читать дальшеВпечатляет, да? И муж, для которого весь этот металл не входит в круг интересов (увы, попса ему ближе, причем финская её версия), был впечатлен, и с уважением удивлялся, как у Айвена Муди голоса хватило на всю программу. Голоса хватило потому, из сетлиста по-настоящему была спета хорошо если половина, причем, из этой половины толком опознаваема и выразительна была только Wash It All Away. Со всей полагающейся экспрессией. А вот Wrong Side of Heaven оказалось бледной версией того, что сделало её хитом. На концерте Муди её спел. К официальном клипе он её пережил. Это две большие разницы.
Как была исполнена та часть, которая "не толком"? Да по куплету, и потом вместе с залом. То есть, только часть композиции. Впрочем, Муди работал как черт, трижды менял рубаху (нагрузка ведь физическая бешеная), контактировал с залом (в основном, повторяя motherfuckers через два слова на третье, и ухитрился его втиснуть даже в поздравление сыну по поводу дня рождения), и все ревели от восторга. Или потому, что на рок-концертах полагается реветь, свистеть, топать и мотать над головой руками, в которых обязательно должен быть смартфон с включенным фонариком. Хартвалл - хоккейная арена, и бывшие в продаже секторы плюс сама площадка арены были полностью забиты народом.
Минус арен в том, что акустика не очень. Муди, конечно, было слышно. Но если не знать слов песен, то звучит все-таки неразборчиво. А вот беднягу MEGADETH вообще слышно не было, только музыку. Хотя я сидела напротив сцены и практически на том же уровне, в 6-м ряду. Впрочем, кто-то уже выложил видео, и вот на нем - слышно.
Этот работал с полной отдачей, и целый час! Конечно, трэш-метал на любителя, но класс-то исполнения высокий, так что весьма и весьма.
В общем, я не то чтобы разочарована. Просто сделала вывод, что если ещё раз пойду на подобный концерт в закрытом пространстве, то только на Оззи. Вот его слышно будет (вроде 7 декабря должен приехать, но билеты пока не покупала). А так металл лучше слушать на открытых сценах. По-моему. Или я ударена навеки Раммштайном на стадионе, где было слышно всё и правильно, и где Линдеманн голос не экономил.
А вот разочарована я тем, что в "разогреватели" летом, перед продажей билетов, заявили Bad Wolves, но они, конечно, не появились. Я удивлялась тогда, что группа такого класса для кого-то поехала бы разогревать публику, и правильно удивилась. Уже в полученных билетах она не упоминалась.
Фотографий у меня, конечно больше, но они в телефоне, и я понятия не имею, как их оттуда вытащить. Через Блютус?
Пельменное тесто - 8 блинов диаметром 11 мм. Огурец 1/2 шт. Грибы 1 шт. Фарш говядины 100 гр Чеснок измельченный 1ч. л. Зеленый лук 1 шт. Кунжутное семя 1 ч. л. Сахар 1/2 ст. л. Соль 1/2 ч. л. Соус соевый 1 ст. л. Масло кунжутное 1 ст. л. Черный перец 1/4 ч.л.
Уже адаптированный:
Меня интересуют китайские пельмени, понятное дело. Сейчас в моде прозрачные. Мука делается элементарно: по 100г кукурузного и картофельного крахмала заливаются подходящим количеством кипятка, всё перемешивается до состояния отсутствия липкости, и оставляется под миской на 10 мин. Начинку, по-моему, каждый составляет на свой лад. Главное, чтобы яркая была. Готовятся на пару.
Та-дам, я это сделала. Муж, правда, так и не понял, по-моему, зачем я спрятала пюре в тесто, и где к этому гарниру мясо, но от критических замечаний, естественно, воздержался. Мне нормально понравились. Хотя я тоже, в принципе, предпочитаю пельмени. Летом надо будет с вишней сделать, благо, вишня как бы есть. Как бы - потому, что никогда не знаешь, будут на ней ягоды, или нет. А если будут, то как их собрать, если они любят самые верхние ветки. Но, наверное, любая ягода сойдет?
Опять по рекомендации прекрасной серафита, и опять в точку. Дорама - огонь, время с ней летит, и из тех, которые даже я смотрю до конца. Как всегда, в комментариях буду радоваться и возмущаться, то есть спойлерить. Пардон, конечно, но есть дорамы, которые в молчании смотреть невозможно.
Есть один женский тип в дорамах, который я не переношу абсолютно: хабалистые, хамовитые, прожорливые пигалицы (они почему-то всегда именно пигалицы), утирающиеся рукавом и имеющие тенденцию к задиристому, угрожающему поведению.
Бюро трансформеров
читать дальшеВторой женский тип - всякие феминистки-карьеристки древних эпох, когда половину сериала дева сучит всеми конечностями против замужества только для того, чтобы вторую половину сериала мучительно и с трудностями выходить замуж. Обычно, именно за того персонажа, за которого её изначально собирались выдать без всяких проблем.
Купидон династии Чжоу
Трепливый, самоуверенный и туповатый друг главного героя. Обычно, с золотым сердцем. Но переносить его тупую и неуместную болтовню выбешивает. Ну знаете, те друзья, которые в местах скопления подозрительных людей во всю глотку выпаливают какой-то опасный секрет.
Тесто: где-то 400 г муки, 1 дл молока+ 0,75 дл воды + 1 яйцо + соль. Смешать, добавить 1 чайную ложку масла, замесить, в пакет, в холодильник.
Или так:
Кефир 300 мл, яйцо 1 шт, сода + сахар по 1 ч. л, соль 1\2 ч. л
Ну, пюре. Можно пюре с сыром. Заправка обжареным на сливочном масле луком или чем душе угодно.
2. Вареники с капустой.
Тесто: 400-500 г муки, 1 яйцо + 1, 75 воды + 1 ст.л масла + соль, см. предыдущий рецепт
Начинка:
½ небольшого кочана капусты; 1 средняя морковка; 1 небольшая луковица; Соль и перец по вкусу; Подсолнечное масло; По желанию - томатная паста, 1-2 столовых ложки. Можно для вкуса заправить смесью уксуса и сахара.
читать дальшеНа одну порцию: 240-250 г муки (1 мерная чашка), 95 мл жидкости: 1 яйцо + свежевыжатый сок (у меня из 1 большой морковки, 1 средней свеклы и упаковки 150 г шпината – соки можно заранее подготовить) 1 белок
Для начинки: 400 г свиного фарш 2 зубчика чеснока, измельчить (я рекомендую пасту сделать либо очень мелкую терку использовать) 3-4 см корня свежего имбиря (тоже очень мелко натертого) 2 ст. л. соевого соуса около 1 ч. л. соли 2 ст.л. китайского рисового вина (либо херес, по желанию) 1/2 ч. л. молотого белого перца 4 ст. л. кунжутного масла несколько перьев зеленого лука 100 г пекинской капусты, мелко нашинкованной
Для соуса: 3 ст. л. соевого соуса 1 ст. л. рисового уксуса 1 ч. л. сахара 1 ч. л. кунжутного масла немного измельченного свежего кориандра (кинзы) 1 чили 1 шт., измельченный
Так, дайри окончательно глюкнули. Исчез визуальный редактор, исчезли смайлики, зато появились фантомные комментарии и странные загрузки при каждой попытке открыть комментарии. Комментарии, к слову, не открываются. Что происходит-то?
Недавно описывала в жж свои впечатления от "Улитки на склоне". В частности, про безумненький мир Управления. А сегодня я в этом мире побывала.
картинка у кого-то потащена
читать дальше Утром написала вопиллер ведомственной фельдшерице. Та оперативно ответила, кому она заказала время, НО!..
Раньше она его и заказывала по своей системе. Теперь заявленное время надо застолбить самостоятельно, линк она переслала. НО!..
Чтобы попасть по линку, мне надо доказать системе, что я - это я. Не беда, недавно я, с рыданиями и поминанием всех матерей сразу и в шахматном порядке, смогла установить мобильный опознаватель в банк. Раньше было как - открываешь страницу, регишься своим позывным и текущим номером. Это было и электронной идентификацией ко всем сетевым услугам. Но 21-й век на дворе, и теперь меня не пускают в сетевые услуги, если я не сделаю вышеописанное на мобильнике. Чтобы установить приложение, нужно получить код активации. Код активации можно получить, позвонив в банк. Ура, услуга работает 24/7, и соединяют сразу. НО!..
