Почти неприлично, но смешно

Называется "Игра Престолов: русская классика", и сперто здесь: jaerraeth.livejournal.com/455004.html














(c) сеть

X-posted at http://jaerraeth.dreamwidth.org/451548.html

@темы: "веселая бредь"

---

Эдвард IV - тяжесть короны

По-королевски пышный въезд в Лондон победоносного Эдварда, 26 июня 1461 года, на время отвлёк внимание горожан от того, что победа при Таутоне ничего ещё не решала. Ланкастерианцы были побеждены, но не уничтожены, хотя йоркисты очень сильно проредили их ряды. Король, королева и наследный принц были вполне живы, хоть и в бегах. И, главное, какое-то подобие работающего административного режима наблюдалось только в некоторых областях страны.
Но поговорим немного о въезде Эдварда в Лондон, и о коронации, которая была устроена через два дня. Кем, собственно, был Эдвард Марч на 26 июня 1461 года?



В глазах многих – уже королём. Собственно, отсчёт его царствования и начнёт идти от даты, когда он принёс публичную клятву в марте 1461 года. Правда, исследовавший вопрос историк Армстронг, опубликовавший в 1948 году своё исследование «The Inauguration Ceremonies of the Yorkist Kings and Their Title to the Throne», сравнивая хроники Вителлиуса, Фабиана и Гё, подозревает, что Эдвард Марч произнёс две клятвы. Одну – стандартную, публичную, перед собранным народом. И совсем другую – перед королевским йоркистским советом. Клятву, которая сильно ограничивала его суверенность.

Далее, Эдвард сидел, одетый в королевские одежды и с церемониальной шапкой из пурпурного вельвета на голове, на королевской скамье в Вестминстере, и он держал в руках скипетр короля Эдуарда Исповедника, коронационную регалию. Правда, скипетр, скорее всего, был другим. Потому что их, этих скипетров, было на самом деле два. Один – действительно коронационный, а другой – королевский, церемониальный. Так вполне доказательно считает тот же историк Армстронг.

Всё это тонкости, которые могут показаться сегодня неважными, но которые в дни царствования Эдварда привели к очень интересной детали, определяющей стиль его правления и многие последовавшие за этим правлением события: Эдвард не был выбран королём. Он был провозглашён королём. А потом, после победы при Таутоне, церемониально коронован. Парламент просто подтвердил это провозглашение, одобрив петицию, которую ему подал уже коронованный король Англии.

Всё лето и осень графства бурлили против нового режима, но это, собственно, просто происходили всегда неизбежные в подобных случаях перегруппировки. Наиболее твердолобые и запятнавшие себя в прошлом ланкастерианцы бежали, кто-то, под шумок, собирал банды и грабил всех и вся, кто-то потихоньку готовил почву для нового триумфа Ланкастеров, тонко саботируя распоряжения новой администрации.

Некоторую надежду на то, что Франция откажет ланкастерианцам в поддержке, дала смерть французского короля в июле 1461 года. В конце концов, дофин Луи дал бургундцам добро на использование своего знамени, когда те отправили наёмников в помощь Эдварду весной. Но король - это не дофин, и после кратковременной немилости в адрес Питера де Брезе, Луи XI стал делать авансы своей родственнице Маргарет Анжуйской.

Для Эдварда эта новость была и плохой, и хорошей. В принципе, Англия всегда чувствовала себя обязанной защищаться от инвазии с континента, но насколько политики верили в то, что эта инвазия реальна, если Францией правит король-интриган, предпочитающий, чтобы другие дрались между собой, а он бы за их спинами тянул ковёр в свою сторону? Нет, планы-то и совместные манёвры французов и испанцев на Сене вроде подтверждали слухи о подготовке совместной инвазии и попытках отравить Филиппа Бургундского. Но насколько далеко были готовы идти французы и испанцы? Очевидно, не были, потому что и Святейший Престол в Риме отнюдь не лелеял планов о крестовом походе на суверенное христианское государство. В любом случае, король великой державы, поддерживающий твоего врага – это плохая новость.

Хорошая сторона этой новости заключалась в готовности лондонцев развязать кошели для короля. Олдермен Томас Кук взахлеб расписывал, как союз французов с Ланкастерами обрушит на головы англичан «войну, обезлюживание, грабёж и убийства, каких ещё не видали христиане».

И все-таки основную опасность для Эдварда представляли приверженцы ланкастерианской партии внутри страны. В ноябре 1461 года приверженцы графов Экзетера и Сомерсета спровоцировали беспорядки в Хемпшире. В январе 1462 года начались восстания в Сомерсете, Дорсете и Вильтшире. В феврале беспорядки распространились ещё на шесть графств на севере и северо-западе. Новый король предложил ланкастериацам и кнут, и пряник. В роли кнута выступали карательные экспедиции коннетабля Англии Джона Типтофта, получившего многоговорящее прозвище «палач Англии». Роль пряника взял на себя король, проводя политику прощения и примирения до такой степени, что это стало возмущать уже его последователей, вдруг почувствовавших себя обойдёнными милостями в пользу врагов.

Типтофт

В этот период показала себя одна странная, ничем не объяснимая тенденция короля Эдварда избегать самых северных областей своего королевства. Дальше Ньюкастла он никогда не бывал, по-моему, да и туда забрался только для того, чтобы увидеть казнь Джеймса Батлера, графа Ормонда и Вильтшира в мае 1461 года. Сначала работу на севере делали для него Невиллы, потом – брат, Ричард. В апреле 1462 года граф Варвик был назначен лордом-хранителем Западной Марки на 20 лет, а до этого, в июне 1461 года, лордом-хранителем и Восточной, и Западной Марки по направлению к Шотландии. Там, надо сказать, Невиллы (сам Варвик, Фальконберг и Монтегю) и завязли на следующие несколько лет. Но порядок навели, хотя не без усилий.

За всем стояла, конечно, беспокойная королева Маргарет, которая в своём изгнании быстро поняла, что бывших королев не бывает. Королева без королевства быстро превращается в нахлебницу, и относятся к ней соответствующе. Сочтя пребывание в Шотландии по этой причине невыносимым, Маргарет сама отправилась во Францию. Причалила она в Бретани, оттуда отправилась в Бургундию, и, наконец, в Шинон, где ее не мог не принять король. Маргарет пообещала ему за помощь... Кале. Впрочем, Кале – не Бервик, над ним Маргарет власти не имела, так что Людовик должен был сначала взять эту крепость, чтобы считать её своей. Со своей стороны, король быстренько освободил старого приятеля Маргарет, Пьера де Брезе, из тюрьмы, справедливо полагая, что тот последует за Маргарет, и освободит короля от своего присутствия. Так оно и вышло. Де Брезе с несколькими сотнями наёмников (около 800) перешёл под руку Маргарет, а король откупился от родственницы займом в 20 000 ливров.

С этими силами Маргарет и отправилась в Бамборо, где ланкастерианцы держали гарнизон, быстро редеющий от голода. Оставив там Сомерсета, она отправилась в Шотландию, чтобы забрать оттуда своего супруга – но снова погода помешала планам ланкастерцев. Корабль Маргарет попал в свирепый шторм, затонул, но люди спаслись: сама непотопляемая королева и де Брезе причалили на маленьком боте в Бервике, а вот 400 французов угодили на Холи Айленд, где были взяты в плен.

Тем временем Варвик поспешил на север, где силы Маргарет засели уже в трех крепостях. Он осадил Алнвик, Дунстанбург и Бамборо, мотаясь ежедневно между этими тремя объектами, пока в канун Рождества Дунстанбург и Бамборо не были сданы сэром Ральфом Перси с условием, что он станет губернатором обоих. Варвик согласился, и сэр Ральф и Сомерсет поклялись в Дареме быть верными новому королю. Пемброк получил разрешение вернуться в Шотландию.

Алнвик продолжал держаться. А потом случилась довольно нелепая история: 6 января 1463 года Варвик получил сведения, что на выручку крепости движется королева с шотландцами. Граф удивился, но на всякий случай отвёл войска. Увидев, что осада снята, гарнизон Алнвика просто разбежался, оставив, таким образом, крепость Варвику. Поход был закончен, йоркистские силы вернулись в Лондон, где Сомерсет довольно быстро попал в фавор короля Эдуарда, к великому негодованию всех окружающих.

Весной 1463 года Маргарет снова перешла границу Шотландии с небольшой армии, наспех собранной из французов, шотландцев и беглых ланкастерианцев, нашедших приют в Шотландии. Алнвик ей сдал сэр Ральф Грей, обозленный на Варвика за то, что тот не сделал его губернатором. А сэр Ральф Перси, которого Варвик губернатором сделал, опять поменял сторону, и сдал Маргарет Бамборо.

Оттуда экс-королева решила штурмовать Нортхем, но там вовремя среагировал Монтегю, и армия ланкастерцев, узнав, что на подходе и Варвик, впала в панику и состояние «спасайся, кто может». Сама Маргарет с сыном бежала в Бамборо, куда за ними последовал и Генрих. А оттуда она, вместе с Пьером де Брезе и сыном, просто отправилась во Фландрию, где попросила убежища у герцога Бургундского. Своего мужа она бросила в Бамборо, с тем, чтобы никогда больше его не увидеть. Герцог Бургундский, симпатизирующий йоркистам, не арестовал Маргарет, но просто дал ей небольшую сумму денег, и отправил к отцу, к Рене Анжуйскому. Тот выделил дочери небольшой замок, где она, ее сын и де Брезе осели на следующие 7 лет.

Генрих остался совершенно один. Некоторое время вокруг него роились ланкастерианцы, но политическая ситуация неумолима вела к тому, что все, поддерживающие претензии дома Ланкастер, постепенно подписали договоры с Эдуардом IV. Генрих, видя, как холодно относятся к нему в Эдинбурге, в январе 1464 года попросил приюта у старого епископа Кеннеди, некогда рьяного ланкастерианца, а теперь просто старика. Епископ приютил короля без королевства в замке Сент-Эндрю, который был мрачноват, но достаточно далеко от границы.

В то же время, граф Сомерсет, всячески обласканный королем Эдуардом, но ненавидимый остальными до такой степени, что его отправили ради его же безопасности в Уэльс, сделал новый финт. Он решил потихонечку сбежать в Нортумберленд, и снова присоединиться к сторонникам Ланкастеров. Но его планы были кем-то выданы, и он был арестован в Дареме, в собственной постели. Одновременно с этим начались волнения в Уэльсе, где Сомерсет успел собрать единомышленников, в Чешире и Ланкашире. Эти волнения были без труда успокоены Норфолком, но тут в марте Генрих, которому отчего-то не сиделось в Сент-Эндрю, снова перешёл границу.

Бамборо, Нортхем и Скиптон-ин-Кравен открыли ему ворота – все-таки, король, ведь бывших королей тоже не бывает. Как раз в это время Монтегю направлялся в Шотландию на переговоры, и, когда его неожиданно атаковали де Перси и Сомерсет, узнал о случившемся. Собрав армию в Ньюкастле, он атаковал ланкастерцев у Хеджли Мур 25 апреля. В этом бою сэр Ральф Перси погиб, но остальные бежали, чтобы сразиться еще раз, 15 мая, при Линхиллс. Монтегю снова их разбил, и на этот раз Сомерсет, Руз и Хангерфорд, попавшие в плен, были немедленно обезглавлены. В руках ланкастерианцев остался только Бамборо, который держал сэр Ральф Грей, твёрдо знающий, что больше на милость йоркистов ему рассчитывать не стоит.



Варвик сделал эту осаду незабываемой, доставив к стенам Бамборо новую артиллерию: чугунные пушки ”Newcastle” и ”London”, бронзовую ”Dijon”, а также бомбарды ”Edward” и ”Richard”. Крепость эта артиллерия разметала по камешкам. Сэр Ральф Грей, как предатель, был доставлен в Донкастер, где его лишили рыцарского звания, утопили и обезглавили. Генрих бежал в такой спешке, что оставил победителям и меч, и шлем, украшенный короной, да и прочие личные вещи. Что ж, в этот раз он хотя бы пытался отвоевать своё королевство с мечом.

@темы: Edward IV

---

Хииииии....)))

А как влюбляетесь вы?

@темы: "нетягостная бредь"

---

"И полцарства в придачу" III-22

Насколько её жизнь встала с ног на голову, Маргарет пришлось убеждаться каждый долгий день всей следующей недели, работая без устали и не имея возможности не то, что наведаться домой, но хотя бы отдохнуть в своих скромных дворцовых апартаментах. Ей пришлось убедиться, что Арагонка продолжала неуклонно выполнять свои королевские обязанности, несмотря на то, что теперь под рукой у неё находилось гораздо меньше служащих, чем это было обозначено в штатном расписании.

