Do or die
Граф Генри, прозванный позже Боклерком, Книжником, был парнем проворным. Было ли для него, участника роковой охоты, известие о гибели короля Англии шоком или долгожданной новостью, ронять слезу на труп брата он не остался. Генри устремился в Винчестер, к казне. Но в королевской охоте участвовал ещё один человек, который был, как минимум, так же скор, как Генри – Вильгельм де Бретейл. Во всяком случае, Генри не успел выцарапать у казначея заветный ключ без яростной перепалки с де Бретейлем.
читать дальше
Сутью спора было всем известное завещание, которое Вильгельм Руфус и Роберт Куртгёз сделали в 1089 году в пользу друг друга. То есть, законным правителем Англии, по этому завещанию, становился именно герцог Роберт, который был, к тому же, старшим сыном Завоевателя и, наконец, крестоносцем, Божьим воином, возвращающимся из святой Земли! И, в конце концов, он был сюзереном Генри, которому граф принес клятву верности.
Но Винчестерский собор внезапно(?) оказался полон людей, всячески показывающих свою поддержку именно Генри. И, учитывая ту скорость, с которой развивались события, вряд ли эти люди оказались там случайно. Так что графу осталось только картинно обнажить меч и воскликнуть, что он не позволит какому-то иностранцу встать между ним и короной его отца. Де Бретейль и, кажется, сам казначей, не желавший передавать ключи от сокровищницы графу Генри, поняли, что их просто растерзают, если они не отступят. И они отступили. Так Роберт Куртгёз потерял корону Англии даже раньше, чем узнал об убийстве брата.
Случайно или нет, но в Винчестре оказалась к утру пятницы (Руфус был убит в четверг вечером) достаточно представительная часть королевского совета, чтобы провозгласить Генри королем сразу же после похорон Вильгельма Руфуса, и избранный король немедленно отдал место епископа Винчестера Вильгельму Жиффару – лорду-канцлеру Англии, к слову сказать, и большому другу изгнанного Руфусом архиепископа Ансельма.
Что наводит на печальные мысли о неслучайных совпадениях между тёмными обстоятельствами убийства Руфуса и присутствием ключевых фигур его совета в нужный час и в нужном месте. Конечно, можно предположить, что, поскольку Руфус после охоты намеревался сразу отплыть в поход на Францию, члены королевского совета, во главе с лордом-канцлером, находились в Винчестере для того, чтобы получить от короля последние распоряжения после охоты. Ведь так бывало и раньше – Руфус имел привычку концентрироваться на государственных делах в ожидании завершения погрузки и попутного ветра.
Как бы там ни было, в воскресенье Генри уже был коронован в Вестминстерсовм соборе королем Англии. В коронационной клятве Генри пообещал отменить все несправедливые законы, изданные своим предшественником, и установить новые, лучшие, чем у были при любом короле до него. Насколько я знаю на данный момент, Генри никогда детально не критиковал законов, установленных в Англии его отцом и братом. Но историки считают, что замечание о несправедливых законах в коронационной клятве говорит о том, что недовольство действующими законами существовало.
Я могу возразить, что недовольство действующими законами существовало с тех самых незапамятных времен, как эти законы установили в первый раз. Потому что закон всегда направлен против свобод отдельных личностей в пользу жизнеспособности издающей законы структуры – общины или государства. Тем не менее, окружающее эту структуру пространство постоянно изменяется, как и сама структура изнутри, так что обещание каждого нового правительства (короля, в нашем контексте) изменить несправедливые законы не обязательно говорит о том, что те законы были плохи. Просто, во-первых, такое обещание (популизм, собственно) всегда находит отклик в эмоциях электората. И, во-вторых, периодическое перетряхивание законов совершенно реально время от времени необходимо. Если структура остается ригидной достаточно долгое время, в один непрекрасный для неё день она просто рухнет и расссыпется в прах – примеров этому в истории очень много.
Трудно сказать, насколько люди действительно верили и верят подобным обещаниям. Просто они, обещания, даже в самой округло-неопределеной форме, как бы говорят каждому несогласному с существующим порядком вещей, что лично его стесненные обстоятельства замечены властью, и власть хочет облегчить ему жизнь. Очевидно, это людям важно в качестве одной из иллюзий относительно того, насколько они могут повлиять на качество своей жизни. Во всяком случае, система работает по сей день.