Мне отвечает робот. Я не скажу, сколько раз я беседовала с эти ИИ, по сравнению с которым жж-шный козел Фрэнк гениален и искрометен. Ну, добралась-таки и до человека. Которому очень долго доказывала, что я - это я, описывая последние 10 операций со счета. Доказала, номер активации получила, всё установила, в услугу попала. Так что сегодня пошла по линку, который мне переслали, не предвидя для себя никаких последствий. НО!..
Система строго сказала, что по данному мною номеру телефона не зарегистрировано пользователя. Опять же, не скажу, сколько у меня ушло времени на то, чтобы понять, как это не зарегистрировано. Я просто позвонила телеоператору. Всего 2,5 евро минута его драгоценного времени. Оказывается, на странице телеоператора мне надо установить приложение, доказывающее, что я являюсь владельцем своего телефона (в который, к слову, можно войти только отпечатком моего пальца). Открыла страницу, нашла приветливое "создать мобильное подтверждение". Жму, меня просят подтвердить, что я - это я, через банковский подтвердитель. Да не вопрос. Без проблем подтверждаю. Перевожу дух. НО!..
Возникает надпись неприятного красного цвета, что "ошибка в тикетте". После дцатого появления этой неизбежной и загадочной надписи, шлю снова всех матерей в шахматном порядке, и еду в соседний городок в киоск телефонного провайдера. В нашем его уже пару лет назад закрыли. Приветливый молодой человек приглашает пройти, и просит доказать, что я - это я. Не вопрос, показываю водительские права, со штрихкодом и фото. Молодой человек грустнеет и говорит, что права не являются подтверждением моей личности. Только паспорт. Паспорт, надо сказать, последние 29 лет я использовала только при выезде за границу, в стране он был не нужен. Соответственно, паспорта у меня с собой не было. А страховое удостоверение? - предложила я. Можно. Но на нем нет моей фотографии, поэтому и оно не подтверждает моей личности. Нет, соединить в уме мое фото с водительского удостоверения с данными в страховом удостоверении молодой человек не имеет права. Даром, что штрихкод открывает мою страницу в магистрате, где вся моя история жизни в этой стране, с фотографией. Но - не положено. Положен паспорт. Или идентификационная карточка, которой у меня тоже нет, потому что до сего момента всегда хватало карточки водительских прав. Выкладываю на прилавок последний козырь - подтверждение моей личности через банк с моего же мобильного. Это можно, это подтверждение он может принять. НО!..
Снова выплывает надпись про "ошибку в тикетте". Это, оказывается, означало просто то, что их мобильная система перестала общаться с мобильной системой банка с 10 утра сегодняшнего дня. Починят, наверное, сегодня. Или завтра.
В общем, вышла я оттуда с идеей. Может, проще было бы чипировать людей, как кошек? Не надо будет целой кучи организаций и молодых людей за прилавками. Любой лабаз и любая система будет опознавать тебя за несколько метров. Надо только снабдить всех официозов сканнерами. Или использовать сканнер как в магазинах Амозона - уже при входе. Уж лучше чип под кожу, чем все эти хождения по мукам, я считаю. К тому, наверное, и идем. Идеи, говорят, витают в воздухе.
Императрица Матильда, в момент вторжения войск под командованием Луи VII, находилась всего лишь в 35 милях от французской границы. Будь она в Англии, она встретила бы врагов сама, с войском. Но в Нормандии такого войска у неё не было. Не могла она опереться и на среднего сына, Жоффруа, который воспользовался случаем и умчался в Анжу, поднимать бунт против брата. А брат был в Барфлере, в 150 милях от места событий. У него был, впрочем, один козырь: готовые к военным действиям войска. Поэтому он развернул их от побережья, и помчался к Неф-Марше. Ну, летописец Роберт Ториньи оказался некудышним предсказателем, предрекая молодому герцогу полный крах и потерю всех владений. На самом деле, военных действий даже не случилось. Как только Генри приблизался к Неф-Марше, коалиция отступила без боя на территорию Франции. По неизвестной причине. Не останавливаясь, герцог промаршировал в Анжу, где местным авторитетам пришлось выбирать между очень злым и очень хорошо вооруженным Генри, и его младшим братом, который и опериться-то толком не успел. И они сделали правильный выбор. Из Анжу Генри с Алиенорой отправились в Аквитанию - показать себя и посмотреть, с кем им придется иметь дело, потому что Аквитания не была самым простым местом для управления. Там молодые провели всю осень. Англия могла подождать.
читать дальше Об английских делах информация стекалась к Матильде. Её брат Реджинальд персонально посетил Руан в начале 1152 года, и привез ворох свежих сплетен. В частности, о том, что король Стефан кусает себе локти за то, что в свое время провозгласил себя королем по праву коронации по выбору английских баронов, а не по праву наследования по мужской линии или по праву оружия. Должность выборного короля не передавалась по наследству. Единственным шансом короля укрепить на престоле Англии династию Блуа было короновать Юстаса при своей жизни. Но тут ему пришлось пожинать то, что он старательно сеял все свои годы пребывания на троне: конфликт с церковью в целом, и с архиепископом Кентерберийским Теобальдом в частности.
Теобальд, собственно, был в конфликте между Матильдой и Стефаном нейтрален, как ему и полагалось. И принципиален. В свое время, он потребовал беседы с пленным Стефаном, прежде чем согласился утвердить за Матильдой звание "Lady of the English". В данный момент, Теобальд наотрез отказался проводить церемонию коронации Юстаса, пока папа не даст на этот обряд недвусмысленное согласие. Матильда, не смотря на свой семейный темперамент, приватно поскрипела зубами, но перед архиепископом благородно признала его право совести. Стефан же не сдержался, и, встретив оппозицию епископов против немедленной коронации Юстаса после провозглашения его наследником престола, просто посадил всех присутствующих под замок. И пусть он так и не посмел бросить в тюрьму всех духовных лордов своего королевства, он их ограбил. Потом, хорошо подумав, награбленное вернул, но привкус-то остался. А Теобальд и вовсе бежал во Фландрию.
Примерно в это же время, чуть раньше собора с епископами, со Стефаном случилась другая оказия, которая уронила его репутацию, хотя с точки зрения нашего времени, поступок короля был благородным и правильным. Речь идет о знаменитом эпизоде, когда Джон Маршалл отдал своего пятилетнего сына Уильяма заложником королю, чтобы попасть в свой, осажденный королем, замок. Чтобы подготовить его к сдаче. На самом деле, Маршалл замок укрепил, и когда Стефан пригрозил казнью заложника, ответил, что плевать он хотел на мальчишку, и что "у него есть молот и наковальня, чтобы наковать сыновей получше". Стефан ребенка не казнил, а оставил при своем дворе. Но все ещё помнили зверскую принципиальность Генри I, позволившего ослепить своих племянниц, чтобы соблюсти слово договора о заложниках. И о Стефане заговорили как о слабом человеке, не способном сделать то, чем он грозит.
В январе 1153 года, не дожидаясь даже окончания рождественского сезона, герцог Нормандии Генри отплыл, наконец, в Англию. Матильда осталась присматривать за Нормандией, где её права теперь подкрепляла власть сына. Матильда, возможно, так никогда и не смирилась с тем, что её окружает мир, признающий только права мужчин, но она научилась признавать очевидное. Поэтому присоединившаяся к её двору, на время отсутствия мужа, беременная Алиенора была принята ею с надеждой, что ожидаемый ребенок окажется мальчиком. У Генри, впрочем, уже был сын, Жоффруа, родившийся незадолго до его брака с Алиенорой, но незаконные сыновья никогда не могут заменить законных без государственных встрясок - это Матильда тоже усвоила, имея в соратниках незаконнорожденного брата Роберта Глостерского и незаконнорожденного друга Брайана Фиц-Каунта.