Переписка её величества поражала своими масштабами. Казалось, в королевстве не осталось ни одного захудалого городишки, откуда хоть кто-нибудь не послал бы королеве какую-нибудь слёзную мольбу. Приданое дочерям малоимущих дворян, кипы стихов разной степени бездарности, чьи авторы мечтали о высоком покровительстве, просьбы о деньгах на ремонты монастырей и часовен, ходатайства об устройствах браков, жалобы на нарушенные брачные обеты…

Англия не забывала свою королеву, а королева не манкировала своими обязанностями перед Англией. И Маргарет писала, писала, писала… Сначала под диктовку, но очень быстро ей пришлось начать разбирать хотя бы стихи и романы, приток которых в канцелярию королевы не оскудевал. Что самое удивительное, известие об этом каким-то образом почти мгновенно стало достоянием гласности среди поэтической братии, и в результате часть стихотворного потока стала адресоваться уже лично ей.

- «Чудесная Маргарет, Майская роза, Прекрасна, как ястреб, Как сокол утёса. В ней кротости сила, И верности сила, Мила она мило», - с выражением продекламировала девушка и раздражённо отшвырнула лист бумаги сильно несвежего вида на пол. – Пресвятая Дева, что за чушь они пишут!

- Не раскидывайся комплиментами, душенька, - рассеянно сказала Арагонка, - чиркая пером по очередному опусу на латыни, присланному ею учителем принцессы Мэри. – Не успеешь и глазам моргнуть, как вместо стихов тебя начнут засыпать прошениями.

Лиз Даррелл проворно подхватила отброшенный Маргарет листок, и, задыхаясь от смеха, прочла вслух концовку поэмы.

- «Очьми Ипсифила, Устами Кассандра, И благоуханней она Кориандра». Нет, право, ничего подобного я в жизни не слышала!

- А уж ты-то у нас в поэзии теперь настоящий знаток, - ядовито заметила Джейн Паркер, продолжавшая, как ни странно, исправно появляться на дежурства в покои опальной королевы. Маргарет, наблюдавшей за графиней всю неделю, быстро отказалась от подозрений, что та ходит в покои королевы шпионить для Болейнов. Похоже, что в компании неплохо образованных дам, явно не стремящихся в первые ряды придворных, леди Рочфорд просто отдыхала душой. Что ещё более удивительно, в этом кружке острую на язык и резкую в манерах молодую женщину принимали довольно тепло, без обид на её выпады.

Не обиделась на прозрачный намек и Лиз Даррелл. Приняв величественную позу, она продекламировала:

Покинешь ли меня?
Любил я много лет
Среди богатств и бед;
Ужель твой чёрств ответ?
Покинешь ли меня?
Скажи: «Нет! Нет!»

- Вот что я назвала бы настоящей поэзией, - вздохнула королева, на мгновение оторвавшаяся от правки текста. – Впрочем, скоро каждый сможет блеснуть на празднике после турнира, и сэр Томас тоже.

- На празднике, о поводе для которого не хочется и думать, - горько отозвалась Мэри Виллоуби. – Видит Бог, в этом дворце умерло настоящее веселье с тех пор, как…

- Мэри! – строго одёрнула подругу королева. – Его величество устраивает турнир, подобного которому при дворе не видели со времён, когда солнце Англии сияло на весь христианский мир. И мы не поддадимся мелочным чувствам, чтобы не испортить праздник.

Немного помолчав, она продолжила более мягким тоном:

- Мы просто состарились, Мэри. И твоя старая королева больше не может быть королевой турнира. Но это не значит, что я сдалась. Ты знаешь, что я не сдамся до конца, когда бы он ни случился и каким бы он ни был. Моё место займёт леди Маргарет, и именно она будет на турнире королевой любви и красоты, потому что я так хочу. Она, а не та, другая.

- Но что скажет его величество? – вкрадчиво спросила Мэри Скроп, поднимая глаза от шитья.

- Его величество подтверждает, что при дворе нет дамы прекрасней, чем графиня Бьертан, чудесным образом избежавшая многих опасностей, чтобы вернуться к нам, и осветить этот дворец сиянием своей красоты, и вернуть покой в нашу душу, - раздался от двери всем хорошо знакомый голос.

Маргарет, совершенно онемевшая от неожиданности, осталась сидеть за конторкой, во все глаза глядя на входящего в комнату короля. Остальные дамы, кроме неё и королевы, успели вскочить и склониться в глубоком реверансе.

- Кузина… - проворковал Гарри, склоняясь перед ней и целуя перепачканные чернилами пальцы. Глаза его смеялись. За спиной Маргарет кто-то отчётливо охнул. Как во сне, она неторопливо поднялась и присела, в свою очередь, в реверансе, стараясь не пошатнуться. Ее пальцы, которых коснулись так хорошо знакомые ей губы, горели. На какое-то мгновение она совершенно потеряла чувство реальности.

А король уже весело говорил окружившим его дамам о том, что их ждут портные, что его казначей не поскупился, и что темой праздника будет турнир времён Эдварда Третьего, безупречного короля и рыцаря.

- Марго! – прозвучавший в её голове встревоженный голос мужа вернул Маргарет к реальности. – Марго, это магия. Что-то пошло совершенно не так… Немедленно, слышишь – немедленно иди к леди Гордон. И обязательно приезжай сегодня домой, под любым предлогом.

Стряхивая остатки одурманенного состояния, Маргарет огляделась. Гарри стоял перед женой, пристально глядя ей в глаза.

- Это ничего не меняет, Кэт. Ты знаешь.

- Я знаю, - подтвердила Арагонка с лёгким вздохом. – И могу только повторить твои слова: это ничего не меняет. Он приехал, да? Кардинал.

- Его привезли, - поморщился король. – Подагра. Нэн пришлось уехать к отцу. Действительно уехать. Так что твоя задумка пришлась как нельзя кстати. Но это только перемирие, Кэт.

- Я не хочу играть в эти игры, - грустно сказала королева. – Не с тобой. Но ты не оставил мне выбора.

- Потому что выбора нет, - мягко ответил Гарри и, резко развернувшись, вышел из комнаты, не оглядываясь.

- Кузина… - тихо проговорила Арагонка, глядя на закрывшуюся дверь. – Ты знала?

- Нет! - Маргарет отрицательно покачала головой, хотя королева на неё не смотрела.

- А он? Он знал?

- Да…

- Иди, дитя, - вздохнула королева. – Иди и готовься. Ты должна затмить всех прочих, понимаешь? Не только ради себя, но и ради меня. Ты должна быть красива за нас двоих, и молода за нас двоих. Я хочу, чтобы рыцари бились насмерть за один твой взгляд! Я хочу, чтобы пролилась кровь!

Потрясённая неожиданной свирепостью, прозвучавшей в голосе этой немолодой, уютно выглядевшей полной женщины, Маргарет осмелилась спросить:

- Чья?

- Иди, - снова вздохнула королева и потянулась к чёткам.

@темы: "побасенки"

---

Таутон

Поднимаю заметку отличного блоггера-историка, живущего на ЖЖ

antoin.livejournal.com/874431.html

Убитые при Таутоне
Почти год назад в The Economist была интересная статья про раскопки братских могил, в которых упокоились солдаты, павшие в битве при Таутоне между Ланкастерами и Йорками (29 марта 1461, зима пришла и не ушла, выл злейший ветер, шёл дождь со снегом...) — самой кровавой битве Войны Роз (а то и вообще из всех битв на английской земле). Как оказалось, многие эту новость пропустили, поэтому очень рекомендую.

Что мне было интересно:
- суровый солдат номер 25, которому за предыдущую военную карьеру уже успели настучать по черепу, но он выжил и при Таутоне сначала получил пять несмертельных ударов по левой части головы (видимо от правши, с которым дрался лицом к лицу), потом ему нанесли смертельный удар опять по голове, но уже сзади, прорубив дыру как в почтовом ящике для конвертов, затем ещё раз ударили по голове справа-сзади, и напоследок мощно рубанули по лицу;

- разлёт возраста погибших широк, от 17 до 50 лет;

- средний рост 1.71 метра (разлёт от 1.5 до 1.8 метров), самыми высокими были самые старые солдаты, видимо профессионалы, всего на 4 см ниже среднего современного англичанина;

- даже у простых солдат признаки крепкого здоровья и хорошего питания, сильные зубы, заметно очень крепкое телосложение и вообще активный образ жизни (об этом археологи вообще часто пишут, но их никто не слушает);

- у многих кости плечей очень хорошо развиты, особенно ближе к правому плечу и левому локтю: так узнают лучников (на скелете отражаются многие современные профессии, так что скелеты лучников необычна лишь тем, что сегодня такие изменения не встречаются);

- у одного 16-летнего лучника была травма левого локтя, похожая на травму молодых бейсболистов («локоть младшей лиги»), возможно от тренировок со слишком мощным для него лонгбоу;

- по раскопкам могил битвы при Висби у многих были раны нижних конечностей (например удары ниже края щита), а в могилах Таутона неестественно много ранений в голову;

- нередко ударов по голове было несколько, например восемь, шесть, тринадцать;

- многие так сильно стискивали зубы во время битвы, что они трескались.

запись создана: 16.12.2011 в 07:25

@темы: Англия Плантагенетов, Edward IV

---

Эдвард IV - победа при Таутоне

6 марта 1461 года Эдвард (пока не Эдвард IV) обратился к 39 шерифам графств и управлению Лондона, Бристоля, Ковентри и ещё нескольких городов с предложением признать его королём. Почти все графства, кроме одного, располагались к югу от Трента. Чтобы предложение не повисло в воздухе, Эдвард подкрепил его прокламацией, согласно которой все приверженцы Генриха VI, который в течение 10 дней ответят на обращение позитивно, сохранят свои жизни и имущество.



Не обошлось без исключений. Милость кандидата в короли не распространялась на 22 человек, перечисленных поимённо, и на тех, чей доход превышал 100 марок в год – то есть, всех баронов и джентри из богатых.

Смысл предложения был, разумеется, в том, чтобы изолировать ланкастерианских баронов от тех, кто не имел никаких личных интересов в конфликте Йорков и Ланкастеров.

Эдвард также озвучил имена тех, кого считал личными врагами: Эндрю Троллоп, камандир дезертиров из Кале; сэр Томас Трешем, спикер парламента в Ковентри в 1459 году; Томас ФитцХарри из Хертфордшира, который воевал против Эдварда при Мортимер Кросс; Уильям Гримсби, бывший казначей Генриха VI, который воевал при Вейкфилде; и оба «бастарда Экзетера», один из которых, по слухам, казнил графа Салсбери. За их головы Эдвард назначил награду в 100 фунтов. Как ни странно, в списке отсутствует Клиффорд, которому Эдвард поклялся отомстить лично.

Впрочем, Клиффорд через несколько дней погибнет от шальной стрелы в горло при Феррибридж. Троллоп, вместе с сыном, погибнет при Таутоне. Сэр Трешем, заслуживший ненависть Эдварда тем, что переметнулся к ланкастерианцам, хотя персонально был в дружеских отношениях с Ричардом Йорком, дотянет до битвы при Барнете, но будет схвачен и казнен. ФитцХарри, возглавлявший комиссию по отчуждению имуществ Йорков, Варвика и Салсбери после того, как тех объявили изменниками, погибнет при Тьюксбери.

История с Гримсби имеет более интригующую концовку. А именно: он был объявлен погибшим при Таутоне в марте 1461 года, умершим от эпидемии в тюрьме Маршалси в 1462 году, бежавшим вместе с королевой Маргарет во Францию, и… служившим Йоркам до самого Ричарда III. Умер Гримсби в 1490 году. За отца одному из бастардов Экзетера отомстил персонально Варвик. Не совсем понятно, кто именно перед ним провинился, Томас или Уильям Холланд, так что судьба другого не совсем понятна.

После того, как прокламации Эдварда были выпущены, лидеры йоркистов разлетелись по городам и весям Англии, собирая войска, а сам почти король дождался в Лондоне контингента войск, любезно присланных ему в помощь герцогом Бургундии Филиппом Добрым. Пикантная деталь здесь в том, что этот контингент прибыл под знамёнами будущего Луи XI, который тогда добывал буквально последние моменты в роли бунтующего дофина и протеже бургундского двора.

Ещё более пикантная деталь – это то, что сразу после Таутона Эдвард найдет время заехать к своему давнему знакомцу по драматическим событиям в Кале, сэру Ричарду Вудвиллу.

Огромная по тем временам в руках частного лица сумма в 334 марки, будет выплачена по приказу Эдварда Жакетте Вудвилл персонально, ее муж, сэр Ричард, получит официальный пардон короля за все прошлые, явные и тайные, прегрешения против Йорков. В 1463 году Ричард Вудвилл окажется уже в королевском совете. Внимание: свою будущую королеву Эдвард встретит у Вудвиллов только в 1464 году, в 1461 – 1463 гг молодая вдова Грей еще жила своим домом и боролась со свекровью за наследство мужа.