Впрочем, у Генри было что противопоставить бесспорному старшинству своего брата Роберта. По его словам, он был единственным сыном, рожденным после того, как его родители стали королем и королевой Англии. Более того, Генри родился в Англии. Опять же, Роберта не было даже поблизости, а оставлять королевство без управления – это обречь его на смертельную опасность, утверждал Генри. Так и хочется добавить, что «и врал как сивый мерин», но кто знает. Может, и не врал, если вспомнить хотя бы проект де Мовбрея короновать племянника Завоевателя. Не говоря о том, что Роберт Нормандский держал свое герцогство хотя бы формально от французского короля, и в отсутствие Роберта, король Франции, хотя бы теоретически, мог взять Англию под свою руку, и поди потом доказывай свои права.
И, наконец, сдается мне, что большинство англо-нормандских лордов, знавших Роберта досконально и давно, не были настроены так уж защищать его права. Если он явно не справлялся в качестве герцога, трудно предположить, что он справится с удвоенной ношей и герцога, и короля.
В ноябре 1100-го года, Генри женился на шотландской принцессе Матильде, дочери покойного Малькольма « и доброй королевы Маргарет, родственницы короля Эдварда из истинной линии королей Англии». Я всегда подозревала, что Матильда изначально и предназначалась в жены именно Генри. Именно поэтому отец и оставил его с деньгами, но без земель в Нормандии и Англии. Только вот Завоеватель-то предполагал посадить энергичную парочку на трон Шотландии, а вовсе не Англии, но получилось то, что получилось.
На Рождество Генри принимал в Вестминстере более чем желанного на тот момент гостя – принца Луи, наследника Филиппа Французского. Мероприятие совершенно неформальное, но старый лис решил выразить свое восхищение решительностью и стратегическим талантом бывшебезземельного четвертого сына, залихватски перехватившего корону у старшего брата. Это могла быть и благодарность за неслучившееся вторжение англичан во Францию.
А Роберт, тем временем, достаточно триумфально вернулся в Нормандию. Надо сказать, что встретили его даже с большим энтузиазмом, чем провожали. И потому, что вернулся он как герой, да ещё с деньгами, да ещё с женой. И потому, что после отъезда Роберта разбалованные жители его герцогства попали в неутомимые ручки функционеров Вильгельма Руфуса, и узнали, что это такое, когда тобою всерьез управляют. Воцарение же Генри не обещало в смысле управления никакого послабления, да ещё и многие бароны Нормандии были с ним персонально в контрах.
Надо сказать, что дела в Англии не оставляли Генри времени на активное вмешательство в политику на континенте, и в Нормандии верные ему войска были где-то в двух замках, не более. Что в местных условиях означало вспышку активных феодальных войн всех против всех, где каждый был готов оставить ближнему осла его и, чаще всего, жену его, но на всё остальное наложить свою лапу. Если получится. Возвращение герцога должно было положить конец своеволию баронов, но... мы же говорим о Роберте Куртгёзе.
Для начала и первым делом, Роберт с супругой отправились в паломничество. В Мон-Сен-Мишель, чтобы принести благодарность за благополучное возвращение. Американские историки начала двадцатого века ставят это Роберту в упрек, но, вообще-то, чего-то подобного от христианина на рубеже одиннадцатого и двенадцатого веков ожидали. Может, в тех обстоятельствах Роберт мог бы и куда поближе сходить, но что мы понимаем о религиозных пристрастиях и модах того времени. Затем Роберт отправился в Кан, чтобы пообщеться с сестрой Сесилией – той самой, которую их родители с самого её рождения посвятили церкви. Тоже понятно, ведь только что был убит их брат.
Проблема была только в том, что именно в тех обстоятельствах Роберту, возможно, надо было хотя бы отчасти оторвать свое внимание от пилгримажей и раздачи гостинцев из Святой Земли, и уделить хотя бы немного времени тому, что творилось в том же злополучном Мэне.
