Оказывается, нет/не всегда/смотря что считать здоровым телом. В Финляндии на пенсии по нетрудоспособности на 2016 год находилось 64 000 человек с диагнозом "депрессия". Это аж 42% от общего числа нетрудоспособных, и женщин среди них около 2/3. Самое неприятное в этой тенденции то, что люди становятся нетрудоспособными по причине депрессий в более молодом возрасте, чем по другим причинам, и возвращаются в рабочую жизни из этой группы единицы.
читать дальше Причем, получить пенсию по нетрудоспособности в Финляндии очень трудно. Решение принимают врачи-консультанты Национального Пенсионного Департамента, которые в глаза не видели тех, чьи судьбы решают, и открыто проинструктированы на критическое отношение к выводам лечащих врачей о нетрудоспособности пациента. По логике, что если у лесоруба не работает рука, он все равно может работать хотя бы сторожем. По их логике, разбитый артритом человек может переучиться на специальность, где он будет работать головой. Но в случае с психическими заболеваниями, риск, связанный с присутствием психически неадекватного человека на работе, слишком высок. Поэтому, по причине нарушения психического здоровья, нетрудоспособность обычно дают сразу.
Проблем с такими пенсионерами несколько. Во-первых, сама система начисления пенсий в этой стране настолько кривая и настолько связана со стажем и с заработками, что молодой нетрудоспособный пенсионер враз оказывается далеко за чертой бедности. Соответственно, ему полагается доплата от государства до прожиточного минимума, а все государственные доплаты и льготы грузят бюджет. Во-вторых, Финляндия никак не может добиться занятости хотя бы 72% населения в рабочем возрасте. Соответственно, ситуация, когда в день около 8 человек по стране уходят с работы по причине нетрудоспособности из-за депрессии, рассматривается катастрофической. Была даже притянута практика отправлять таких пациентов на частичную нетрудоспособность, чтобы они трудились хотя бы часть времени, но, несмотря на громкую кампанию о том, как благотворно влияет на больную психику вовлеченность в трудовую жизнь, эффект получается скорее негативный. Потому что, между нами, у многих изначально причиной депрессии стали перегруженность и постоянный стресс на рабочем месте.
Второй профилактикой и панацеей от сбоев психики была объявлена физическая активность. Но что-то пошло не так. В Финляндии, все работающие люди являются клиентами системы рабочего здравоохранения (параллельно с муниципальной), то есть все базовые исследования работающего сектора населения проводятся там. И психологи этой системы отметили, что психика начинает трещать по швам не у тех увальней, для которых дневная физическая нагрузка состоит из переходов от стула к стулу, а именно у тех, кто физически активен 24-30 дней в месяц с продолжительностью каждой тренировки от 90 минут и больше. То есть, "человек не создан для движения с привкусом крови во рту", как выразилась одна психолог.
Поскольку на данный момент в мире около 450 миллионов человек страдают от депрессии, и каждый год на почве депрессии около 800 000 человек совершают самоубийства (и больше половины самоубийц моложе 44 лет), WHO рассматривают депрессию более опасным и массовым заболеванием, чем AIDS и рак. Там даже считают, что мы имеем дело с ситуацией, которую в 2030-м году можно будет классифицировать эпидемией.
В общем, американцы исследовали с начала 2000-х миллион человек, пытаясь выяснить, насколько физическая активность способна выправить положение. Речь в статье, которую я читала, по-видимому, идет об этой работе: "Physical activity and mental health in the United States and Canada: Evidence from four population surveys", Thomas Stephens, Ph.D
По результатам исследования, на будни среднестатистического человека приходятся около 2-3 дней значительного стресса или депрессивного состояния в месяц. Лучше их переживают физически активные люди (в понятие физической активности исследователи включили и обычную домашнюю работу). Из этой группы, с депрессивным или перегруженным состоянием лучше справлялись те, кто занимается социальными, групповыми видами спорта. Оптимальным для ментального здоровья временем ежедневной физической активности оказался отрезок в 30-60 минут. Те, кто был активен дольше, чувствовали себя более уставшими и подавленными чем те, кто вообще физически не напрягался.
Финский психолог, о котором я выше упоминала (Анна Лохман) объясняет результат так, что не сами физические перегрузки порождают депрессию, а то, что перегружать себя склонны именно люди, уже имеющие какой-то надлом в психике. Маниакальная активность вообще свойствена людям, страдающим комлексами и убежденным в своем вопиющем несовершенстве по сравнению с другими. Век соцсетей и инстаграммов эти комплексы только усиливает. Там, где человек со сбалансированной психикой или ухмыльнется явному фотошопу, или пожалеет "фитоняшек", или (скорее всего) просто пролистает ему не интересное, человек с повышенной уязвимостью почувствует давление соответствовать, даже четко понимая, что видит фотошоп, и что зацикленность на питании и спорте не нормальна для человека, чья карьера с ними не связана. И чем больше бедолага себя истязает, чем объективно ближе он становится к намеченному идеалу, тем хуже он себя чувствует. Потому что тело начинает бунтовать, и этот бунт тела обрушивает психику.
В общем, не вдаваясь в глобальные проблемы типа "всё наше общество больно", относительно физической активности, сравнимой с часом-получасом аэробики в день, можно сказать, что она физически закаляет человека, и делает его психику более устойчивой. Больше можно, но не более 24 дней в месяц. И "таскать железо" в зале для психике гораздо полезнее, чем аналогичные занятия приватно.
Господи, да я это всё раньше читал, я был книжный мальчик. Но! Салтыков-Щедрин, Чехов, Тургенев, Куприн, Тэффи, Лесков - это не литература для детей! Это литература, которая писалась взрослыми для взрослых!
Повесть о житии Александра Невского!
Да лучше бы написали - "Прослушать трилогию Василия Яна "Нашествие монголов", чтец - Александр Клюквин, он ништяк" - был бы толк, подросток наушники вставил и пошёл приобщаться к литературе.
Нет никакого способа лучше отвратить от литературы 15-ти летнего мальчика, который думает о девочках, соцсетях и велосипеде для трюков чем заставить фтыкать в Салтыкова-Щедрина, которого я, взрослый дядя стал понимать после 25-ти лет!
И это с моим тысячным багажом прочитанных книг! Ёбана, я Чехова прочитал в 9 классе несколько томов, но врубился в богатство его языка после 25! Мольер, блеать! "Мещанин во дворянстве", блеать! - да, я читал Мольера в 9-10 классе, в Белоруссии на даче, вытащив томик из дедушкиной "Всемирной библиотеки" но я был белая ворона, моя начитанность бесила одноклассников. Я сука Данте "Божественную комедию" отфигачил, я сука Мильтона "Потерянный рай" читал, Декамерон читал, я Эмиля Золя читал "Жерминаль", и возмущался тяжелейшими условиями труда шахтёров 19-го сука века!
Естественно мне было трудно с тёлками, с моим-то сраным багажом знаний и эрудицией! В 15 лет надо на рейвы ходить, а не слушать Битлз и читать на ночь Жюля Верна.
Короче, я считаю, что этот список составлял враг русской литературы, враг русской культуры. Скрытый, потаённый либераст, агент Госдепа и иностранных разведок."
Что тут скажешь, мы все по подобному списку учились. Кто-то читал из чувства ответственности, кто-то читать просто не мог, вырубало на третьей фразе. А кто-то познавал мир через чтение.
О том, как читала я Я читала взрослые книги с самого начала, как научилась читать, буквально после букваря, и первые отчетливые воспоминания - это "Город и псы" (не понравилась) и "Брошенная в бездну" (очень понравилась). То есть, "Записки следователя" к второму классу, "Слово о полку Игореве" и "Ратоборцы", вперемешку с разрозненными историями Иванова, кажется, о Византии и княжеской Руси - до пятого, когда я влюбилась уже в древних римлян. Влюбившись, прочла всё, до чего могда дотянуться, включая "Лже-Нерона". После шестого класса пошли всякие там рыцари и прочая средневековщина от историй про Изольду Белорукую до "Генриха IV" Генриха Манна, через "Тиля Уленшпигеля", найденного у соседей, в библиотеке его не было, почему-то. А классика, от Пушкина и Флобера до Грина и Брета Гарта, была проглочена параллельно, где-то с 1 по 7 класс. Да, я читала с бешеной скоростью, потому что ещё и успевала довольно много времени проводить на улице, и много рисовать, и с многочисленными подружками во всякой фигне поучаствовать. Да, меня же ещё и "на музыку" гоняли в принудительном порядке, совершенно даром потраченные нервы и время. Лескова, правда, я прочла несколько позже - иллюстрации не зацепили в детстве внимания внутреннего "поисковика". Помню, как зачитывалась Мольером и Гёте после седьмого))) Нет, проблем с пониманием не было.