Поскольку у Эдварда ни в коем случае не было бы времени сговориться с бургундским двором о военной помощи, это, похоже, сделала Жакетта, правильно оценив последствия объявления Генрихом VI Ричарда Йорка в качестве своего наследника.

Вопреки созданной позднее репутации отчаянного и удачливого вояки, юный Эдвард был военачальником разумным и осторожным. Я бы сказала, что главной его чертой была неторопливость. Вот и в этот раз он полз со своей армией к Понтефракту, обрастая по пути свежими силами и предоставив Варвику, Джону Говарду и Уильяму Невиллу принимать текущие удары на себя. Многие города послали войска, как поётся в балладе тех времён (каждый отряд – под знаменем своего города):

”The White Ship of Brystow, he feryd that fray,
The Black Ram of Coventre, he said not one nay;

The Wolf cam fro Worcetre, ful sore he though to byte,
The Dragon cam fro Glowscetre, he bent his tayle to smyte;
The Griffon cam fro Leycestre, fleying as tyte,
The George cam fro Notyngham w’ spere for to fyte;

The Wild Rat fro Northamptone w’ hur brode nose,
There was many a fayre pynone wayting upon the Rose.
Blessing be the tyme that ever God spend that floure”



И все же… На его стороне из знати были только сам Варвик, брат графа Джон Невилл (лорд Монтегю), дядя Варвика (Уильям Невилл), Джон Скроп из Болтона, Джон Рэдклифф, да герцог Норфолк. Зато ланкастерианцы собрали под свои знамёна двух герцогов, четырёх графов, виконта и восьмерых баронов (преимущественно северян), и целую кучу представителей младших ветвей баронских семей.

Обе армии, общим количеством около 50 000 человек, встретились у Таутона.
Авангард ланкастерианской армии, во главе с лордом Клиффордом, блокировал йоркистам подход к реке в Феррибридже, и туда Эдуард направил своих лордов Рэдклиффа и Варвика. Атака была отбита, Рэдклифф погиб, Варвик был ранен стрелой в ногу, но внимание Клиффорда было отвлечено, и армия йоркистов спокойно форсировал реку в районе Кастелфорда, заходя Клиффорду в тыл. Клиффорд заметил угрозу, и спешно отступил к расположению главных сил. Преследователи были быстрее, они настигли силы Клиффорда в Динтингдейле, и мало кто из ланкастерианцев сумел бежать. Сам лорд Клиффорд был убит то ли шальной стрелой, угодившей ему в почему-то незащищённое горла, то ли от руки одного из Невиллов, как говорит другая версия. Армия Эдуарда переправилась через реку. Время битвы пришло.



Случилось так, что день битвы пришёлся на Вербное воскресенье, и Генрих VI, все ещё король, непоколебимо и упрямо верный свои принципам, категорически отказался от участия в военных действиях в такой день. Его оставили в Йорке, в десяти милях от Таутона, и он преспокойно отправился слушать праздничную мессу. А его армия (или это уже была армия его жены, «капитана Маргарет»?) отправилась сражаться за его трон.

Эдуард сделал перед битвой объявление, что это будет битва без милосердия. В девять утра его армия начала атаку.



Невероятно, но именно в тот момент началась снежная буря, совершенно ослепившая ланкастерианцев, потому что ветер и снег били им в лицо. Армия Эдварда осыпала их стрелами, отходила, затем возвращалась, собирала стрелы и пускала их в дело снова. Ланкастерианцы же стреляли в снег, через который даже не видели, где именно находятся их враги. Это действительно была битва без милосердия, продолжавшаяся с девяти утра до десяти вечера, даже в темноте. Хроники того времени говорят, что 42 рыцаря были взяты в течение дня в плен, и все они были к концу дня казнены. На поле боя погибли лорд Дакр, Эндрю Троллоп и младший сын герцога Бэкингема, сэр Генри Стаффорд.

В письмах архива семья Пастон общие потери оцениваются в 28 000 человек, хотя Чарльз Росс, историк 70-х, выражает уверенность, что число погибших сильно преувеличено. На основании того, что подсчёт был просто невозможен. Современные историки предполагают, что в тот день погиб один процент всего населения Англии. Король, королева и принц бежали из Йорка вечером.



На следующий день Эдуард вошел в город. Он первым делом заменил головы своих родственников, до сих пор бывшие на рыночной площади, на головы Девона, казнённого уже в Йорке, Экзетерского Бастарда и ещё троих.

Вальтер Деверос, Джон Говард, Хэмфри Стаффорд, Уолтер Блаунт и Уильям Гастингс были произведены в рыцари немедленно после битвы.

После короткой передышки Эдвард двинул свои практически не потерявшие людей войска на север. Маргарет с семьёй нашли свой последний приют на английской территории в городке Бервик, где Маргарет снова совершила совершенно дикий поступок: стремясь задобрить шотландцев, на которых одних она теперь только и полагалась, она отдала им Бервик на разграбление. После этого шотландцы предоставили королевской семье убежище в Эдинбурге, пообещали помощь, и Маргарет, Генрих и их сын покинули Англию, где у них осталось очень мало приверженцев после победы Эдварда и, главное, после трагедии Бервика. Но, рассуждая реалистично, что она могла сделать, кроме как царственно одобрить и без того неизбежное… Хотя – Бервик не открыл бы ворот перед врагом, но ворота пришлось открыть перед королём и королевой.

Леди Сесили Невилл, вдова Ричарда Йорка, которую Эдвард оставил в Лондоне своим полномочным представителем, узнала о победе своего старшего сына уже в первой половине следующего за битвой дня, в 11 часов. «За печатью и личной подписью нашего суверена лорда короля», как пишет Уильям Пастон. Услышав новость, она немедленно проследовала в часовню, где в честь победы была отслужена торжественная месса. Месть свершилась.

@темы: Edward IV

---

Эдвард IV - почти король

Если у Варвика и были какие-то сомнения относительно будущего, у Эдварда Марча их не было. Поскольку его погибший отец был назначен самим королём преемником короны и престола, теперь этот титул (или перспектива титула) принадлежали старшему сыну покойного герцога, который в том же документе был официально в данной перспективе утверждён. С 1460 года граф Марч подписывал все документы, как «Божьей милостью истинный и законный наследник Англии, Франции и Ирландии». Имел право. И было это право подтверждено победой при Мортимер Кросс.



Нужно отметить, что Эдвард имел в своих притязаниях определенную поддержку знати. Достаточно сказать, что большая часть тех йоркистов, которые сопровождали его в Лондон, привели своих людей за собственный счёт. Кстати, это было весьма накладно, особенно в обстоятельствах, когда отвратительное управление королевством сильно ударило по кошелькам тех, кто исполнял возложенные на них обязанности. Корона просто не могла (и, возможно, не хотела) возмещать им расходы. Справедливости ради надо сказать, что расходы не возмещались и ланкастерианцам. При Генрихе VI обеднели и Йорки, и те же Вудвиллы. Но йоркисты дополнительно пострадали от карательных репрессий королевы Маргариты, так что их поддержка Эдварду Марчу дорогого стоила, в буквальном смысле слова.

друзья и враги при Мортимер Кросс

Но ведь и ситуация, в которой лорды проявили столько изумительную щедрость, была уникальной. Ричард Йорк имел бы право на корону только после смерти короля Генри. А король все ещё был вполне жив, воссоединён со своей королевой, и даже формально возглавлял собственную армию. Провозгласить при таких условиях нового короля было делом непростым, и законным такое действие могло стать только по решению парламента. Почему бы и нет, благо, в своё время Ланкастеры сами создали прецедент, сместив Ричарда II и отдав корону Генри IV.

коронация Генри IV

Позднее, в ноябре 1461 года парламент подтвердит претензию Эдварда Марша, которую тот изложит весьма оригинально. Он заявит, что, поскольку все Ланкастеры изначально были узурпаторами, по «законам Божьим, человеческим и природным» право на королевский титул принадлежит ему, Эдварду, потомку Лайонела Кларенса. Тем более что под правлением «узурпатора Генриха VI беспорядки, гражданская война и горести, несправедливость, притеснения и кровопролитие, от которых страдали невинные, пренебрежение законами, пристрастность, шантаж, убийства, насилие и дикий образ жизни стали истинными правителями нашего благородного королевства».

Более того, разве сам Генрих VI не признал того, что его линия не имеет права на корону, назначив своим преемником Ричарда Йоркского, в обход собственного сына? Следовательно, Эдвард Марч, ради «общего комфорта и примирения» должен был стать следующим королём, как «правильный и законный сеньор и суверен».

Но это будет в ноябре, а пока, 1 марта 1461 года, Лорд Канцлер (епископ Джордж Невилл) объявил гражданам Лондона о том, что Эдуард, граф Марч, старший сын герцога Йорка, предъявил свои законные права на трон, и объяснил, какие именно это права. Граждан собралось в тот день на Полях св. Георгия много, тысячи четыре, и все они известие Лорда Канцлера встретили с должным энтузиазмом. Их представители отправились потом в лондонский дом Йорков (Бэйнард Кастл), чтобы известить Эдварда о том, что он избран королём.



Довольно заметно, что стихийным изъявлением чувств и чаяний этот сбор на Полях не был, но, может быть, горожане и вправду верили, что новый король на троне автоматически прекратит войну. Права графа Марча были подтверждены и спешно собранным на 3 марта королевским советом, в котором, кроме троих членов йоркистской ветви семьи Невиллов, были герцог Норфолк, лорд Фитцуолтер, лорд Феррерс, архиепископ Кентерберри и епископ Салсбери. Надо заметить, что многие йоркисты (виконт Бурше с сыновьями, лорды Абергаванни, Грей из Рутена, Одли и Кобхем) на совете отсутствовали, что позволило потом некоторым историкам (Ландеру, в том числе) предположить, что Эдвард Марч отнюдь не пользовался в своих притязаниях поддержкой баронской элиты. Но более вероятно, что в тот момент расписание было настолько плотным, что многие просто-напросто не успели принять участие в мероприятиях.

На следующий день в Сент-Поле была заслушана торжественная месса, после которой Эдвард Марч отправился в Вестминстерский дворец, где принёс коронационные клятвы, был облачен в королевские одежды, и посажен на мраморный стул, известный, как королевская скамья, со скипетром в руках. Это не было коронаций, это было как бы формальной церемоний подтверждения «принятия во владение королевства английского». Для того, чтобы она была продолжена настоящей коронацией, девятнадцатилетнему Эдварду Марчу нужно было сокрушить дом Ланкастеров, который даже в 1461 году, не смотря ни на что, мощно поддерживался знатью страны.



И почему бы знати было не поддерживать режим, при котором каждый барон был маленьким королём в своих владениях, вёл собственные феодальные войны и решал проблемы правом сильнейшего, а не утомительными юридическими процедурами. Скажем откровенно: йоркисты выражали чаяния разумного меньшинства аристократии, но подавляющего большинства населения. И население показало свою поддержку весьма конкретными методами, сбором денег. Один Лондон дал Эдварду на военные расходы в общем около 9 000 фунтов. Теперь ему оставалось привлечь на свою сторону мелкое дворянство, в руках которого и находилась исполнительная власть в королевстве.

@темы: Edward IV

---

Кошмаррррр....

Халловенские кошмарики меня дома не застали, но настигли в ютубе. Это шо?!



Нет, серьезно?! Откуда выкопали эту ведущую и что она пытается нести в массы, так сказать? Нет, тетка красивая, но откуда такая заскорузлость? Она - дура? Или концепт дурацкий?

@темы: Всячина внетеговая

---

Самокопательское

Один забавный тест и одна статья внезапно (!) открыли мне глаза на свойственную мне логическую ошибку. Я никогда особо на эту тему даже не задумывалась, может, поэтому и получился косяк.

Для меня естественно брать любую ситуацию под контроль. Не потому, что я хочу быть главной, а потому, что я уверена, что я с этой любой ситуацией справлюсь. Это базовая черта моего характера, и вряд ли я могу и хочу от нее отказываться.

Но вот почему-то у меня черта доминанты отчетливо ассоциируется со свободой. При том, что я осознаю ответственность, связанную с такой линией поведения и тащу эту ответственность без писка. Но где свобода, а где ответственность?! Забавно...


Какая порода ваша?

@темы: "Грани миров"

---

Ну таки да

И аццкий котег, конечно. Чей-то, из ЖЖ импортированный

испугаться

@темы: "праздники"

---

Эдвард IV - первая победа

28 января Варвик, от имени короля, назначил срочный сбор войск, но времени было слишком мало. И снова армии сошлись у Сент-Олбанс. С Варвиком были его родственники, друзья, которые привели имеющиеся под рукой эскорты – и король. Уникальная ситуация, вообще-то, что король и королева оказались на поле боя друг против друга. Ненадолго. Для Варвика это сражение было не лучшим в жизни, так что он отступил, потому что понимал, когда отступить разумнее, чем ввязываться в безнадёжную битву. Короля он, против сложившейся традиции, не забыл, а вывел в зону ничейной земли, но, поскольку тот изъявил желание присоединиться к жене, то там Генриха VI и оставили. Право, отличительной чертой царствования этого короля были медитации на поле боя в гордом одиночестве.



