Do or die
Для Эдварда Четвёртого Бретань с её заботами и надеждами всегда была чем-то вроде неизбежной нагрузки в переговорах с Бургундией. Поэтому в январе 1473 года посольство англичан во главе с Гастингсом отправилось именно в Бургундию с весьма конкретными предложениями. Эдвард объявлял, что он готов высадиться в любой период с апреля по июнь, что готов отдать Шарлю Бургундскому всё, о чём тот просил, кроме какой угодно области Реймса, ибо там Эдвард был намерен короноваться королём Франции.
Кёльн в 1411 году
читать дальшеОт Шарля ожидалось, что он выставит для войны около десяти тысяч человек на год – как плату за те территории Франции, которые он хотел для себя. Впрочем, хотя Эдвард продолжал настаивать на том, что общее руководство останется за Англией, он подчеркнул, что бургундские и английские войска не будут действовать под общим командованием, а остануться каждое под руководством своего суверена.
Увы и ах, Гастингс встретил в Генте такой слабый интерес к делам союзным, что заинтересовался, чем именно занят Шарль Бургундский. Оказалось, что герцог Шарль на тот момент занимался прибиранием к рукам герцогства Гильдерн, продолжая то, что начал ещё его папенька, Филипп, неизвестно почему именуемый Добрым. В Гильдерне династические заморочки привели к тому, что в 1423 году там стала править новая династия Эгмонтов, получившая на это благословние императора Сигизмунда. Арнольд Эгмонт был в родстве с Бургундским домом, будучи женат на племяннице Филиппа, Катерине Клевской. Формально, отношения между Арнольдом и Филиппом расстроились на вопросе о том, кто станет архиепископом в Утрехте (Филипп стоял, разумеется, за бургундского кандидата). Но вероятнее, что хитрый Филипп просто увидел отличную возможность для себя, заметив, что Арнольд сильно не ладит со своим сыном и наследником. И пригрел мятежного Адольфа, как в своё время пригрел и наследника французской короны, находившегося в контрах со своим папашей.
В результате, Арнольд потерял корону и был брошен сыночком в тюрьму, и Адольф короновался. В 1467 году Филипп Добрый умер, и его наследник, Шарль, вытащил из тюрьмы Арнольда и бросил туда уже Адольфа. Не потому, что симпатизировал старому герцогу, а потому, что тот, в обмен на свободу, просто продал своё герцогство Шарлю Бургундскому за 300 000 рейнских флоринов, назначив его своим преемником. В феврале 1473 году Арнольд как раз умер, и Шарль вступал в свои права владельца, подавляя сопротивление собственно герцогства Гильдерн, где все справедливо считали, что запродали их Бургундии абсолютно незаконно. До Англии ли ему было? Вот и пришлось Эдварду заключить в марте 1473 года мир с Францией на год. Правда, он «забыл» известить об этом свой парламент, как раз в феврале – апреле 1473 года рассматривающий вопрос о дополнительных ассигнованиях на планирующуюся войну.
Впрочем, воевать Эдвард действительно собирался. Более того, если верить Россу, то он даже был готов нарушить мир с Францией, обещая Шарлю Бургундскому, что готов высадиться уже в апреле 1473 года! Но выглядит довольно странным, что Эдвард, имевший в герцогинях свою сестру, был, похоже, совершенно не в курсе планов Шарля. А ведь Шарля интересовал такой крупный проект, как преобразование своего герцогства в королевство! Более того, он не видел ничего невероятного в том, чтобы стать Romanorum Rex, Римским королём – ведь этот титул был лазейкой к титулу императора Священной Римской империи. Разумеется, Шарль предпочёл не связывать свои амбиции союзом против Франции, а развязать себе руки, заключив с Францией мир до 1 мая 1475 года.
