Эдвард IV - раздача слонов 1

Активная, видимая фаза борьбы йоркистов с ланкастерианцами более или менее закончилась в июне 1464 года, когда королева Маргарет с сыном удрали во Францию, а снова забытый своими сторонниками король стал скрывающимся изгоем в собственном королевстве. Очевидно, не таким уж неприспособленным к жизни был этот Генрих VI, но речь здесь не о нем, а об Эдварде IV, который то ли вольно, то ли следуя внутренней предрасположенности показал, что королём-воином он становиться не собирается. Как отмечает Чарльз Росс, после Таутона йоркисты сражались в четырёх важных битвах, три из которых случились на севере и одна в Уэльсе, но ни в одной из них сам король не участвовал. Он собирал средства, с превеликой помпой выступал – и оседал где-то, так и не добравшись до места.



Поскольку в трусости молодого короля никому обвинить не пришло и в голову, его обвиняли просто в лени. Может быть, хотя с одинаковой вероятностью могло быть, что слишком раннее участие в слишком кровавых событиях каким-то образом травмировало психику Эдварда. Или он просто не видел смысла рисковать там, где вполне справлялись его лейтенанты – Варвик, Монтегю, Герберт. Труднее объяснить, почему в его фавор попали такие фигуры, как Сомерсет, Ральф Перси и Хэмфри Невилл? Враги и предатели, милость к которым была оскорбительна для тех, кто воевал и терял друзей и близких именно из-за этих ланкастерианцев. Возможно, они просто-напросто чем-то импонировали королю в личном плане.

Уильям Герберт

Но если присмотреться к тому, чем занимался король в то время, пока его лейтенанты воевали на окраинах королевства, то становится понятным, что жизнь Эдварда не была такой уж праздной. Потому что он занимался дипломатией с той же Францией, Бургундией и Шотландией, а также курсировал по городам и весям центра страны, устанавливая работающую систему администрации. Вовсе не глупо, если учесть, что именно парализованная система управления и была основной чертой периода правления его предшественника и причиной непопулярности администрации Генриха VI. Другое дело, что у англичан крепко сидел в головах образ короля-рыцаря, огнём и мечом наказывающего виноватых и восстанавливающего справедливость. Отсюда и берет начало впечатление, что «Варвик правил королевством из седла с периферий страны». Варвик не правил, он воевал – и получал вознаграждения за свои успехи. С другой стороны, он и Монтегю давали новому режиму то, в чем тот нуждался не меньше, чем в работающей администрации и дипломатии – блеск военных побед.

герб Джона Невилла, маркиза Монтегю

Объективно говоря, задача перед новым королём стояла громадная. Предыдущий режим с его слабой администрацией и политикой фаворитизма горстки близких к трону людей привёл к тому, что истинную власть на местах получили отдельные лорды. Население естественно искало защиту у тех, кто мог эту защиту дать. Да, за Эдвардом автоматически были симпатии йоркистов, но эти симпатии не принадлежали ему лично. Поэтому он просто должен был поставить своих знаменитых союзников перед фактом, что они в силе лишь потому, что им это позволяет король. И только до тех пор и в тех границах, которые король же обозначил.

Но что было делать с ещё более многочисленными группами, ассоциировавшими себя с Ланкастерами? В истории Англии был только один король, который устроил карательную экспедицию в собственной стране – Джон, и это было его явной политической ошибкой. Такой страной, как Англия, практически невозможно было править силой, потому что при почти клановой системе зависимости больших областей от их лордов это привело бы к катастрофе. Единственным способом быстро исправить положение была политика открытых дверей для всех, желающих и смеющих перейти на сторону нового режима. Это была, как выяснится позже, временная политика, и не совсем удачная, но другой просто не было. Потому что создать новые центры могущества и новые сильные, но зависящие от короля кланы, за три года было невозможно.

О масштабах проблемы говорит статистика. Парламент 1461 года объявил государственными изменниками 113 значимых персон за их участие в военных действиях 1459-1461 годов. Среди них были 14 светских лордов. Семеро из них к тому времени уже были мертвы (либо погибли в битвах, либо были казнены: граф Девон, Томас Кортни, граф Нортумберленд, Генри Перси, граф Вильтшир, Джеймс Батлер, и лорды Хангерфорд, Клиффорд, Невилл и Дакр из Гилсленда), а шестеро активно сражались в рядах войск Маргарет Анжуйской (герцоги Сомерсет и Екзетер, граф Пемброк, и лорды Хангерфорд, Руз и Ружмонт-Грей).

Любопытнее выглядит лист лордов, которые избежали осуждения. Среди них Джон, граф Шрюсбери, чей отец погиб при Нортхемптоне, сражаясь за Ланкастеров, и кто сам сражался с йоркистами при Таутоне. Среди них лорд Джон Ловелл, воевавший с йоркистами в 1459-1460 годах. Среди них лорд Риверс и его сын лорд Скейлс – то есть, отец и старший сын Вудвиллы, которые были в Тауэре и которые были освобождены в июле 1461 года (вот она, главная благодарность Жакетте за бургундцев). Никак не наказали лордов Грея из Годнора и Виллоуби, Фитц-Хью и Грейстока. Избежал наказания и лорд Скроп из Машема, хотя к нему ещё несколько лет пристально приглядывались.



Помимо лордов, парламент 1461 года осудил 96 человек в звании рыцаря или ниже. Допустим, большая часть из них были йоменами и клерками при дворе Генриха VI, и осуждение их попахивало дурно, но 24 из осуждённых заседали в парламенте и вообще принадлежали к верхушке джентри, практически смыкавшейся с аристократией. Здесь тоже часть осуждённых уже успели погибнуть или были уже казнены, часть продолжали активно сражаться против Йорков, а часть были помилованы, хотя статус некоторых был понижен, и имущество осталось в распоряжении короны.

@темы: Edward IV

---

Печально

Через 10 дней мой интернет-провайдер прекращает обеспечение нынешней связи, ADSL. Владелец сети просто разбирает башню поддержки. Другую связь из нашего дома установить невозможно, кроме как через мобильный интернет. Попробовала сейчас - увы, сигнал практически на нуле. Может, зависит от времени, но выглядит плохо. Вот так живешь в 74 км от столицы, а интернета, который входит в гражданские права, не получить. Ирония прогресса.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

А каким год будет для вас?

@темы: "нетягостная бредь"

---

Кое-что о Маргарет Анжуйской

Маргарет Анжуйская прибыла в Англию пятнадцатилетней девочкой, воспитанной своей матерью, королевой Неаполитанской, потому что батюшка будущей королевы, герцог Рене Добрый, то воевал, то был в плену. Герцогиня Изабелла, таким образом, правила вполне суверенно, как мужчина, без всяких скидок на женскую слабость. Бабка Маргарет, Иоланда Арагонская, была царствующей королевой Арагона, титулярной королевой-консортом Неаполя, герцогиней Анжу и прочее, и прочее. Это Иоланда дала денег армии Жанны д’Арк, обеспечив конечный триумф французов в Столетней войне, это Иоланда, по сути, сделала Шарля VII королем, не чураясь решительных действий в формировании окружения Шарля, используя информацию, получаемую от любовниц фаворитов дофина, убирая, при надобности, противников физически. Вот в какой среде была воспитана Маргарет Анжуйская.

Иоланда

Замуж за короля Генриха VI Маргарет выдавали по чисто политическим соображениям. Его отец, король-легенда Генри V, сделал то, о чем мечтали английские короли с времен Эдварда III. Он был коронован короной Франции. И его сын тоже был коронован в Нотр Дам, 17 декабря 1430 года. Маргарет выдавали, таким образом, за короля Англии и Франции, и это была хорошая партия, хотя и требующая от новобрачной незаурядной дипломатичности. Но в реальности, к моменту её замужества, дела англичан в завоёванных предыдущим поколением районах Франции, шли неважно. Да и в самой Англии дела шли из рук вон плохо.

По политическим соображениям женили и самого короля Генриха VI. Не то, чтобы в этом было что-то необычное, нет. Брак короля, в принципе, всегда был скорее альянсом, нежели союзом сердец, хотя с женами Плантагенетам обычно везло. Необычным в ситуации было то, что вопрос о браке короля и союзниках решали две враждующие между собой придворные фракции. К тому моменту, как в планах прозвучало имя Маргарет Анжуйской, некоторое количество невест уже обсудили. И дочь нового Императора Священной Римской Империи Альберта II (очевидно, это была Анна, родившаяся в 1432), и дочь Шарля VII Французского (очевидно, речь шла о Катерине, родившейся в 1428), и даже дочь Арманьяка (у него была только одна дочь, Бона, которая родилась в 1435).

В 1442 году сэр Роберт Руз и Томас Бэкингтон были подряжены начать переговоры, и поручили некоему художнику по имени Ганс нарисовать правдивые портреты вышеупомянутых леди, чтобы король мог сделать выбор. Невеста-Арманьяк отпала практически сразу: армия Шарля VII бродила у самых границ бывшего сенешаля Франции, и он страшно боялся открыто заявить себя союзником англичан, которые, не став вдаваться в тонкости, просто оскорбились. Этого брака особенно желал дядя короля, Хэмфри Глостер, который не воспринял легко крушение своего плана, заподозрив за этим крушением происки своих врагов.

И здесь в общую картину вступил ещё один персонаж, Уильям де ла Поль, граф Саффолк, который не без протекции другого могущественного вельможи, кардинала Бьюфорта, стал очень близким для молодого короля человеком. Глостер к 1442 году уже неоднократно пытался Бьюфорта свалить, но потерпел сокрушительное поражение. Именно через Саффолка кардинал Бьюфорт, который тоже приходился королю дядей, предложил племяннику портрет Маргарет, дочери Рене Анжуйского.