На следующий день авангард королевы нашел своего короля, беззаботно сидящего под дубом и весело улыбающегося. Королевская семья воссоединилась. На следующий день он произвел своего восьмилетнего сына в рыцари, а королева решила ознаменовать день по-своему. Она заставила ребенка приговорить к смерти лорда Бонвилля и сэра Томаса Кириэля. Кириэль, рыцарь старой формации, ветеран французской компании, проклял королеву за то, что она приучает ребенка к такой жестокости. Оба пленных были обезглавлены. Среди пленных был и брат Варвика, Монтегю, которого, по требованию короля, пришлось отпустить. Спас король и аббатство, но сам город был, разумеется, снова разграблен и разгромлен.
Кстати, поступок королевы Маргарет отвернул он ланкастерианцев довольно многих их последователей. Люди просто задумались, что вырастет из принца, радостно выносящего смертные приговоры уже в таком юном возрасте.



Эдвард, граф Марч, встретил новый, 1461 год в Глостере. Тогда его, кстати, знали под романтическим именем «Роза Руана», верьте или нет. Там собралась неплохая компания: сэр Вальтер Деверос, один из советников герцога Йорка, его зять, сэр Уильям Герберт из Реглана, со своим братом, сэром Ричардом Гербертом, молодой барон Одли, лорд Грей из Вилтона, Хэмфри Стаффорд из Саутвика, и многие остальные. В какой-то момент, вести о бойне при Вейкфилде добрались до Эдварда, первым движение которого было двинуться на юг, спасать Лондон.
Тем не менее, ему пришлось до этого повернуть на север, чтобы сойтись в битве с армией, собранной Тюдорами в Уэльсе и укрепленной наемниками из Франции, Ирландии и Бретани, которых только что привез с континента лорд Вилтшир. Это была та самая битва у Мортимер Кросс, неподалеку от Вигмор Кастл. Именно там случился метеорологический феномен, породивший столько легенд: на небосводе действительно некоторое время были видны три солнца сразу!



Это была первая победа Эдварда, и уже тогда в его честь была сложена баллада:

«All the lords of the north they wrought by one assent
For to destroy the south country they did all their entent
Had not the Rose of Rouen been, all England had been shent»

Хотя, на самом деле, истинным главой йоркистского движения в тот момент оказался не «Роза Руана», а граф Варвик.

Другое дело, что Варвику эта честь казалась очень сомнительной. Судьба герцога Йорка поставила его в невозможное положение. Да, при сложившихся обстоятельствах Варвик был с Йорком, но у него не было ни малейшего энтузиазма видеть Ричарда Йорка в роли короля, потому что помазанный на царствование король у Англии уже был. И был принц, преемник короны, которого король признал законным сыном. Хотя исторический анекдот утверждает, что сразу после ритуала признания король пробормотал, что отцом мальчика является, очевидно, Святой Дух.



Всё, чего хотел Варвик – это реформ. И вот Ричард Йорк, его соратник и муж его тетки, был казнен, и голова герцога была выставлена напоказ в шутовской короне. Его отец, Ричард Салсбери, был казнен. Его близкий родич, юный Эдмунд Рутленд, тоже был казнен. Мог ли Варвик по-прежнему сохранять лояльность королю в таких обстоятельствах?

Он сохранил. Не сменил знамя, не стал править от имени короля, который был у него в руках – а ведь мог. Варвик отпустил короля, хотя не мог не понимать, что делает не то, чтобы ошибку, но усложняет дело йоркистов. Потому что бывших королей, да ещё на свободе, просто не бывает. У кого в руках король, тот и прав. Варвик также отослал младших Йорков, Джорджа и Ричарда, во Фландрию потому что их брат был молод и он был далеко, а орды королевы Маргарет приближались к Лондону.

Эта история с Лондоном, оставленным йоркистами без всякой защиты, очень интересна. За стенами столицы мог укрыться Варвик, но он этого не сделал, а пошел куда-то стороной на соединение с графом Марчем, который, в свою очередь, в Лондон не торопился, и встречаться с Варвиком не торопился до самого 19 февраля, когда он соизволил двинуться на соединение, которое произошло 22 февраля.

Маргарет сходу Лондон не атаковала, хотя, наверное, очень хотела. Говорят, король наложил свое решительное вето на идею штурма. Может быть. Маргарет послала в Лондон герцогиню Бэкингем с эскортом, переговорить с олдерменами. И олдермены были готовы впустить в город отряд роялистов! Но горожане, узнав об этих планах, просто отобрали ключи от ворот у стражи. Не хотели они диких северян в своих стенах, тем более, что судьба покорённых армией королевы городов была в Лондоне уже известна. Не обошлось и без слуха, что королева, Лондон не любившая, дала своей армии добро поступить с ним так же, как с остальными покорёнными городами. Олдермены решили в знак доброй воли послать роялистам продовольствие и деньги, но снова бдительные лондонцы, которых поднял повар одного лорда, узнавший о плане, обоз не пропустили. Они его разграбили.

Тут уж королева настроилась на штурм, вето там или не вето ее супруга. Но ей помешало известие, что соединённые армии Варвика и графа Марча идут на Лондон. Королева заколебалась, и затем отвела армию. Они вернулись на север, увозя с собой короля и грабя все на своём пути. Так король Генрих VI потерял свой трон. Это подвело линию под всеми колебаниями Варвика, который, в присутствии короля, почти несомненно сохранил бы ему лояльность. Теперь же граф оказался перед фактом: или поддержать требования своего кузена на корону, или непонятно что. Короля-то не было. То есть, он как бы и был, но где-то, уже накрепко пристёгнутый к мантии своей властной и жестокой супруги. Уж кем-кем, а мечтателем Варвик не был, и к этому моменту он прекрасно понимал, что никакие реформы при такой королеве невозможны.

Другое дело, что ситуация была изначально сманеврирована Варвиком, который мог или отпустить короля к королеве, или не отпустить. Или он не мог не подчиниться воле суверена, даже если суверен был полностью в его власти? Могло ли быть так, что граф предоставил судьбе сделать выбор за него?

Варвик был готов подпирать своим плечом пассивный символ королевской власти. В конце концов, при сильном правительстве даже эксцентричная щедрость короля была бы вполне переносима, направляемой в нужную сторону. Но, не убрав подальше королеву, нельзя было и мечтать о какой-то стабильности. Маргарет не была готова отказаться ни от одной крохи своей королевской власти. Король же к своей семье относился весьма трепетно, и никогда не согласился бы ни на какой развод. Опять же, вместе с принцем росла проблема: кем он мог сформироваться с такой мамашей? Речь уже не шла о власти, речь шла о самой жизни или смерти йоркистов.

@темы: Edward IV

---

The Canterbury Tales

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Встретить свою кошку

Хорошо бы...

текущее

Впрочем, все и так неплохо.

Вчера опасалась, что придется возвращаться ночью с работы в самый ураган, но урагана не случилось. Дождь шел, но обычный. А ведь было штормовое предупреждение. Работаю, в основном, в вечер, поэтому лечь и издохнуть хочется не так сильно.

Значительно снизила себе уровень стресса, начав ездить на работу по старой дороге, а не по скоростной. На 10 мин всего дольше выходит, и вечером я там практически одна. Даже в дождь приятно ехать, когда он летит тебе навстречу, в свете фар, из темноты. Что твоя космическая одиссея.

Сегодня ходила на собеседование к потенциальному новому работодателю, всего в 15 км от дома. Не знаю... И хочется сократить дорогу на 120 км в сутки, и не хочется оставлять пациентов. Ну, что будет, то будет. Я сделала ход, дальше пусть Судьба разбирается.

Таки рявкнула на человека, слишком старательно придирающегося к моим записям. Казалось бы, дурному же понятно, что если один пишет о том, каким замечательным был тот или этот король, не надо лезть со своим мнением, что этот король был, на самом деле, гадом. Иди к себе и пиши его гадский образ, человече. Я уж как-нибудь сама разберусь. Нет, не выйдет из меня миролюбивого блоггера.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

"Горбатый" вопрос

По поводу «степени горбатости» покойного Ричарда III циркулирует некоторое количество неточных выражений, из-за которых людям до сих пор непонятно, был горб или горба не было? А если не было, то насколько одно плечо было выше другого, если было? И что там было с «высохшей рукой»? Кстати, непонятки по этим вопросам довольно распространены и в Англии, где SAUK (The UK Scoliosis Association) пришлось выразить формальный протест в адрес ВВС Channel 4 по поводу «оскорбительных оборотов», допускаемых телевидением в репортажах о короле.



«Используемые выражения не просто неаккуратны и оскорбительны, они вводят в заблуждение. Не говоря о том, что такого медицинского термина, как «горбатость» в медицине не существует», - протестует Филиппа Лэнгли из Рикардианского Сообщества. Ну, все знают, как трепетно относится Филиппа к погибшему королю и его репутации, но не только её может покоробить кличка «Горбун», которую остеологи дали исследуемым ими останкам Ричарда III. Около 3 - 4% населения земного шара, охваченного медицинской статистикой, имеет сколиоз, причём, в 90% случаев невозможно установить причину возникновения этого искривления позвоночника.

Так что там с позвоночником Ричарда. Остео-археолог из Лестерского университета, Джо Эпплби, ничего определённого сказать не готов. Скорее всего, у Ричарда сколиоз начал развиваться уже после того, как тому исполнилось 10 лет. Но в каком возрасте конкретно – непонятно. Скорее всего, искривление такой степени давало нагрузку на сердце и лёгкое, но невозможно учесть, насколько грудная клетка была расширена и укреплена за счёт физических нагрузок, которые у Ричарда начались с раннего детства. Возможно, сколиоз в той степени, в какой он был накануне смерти, причинял королю боль. С точностью можно сказать только то, что рост у Ричарда был 172 см.

Остео-археология – наука медленная. Образцы из костей, найденных при раскопках в Лестере, будут изучаться ещё долго, и какие-то выводы будет сделаны не сегодня и не завтра. Более того, почти наверняка выводы будут осторожными, сопровождаемыми оборотами «очевидно». Одно, тем не менее, важно помнить: «горбатость» - это кифоз. Кифоза у Ричарда не было.

таким король Ричард не был!))

Итак, что такое сколиз. Сколиоз – это искривление позвоночного столба вбок, и оно может сопровождаться своего рода скручиванием столба вокруг своей оси. Это не болезнь по современным понятиям, и причины возникновения сколиоза чаще всего невозможно установить или предупредить. По сей день от 3 до 4 процентов здорового населения в какой-то момент обнаруживают , что у них развился сколиоз. Только около 10% сколиоза можно объяснить нейромускулярными отклонениями, мускулярной дистрофией или церебральным параличом. Сколиоз может также развиться, как результат некоторых основных заболеваний типа синдрома Марфана (аутосомно-доминантное заболевание из группы наследственных патологий соединительной ткани).

Сколиоз может спровоцировать изменения осанки. Оба плеча могут слегка выдаваться вперёд, создавая впечатление сутулости. Или, особенно в случае S-образного сколиоза, осанка может выглядеть абсолютно нормальной – искривления уравновешивают друг друга. В случае, если искривление позвоночного столба находится в нижней его части, осанка остаётся нормальной, но одно плечо может быть более или менее выше другого. Или не быть.

Сколиоз, который начинает формироваться в возрасте 7 – 18 лет классифицируется, как сколиоз поздней манифестации, AIS (Adolescent Idiopathic Scoliosis). Именно этот вид сколиоза чаще всего не имеет какой-либо очевидной причины возникновения, отсюда термин «идиопатический». По сей день никакие методы прогнозирования того, что у человека может начать развиваться сколиоз, себя не оправдали – и генетические исследования в их числе.

В некоторой степени чаще AIS диагностируется у высоких людей, у которых рост был стремительным. В тот момент, когда AIS себя проявляет, степень искривления позвоночника уже значительна, и лечить это искривление чрезвычайно сложно. Что касается детского сколиоза, то он легче поддаётся исправлению, но пока ещё не существует базы данных о том, насколько «долгоиграющими» окажутся результаты такого лечения.

Собственно, о том, как мог себя чувствовать король Ричард со своим сколиозом, можно узнать единственным способом: найти людей приблизительно такого же роста, как король, такого же типа телосложения, ведущих хотя бы отдалённо сходный образ жизни. В наше время детей не начинают учить работе с мечом с раннего детства, но многие начинают регулярно заниматься спортом с 6-7 лет. И очень многие с детства начинают заниматься конным спортом. Рикардианское Сообщество в Англии обратилось в марте 2013 года ко всем своим членам с просьбой поделиться своим опытом жизни со сколиозом, и сбор информации, таким образом, уже начат.