Тем не менее, не будь тех девяти тяжелых лет в Англии, её сын, держащий сейчас путь на битву за корону, никогда не был бы принят там как законный наследник престола по праву своей матери. Теперь же, он высадился в Дорсете своим среди своих, лично знакомым с массой людей на ключевых позициях, и в признанной роли законного наследника английского престола. С ним высадились 140 рыцарей и около 3000 пехотинцев. Нанятых, как подозревает Эдмунд Кинг, в кредит - такова была манера Генри, не склонного платить до того, как дело будет сделано. Разумеется, в значительной мере успех ему обеспечивали и общие настроения магнатов Англии, у которых эта бесконечная вялая война уже сидела в печенках. Конечно, они более или менее обезопасили себя, заключив взаимные договоры о минимизации ущерба в ходе военных действий, но магнаты именно потому были магнатами, что имели очень значительные владения по обе стороны канала. Король Стефан обещал, например, Ранульфу Честерскому вернуть то, что Жоффруа Анжуйский отдал из его земель другому, но на начало 1153 года всем было уже понятно, что в Нормандии Стефану не светит ничего. С другой стороны, сильный и энергичный герцог Нормандии, с которым не решился сойтись в битве даже французский король, да ещё и с неоспоримыми правами на английский престол, сможет объединить Англию и Нормандию снова под одной короной, и тогда печалям магнатов придет конец.
Правда, со своей стороны, Стефан и, особенно, Юстас сделали всё возможное, чтобы окружающие захотели их краха. Юстас ведь тоже искренне боролся за свои права. Сколько он помнил, его отец был королем, а он - наследником и будущим королем. Он вырос в этой роли. Опять же, достаточно долгое время активного участия Юстаса в военных действиях, его противником была стареющая высокомерная дама, на которую можно было глядеть свысока, не считая заслуживающим уважения противником. Тем более, что Юстас впрягся в свою роль в период довольно вялого противостояния императрицы и короля. И он поверил, что его победа неизбежна, по-другому просто и быть не может. И был готов биться за свои права до победного. Только вот бароны-то биться до последнего солдата мотивированы не были. Опять же, те, кто лично общался с Генри, неизбежно попадали под обаяние его личности. Генри умел и хотел быть любимым и популярным. Юстаса этому умению не научили, как ни странно. А ведь именно популярность Стефана как веселого, лёгкого в общении и любезного аристократа помогла ему, в свое время, получить корону. Скорее всего, на взрослые годы Юстаса пришелся тот период жизни его отца, когда он уже не был ни веселым, ни любезным.
В планах военной кампании Генри было выступить из Девизиса в сторону замка, когда-то построенного Роджером Солсберийским рядом с аббатством Малмсбери. Недалеко оттуда, в Черинчестере, собрал свои войска Стефан. Со Стефаном были графы Вильгельм д'Обиньи и Симон де Сенлис, вместе с Ричардом де Лэси, Вильгельмом де Чесни и Вильгельмом Мартелом. Не известно, были ли с королем его сыновья. С герцогом Генри были четыре графа: Реджинальд Корнуольский, Роджер Херефордский, Вильгельм Глостерский, и Патрик Солсберийский, а также Джон Маршалл, Роберт Дунстанвилль и Вильгельм Фиц-Хамо.
И снова битвы не случилось. Кастеллан замка, Джордан, сдал замок герцогу, будучи отпущенным просить помощи для Малмсбери у короля. Но главной проблемой, как зачастую в Англии, была погода. А погода в начале января 1153 года была ужасна - снег и дождь при ураганном ветре, гололед, отсутствие корма для лошадей и продовольствия для людей. Ветер дул в спину силам Генри, но в лицо армии Стефана. Лошади скользили по гололеду, мокрые копья были неуправляемы. И никто не хотел воевать, собственно.
Невольно приходят в голову довольно аналогичные погодные условия битвы при Таутоне, когда лучники йоркистов, используя силу ветра, успешно выкосили ряды ланкастерианцев. Поскольку длинные луки были на вооружении англичан уже с VIII века, я рискну выразить предположение, что главной причиной того, что битва при Малмсбери не состоялась, было нежелание герцога Генри использовать предоставленный природой бонус для убийства тех, кто мог стать его союзниками. Похоже, у него уже тогда сложился план действий, не вполне похожий на стандартную борьбу до гибели, своей или врага.
Осуществление плана началось в апреле 1153 года, за 10 дней до Пасхи. Генри и местные церковные пастыри, во главе с архиепископом Теобальдом, договорились встретиться в городке Стокбридж, нейтральном и расположенном на удобном для обеих сторон расстоянии. Причиной встречи был замок Девизис, постороенный в свое время Роджером Солсберийскийм, и считающийся поэтому церковным имуществом - в теории, по крайней мере, потому что король этот замок у епископа почти немедленно отнял. Теперь герцог Генри был согласен передать замок церкви. На самом деле, за этой простой встречей по простейшему поводу стояло многое. Сам факт, что духовные лорды королевства выехали из своих кафедральных гнездышек, чтобы встретиться с молодым герцогом Нормандии, говорило о том, что они признают его права здесь, в Англии. То, что они не устроили ему встречу в одном из кафедральных городов, говорило о том, что они формально верны королю. Что было делом принципа, к слову, потому что никто из них, кроме епископа Винчестерского, теплых чувств к Стефану не испытывал. Ну и условия договора, собственно. Генри предложил церкви 10 фунтов немедленно за "нанесенный ущерб", и 10 фунтов тогда, когда он "обретет свои права". Теобальд уточнил, что в любом случае, три года - это максимум, в течение которого Ганри имеет право пользоваться замком. На том и порешили.
Что касается разобиженных королем Стефаном магнатов, то Роберт Лестерский открыто стал советником герцога Генри. После того, как Генри поклялся, что не потребует от него помощи, если ему придется выступать против графа Честерского, связанного с Лестерским договором. Да, собственно, и почему бы Ранульф Честерский выступил против Генри, если тот, первым делом, подкрепил своей большой печатью длинный лист владений графа в Нормандии. Да, тот же самый, который в 1146 году подтвердил король Стефан. Разница была в том, что Нормандией правил Генри, тогда как жест Стефана от 1146 года остался просто жестом. Хартии Генри и Стефана отличались, к слову, друг от друга интересной деталью. Хартии Стефана были обращены ко "всем верным мне людям, французам и англичанам, во всей Англии". Хартии Генри были обращены ко "всем моим друзьям и верноводданным в Нормандии и Англии". Никто из королей до него не включал в хартии слово "друзья", и эта деталь была моментально замечена и понята.
Довольно забавно для разнообразия: "Долгие века демон-лис по имени Бай Сяо жил взаперти, питая силы от жемчужины духов. И вот, когда до окончания тренировок оставались считанные дни, его принимают за самоеда и забирают в приют для животных. Жемчужина тем временем попадает к девушке по имени Ся Куй, которая решает продать её в своём онлайн-магазинчике. Отыскав эту девушку, Бай Сяо с удивлением обнаруживает, что жемчужина уже приняла её за хозяйку и теперь ему придётся убить новоиспечённую владельцу, чтобы вернуть её назад. Ся Куй уговаривает его дать ей несколько дней, чтобы признаться парню, в которого она давно влюблена, а Бай Сяо в это время начинает познавать современный мир, поселяясь у неё дома". Тут ещё не упоминается куча всякой нечисти, которая охотится за той же жемчужиной, а некоторые - и за хвостатым.
Минус один - препротивная актриса, играющая главгероиню-студентку. Но, может, с точки зрения китайцев она и миленькая, кто знает.
После быстрого рейда Генри Плантагенета в Англию, в 1149 году, ситуация с противостоянием партий Стефана и Матильды отчасти перешла в политическую борьбу, но кое-какие движения продолжались и на военном фронте. Впрочем, теперь Генри Плантагенета нужно именовать уже герцогом Генри, потому что Жоффруа просто-напросто короновал его герцогом Нормандии в 1150-м, оставив себе роль советника. То есть, одобрямса со стороны короля Франции они искали в 1151 году чисто формально. Что не умаляет той колоссальной работы, которую проделала Матильда, потому что где-то в 1150-м году сын короля Стефана, Юстас, с не такой уж маленькой французской армией и в компании своего родича через брак, короля Франции, был у замка Арк, а с другой стороны реки им приветливо махал рукой от стен Ториньи-сюр-Вир герцог Генри, стоявший во главе армий из Анжу, Нормандии и Бретани. Военных действий, впрочем, не последовало - командующий армией герцога удержал его от атаки на короля, который хоть и чисто формально, но был его оверлордом. Как показало развитие событий, иногда можно выиграть, отступив. Генри ушел из-под стен Ториньи, и был через год торжественно утвержден королем Франции в своем герцогском чине.