Красоту Маргарет славили тогда по всей Франции, но о членах могущественных семейств вообще принято говорить в превосходной форме, а внучка Иоланды Арагонской входила, несомненно, в ряды элиты на брачном рынке Европы. В любом случае, невинный душой, сердцем и телом Генрих немедленно объявил, что он глубоко влюбился в портрет леди.

Честно говоря, подозрения Хэмфри Глостера имели под собой солидную основу: кардиналу Бьюфорту на Маргарет указал не кто иной, как герцог Орлеанский, бывший пленник Англии, увидевший в этом браке двойную возможность. Во-первых, Маргарет была близкой родней Шарля Французского, и её брак с английским королём принёс бы обеим странам мир, на котором уже настаивал сам Святейший Престол в Ватикане. Во-вторых, Маргарет с детства имела довольно сильный характер, и была, несомненно, умна, что делало из неё идеальную спутницу слабому и витающему в собственных образовательных прожектах Генриху. Кардинал увидел третий плюс: умна-то умна, с характером-то с характером, но молода и неопытна, и, как истинная католичка, будет искать утешения в трудностях именно у него.

И вышло так, что ещё до того, как нога Маргарет Анжуйской ступила на английскую землю, её репутации уже был нанесён ущерб: Хэмфри Глостер, не могущий себе больше позволить ущипнуть кардинала, распустил сплетню, что Саффолк пылко влюблён в принцессу, и поэтому хочет её в Англию – понятно, с какой целью. Саффолку было в тот момент за пятьдесят, он был вполне счастливо женат на своей великолепной Алис Чосер, которую боготворил и уважал, так что вряд ли ему подобная любовь и в голову могла прийти. Но сплетня была запущена, и вскоре зажила собственной жизнью. Ведь это Саффолк подготовил почву для брака, рассказывая королю о Маргарет Анжуйской, Саффолк дал королю её портрет, и Саффолк заключал брачный договор.

И Саффолк действительно попал с этой женитьбой в ловушку. Только не в ту, на которую намекал Глостер. Ловушку Саффолку расставил старый Рене Анжу. Невзирая на громкие титулы короля Неаполя, Сицилии, Иерусалима и Арагона, графа Прованса, и герцога Бара и Лотарингии, владел Рене только совсем небольшой территорией, и держал свой двор в Нанси. И вот когда договорившийся уже со всеми сторонами Саффолк прибыл в Нанси с официальным предложением, Рене ему заявил, что его рыцарская честь не позволяет ему отдать свою дочь за короля Англии, который владеет исконными землями семьи Рене: Анжу и Меном. То есть, проще говоря: отдайте мне и Франции Анжу и Мен, и получите дочку. К Рене присоединяется Шарль VII: отдайте Рене и Франции Анжу и Мен, и получите дочку Рене себе в королевы и мир с Францией.

И Саффолк согласился на обмен. Тем более, что у него был мандат парламента, подтверждающий любые его действия. Как к такому договору отнесутся в Англии, он прекрасно знал, поэтому брачный договор держался в строжайшем секрете. В 1445 Саффолк от лица короля заключил брак по доверенности с Маргарет Анжуйской в Нанси, с Францией был заключён двухлетний мир, и Саффолк с женой доставили новую королеву на английскую границу, где её встретил Ричард Йорк, который тогда был наместником короля во Франции. Собственно, именно жены Саффолка и Йорка и стали единственными знакомыми дамами для пятнадцатилетней принцессы, и эта дружба выдержала немалые испытания в будущем. Потому что и Али Чосер, и Сесили Йорк относились именно к тому типу женщин, которых Маргарет привыкла уважать в собственной семье. Разница была в том, что и Алис, и Сесили были замужем за мужчинами могущественными, деятельными и энергичными, полностью соответствующими средневековым представлениям о том, каким должен быть настоящий мужчина. А мужем Маргарет стал человек «не от мира сего», обладающий лишь формальной властью.

23 апреля 1445 года Маргарет Анжуйская была обвенчана с 23-летним Генрихом VI в Тичфилд Эбби епископом Салсбери, который был исповедником Генриха. Тогда она ещё не знала, что для церемонии лошадей пришлось занять у епископа, а деньги выпросить у парламента, потому что сам король был абсолютно разорён, и казна королевства пуста. Вряд ли умная Маргарет также имела представление о том, как работает система английской ограниченной монархии. 28 мая королевская чета торжественно въехала в Лондон, где народ, ничего не знающий об условиях брачного договора, встретил красивую королеву с большим энтузиазмом и с маргаритками на шляпах (в честь её имени). Парламент тоже ничего не знал, но о многом догадывался, поэтому там энтузиазма было гораздо меньше. Королеву короновали 30 мая с большой пышностью – и в долг, разумеется.

О том, в каком положении она оказалась при дворе, Маргарет узнала достаточно быстро. Она поняла, что её муж никогда и ничего не делал по собственной инициативе. По собственной инициативе он только молился и учился. И вот в этот момент прозрения в противоборство вступили требования к ней самой, как к женщине и королеве. В нормальных условиях, она должна была разделить с мужем его ношу, активно участвуя в его делах. Но Генрих не делал ничего, и никакой ноши даже не замечал. Он царственно жаловал парадные мантии со своего плеча, которые его придворному штату потом приходилось выкупать, потому что денег на гардероб у короля не было. Он величественным жестом отметал все требования реформ в государстве, потому что считал, что король стоит выше требований. Он естественно цеплялся за Бьюфортов, которое заняли вакуум в административном управлении, и не любил Хэмфри Глостера, который его теребил и что-то от него требовал. Маргарет поняла ситуацию так, что ей придётся быть в этой стране и королевой, и королём.

Но для того, чтобы править, нужно иметь опору при дворе, и в качестве такой опоры королева выбрала Бьюфортов. Она нуждалась в ресурсах этого клана, а Бьюфорты нуждались в своей венценосной союзнице, потому что никакие богатства и политическая власть сами по себе не давали им формальной власти. Результатом стала смерть Хэмфри Глостера при настолько невнятных обстоятельствах, что повсюду заговорили об убийстве. И тень этого подозрения пала и на молодую королеву, тем более, что она получила имущество Глостера. К тому же, к 1447 году вся Англия узнала, во что ей обошлась королева. Как назло, Маргарет никак не удавалось выполнить главную обязанность супруги короля: родить наследника и обеспечить королевству престолонаследие. Регистры передвижений королевы тех лет рассказывают о её паломничествам к святыням, помогающим в этой задаче, и многочисленных пожертвованиях. Король Генрих время от времени демонстрировал вспышки энергии, но в целом обладал темпераментом вяловатым, так что вмешательство высших сил в проблему продолжения рода не помешало бы. А пока наследника не было, королева сосредоточилась на создании собственного двора, активно защищая интересы своих придворных и наращивая собственное богатство, раз уж у её мужа и в казне денег не было. Тем более, что ближайшими подругами королевы были богатая наследница Алис Чосер, представительница могущественного клана Невиллов Сесилия Йоркская, и своенравная Жакетта Люксембургская, знающая, как и когда надо брать свою судьбу в свои руки. Эти дамы знали всё о деньгах и власти, и были, несомненно, близки по духу внучке Иоланды Кастильской.

Долгожданный наследник родился только 18 октября 1453 года, когда дела королевства были уже хорошо перепутаны. Франция была потеряна, Англия бунтовала, а сам король впал в странное кататоническое состояние. Ричард Йорк был назначен лордом-хранителем королевства, и исполнял обязанности короля. Болезнь Генриха все объясняют по-разному. Кто-то считает, что король, утомлённый постоянными проблемами и окончательной потерей Франции, впал в глубочайшую депрессию. Кто-то утверждает, что физическое перенапряжение вызвало у него небольшое кровоизлияние, в результате чего некоторые участки мозга безвозвратно пострадали. Кто-то намекает, что король не вынес правды об отношениях между женой и Сомерсетом, открывшуюся благодаря тому, что двор постоянно находился в движении, и связь любовникам стало скрывать сложно. Факт же о болезни короля известен только один: его состояние чрезвычайно напоминало «остекленевшее» состояние его деда, Шарля VI Французского. И таким он оставался долгих 18 месяцев.

Крестили наследника престола со всей подобающей пышностью, и назвали Эдвардом. Только был в то время у королей (и не только) любопытный обычай: отец должен был публично признать ребёнка своим, чего Генрих, в его состоянии, сделать никак не мог. Королева попыталась форсировать события через три месяца, притащив младенца Генриху в присутствии герцога Бэкингема, но чуда не произошло. Генрих взглянул на наследника только раз, и снова закрыл глаза. Поскольку при нынешнем дворе друзей у Маргарет практически не было, сплетни о том, что отцом ребёнка королевы является один из Бьюфортов, герцог Сомерсет, набрали такую силу, что дошли до наших дней. Очевидно, больше «свалить ответственность» было не на кого, а дела правительственные были у королевы под контролем действительно только благодаря Сомерсету, то есть они были достаточно близки.

Законнорождённость ребёнка при таком своеобразном отце, как Генрих, в любом случае была бы поставлена под вопрос, даже если бы Генрих признал его честь по чести: уж очень появление принца меняло в королевстве расстановку сил. Ричард Йорк больше не мог быть преемником или заместителем Генриха по праву рождения. Максимум, на что он мог рассчитывать – быть лидером оппозиции, требующей перемен. Воплощение в жизнь более сильных амбиций потребовало бы смены династии: проще говоря, открытого бунта против короны со всеми вытекающими последствиями. Зато теперь на первую роль в королевстве открыто выдвинулась королева Маргарит, как мать наследника престола. Да, власть над мужем у неё была и раньше, и через его авторитет она более или менее двигала события так, как ей хотелось, но по мелочам, просто ради личного обогащения и комфорта. Теперь перед ней открылась куда как более широкая арена, причём без нужды прятаться за чьей-то спиной и формальным авторитетом.