Что-то мне нравилось, а что-то - нет. Флобер и Рабле не понравились совершенно, ни тогда, ни позже. Проспер Мериме... "Хроники царствовани Карла IX" читались и перечитывались, начиная с пятого класса, многократно. "Кармен" протанцевала мимо. Я понимала, о чём пытается рассказать автор, но все герои были мне неприятны. Но главное в том, что в подростковом возрасте интуитивно ухватываешь ту часть личности автора, которую он невольно впечатал в свой роман. Тот же Достоевский. Да, я даже за годы школы читала и перечитывала "Преступление и наказание", потому что роман шедеврален во всех отношениях. Но когда я его читала после седьмого класса, я физически задыхалась в описанном автором Петербурге, и чувствовала в своей голове ту странную головную боль у Раскольникова. Когда я повзрослела, эта магия уже не срабатывала. Цвейга и прочла очень внимательно, потому что экзольтированной барышней я никогда не была, а его стиль странным образом восторженно-напряженно-надломленно истеричен, что ли. Вгоняет в странное состояние, в которое я сама никогда бы не попала, потому что оно - от совсем другой личности. И тоже очень образный. Когда я перечитывала Цвейга взрослой, я уже улавливала всё это со стороны, а почувствовать себя внутри текста уже не получалось. Это не значит, что мне нравились герои этих романов, вовсе нет. У всего Достоевского я не припомню ни одного персонажа, который мне нравился бы. Но я их чувствовала, не оценивая со стороны.
Чем старше становишься, тем больше накладывается на восприятие текста увиденных и услышанных клише, собственный пережитый опыт, тем меньше удается почувствовать всеми фибрами души то, что вкладывал в слова писатель, прикоснуться к его личности, примерить на себя слепок чужой личности его героев. Поэтому я - за то, чтобы читать "взрослые книги для взрослых" в детстве.
А есть книги, которые в детстве меня не задели вообще. О чем пресловутая "Муму", я сформулировала совсем недавно, в дискуссии у Бонмотистки на жж. Просто пришлось к слову вспомнить, и я смогла определиться. "Отцы и дети"... Наверное, я никогда не пойму, о чем и для кого, потому что все герои, кроме отца Кирсанова (на тот момент), вызывали у меня довольно стойкую неприязнь.
Но вот недавно мы говорили на ту же тему у Маурисьо, и Эла высказала мысль, что "книги из школьной программы - то единственное, что в каждой стране читали ВСЕ". Я не согласилась. Потому что сама, после школы, увлеченно рассказывала эти книги тем, кто сам их читать был по какой-то причине не в состоянии. Помню, что учителя были потрясены, что книги, на самом деле, интересны большинству тех, кому по литературе тройку еле натягивали. Они же меня слушала по часу, если не больше, стоя перед воротами школы в любую погоду. Тогда ещё не знали, что довольно большая часть людей просто не в состоянии воспринимать напечатанный текст, и это очень высокий процент. А у кого-то и дома условий не было в книжку вныриться. Хорошо что сейчас есть озвучки книг, хотя лично я озвучки не переношу.
Тем не менее, за все годы учебы в школе у меня никогда не было никого, с кем я могла бы взахлеб и на одном уровне восприятия обсуждать большую часть того, что читала. Ну, я хотя бы отчасти могла передать свои эмоции, рассказывая эти книги другим.
"Гарри Поттер" на корейский лад. Ну, не совсем "Гарри Поттер", но даже волк нашелся (почему-то лающий), причем волк куда как более впечатляющий, нежели оборотень Ремус. Офигенный сериал, кстати.
читать дальшеНемного надоедлив изначальный антагонизм главгероев, но сериал в принципе молодежный, с массой песен (хороших), так что все естественно. Кстати, аналог Драко - не блондин. Наверное, Зло ещё появится, а пока герои занимаются очеловечиванием себя. У богатого мальчика ну очень интересная семейка. Папа производит довольно противное впечатление, а мама... Мама - это песня. Не вполне Петуния, но персонаж уморительный в своем роде.
Главгероиня прелестна - у актрисы до такой степени пластичное лицо, что она просто на глазах то гадкий утенок, то прелестная лебедь. Не Гермиона по социальному статусу, поэтому не зануда, но так же трепетно относится к учебе, и пытается впихнуть 48 часов в 24.
Генри Английский обкладывал брата со всех сторон не только на внешне-, но и на внутриполитическом фронте. Честно говоря, много усилий для того, чтобы простимулировать нормандских лордов к ещё более бесстыдной коррупции чем та, к которой они привыкли, прикладывать было и не нужно. Но королю Англии было необходимо и подготовить общественное мнение к своему вторжению в Нормандию, и создать там заранее определенный круг влиятельных вельмож, полностью обязанных ему, Генри I Английскому. Опять же, ему не пришлось с нуля создавать группу недовольных, ему было достаточно определить для себя потенциальных врагов, и поддержать врагов этих врагов.
читать дальшеНапример, было совершенно очевидно, что Роберт дю Беллем представляет для планов короля первостепенную опасность. Он был слишком богат и силен, слишком агрессивен, и действовал только согласно своей собственной, непонятной нормальным людям, шкале ценностей. Для Генри I дю Беллем, стало быть, был ценен вдвойне. Во-первых, у дю Беллема была масса врагов, с которыми можно было против него подружиться. Во-вторых, из всех лордов Нормандии только у дю Беллема была серьезная причина поддерживать герцога Роберта всеми силами. Стало быть, самого Роберта Куртгёза было легко окончально дискредитировать именно личностью подобного союзника – «друг моего врага – мой враг».
В качестве примеров создания «своих» лордов можно вспомнить и упомянутого уже выше бастарда де Бретейла, за которого Генри отдал свою дочь, и аналогично взятого в зятья Ротру де Мортана, товарища герцога Роберта по крестовому походу. За де Мортана была отдана очередная внебрачная дочь короля, Матильда, за которой, несомненно, полагалось симпатичное приданое. Сделав де Мортана зятем, Генри убил двух мух одним ударом – и отлучил де Мортана от брата, которого тот изначально поддерживал, и использовал в качестве стимула его враждебность к дю Беллему (и де Мортан таки стал, в конце концов, сеньором Беллема, ну и, заодно, графом Перша Ротру III Великим – он был наследником).
Ральф III Коншский совершено не был другом Генри Английского, потому что после смерти Вильгельма Руфуса кинулся, первым делом, грабить земли английских лордов, имеющих собственность в Нормандии (под раздачу попал Роберт де Мёлан). Тем не менее, когда в 1102 году умер отец этого Ральфа, король Англии пригласил его в Англию, вступить во владения английским имуществом отца, да заодно и жениться на богатой наследнице – Аделизе, дочери 1-го графа Нортумбрии Вальтеофа и племянницы Завоевателя. Излишне говорить, что за Ральфом потянулась вереница других, изначально не уверенных в отношении к ним Генри.
К началу 1104 года, у Генри I Английского была полная поддержка церкви Нормандии и знати Нормандии. У него были в Нормандии замки Донфрон и несколько – в Котантене. Донфрон он сохранил за собой по алтонскому договору, сославшись на то, что у него с жителями города есть совсем особые связи, ведь они сами позвали его, когда он был, можно сказать, гол и бос и в контрах с братьями. А замки Котантена его величество просто не соизволил сдать, хотя и должен был, по тому же договору.
Но совсем рядом, в Корнуолле, у Генри была своя заноза – граф Корнуолла и Мортена Вильгельм, сын единоутробного брата самого Завоевателя. То есть, королю он приходился кузеном. Генри он, тем не менее, никогда не поддерживал, переняв от от отца убеждение, что всем наследством Завоевателя должен управлять старший сын. Но кузен есть кузен, просто так его, за компанию с дю Беллемом, из Англии было не выставить, так что Генри стиснул зубы и стал ждать. Как только он был готов к войне в Нормандии, он послал Вильгельма де Мортена к герцогу Роберту по какому-то вопросу в своих интересах. Ожидаемо, де Мортен стал действовать скорее в интересах герцога, чем короля, и Генри немедленно объявил его лишенным всяких титулов и имущества в Англии. В его отсутствии. Элегантно, не так ли?
Одновременно, шла менее заметная работа по подкупу нормандских баронов и укреплению гарнизонов королевских крепостей наемниками, но это было обычной практикой, почти рутиной.
Ордерик, впрочем, утверждает, что Генри побывал в Нормандии и сам, проведя что-то вроде репитиции вторжения, но без военных действий. Он просто прибыл с флотом, был восторженно встречен Робертом де Мёланом, Ричардом Честерским, Стефаном Омальским, Генри д’Э, Ротру де Мортаном, Робертом Фиц-Хамоном, Робертом де Монфортом, Ральфом де Мортимером, и многими, многими другими. Английская партия в Нормандии была настолько сильна, что Генри вызвал старшего брата на конференцию, где отчитал его как мальчишку. Герцогу снова припомнили мир с дю Беллемом, абсолютную неспособность подавить деятельность банд, терроризирующих дороги и деревни, разбазаривание доходов герцогства в пользу всяких недостойных типов, и объявили, что герцог Роберт недостоен ни своего титула, ни роли заботливого пастуха своего беззащитного стада, которое он бросил на растерзание безжалостным волкам.
И Роберт даже не возмутился. Он униженно признавал вину, валил всё на плохое окружение, просил прощения, и, в качестве вишенки на торт братику, предложил отказаться от оммажа д’Эврё в пользу Генри, на что тот милостиво согласился. То есть, всё графство д’Эврё, со всеми своими вассалами, перешло под руку английского короля. А Генри вернулся в Англию полностью убежденным, что генцогство брата готово упасть в его руки.
Правда, стоит заметить, что про этот вояж 1104 года и связанные с ним события писал только Ордерик и никто другой. Хотя передача крупного графства под власть другого государя должно была бы остаться в летописях или рассказах Нормандии. Тем не менее, конец 1104 и начало 1105 годов отмечено беспрецедентной даже для привыкшей ко всему Нормандии вспышкой насилия. Допустим, рейды Роберта дю Беллема и Вильгельма де Мортена против записных сторонников Генри Английского в дополнительном поводе не нуждались, но именно в тот период они приняли такие масштабы, что из Нормандии во Францию побежали крестьяне. И вдруг нехорошо активизировался Роберт Фиц-Хамон.