читать дальшеПосле этого, герцог Генри снова собирался с походом в Англию, теперь уже с самыми серьезными намерениями, но тут умер Жоффруа. На следующий год снова началась подготовка к походу, но снова планы пришлось менять, потому что сам герцог неожиданно для себя женился. Дело в том, что на страстной неделе 1152 года брак между Луи VII и Алиенорой Аквитанской был, наконец, расторгнут. Причем обе стороны так охотно и торжественно поклялись что состоят в родстве, запрещающем брак без диспенсации, что расторжение прошло практически автоматически, без всяких дебатов. Тем более, что попытка сохранить этот рассыпающийся брак уже была предпринята самим папой, и довольно прямолинейно. Освободившаяся от надоевшего супруга Алиенора упорхнула в Пуату, и уже через два месяца, на Троицу, была в объятиях куда как более молодого и намного менее постного мужа - герцога Нормандии.
Собственно, широкой публике Алиенора до этого момента была практически незнакома. Полные сознанием величия своих королей, французские хронисты просто упомянули, что Луи VII, за несколько дней до коронации, женился на наследнице, принесшей ему Аквитанию. Имя наследницы даже не упоминалось. И потом особо не упоминалось, до самой отправки во Второй крестовый, потому что стоит ли говорить о женщине, не сумевшей родить королю наследника? Её судьбой должны были стать развод и монастырь, или скучный брак, устроенный королем, если бы Луи жену не любил. Но он её любил настолько, что не смог расстаться даже на время военного похода, и тут в судьбе Алиеноры случился её дядюшка, Раймунд Антиохский, он же Раймунд де Пуатье.
Красавец, атлет, отчаянный интриган и бабник, Раймунд не был в восторге от надутого Луи, который надувался ещё сильнее из-за восхищения, которое его собственный военный контингент выражал этому "настоящему мужчине". Раймунд, в свою очередь, не мог не заметить 26-летнюю красавицу-племянницу. Насколько можно понять, под ворохом сплетен об их отношениях есть один неоспоримый факт: практически всё время, которое Луи с супругой провели в Антиохии, Раймунд был занят разговорами с Алиенорой. И после этого, поведение Алиеноры разительно изменилось, что привело к расколу с ревнивым мужем и, в конечном итоге, к разводу с ним.
Раймунд не был ни ангелом, ни мудрецом, но он повидал мир, и он понимал людей. Он также вырос, как и многие младшие сыновья континентальных благородных семейств, в Англии, и знал всех ключевых персонажей нынешнего конфликта с их молодых лет. Не исключено, что их общение с племянницей и не содержало конкретных планов на будущее Алиеноры, но неглупой женщине, которой наверняка было в тягость безразличие и скованность французского двора, было вполне достаточно просто раздвинуть горизонты своего кругозора. Плюс, будем смотреть на вещи здраво: впервые за годы брака, Алиенора почувствовала интерес окружающих, направленных именно на неё, личность и женщину, а не на её функцию королевы и потенциального сосуда для вынашивания будущего короля Франции.
Во всяком случае, после молниеносного брака Алиеноры с герцогом Нормандии поговаривали, что этот вариант был обговорен ими ещё в 1151 году, когда Генри и Жоффруа были с визитом в Париже. Впрочем, сплетни сопровождали Алиенору всю её жизнь. А Жоффруа, с удовольствием флиртующий с красавицей-королевой, вроде бы оценил её как женщину-проблему. Впрочем, когда это сыновья слушали своих отцов в делах сердечных, тем более что в 1152 году Жоффруа уже не было рядом. Чуть более подробно обо всей этой свистопляске с браками Алиеноры я писала здесь:mirrinminttu.diary.ru/p204528688.htm
Луи был в бешенстве. Да, он инициировал развод с Алиенорой, но какому бывшему мужу понравится скороспелый брак отставной жены с мужчиной, который был лучше бывшего по всем физическим статьям, да ещё считался счастливчиком с большими перспективами по жизни? К тому же, для гнева короля Франции были соображения чисто политические. Герцоги Аквитании не были вассалами Капетингов. Разводясь с Алиенорой, Луи, может, и не думал, что та уйдёт в монастырь, но явно планировал безопасный для себя брак Алиеноры с какой-нибудь приближенной к Капетингам рухлядью, с которой та гарантированно не сможет иметь детей (так называемая "политическая кастрация" в разных формах была очень популярным методом нейтрализации неугодных, этот метод в будущем опробует сын Алиеноры по отношению к младшему брату, забыв, то мама-то у них общая, и унаследованная от нее политическая смелость - тоже общая). Ведь любой сын, который мог родиться в новом браке, уводил Аквитанию у дочерей Луи и Алиеноры, уводил прочь от Франции и её интересов. Но что он мог? Герцоги Нормандии уже давным-давно относились к свои вассальным обязанностям по отношению к Франции с ехидной усмешкой, рассматривая их чисто жестом доброй воли со своей стороны, а нынешный, с его родословной и владениями, полученными по наследству и через брак, мог, при желании, изменить весь баланс власти в регионе. Не говоря о том, что юноша явно стремился приумножить коллекцию владений и титулов, став королем Англии.
И Луи, не рефлексируя больше неизбежного, кинул клич. В конце июня 1152 года, у стен Неф-Марше собрались для осады король Франции, сын короля Англии Юстас, племянник короля Англии Генри Шампанский, и брат короля Франции Роберт Першский. В этой команде вполне мог быть и брат герцога Нормандии, Жоффруа, относивший к старшему брату без восторга (он, говорят, пытался перехватить Алиенору по пути в Аквитанию, чтобы насильно жениться на ней). Сам Генри в этот момент был в Барфлере, готовясь к отплытию в Англию. Но, услышав новости, кинулся к Неф-Марше. Возможно, королю Франции стоило бы порефлексировать до отплытия герцога Нормандии. Но на тот момент соединенные силы его врагов выглядели настолько внушительно, что никто не ставил на победу раздражающе удачливого молодого человека. Все были уверены, что шансов сохранить что-либо из имеющихся владений у него нет. Они не учли персональных особенностей характера молодого герцога, что, в общем-то, понятно - все привыкли глазеть на его родителей, и парень до поры, до времени оставался в их тени.
Я приведу здесь оценку характера и личности короля Генри II, данную для BBC History доктором исторических наук (со специализацией в римской военной истории) Майком Айбиджи:
"Не будучи красавчиком, Генри был крупнее большинства окружающих, крепким и сильным: мощь, которую излучала вся его личность. Его энергия казалась сверхестественной, и его гнев был легендарным, так же как его любовь к охоте. Он одевался просто, в охотничьи одежды, и подданные редко видели его вне седла и без сокола на руке. Но, как ни парадоксально, этот типичный человек действия был интенсивным интеллектуалом. Свободно владеющий несколькими языками, он любил уединяться за чтением, был отличным беллетристом, и обожал ученые дебаты. Он также был демократичен в общении, и никогда не забывал лиц. Он ненавидел рутину, и был знаменит склонностью менять планы в самый последний момент. Это помогало ему реагировать на непредвиденные обстоятельства с поразительной скоростью и целеустремленностью.
Он ценил преданность превыше всего, и его приступы бешенства, обрушивающиеся на тех, кого он определял как предателей, были настолько мелодраматичны, что в них трудно поверить - до пены у рта и катания по полу. Этот Генри был настолько пугающим, что мог превращать силой своего гнева важных магнатов в дрожащие развалины. Но он принимал честную оппозицию, и относился к ней совершенно спокойно. Чего он не переносил, так это предательства.
Превыше всего, он был безжалостен в преследовании своих прав. Он мог манипулировать придворными, играть на слабостях, искать лазейки, и даже нарушать обещания, чтобы защитить свои наследственные права, как он их понимал. Его политикой было "восстановление всех законов и правил времен короля Генри моего деда, искоренив все вредоносные практики, возникшие после тех времен и до сего дня". Для Генри, всё остальное было второстепенно, и его интерпретация этих законов и правил была более жесткой, чем принятая в дня Генри I. Это доминировало все его действия: его иностранную политику, его религиозную политику, его экономическую и законодательную политику, и даже его частную жизнь - иногда с катастрофическими последствиями.
