Суши японские

Сегодня специально поехали в японский ресторанчик, в Эспоо, эти суши пробовать. Оценивали его как 4,2/5, что весьма достойно для ресторана в торговом центре.



Ну очень большое разочарование. Во-первых, в торговом центре нет плана расположения, и попробуй найди нужное тебе среди 1500 других заведений. Я даже позвонила в ресторан, чтобы они сказали, где их искать, но никто не ответил - первый большой минус. Во-вторых, суши были не первой свежести. Видимо, были сделаны в холодильник вчера, а сегодня только выкладывают/разогревают уже готовое. По-моему, также, хренакать поверх суши плавленый сыр - это жесть. Он, конечно, предохраняет изделие от высыхания, но... В-третьих, прочая еда не имела ни малейшего отношения к японской кухне, да и к любой другой ориентальной, если на то пошло. Просто разные кусочки чего-то в кляре, и кусочки мяса с крупно порубленными овощами. В-четвертых, всё было пресным. Я писала про ресторанчик, где хозяйка-китаянка явно адаптировала вкус и меню для своих завсегдатаев-рабочих, ищущих привычное на вкус и сытное, но даже у нее блюда имеют какой-то выраженный, присущай им вкус. А тут - вообще никакое. У них даже какой-то вариант кимчи был похож на салат из консервированной банки!

Проезжали по дороге через район Lintuvaara - вот гда люди живут одновременно и в городе, и в деревне)) Там, собственно, крайне редко что-то продается, но если продается, то не ниже, чем за 600 000 евро за 100 кв.м. Обычно - гораздо больше. Вот этот домик отдали за 670 000 евро:

@темы: Еда

---

Последние королевы Средневековья - Анна Невилл/8

Наконец-то можно поговорить о том, как поженились Анна и Ричард, и заодно о тонкостях средневекового канонического закона о браках на этом примере.



Загадочности средневекового канонического закона о браках довольно долго были оружием в руках тех, кто сомневался в порядочности Ричарда III. Рассуждения по этой линии нападок шли как-то так: если он женился без папского разрешения на своей "близкой родственнице" Анне Невилл, совершив таким образом инцест по букве закона, то мог планировать и женитьбу на собственной племяннице Элизабет Йоркской. Однажды кровосмеситель – всегда кровосмеситель. Не говоря уже о том, что приличный человек не назовет детей от незаконного брака своего брата бастардами, если у него самого дома такой же бастард бегает, ибо брак-то у Глостера был незаконным!

Диспенсация, разрешающая брак Ричарда и Анны, впрочем, нашлась, и нашлась именно там, где ей подобало быть: в архивах папской канцелярии, которые открываются чрезвычайно медленно. Казалось бы, теперь Ричард оправдан? Но обвиняющая сторона тут же вцепилась в то, что диспенсация была неполной, а значит – недействительной.

Ибо в ней всего лишь говорилось о том, что Анна и Ричард находились в третьей и четвертой степени родства, ”sed quia tertio et quarto affinitatis gradibus”. А ведь брак сестры Анны, Изабель, с братом Ричарда, Джорджем Кларенсом, делал Анну и Ричарда родственниками в первой степени родства! Так что караул и скандал, инцест и незаконность брака, не аннулированные святым словом папы. Гадкий Ричард, гадкий!

Оставим в стороне полную логическую абсурдность утверждения того, что брат твоего мужа – это твой родной брат, и что замужество твоей сестры делает тебя родной сестрой брата ее мужа. По этому поводу еще Мартин Лютер прошелся, ехидно добавив «если только тебя не спасут от такого «родства» деньги». Потому что торговля диспенсациями действительно обогащала папскую казну несказанно, не говоря о том, что сама система диспенсаций давала Святейшему Престолу огромную власть над европейской аристократией. Впрочем, критика критикой, но в этой системе нужно было разбираться, и люди в ней разбирались.

Говоря вообще, церковь запрещала все браки между родственниками, имеющими общих предков до прапрадеда. Так что можно посмеиваться над одержимостью средневекового дворянства генеалогией, но нельзя не признать, что эта одержимость имела под собой хорошее основание. Незнание и тогда не освобождало от ответственности, и если заключающие брачный союз не хотели, чтобы их лет через дцать, по требованию какого-нибудь имеющего свой интерес умника, объявили посторонними, а их детей – бастардами, то они доставали из сундуков генеалогические таблицы, выясняли, в какой степени закон делал их родственниками, и испрашивали диспенсацию. И получали, но не даром, разумеется.