Тот самый преданный Вильгельму Руфусу Фиц-Хамон, обливавший слезами бездыханное тело убитого на охоте короля. Он стал грабить и жечь окрестности Бессена с таким старанием, что понадобились соединенные силы Готье д’Онэ и Реджинальда де Варенна из Байё и Кана одновременно, чтобы окружить Фиц-Хамона в Секвиль-ан-Бессене. Фиц-Хамон укрылся в местной церкви, но такие уж были тогда нравы, что д’Онэ и де Варенн церковь просто-напросто подожгли. Роберт Фиц-Хамон был взят в плен, и его освобождение стало формальным предлогом, под которым Генри I Английский начал в 1105 году вторжение в Нормандию.
Трогательно, но наводит, опять же, на нехорошие мысли относительно обстоятельств смерти Вильгельма Руфуса. В конце концов, «виноват дворецкий» - это классика жанра, и с чего-то она пошла. То, что Фиц-Хамон, отнюдь не мальчик и не невежа в военном деле, дал полностью отрезать себя от окружения и арестовать, выглядит довольно подозрительно. Как и то, что он внезапно так воспылал к королю Генри, которого подозревали в организации убийства Руфуса уже тогда.
Теперь возникает вопрос, насколько можно доверять описаниям ситуации в Нормандии под герцогом Робертом, и действительно ли он был таким придурком, каким возникает на страницах летописи Ордерика. Дэвид, похоже, считает, что безоглядно доверять Ордерику нельзя уже потому, что он писал прицельно для короля, и ни о какой беспристрастности в подобном опусе речи быть не может. Скорее всего, описываемые Ордериком беспорядки и бедствия имели место быть в менее драматических масштах, и не глобально, а очень локально – в Се, Бессене и Котантене.
Да и Нормандия вовсе не была готова свалиться в руки заканальному «спасителю». Не говоря о том, что дю Беллем с де Мортеном обладали огромными военными ресурсами, у герцога вполне хватало преданных ему нормандских баронов, находящихся на ключевых постах. Роберт де Стютевилль в Пей-де-Ко (а это – Гавр, Дьепп, Фекан, Ивто, Этрета́, Ги де Нонан (Руан), Готье д’Онэ (Байё), Реджинальд де Варенн (брат английского де Варенна, Бельанкомбр) и Ангерран де Лэси (Кан), а также Вильгельм Конверсанский. И все же, Роберт Нормандский уповал, в основном, на свои крепости, которые именно в тот момент активно укреплял, а что касается военных сил, то для того и были наемники.
Если верить Дэвиду, Нормандию у Роберта отняло не предательство аристократии, а предательство буржуа, с налогов на которых предполагалось и укреплять крепости, и нанимать наемников. Возможно. Во всяком случае, нормандец Вас, похоже, придерживался именно этого мнения. Государство, из которого в критический момент начинают разбегаться те, кто его кормит, и те, на доходы от чьих налогов оно сущестует, долго функционировать не может. Я также согласна с Дэвидом, что описание визита Генри Английского в 1104 году в Нормандию просто выдумано Ордериком. Было вполне в характере Роберта удалиться домой из неприятной для него ситуации, как это получилось, когда он понял, что его брат Вильгельм совершенно не собирается выполнять выжатых у него Малькольмом Шотландским условий договора, за который Роберт считал себя ответственным. Но Роберт никогда не был склонен к самоуничижению на своей территории. А Генри не мог быть так глуп, чтобы отчитывать суверенного властелина за манеру управлять его собственностью. Пассаж же о пастыре и волках с головой выдает церковника.
Но всё это детали, а в сухом остатке мы имеем факт, что к концу 1104 года король Англии Генри I полностью подготовился к завоеванию Нормандии, выиграв на свою сторону духовенство, нейтрализовав возможных внешних союзников герцога, скупив в герцогстве брата всех, готовых продаться, и обезопасив себя от удара в спину со стороны неблагонадежных лордов.
читать дальшеНет, ну там всякие чистки-маски-массажи и в моем анамнезе есть, помню даже какую-то фигню с электричеством, но очень смутно. Как бы не подростковую кожу еще бегали лечить в косметические, уж очень бледное воспоминание покалыванния и запаха озона, смешанного, почему-то, с запахом ромашки.
Но я не подозревала, сколько всего всякого существует для каждого сантиметра ноги Вот теперь я понимаю, о чем говорят, когда говорят, что салон отнимает практически всё свободное время.
Себе-то я искала и нашла по-скромному и чисто утилитарные предметы - гелевые подкладки под пятки (там 6 пар дешевле, чем 1 в Клингеле, а в Клингеле вдвое дешевле, чем в финской аптеке). Потом поддержки для коленок, дневные и ночные (ночью опять "уплыл" правый коленный сустав, было чертовски больно возвращать его на место), у меня "плавающие" суставы, что всегда обеспечивало гибкость выше средней, но с годами то ли связки слегка разболтались, то ли ещё что. Део для ног, убирающие запах мешочки для туфель. И золотую маску на 7 цветов
Во-первых, свет действительно влияет на клетки кожи. Во-вторых... эффект плацебо никто не отменял
Какой стиль!!!! Комментарии тоже огонь, конечно, каждый в своем роде. Я вот даже поблагодарила. Обожаю этот блог, редко где можно так от души посмеяться.
читать дальшеСериал о преступлении и наказании. Как бы. Скорее, о мести. Или о борьбе за невинную душу. Или о месте женщины в обществе. Хочется сказать, что очень-очень корейский сериал, но мне в самом деле трудно поверить, что на свете есть такой порядок вещей, как нам показывают. Может, это такие же преувеличения, как в каких-нибудь "Мстителях"? Показывается отдельно взятый город, в котором коррупция абсолютна. Более того, она практически унаследована нынешней "королевой" города - судьей, перед которой в буквальном смысле стоят на коленях матерые гангстеры, потому что она - самый матерый гангстер среди них.
Невинная душа - главгероиня - была лишена лицензии адвоката на полгода из-за того, что "благославила" кулаком судью-мужчину, отправившего жертву домашнего абьюза в тюрьму на 20 лет. Она возвращается домой, в родной город, и сразу попадает на процесс, где судья-женщина выносит по абсолютно сходному делу оправдательный приговор. Более того, эта судья всегда принимала участие в судьбе юной адвокатессы, которая даже привыкла называть её "мама", не зная, что её родная мама пострадала именно по приказу судьи. Она вообще знает только то, что мать ушла покупать ей губную гармонику и пропала.
Главный герой видел, как и кто убил его маму, и слышал, кто отдал приказ. Его бы тоже убили, если бы ему не помогла мама главгероини. Разумеется, он начинает свою месть, учитывая ту власть, какую судья имеет над душой юной адвокатессы, которой он хочет открыть глаза на её покровительницу. Этого и справедливость требует, и, к тому же, потеря такой суррогатной "дочки" наверняка причинит его врагу, судье, довольно сильные страдания. Или он так думает, по крайней мере.
Всё это довольно дотошно обрисовывается в первых же сериях, а остальные 13 или даже 14 - это про перетягивание каната, то бишь главной героини. Действует главный герой... ну, дико, мягко говоря. Нам это объясняют тем, что он же сам вырос у дяди в банде гангстером, и у него свои представления о том, как делаются дела. И уважения к закону у него по определению нет, потому что его, закон, представляют люди, на которых клейма ставить негде. Но он - действительно адвокат, причем - безумно успешный.
Мне интересны те взаимоотношения, которые нам показывают в корейских сериалах. Вот женщин там обычно пинают вечно в прямом и переносном смысле, а те, в свою очередь, имеют достаточно толстую кожу, чтобы пинки не доставали до сердца. А тут - леди-босс и элитная гангстерша. Которая сама пинает окружающих её мужчин. Надо сказать, что выглядит это не менее отвратительно. Хотя и поучительно.
Даже не знаю, рекомендовать или нет, потому что для сюжетной линии 16 серий - это пережим. Хватило бы с лихвой половины. От выборных роликов главзлодея-мужчины (гангстер, лезущий в мэры) просто тошнит, но тошнит ведь и от реальных в нашей действительности, перед каждыми выборами. Смотришь, и становится стыдно, что кто-то за такое голосует, а ведь голосуют. Этот главзлодей, к тому же, переигрывает.
Вообще, чем-то напоминает городок, где орудовал Бэтмэн, только без Бэтмэна, хотя чем-то главгерой на него смахивает. Машина, верный слуга... Но не летает, кроме как во время драки.
Я привыкла, что в моей жизни всё происходит как-то по таким кривым, словно колею мою жизненную прокладывал вдрабадан пьяный, но добродушный Создатель. Но иногда хочется крыть эти зигзаги трехэтажным с перебором. Хотя, возможно, эту колею прокладывал кот, а кошки, как известно, по прямой не ходят.
читать дальшеНапример, некоторое время назад, в начале лета, при крутом повороте, с заднего правого моего норовистого ландровера стал раздаваться какой-то шаркающе-шлепающий звук. Если кому-то знаком звук, который издает ограничивающая полоса скоростной трассы, если её случайно задеть колесом, то очень похоже. Сначала раздавался редко, и я отвезла машину откалибровать профили. Сделали бесплатно, потому что не сделали этого в предыдущем обслуживании, хотя должны были. Про звук сказала, но они пожали плечами.