В январе 1454 года Маргарет выдвинула требование, что управление страной должно быть передано ей, с правом назначать лорда-канцлера, лорда-казначея, шерифов графств, и пользоваться Большой Печатью. Королевский совет предпочёл не ответить ни да, ни нет, а просто обращение королевы проигнорировал. Но королева была уже реальной силой, и перед парламентом, назначенным на 13 февраля, лондонцы пытались не ассоциировать себя ни с одной из партий, нанося визиты и королеве, и Йорку, который во время болезни короля управлял королевством, и управлял хорошо. Тем не менее, в Лондоне решили, что король, в принципе, в маразм не впал, поэтому 23 марта к нему в Виндзор отправилась целая делегация: епископы Или, Честер и Винчестер, графы Уорик, Оксфорд и Шрюсбери, виконты Бьюмонт и Бурше, приор Сент-Джона, и лорды Фальконберг, Дадли и Стортон. Они решили попытаться получить от короля указания относительно положения вещей – но тщетно. Король молчал. Он даже глаза закрыл, не желая, чтобы случайное выражение было истолковано, как какая-нибудь реакция.

А под Рождество 1454 года король решил проснуться. Начал он, понятно, с посылки богатых даров в Кентербери и Сент-Эдвард. Маргарет же первым делом схватила принца в охапку и кинулась к мужу: ребёнка, которому было уже 14 месяцев, давно было пора признать законным отпрыском своего отца. Генрих вежливо спросил об имени мальчика, о том, кто были его крестными, и потом, по обычаю, принёс благодарность Богу, положив руку на голову принца. Формальность была соблюдена, но существует исторический анекдот, что, выполнив ритуал формального признания, король пробормотал, что отцом принца является не иначе, как Святой Дух. А на следующий год началось то, что мы знаем под именем Войн Роз, хотя этот термин для кровавой гражданской войны придумал гораздо позже романист Вальтер Скотт.

Маргарет будет пытаться быть и королевой, и королём. Она будет собирать войска, искать союзников, искать средства для содержания армии. Она обратится к исконным врагам Англии и отдаст английские города, вынужденные открывать ворота своей королеве, на разграбление шотландцам. Она, как когда-то её бабка, будет устраивать покушения на своих противников. Она познает горечь жизни в изгнании, смерти и измены друзей, и непостоянство политических союзников. Она переживёт и сына, и мужа. И станет королевой, которую по-настоящему боялись и по-настоящему ненавидели. Она станет душой и воплощением Войн Роз, и самой ненавидимой королевой в истории Англии.

Насколько эта ненависть базируется на поступках Маргарет, и насколько на том, что она вышла за рамки определённой для неё обычаями и ожиданиями гендерной роли? Но парадокс ситуации с Маргарет как раз и заключается в том, что ей пришлось выйти за рамки уготованной для неё роли, чтобы этой роли соответствовать. Чтобы принести честь и славу своему дому, королеве пришлось взять на себя функции короля. Возможно, если бы Маргарет преуспела в этой объединённой роли, и принесла бы королевству мир и единство, история осудила бы её не так строго. Но Маргарет не учили быть королём. Её не учили государственной дипломатии, и страна, которую она приняла вместе с короной, знала до неё только двух женщин, пытавшихся править – «императрицу» Матильду, дочь короля Генри I, и Изабеллу-«французскую волчицу», жену Эдварда II. Обе оставили по себе достаточно дурную славу, которая не могла не вылиться в негативное отношение к любой женщине, которая не захочет или не будет иметь возможности прикрывать свои действия власти именем и авторитетом супруга.

@темы: Henry VI

---

Шутки про еду

Стащено у jaerraeth.livejournal.com



===

Не расстраивайтесь, если вас жутко тянет жрать в тёмное время суток. Может, вы просто жрица ночи!

===

Пессимист всегда спит с ножом под подушкой. Но и оптимист тоже: вдруг кто-нибудь с тортиком придет?

===



===

- У тебя что - котлеты подгорели?
- Ну, как тебе сказать, с одной стороны да...

===

xxx: довожу до твоего сведения: я выкинул из холодильника пол-лимона.
yyy: за что?!
xxx: настоящий лимон не должен быть белым и пушистым!

===

Ложечка за маму, ложечка за папу – так и приучили с детства жрать за троих...

===

Качать пресс легко. Надо просто лечь на диван, а вазочку с конфетами поставить возле ног.

===

Напольные весы слышали гораздо больше искренних молитв, чем любые иконы.

===



===

Говорят, сам факт появления говорящей змеи заставил Еву отказаться от грибной диеты и перейти на яблочную...

@темы: "веселая бредь"

---

Вот ДА!

А что предпочитаете вы?
za_y_ac - globus

Салат я, впрочем тоже обожаю. С мясом вприкуску

@темы: "нетягостная бредь"

---

Эдвард IV - король не идет на север

С военными кампаниями 1463-64 годов связана одна странная тенденция в поведении короля Эдварда IV, которая проявится потом не один раз. Ситуация на границе с Шотландией летом 1463 года была по-настоящему серьёзна. Настолько, что Варвик, который вместе с Томасом Стэнли (который был тогда ещё женат на его сестре, Элеанор) привели из Лондона вполне серьёзные силы, счёл необходимым присутствие короля на месте. И король действительно стал энергично собираться. Казна запросила с верноподданных на расходы 5 000 фунтов, дополнительно собрали ещё 4800 фунтов на флот, которым должен был командовать граф Вустерский (Джон Типтофт). Плюс, следуя вполне сложившейся ещё с времён Ричарда I традиции, кентерберийскому церковному съезду были предъявлены пожелания короля получить от церкви нечто более весомое для защиты Отечества, чем просто благословения.



Эдвард добрался аж до Норхемптона, где застрял из-за взбунтовавшихся против находящегося в фаворе и у этого короля Сомерсета. Пока король Нэд разбирался с ситуацией и отправлял Сомерсета подальше от опасности, Варвик, Монтегю и Джордж Невилл (архиепископ Йоркский), расколошматили армию, в которой были королева Маргарита и король Генри, король Шотландии Джеймс III и его матушка Мария Гелдернская, шотландцы и французы. Расколошматили так, что продолжали преследование шотландцев на территорию Шотландии, и не довели успех до логического завершения только потому, что им не хватило припасов.

Мария Гелдернская

Ни в Англии, ни в Европе никто не сомневался, что молодой король-орёл решит вопрос с Шотландией раз и навсегда, потому что в тот момент это было реальнее, чем когда бы то ни было. Новоиспечённый лорд Гастингс гордо писал Жану де Ленною, франко-бургундскому «агенту», что шотландцы до судного дня будут раскаиваться в том, что решили поддержать свергнутую королевскую чету. Сам король попросил у парламента 37 000 фунтов на защиту королевства, и заверил, что лично поведёт свою армию к победе. И, пока суд да дело, отправился поближе к месту событий, в Фозерингей, где проводил время в своё полное удовольствие, охотясь за оленями и бегая за юбками.

Жан де Ленной

Июнь сменился июлем, июль – августом. Собранные деньги были потрачены на другие надобности, которых хватало. Например, на выплату задолженностей гарнизону Кале. Какие-то намерения собрать обозы и саму армию письменно выражались до конца сентября, но ничего не произошло. Критиковали короля за этот финт долго, громко, и горько, и ему даже пришлось вернуть 6 000 фунтов из собранных, но почему он не покончил с кознями Шотландии и, заодно, с её независимостью – для всех осталось загадкой.

Кто может проникнуть в мысли очень, очень молодого человека, жившего столько столетий назад? Он возмужал из подроста в юношу в условиях гражданской войны. Он был в бегах, в Кале. Он потерял на этой войне отца и увидел слишком рано слишком много ненависти и гордыни. Почему все решили, что он непременно хотел стать героем-полководцем? Только потому, что он соответствовал этому образу внешне? Похоже на то, что Эдвард IV с ранних лет понимал долг мести, но явно отдавал предпочтение дипломатии, а не битве.

Вот и в 1463 году он был сосредоточен на дипломатической игре, целью которой была изоляция ланкастерианцев от заграничной поддержки. По его просьбе, Филипп Бургундский вёл переговоры с Луи Французским насчёт хоть какого-то сближения между Францией и домом Йорков. Луи хотел именно в тот момент Филиппу слегка потрафить, потому что надеялся выкупить у него города на Сомме, сданные Филиппу ранее. Плюс, этот король терпеть не мог вкладываться в проигрышные проекты – а проект ланкастерианцев в 1463 году выглядел уже не просто проигрышным, а безнадёжным. Спасибо Невиллам, славно повоевавшим для своего короля.

Луи

Если истинный союз между Англией и Францией в тот момент не сложился, то вина лежит скорее на недоверчивости Эдварда, нежели на недостатке проявлений доброй воли со стороны короля Луи. Если, конечно, можно в принципе допустить, что у Луи могла быть добрая воля. Тем не менее, в начале 1463 года король французов действительно не принял послов Маргарет Анжуйской. А когда у Джорджа Невилла появилось свободное от сражений время, он отправился в конце августа в Сент-Омер, где подписал договор с французами, на год. По этому договору, обе стороны обязывались не поддерживать врагов друг друга, и не воевать на земле, в портах и на реках. О море договора не было. Самое интересное, что Луи совершенно определённо заявил, что не будет поддерживать Шотландию, если Эдвард решит её завоевать.