Особенно интересен опыт 18-летнего юноши лёгкого телосложения, ростом 172 см, с абсолютно идентичным сколиозу Ричарда III искривлением позвоночника. Интересным его опыт делает то, что парень начал с детства упражняться с римским и кельтским оружием и ездить верхом. То есть, не настолько интенсивное, конечно, обучение воинским искусствам, как в Средневековье, но достаточно приближенное. Теперь Камерон Феррелл участвует в турнирах в полном доспехе, и единственное, к чему можно придраться, это чуть более учащённое, чем у сверстников, дыхание при сильных атлетических нагрузках типа бега. Врач, наблюдающий Камерона, уверен, что прекрасная физическая форма юноши объясняется развитой стрельбой из лука, упражнениями с мечом и копьём, верховой ездой мускулатурой.

Это, собственно, не секрет. Любой «спинник» знает, что единственное долгоиграющее спасение от болей – это ежедневные упражнения, укрепляющие мышцы спины и живота. Свои при каждом отдельно взятом повреждении позвоночника, но ежедневные и на всю жизнь.

Сколиоз Сьюзен Воллес начался лет с 14. Теперь она понимает, почему у неё тогда развилась тенденция к неправильной, склоняющейся вправо посадке в седле. Тогда она просто-напросто отдала мастерам своё седло в переделку. Большую часть своей жизни женщина прожила, не имея никакого понятия о том, что у неё сколиоз, работала шофёром в Территориальной Армии и проходила все полагающиеся армейскому контингенту тренировки. Насколько она припоминает, единственной неприятностью, связанной с костями, была микротрещина в левой ступне после особенно тяжёлого марша в скверных ботинках. Сколиоз Сьюзен диагностировали в 27 лет. Поскольку речь шла о позвоночнике молодой женщины, планирующей иметь семью, ей оперативно укрепили нижнюю часть S-образного искривления. Операция шла 5,5 часов, и пост-оперативный период длиной в полгода прошёл в полном жёстком корсете. Сейчас Сьюзен уже перенесла одни роды, которые прошли легко. Она подчёркивает, что внешне её сколиоз никогда не был заметен.
Но, пожалуй, самым ярким примером того, что сколиоз при хорошо развитой мускулатуре не делает человека ни уродом, ни инвалидом – это шестикратный олимпийский чемпион и восьмикратный чемпион мира Усэйн Сент-Лео Болт.



Но исследование образцов, полученных из скелета Ричарда, вовсе не ограничивается исследованием главной, бросающейся в глаза, особенности этого скелета – сколиоза. При помощи радиоуглеродных исследований было установлено, что его диета состояла из пищи с высоким содержанием протеина, мяса и рыбы. Рыба была, по большей части, пресноводной, и свежей, а не солёной. Это логично, потому что набожность Ричарда хорошо подтверждена массой источников, а церковные посты предполагают потребление рыбы каждые пятницу и воскресенье, плюс кануны всех больших церковных праздников. Мясная диета знати тех времён состояла из дичи, по большей части, но также включала свинину и говядину.



Некоторые практикующие дантисты также обратили внимание на типичный для того исторического периода прикус короля, в котором верхние и нижние зубы «встречаются», то есть верхняя челюсть не перекрывает нижнюю, как это типично для наших современников. Они относят это к тому, что нынешний прикус – это результат употребления вилки. Во времена Ричарда, как они считают, кусок мяса брался в руку, кусочек зажимался зубами и отрезался ножом от главного куска. Но, подчёркиваю, это – замечание дантистов, не исследователей.

Разумеется, всех интересует, пытался ли Ричард лечить свой сколиоз, а если пытался, то как. Доктор Мэри Энн Лунд из университета Лестера высказала предположение, что Ричард проходил болезненное лечение, рекомендованное находящимся в тот период в большой репутации Авиценной, который, в свою очередь, находился под влиянием трудов Гиппократа.

Hippocratic Ladder

Термины кифоз и сколиоз были введены в медицинский лексикон именно Гиппократом. Но, похоже, только термины, потому что из текстов Гиппократа сложно понять, что же он предлагает в случаях различных позвоночных деформаций. Из набора тракций (вытяжений) Гиппократ ассоциируется с Лестницей Гиппократа (Hippocratic Ladder) и Скамьей Гиппократа (Hippicratic Bench). Но очень похоже на то, что сам Гиппократ просто в какой-то момент экспериментировал в направлении вытяжений, и разочаровался в результатах. Потому что сам он писал, что «насколько мне известно, лестница еще никого не выпрямила, и используется, в основном, теми физиатрами, которые хотят впечатлить толпу… И те врачи, которые им следуют и которых я знаю, все глупы».

Hippicratic Bench

Гален, чьи работы действительно оставили глубочайший след в европейской медицине, сделал из комментариев Гиппократа выводы, осторожно рекомендуя тракции на скамье только для травматических деформаций – тех, которые были получены в результате ранений и несчастных случаев, и тракции на лестнице – для кифотических состояний позвоночника, хотя и выражает сомнения в эффективности методов. Впрочем, тракции при переломах продолжают применяться и в наше время, так что иронизировать над средневековой медициной, вообще-то, не стоит так уж огульно, как это принято.

Тракции позвоночника тоже продолжают применяться, причём существует несколько технологий. Более того, тенденция использовать тракции для исправления деформаций скелета возрастает пропорционально росту неудач хирургических решений проблемы, а этих неудач гораздо больше, чем хотелось бы.



Возвращаясь к Ричарду. Его статус действительно делал для него доступными самые современнейшие на тот момент медицинские практики, но если врачи занимались его сколиозом, то эти врачи были не физиатрами, а хирургами. В его период применениями тракций, массажей, вправлений, мазей и пластырей занимались именно хирурги. Физиатры специализировались на составлении лекарств и проблемах функционирования организма. Поэтому специалисты, критически воспринявшие теорию доктора Лунд, совершенно правы, предлагая ей обратиться к более современным временам Ричарда хирургическим третизам – работам Ги де Шолиака, величайшего хирурга своего времени, и работам английского хирурга, Джона Брэдмура, который служил Генри IV и Генри V, и который извлёк в своё время стрелу из черепа последнего совершенно уникальной операцией, спасшей тогда ещё принцу жизнь.

Брэдмур со своим знаменитым "экстрактором Брэдмура"

Шолиак, разумеется, более известен как хирург, проводивший по специальному разрешению папы вскрытия трупов умерших от чумы, а Брэдмур - как полевой хирург, но они затрагивали в своих работах и проблемы позвоночника. К сожалению, тот же Брэдмур не особенно сосредотачивался на точности в терминологии, предпочитая обобщать конкретные практические приёмы, при помощи которых он помогал конкретным людям. Поэтому в его текстах можно встретить описание «вздутия на спине ребёнка», и описание этого «вздутия» как «искривления позвоночного столба наружу», т.е. кифоза и вообще более всего напоминает описание болезни Поттса, или экстрапульмонарного туберкулёза.

деформации скелета при болезни Поттса

Работы же Шолиака явно описывают травматические случаи, которые действительно исправляются тракциями, и некоторые случаи детского сколиоза.

де Шолиак

Таким образом, совершенно непонятно, на каком основании доктор Лунд пришла к выводу, что к Ричарду применяли наиболее радикальные способы борьбы со сколиозом, если сами авторитеты, на которые она ссылается, относились к этим способам весьма критически. Впрочем, доктор Лунд делает замечание, что до тех пор, пока не будут найдены записи обо всех медицинских процедурах, через которые в течение жизни проходил Ричард, мы никогда не узнаем, как и от чего его лечили. На сей день все манускрипты, перечисляющие лечения Эдварда IV и Ричарда III, описывают только самые обычные случаи воспалений и текущих неприятностей с желудочно-кишечным трактом.



Таким образом, в отношении Ричарда на «горбатый вопрос» можно ответить только частично. Нет, горба у короля не было. Да, скорее всего его искривление позвоночника никаким образом не было заметно извне, и вполне возможно, что никогда не доставляло королю неприятностей, превышающих средний уровень «здесь колет, там ломит», с которыми обычно живут люди. Нет, никаких оснований считать, что Ричард проходил через какие-то особые лечения, связанные с его искривлением позвоночника, нет. В доступных историкам хозяйственных книгах его двора, и в герцогский, и в королевский периоды, для самого Ричарда отмечены только обычные закупки медицинских ингредиентов, сходных с теми, которые закупались для хозяйств прочих ноблей.

Пожалуй, единственным, бросающимся в глаза исключением из обычности, был момент с кроватью. Известно, что в «королевский период» Ричард III «не мог спать в чужих кроватях», и что его собственную походную кровать возили за ним повсюду, куда бы он ни ездил.

приблизительно так выглядела кровать того периода

Конечно, объяснение может быть достаточно простым: посреди вихря стрессов и перемен, через которые промчалась его жизнь за два года, королю было нужно нечто постоянное, какой-то ритуал, помогающий переключиться и заснуть. Типа мягкой игрушки, без которой ко многим нашим взрослым современникам сон не приходит. И многие наши современники жалуются, что не могут спать толком в гостиницах и в гостях. Но ритуалом отрешения от дневных забот в случае Ричарда была вечерняя молитва. И, надо полагать, для него молитва формальностью не была.

Вторым объяснением может быть желание избежать возможных неприятностей от чужих кроватей, связанных с вопросами гигиены. В принципе, человек герцогского и королевского ранга где попало не останавливался, но кто сказал, что все аристократы и содержатели постоялых дворов в конца Войн Роз были чистюлями, ревностно следящими за безукоризненным состоянием постелей для гостей. А проснуться утром со следами укусов мелких тварей, которые будут потом в решающий момент чесаться под доспехом – это кошмар. Конечно, английские постоялые дворы всегда имели среди путешественников репутацию изумительно чистых, но исключения могли быть. А уж в замках…

Очень привлекательной выглядит мысль о том, что личная кровать возилась за королём потому, что её конструкция каким-то образом помогала справляться с болью в спине и мышцах. Любой «спинник» знает, что его мышцы с трудом выдержат хотя бы шесть часов в постели, если кровать куплена без тщательного учёта особенностей повреждений позвоночного столба. Смещение дисков, повреждения в позвонках, искривление любого рода – каждое отклонение требует своей эргономики. Увы, мы не знаем, была ли походная кровать Ричарда каким-то образом эргономически модифицирована, никаких указаний в этом направлении пока не найдено.

Что касается «сухой руки», о которой «все знали», то это – не более, чем одна из многих легенд, придуманных Томасом Мором. Этот странный пассаж писатель-фантаст извлёк из довольно сухой записи в Кроулендских Хрониках: «the protector having with singular cunning devided the council, so that part should sit at Westminster and part at the Tower, where the king was, Hastings, coming to the Tower to the council, was by his command beheaded. Thomas, Archbishop of York, and John, Bishop of Ely, although on account of their order their lives were spared, were imprisoned in separate castles in Wales". Это Мор написал, что Ричард, якобы, обвинил Гастингса в колдовстве, демонстрируя свою «повреждённую руку», и что это было доказательством его, Ричарда, коварства: ведь рука у него была «сухой» от рождения, как «все знали».

На самом деле, ни о каких неприятностях с рукой Ричарда ни один современный ему источник не говорит. Более того, в своём последнем бое Ричард, прорубаясь к графу Ричмонду, укрывшемуся за спинами наёмных пикинеров, свалил двухметрового сэра Джона Чейни. Сломанным уже к тому моменту копьём. Одним ударом. Остаётся признать, что или мы имеем дело с чудом, или с рукой Ричарда никогда не было никаких проблем.



Тем не менее, если бы не Мор и Шекспир, создавшие образ короля-монстра, короля-детоубийцы, короля-калеки, узурпатора престола - кто знает, стали бы его личность и его время изучать с такой страстностью, рассматривая каждый мельчайший факт? Вряд ли, осмеюсь предположить.

@темы: Richard III

---

Библиотека по анархизму

Здесь: revbel.org/2013/10/obnovlenie-v-biblioteke-2/#m...

@темы: "Чтиво"

---

Эдвард IV - "останется только один"

Почему Генрих так легко лишил своего сына возможности царствовать? Историк Мэйбл Кристи предполагает, что он, очень серьезно относясь к своему титулу, считал его, тем не менее, тяжелой и неинтересной обязанностью, предполагая, что делает сыну услугу, избавляя его от такой докуки. Или что он, в глубине души, считал требования Йорка обоснованными.



Лично я склонна думать, что это не так. Что касается первого, то Генрих, возможно, и тяготился весом короны, но никогда не пытался от нее отказаться, и всегда вставал на защиту своих прав, когда их ставили под сомнение. Что касается второго, то Генрих всегда с необычной для его стиля энергией защищал дом Ланкастеров и всех, к нему принадлежавших. Не верю, что он подвергал сомнению права своей линии. Скорее всего, как человек, склонный до последнего увиливать от прямого противостояния, он решил, что проблема со временем как-то сама устаканится по божьей воле и с божьей помощью (в его пользу, разумеется).