Эдварду, таким образом, в начале июня 1474 года пришлось признаться, что он не в состоянии отправиться воевать до Михайлова дня 1474 года, как он обещал, выкручивая от парламента деньги. Каково же было его изумление, когда в июле 1474 года бургундцы вдруг подписали договор. Эдвард обязался высадиться до 1 июля 1475 года. Поскольку историки наших дней прекрасно знают, чем обернулся для Эдварда этот поход во Францию, у них возникает сомнение в том, насколько всерьёз он действительно хотел и собирался воевать. Но его действия в сторону Ганзы и Шотландии всё-таки говорят о том, что на континент он собирался всерьёз.
Конечно, можно с некоторой натяжкой предположить, что он буквально за уши тащил Шарля Бургундского в союз с собой потому, что предвидел реакцию короля Франции. Армия Бургундии в те времена считалась, заслуженно или нет, лучшей армией Европы, и было вполне реалистично предположить, что Луи Французский предпочтёт не воевать, а раскошелиться. Но вся военная карьера и всё правление Эдварда говорят о том, что стратегом он не был.
Я затрудняюсь сказать, была ли в калейдоскопной обстановке того исторического периода в принципе возможность строить долгоиграющие стратегические многоходовки, но особенностью Эдварда во всём, что он делал, был сиюминутный оппортунизм. Он видел шанс и хватался за него, решая возникающие в результате проблемы и разрабатывая открывающиеся возможности по мере поступления.
Трудно сказать, что именно побудило его начать именно эту военную авантюру. Вполне возможно, что причина была не в международной обстановке и, тем более, не в личных амбициях. Во всяком случае, в окружении Эдварда специалистов в стратегических играх было не густо, разве что Энтони Вудвилл.
Отношения с Ганзой у Эдварда были весьма нестабильные. Создаётся такое впечатление, что он не особенно всерьёз принимал всю Ганзейскую лигу, используя её только в своих интересах. В 1471 годы он пообещал Ганзе вернуть торговые привилегии – и ганзейцы помогли ему в высадке и отвоевании короны. Впрочем, можно предположить, что ганзейцы поддержали бы кого угодно, кто избавил бы их от графа Варвика, рассматривающего ганзейские караваны своими собственными охотничьими угодиями. Как только Эдвард воссоединился со своей короной, он немедленно нарушил данное Ганзе слово и даровал все торговые привилегии Кёльну, в результате чего Ганза объединилась против Кёльна и Англии.
Теперь же, перед лицом долгого похода во Францию, Эдварду просто пришлось начать переговоры с ганзейцами, которых он нагло ограбил в 1468 году, экспроприировав все их товары на территории своего королевства, и чьи интересы он предал в 1471 году. Ганза, конечно, требовала полной компенсации, которую Англия, разумеется, платить отказывалась. Но скупой платит дважды, и в 1473 году Эдварду пришлось полностью расплатиться за свою небрежность в отношении Ганзейской лиги. Ему пришлось и возобновить привилегии Лиги на своей территории, и заплатить компенсацию в 10 000 фунтов. В свою пользу Эдвард добился немногого: он не сдал интересы Кёльна до примирения Кёльна с Лигой. В результате английские купцы оказались в довольно невыгодном положении, и это было чревато последствиями, так что договор Эдварда с Ганзой можно назвать чрезвычайно невыгодным. Следовательно, у него должна была быть серьёзная причина сделать то, что явно понизит его популярность дома.
С Шотландией дело было решено обычным образом: четырёхлетнюю дочь Эдварда, Сесили, обручили с новорожденным сыном Джеймса III. Конечно, оставалась ещё «международная общественность», но ей было не Англии и не до Франции. Фердининд Неаполитанский не имел бы ничего против ослабления Франции, а испанских Изабеллу с Фердинандом устроило обещание как-то компенсировать ущерб, наносимый им английскими пиратами.
Любопытнее выглядят маневры в самой Франции. Граф Сент-Поль, например, был совершенно не в курсе того, что англичане и бургундцы уже оговорили его судьбу, и продолжал заигрывать и с теми, и с другими, желая заполучить Шампань. А может и был в курсе, но что ему оставалось? Герцог Немурский, глава дома Арманьяков на тот момент, со своей стороны вёл тайные переговоры с Шарлем Бургундским. Бретонь, конечно, снова пришлось включить в анти-французский альянс, но насколько Шарль и Эдвард верили в способности Франциска к активным действиям – неизвестно. Герцог Бретони снова получил лучников, но он действительно и пальцем не пошевелил, когда началась война.