Страстный, хваткий, авторитарный, Генри начал свое правление с целеустремленного высокомерия юности, и закончил с циничным коварством старого сквалыги. Он построил свое королевство силой своей личности, и это было его величайшей слабостью, как и величайшей силой".
Смотрю то, что могу смотреть вечно и в любых количествах - всякие там хроники расхитителей гробниц. Там есть несколько сквозных персонажей, и несколько пасхалочек, связывающих сериалы единой темой "Таинственной девятки". Одна из них - любовь некоторых персонажей к классической опере. И вот сидят молодые люди приятного вида и упиваются звуками, по сравнению с которыми ссора кошек - верх музыкальности. Причем, современная пекинская опера куда как зрелищней и, кажется, мелодичнее того, что слушают они. В общем, не для моих ушей.
Поведение королевских войск, действующих в Уэссексе так, словно это была вражеская территория не была понята ни подданными Стефана, ни даже его биографом. По сути, в "дьявольской жестокости", как назвал эти действия хронист, был повинен не персонально Стефан, а его сын, Юстас, но кровь пала, естественно, на правящего монарха. Впрочем, и Стефан, и его сын на тот момент верили, что они победили, и что Генри Плантагенет вытеснен на континент навсегда. И занялись чисткой рядов, что Стефан всегда делал с сокрушающими для себя последствиями, и никогда не учился на ошибках, наступая на те же грабли снова и снова. На этот раз, он решил искоренить влияние Валерана де Мёлана на английские дела.
Матильда Блуасская, королева Англии
читать дальше А Валеран на английские дела имел влияние непосредственное. Во-первых, в Англии оставался его брат, граф Лестерский, который никак не проявлял дружелюбности или враждебности к Стефану, и занимался своим хозяйством, посещая двор только по обязательным оказиям. Во-вторых, шерифом Вустершира был Вильгельм де Бьючамп/Бошан/Бьючем (как угодно), письма с распоряжениями к которому Валеран начинал с обращения "my dear son". И в 1150 году Стефан напал на Вустер. Снова, как на вражескую территорию, сжигая всё на своем пути и грабя собственных подданных. Замок к гарнизоном, во главе с де Бьчампом, тем не менее устоял, так что грабежом дело и закончилось. Король, тем не менее, вернулся в 1151 году, имея в своем распоряжении две осадные башни. И тут начали происходить очень странные вещи.
Граф Лестерский, Роберт де Мёлан, сделал необъяснимое: разрушил обе башни, но арестовал и увез в свои владения Вильгельма де Бьючампа. Понять логику событий можно попытаться, хотя современный хронист не был удивлен совершенно. Он просто зафиксировал происшедшие, добавив, что "потому что вышеозначенный граф был братом Валерана де Мёлана", полагая, что это всё объясняет. Что бы ни имел в виду хронист, в свое время отец близнецов Валерана и Роберта сделал распоряжение, что если семья лишится всего по одну сторону канала, их владения по другую сторону должны быть поделены. Люди не очень любят делиться, поэтому Роберт тщательно соблюдал интересы брата в Англии, и "пленение" шерифа, который был непосредственным агентом решений, принимаемых братьями, могло быть частью этой политики. С другой стороны, бесхозных подданных, особенно богатых, тогда не было и быть не могло, каждый имел сидящего на его шее оверлорда. В случае Роберта Лестерского, его оверлордом был король Стефан. Так что единственное, что мог сделать граф в интересах своего брата - это не дать разрушить замок и изолировать от Стефана слишком много знавшего шерифа, причем представив это услугой королю.
Впрочем, оверлордов, случалось, и меняли. Или пытались поменять. Граф Херефорда, сын Майло Глостерского, имел в оверлордах Генри Плантагенета, принеся ему присягу по собственной воле, но он предложил себя в вассалы королю Стефану, если тот отдаст ему замок де Бьючампа. Потому что в свое время, когда Майло Глостерский принял сторону императрицы Матильды, Стефан даровал Роберту Лестерскому право на графство Херефорд и comitatus (феодальное право) на сам Херефорд, так что Роджер Херефордский чувствовал себя в своей графской короне не слишком уверенно. Король, тем не менее, просто внезапно перестал интересоваться делами в Уэссексе, и вскоре ситуация вернулась к исходной. Видимо, раздумывая над логикой лействий графа Роберта, Стефан пришел к выводу, что феодальные отношения с магнатами, имевшими свои собственные, родовые земли - это не то, что отношения с графами, назначаемыми короной, и полностью от короны зависевшими.
Для магнатов важнее были связи родственные и соседские, ибо люди на тронах менялись, а земля оставалась вечной. А поскольку земельные владения каждого из магнатов не были какой-то монолитной, единой территорией, а располагались здесь и там, то контроль за определенной территорией было выгоднее поручить соседу, взамен на соответствующую услугу. Сохранился текст договора между Ранульфом Честерским и Робертом Лестерским, по которому один не просто соблюдал интересы соседских владений на своей территории, но некоторые владения были переведены в совместную собственность. Но прелесть этого договора даже не в этом. Поскольку оверлордом графа Роберта был король Стефан, а оверлордом графа Ранульфа - Генри Плантагенет, они рассмотрели и возможность, что будут вовлечены в военные действия друг против друга. Для этой оказии было решено, что оба будут вторгаться силами не более двадцати рыцарей, постараются нанести минимальный ущерб, и если им случится получить в добычу собственность друг друга, эта собственность потом будет возвращена. Вот и веди победоносную войну с таким контингентом!
Главной новостью 1151 года стал собор духовенства в Лондоне по поводу того, что архиепископ Теобальд стал папским легатом в Англии. Сам собор, надо сказать, был посвящен исключительно работой над документами, повелевающими вернуть церкви то, что было отнято, и не сметь притеснять церковные владения в будущем. Королю всё это было не интересно, его гораздо больше занимал вояж архиепископа Йоркского в Рим, где тот должен был ходатойствовать перед папой о коронации Юстаса при жизни Стефана. У Капетингов данная практика была дежурной, но для Англии того времени сомнительной. Хотя в послании к папе и говорилось, что коронация Юстаса является не сольным проектом его отца, а желанием всего двора, ни для кого не было секретом, что архиепископа практически вынудили отправиться в это путешествие - отношения между королем и назначенным Римом архиепископом Йоркским были даже не враждебными, они были ледяными, потому что король года три отказывался признавать Генри Мурдака архиепископом, а город Йорк не давал ему права на въезд и после того, как король назначение прелата признал.
Не известно, на что, собственно, надеялись Стефан и Юстас, посылая такого эмиссара. Через год оттяжек и задержек Святейший престол прислал неопределенный отказ: в Англии никогда не было обычая короновать сына при жизни отца, и они не хотят создавать прецедент, разрешая это Стефану. Впрочем, не исключено, что Стефан просто исполнил формальность, известив Рим о своих намерениях, потому что на пасхальной неделе 1152 года Юстас был провозглашен наследником престола, и от собравшихся к пасхальному двору потребовали принесения присяги. Более того, Стефан потребовал, чтобы архиепископ Кентерберийский Теобальд помазал Юстаса на царствование. Теобальд отказался, и был заперт под арест, откуда бежал, преследуемый стражей, во Фландрию. И кто знает, что ещё натворили бы отец и сын, если бы 3 мая 1152 года не умерла бы королева Матильда Булонская.
О её болезни ничего не было известно, и судя по реакции домашних, смерть королевы была полной неожиданностью и для них. Ведь королевская семья не была семьей в том смысле, как мы понимаем это в наше время. На момент смерти, Матильда Булонская находилась в Эссексе, а Стефан с Юстасом в Лондоне. Поскольку Матильда Булонская была единственным человеком в этом семействе, кто обладал пониманием политических ситуаций и дипломатичностью, её смерть не обещала Стефану ничего хорошего. Тем более, что в начале года умер и брат Тео, граф Шампани и Блуа, с которым, возможно, Стефан иногда советовался, и чьими контактами пользовался.