Но Эдвард предпочёл с Шотландией договориться. Причём, судя по тому, с какой готовностью шотландцы пошли ему навстречу, он мог потребовать и большего, но ему хватило заверений, что Шотландия не будет больше поддерживать Маргарет Анжуйскую, принца Эдуарда и Генриха VI, а также их приверженцев.
Не приходится удивляться, что англичан отсутствие результата от внушительных затрат возмутило до глубины души. От Кента до Корнуолла и от Уорика до Лестера прокатилась волна восстаний такой интенсивности, что королю пришлось вызывать войска из Сассекса, Кента, Эссекса, Саффолка и Норфолка. Отчасти, это были старые враги, ланкастерианцы – те, кто бунтовал. Но по крайней мере в Глостершире, куда королю пришлось ехать лично, за беспорядками стояла недовольная новым правительством буржуазия, которая предпочла бы более результативной политики за свои деньги.

Можно не сомневаться, что и от Варвика, и от леди матушки Эдварду в те годы пришлось выслушать многое, далёкое от комплементов. Возможно и вполне вероятно, что недовольство подданных было направлено конкретно на его персону, но не на победоносных Невиллов, благодаря которым юный Эдвард вообще удержался на троне. И он сделал выводы. Правда, совсем не те, которые от него ожидал его ближний круг. Они все ошиблись. Зная Эдварда практически с пеленок, они упустили из вида, что теперь он – не просто завернувший не туда парень, а коронованный и помазанный на царствование король.

Столкнувшись с критикой со стороны своего ближнего круга, король Эдвард IV решил просто сменить свой ближний круг. Благо, к тому времени он практически наверняка достаточно близко сошелся с Вудвиллами, чтобы сообразить, из кого он может создать этот новый ближний круг, который будет целиком и полностью зависеть только от него.

@темы: Edward IV

---

Про критиков

Пока я по делу про короля Нэда-Тэда пишу, прокомментирую мимоходом про усиливающуюся тенденцию остро, забавно и задорно писать простыняки на могабукав по поводу того, какое дерьмо кругом пишется.

Вот просто досада берет: ну почему, почему критик с таким же огоньком не напишет правильную книжку, которая не УГ и не трэш, которая оригинальна, злободневна, не содержит ни одного штампа и не грешит ни одной опиской?!

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Дама Джулиана из Норича

При всей своеобразности судеб женщин в английском Средневековье одну группу занятости искать среди них бесполезно: женщин-учёных. Отнюдь не по скудости образования, а, скорее, в силу самого состояния академического образования островного королевства. Из четырнадцати дошедших до нас имён средневековых женщин-учёных, одиннадцать принадлежат итальянкам – спасибо университетам Солерно и Болоньи.



С некоторой натяжкой, в разряд писателей-теологов и философов можно включить даму Джулиану из Норича.

С натяжкой, потому что о ней не известно ничего, не известно даже её настоящее имя. Просто эта дама стала отшельницей при церкви, посвящённой св. Джулиану (то ли Госпитальеру, то ли ле-Ману) в Нориче.



Поскольку дама свободно писала, и писала превосходным языком, в поэтическом стиле, можно заключить, что она была образована лучше многих прочих, большинство из которых умели читать на нескольких языках, но вот писать не умели. Поскольку её затворничество началось как раз во время эпидемии чумы, есть предположение, что дама была достаточно умна, чтобы закрыть себя в своеобразный карантин.

Что хорошо известно, так это факт, что данная дама Джулиана, будучи в тридцатилетнем возрасте, в мае 1371 года оправилась от болезни, которая расценивалась смертельной, и что во время выздоровления у неё было множество видений, общим количеством в шестнадцать.

Их Джулиана из Норича записала в книгу, известную как Revelations of Divine Love, «Откровения Божественной Любви». Эта книга известна, как «малый текст», потому что позже дама написала ещё одну книгу, «большой текст». Поскольку торопиться даме Джулиане было некуда, один только малый текст состоит из 25 глав и включает 11 000 слов. А уж текст большой, теологические объяснения видениям, содержит 86 глав и состоит из 63 500 слов.

«Он любит нас и радуется нам, и так же желает он, чтобы мы любили его и радовались ему, и твёрдо доверяли ему. И всё будет хорошо».

«Наша душа отдыхает в Боге в истинном покое, наша душа распрямляется в Боге в истинной силе, и глубоко укоренилась она в Боге для любви без границ»

«Он - облачение наше. В свою любовь он заворачивает нас и окутывает нас. Он обнимает нас своей любовью и никогда не оставит нас».

«Он не говорит «не будь взбудораженным, не будь уставшим, не будь несчастным». Он говорит «не будь побеждённым». Бог хочет, чтобы мы помнили эти слова, и всегда были сильны в вере, и в горе, и в радости»

«Молитва несёт душу к Богу, соединяет её в одно с его волей через глубокую внутреннюю работу Святого Духа. Поэтому говорит он: молись в душе своей, даже если молитва не приносит тебе радости. Потому что хорошее происходит, даже если ты не чувствуешь ничего, не видишь ничего, и да, даже если думаешь, что не умеешь молиться. Ибо даже если ты выжат и опустошён, болен и слаб, твоя молитва радует меня, даже если её недостаточно, чтобы порадовать тебя. Потому что любая молитва верующего драгоценна для меня». Бог принимает добрые намерения своих слуг, что бы они ни чувствовали».

Нельзя не признать, что дама Джулиана из Норича писала в своём укрытие правильные слова, удивительно актуально звучащие и в наше время. Может быть, она все-таки стала отшельницей именно для того, чтобы записать их для нас, а вовсе не из-за эгоистических соображений собственной безопасности.

@темы: Medieval

---

Дурдомромашковское

Была сегодня на заседании по поводу того, как лечить пациента.

Молодая женщина, русская, коллега, диагностирована шизофрения 10 лет назад, за плечами 20 поездок "в дурку". И изоляции были, и даже смирительные рубашки.

Ну, сейчас все более или менее. Лекарства-психотропники даем из весьма символически закрытого ящичка по вечерам. Лекарств - возможный минимум. Я часто работаю в вечер, всегда с ней болтаю. Честно сказала, что о психических заболеваниях знаю минимум, и что все в ее руках. Если начнутся странные ощущения и мысли - пусть говорит, будем звонить специалистам, чтобы снова до психоза не дошло. Девушка ожила.

И вот сегодня - собрание, значит. Врач-психиатр из поликлиники, куратор из психонеотложки, социальный работник, ведущий фельдшер из реабилитационной группы, две медсестры из психобригады, я. И еще мне ученика подсунули, хотя брать мне его не хотелось, подозревала, что и так толпа будет. И вся эта толпа - на одну одуревшую с утра девушку.

Опаздывает. "Опять опаздывает", - вздыхает врач, и все понимающе качают головами. Я напоминаю, что в 22 часа она принимает прописанную ей приличную такую комбинацию из двух снотворных. После них не так просто вскочить в 8 утра, обычно она спит почти до 10. Начинаю рассказывать, что все идет хорошо, что схема пока работает, и что сейчас единственный для нее источник стресса - страх, что у нее насильно отберут квартиру, поставят на продажу, а ее поселят в каком-нибудь заведении, где наблюдение 24/7. Именно на этом настаивает врач. "У пациента непереносимое материальное положение". Пациент переносит, кстати, положение. На меня смотрят с явным отвращением: "А вы все знаете о ее финансах?". Я знаю. И говорю, что ее положение ничем не отличается от положения 30-40% населения, согласно статистике. Врач говорит вежливо, но смысл "да кто ты такая". "У нее заболивание психозного типа! (если Вы знаете, что это такое)". Я знаю. И упрямо гну, что диагноз - это не судимость, и больных надо лечить, а не выдергивать у них ковер из-под ног. Что помогите ей лучше с работой, ведь у города есть сотрудничающие с ним социальные организации. "Но работа может спровоцировать психоз!", - с апломбом заявляет врач. С трудом удерживаюсь от истерического смешка.

Появляется пациент. Девушка напугана и напряжена. Врач говорит, что ей нужен официал, который будет контролировать ее финансы - возьмет под контроль ее банковский счет. Девушка возражает, что ее счета и так напрямую оплачиваются с ее счёта, так какой смысл? Не хочет она никакого контроля. "У нас есть право назначить контролера и без вашего согласия", - поджимает губы врач. Читай: написать заключение о недееспособности. Я снова встреваю, напоминая, что у девушки нет проблем с оплатами. Проблем и правда нет, соглашается социальный работник. Проблема в том, что на оставшуюся от выплат сумму невозможно прожить. "Знакомая ситуация", - вклиниваюсь я.

Короче, пока удалось девушку и ее свободу отстоять. Следующее собрание через три месяца. Подхожу, беру под руку, начинаю говорит о круизе, в который она едет на два дня, треплю по плечу. "Что, поднять - подняли, а разбудить забыли"? она смеется.

Я не знаю, что будет дальше. Я волнуюсь за то, как она перенесет круиз - там будет много пьяных, приставучих. Сама девушка не пьет совсем, и не одна она будет, а с группой, но я не уверена, будет ли она помнить о разложенных по пакетикам лекарствам в непривычной обстановке. Не знаю, как она отреагирует на мужские авансы, она молода и у нее нет бойфренда. Я не уверена, что даже с лекарствами ее психика выдержит. Она и сама не знает. За 10 лет никому не пришла в голову простая мысль о том, что лекарства ей надо выдавать с рук, чтобы обеспечить и правильное количество, и правильное время. Это было мое предложение. Кстати, в самой-то "дурке" фельдшер не сомневался, что психозы накатывали из-за неправильного приема лекарств. Я туда сгоняла поговорить.

Думаю, что нам просто надо жить в этом случае согласно ситуации. Добиться того, чтобы она перестала говорить то, чего от нее хотят услышать, и начала прислушиваться сама к тревожным звоночкам. И я совершенно точно знаю, что если случится кризис, то из всей присутствующей толпы я могу более или менее положиться только на одного человека - на того, кто ведет реабилитационную группу. Но он работает только днем. И еще можно всегда сгонять в "дурку", там - настоящие профи. А врач мне не понравилась. Но я-таки расшаркалась перед ней, что буду очень благодарна за возможность консультироваться, ведь я всего лишь медсестра, причем без специализации на психиатрии. Сработало. Она даже сказала соцработнику, что та могла бы сходить с пациентом вместе в банк и переговорить о возможности уменьшить выплаты по ипотеке, удлинив срок выплат. Это было бы славно. Именно то, что я хотела.