читать дальшеОт Шарля ожидалось, что он выставит для войны около десяти тысяч человек на год – как плату за те территории Франции, которые он хотел для себя. Впрочем, хотя Эдвард продолжал настаивать на том, что общее руководство останется за Англией, он подчеркнул, что бургундские и английские войска не будут действовать под общим командованием, а остануться каждое под руководством своего суверена.
Увы и ах, Гастингс встретил в Генте такой слабый интерес к делам союзным, что заинтересовался, чем именно занят Шарль Бургундский. Оказалось, что герцог Шарль на тот момент занимался прибиранием к рукам герцогства Гильдерн, продолжая то, что начал ещё его папенька, Филипп, неизвестно почему именуемый Добрым. В Гильдерне династические заморочки привели к тому, что в 1423 году там стала править новая династия Эгмонтов, получившая на это благословние императора Сигизмунда. Арнольд Эгмонт был в родстве с Бургундским домом, будучи женат на племяннице Филиппа, Катерине Клевской. Формально, отношения между Арнольдом и Филиппом расстроились на вопросе о том, кто станет архиепископом в Утрехте (Филипп стоял, разумеется, за бургундского кандидата). Но вероятнее, что хитрый Филипп просто увидел отличную возможность для себя, заметив, что Арнольд сильно не ладит со своим сыном и наследником. И пригрел мятежного Адольфа, как в своё время пригрел и наследника французской короны, находившегося в контрах со своим папашей.
В результате, Арнольд потерял корону и был брошен сыночком в тюрьму, и Адольф короновался. В 1467 году Филипп Добрый умер, и его наследник, Шарль, вытащил из тюрьмы Арнольда и бросил туда уже Адольфа. Не потому, что симпатизировал старому герцогу, а потому, что тот, в обмен на свободу, просто продал своё герцогство Шарлю Бургундскому за 300 000 рейнских флоринов, назначив его своим преемником. В феврале 1473 году Арнольд как раз умер, и Шарль вступал в свои права владельца, подавляя сопротивление собственно герцогства Гильдерн, где все справедливо считали, что запродали их Бургундии абсолютно незаконно. До Англии ли ему было? Вот и пришлось Эдварду заключить в марте 1473 года мир с Францией на год. Правда, он «забыл» известить об этом свой парламент, как раз в феврале – апреле 1473 года рассматривающий вопрос о дополнительных ассигнованиях на планирующуюся войну.
Впрочем, воевать Эдвард действительно собирался. Более того, если верить Россу, то он даже был готов нарушить мир с Францией, обещая Шарлю Бургундскому, что готов высадиться уже в апреле 1473 года! Но выглядит довольно странным, что Эдвард, имевший в герцогинях свою сестру, был, похоже, совершенно не в курсе планов Шарля. А ведь Шарля интересовал такой крупный проект, как преобразование своего герцогства в королевство! Более того, он не видел ничего невероятного в том, чтобы стать Romanorum Rex, Римским королём – ведь этот титул был лазейкой к титулу императора Священной Римской империи. Разумеется, Шарль предпочёл не связывать свои амбиции союзом против Франции, а развязать себе руки, заключив с Францией мир до 1 мая 1475 года.
Эдварду, таким образом, в начале июня 1474 года пришлось признаться, что он не в состоянии отправиться воевать до Михайлова дня 1474 года, как он обещал, выкручивая от парламента деньги. Каково же было его изумление, когда в июле 1474 года бургундцы вдруг подписали договор. Эдвард обязался высадиться до 1 июля 1475 года. Поскольку историки наших дней прекрасно знают, чем обернулся для Эдварда этот поход во Францию, у них возникает сомнение в том, насколько всерьёз он действительно хотел и собирался воевать. Но его действия в сторону Ганзы и Шотландии всё-таки говорят о том, что на континент он собирался всерьёз.