Летом 1148 года императрица Матильда вернулась в Нормандию. Она не виделась с мужем и младшими сыновьями девять лет. Ей было 46 лет, и она устала. Это не означало, что Матильда удалилась от политики и дел, и заперлась в хрустальной башне. Осенью 1148 года она со всей семьей едет в аббатство Мортемер (где, говорят, до сих пор бродит её приведение, известное как Белая Дама), строит новый каменный мост в Руане (Pont-Mathilde) взамен старого деревянного, и совещается с Жоффруа относительно будущей политики. Не известно, воспринимала Нормандия Матильду как просто жену их герцога, или как герцогиню по праву наследования. Но не похоже, чтобы её это в принципе занимало, её занимала работа в тандеме со старшим сыном, которому шел шестнадцатый год - на политическую арену выходило младшее поколение старых игроков.
Аббатство Мортемер
читать дальше У Матильды (46 лет) было три сына - Генри (15), Жоффруа (14), и Вильгельм (12). У Стефана (около 56 лет) тоже было трое детей на 1148-й год: Юстас/Эсташ (18), Вильгельм (13), и двадцатилетняя дочь Мэри, которая была монахиней. Двое детей в семье, Балдуин и Матильда, умерли в детстве и были похоронены в приорате Святой Троицы Олдгейт в Лондоне. Дядюшка Дэвид Шотландский (возраст 60+) по-прежнему поддерживал Матильду, но правил в Шотландии, по сути, его сын - Генри Хантигдонский (33 года). Со своей стороны, Генри и его старший сын, Малькольм (7 лет на 1148 год), были настолько слабы здоровьем, что будущие отношения Англии и Шотландии не вселяли надежду на стабильность. Тем более, что Дэвид и Генри успели в свое время, под шум неразберихи после неожиданной смерти короля Генри I, оттяпать у Англии часть Нортумбрии и сделать из нее шотландскую провинцию. Во Франции, которая имела в региональной политике огромное значение хотя бы уже потому, что формально признавала титулы Жоффруа на Нормандию, Анжу и Мэн, правил 28-летний Луи VII, не имевший на тот момент наследника - Алиенора Аквитанская родила ему только двух дочерей.
В общем и целом, Стефан был склонен расценивать возвращение Матильды в Нормандию как если и не победу, то хотя бы как частичное возвращение стабильности. Конечно, против него были оставлены графы Корнуолл, Девон, Глостер, Солсбери, Херефорд, Честер, Вустер и Норфолк, но и там отчасти уже прошла смена поколений. Графом Глостера был сын Роберта Глостерского, Вильгельм, а графом Херефорда - Роджер, сын Майло Глостерского. Оба были менее эффективны, чем их отцы.
Как и Матильда, Стефан был занят подготовкой своего старшего сына к грядущей борьбе, хотя, откровенно говоря, его королева оказалась в этом деле более энергичной. Во-первых, она с детства знала, что деньги решают почти всё, и обеспечила своему старшенькому полный доступ к своему приданому, которым распоряжалась всегда самостоятельно. Не очень типично - обычно состояние со стороны матери наследовали младшие сыновья или дочери. Во-вторых, королева взяла на себя обработку Теобальда, архиепископа Кентерберийского, по вопросу коронации Юстаса ещё при жизни Стефана. Впрочем, она устроила своего младшенького весьма неплохо, женив его на единственной наследнице уходящего во Второй крестовый графа де Варрена, Изабель. Пусть детям было по 12-13 лет, пускать на самотек такое наследство её величество настроена не была.
Тем не менее, и Юстас, и Генри могли быть как угодно знатны и богаты, но пока они не были рыцарями, они не могли говорить на равных с самым бедным из своих подданных, имевшим золотые шпоры. И если Юстаса в рыцари посвятил отец, король Стефан, то у Генри ситуация была сложнее. Обладая острым умом, он сразу углядел проблему с посвящением в рыцари на континенте. Он решил, что должен стать рыцарем именно в Англии, и сразу, в связи с этим, заявить свои права на английскую корону. К сожалению, среди сторонников императрицы Матильды в Англии не было никого, чей титул позволял бы произвести в рыцари сына герцога и претендента на королевский престол. И снова выход нашел сам Генри. Его дядюшка Дэвид был правящим королем, и имел титул принца Кумбрии, princeps Cumbrensis. Так что 22 мая 1149 года, король Дэвид произвел в рыцари сына племянницы в Карлайле. Одновременно, сын короля Дэвида, Генри Хантингдонский, представил к церемонии группу молодых людей благородного происхождения, которые стали рыцарями вместе с Генри Плантагенетом, обеспечив ему, таким образом, группу товарищей по оружию с обширными локальными связями.
Насколько умной была идея Генри стать рыцарем в Англии, говорит то, как изменился язык хроники Gesta Regis Stephani в той части, которая описывает действия сына короля Стефана, Юстаса. Потому что Стефан, узнав, куда направляется шустрый сын императрицы, и сам кинулся на север, хотя и не забрался дальше Йорка. Перехватить Генри у короля не вышло. Юстас пытался перехвать Генри, устраивая засады по Херефордширу и Глостерширу, но Генри, то ли предупреждали, то ли он сам имел хорошую команду скаутов, так что юный Плантагенет прошел рядом с как минимум тремя засадами, оставшись ими незамеченным.
Естественно, Юстас был в ярости, а когда он был в ярости, то жег и пепелил в буквальном смысле всё окружающее, что не имело ни малейшего смысла и было проявлением необузданного темперамента, хотя и входило в число официальных стратегий ведения войны. Впрочем, Стефан в его возрасте был ничуть не лучше, если не хуже. В общем, о сыне короля заговорили плохо, и Стефан позаботился, чтобы тот срывал зло на окрестностях замка Девизис, а не на случайных деревнях и городках. В окрестностях замка, Юстас действовал зверски, но напористо, причем замок он осадил очень плотно, и даже взяли несколько внешних укреплений. Узнав о происходящем, Генри Плантагенет кинулся на выручку, и Юстаса прогнал, после чего обоих и стали считать главными противниками в борьбе за корону Англии. Это описано в хрониках Джона Гексемского. У меня по этому поводу возникло два вопроса: откуда у Генри взялась армия, способная отогнать врага, занявшего внешние укрепления (некоторые, но все-таки) замка, признанно считавшегося неприступным, и как молокосос Юстас смог занять эти несколько укреплений такого замка. Предполагаю, что большая часть гаризона Девизиса была именно с Генри около Брайдпорта в Девоне, который они захватили. Но, как бы там ни было, сил в распоряжении Генри было достаточно только для коротких пробных выпадов, больше напоминающих партизансую войну, чем прямую конфронтацию с правящим королем. В начале 1150 года он вернулся в Нормандию.
Пока Генри воевал с оружием в руках, его маменька, императрица Матильда, воевала на фронтах дипломатических. Они с Жоффруа тоже хотели, чтобы Генри был коронован герцогом Нормандии ещё при жизни отца, и чтобы его права на Анжу и Мэн тоже были подтверждены. Тем не менее, главным было не это. Главным было завоевать если не сердце, то практичность Луи VII, чтобы он перестал поддерживать Юстаса и стал поддерживать Генри в борьбе за корону Англии. Поскольку Юстас приходился королю Луи племянником, задача была не из легких. Поэтому Матильда обратилась к аббату Сугеру, который не только правил Францией, пока король был в крестовом походе, но и дружил, в свое время, с отцом Матильды. Правда, то же самое сделала и другая Матильда, Матильда Булонская. Но у императрицы была запасная карта: Арнульф, епископ Лизьё. Да, тот самый Арнульф, который в 1139 году был на соборе, признавшем Матильду незаконной дочерью Генри I на скользком основании ношения её матерью монашеской вуали в одном случае. Но с тех пор утекло много воды, и Святейший престол как минимум не возражал против Матильды, хотя и сдерживался от прямого вмешательства в конфликт. Плюс, муж императрицы стал популярным герцогом Нормандии. Поэтому Арнульф был готов сотрудничать, а императрица предпочла не поминать прошлого.