Еще одним объяснением, предлагаемым Чарльзом Россом, является то, что в те времена мало кто верил в законнорожденность принца Эдуарда, включая самого короля. Вообще-то, трудно поверить в то, что молоденькая и амбициозная королева, имеющая мало доброжелателей при дворе, решилась подложить в королевскую колыбель бастарда, нагулянного на стороне, но Маргарет Анжуйская не была обычной королевой. И, в конце концов, при французском дворе прецедент уже был – Изабо Баварская, которая родила своему «стеклянному королю» кучу детей, к зачатию которых его величество не имел ни малейшего отношения. С другой стороны, о том, что Изабо гуляет, знали все, и слава нимфоманки, закрепившаяся за этой королевой, дошла до наших дней. О любовных же приключениях Маргарет Анжуйской ничего толком не известно. Неопределенные слухи ходили, но не осталось ни одного уверенного утверждения.



Через неделю Йорк взял на себя и еще один титул: Защитника Королевства, лорда-протектора, хотя обстоятельства как бы не подразумевали наличия необходимости в этой должности. Король был вполне совершеннолетним, правительство существовало, парламент функционировал. Разве что Йорк все-таки предвидел, что королева просто так с перспективой стать в будущем никем не согласится. Кстати, он сделал некоторую попытку решить проблему с королевой заранее – скорее всего, раз и навсегда, потому что Маргарет был отправлен подложный вызов от короля в Лондон, но ее предупредили о ловушке, и она осталась вне досягаемости для йоркистов – в Уэльсе, по слухам.

Другой проблемой был шотландский король Джеймс II, не упустивший момента побраконьерствовать во владениях соседей, пока те были заняты междоусобицами.



Третьей, самой серьезной проблемой, были вооруженные банды, которые творили в Девоне, Херефорде, Шропшире и Йоркшире что хотели, вплоть до вооруженных захватов замков.

Узнав о том, что ее сына лишили права на трон, королева немедленно послала Экзетера поднимать Запад. Батлер, которого, очевидно, заела в Голландии совесть, тоже вернулся из-за границы и остался с Джаспером и Оуэном Тюдорами охранять Уэльс. Были призваны на службу Девон и Сомерсет, который тихонько вернулся в Англию, и жил в Корф Кастл, в Дорсете, тщетно надеясь, что его оставят в покое.



Сама королева с принцем отправилась в Шотландию. Король Джеймс II к тому времени погиб в результате несчастного случая при осаде Роксбурга, но его жена, регент при малолетнем наследнике, приняла Маргарет более, чем тепло. А ланкастерианские лорды, тем временем, собирали силы на севере. Я уже писала, что были Невиллы и Невиллы: из-за браков получилось так, что часть членов этого огромного дома оказалась в стане ланкастерианцев, а часть – в стане йоркистов. Причем, иногда впопыхах и йоркистско-ланкастерианскому правительству, кое-как собранному после парламента, было непонятно, кто из Невиллов на чьей стороне.

Например, один из Невиллов (брат графа Вестморленда) обратился к Йорку, как к лорду-протектору, за разрешением собрать войска, чтобы извести в своих краях бандитскую заразу. Разрешение он получил, 8 000 человек собрал – и промаршировал с ними прямехонько на север, к ланкастерианцам. Лорды-роялисты (Нортумберленд, Невилл, Латимер, Клиффорд, Руз, Даркл, Сомерсет и Экзетер) проводили время, строя планы и разоряя земли герцога Йорка и графа Варвика. Постепенно их армия, вбиравшая и армии мародеров, выросла до 15 000 человек.

По какой причине герцог проморгал сбор таких сил – непонятно. Хотя, скорее всего, ничего он не проморгал, просто в существующих обстоятельствах ничего не мог поделать. Разумеется, он понимал, что на севере у него друзей нет, но, возможно, не совсем понимал, каких масштабов добилась оппозиция вдали от Лондона. Опять же, для похода было нужно разрешение короля, получение которого осложнялось тем, что косвенно поход на север был бы направлен и против королевы. К 9 декабря разрешение было, наконец, получено, и лорд-протектор отправился наводить порядок со своим вторым сыном Эдмундом и графом Салсбери. Взяв с собой всего 6000 человек. Это не было глупостью, это было учетом реалий: марш на север такого количества вооруженного контингента требовал огромного обоза.

Варвик остался в Лондоне. То ли он решил не принимать участия в делах упрямого герцога, раз уж тот был глух к его доводам, то ли сам не считал этот северный поход чем-то выдающимся. Эдвард, граф Марч, отправился в Уэльс разбираться с Тюдорами, получив на все расходы 650 марок, что по покупательной способности составляет на сегодняшний день сумму в 142 000 фунтов. Прямо скажем, для военного похода это очень немного.

Ирония заключается в том, что, по пути к Сандалу, замку герцога, силы Йорка шли практически рядом с силами Сомерсета, и даже имели с ними несколько стычек, но герцог просто не понял, с движением какого масштаба ему вскоре придется иметь дело. В Сандале он отпраздновал Рождество, несомненно чувствуя, что практически достиг всего, о чем мог мечтать. Ложное, как оказалось, чувство безопасности давала герцогу и старая традиция, по которой во времена рождественских праздников военные действия не велись.

Сандал Кастл

О том, как, собственно, началась битва при Вейкфилде, разные хроники пишут по-разному. Одни – что отряды герцога, занятые сбором продовольствия и фуража, были внезапно атакованы ланкастерианцами. А вот Холл в своих хрониках пишет, что ланкастерианцы выступили из Понтефракта к Сандалу, и вызвали герцога Йорка на бой, от которого тот не мог отказаться, не потеряв лица. Мейбл Кристи указывает, что Холл – поздний автор хроник, и часто ему доверять нельзя, но в этом случае у него могла быть более достоверная информация, чем у остальных, потому что его предок погиб в этом сражении, и в семье могли сохраниться документы или рассказы о том, как это было. Он пишет, что, пока герцог маршировал вокруг Кастл Хилл, чтобы атаковать центр вражеской армии, заранее подготовившиеся роялисты, под предводительством Сомерсета, Нортумберленда и Клиффорда, взяли его в клещи с флангов.



Что бы ни спровоцировало непосредственно битву при Вейкфилде, это была полная катастрофа. Йоркисты потеряли 2500 человек, и головы Йорка, Салсбери и Рутленда «украсили» ворота города Йорк. Голову герцога еще и бумажной короной увенчали. Ланкастерская армия потеряла всего около 200 человек. О том, погиб ли герцог Йорк во время битвы, или был казнен после нее, вместе с сыном Эдмундом и графом Салсбери, разные хроники пишут по-разному. Фактом остается одно: на тот момент йоркисты остались без формального лидера, а вот ланкастерианцы своего лидера получили: Маргарет Анжу торжественно прибыла в Йорк сразу после победы при Вейкфилде.



Но, будучи королевой и лидером, Маргарет оставалась всего лишь женщиной, а не полководцем. Она дала добро своим войскам грабить всё и вся, сколько душе угодно, и бесповоротно восстановила этим против себя англичан, но скорее всего, королева просто санкционировала неизбежное.

Клиффорд убивает Эдмунда Рутленда. На самом деле, Рутленду было 17 лет на момент смерти, но его смерть и современниками рассматривалась, как убийство

Навести порядок в мародерствующем войске можно было только одним способом – перевешать самых злостных бандитов, и этот способ был для королевы недоступен. И, учитывая состав ланкастерианской армии, не был этот способ доступен другим лидерам, мужчинам. В добавок ко всему, после долгого периода междоусобицы, английские лорды не так уж сильно отличались от честных бандитов и головорезов. Разве только титулами.

А затем армия Маргариты двинулась на юг, к Лондону. Пали Грантхем, Стамфорд, Питерборо, Хантингтон, Мельбурн, Ройстон. Города были ограблены, сожжены. Жители, не успевшие укрыться, были перебиты. Эта армия не щадила ни хижин, ни дворцов, ни церквей.

@темы: Edward IV

---

Кураев о крещение

"поток сознания"

Утащила с его блога в ЖЖ. Интересные рассуждения, хотя мне всегда не нравилось его сравнение церкви с клубом. Оно хромает очень сильно. И отсыл к Снежной Королеве я просто не поняла. Но остальное - достаточно справедливо, особенно отправная точка. Я встречала людей, которым удалось поставить точку на себе прошлом при помощи крещения. Не много, но у меня и не может быть много знакомых, которые больше не в силах жить с собой прежним.

Лично мне интересны два момента в речи Кураева. Первый - хоть какое-то объяснение тому, почему я, человек верящий в существование Бога, не крещена, и креститься не испытываю потребности. Второй - о необходимости раскаяния, и это возвращает к пункту 1.

Наверное, я просто не вижу смысла в раскаянии/покаянии как таковом. В моей картине мироздания наказание за неправильные действия наступает немедленно, и принятие этой расплаты, как следствия собственных действий - это уже покаяние. Исправление того, что накосячил (если возможно еще исправить) - это покаяние. Если исправить уже невозможно, то вывод, обещание себе больше ничего подобного не делать - это покаяние.

За правильные же действия плюшек, скорее всего, не будет, потому что человек поступает правильно для себя, для своего душевного комфорта. Так за что же плюшки-то? Они уже получены этим чувством комфорта или самоуважения.

Но очень большая часть человечества живет в странах, где идут войны. Как применимы эти тезисы там, если они вообще применимы? Я знаю, что после Великой Отечественной многие военные пришли в церковь, и многие крещеные из гражданского населения из церкви ушли. С первыми понятно, они вписываются в то, о чем говорит Кураев. Со вторыми... Они разочаровались, не смогли простить того, что с ними незаслуженно случилось.

В общем, такое у меня возникло чувство, что очень многие дебаты вокруг вопросов веры объясняются человеческой эгоцентричностью воспринятия реальности. А ведь реальность на идет в унисон с эгоцентричностью. Большинство событий большого мира происходят без того, чтобы у отдельного человека была хоть какая-то возможность на них повлиять. Отдельному человеку остается только его микромир, маленькие, ежедневные выборы курса действий, маленькие по масштабам Вселенной поступки. Возможно, скорее всего, для Вселенной они не имеют ни малейшего значения. Но для отдельного человека - имеют, они - его жизнь и есть.

Недавно я слегка поучаствовала в дискуссии на тему жесткости матрицы нашего бытия. Посыл был такой, что если человек сидит на попе ровно и плачет, что судьба к нему жестока, то он не заслуживает сочувствия. Более того, своим бездействием он привлекает к себе хищников. Это, вообще-то, очень популярная точка зрения среди молодых и успешных, и тех, что считает, что может быть успешным. Я с ней и в реале сталкивалась, еще в студенчестве. Вернее, в разных студенчествах, у меня их было несколько. И всегда эта тема всплывала. Что жертва обстоятельств сама повинна в том, что оказалась едой для более сильных и хищных.

Мне эта мысль никогда не нравилась. Я не могу и не хочу судить тех, кто плачет и ничего не делает для того, чтобы ему стало лучше. Таких много, и большинство из них по разным причинам действительно не способны ничего для себя сделать. Но это не значит, что их надо оставлять на съедение "голодным гидрам". Уровень цивилизованности человека оценивается именно его отношением к тем, кто сам не может бойко и без сбоев бежать дистанцию длиной в жизнь. Да и есть ли такие уникумы в природе?

В этом мире должно быть милосердие. Мы все преклоняемся перед сильными. Перед теми, кто, будучи инвалидом, штурмует Эверест и совершает кругосветки. Они, эти люди, заслужили наше восхищение. Здоровых, но слабых, рядом с собой выносить трудно. Они раздражают. "Неужели ты не можешь?!" Не могут. Вот не могут - и все тут. И они не смогут воспользоваться предложенной помощью, даже если им эту помощь поднесут на тарелочке с голубой каемочкой. Они будут продолжать заламывать руки и сидеть на попе ровно, постепенно сгибаясь под нарастающей грудой проблем. И они нуждаются в нашем милосердии. Милосердие без надежды на отдачу - это тоже покаяние.

К чему я это? Наверное, всё к тому же - для того, чтобы быть жить в христианской морали, вовсе не обязательно "вступать в клуб". Мораль - это вообще более широкое понятие, чем краткие тезисы, известные как десять заповедей. По моему пониманию, во всяком случае.

@темы: "Грани миров"

---

Эдвард IV - наследник наследника престола

Феномен успешного вторжения в истории Англии остаточно редок. Обобщая можно сказать, что такое успешное вторжение требовало сильной поддержки изнутри. В данном случае, широкую поддержку йоркистам невольно обеспечило само ланкастерианское правительство, принявшее неумное решение обратиться к карательным мерам вместо того, чтобы привлекать на свою сторону милостями. В январе 1460 года Джеймс Батлер, 5-й лорд Ормонд, граф Вилтшир, сделал рейд в Ньюбери, где арестовал всех, кто был повинен в симпатиях герцогу Йорку. Кого повесили, кого четвертовали, а с городом граф обошелся так, словно это была взятая с боем вражеская территория. Да что там - хуже, если сравнить, как Генри V по-рыцарски обходился со взятыми французскими крепостями.