Проблема продолжалась и слегка усиливалась, и её услышал даже мой супруг, который плохо слышит низкие звуки. "Похоже на подшипник", - глубокомыслено молвил он. "А чё будет, если забить до осени?" - поинтересовалась я. "Ну... колесо вряд ли отвалится, но, в принципе, может". И осенила его идея проконсультироваться у местного умельца, у которого авторемонтная мастерская в 4 км от нас.
"Подшипники!", - уверенно подтвердил умелец. "Заказывать надо". Прошла неделя. Звонит, что подшипники пришли, он их поменяет сразу в обоих задних, потому что мало ли что. Отвезли машину. Звонит на следующее утро, и подтверждает, что таки старые подшипники там вхлам разъюзаны, но он их не может вытащить, увы. Для такой большой машины нужно какое-то специальное приспособление, которого у него нет. Ладно, звоню в большую мастерскую в центре нашей деревни, и они говорят, что постараются всунуть куда-то по времени и поменять.
И вот час назад звонит мне мастер оттуда, и осторожно интересуется, какой дурак мне сказал про подшипники в колесах, и через какие очки он увидел их покоцанными, если те подшипники совершенно целы. А звук - да, он идет от подшипника, но подшипника карданного вала. Один из двух там сломан и шумит. Надо искать, где его можно добыть.
Иду к мужу и интересуюсь, куда я могу засунуть его мастеру две коробки подшипников и оплаченный счет на 170 евро. Выясняется, что никуда, и что вообще об этом ни звука, даже если когда-нибудь случайно где-то столкнемся. Чертов Козерог, все они такие - перед чужими хотят быть хорошими, а со своими уж как получится.
Искомый подшипник нашелся в центре спортивных машин где-то в Вантаа, и поедет мой милый завтра по холодку его оттуда забирать, чтобы не терять времени. Мне эта машина нужна завтра! А мастерской я сказала, что если к ним заблудится кто-то, кому понадобятся те подшипники, которые заказал умелец, то пусть звонят - продам со скидкой.
"А в чем благодушность твоего прокладчика?" - спросите вы. Да в том, что кардан не сломался на скорости в 120 км
Методичностью действий Генри I против брата можно ужасаться или восхищаться, зависит от того, с какой стороны на них смотреть. Но интересно поведение и прочих участников событий – короля Франции и графа Фландрии, которые не были Роберту Нормандскому чужими людьми. Начнем с короля Франции. Ранее, в конфликтах с Вильгельмом Руфусом, Роберт активно пользовался помощью своего оверлорда, а король Франции делал хоть какие-то движения в сторону этой помощи. Но не в данном случае. Собственно, именно поведение французов в сторону короля Генри и стало причиной подозрений, что Вильгельм Руфус был убит французским шпионом.
Philip I (1052-1108), King of France (1060-1108), with his second wife Bertrade de Monfort (c. 1070-1117), queen consort of France by her marriage with him. Engraving by Ecosse, 1851.
читать дальше Тем не менее, похоже на то, что новый король Англии не уповал просто на расположенность к нему французского королевского дома. Французы были достаточно дальновидны, чтобы всей душой поддерживать раздельное управление Нормандией и Англией потомками Завоевателя. Было только вопросом времени, когда Нормандия потеряет независимость и станет частью Франции. Так что визит принца Луи в Лондон на рождественские праздники 1100-го года означал просто французскую поддержку раздельному управлению герцогства и королевства. Французы в тот момент понятия не имели, что Генри настолько нагл, что собирается отобрать у старшего брата Нормандию.
Но Генри-то собирался. Как минимум для того, чтобы раз и навсегда покончить с двойным подчинением своих лордов и ему, и его брату. Значит, ему предстояло нейтрализовать будущую реакцию Франции. Поэтому, заключив с Робертом Нормандским договор, Генри обратил свое внимание на Фландрию. В конце концов, Роберт Фландрский был практически постоянным соратником Роберта Нормандского в Святой Земле, и было бы естественно ожидать, что когда начнется планируемое Генри завоевание Нормандии, он поддержит старого товарища по оружию. Но отношения между Фландрией и Нормандией, Англией и Францией были слишком сложны для того, чтобы поведением правителя Фландрии управляла чисто человеческая симпатия (если она имела место).
Суть всех этих взаимосвязей восходит к деятелю по имени Бодуэн V Фландрский, который нашел себя в положении вассала и короля Франции, и императора Священной Римской империи, и решил что-то с этим сделать. В 1028 году он женился на Аделе, дочери короля Франции Роберта II, и вместе с тестем поднял бунт против своего папаши, в результате которого Бодуэну IV пришлось бежать в Нормандию. Но Роберт Дьявол быстро надавал юному бунтарю плюх, и Бодуэн IV вернулся на свое законное место, откуда продолжил бодаться с немцами и всеми прочими, мешавшими ему расширять границы Фландрии. Бодуэн V престол и конфликты папеньки в свое время унаследовал, и всё это тянулось до самой смерти императора Генриха III в 1055 году. В принципе, этот Бодуэн V был совсем даже неплохим воином и не последней фигурой в европейской политике, о чем говорит его роль в качестве совместного с Анной Ярославной регента на время несовершеннолетия Филиппа I Французского.
Кроме того, Бодуэн V был одновременно и отцом жены Завоевателя, и сводным братом жены Тостига Годвинссона, так что Завоеватель счел разумным заключить с этим графом договор, который назывался money fief. Если совсем просто, то по такому договору одна сторона регулярно платит другой «пенсию» (300 марок, в данном случае), в обмен на обещание получающей плату стороны предоставить платящему определенную военную силу по первому требованию. Эдакий долгосрочный наемнический договор.
Когда Бодуэн V умер, графская корона Фландрии перешла к его старшему сыну Бодуэну VI, и далее должна была передаваться по линии старшего сына. Но у Бодуэна V был младший сын, Роберт, которого он женил на вдове графа Голландии, у которой от первого брака было трое детей, включая дочь Берту. И этот Роберт перехватил у племянника, сына безвременно почившего Бодуэна VI, власть и графство, благо за того собиралась управлять его мамочка, Ришильда де Эно, которая вовсе не пользовалась в народе популярностью. Вернее, скажем прямо, не пользовалась популярностью у знати, и все из-за своего жесткого, воинственного характера.
Ришильда пожаловалась Филиппу I Французскому, который был как бы формальным оверлордом Фландрии. Тот вызвал Роберта к себе на ковер, но Роберт, разумеется, не явился. И начались военные действия, в которых Нормандия и Франция поддерживали сына Бодуэна VI, Арнульфа. И в этот момент узурпации власти Робертом, Завоеватель прекратил выплату своих money fief. Разумеется, это Роберту I совсем не понравилось, но ещё меньше ему понравилось то, что его сестра Матильда конкретно поддержала Ришильду и Арнульфа, и даже послала им в поддержку военный контингент. Вдобавок к этому, граф Роберт сильно подозревал, что Матильда, в случае гибели Арнульфа, может заявить свои права на корону Фландрии, потому что она была старше Роберта. Командовал войсками Матильды граф Херефорда Фиц-Осберн, и, кажется, ему пообещали руку Ришильды в случае успеха.
Но победы не случилось, во многом из-за того, что Роберт I был воином серьезным и обстоятельным, а Фиц-Осберн отнесся ко всей истории легкомысленно, за что и поплатился жизнью. Если он изначально всерьез собирался защищать интересы Арнульфа – за Арнульфа вообще стоял всего один кастеллан всего одного замка Сен-Омер. Самое смешное, что именно этому кастеллану, Вульфрику Рабелю, удалось взять в плен Роберта I, который просто не ожидал сопротивления. Роберта, впрочем, пришлось обменять на взятую в плен сторонниками Роберта Ришильду, а в 1071 году состоялась решающая битва при Касселе, в которой Арнульф погиб.
Король Филипп решил, что нет человека – нет проблемы, и признал Роберта I законным правителем Фландрии, а тот отдал за него своё приемную дочь Берту. Правда, Ришильда не сдалась чтоб уж совсем, и таки выкрутила, строя авансы в сторону Германии, у Филиппа признание её второго сына, Бодуэна, графом Геннегау (Эно). Поскольку Филипп поддержал Роберта I, этот Бодуэн де Эно стал искать поддержки у Завоевателя. Но вообще, тут, скорее, племяннику помогала Матильда, а не её муж. Это она совершенно публично кляла младшего брата за жестокость, которая принесла окружающим столько несчастий.
Примирение между Англией и Фландрией настало, когда Филиппа I ударило любовью к Бертраде де Монфор. Король взбесился совершенно, отправив Берту за стены замка Монтрёй-сюр-Мер в 1090-м году, и украв любимую у мужа через два года. Надо сказать при этом, что мать Берты приходилась близкой родней (племянницей) кому-то из пап, так что Филипп воистину выбрал не самый легкий путь к счастью.
Вильгельм Руфус, отлично знавший кухню фландрской политики, сделал стойку, и быстро протянул руку Роберту I, предложив ему возобновить старый договор относительно money fief. Впрочем, Роберт умер в 1093 году, так что вряд ли он успел получить деньги, но враждебность Фландрии по отношению к Англии поулеглась. А его преемник, Роберт II, имел предрасположенность к здравым компромиссам, так что и с Англией дружил (и получал от Руфуса с 1093 года эту пресловутую «пенсию»), и с Нормандией, и с Францией помирился. Первые годы своего правления он был слишком занят с делами Первого Крестового, но когда вернулся, то встретился в марте 1101 года в Дувре с королем Генрихом. Причиной были всё те же money fief.