Из похода король Луи вернулся в премерзком настроении. Ничего они в Святой Земле не добились, да ещё и жена, Алиенора Аквитанская, оказалась далека от того идеала, который вымечтал себе её супруг. Вместо того, чтобы прятаться в тени мужа, она охотно принимала довольно смелые ухаживания нескольких локальных властелинов, не видя ничего дурного в этих проявлениях так называемой куртуазной любви. Злые языки нашептывали ревнивому королю, что любовь та была не только и не столько куртуазной, так что бедняге Луи оставалось только кинуться в омут государственных дел, чтобы не думать о своих несчастьях. Сугер передал Матильде, чтобы они с Жоффруа обратились напрямую к королю, которого он подготовил.
Ранним летом 1151 года, Жоффруа и Генри отправились в Париж. Матильда их не сопровождала, справедливо предполагая, что король Франции в данной ситуации склонен вести официальные дела исключительно с мужчинами. Впрочем, именно тогда Генри впервые встретил Алиенору Аквитанскую, которая отчаянно флиртовала и с ним, и с 38-летним красавчиком Жоффруа. Результатом переговоров был договор, по которому Луи VII признал Генри герцогом Нормандии в обмен на сдачу нормандской части Вексина.
Победа была омрачена совершенно неожиданной смертью Жоффруа Плантагенета осенью 1151 года. Он заболел лихорадкой уже на обратном пути из Парижа в Руан. В одночасье 18-летний Генри оказался обвешан титулами не только герцога Нормандии, но графа Анжу и графа Мэна. Матильда же продолжала работать над карьерой сына, как ни в чем не бывало - она так никогда и не смогла полюбить навязанного ей супруга, как, наверняка, и он не любил её. Тем не менее, они всегда умели объединять усилия для достижения тех целей, в которых были едины - в политике и вопросах карьеры детей.
В марте 1147 года, пока Европа была занята Вторым крестовым, Генри Плантагенету исполнилось 14 лет. Воинственный дух, охвативший континент, не обошел стороной и его, только вот направление энергии молодого человека было обращено не в сторону Святой Земли, а в сторону Англии. Хэнли, биограф Матильды, склонна рассматривать внезапную высадку старшего сына императрицы как бзик подростка, пустившегося в приключение, совершенно не понимая, что его ждет, и подставившего этим под удар всё, чего его мать добилась в Англии.
"Я устал, я ухожу" в исполнении императрицы Матильды
читать дальшеЧто Хэнли упускает, так это тот факт, что юный Плантагенет не только провел уже энное время в том регионе, куда высадился, но и сопровождал повсюду своего отца в Нормандии последние три года. А это была школа поважнее любых академий, хотя Жоффруа был известен как требовательный воспитатель, организовавший сыну весьма интенсивное обучение академическим премудростям под руководством лучших учителей. Так что бзиком высадка Генри не была и быть не могла - в небольшой группе были не только друзья-приятели, но и наемники, так что Жоффруа был, несомненно, в курсе того, что затеял его старшенький, но решил дать львенку возможность попробовать клыки и когти в деле. К слову, паренек как-то ухитрился договориться с наемниками в кредит - то есть, не заплатив им ни гроша. Свою плату те должны были получить из военной добычи. Многообещающий молодой человек, что и говорить.
Проба оказалась интересной. После девяти лет гражданской войны, англичане были склонны тщательно следить за своим побережьем, так что высадка Генри не осталась незамеченной, только вот Стефану сообщили, почему-то, что высадилась многотысячная армия. По-видимому, тот всё ещё ожидал, что Жоффруа, ставший герцогом Нормандии и уладивший там свои дела, высадится с армией покорять Англию. Со своей стороны, Генри не полез на рожон, а отправился со своим отрядом к небольшим замкам Криклейд и Партон, находящихся в 25 милях от ставки Матильды. И там начинающий воитель понял, что даже такие небольшие укрепления желательно штурмовать при помощи техники, если только целью не является героическое самоубийство штурмующих. Причем, до него дошло, что Стефан, узнавший, что имеет дело не с Жоффруа, а с его сыном-подростком, будет вне себя от злости за изначальную панику, и не замедлит явиться надрать нахалу задницу.
И юный воитель... позвал маму. Мама, тем не менее, тоже была полна решимости научить свою кровиночку отвечать за предпринятые действия, и не пошевелила и пальчиком, чтобы помочь. Принцип "онжеребенок" в Средние века не котировался, особенно в отношении тех, кому предстояло в будущем командовать и править. При условии, что они могли до этого будущего дожить, конечно. Ту же жесткую линию принял и дядя, Роберт Глостерский. И тогда будущий король Англии отчебучил то, чего от него никто не ожидал: предложил королю Стефану сделку. Стефан расплачивается с наемниками Генри и дает денег на оплату кораблей, а Генри возвращается в Нормандию, не причинив вреда никому и ничему. И Стефан согласился. Он не был злым человеком и тоже был отцом уже пережившим подростковый возраст сына, так что хорошо представлял себе, как устроен ум 14-летнего героя. К тому же, ему вовсе не хотелось тащиться в Вилтшир из-за отряда, не представляющего опасности, да и досадить Матильде, проявив понимание там, где она занималась воспитанием, тоже хотелось. Генри, похоже, этот жест Стефана оценил и не забыл.
Ожидаемо или нет, но нахальная авантюра юного Генри вдохнула новую жизнь в безнадежно затянувшийся конфликт между партиями Матильды и Стефана. Ведь, в конце концов, Англия не была разделена на две части этим конфликтом. Самой многочисленной была именно третья партия - те, кто не был в восторге от Стефана, но был против именно Матильды на троне, хотя собиралась ли она сама короноваться - большой вопрос. Возможно, те, кто знал её как гордую и честолюбивую дочь короля и вдову императора, не сомневались, что собиралась.
Многих в лагере Матильды держало уважение к Роберту Глостерскому. В этом отношении, появление на сцене театра действий Генри Плантагенета спасло всё дело его матери, хотя Хэнли и утверждает обратное, потому что в октябре 1147 года, Роберт Глостерский подхватил лихорадку, которая за месяц свела его в могилу. К несчастью для Матильды, и её верный Брайан Фиц-Каунт в это же время исчезает с арены активных действий. Есть предположение, что они с женой присоединились, после смерти своего друга, к какому-то монашескому ордену. Потеря двух своих соратников и друзей оказалась непереносимой даже для такой упрямой гордячки как Матильда. В начале 1148 года она отплыла в Нормандию, и никогда больше не вернулась в Англию.
Сейчас может показаться странным, что жизнь и политика далекого Иерусалимского королевства могла сильно влиять на политику Европы, но это факт. Все-таки, именно поколение отцов европейских королей, графов и герцогов 1146 года, прославило себя покорением Иерусалима, вернув часть Святой Земли в руки христиан. Первый крестовый не был забыт, и, из Европы детей покорителей Иерусалима, виделся мероприятием героическим и романтическим. Из Европы не было видно, каким жутким гадюшником был мир тамошней политики, зато в Иерусалимском королевстве владели городами близкие родственники и свойственники европейской знати. Которые, к слову, относились к европейской родне спесиво и свысока, считая себя единственными знатоками восточной политики, которая уже тогда была делом тонким.
Раймунд де Пуатье принимает Людовика VII в Антиохии. Миниатюра Жана Коломба из книги Себастьена Мамро «Походы французов в Утремер» (1474)
читать дальшеС политикой в Иерусалимском королевстве и в самом деле все обстояло сложно. С первого взгляда, система была родной и знакомой - европейской. Король был королем, и жаловал своим баронам города и веси подвластной ему части Палестины, которыми те управляли, выплачивая в королевскую казну налоги и поддерживая короля военной силой при необходимости. На самом же деле, практически все эти бароны понятия не имели, что там у них в феодах происходит, потому что сидели в цивилизованном и утонченном Иерусалиме, а возиться с подданными предоставляли местным раисам, считая их чем-то вроде своих коннетаблей. То есть, вековая система восточного управления и уклада под эгидой христиан не изменилась никак. Разумеется, такая система неизбежно вела к ситуации, в которой достаточно харизматичный популист мог объединить местных мусульман идеей освобождения из-под ига христиан, внушив им, что иго единоверцев слаще, но это уже другая история - история Иерусалимского королевства.