Но вообще... Вот знаете, если вытащить совершенно здорового человека спросонья перед коллегией в 8 рыл, обладающих властью отнять у него то, что для него дороже всего... Мне как-то сразу Министерство Магии у Роулинг вспомнилось. И трибуналы. Не думаю, что это правильный метод подхода. Хотя и не врач.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

А вот кто по немецки говорит?

Как пишется/переводится по-русски Mären? Если кто помнит, я когда-то давно писала про Турнир Благородных Дам, но думала, что это французская поэма. А оказалось, что не поэма, а эти Mären, и называется Das Frauenturnier.

@темы: "Чтиво"

---

Почти неприлично, но смешно

Называется "Игра Престолов: русская классика", и сперто здесь: jaerraeth.livejournal.com/455004.html














(c) сеть

X-posted at http://jaerraeth.dreamwidth.org/451548.html

@темы: "веселая бредь"

---

Эдвард IV - тяжесть короны

По-королевски пышный въезд в Лондон победоносного Эдварда, 26 июня 1461 года, на время отвлёк внимание горожан от того, что победа при Таутоне ничего ещё не решала. Ланкастерианцы были побеждены, но не уничтожены, хотя йоркисты очень сильно проредили их ряды. Король, королева и наследный принц были вполне живы, хоть и в бегах. И, главное, какое-то подобие работающего административного режима наблюдалось только в некоторых областях страны.
Но поговорим немного о въезде Эдварда в Лондон, и о коронации, которая была устроена через два дня. Кем, собственно, был Эдвард Марч на 26 июня 1461 года?



В глазах многих – уже королём. Собственно, отсчёт его царствования и начнёт идти от даты, когда он принёс публичную клятву в марте 1461 года. Правда, исследовавший вопрос историк Армстронг, опубликовавший в 1948 году своё исследование «The Inauguration Ceremonies of the Yorkist Kings and Their Title to the Throne», сравнивая хроники Вителлиуса, Фабиана и Гё, подозревает, что Эдвард Марч произнёс две клятвы. Одну – стандартную, публичную, перед собранным народом. И совсем другую – перед королевским йоркистским советом. Клятву, которая сильно ограничивала его суверенность.

Далее, Эдвард сидел, одетый в королевские одежды и с церемониальной шапкой из пурпурного вельвета на голове, на королевской скамье в Вестминстере, и он держал в руках скипетр короля Эдуарда Исповедника, коронационную регалию. Правда, скипетр, скорее всего, был другим. Потому что их, этих скипетров, было на самом деле два. Один – действительно коронационный, а другой – королевский, церемониальный. Так вполне доказательно считает тот же историк Армстронг.

Всё это тонкости, которые могут показаться сегодня неважными, но которые в дни царствования Эдварда привели к очень интересной детали, определяющей стиль его правления и многие последовавшие за этим правлением события: Эдвард не был выбран королём. Он был провозглашён королём. А потом, после победы при Таутоне, церемониально коронован. Парламент просто подтвердил это провозглашение, одобрив петицию, которую ему подал уже коронованный король Англии.

Всё лето и осень графства бурлили против нового режима, но это, собственно, просто происходили всегда неизбежные в подобных случаях перегруппировки. Наиболее твердолобые и запятнавшие себя в прошлом ланкастерианцы бежали, кто-то, под шумок, собирал банды и грабил всех и вся, кто-то потихоньку готовил почву для нового триумфа Ланкастеров, тонко саботируя распоряжения новой администрации.

Некоторую надежду на то, что Франция откажет ланкастерианцам в поддержке, дала смерть французского короля в июле 1461 года. В конце концов, дофин Луи дал бургундцам добро на использование своего знамени, когда те отправили наёмников в помощь Эдварду весной. Но король - это не дофин, и после кратковременной немилости в адрес Питера де Брезе, Луи XI стал делать авансы своей родственнице Маргарет Анжуйской.

Для Эдварда эта новость была и плохой, и хорошей. В принципе, Англия всегда чувствовала себя обязанной защищаться от инвазии с континента, но насколько политики верили в то, что эта инвазия реальна, если Францией правит король-интриган, предпочитающий, чтобы другие дрались между собой, а он бы за их спинами тянул ковёр в свою сторону? Нет, планы-то и совместные манёвры французов и испанцев на Сене вроде подтверждали слухи о подготовке совместной инвазии и попытках отравить Филиппа Бургундского. Но насколько далеко были готовы идти французы и испанцы? Очевидно, не были, потому что и Святейший Престол в Риме отнюдь не лелеял планов о крестовом походе на суверенное христианское государство. В любом случае, король великой державы, поддерживающий твоего врага – это плохая новость.

Хорошая сторона этой новости заключалась в готовности лондонцев развязать кошели для короля. Олдермен Томас Кук взахлеб расписывал, как союз французов с Ланкастерами обрушит на головы англичан «войну, обезлюживание, грабёж и убийства, каких ещё не видали христиане».

И все-таки основную опасность для Эдварда представляли приверженцы ланкастерианской партии внутри страны. В ноябре 1461 года приверженцы графов Экзетера и Сомерсета спровоцировали беспорядки в Хемпшире. В январе 1462 года начались восстания в Сомерсете, Дорсете и Вильтшире. В феврале беспорядки распространились ещё на шесть графств на севере и северо-западе. Новый король предложил ланкастериацам и кнут, и пряник. В роли кнута выступали карательные экспедиции коннетабля Англии Джона Типтофта, получившего многоговорящее прозвище «палач Англии». Роль пряника взял на себя король, проводя политику прощения и примирения до такой степени, что это стало возмущать уже его последователей, вдруг почувствовавших себя обойдёнными милостями в пользу врагов.

Типтофт

В этот период показала себя одна странная, ничем не объяснимая тенденция короля Эдварда избегать самых северных областей своего королевства. Дальше Ньюкастла он никогда не бывал, по-моему, да и туда забрался только для того, чтобы увидеть казнь Джеймса Батлера, графа Ормонда и Вильтшира в мае 1461 года. Сначала работу на севере делали для него Невиллы, потом – брат, Ричард. В апреле 1462 года граф Варвик был назначен лордом-хранителем Западной Марки на 20 лет, а до этого, в июне 1461 года, лордом-хранителем и Восточной, и Западной Марки по направлению к Шотландии. Там, надо сказать, Невиллы (сам Варвик, Фальконберг и Монтегю) и завязли на следующие несколько лет. Но порядок навели, хотя не без усилий.

За всем стояла, конечно, беспокойная королева Маргарет, которая в своём изгнании быстро поняла, что бывших королев не бывает. Королева без королевства быстро превращается в нахлебницу, и относятся к ней соответствующе. Сочтя пребывание в Шотландии по этой причине невыносимым, Маргарет сама отправилась во Францию. Причалила она в Бретани, оттуда отправилась в Бургундию, и, наконец, в Шинон, где ее не мог не принять король. Маргарет пообещала ему за помощь... Кале. Впрочем, Кале – не Бервик, над ним Маргарет власти не имела, так что Людовик должен был сначала взять эту крепость, чтобы считать её своей. Со своей стороны, король быстренько освободил старого приятеля Маргарет, Пьера де Брезе, из тюрьмы, справедливо полагая, что тот последует за Маргарет, и освободит короля от своего присутствия. Так оно и вышло. Де Брезе с несколькими сотнями наёмников (около 800) перешёл под руку Маргарет, а король откупился от родственницы займом в 20 000 ливров.

С этими силами Маргарет и отправилась в Бамборо, где ланкастерианцы держали гарнизон, быстро редеющий от голода. Оставив там Сомерсета, она отправилась в Шотландию, чтобы забрать оттуда своего супруга – но снова погода помешала планам ланкастерцев. Корабль Маргарет попал в свирепый шторм, затонул, но люди спаслись: сама непотопляемая королева и де Брезе причалили на маленьком боте в Бервике, а вот 400 французов угодили на Холи Айленд, где были взяты в плен.

Тем временем Варвик поспешил на север, где силы Маргарет засели уже в трех крепостях. Он осадил Алнвик, Дунстанбург и Бамборо, мотаясь ежедневно между этими тремя объектами, пока в канун Рождества Дунстанбург и Бамборо не были сданы сэром Ральфом Перси с условием, что он станет губернатором обоих. Варвик согласился, и сэр Ральф и Сомерсет поклялись в Дареме быть верными новому королю. Пемброк получил разрешение вернуться в Шотландию.

Алнвик продолжал держаться. А потом случилась довольно нелепая история: 6 января 1463 года Варвик получил сведения, что на выручку крепости движется королева с шотландцами. Граф удивился, но на всякий случай отвёл войска. Увидев, что осада снята, гарнизон Алнвика просто разбежался, оставив, таким образом, крепость Варвику. Поход был закончен, йоркистские силы вернулись в Лондон, где Сомерсет довольно быстро попал в фавор короля Эдуарда, к великому негодованию всех окружающих.

Весной 1463 года Маргарет снова перешла границу Шотландии с небольшой армии, наспех собранной из французов, шотландцев и беглых ланкастерианцев, нашедших приют в Шотландии. Алнвик ей сдал сэр Ральф Грей, обозленный на Варвика за то, что тот не сделал его губернатором. А сэр Ральф Перси, которого Варвик губернатором сделал, опять поменял сторону, и сдал Маргарет Бамборо.

