhode may be hyd, and nat clerely knowen to all the people, and thereupon put in doubt and queftion.

And over this, howe that the Courte of Parliament is of fuche auctorite, and the people of this Lande of fuche nature and difpoficion, as experience teacheth, that manifeftacion and declaration of any trueth or right, made by the Thre Eftates of this Reame affembled in Parliament, and by auctorite of the fame, maketh, before all other thyngs, mooft feith and certaynte; and, quietyng mens myndes, remoeveth the occafion of all doubts and feditious langage. Therfore, at the requeft, and by affent of the Thre Eftates of this Reame, that is to fay, the Lordes Spuelx and Temporalx, and Comens of this Lande, affembled in this prefent Parliament, by auctorite of the fame, bee it pronounced, decreed, and declared, that oure faid Soveraign Lorde the Kyng was, and is, veray and undoubted Kyng of this Reame of Englond, with all thyngs therunto withyn the fame Reame, and without it, united, annexed and apperteyning, as well by right of Confanguinite and Enheritaunce, as by lawefull Elleccion, Confecration, and Coronacion. And over this, that, at the requeft, and by the affent and auctorite abovefaid, bee it ordeigned, enacted and eftablisfhed, that the faid Crown and Roaill Dignite of this Reame, and the Enheritaunce of the fame, and other thyngs therunto within this fame Reame, or withoute it, unite, annexed, and nowe apperteigning, reft and abyde in the perfoune of oure faid Soveraigne Lorde the Kyng, duryng his Lyff, and, after his Deceffe, in his heires of his Body begotten. And in efpeciall, at the requeft, and by affent and auctorite abovefaid, bee it ordeigned, enacted, eftabled, pronounced, decreed, and declared, that the High and Excellent Prynce Edward, Son of oure faid Soveraign Lorde the Kyng, be Heire Apparent of the fame our Soveraign Lord the Kyng, to fuccede to hym in the abovefaid Crown and Roaill Dignite, with all thyngs as is aforefaid therunto unite, annexed and apperteigning; to have them after the Deceffe of oure faid Soveraign Lorde the Kyng, to hym and to his heires of his Body laufully begotten.
QUE quidem Billa Coibus Regni Angl' in dco Parliamento exiften' tranfportata fuit: Cui quidem Bille iidem Cões affenfum fuum prebuerunt fub hiis verbis.


A ceft Bille les Cõenz fount affentuz.
Quibus quidem Billa et Affenfu coram Dño Rege in Parliamento pdco lectis, auditis et plenius intellectis, de affenfu Dñorum Spualium et Temporalium in dco Parliamento fimiliter exiften', ac Ccoitatis predce, necnon auctoritate ejufdem Parliamenti, pronunciatum, decretum et declaratum exiftit, omnia et fingula in Billa pdca contenta fore vera et indubia; ac idem Dñus Rex, de affenfu dcorum trium Statuum Regni, et auctorite predca, omnia et fingula premiffa in Billa pdca contenta concedit, ac ea pro vero et indubio pronunciat, decernit, et ceclarat.

@темы: Richard III