Конечно, можно с некоторой натяжкой предположить, что он буквально за уши тащил Шарля Бургундского в союз с собой потому, что предвидел реакцию короля Франции. Армия Бургундии в те времена считалась, заслуженно или нет, лучшей армией Европы, и было вполне реалистично предположить, что Луи Французский предпочтёт не воевать, а раскошелиться. Но вся военная карьера и всё правление Эдварда говорят о том, что стратегом он не был.
Я затрудняюсь сказать, была ли в калейдоскопной обстановке того исторического периода в принципе возможность строить долгоиграющие стратегические многоходовки, но особенностью Эдварда во всём, что он делал, был сиюминутный оппортунизм. Он видел шанс и хватался за него, решая возникающие в результате проблемы и разрабатывая открывающиеся возможности по мере поступления.
Трудно сказать, что именно побудило его начать именно эту военную авантюру. Вполне возможно, что причина была не в международной обстановке и, тем более, не в личных амбициях. Во всяком случае, в окружении Эдварда специалистов в стратегических играх было не густо, разве что Энтони Вудвилл.
Отношения с Ганзой у Эдварда были весьма нестабильные. Создаётся такое впечатление, что он не особенно всерьёз принимал всю Ганзейскую лигу, используя её только в своих интересах. В 1471 годы он пообещал Ганзе вернуть торговые привилегии – и ганзейцы помогли ему в высадке и отвоевании короны. Впрочем, можно предположить, что ганзейцы поддержали бы кого угодно, кто избавил бы их от графа Варвика, рассматривающего ганзейские караваны своими собственными охотничьими угодиями. Как только Эдвард воссоединился со своей короной, он немедленно нарушил данное Ганзе слово и даровал все торговые привилегии Кёльну, в результате чего Ганза объединилась против Кёльна и Англии.
Теперь же, перед лицом долгого похода во Францию, Эдварду просто пришлось начать переговоры с ганзейцами, которых он нагло ограбил в 1468 году, экспроприировав все их товары на территории своего королевства, и чьи интересы он предал в 1471 году. Ганза, конечно, требовала полной компенсации, которую Англия, разумеется, платить отказывалась. Но скупой платит дважды, и в 1473 году Эдварду пришлось полностью расплатиться за свою небрежность в отношении Ганзейской лиги. Ему пришлось и возобновить привилегии Лиги на своей территории, и заплатить компенсацию в 10 000 фунтов. В свою пользу Эдвард добился немногого: он не сдал интересы Кёльна до примирения Кёльна с Лигой. В результате английские купцы оказались в довольно невыгодном положении, и это было чревато последствиями, так что договор Эдварда с Ганзой можно назвать чрезвычайно невыгодным. Следовательно, у него должна была быть серьёзная причина сделать то, что явно понизит его популярность дома.
С Шотландией дело было решено обычным образом: четырёхлетнюю дочь Эдварда, Сесили, обручили с новорожденным сыном Джеймса III. Конечно, оставалась ещё «международная общественность», но ей было не Англии и не до Франции. Фердининд Неаполитанский не имел бы ничего против ослабления Франции, а испанских Изабеллу с Фердинандом устроило обещание как-то компенсировать ущерб, наносимый им английскими пиратами.
Любопытнее выглядят маневры в самой Франции. Граф Сент-Поль, например, был совершенно не в курсе того, что англичане и бургундцы уже оговорили его судьбу, и продолжал заигрывать и с теми, и с другими, желая заполучить Шампань. А может и был в курсе, но что ему оставалось? Герцог Немурский, глава дома Арманьяков на тот момент, со своей стороны вёл тайные переговоры с Шарлем Бургундским. Бретонь, конечно, снова пришлось включить в анти-французский альянс, но насколько Шарль и Эдвард верили в способности Франциска к активным действиям – неизвестно. Герцог Бретони снова получил лучников, но он действительно и пальцем не пошевелил, когда началась война.
@темы: Edward IV