Оттуда экс-королева решила штурмовать Нортхем, но там вовремя среагировал Монтегю, и армия ланкастерцев, узнав, что на подходе и Варвик, впала в панику и состояние «спасайся, кто может». Сама Маргарет с сыном бежала в Бамборо, куда за ними последовал и Генрих. А оттуда она, вместе с Пьером де Брезе и сыном, просто отправилась во Фландрию, где попросила убежища у герцога Бургундского. Своего мужа она бросила в Бамборо, с тем, чтобы никогда больше его не увидеть. Герцог Бургундский, симпатизирующий йоркистам, не арестовал Маргарет, но просто дал ей небольшую сумму денег, и отправил к отцу, к Рене Анжуйскому. Тот выделил дочери небольшой замок, где она, ее сын и де Брезе осели на следующие 7 лет.

Генрих остался совершенно один. Некоторое время вокруг него роились ланкастерианцы, но политическая ситуация неумолима вела к тому, что все, поддерживающие претензии дома Ланкастер, постепенно подписали договоры с Эдуардом IV. Генрих, видя, как холодно относятся к нему в Эдинбурге, в январе 1464 года попросил приюта у старого епископа Кеннеди, некогда рьяного ланкастерианца, а теперь просто старика. Епископ приютил короля без королевства в замке Сент-Эндрю, который был мрачноват, но достаточно далеко от границы.

В то же время, граф Сомерсет, всячески обласканный королем Эдуардом, но ненавидимый остальными до такой степени, что его отправили ради его же безопасности в Уэльс, сделал новый финт. Он решил потихонечку сбежать в Нортумберленд, и снова присоединиться к сторонникам Ланкастеров. Но его планы были кем-то выданы, и он был арестован в Дареме, в собственной постели. Одновременно с этим начались волнения в Уэльсе, где Сомерсет успел собрать единомышленников, в Чешире и Ланкашире. Эти волнения были без труда успокоены Норфолком, но тут в марте Генрих, которому отчего-то не сиделось в Сент-Эндрю, снова перешёл границу.

Бамборо, Нортхем и Скиптон-ин-Кравен открыли ему ворота – все-таки, король, ведь бывших королей тоже не бывает. Как раз в это время Монтегю направлялся в Шотландию на переговоры, и, когда его неожиданно атаковали де Перси и Сомерсет, узнал о случившемся. Собрав армию в Ньюкастле, он атаковал ланкастерцев у Хеджли Мур 25 апреля. В этом бою сэр Ральф Перси погиб, но остальные бежали, чтобы сразиться еще раз, 15 мая, при Линхиллс. Монтегю снова их разбил, и на этот раз Сомерсет, Руз и Хангерфорд, попавшие в плен, были немедленно обезглавлены. В руках ланкастерианцев остался только Бамборо, который держал сэр Ральф Грей, твёрдо знающий, что больше на милость йоркистов ему рассчитывать не стоит.



Варвик сделал эту осаду незабываемой, доставив к стенам Бамборо новую артиллерию: чугунные пушки ”Newcastle” и ”London”, бронзовую ”Dijon”, а также бомбарды ”Edward” и ”Richard”. Крепость эта артиллерия разметала по камешкам. Сэр Ральф Грей, как предатель, был доставлен в Донкастер, где его лишили рыцарского звания, утопили и обезглавили. Генрих бежал в такой спешке, что оставил победителям и меч, и шлем, украшенный короной, да и прочие личные вещи. Что ж, в этот раз он хотя бы пытался отвоевать своё королевство с мечом.

@темы: Edward IV

---

Хииииии....)))

А как влюбляетесь вы?

@темы: "нетягостная бредь"

---

"И полцарства в придачу" III-22

Насколько её жизнь встала с ног на голову, Маргарет пришлось убеждаться каждый долгий день всей следующей недели, работая без устали и не имея возможности не то, что наведаться домой, но хотя бы отдохнуть в своих скромных дворцовых апартаментах. Ей пришлось убедиться, что Арагонка продолжала неуклонно выполнять свои королевские обязанности, несмотря на то, что теперь под рукой у неё находилось гораздо меньше служащих, чем это было обозначено в штатном расписании.

Переписка её величества поражала своими масштабами. Казалось, в королевстве не осталось ни одного захудалого городишки, откуда хоть кто-нибудь не послал бы королеве какую-нибудь слёзную мольбу. Приданое дочерям малоимущих дворян, кипы стихов разной степени бездарности, чьи авторы мечтали о высоком покровительстве, просьбы о деньгах на ремонты монастырей и часовен, ходатайства об устройствах браков, жалобы на нарушенные брачные обеты…

Англия не забывала свою королеву, а королева не манкировала своими обязанностями перед Англией. И Маргарет писала, писала, писала… Сначала под диктовку, но очень быстро ей пришлось начать разбирать хотя бы стихи и романы, приток которых в канцелярию королевы не оскудевал. Что самое удивительное, известие об этом каким-то образом почти мгновенно стало достоянием гласности среди поэтической братии, и в результате часть стихотворного потока стала адресоваться уже лично ей.

- «Чудесная Маргарет, Майская роза, Прекрасна, как ястреб, Как сокол утёса. В ней кротости сила, И верности сила, Мила она мило», - с выражением продекламировала девушка и раздражённо отшвырнула лист бумаги сильно несвежего вида на пол. – Пресвятая Дева, что за чушь они пишут!

- Не раскидывайся комплиментами, душенька, - рассеянно сказала Арагонка, - чиркая пером по очередному опусу на латыни, присланному ею учителем принцессы Мэри. – Не успеешь и глазам моргнуть, как вместо стихов тебя начнут засыпать прошениями.

Лиз Даррелл проворно подхватила отброшенный Маргарет листок, и, задыхаясь от смеха, прочла вслух концовку поэмы.

- «Очьми Ипсифила, Устами Кассандра, И благоуханней она Кориандра». Нет, право, ничего подобного я в жизни не слышала!

- А уж ты-то у нас в поэзии теперь настоящий знаток, - ядовито заметила Джейн Паркер, продолжавшая, как ни странно, исправно появляться на дежурства в покои опальной королевы. Маргарет, наблюдавшей за графиней всю неделю, быстро отказалась от подозрений, что та ходит в покои королевы шпионить для Болейнов. Похоже, что в компании неплохо образованных дам, явно не стремящихся в первые ряды придворных, леди Рочфорд просто отдыхала душой. Что ещё более удивительно, в этом кружке острую на язык и резкую в манерах молодую женщину принимали довольно тепло, без обид на её выпады.

Не обиделась на прозрачный намек и Лиз Даррелл. Приняв величественную позу, она продекламировала:

Покинешь ли меня?
Любил я много лет
Среди богатств и бед;
Ужель твой чёрств ответ?
Покинешь ли меня?
Скажи: «Нет! Нет!»

- Вот что я назвала бы настоящей поэзией, - вздохнула королева, на мгновение оторвавшаяся от правки текста. – Впрочем, скоро каждый сможет блеснуть на празднике после турнира, и сэр Томас тоже.

- На празднике, о поводе для которого не хочется и думать, - горько отозвалась Мэри Виллоуби. – Видит Бог, в этом дворце умерло настоящее веселье с тех пор, как…

- Мэри! – строго одёрнула подругу королева. – Его величество устраивает турнир, подобного которому при дворе не видели со времён, когда солнце Англии сияло на весь христианский мир. И мы не поддадимся мелочным чувствам, чтобы не испортить праздник.

Немного помолчав, она продолжила более мягким тоном:

- Мы просто состарились, Мэри. И твоя старая королева больше не может быть королевой турнира. Но это не значит, что я сдалась. Ты знаешь, что я не сдамся до конца, когда бы он ни случился и каким бы он ни был. Моё место займёт леди Маргарет, и именно она будет на турнире королевой любви и красоты, потому что я так хочу. Она, а не та, другая.

- Но что скажет его величество? – вкрадчиво спросила Мэри Скроп, поднимая глаза от шитья.

- Его величество подтверждает, что при дворе нет дамы прекрасней, чем графиня Бьертан, чудесным образом избежавшая многих опасностей, чтобы вернуться к нам, и осветить этот дворец сиянием своей красоты, и вернуть покой в нашу душу, - раздался от двери всем хорошо знакомый голос.

Маргарет, совершенно онемевшая от неожиданности, осталась сидеть за конторкой, во все глаза глядя на входящего в комнату короля. Остальные дамы, кроме неё и королевы, успели вскочить и склониться в глубоком реверансе.

- Кузина… - проворковал Гарри, склоняясь перед ней и целуя перепачканные чернилами пальцы. Глаза его смеялись. За спиной Маргарет кто-то отчётливо охнул. Как во сне, она неторопливо поднялась и присела, в свою очередь, в реверансе, стараясь не пошатнуться. Ее пальцы, которых коснулись так хорошо знакомые ей губы, горели. На какое-то мгновение она совершенно потеряла чувство реальности.

А король уже весело говорил окружившим его дамам о том, что их ждут портные, что его казначей не поскупился, и что темой праздника будет турнир времён Эдварда Третьего, безупречного короля и рыцаря.

- Марго! – прозвучавший в её голове встревоженный голос мужа вернул Маргарет к реальности. – Марго, это магия. Что-то пошло совершенно не так… Немедленно, слышишь – немедленно иди к леди Гордон. И обязательно приезжай сегодня домой, под любым предлогом.

Стряхивая остатки одурманенного состояния, Маргарет огляделась. Гарри стоял перед женой, пристально глядя ей в глаза.

- Это ничего не меняет, Кэт. Ты знаешь.

- Я знаю, - подтвердила Арагонка с лёгким вздохом. – И могу только повторить твои слова: это ничего не меняет. Он приехал, да? Кардинал.

- Его привезли, - поморщился король. – Подагра. Нэн пришлось уехать к отцу. Действительно уехать. Так что твоя задумка пришлась как нельзя кстати. Но это только перемирие, Кэт.