Про Роберта II Фландрского поговаривали, что он имеет ненасытную страсть к деньгам, но, в принципе, он не действовал в приобретении этих денег бесчестно. У него был договор с Вильгельмом Руфусом. После смерти Руфуса, он встретится с новым королем, Генри I. Насколько можно сделать вывод из дошедшего до наших дней черновика договора, Генри наметил в нем своей целью короля Филиппа, чтобы потом иметь весомый аргумент в переговорах с Францией. В частности, Роберт II обещал сделать всё возможное, чтобы отговорить короля Франции от конфликта с королем Англии, а если такой конфликт случится, то он выступит на стороне короля Франции силой в 20 рыцарей, и, одновременно, на стороне короля Генри с силой в 980 рыцарей. Любопытный пассаж, если учесть, что король Франции был оверлордом Фландрии. Не менее любопытно и то, что Роберт Фландрский обязался поставить ту же тысячу рыцарей по вызову короля Генри в Нормандию. На которую, напомню, Генри не имел ни малейших прав. Но чего не пообещаешь за 500 марок годовых. Что проливает дополнительный свет на то, что Алтонский договор не был для Роберта Куртгёза бесславным или глупым, потому что 3 000 марок серебром были в то время баснословной суммой.
Насколько известно, Генри никогда не прибегнул к прямой помощи графа Фландрии в своих делах, да и вообще отношения Фландрии и Англии в его царствование не были радужными. Тем не менее, два «но» к этому замечанию. Во-первых, всё, что ему от договора с Робертом Фландрским было нужно – это сам факт того, что договор существует. Во-вторых, континтгент Фландрии на стороне короля всё-таки воевал, просто не под знаменами своего графа, сохранились свидетельства участников этих действий. Аналогичные договоры были заключены Генри с Бретанью, Анжу и Мэном. В таких условиях, Филипп I был просто вынужден проглотить любые действия своего английского коронованного собрата, или получить пограничные войны по всем направлениям.
Мистическая академия, о которой идет речь в сюжете этой великолепной картины, существует уже на протяжении очень многих лет. Ро Лан Де считается одним из наиболее элитных учебных заведений страны, в котором получают великолепные знания исключительно дети богатых и знаменитых родителей. Бывшие выпускники школы с удовольствием отправляют сюда учиться своих подросших детей. Однажды трем из них одновременно пришли, никем не подписанные письма, в содержании которых значилось, что Академия находится под угрозой закрытия. Чтобы провести собственное расследование, герои отправляют туда собственных детей.
Переводить, вроде, начали, но там же 48 коротких серий... Жаль, что тайванский, я их вообще не воспринимаю, там мне любой сюжет комедией кажется. Но хочу отметить, что жилищные условия героев тут гораздо лучше, чем у их европейских аналогов.
читать дальше Роберт Нормандский и Генри I Английский были, конечно, братьями. Но, при этом, один был правителем герцогства, а другой королем. То есть, просто так заскочить на огонек друг к другу они не могли, даже если бы сильно этого хотели. Правители ведь, по протоколу, путешествуют с эскортом, да и вообще... Наверное, был какой-то обходной путь для огибания формальностей по разрешению въезда и выпуска охранной грамоты. Например, назваться титулом какого-нибудь сеньора одного из своих владений. Но это могло бы помочь, если правители были между собой в достаточно дружественных отношениях.
Как понимаю, между Вильгельмом Руфусом и его братом Робертом формальности были соблюдены только раза два, когда речь шла именно об армейских походах с намеком на возвожные военные действия. А так Руфус довольно спокойно мотался в Нормандию и по Нормандии, как лорд своих поместий, и никого это не беспокоило. Потому что в их договорах этот момент был отдельно решен предварительно.
Но Генри был Генри. Во-первых, его всё-таки точил червячок осознания, что трон он занял не по праву. И хотя к 1103-му году никакой нормальный лорд и в кошмарном сне не хотел бы поменять его на герцога Роберта, неуверенность осталась. Во-вторых, Генри всегда был человеком, старающимся выжать любую выгоду из любой ситуации. Политика, ничего личного. Свести такой подарок судьбы, как нахождение практически беззащитного герцога Нормандии на своей территории, к посиделкам за бутылкой он не собирался.
Высадившийся в Саутгемптоне только с личной охраной Роберт был встречен Робертом де Мёланом, который объявил ему, что только вежливость его величества не позволяет ему, Роберту де Мёлану, немедленно арестовать и посадить под замок вторгнувшегося на территорию суверенного государства герцога. Роберт растерянно оглянулся на безмолвно стоявшие за ним «силы вторжения», числом человек в тридцать, и развел руками. Практически под конвоем его доставили к брату, где Генри, в первую очередь, энергично обвинил Роберта в нарушении Алтонского договора. По договору, Роберт был обязан воевать с дю Беллемом, а он заключил с врагом его величества мир! Роберт снова развел руками и попытался объяснить, при каких обстоятельствах этот мир у него выкрутили, но Генри был непреклонен.
По логике короля, подобное нарушение договора можно было компенсировать только одним способом – отказом от злосчастных 3000 серебряных марок. Психологически интересный момент здесь в том, как именно у Роберта выкрутили отказ. Генри, по-видимому, совершенно ясно понимал, что поступает с Робертом отвратительно, и что понимания своему поведению он среди лордов не найдёт. Поэтому он ханжески прикрылся в этом деле помощью королевы.
Дэвид пишет, что дочь Генри и Матильды (будущая "императрица Матильда" была крестницей Роберта. Так что принимала Роберта как гостя именно Матильда, и принимала достойно – как родственника соответствующего ранга. И требование короля относительно отказа от 3000 марок было представлено именно ею как просьба, как добровольный подарок крестнице, но этот финт не обманул, собственно, никого. Особенно постыдным его заклеймил поэт Вас, Уильям из Малмсбери намекнул, что, на самом деле, Роберт явился к брату по-простому потому, что у него было когда-то отправленное его братом приглашение. Очевидно, оно было отправлено, когда Роберта попросили стать крестным маленькой Матильды. То есть, в начале 1102 года. И только Ордерик старательно оправдывал Генри.
Что касается Роберта, то встреча, устроенная Генри, должна была открыть ему глаза на истинный характер их отношений. Но что он мог сделать, находясь во власти брата на его территории? Только добиться хоть чего-то (решения в пользу де Варенна) и унести благополучно ноги. Если бы Роберт только смог сделать в тот момент величайшее усилие над собой, и унес бы ноги в неизвестном направлении! В конце концов, опыт странствующего рыцаря у него уже был. Но бедняга безропотно вернулся в Нормандию, где у него уже практически не осталось друзей.
По иронии судьбы, его единственным союзником оказался тот самый дю Беллем. Дю Беллему было важно легально находиться в Нормандии под формальной защитой герцога Нормандии, поэтому Роберт был ему просто-напросто необходим. А у Роберта Нормандского больше не было никого, кому он был бы нужен. И именно этот вынужденный союз двух ненавидящих друг друга людей стал для герцога шагом в бездну. Потому что против него поднялась вся церковь Нормандии. Церковь вообще считала, что Роберт, раскидывающий деньги и земли направо и налево, пожертвовал ей слишком мало. А уж когда часть церковных угодий оказалась отданной дю Беллему, который жег церкви с таким бесстрастием, словно перед ним были стога сена, высшее духовенство Нормандии стало сговариваться с королем Англии.
Последней каплей для церкви Нормандии стал конфликт герцога с аббатством Сен-Пьер-сюр-Див. Когда там умер аббат, герцог продал абатство за 145 серебряных марок некоему монаху из Сен-Дени, которого Ордерик называет Робертом. Это несколько странно, потому что монахи носили, насколько я знаю, старомодно-латинские имена, да и вообще, бывших монахов не бывает, а от монаха не потерпели бы того, что этот «Роберт» утворил: выставил смиренную братию аббатства на все четыре стороны, продал всё ценное, что в аббатских реликвариях нашлось, нанял на эти деньги себе челядь, и стал жить бароном. Думаю, что этот «Роберт» был не монахом, а мирянином на какой-то церковной должности, именно против таких и была затеяна церковная реформа, проталкиваемая Ансельмом в Англии.
Другой крупный конфликт между интересами герцога и интересами церкви приключился в Лизьё, где умер епископ. Небезызвестный нам Ранульф Фламбард сначала протащил на вакантную должность своего брата. Который, формально, не был для неё компетентен, потому что не владел письменной латынью. Но поскольку новый епископ умер через несколько месяцев (и, возможно, никто против него не возражал, по большому счету), протест против назначения сделан не был. И на освободившееся от брата место Фламбард протолкнул своего сына. И всё бы ничего, если бы молодой человек не был несовершеннолетним. Собственно, ему было всего 12 лет. Более того, Фламбард протолкнул в указе о назначении параграф, что если и этот епископ умрет, то его место займет другой сын Фламбарда, который был ещё младше. Естественно, фактическую работу епископа взялся делать сам Фламбард – в качестве управляющего.