читать дальше
Сутью спора было всем известное завещание, которое Вильгельм Руфус и Роберт Куртгёз сделали в 1089 году в пользу друг друга. То есть, законным правителем Англии, по этому завещанию, становился именно герцог Роберт, который был, к тому же, старшим сыном Завоевателя и, наконец, крестоносцем, Божьим воином, возвращающимся из святой Земли! И, в конце концов, он был сюзереном Генри, которому граф принес клятву верности.
Но Винчестерский собор внезапно(?) оказался полон людей, всячески показывающих свою поддержку именно Генри. И, учитывая ту скорость, с которой развивались события, вряд ли эти люди оказались там случайно. Так что графу осталось только картинно обнажить меч и воскликнуть, что он не позволит какому-то иностранцу встать между ним и короной его отца. Де Бретейль и, кажется, сам казначей, не желавший передавать ключи от сокровищницы графу Генри, поняли, что их просто растерзают, если они не отступят. И они отступили. Так Роберт Куртгёз потерял корону Англии даже раньше, чем узнал об убийстве брата.
Случайно или нет, но в Винчестре оказалась к утру пятницы (Руфус был убит в четверг вечером) достаточно представительная часть королевского совета, чтобы провозгласить Генри королем сразу же после похорон Вильгельма Руфуса, и избранный король немедленно отдал место епископа Винчестера Вильгельму Жиффару – лорду-канцлеру Англии, к слову сказать, и большому другу изгнанного Руфусом архиепископа Ансельма.
Что наводит на печальные мысли о неслучайных совпадениях между тёмными обстоятельствами убийства Руфуса и присутствием ключевых фигур его совета в нужный час и в нужном месте. Конечно, можно предположить, что, поскольку Руфус после охоты намеревался сразу отплыть в поход на Францию, члены королевского совета, во главе с лордом-канцлером, находились в Винчестере для того, чтобы получить от короля последние распоряжения после охоты. Ведь так бывало и раньше – Руфус имел привычку концентрироваться на государственных делах в ожидании завершения погрузки и попутного ветра.
Как бы там ни было, в воскресенье Генри уже был коронован в Вестминстерсовм соборе королем Англии. В коронационной клятве Генри пообещал отменить все несправедливые законы, изданные своим предшественником, и установить новые, лучшие, чем у были при любом короле до него. Насколько я знаю на данный момент, Генри никогда детально не критиковал законов, установленных в Англии его отцом и братом. Но историки считают, что замечание о несправедливых законах в коронационной клятве говорит о том, что недовольство действующими законами существовало.
Я могу возразить, что недовольство действующими законами существовало с тех самых незапамятных времен, как эти законы установили в первый раз. Потому что закон всегда направлен против свобод отдельных личностей в пользу жизнеспособности издающей законы структуры – общины или государства. Тем не менее, окружающее эту структуру пространство постоянно изменяется, как и сама структура изнутри, так что обещание каждого нового правительства (короля, в нашем контексте) изменить несправедливые законы не обязательно говорит о том, что те законы были плохи. Просто, во-первых, такое обещание (популизм, собственно) всегда находит отклик в эмоциях электората. И, во-вторых, периодическое перетряхивание законов совершенно реально время от времени необходимо. Если структура остается ригидной достаточно долгое время, в один непрекрасный для неё день она просто рухнет и расссыпется в прах – примеров этому в истории очень много.
Трудно сказать, насколько люди действительно верили и верят подобным обещаниям. Просто они, обещания, даже в самой округло-неопределеной форме, как бы говорят каждому несогласному с существующим порядком вещей, что лично его стесненные обстоятельства замечены властью, и власть хочет облегчить ему жизнь. Очевидно, это людям важно в качестве одной из иллюзий относительно того, насколько они могут повлиять на качество своей жизни. Во всяком случае, система работает по сей день.
Впрочем, у Генри было что противопоставить бесспорному старшинству своего брата Роберта. По его словам, он был единственным сыном, рожденным после того, как его родители стали королем и королевой Англии. Более того, Генри родился в Англии. Опять же, Роберта не было даже поблизости, а оставлять королевство без управления – это обречь его на смертельную опасность, утверждал Генри. Так и хочется добавить, что «и врал как сивый мерин», но кто знает. Может, и не врал, если вспомнить хотя бы проект де Мовбрея короновать племянника Завоевателя. Не говоря о том, что Роберт Нормандский держал свое герцогство хотя бы формально от французского короля, и в отсутствие Роберта, король Франции, хотя бы теоретически, мог взять Англию под свою руку, и поди потом доказывай свои права.