- Я не хочу играть в эти игры, - грустно сказала королева. – Не с тобой. Но ты не оставил мне выбора.

- Потому что выбора нет, - мягко ответил Гарри и, резко развернувшись, вышел из комнаты, не оглядываясь.

- Кузина… - тихо проговорила Арагонка, глядя на закрывшуюся дверь. – Ты знала?

- Нет! - Маргарет отрицательно покачала головой, хотя королева на неё не смотрела.

- А он? Он знал?

- Да…

- Иди, дитя, - вздохнула королева. – Иди и готовься. Ты должна затмить всех прочих, понимаешь? Не только ради себя, но и ради меня. Ты должна быть красива за нас двоих, и молода за нас двоих. Я хочу, чтобы рыцари бились насмерть за один твой взгляд! Я хочу, чтобы пролилась кровь!

Потрясённая неожиданной свирепостью, прозвучавшей в голосе этой немолодой, уютно выглядевшей полной женщины, Маргарет осмелилась спросить:

- Чья?

- Иди, - снова вздохнула королева и потянулась к чёткам.

@темы: "побасенки"

---

Таутон

Поднимаю заметку отличного блоггера-историка, живущего на ЖЖ

antoin.livejournal.com/874431.html

Убитые при Таутоне
Почти год назад в The Economist была интересная статья про раскопки братских могил, в которых упокоились солдаты, павшие в битве при Таутоне между Ланкастерами и Йорками (29 марта 1461, зима пришла и не ушла, выл злейший ветер, шёл дождь со снегом...) — самой кровавой битве Войны Роз (а то и вообще из всех битв на английской земле). Как оказалось, многие эту новость пропустили, поэтому очень рекомендую.

Что мне было интересно:
- суровый солдат номер 25, которому за предыдущую военную карьеру уже успели настучать по черепу, но он выжил и при Таутоне сначала получил пять несмертельных ударов по левой части головы (видимо от правши, с которым дрался лицом к лицу), потом ему нанесли смертельный удар опять по голове, но уже сзади, прорубив дыру как в почтовом ящике для конвертов, затем ещё раз ударили по голове справа-сзади, и напоследок мощно рубанули по лицу;

- разлёт возраста погибших широк, от 17 до 50 лет;

- средний рост 1.71 метра (разлёт от 1.5 до 1.8 метров), самыми высокими были самые старые солдаты, видимо профессионалы, всего на 4 см ниже среднего современного англичанина;

- даже у простых солдат признаки крепкого здоровья и хорошего питания, сильные зубы, заметно очень крепкое телосложение и вообще активный образ жизни (об этом археологи вообще часто пишут, но их никто не слушает);

- у многих кости плечей очень хорошо развиты, особенно ближе к правому плечу и левому локтю: так узнают лучников (на скелете отражаются многие современные профессии, так что скелеты лучников необычна лишь тем, что сегодня такие изменения не встречаются);

- у одного 16-летнего лучника была травма левого локтя, похожая на травму молодых бейсболистов («локоть младшей лиги»), возможно от тренировок со слишком мощным для него лонгбоу;

- по раскопкам могил битвы при Висби у многих были раны нижних конечностей (например удары ниже края щита), а в могилах Таутона неестественно много ранений в голову;

- нередко ударов по голове было несколько, например восемь, шесть, тринадцать;

- многие так сильно стискивали зубы во время битвы, что они трескались.

запись создана: 16.12.2011 в 07:25

@темы: Англия Плантагенетов, Edward IV

---

Эдвард IV - победа при Таутоне

6 марта 1461 года Эдвард (пока не Эдвард IV) обратился к 39 шерифам графств и управлению Лондона, Бристоля, Ковентри и ещё нескольких городов с предложением признать его королём. Почти все графства, кроме одного, располагались к югу от Трента. Чтобы предложение не повисло в воздухе, Эдвард подкрепил его прокламацией, согласно которой все приверженцы Генриха VI, который в течение 10 дней ответят на обращение позитивно, сохранят свои жизни и имущество.



Не обошлось без исключений. Милость кандидата в короли не распространялась на 22 человек, перечисленных поимённо, и на тех, чей доход превышал 100 марок в год – то есть, всех баронов и джентри из богатых.

Смысл предложения был, разумеется, в том, чтобы изолировать ланкастерианских баронов от тех, кто не имел никаких личных интересов в конфликте Йорков и Ланкастеров.

Эдвард также озвучил имена тех, кого считал личными врагами: Эндрю Троллоп, камандир дезертиров из Кале; сэр Томас Трешем, спикер парламента в Ковентри в 1459 году; Томас ФитцХарри из Хертфордшира, который воевал против Эдварда при Мортимер Кросс; Уильям Гримсби, бывший казначей Генриха VI, который воевал при Вейкфилде; и оба «бастарда Экзетера», один из которых, по слухам, казнил графа Салсбери. За их головы Эдвард назначил награду в 100 фунтов. Как ни странно, в списке отсутствует Клиффорд, которому Эдвард поклялся отомстить лично.

Впрочем, Клиффорд через несколько дней погибнет от шальной стрелы в горло при Феррибридж. Троллоп, вместе с сыном, погибнет при Таутоне. Сэр Трешем, заслуживший ненависть Эдварда тем, что переметнулся к ланкастерианцам, хотя персонально был в дружеских отношениях с Ричардом Йорком, дотянет до битвы при Барнете, но будет схвачен и казнен. ФитцХарри, возглавлявший комиссию по отчуждению имуществ Йорков, Варвика и Салсбери после того, как тех объявили изменниками, погибнет при Тьюксбери.

История с Гримсби имеет более интригующую концовку. А именно: он был объявлен погибшим при Таутоне в марте 1461 года, умершим от эпидемии в тюрьме Маршалси в 1462 году, бежавшим вместе с королевой Маргарет во Францию, и… служившим Йоркам до самого Ричарда III. Умер Гримсби в 1490 году. За отца одному из бастардов Экзетера отомстил персонально Варвик. Не совсем понятно, кто именно перед ним провинился, Томас или Уильям Холланд, так что судьба другого не совсем понятна.

После того, как прокламации Эдварда были выпущены, лидеры йоркистов разлетелись по городам и весям Англии, собирая войска, а сам почти король дождался в Лондоне контингента войск, любезно присланных ему в помощь герцогом Бургундии Филиппом Добрым. Пикантная деталь здесь в том, что этот контингент прибыл под знамёнами будущего Луи XI, который тогда добывал буквально последние моменты в роли бунтующего дофина и протеже бургундского двора.

Ещё более пикантная деталь – это то, что сразу после Таутона Эдвард найдет время заехать к своему давнему знакомцу по драматическим событиям в Кале, сэру Ричарду Вудвиллу.

Огромная по тем временам в руках частного лица сумма в 334 марки, будет выплачена по приказу Эдварда Жакетте Вудвилл персонально, ее муж, сэр Ричард, получит официальный пардон короля за все прошлые, явные и тайные, прегрешения против Йорков. В 1463 году Ричард Вудвилл окажется уже в королевском совете. Внимание: свою будущую королеву Эдвард встретит у Вудвиллов только в 1464 году, в 1461 – 1463 гг молодая вдова Грей еще жила своим домом и боролась со свекровью за наследство мужа.

Поскольку у Эдварда ни в коем случае не было бы времени сговориться с бургундским двором о военной помощи, это, похоже, сделала Жакетта, правильно оценив последствия объявления Генрихом VI Ричарда Йорка в качестве своего наследника.

Вопреки созданной позднее репутации отчаянного и удачливого вояки, юный Эдвард был военачальником разумным и осторожным. Я бы сказала, что главной его чертой была неторопливость. Вот и в этот раз он полз со своей армией к Понтефракту, обрастая по пути свежими силами и предоставив Варвику, Джону Говарду и Уильяму Невиллу принимать текущие удары на себя. Многие города послали войска, как поётся в балладе тех времён (каждый отряд – под знаменем своего города):

”The White Ship of Brystow, he feryd that fray,
The Black Ram of Coventre, he said not one nay;

The Wolf cam fro Worcetre, ful sore he though to byte,
The Dragon cam fro Glowscetre, he bent his tayle to smyte;
The Griffon cam fro Leycestre, fleying as tyte,
The George cam fro Notyngham w’ spere for to fyte;

The Wild Rat fro Northamptone w’ hur brode nose,
There was many a fayre pynone wayting upon the Rose.
Blessing be the tyme that ever God spend that floure”



И все же… На его стороне из знати были только сам Варвик, брат графа Джон Невилл (лорд Монтегю), дядя Варвика (Уильям Невилл), Джон Скроп из Болтона, Джон Рэдклифф, да герцог Норфолк. Зато ланкастерианцы собрали под свои знамёна двух герцогов, четырёх графов, виконта и восьмерых баронов (преимущественно северян), и целую кучу представителей младших ветвей баронских семей.

Обе армии, общим количеством около 50 000 человек, встретились у Таутона.
Авангард ланкастерианской армии, во главе с лордом Клиффордом, блокировал йоркистам подход к реке в Феррибридже, и туда Эдуард направил своих лордов Рэдклиффа и Варвика. Атака была отбита, Рэдклифф погиб, Варвик был ранен стрелой в ногу, но внимание Клиффорда было отвлечено, и армия йоркистов спокойно форсировал реку в районе Кастелфорда, заходя Клиффорду в тыл. Клиффорд заметил угрозу, и спешно отступил к расположению главных сил. Преследователи были быстрее, они настигли силы Клиффорда в Динтингдейле, и мало кто из ланкастерианцев сумел бежать. Сам лорд Клиффорд был убит то ли шальной стрелой, угодившей ему в почему-то незащищённое горла, то ли от руки одного из Невиллов, как говорит другая версия. Армия Эдуарда переправилась через реку. Время битвы пришло.