Зная Фламбарда, гения эффективного управления, можно предположить, что он просто положил перед герцогом расчеты, насколько обогатится герцогская казна от такого своеобразного распределения должностей. Вот только церковь, как организация, пришла в полную ярость от того, что герцог назначил на должность епископа ребёнка. Это был удар по престижу, не говоря о том, что каждый знатный дом герцогства имел членов своего семейства в церковной иерархии, и место епископа для многих из них было бы венцом карьеры. А тут, понимаете, Фламбард со своим малолетним бастардом.
Тем не менее, для нанесения ответного удара церкви понадобилось время. Для наступления на Фламбарда нужен был лидер, который сумеет заставить герцога себя услышать. А повязанность епископов со светской политикой делала практически любого из них уязвимым для защиты Фламбарда. Тем более что у каждого уважающего себя церковника были свои люди в курии Святейшего Престола, лоббирующие его интересы, и лобби Фламбарда с давних времен было одним из сильнейших. Значит, давить надо было на герцога Роберта. В общем и целом, в самой Нормандии такой фигуры попросту не нашлось.
Для этой задачи был выбран епископ Шартра, Иво. По нескольким причинам. Во-первых, происхождения он был не знатного, и никакой большой дом со своими амбициями за ним не стоял. То есть, он был фигурой условно нейтральной. Во-вторых, будучи парнем неглупым, он с самого начала засел всерьез за книги, стал учиться сам, потом начал писать философские трактаты, и преподавать в школе августинского аббатства Сен-Квентин в Бовэ. Вскоре он стал котироваться как лучший учитель во всей Франции, и слава его школы разнеслась «по всему христианскому миру», как говорится. По Франции – точно, и этот факт обратил взгляд Адели Блуасской на Иво, для которого она стала покровительницей на долгие годы.
В-третьих, у Иво на тот момент было самое сильное лобби в папской курии, о чем говорят провернутые им проекты значительной степени сложности. Всё началось, очевидно, в 1094 году, когда Иво Шартрский, вместе с папским легатом Гуго де Ди, отлучил короля Франции Филиппа I от церкви – за брак с Бертрадой де Монфор. В 1101 году, он добивается отстранения вновьизбранного епископа Бовэ Этьена, а в 1104 году расторгает брак Гуго Шампанского и дочери Филиппа I по столь любимой церковью статье «близкое родство». В общем, такому зубастому типу, как этот вылезший в самые верха церковной иерархии разночинец, какой-то там герцог Нормандии был бы легкой закуской. И Роберт это понял. Поэтому, когда Иво в 1105 году обратил свой гневный взгляд на Нормандию, Фламбарду с сыновьями пришлось оттуда срочно ретироваться. Действовал Иво Шартрский, конечно, не прямо, а через нормандского епископа Эврё, но ни для кого не было секретом, откуда пошла волна на герцога Роберта.
Но понимаете, есть вопросы, решение которых приносят заинтересованным сторонам только новые и новые неприятности. Вот так и с этим местом епископа Лизьё. Церковники теперь сами избрали туда епископа, но тут вдруг выяснилось, что архиепископ Руана, Вильям Бона Анима, который должен посвятить нового епископа, сам находится под отлучением от церкви. Не спрашивайте, как такое было возможно, и как об этом было можно забыть. В общем, Иво посоветовал выборному епископу ехать в Рим, и там утрясать все формальности. А в Нормандии, как только ситуация утихла, Фламбард подкупил герцога Роберта, и продвинул на освободившуюся должность епископа Эврё одного из своих клерков, Вильгельма де Пэси.
В данном случае Иво Шартрский зашел так далеко, что напрямую пригрозил епископу Руана, что еслии только тот попробует данное назначение утвердить, все его «грязные делишки» станут известны самому папе. Он, Иво, это обещает. Ладно, Вильгельма де Пэси вызвали в Руан. И там он, с деланной наивностью, заявил, что его избрание не было ни подарком герцога, ни результатом выборов. Наивность этого деятеля не спасла, и он был отправлен прямиком в Рим, где его осудили за симонию – покупку церковной должности за деньги. И вся эта активность не спасла высшие церковные эшелоны Нормандии от кляузы Иво Шартрского папе.
Разумеется, у папы Паскаля и герцога Роберта Нормандского шла ещё и прямая переписка, причем все время после возвращения герцога-крестоносца в Нормандию. Но тут следует понимать, что целью папы вовсе не была справедливость и мир во всем мире. Папа был таком же политиком, как глава любого государства, и в этой должности преследовал ту же цель, что и глава государства – суверенность и влиятельность, а также богатство. Хладнокровный Генри I это понимал, а непростительно наивный в политических делах герцог Роберт – нет. Соответственно, даже когда папа хотя бы очень формально и нехотя поддерживал Роберта (как в 1101 году, в вопросе об английской короне), на деле Святейший Престол всегда становился на сторону короля Генри, который всегда умел сделать вовремя уступки в вопросах о выборе епископов, тогда как Роберт упрямо твердил, что вручение выбранному им самим епископу кольца и посоха из его, герцога, рук является его наследственным правом и, соответственно, обязанностью.
Увы, в мире существует закон, который действовал всегда и будет продолжать действовать, покуда существует человечество: чтобы качать права, надо иметь ресурсы. Надо быть доказанно ценным на своем конкретном месте для тех, кто обладает возможностями усилить или ослабить твою котировку. А уж сама котировка зависит от многих факторов, учитывающих и финансовые возможности, и способности поладить с другими игроками, и связи, и потенциал. По этой шкале, в глазах Святейшего Престола однозначно лидировал хладнокровный, быстрый, богатый Генри, всегда готовый обсудить любой проект не эмоционально, а с точки зрения выгоды. И чем больше Роберт Нормандский, обедневший и слабый, неумелый правитель, отстаивал свои права, тем ниже падала его котировка на политическом рынке Европы.
Роберт счел себя обязанным выполнить если и не дух, то букву Алтонского соглашения, собрал кое-какие войска, и осадил крепость Винья, принадлежавшую дю Беллему. Крепостью в тот момент управлял Жерар де Сен-Илер, человек с практическим складом ума. Как я уже упоминала, Роберта дю Беллема не любил никто, ему просто подчинялись из страха, и иначе чем «чудовищем» его люди не называли, а это говорит о многом, потому что говорившие жизненный опыт имели обширный. Так что гарнизон замка был вполне готов почетно сдаться законному герцогу Нормандии при первом удобном случае. Воинский кодекс, всё-таки, требовал, чтобы какая-то причина для сдачи осажденным была дана.
читать дальшеТолько вот подчиненные герцога, которые, возможно, его и любили, подчиняться своему лорду не привыкли, и привыкать не собирались. Разумеется, это нервировало весь собравшийся у Винья контингент. Поэтому, когда кто-то из Монфоров открыл, по какому-то поводу, стрельбу в лагере (видно, кто-то некстати из пушки пальнул), то нервы у людей не выдержали, они запаниковали, и вся армия герцога... побежала, к вящему изумлению осажденных, которым вдруг некому стало сдаваться. Кушать им, тем не менее хотелось, и поэтому они, без всяких тонкостей, вышли из крепости, и стали грабить окрестности. Видимо, по логике «если наш хозяин – враг герцога, который нас не победил, то и мы право куснуть имеем».
Герцог, по причине невладения ситуацией, мародеров остановить даже не попытался, и вскоре к ним присоединились собратья из других гарнизонов дю Беллема: Шато-Гонтье, Фурша и Аржентана. Конечно, вполне может быть, что Роберт Нормандский просто не считал окрестных крестьян людьми, ради которых ему придется отвечать перед дю Беллемом. В конце концов, для Франции полное презрение правительства к нуждам и горестям народа было практически официальной идеологией, и вряд ли Нормандия при таком пассивном герцоге как Роберт далеко от этой идеологии ушла. Благо, хотя бы местные лорды понимали, что своих кормильцев от мародеров надо защищать. Известно, что как минимум Роберт де Грандмесниль, Роберт де Курси и Хью де Монпиньон собрали военные силы, способные отбивать наскоки банд мародеров на их земли.
А осенью 1102 года в Нормандию вернулся разъяренный проигрышами в Англии дю Беллем, и начал войну против всех, кто не был его союзником. В свое время, Роберт Куртгез сам понадарил ему земель и замков, пытаясь задобрить и выиграть на свою сторону, и теперь в руках дю Беллема было 34 замка и практически неисчерпаемые ресурсы для ведения своей войны. И это была война на уничтожение – сжигались деревни, сжигались церкви вместе с духовенством и людьми, искавшими в церквях укрытие. Вряд ли эта пламенная ярость имела какую-то политическую цель, и именно поэтому она потрясла даже братьев Роберта дю Беллема. Настолько, что Роджер полностью закрылся от мира в поместье своей жены, и никогда больше не покинул его, а Арнульф стал союзником Роберта Нормандского, уведя этим поступком немало людей дю Беллемов от своего бешеного братца.
Возможно, Роберт дю Беллем действительно никогда не был полностью вменяемым человеком. Возможно, он потерял рассудок от чувства безнаказанности, но его ярость за отступничество братьев вылилась на сестру, женский монастырь которой, Альменеш, он сжег дотла. Вернее, вылилась бы, если бы Эмма не понимала характера своего брата, и не расселила монахинь по другим монастырям сразу, как Роберт дю Беллем вернулся в Нормандию. Сама она, с тремя другими монахинями, нашла укрытие в аббатстве Сен-Эбрульф. Это она потом рассказала несколько эпизодов того периода, практически не упомянутого в летописях, Ордерику.