Карательными экспедициями ланкастерианцев методично уничтожались мелкие городки, которые квалифицировались, как йоркистские, и в самом Лондоне достаточно была навлечь на себя малейшее подозрение, чтобы угодить на виселицу. Например, в январе 1460 года были схвачены девять горожан, знакомых с неким Роджером Невиллом (вряд ли даже принадлежавшим к «тем самым» Невиллам), им было предъявлено обвинение, что они собираются присоединиться к Варвику, и объявлен смертный приговор. Их повесили и обезглавили.

Проявившие так мало энтузиазма при Ладлоу, англичане начали недовольно шевелиться, и, разумеется, ждать освободителя. Каратель Джеймс Батлер это понял, и принял довольно скандальное решение. Отправившись после рейда на Ньюбери в Саутхемптон, граф конфисковал пять барок, объявив, что это делается в интересах королевства, погрузил на них практически все свое имущество, и отплыл «воевать с Варвиком». Только вот оказались эти барки в Голландии, где бравый граф и остался на время, отправив в Англию тех солдат, которые обеспечивали его безопасность во время плавания. Циркулировали «верные» слухи о том, что ожидается со дня на день высадка Варвика. Йорк тоже времени не терял, рассылая письма из Ирландии.

Разумеется, йоркистам было нужно скоординировать действия перед тем, как начать вторжение. Варвик получил известия из Ирландии от герцога Йорка весной 1460, и среагировал быстро. Он снарядил шесть лучших судов, набил их вооруженными до зубов отрядами, и отправился в Ирландию. Смысл его опасного визита к герцогу имел, скорее всего, своей целью продемонстрировать ирландцам, что за Йорком действительно стоят серьезные силы, и заодно обеспечить его боеспособными солдатами, на которых было можно положиться.



Вообразите расстояние от Кале до Ирландии. Расстояние, явно патрулируемое королевским флотом. Тем не менее, Варвик туда добрался в целости и сохранности, совершенно беспрепятственно. С Йорком они договорились, что в июне высадятся в Англии одновременно. Возвращаясь в Кале, Варвик захватил с собой и мать, графиню Салсбери, которая хотела быть в Кале вместе с сыном и мужем. К этому времени об операции Варвика узнали, и Экзетер, теперь снова лорд-адмирал, взял с собой тринадцать кораблей, и загородил отчаянному графу путь. Чего он не учел, так это той популярности, которой Варвик пользовался у моряков. Они просто отказались поднять против Варвика оружие. Все! Суда Варвика величаво продефилировали под самым носом Экзетера, и счастливо вернулись в Кале. Судьба любит храбрых. Варвику было 32 года в 1460-м.

Итак, Варвик был полностью готов к высадке, но его отчаянность и дерзость в военных операциях никак не исключали осторожности. Например, несмотря на постоянно поступающие из Кента послания, о том, что он – единственная защита и надежда, и что его ждут, Варвик все-таки отправил сначала в разведку своего дядюшку. Тот нашел состояние дел вполне удовлетворительным. Но Варвик, тем не менее, вовсе не собирался высаживаться в Кенте. Он высадился в том самом Сандвиче, откуда совсем недавно его люди украли Риверсов. Скорее всего, в Сандвиче у бравого графа были отличные осведомители.

Конечно, теперь там, после афронта с похищением, был усиленный гарнизон, который ланкастерианцы благоразумно составили из дезертиров Кале, сменивших господина при Ладлоу. Но этот факт скорее привлек Варвика, нежели остановил. Гарнизон не устоял перед напором Дингема и Вентлока, Сандвич был взят, Дингем остался в Сандвиче, а Вентлок привез в Кале инициаторов предательства, которых, без лишних церемоний, тут же на бережку и обезглавили.

Йоркисты не были бы йоркистами, если бы они пошли на войну без манефестов. На этот раз они отправили два: один – легату папы Коппини, другой – архиепископу Кентербери и народу Англии. В первом они подтверждали свою верность королю, во втором перечислялось очевидное, и впервые был сделан легкий выпад в сторону короля, то есть, его безразличия к делам королевства, коль скоро он дал проблемам разрастись вглубь и вширь. Тем не менее, во всех проблемах все-таки обвинялись плохие лорды. Впрочем, в этом манифесте главным было не «кто виноват», а то, что люди хотели услышать: что кто-то, сильный и могущественный, в курсе их тщательно перечисленных бед, и берет на себя наведение порядка, после которого снова будет все хорошо и правильно.

26 июня Варвик, Салсбери и Марч покинули Кале в сопровождении 2 000 воинов, пересекли канал, и высадились в Сандвиче. Их сопровождал лорд Одли-младший, который попал в плен после бездарной попытки Сомерсета-младшего искать помощи у французов, но, будучи в плену, благоразумно проникся идеями йоркистов.

Варвика встретили, как спасителя отечества, в буквальном смысле крестным ходом: сам архиепископ Кентерберийский нес крест. Армия направилась на Лондон через Кентербери, Рочестер, Дартфорт. «Капитаны» Кенерберри, Джон Фогге, Джон Скотт и Роберт Хорн, правильно оценили происходящее, и присоединились к йоркистам. По дороге к Варвику присоединились лорд Кобхэм, горожане, джентльмены, йомены со всего Юга. К Лондону подошла уже 20 000-я армия. Хотя лондонцы сильно не любили королеву, 27 июня совет олдерменов во главе с мэром приняли решение сохранить лояльность королю. Жест был хорош, но только горожане как-то не вдохновились, поэтому, когда назначенные оборонять город лорд Скейлс и лорд Хангерфорд прибыли в Лондон, мэр и олдермены встретили их с такой ледяной холодностью, что лорды предпочли просто запереться в Тауэре вместе с остальной ланкастерианской аристократией.

Варвик вежливо послал в Лондон парламентера испрашивать разрешения вступить в город. Несмотря не уговоры ланкастерских лордов отогнать йоркистов пушечным огнем, Лондон открыл перед ними ворота. И 2 июля 1460 года Варвик торжественно вступил в столицу королевства. Без боя. Не обошлось, конечно, и без обычных при таком стечении народа инцидентов: 13 человек из охраны епископа погибли, упав в толчее без возможности подняться из-за веса лат. Но дело это было настолько обычное, что настроение ни у кого не испортилось.

Процессия направилась к Сент-Полю, где Варвик поклялся на кресте Кентербери в верности королю. Таким образом, реноме отцов города совершенно не пострадало, потому что они тоже решили в пользу лояльности королю, а вовсе не дому Ланкастеров. Ланкастерианцы, и без того непопулярные в тот момент, вызвали среди горожан большое озлобление, потому что, из-за стен Тауэра, они ”fyre into the city and shot in smale gonnes and brende and hurte men and wymmen and chyldren in the streets”.

Это был первый случай в истории Лондона, когда пушки Тауэра были обращены против жителей. Кроме пушек, засевшие в Тауэре использовали то, что было напалмом того времени, «дикий огонь» - липкую смесь, вспыхивающую с новой силой, если на нее плеснуть водой. Об этом упоминается в монографии «London and the Wars of the Roses». К сожалению, не могу сказать, что входило в состав этой смеси.

Разумеется, олдермены Лондона не были ни за йоркистов, ни за ланкастериацев. Они просто хотели предотвратить беспорядки в своем городе. Поэтому в своей судьбе засевшие в Тауэре виноваты сами. Разъяренные горожане требовали мести, и олдермены собрали сначала по 5 фунтов, потом по 10 и еще раз по 10, чтобы оплатить лодочниками полную блокаду Тауэра со стороны Темзы.

Варвик в Лондоне засиживаться не стал, хотя туда и стягивались пэры-йоркисты со всей страны. Очевидно, он прекрасно знал, что король не поспешит в Лондон, обливаясь слезами радости от того, что его пришли спасать, а будет собирать войска и драться, потому что манифесты манифестами, но король оставался главой конкурирующего дома. Получив от Лондона заем в 1000 фунтов, Варвик отправился воевать. Королевская чета находилась в Ковентри на тот момент. В Лондоне на хозяйстве остался Салсбери с Кобхэмом и Вентлоком, а сам граф отправился на север. Салсбери, в первую очередь, плотно осадил Тауэр и начал его бомбардировку.

От Йорка, с которым было уговорено об одновременной высадке, все еще не было никаких известий. Варвик, архиепископ, епископ Невилль, дядюшки Варвика Фалконберг и Абергавенни, лорд Бурше, лорды Клинтон и Скроп из Болтона, епископы Или, Рочестера и Салсбери, легат Коппини, лорд Одли (бывший пленник), лорд Сэй (сын того самого ненавидимого в стране ланкастерианца), и приор Сент-Джона отправились в Нортхемптон, куда направлялись и войска короля. Королева с принцем остались в Ковентри, и им было велено действовать по обстоятельствам, ни в коем случае не появляясь в Нортхемптоне. Похоже, король, когда хотел, умел и командовать, и быть убедительным. С королем были Бэкингем, Шрюсбери (сын того самого героического Тальбота), Эгремонт, лорд Бьюмонт и Грей де Ратин.



Кстати, Варвик действительно был лоялен королю в тот период. Он делал все возможное, чтобы уклониться от боя, он трижды (!) посылал к королю людей с просьбой дать ему аудиенцию, чтобы объяснить свои действия, но их неизбежно заворачивали обратно. Причем отказ исходил отнюдь не от короля, а именно от его лордов. Наконец, Варвик атаковал. Перед боем войскам были даны четкие инструкцию не наносить вреда королю и простым солдатам, а сосредоточить попытки истребления на лордах, рыцарях и сквайрах - почерк расправ, которым будет потом отмечено царствование Эдварда IV. Всё было закончено за полчаса. Очевидно, битва продлилась бы гораздо дольше, если бы лорд Грей, увидев приближающегося графа Марча, не поднял бы неожиданно знамя Варвика, и не пропустил бы йоркистов в укрепление. Бэкингем, Шрюсбери, Эгремонт и Бьюмонт погибли.

А король? А король, как обычно, был оставлен в полном одиночестве в своей палатке. Похоже, такова была его судьба, что его вечно забывали на поле боя. В целом, со стороны короля погибли 300 человек, но очень большая их часть просто утонула в реке возле мельницы, когда бежала с поля боя.

граф м король

Это, кажется, почти стало обычаем, что брошенного короля находил Варвик, проявлял куртуазность и подтверждал верноподданические чувства. Точно так же получилось и в этот раз. Три дня было дано на отдых в Нортхемптоне, и в Лондон компания вернулась 16 июля. Король расположился во дворце епископа, потому что Тауэр, собственно, был занят. Правда, осажденным пришлось через 3 дня сдаться, потому что смысла в их действиях больше на было. Лорд Скейлс попытался ускользнуть на лодке в Венсминстер, но его заметила какая-то женщина, которая подняла тревогу. Его кинулись преследовать рыбаки, догнали, и, как водится в таких обстоятельствах, убили. Обнаженное тело лорда было кинуто во двор St Mary Overy, но Варвик не хотел никаких убийств, поэтому лорда хотя бы похоронили с почестями. Казнил Варвик только несколько перебежчиков, которые предали его при Ладлоу. Хоть какая-то месть за пережитое герцогиней Сесили.

Герцог Йорк высадился в Англии только в сентябре 1460 года, когда Варвик уже сделал за него всю работу. Очевидно, именно в этот момент прошел перелом в его сознании: уж очень удачно всё прошло, уж очень подходящими были обстоятельства для того, чтобы более или менее сдерживаемые амбиции прорвали плотину лояльности и самодисциплины. С другой стороны, одинаково возможно и то, что в сентябре 1460 года в Англию вернулся уже не тот деловой, но любезный человек, который бежал из-под Ладлоу. Говоря об исторических персонажах, не стоит игнорировать ту человеческую составляющую, которая стоит обычно за поступками рассматриваемых фигурантов. Йорк узнал от графини Салсбери о судьбе брошенной им на милость врагов семьи. Можно не сомневаться, что его сжигали стыд и раскаяние, ярость и жажда реванша.

В пользу того, что в душе герцога Йорка бушевала настоящая буря, говорят его странные маневры, при помощи которых он некоторое время уклонялся от встреч с женой. Герцогиня выехала из Лондона еще в середине сентября. Выехала она не домой, в Ладлоу, а в Саутварк, где осталась ожидать официальных распоряжений от герцога. Вызов в Херефорд пришел дня через три. Процессия герцогини была пышно оформлена, и с не меньшей помпой двинулся из Честера герцог. Только двинулся он в Лондон. Причем, пышность его продвижения была королевской, вплоть до того, что его меч несли перед ним на подушке. Более того, документы, подписанные герцогом Йорком 13 сентября 1460 года, не содержат, против обычной практики, упоминания года царствования короля Генри, но только календарную дату.