Случилось так, что день битвы пришёлся на Вербное воскресенье, и Генрих VI, все ещё король, непоколебимо и упрямо верный свои принципам, категорически отказался от участия в военных действиях в такой день. Его оставили в Йорке, в десяти милях от Таутона, и он преспокойно отправился слушать праздничную мессу. А его армия (или это уже была армия его жены, «капитана Маргарет»?) отправилась сражаться за его трон.

Эдуард сделал перед битвой объявление, что это будет битва без милосердия. В девять утра его армия начала атаку.



Невероятно, но именно в тот момент началась снежная буря, совершенно ослепившая ланкастерианцев, потому что ветер и снег били им в лицо. Армия Эдварда осыпала их стрелами, отходила, затем возвращалась, собирала стрелы и пускала их в дело снова. Ланкастерианцы же стреляли в снег, через который даже не видели, где именно находятся их враги. Это действительно была битва без милосердия, продолжавшаяся с девяти утра до десяти вечера, даже в темноте. Хроники того времени говорят, что 42 рыцаря были взяты в течение дня в плен, и все они были к концу дня казнены. На поле боя погибли лорд Дакр, Эндрю Троллоп и младший сын герцога Бэкингема, сэр Генри Стаффорд.

В письмах архива семья Пастон общие потери оцениваются в 28 000 человек, хотя Чарльз Росс, историк 70-х, выражает уверенность, что число погибших сильно преувеличено. На основании того, что подсчёт был просто невозможен. Современные историки предполагают, что в тот день погиб один процент всего населения Англии. Король, королева и принц бежали из Йорка вечером.



На следующий день Эдуард вошел в город. Он первым делом заменил головы своих родственников, до сих пор бывшие на рыночной площади, на головы Девона, казнённого уже в Йорке, Экзетерского Бастарда и ещё троих.

Вальтер Деверос, Джон Говард, Хэмфри Стаффорд, Уолтер Блаунт и Уильям Гастингс были произведены в рыцари немедленно после битвы.

После короткой передышки Эдвард двинул свои практически не потерявшие людей войска на север. Маргарет с семьёй нашли свой последний приют на английской территории в городке Бервик, где Маргарет снова совершила совершенно дикий поступок: стремясь задобрить шотландцев, на которых одних она теперь только и полагалась, она отдала им Бервик на разграбление. После этого шотландцы предоставили королевской семье убежище в Эдинбурге, пообещали помощь, и Маргарет, Генрих и их сын покинули Англию, где у них осталось очень мало приверженцев после победы Эдварда и, главное, после трагедии Бервика. Но, рассуждая реалистично, что она могла сделать, кроме как царственно одобрить и без того неизбежное… Хотя – Бервик не открыл бы ворот перед врагом, но ворота пришлось открыть перед королём и королевой.

Леди Сесили Невилл, вдова Ричарда Йорка, которую Эдвард оставил в Лондоне своим полномочным представителем, узнала о победе своего старшего сына уже в первой половине следующего за битвой дня, в 11 часов. «За печатью и личной подписью нашего суверена лорда короля», как пишет Уильям Пастон. Услышав новость, она немедленно проследовала в часовню, где в честь победы была отслужена торжественная месса. Месть свершилась.

@темы: Edward IV

---

Эдвард IV - почти король

Если у Варвика и были какие-то сомнения относительно будущего, у Эдварда Марча их не было. Поскольку его погибший отец был назначен самим королём преемником короны и престола, теперь этот титул (или перспектива титула) принадлежали старшему сыну покойного герцога, который в том же документе был официально в данной перспективе утверждён. С 1460 года граф Марч подписывал все документы, как «Божьей милостью истинный и законный наследник Англии, Франции и Ирландии». Имел право. И было это право подтверждено победой при Мортимер Кросс.



Нужно отметить, что Эдвард имел в своих притязаниях определенную поддержку знати. Достаточно сказать, что большая часть тех йоркистов, которые сопровождали его в Лондон, привели своих людей за собственный счёт. Кстати, это было весьма накладно, особенно в обстоятельствах, когда отвратительное управление королевством сильно ударило по кошелькам тех, кто исполнял возложенные на них обязанности. Корона просто не могла (и, возможно, не хотела) возмещать им расходы. Справедливости ради надо сказать, что расходы не возмещались и ланкастерианцам. При Генрихе VI обеднели и Йорки, и те же Вудвиллы. Но йоркисты дополнительно пострадали от карательных репрессий королевы Маргариты, так что их поддержка Эдварду Марчу дорогого стоила, в буквальном смысле слова.

друзья и враги при Мортимер Кросс

Но ведь и ситуация, в которой лорды проявили столько изумительную щедрость, была уникальной. Ричард Йорк имел бы право на корону только после смерти короля Генри. А король все ещё был вполне жив, воссоединён со своей королевой, и даже формально возглавлял собственную армию. Провозгласить при таких условиях нового короля было делом непростым, и законным такое действие могло стать только по решению парламента. Почему бы и нет, благо, в своё время Ланкастеры сами создали прецедент, сместив Ричарда II и отдав корону Генри IV.

коронация Генри IV

Позднее, в ноябре 1461 года парламент подтвердит претензию Эдварда Марша, которую тот изложит весьма оригинально. Он заявит, что, поскольку все Ланкастеры изначально были узурпаторами, по «законам Божьим, человеческим и природным» право на королевский титул принадлежит ему, Эдварду, потомку Лайонела Кларенса. Тем более что под правлением «узурпатора Генриха VI беспорядки, гражданская война и горести, несправедливость, притеснения и кровопролитие, от которых страдали невинные, пренебрежение законами, пристрастность, шантаж, убийства, насилие и дикий образ жизни стали истинными правителями нашего благородного королевства».

Более того, разве сам Генрих VI не признал того, что его линия не имеет права на корону, назначив своим преемником Ричарда Йоркского, в обход собственного сына? Следовательно, Эдвард Марч, ради «общего комфорта и примирения» должен был стать следующим королём, как «правильный и законный сеньор и суверен».

Но это будет в ноябре, а пока, 1 марта 1461 года, Лорд Канцлер (епископ Джордж Невилл) объявил гражданам Лондона о том, что Эдуард, граф Марч, старший сын герцога Йорка, предъявил свои законные права на трон, и объяснил, какие именно это права. Граждан собралось в тот день на Полях св. Георгия много, тысячи четыре, и все они известие Лорда Канцлера встретили с должным энтузиазмом. Их представители отправились потом в лондонский дом Йорков (Бэйнард Кастл), чтобы известить Эдварда о том, что он избран королём.



Довольно заметно, что стихийным изъявлением чувств и чаяний этот сбор на Полях не был, но, может быть, горожане и вправду верили, что новый король на троне автоматически прекратит войну. Права графа Марча были подтверждены и спешно собранным на 3 марта королевским советом, в котором, кроме троих членов йоркистской ветви семьи Невиллов, были герцог Норфолк, лорд Фитцуолтер, лорд Феррерс, архиепископ Кентерберри и епископ Салсбери. Надо заметить, что многие йоркисты (виконт Бурше с сыновьями, лорды Абергаванни, Грей из Рутена, Одли и Кобхем) на совете отсутствовали, что позволило потом некоторым историкам (Ландеру, в том числе) предположить, что Эдвард Марч отнюдь не пользовался в своих притязаниях поддержкой баронской элиты. Но более вероятно, что в тот момент расписание было настолько плотным, что многие просто-напросто не успели принять участие в мероприятиях.

На следующий день в Сент-Поле была заслушана торжественная месса, после которой Эдвард Марч отправился в Вестминстерский дворец, где принёс коронационные клятвы, был облачен в королевские одежды, и посажен на мраморный стул, известный, как королевская скамья, со скипетром в руках. Это не было коронаций, это было как бы формальной церемоний подтверждения «принятия во владение королевства английского». Для того, чтобы она была продолжена настоящей коронацией, девятнадцатилетнему Эдварду Марчу нужно было сокрушить дом Ланкастеров, который даже в 1461 году, не смотря ни на что, мощно поддерживался знатью страны.



И почему бы знати было не поддерживать режим, при котором каждый барон был маленьким королём в своих владениях, вёл собственные феодальные войны и решал проблемы правом сильнейшего, а не утомительными юридическими процедурами. Скажем откровенно: йоркисты выражали чаяния разумного меньшинства аристократии, но подавляющего большинства населения. И население показало свою поддержку весьма конкретными методами, сбором денег. Один Лондон дал Эдварду на военные расходы в общем около 9 000 фунтов. Теперь ему оставалось привлечь на свою сторону мелкое дворянство, в руках которого и находилась исполнительная власть в королевстве.

@темы: Edward IV

---

Кошмаррррр....

Халловенские кошмарики меня дома не застали, но настигли в ютубе. Это шо?!



Нет, серьезно?! Откуда выкопали эту ведущую и что она пытается нести в массы, так сказать? Нет, тетка красивая, но откуда такая заскорузлость? Она - дура? Или концепт дурацкий?

@темы: Всячина внетеговая

---

Самокопательское

Один забавный тест и одна статья внезапно (!) открыли мне глаза на свойственную мне логическую ошибку. Я никогда особо на эту тему даже не задумывалась, может, поэтому и получился косяк.

Для меня естественно брать любую ситуацию под контроль. Не потому, что я хочу быть главной, а потому, что я уверена, что я с этой любой ситуацией справлюсь. Это базовая черта моего характера, и вряд ли я могу и хочу от нее отказываться.

Но вот почему-то у меня черта доминанты отчетливо ассоциируется со свободой. При том, что я осознаю ответственность, связанную с такой линией поведения и тащу эту ответственность без писка. Но где свобода, а где ответственность?! Забавно...


Какая порода ваша?

@темы: "Грани миров"