На какой-то момент ситуация в Нормандии выглядела так, что ни сам герцог сольно, и объединенные силы Роберта Куртгёза и прочих, включая помощь от родичей жены, не могли сделать ничего против дю Беллема. Можно ли одолеть торнадо? Всё, что они могли – это отступать и снова отступать. По сути, дю Беллем полностью завоевал Нормандию. Короны для себя он, всё же, не хотел, так что герцогу было позволено заключить с ним мирный договор, хотя и на очень унизительных для герцога условиях. Именно в тот момент епископ Серло пересек пролив, и направился к английскому королю с подробными рассказами о том, что его брат превратился в герцога-марионетку в руках Роберта дю Беллема.
А в январе 1103 года умер Вильгельм де Бретейл, не оставив законного наследника. За его наследство вразу же схлестнулись двое – бастард де Бретейла Юстас, и племянник де Бретейла Рено, из бургундского дома де Гранси. Юстас был проворнее, так что успел первым прибрать папашино наследство, да ещё и обратился... к королю Англии. Видимо, по поводу английских владений де Бретейла. И Генри, конечно, не замедлил признать Юстаса наследником отца, отдать ему в жены свою незаконную дочь Джулиану, да ещё и отправить ко двору брата своего министра Роберта де Мёлана (он же де Бьюмонт) с известием, что им бы лучше по-хорошему признать права его, Генри, зятя против бургундца-чужеземца, иначе они почувствуют его королевское неудовольствие.
Что ж, Юстас де Бретейл занял свое место среди лордов Нормандии, и очередная феодальная война закончилась, но общую ситуацию это не улучшило. Вскоре сам английский посланник, по совместительству один из крупных нормандских лордов, угодил в неприятности, да так, что был вынужден отдать свою дочь Аделину за племянника Вильгельма д’Эврё.
А чем занимался всё это время герцог Роберт Нормандский? Ничем, к сожалению. Во всяком случае, никаких героических его действий хроники не упоминают. Он не принимал участия в этих феодальных войнах, и ничего не сделал для того, чтобы их прекратить. К тому же, в марте 1103 года Сибилла умерла. И именно этот момент выбрал де Варенн, чтобы влезть со своими жалобами на то, как страшно пострадало его благосостояние из-за его верности делу герцога. Вконец измучанный, Роберт Куртгёз не нашел ничего лучшего, чем подорваться в Англию к брату. Формально – чтобы просить за де Варенна, но, скорее всего, просто от безнадежности, просто потому, что ему хотелось в тот момент быть где угодно, только не в Нормандии.
На самом деле, все признают, что именно современных тому моменту хроник или хотя бы внутримонастырских записей в Нормандии не сохранилось. Или, по крайней мере, они пока не найдены. Более или менее стройный ход событий выстраивался позже – тем же Ордериком, у которого ещё была возможность встретиться если не с самими свидетелями событий (хотя и с ними тоже – с той же Эммой), то с первым поколением их слушателей. Проблема в том, что Ордерик и прочие его современники писали во славу Генри I Английского. То есть, в интересах цели было преувеличить то состояние хаоса, в котором находилась Нормандия под управлением Роберта Куртгёза, чтобы создать нужную степень контраста с довольно жестким порядком, который позже установил Генри I. Более того, именно в этой части летописи Ордерика хронология чрезвычайно запутана. Очевидно, сам автор не мог уже тогда восстановить хронологический ход событий. Или не захотел. Или ему пришлось отредактировать из текста определенные пассажи, и это спутало всю хронологию.
Поэтому в оценке действий того отрезка правления и личности Роберта Нормандского (Куртгёза), в истории создалась своеобразная ситуация. Отрывочные свидетельства дают представление о творящемся беспределе. Нет никаких записей о том, чем именно занимался среди всего этого сам Роберт. Поэтому очень редкие историки решились писать о Куртгёзе на базе более чем скудных данных. Я пока нашла буквально два имени. Чарльз Дэвид, американец, писавший в самом начале 20-го века, и Уильям M. Айрд, шотландский профессор из Эдинбурга, наш современник. Был ещё один, Эдвард Август Фриман, писавший о Куртгёзе ещё раньше Дэвида, около 1876 года, в контексте завоевания Англии норманнами. Но именно биографией Роберта Нормандского текст Фримана не был.
Делать вывод о том, что Роберт Куртгёз ничего не делал между Алтонским договором и своим визитом в Англию в 1103 году, на основании отсутствия данных о его действиях, на мой взгляд просто некорректно. Во всяком случае, вскользь упомянутое Дэвидом участие в войне с дю Беллемом кого-то из родственников Сибиллы (одного из племянников Робера Гискара, Вильгельма Конверсанского) уже говорит о том, что помощь Роберт запрашивал и получал. С другой стороны, сам факт того, как именно Роберт Куртгёз появился в Англии в 1103 году, говорит о том, что герцог оценивал ситуацию в Нормандии как отчаянную, и вряд ли он допустил бы такое невиданное и опасное нарушение этикета только из-за нытья де Варенна.
Вы не поверите... Я сама почти не верю. Сегодня поехала на работу, чтобы заполнить с и.о. начальницы извещение о несчастном случае на работе (так квалифицируется моя травма), и впервые взглянула, что написано в моем больничном.
читать дальшеДиагноз и даты - это единственное, что было правильно. Они переврали название моей должности, и не указали работодателя. В таком виде с этим больничным и в уборную не сходишь, ибо бумага жесткая. Я не знаю, как им это удалось, ведь идентификация пациента проводится по карточке Национального Пенсионного Фонда (типа вашего полиса), и направление было из ведомственной поликлиники работодателя. По идее, все данные должны выплыть автоматически при проведении считывающего устройства через штрих-код. Завтра поеду требовать, чтобы переписали этот больничный по правилам. Не ближний свет, 80 км в целом.
Я бы ещё поняла, если бы там был наплыв пациентов. Но нет, я была одна в пустом холле, как, кстати, и в местной поликлинике, когда врач не заметил в заключении радиолога фразы про перелом. У них не было ни одной причины в мире что-то делать впопыхах. Кажется, теперь меня уже ничего не удивит. Разве что если мне заплатят по страховке, а не напишут, как в прошлом году, что ситуация получения травмы является стандартно-рабочей.
Героев в истории с алтонским договором не было. В том смысле, что никто из участников не проявил требуемого историческим периодом геройства, и не залил окрестности кровью противника. Здравый смысл победил, но надолго ли? Если бы всё зависело только от Роберта, то, пожалуй, противостояние братьев на этом бы и закончилось. С Генри, тем не менее, ситуация была несколько другой. Как ни крути, а получалось, что он платит старшему брату за то, что занимает трон Англии. Не говоря уже о том, что ни один здравомыслящий король не потерпит открыто нелояльных ему магнатов в своем окружении. А именно магнаты составляли окружение короля. Генри I Английский был королем здравомыслящим, и выкинул из своего королевства всех значительных персон, показавших себя неблагонадежными.
читать дальшеНет, никаких массовых репрессий не было, открыто нарушать Алтонский договор он не собирался. Просто магнаты не привыкли жить по параграфам законов. Обычно на их выбрики смотрели сквозь пальцы, потому что любые действия закона против магната означали расходящиеся кругами беспокойства в окружении магната, которые оказывали влияние на функционирование хозяйства данного магната, и, в конце концов, на функционирование экономики всего королевства. Не говоря о том, что именно на ответственности магнатов была вся система обороны, и именно их военные силы составляли королевскую армию как таковую. В общем, репрессии против магнатов применяли только в самых крайних случаях, когда те оказывались замешанными в серьезных преступлениях типа государственной измены и убийства.
Генри I ворошить осиное гнездо не стал, а просто повторил тот же финт, который сделал его предшественник, Вильгельм Руфус, в 1088 году – выдворил из королевства неугодных ему лордов в Нормандию. Вильгельм де Варенн, со своим ближним кругом, был буквально первым. Причем, как я понимаю, его английские земли даже не конфисковали – его лишили права наследственно управлять этими землями. Английские владения де Вареннов и их титулы были подарены королем, разумеется, и, по большому счету, принадлежали короне. Графам-норманнам в Англии просто давалось управление королевскими землями взамен на выполнение определенных обязанностей перед короной. То есть, формально, не исполнивший свой долг граф мог быть отстранен и лишен права управлять имуществом короны. В отличие от ситуации, когда корона брала под свою власть земли, принадлежавшие лично землевладельцу – в этом случае речь шла бы именно о конфискации.
Далее, Роберт Малет, разделивший участь де Варенна, был шерифом Норфолка и Саффолка, с правом сбора налога. В первый раз он был лишен должности и права Вильгельмом Руфусом в 1094 году, и выслан в Нормандию. Генри I восстановил Малета в должности и правах в 1100-м году, но счел после событий при Алтоне, что не сможет ему доверять, и выслал в Нормандию. Та же судьба постигла Роберта де Лэси, лорда Понтефракта и пр.
Надо сказать, все эти лорды были прощены королем по первой же просьбе, им вернули владения, признали их права на наследование, и все они сделали впоследствии карьеру при дворе Генри I, так что урок пошел впрок. Но, пожалуй, будущее де Варенна обошлось Роберту Нормандскому очень дорого – мало того, что Роберту пришлось самому ехать в Англию просить за него (в 1103 году), так вдобавок пришлось отказаться от получения тех 3000 серебряных марок, которые Роберт получал от Генри по Алтонскому договору. В этом есть своя мрачная ирония, потому что с того часа де Варенн выступал только на стороне своего нового господина, и, в конце концов, против Роберта Нормандского.