Не совсем понятно, в какой именно момент герцогская чета, наконеч, встретилась, но Жозефина Вилкинсон указывает, что в Лондон, как раз накануне открытия парламента, герцог и герцогиня прибыли вместе. То есть, леди Сесили вернулась из Лондона в Лондон через Саутварк и Херефорд.

Явившись в Лондон в сопровождении 500 человек личной гвардии, Йорк направился прямо в Вестминстер, промаршировал к королевскому трону, который был в тот момент свободен (король открыл парламент, и исчез проводить свое время в охоте и спортивных развлечениях), и положил на него руку. Шок, очевидно, был неописуемый, потому что никто, даже Варвик и Салсбери, понятия не имели о том, что у герцога на уме. Увидев реакцию лордов, вскочивших с мест, Ричард Йорк не посмел сделать следующий шаг: сесть на трон. Да это было и не нужно, заявка о претензии на корону была сделана. Архиепископ Кентерберийский указал ему, что герцог должен испросить аудиенцию у короля, согласно обычаю, на что Йорк грубо ответил, что «he did not know of any one in the Kingdom whom it did not rather behove to come to him”. Это была вполне определенно выраженная претензия на трон. Архиепископ немедленно покинул зал заседаний, и отправился в королю.

К своему счастью, король именно в тот момент в Лондоне отсутствовал, поэтому он не знал, что Йорк выбил двери в его палаты, и обосновался там.

Шок был одинаково силен и среди горожан, которые тут же узнали о происшедшем, и теперь с гневом вспоминали, сколько раз Йорк клялся в преданности королю, и среди лордов, которые действовали в искренней уверенности, что они делают благое дело для короля и королевства. Варвик явился вместе с братом Томасом к чрезмерно амбитному дядюшке, поругался с ним в пух и прах, но это ничего не изменило. 16 октября герцог Йорк предъявил палате лордов свое официальное требование трона, обосновывая его тем, что он является прямым потомком короля Генри III. Из писем Маргарет Пастон ее мужу известно, что это заявление вызвало много разговоров среди горожан, но никто не торопился сформировать никакого мнения.

Лорды же просто растерялись. Они попытались столкнуть решение вопроса королю – без успеха, судьям – но те отфутболили его обратно. Тогда палата лордов просто построила своего рода казуистические баррикады между собой и проблемой, как таковой. Они тщательно подсчитали, сколько раз Йорк присягал королю, подняли акты парламента с решение передать власть линии Ланкастеров, напомнили, что дед нынешнего короля получил признание права на царствование именно как потомок Генриха III. Увы, этот парламент был уже не тем парламентом, что в былые времена. Эти лорды даже не посмели напомнить Йорку, что парламент имеет право выбирать короля даже в обход геральдических законов. Впрочем, вполне может быть и так, что не было у них пыла защищать именно этого короля.

При создавшейся ситуации, как они могли утверждать, что линия Ланкастеров более достойна трона, чем линия Йорков? Никак. Ланкастеры дали стране пару-тройку великих государственных умов и воинов – и выродились.

Герцог Йорк отвел свои клятвы королю, утверждая, что получил от них освобождение от папы. Мог, кстати, и получить к тому времени, ведь папский легат, насмотревшийся на окружающуюся реальность, стал ярым йоркистом. В общем, все решил снова Варвик, явно дав Йорку понять, что поддерживать его королевские претензии он не станет. Поэтому 25 октября герцог согласился на компромисс, с которым согласился и король, ”in eschuyng of effusion of Christen blode, by good and sad deliberation and avyce had with all his Lordes Spirituelx and Temporelx”

Компромисс заключался в том, что Генрих останется королем до конца жизни, а после его смерти престол унаследует Йорк. Решение довольно двусмысленное: в 1460 году королю было всего 39 лет, а герцог был на 10 лет его старше. Причем, король вовсе не был больным задохликом. Почему герцог решил, что он его переживет? Далее, это решение полностью закрывало сыну короля, Эдварду, путь к трону, что вряд ли устраивало его мать в настоящем, и самого принца в будущем. А уж кто-кто, а Йорк к тому времени должен был бы понять, что с королевой шутки плохи. Но герцог весело кинулся принимать титулы Принца Уэльского, герцога Корнуэльского и графа Чеширского, и получать отсыпанные ему парламентом 10 000 марок годовых, из которых 3 500 были ассигнованы Эдварду, графу Марчу, а 1 500 Эдмунду, графу Рутленду. 31 октября герцог Йорк и его сыновья принесли в Сент-Поле вассальную клятву королю с условием, что тот будет придерживаться договора. Народ на улицах дружно славил короля... и Варвика. Не Йорка.

@темы: Edward IV

---

Москвичи!

Мне любезно скинулы ссыль про обсуждение романа о Ричарде:
volodihin.livejournal.com/991674.html
Я, по понятной причине, там не буду, но, может, кто пойдет и потом напишет?

@темы: Richard III

---

"И полцарства в придачу" III-21

- А дома он просто улизнул от меня в часовню, - горько пожаловалась Маргарет. – Сказал, что будет молиться за душу этого интригана!

Она, вместе с Агатой и Кэт, удобно расположились вокруг кровати Робина. Кот, который, разумеется, подслушивал диалог Дикона с Джоном Дэнзилом, пытался, по их словам, рассказывать об услышанном вслух, но очень быстро сбился на разъяренное шипение и невнятные проклятия.

- И что осталось для тебя непонятным? – саркастически осведомилась Агата.

- Третья мечта Старой Ведьмы, - буркнула Маргарет, уже предчувствуя, что нарывается на очередную ехидную реплику своей воинственной подруги. Но в голосе Агаты было гораздо больше грусти, чем иронии.

- Тогда она еще не была старой ведьмой, девочка. Она была просто женщиной средних лет, у которой было всё, кроме любви и страсти. А леди Маргарет, как понимаю, по натуре была женщиной с сильными страстями.

- И я вас уверяю, что свои страсти с моим дедом Стэнли она не удовлетворяла, - фыркнула Кэт. – Их брак всегда был притчей во языцах в семье. Мой папенька-епископ вообще считал, что смирение плоти приводит к излишней истеричности натуры. Во всяком случае, именно на это он напирал, поселяя в своем доме очередную подружку.

- Но шантаж?! – возразила Маргарет. – Чем, интересно, она собиралась шантажировать Дикона?

- Ну, это-то понятно, - подал голос Кот. – Жизнями тех, кто был ему дорог. А принимая во внимание большое сердце моего суверена, в число таких людей входили сотни, если не тысячи. Было бы где развернуться, надо признать.

- В сердце короля не должно быть место человеческим слабостям, - отчеканила Агата, выпрямляясь в кресле.

- А что, любовь – это слабость? – заинтересовалась Кэт. – Спаситель наш пошел на муки и смерть из любви к людям. И меня учили, что любовь спасет мир. Насчет всего мира не знаю, он большой, но лично меня спасла любовь папаши Джузеппе. Любовь, которую он питает ко всем творениям Божьим.

- Спаситель наш принял смерть, уготованную низшим из низких, рабам, чтобы указать людям их место в этом мире, - возразила Агата, набожно перекрестившись. – И для раба любовь – непозволительная роскошь, делающая его слабым, боязливым и уязвимым.

Маргарет невольно вспомнила Каталину, мавританскую рабыню Арагонки, которая явно любила свою госпожу, и которую эта любовь совершенно точно не сделала боязливой или слабой. Скорее, наоборот, если на то пошло.

- Дурная ты, Агата, - продолжала тем временем спор Кэт. – Ну вот чем ты оправдаешь свою жизнь, когда придет твой последний миг? Что скажешь ты, когда предстанешь перед престолом Всевышнего?

- Я скажу, что уничтожала врагов Его, - холодно ответила женщина-рыцарь. – Я скажу, что очищала христианский мир от скверны, для которой в нем не должно быть места!

- А я тебе снова скажу, Агата, как не раз уже говорил, что если ты уничтожаешь без любви к тем, ради кого идешь в бой, то раньше или позже ты погубишь свою душу, - вступил в разговор Джон, заходя в комнату.

- Отправь ее помолиться в компании с Диконом, - взмолился Кот, простирая к Джону руки шутовским жестом и морщась от боли, которое причиняло ему каждое движение. – Может, если она постоит часа два-три на коленях на каменном полу, ее сердце смягчится?

- Страдания плоти укрепляют дух, неразумное ты существо, - огрызнулась Агата, но поднялась с кресла. – Но я с радостью присоединюсь к вашему королю в его молитвах.

- А как обстоят дела с твоим духом, Робин, - спросил Джон, когда Агата вышла из комнаты. – Укрепился?

- Всегда, - ухмыльнулся Кот. – Мой дух привык укрепляться через любые усилия моей плоти, знаешь ли. У нас такой договор. Он укрепляется, а я ему предоставляю усилия поприятнее.

- Ну, не гарантирую приятность того, что нам сейчас предстоит, - ухмыльнулся Джон, - но мы задобрим твой дух фляжкой доброго вина после процедур. А дамы, как мне кажется, могут отправляться спать или сплетничать.

Маргарет не успела возмутиться предложению отца, как уже оказалась в коридоре, еле успевая за Кэт, тянущую ее за руку по направлению к купальне.

- Он нас выставил! – шипела она на ходу. – Отправил спать, как маленьких девочек! А Робин, между прочим – мой муж!

- Не будь дурой, Марго, - хмыкнула ее подруга. – Уход за лежачим больным – не такая уж приятная работа, так что будь благодарна папеньке и его опыту оруженосца и сквайра.

- Оооо!... – только и смогла промямлить пристыженная Маргарет, которой подобная проза жизни просто не пришла в голову.

***
- Знаешь, чего нам сейчас не хватает? – задумчиво протянула Кэт, запрокинув голову к потолку купальни и болтая ногами в исходящей паром воде.

- Вина? – хмыкнула Маргарет. – Я бы не отказалась, кстати говоря. Побольше и покрепче. Устала я… А к цели мы ни на шаг ближе.

- Слуг нам не хватает, - поморщилась Кэт. – И не говори мне о вине, ради святой Троицы. Не знаю, что вы с Агатой надо мною сотворили, но о вине я даже слышать не могу, тошно становится.

- Ничего мы с Агатой не творили, - вяло возмутилась Маргарет. – Она сама по себе творила, а я – сама по себе. И, кстати, насчет слуг не скажу, а вот камеристка у тебя как бы есть, хотя приводить ее сюда мне до смерти не хочется. Вот послушай, что это за особа…

- Только оборотня мне в камеристках и не хватало, - притворно обреченно вздохнула Кэт, выслушав всю историю похождений Джейн Попенкур. – А если она бешеная? Цапнет – и будет ваша Кэт в полнолуние на крыше мяукать. Учти, прихвачу тогда Робина для компании, и придется тебе винить во всем только себя.
Маргарет прыснула, представив себе разгуливающих по крышам Кэт и Робина в сопровождении Крыса, присматривающего за поведением супруги.

- Она отрицает это… - ответила девушка, отсмеявшись. – Вернее, она сказала что-то вроде того, что если бы всё было так просто. Но если Джейн не оборотень, то почему серебро чуть ее не убило? Ты бы видела, что было с ее рукой.

- Да мало ли, - нахмурилась Кэт. – Может, просто грешная она. Серебро – божий металл, не любит оно грязной жизни. Может – злая. Злых серебро тоже не любит. А может – и вовсе демоница. Похоже?

- Да нет… - покачала головой Маргарет. – На демоницу она точно не похожа. Обычная женщина, не грешнее прочих. Тут что-то другое.

- Ты ее приводи поскорее, - посоветовала Кэт. – Разберемся. Волосы-то нам кто-то укладывать все равно должен. Расспросим, приглядимся. Все не так скучно будет.
Праздника нам не хватает, подруга моя, праздника! Мне наряжаться хочется, танцевать.

- Боже милосердный, турнир! – вскрикнула Маргарет, вскакивая на ноги. – Но ведь Кот-то пластом лежит! А там, между прочим, кое-кто планирует Гарри убить.

- Успокойся, воительница, - потянула ее за руку Кэт. – Все под контролем, и твой Гарри получит такой турнир, что до смерти не забудет, уж поверь мне.

- Что-то зловеще звучит, - буркнула Маргарет, опускаясь обратно в воду. – Рассказывай.

- Не-а, - заявила Кэт, лукаво поглядев на подругу. – Кто все время ворчал про железо? Теперь терпи до турнира, сама все поймешь, если поймешь.

- Где-то я уже слышала эти слова, совсем недавно, - обреченно вздохнула Маргарет. – Как раз перед тем, как моя жизнь встала с ног на голову.

@темы: "побасенки"