И, наконец, сдается мне, что большинство англо-нормандских лордов, знавших Роберта досконально и давно, не были настроены так уж защищать его права. Если он явно не справлялся в качестве герцога, трудно предположить, что он справится с удвоенной ношей и герцога, и короля.
В ноябре 1100-го года, Генри женился на шотландской принцессе Матильде, дочери покойного Малькольма « и доброй королевы Маргарет, родственницы короля Эдварда из истинной линии королей Англии». Я всегда подозревала, что Матильда изначально и предназначалась в жены именно Генри. Именно поэтому отец и оставил его с деньгами, но без земель в Нормандии и Англии. Только вот Завоеватель-то предполагал посадить энергичную парочку на трон Шотландии, а вовсе не Англии, но получилось то, что получилось.
На Рождество Генри принимал в Вестминстере более чем желанного на тот момент гостя – принца Луи, наследника Филиппа Французского. Мероприятие совершенно неформальное, но старый лис решил выразить свое восхищение решительностью и стратегическим талантом бывшебезземельного четвертого сына, залихватски перехватившего корону у старшего брата. Это могла быть и благодарность за неслучившееся вторжение англичан во Францию.
А Роберт, тем временем, достаточно триумфально вернулся в Нормандию. Надо сказать, что встретили его даже с большим энтузиазмом, чем провожали. И потому, что вернулся он как герой, да ещё с деньгами, да ещё с женой. И потому, что после отъезда Роберта разбалованные жители его герцогства попали в неутомимые ручки функционеров Вильгельма Руфуса, и узнали, что это такое, когда тобою всерьез управляют. Воцарение же Генри не обещало в смысле управления никакого послабления, да ещё и многие бароны Нормандии были с ним персонально в контрах.
Надо сказать, что дела в Англии не оставляли Генри времени на активное вмешательство в политику на континенте, и в Нормандии верные ему войска были где-то в двух замках, не более. Что в местных условиях означало вспышку активных феодальных войн всех против всех, где каждый был готов оставить ближнему осла его и, чаще всего, жену его, но на всё остальное наложить свою лапу. Если получится. Возвращение герцога должно было положить конец своеволию баронов, но... мы же говорим о Роберте Куртгёзе.
Для начала и первым делом, Роберт с супругой отправились в паломничество. В Мон-Сен-Мишель, чтобы принести благодарность за благополучное возвращение. Американские историки начала двадцатого века ставят это Роберту в упрек, но, вообще-то, чего-то подобного от христианина на рубеже одиннадцатого и двенадцатого веков ожидали. Может, в тех обстоятельствах Роберт мог бы и куда поближе сходить, но что мы понимаем о религиозных пристрастиях и модах того времени. Затем Роберт отправился в Кан, чтобы пообщеться с сестрой Сесилией – той самой, которую их родители с самого её рождения посвятили церкви. Тоже понятно, ведь только что был убит их брат.
Проблема была только в том, что именно в тех обстоятельствах Роберту, возможно, надо было хотя бы отчасти оторвать свое внимание от пилгримажей и раздачи гостинцев из Святой Земли, и уделить хотя бы немного времени тому, что творилось в том же злополучном Мэне.
@темы: Robert Curthose
Это, понимаете, зависит. Хотела бы я увидеть человека, красиво заходящего в воду по неровной гальке. Что мы ели - честно не помню. Явно что-то не тающее. Кажется, иногда закупались по дороге ягодами, если были лишние деньги. Ну и "сбегать в киоск за мороженым", это уж святое. Пили... скажем так, что не всегда воду))) Охлаждающиеся в прибрежном песочке бутылки редкостью не были. А вот раскрашенную деву, в купальнике и босоножках на высоченных каблуках, я впервые увидела в Сочи, на пляже тогдашней "Жемчужины". То есть, не на самом пляже, конечно, а на забетонированном променаде над пляжем. Нам сочетание облика и пляжа, куда ходят загорать и купаться, показалось очень забавным. 