Несколько строже Генри обошелся с Иво де Грандмеснилем, который унаследовал от отца город и крепость Лестера, а также должность шерифа Лестершира. Дело в том, что Иво дезертировал из-под Антиохии. Так что можно предположить, что его участие в заговоре в пользу Роберта Куртгеза было отчаянной попыткой вернуть дружбу герцога, и снова попасть в число «рукопожатых», так сказать, потому что незавидной была репутация сбежавшего из крестового похода. В общем, когда Роберт Нормандский отказался от короны Англии, положение Иво стало настолько непереносимым, что он вступил с кем-то из соседей в вооруженный конфликт. Или его спровоцировали вступить, чтобы король смог обвинить его в беспрецедентной в истории Англии норманнов попытке начать приватную войну, и наложить такие штрафы, что у Иво остался один путь – вернуться в Святую землю. Только вот даже на это денег у Иво не осталось. Но у него оставались земли его супруги, дочери Гилберта де Гонта, родственника Матильды Фландрской. Так что заложил он эти земли соседу, Роберту де Бьюмонту, дав, в качестве залога, разрешение сэру Роберту женить его племянницу на своем сыне. И отправился в паломничество вместе с женой, где оба вскоре и сгинули, уже в 1102 году. К слову, вся родня Иво в будущем выступила за короля Стефана против дочери короля Генри.
Но всё это было сущей мелочью для Генри, по сравнению с главным противостоянием – Робертом дю Беллемом. В Англии дю Беллем носил титул графа Шрюсбери, и был самым богатым лордом Англии и Нормандии, причем большинство его земель принадлежали ему лично. Что означало (с его-то буквально генетической предрасположенностью к агрессии и насилию), что он ни в грош не ставил ни герцогов, ни королей, и не привык сдерживаться ни на словах, ни в поступках. Презирал он всех абсолютно равноправно, без какого бы то ни было уважения к статусу и титулам, и король решил сыграть на этом. Год его шпионы записывали и заверяли каждое неаккуратное высказывание дю Беллема, и осенью 1102 года графа вдруг вызвали на заседание королевской курии по обвинению в 45 словах и делах, направленных против короля Англии и герцога Нормандии.
Дю Беллем повел себя ожидаемо. Ни на какой суд он не явился, никак оправдываться не стал, а кинулся укреплять свои замки. Тогда его объявили вне закона, и началась настоящая война. Королевские войска последовательно взяли Арундел, Тикхилл, Бриджнорт, Шрюсбери, и до Михайлова дня вытеснили дю Беллема прочь из Англии. В Нормандию. Два брата Роберта, Арнульф и Роджер, тоже были осуждены, лишены имущества, и изгнаны в Нормандию. Даже нормандский монастырь, имевший в Англии земли, лишился этих земель потому, что им руководила Эмма, сестра дю Беллема.
Для Нормандии вообще и для герцога Роберта в частности всё это имело печальные и далеко идущие последствия. После смерти Вильгельма Руфуса, герцогство превратилось в плацдарм феодальных войн всех против всех. Возвращение Роберта из крестового похода и подготовка похода на Англию вернули на время порядок, но когда из Англии пришлось вернуться без добычи, и в Нормандию стали стекаться выгнанные из Англии, несколько обедневшие лорды, войны вспыхнули с ещё более яростной силой. Ещё хуже было то, что Генри, ссылаясь на Алтонский договор, потребовал он Роберта начать преследование дю Беллема в Нормандии, потому как король Генри находился с этим графом в состоянии официальной войны.
И теперь Роберт Куртгёз оказался перед необходимостью делать то, чего он не только не умел, но и не желал делать – перед необходимостью воевать против своих подданных. Очевидно, эту цель и преследовал король Генри, точно знающий слабейшее место брата. Потому что нынешняя ситуация радикально отличалась от ситуации 1088 года, когда Руфус выслал в Нормандию тех, кто хотел видеть королем и Англии, и Нормандии именно Роберта. Нынешние изгнанники вообще не хотели ничего, кроме как захапать всё возможное у более слабых, и защищать нахапанное когтями и зубами. Это была самая настоящая анархия, и герцогская власть Роберта Нормандского превратилась в почти полную фикцию всего за год после подписания мирного договора с братом.
Левую ногу зафигачили от середины бедра до середины голени в какую-то оплетку, как у Робокопа, чтобы сустав не дергался вбок. Дали трость. Сказали есть Бурану 400 трижды в день и Панакод на ночь. Когда-нибудь боль пройдет, сказали они. А перелом, наверное, за следующие 3 недели зарастет. Операция не нужна. Больничный на... неделю. Ногу подергали, но никаких дописследований не сделали. Как ни странно, пациентов в тот момент вообще не было, на всё ушло меньше часа.
Я так скажу, товарищи, что чаша моего терпения переполнилась. В очередной раз. Фиг я пойду на работу раньше, чем через 3 недели. Буду больничный продлевать. И потребую снимка в конце эпопеи, что да - зарос перелом. Ну и ещё много чего в свою пользу сделаю.
читать дальшеЗаболело у меня колено ровно 3 недели назад. Внезапно и жгуче. Нет, не перенапрягалась. Была пятница, я ещё оба выходных прохромала на работе. Потом у меня были два выходных, а во вторник я пошла в местную неотложку. Об этом я писала. Место боли (внутренняя сторона колена) типично для артроза. Сделали рентген. Дежурный врач, до заключения рентгенолога, посмотрела снимки и записала, что не видит ничего, указывающего на артроз. Сказала, приходите если будет продолжать болеть. Больничный на 3 дня.
Пришла через неделю. Дежурит любезный молодой араб. Почему в неотложку? Меня туда перенаправили, когда я пыталась к нормальному врачу попасть. Ибо других врачей просто нет. Открыл снимок. Артроз, говорит. Я приуныла дико. Потому что если от артроза такие боли, то это кранты нормальной жизни. Дал больничный на два дня, прописал Аркоксию. Прицельное лекарство для артрозных обострений, помогает даже в тяжких хронических случаях. Отпила курс неделю - никакого эффекта от слова вообще. И тут я задумалась. Ну не видела я артрозников, которые корчатся от боли именно в положении лежа. Их поднять трудно, потому что лежа им хорошо, а в движении - больно. А у меня зеркально наоборот. И Аркоксия не помогает, а я видела, в каких жутко запущенных случаях артроза она помогает так, что пациент рыдает от того, что курс закончен и больше нельзя.
Короче, написала про всю эпопею по внутренней почте нашему прикрепленному фельдшеру. Вернее, летней заместительнице, потому что фельдшер в отпуске. С врачем, увы, только через фельдшера, напрямую нельзя. Хотя потом в чат доктор может проявиться. Прихожу вчера со смены, смотрю ответ. Соверуют мне плавание и велосипед, хорошую обувь, хороший комплекс упражнений, и снова про артроз. Спасибо, пишу, но что мне с ночными болями делать? Вчера ведь снова буквально выла полчаса от боли, пока как-то ногу не устроила. Звонит утром: может, к врачу хотите? ХОЧУ!!!!
И тут мне повезло. Адекватный белый мужчина, не пацен, но ещё не поторявший к работе интерес. Крутил здоровое колено, потом больное, и сказал, что точно не связка (чего я больше всего боялась). И совсем не похоже на обострение артроза. А похоже это... переходит к компьютеру, открывает снимки... а похоже это на перелом. И говорит, что вот и в заключении радиолог пишет, что "яркая линия указывает на перелом". А у второго врача я была именно после того, когда заключение радиолога уже было. Я-то в своей электронной истории болезни заключений узких специалистов не вижу. Они для внутреннего пользования между врачами. Тот врач-араб либо конкретно не открыл заключения, либо не счел нужным заморачиваться, и выдал человеку с переломом в колене двухдневный больничный.
В общем сегодняшний врач дал мне направление в больницу, к которой я приписана. И туда тоже через дежурное отделение, то есть завтра я там точно весь день просижу, ведь в первую очередь принимают тех, у кого нарушены витальные функции. Там меня должны дообследовать и решить, что делать. Хотел, чтобы я сегодня ехала, но я не могла - дело было около 3 дня, на мое место просто не успели бы заказать работника. Пообещала завтра с утра поехать. И Панакод прописал. Сказал, что это таки посильнее, чем Бурана 400. Ну вот, заместителя на выходные я себе нашла, в понедельник я выходная, так что хаоса из-за невыхода не случится.
А колено - а что колено? Я была до дрожи рада, что таки связка цела, и очень рада, что дело не в артрозе. На фоне этого перелом кажется делом житейским. Понятия не имею, где я его отхватила (и это жаль, потому что у меня есть страховка на несчастные случаи). Когда всё тело болит всегда и в любом случае, как-то не остается в памяти, когда вдруг на что-то налетаешь. Скажешь несколько ласковых - и живешь дальше.
Если завтра диагноз подтвердится, я попрошу завтрашнего врача сделать рекламацию на врача-араба. Откажется - сама жалобу напишу. Могла бы сказать, что для его же блага, он ещё молодой врач, пусть будет внимательнее впредь. Но правда в том, что я хочу его наказать и за физическую боль, которую я терпела 10 дней, и за моральное отчаяние от того, что помощи не получила, ведь двухдневный больничный при проблемах с опорно-двигательной - это просто насмешка. Мне хочется посмеяться в этой ситуации последней. Ещё и компенсации потребую за страдания.