Упомяну только, что в рамках обычаев этого королевства, местные жители к армейской деятельности не привлекались. Армия королевства состояла из "франков" (баронов и их эскортов), и была, таким образом, весьма куцей. Истинной армией в тех краях были тамплиеры и госпитальеры, которые не стеснялись пользоваться слабостью баронов, и скупали у них то, что те не в силах были защитить. Более того, тамплиеры и госпитальеры не подчинялись королю Иерусалима. Их начальник сидел на папском престоле в Риме. Так что они были ещё одним вектором в местной политике, причем никто не мог с уверенностью сказать, в чем именно в каждом отдельном случае заключаются интересы этих рыцарских орденов, имеющих свои ложи в Европе.
Что касается наших фигурантов, то крестовые походы и ситуация в Иерусалимском королевстве имели отношение к обеим ключевым фигурам английской политики. У Стефана в Первом крестовом при Рамле сгинул отец, причем это было лучшее, что он мог сделать, потому что бегство Этьена Блуасского, от жутких условий осад и от склок руководителей похода, могло погубить репутацию рода навсегда, если бы не Адела, дочь Завоевателя, которая оставила при себе военную добычу супруга, а его самого энергично выпнула обратно в Святую Землю. Тем не менее, сыновья Этьена всегда нервно вздрагивали при упоминании Первого крестового. Собственно, ядовитое письмо Брайана Фиц-Каунта Генри Блуасскому, содержащее пассаж с призывом перестать оглядываться назад, чтобы не повторить судьбу жены Лота - это тоже стрела в больное место. Ни для кого не было секретом, что безудержное властолюбие сыновей Этьена Блуасского во многом берет начало именно в том, не слишком славном, эпизоде.
А супруг императрицы Матильды, Жоффруа Плантагенет, был ещё ближе к иерусалимским делам, потому что его батюшка женился на королеве Иерусалима Мелисенде. Причем, даже вытребовав себе титул короля-соправителя. Правда, бедняга наверняка потом неоднократно в своем решении раскаивался, потому что в Иерусалиме ни он ко двору не пришелся, ни двор к нему. Все соглашались, что он был славным малым, но сам Фульк решительно не мог принять странных обычаев местного двора.
Во-первых, при дворе вечно тусовалась вся знать королевства. Фульк, совершенно сбитый с толку обилием чернявых личностей в своем окружение, до неспособности отличить одного от другого, желал бы видеть их при деле - в их феодах. Жена, Мелисанда, тоже не радовала. Послушно родив в законном браке наследника, она с облегчением забросила семейную жизнь и сосредоточилась на политике. Фульку это понравиться не могло, особенно потому, что за поведением королевы слишком явно просматривалась смазливая физиономия её троюродного братца Гуго де Пьюйзе, графа Яффы.
В результате нескольких приглушенных скандалов и совсем уж тихих интриг, Гуго отправился на три года в изгнание - за политику, а не за амурные приключения, и Мелисанда притихла. Очевидно, Фульк не терял времени даром, потому что они не только родили второго сына, но и подружились. Фульк даже подарил ей роскошнейший псалтырь с изображением сокола (намек на его имя) на обложке. И с тех пор Фульк подчеркнуто не делал ничего, не посоветовавшись со своей королевой. Что, опять же, совсем не понравилось иерусалимской знати. Ситуация явно шла к патриархольно-европейской модели централизованной в руках короля власти, а в Иерусалиме существовало какое-то подобие парламента и манера обкатывать все главные политические решения именно там. В общем, от Фулька избавились классическим способом - на охоте. Вроде, лошадь споткнулась и упала, да так удачно, что череп Фулька каким-то образом попал под седло.
Фулька всегда обвиняли, что он мало внимания уделяет границам, но только после его смерти стало понятно, что уделял, да ещё как. Потому что стоило ему умереть, как мусульмане тут же завоевали Эдессу, откуда родом была сама королева Мелисанда. Нет, свято место, конечно, пусто не бывает, и овдовевшая Мелисанда тут же пригрела другого своего кузена, Манассэ де Йержа, назначив его коннетаблем Иерусалима, но Эдесса так и осталась во вражеских руках. Более того, ситуация в Иерусалимском королевстве стала выглядеть так нехорошо, что папа Евгений III (цистерцианец) и Бернард Клервосский увидели свой шанс на скромные лавровые веночки организаторов крестового похода. Бернард обратился с пламенными речами к европейской знати, и к англичанам тоже, посоветовав им прекратить проливать христианскую кровь, и сделать что-то полезное.
Идея англичан захватила. Во Второй крестовый отправились Вильгельм де Варрен и Валеран де Мёлан, епископы Арнульф де Лизье и Роджер Честерский, один из де Клеров, сын предполагаемого убийцы Вильгельма Руфуса Хью Тирелл, и довольно значительные контингенты английских джентри, фермеров и моряков, имена которых не занесены ни в один реестр. Никакого желания отправиться в Святую Землю не выказал только сам король, сделавший вид, что призыв к нему не относится.
Его французский коллега, Луи VII, тем не менее не только подхватился в крестовый поход сам, но и взял с собой супругу, Алиенору Аквитанскую, хотя активность Жоффруа Анжуйского заставляла его беспокоиться за Жизор. Английским крестоносцам пришлось примкнуть к его силам, и, поскольку престиж Стефана значильно из-за его поведения пострадал, даже вздохнуть с облегчением, имея в лидерах уважаемого короля. К счастью для Матильды, она была хоть и лидером, но женщиной, и никто не ожидал от неё принятия креста. Жоффруа же особо и не хотели видеть в Иерусалиме, потому что он, что ни говори, был сыном Фулька, а это означало виток невероятных интриг, потому что Мелисанда своего юного сына допускать до трона явно не торопилась, и идея о том, что на трон должен бы сесть старший сын короля Фулька, за кулисами муссировалась.
Вильгельм де Варенн все-таки устроил в Англии очень большой и хорошо пропиаренный сбор крестоносцев в церкви приората в Льюисе. Английских крестоносцев благословляли епископы Винчестера, Бата и Рочестера, а также архиепископ Кентерберийский. Присутствовали также аббаты крупнейших аббатств. В условиях гражданской войны, у уходящих были заботы относительно оставленных позади имущества и земель (у кого они были), и им хотелось бы получить гарантии у папы, что собственность взявших крест не тронет никто. Святейший престол, тем не менее, предпочел умыть руки. Церковь хотела оставаться нейтральной.
Весной 1147 года Париж бурлил. Помимо крестоносцев, собравшихся под флагом короля Франции, проводить контингент в поход явился сам папа Евгений III. Атмосфера была в высшей степени воодушевляющей, и это было предугадано, например, тамплиерами, любезно принимавшими в залог или покупавшими недвижимость тех, у кого не было звонкой монеты для экипировки, но было хоть что-то за душой и желание присоединиться к крестоносцам. Поэтому кто-то метко окрестил то событие самым святым рынком недвижимости 1146 года.
Как известно, Второй крестовый оказался катастрофой в целом. В основном, из-за сволочной политики византийцев, испугавшихся германского контингента Конрада III. К слову сказать, в Германии тоже шла тогда гражданская война, но и Конрад, и его противник Вельф VI отправились в поход. Кое-что хорошее для будущего из Второго крестового последовало - Луи VII поссорился со своей обожаемой супругой, чем обеспечил будущее процветание Англии. А Бернард Клервосский потерял поддержку "широких народных масс" и папы, и был вынужден притихнуть в своем монастыре.
Вильгельм де Варрен снискал во Втором крестовом славу как несравненный воин, но погиб, защищая короля Франции. Валеран де Мёлан, как обычно, выкрутился. Филипп, сын Роберта Глостерского, остался в Святой Земле, вступив в ряды госпитальеров. Надо сказать, что очень быстро участие во Втором крестовом стало частью коллективной культуры Запада, через легенды и песни, и через рассказы участников о своих подвигах "на святой дороге в Иерусалим".
А фиаско с походом, папа и Бернард Клервосский объяснили потом грехами крестоносцев. Чтобы потрафить германцам, нужным ему для собственной борьбы с конкурентами, папа отправил их в Вендский крестовый поход, но это, опять же, совсем другая история.