Вообще, это родство «в третьей и четвертой степени» звучит интригующе, и не только оно. Например, племянница пришлась бы дяде родней в первой степени, а вот тот же дядя той же племяннице – родней во второй степени. Головоломно. Но современники в этой системе разбирались.

Кроме родства кровного, которое еще можно, потренировавшись, понять, церковь установила родство «принадлежности», так сказать. Нет, вопреки неизвестно по чьей воле гуляющему по просторам интернета мнению, средневековая церковь вовсе не признавала отношения между мужчиной и женщиной неизбежным злом, служащим главной цели этой несносности: появлению детей. Можно сказать, напротив. Для средневековой церкви секс был не только соединением тел, но и соединением душ, в котором партнеры становились родными другу, начинали принадлежать друг другу.

Очень романтично, но в дела брачные это вносило изрядную путаницу. Потому что даже церковные прелаты зачастую толковали эту «принадлежность» как связующее звено между родней мужа и жены. На самом же деле, жена не становилась кровной родней родственникам мужа, а муж не становился кровной родней родственниками жены. То есть, родня родней – но не кровная. Фома Аквинский выразил это с присущей ему четкостью: «брат или отец моей родной не являются мне родными ни в какой степени родства». На этот счет даже было вынесено решение на IV Латеранском соборе в 1215 году.

Всё понятно? Ну нет, конечно. Потому что то же решение запрещало брак между парами, находящимися в родстве «аналогично», т.е. женщиной и вдовцом ее сестры, распространяющееся на их потомство до четвертого колена. Не спрашивайте, почему. Возможно, что писец на соборе заклевал носом и пропустил пару слов.

Крестные родители рассматривались экклезиастическим законом настоящими родителями, что делало их детей родными братьями и сестрами крестнику. Потому как здесь имело место быть духовная связь. Тем не менее, в случае подобного, чисто духовного родства, диспенсация на брак все-таки выдавалась, даже если жених с невестой формально считались состоящими в первой степени родства. Что в случае кровного родства не проходило.

По сути, церковь могла дать разрешение на брак между мужчиной и женщиной, находящимися в запрещенной степени родства, если те могли доказать, что понятия не имели о том, что состоят в родстве. Наверное, подобное и тогда случалось не чаще, чем теперь, но случалось. Церковь так же категорически не признавала насильственные браки, от невесты требовалось хотя бы формальное согласие.

Наконец, последний экскурс в теорию. Чем была диспенсация? Просто-напросто документом, разрешающим брак запросившего/запросившей на его/ее избраннике. Диспенсация не была документом объединяющим. Например, девице могли выдать позднее разрешение на брак с новым избранником, если она, по какой-то причине, не вышла за предыдущего. НО! Последующая диспенсация не аннулировала предыдущую, представьте.

Возвращаясь к браку Ричарда Глостера и Анны Невилл. Мать Ричарда была выходцем из гигантской по любым меркам семьи, в результате чего она и дед Анны по отцовской линии, Ричард, граф Солсбери, были оба детьми Ральфа Невилла, графа Вестморленда. Более того, детьми от одной матери: от Джоан Бьюфорт. То есть, это делало Ричарда и Анну родственниками во второй и третьей степени. Кроме того, Эдмунд Лэнгли, пра-прадед Ричарда, был пра-пра-прадедом Анны. Неизвестно, кто был крестными у Ричарда и Анны, но мать Ричарда точно была крестной Изабель, сестры Анны.

Хорошо известно, что в свое время, после того как молодой король Эдвард IV изумил народ своим мезальянсом, его опора и советчик граф Уорвик, отец Изабель и Анны, выдвинул категорическое предложение выдать своих девочек за королевских братьев. По каноническому закону, такой двойной брак не считался запрещенным. К несчастью для всех, у короля были свои планы на брата Джорджа. В тот момент Джордж был наследником престола, и его прочили в тот момент за Мэри Бургундскую.

Граф Уорвик получил взамен Ричарда Глостера, который был на 13 месяцев моложе Изабель, и виконта Ловелла, богатого наследника, который был чуть старше Анны. Тем не менее, Уорвик совершенно справедливо решил, что Ловелл не пара его дочкам и наследницам, и женил молодого человека на своей племяннице, Анне ФитцХью.

Известно, что в 1467 году граф запросил диспенсацию Витикана на брак Кларенса и Изабель от имени дочери. Кларенс тоже запросил диспенсацию для себя, и его копия дожила аж до семнадцатого века, и была изучена до последней запятой. Копию Изабель так и не нашли еще в папских архивах, но где-то там она есть. Нет никаких доказательств того, что одновременно была запрошена диспенсация для брака Ричарда с Анной. Никаких, кроме замечания миланского посла в письме своему суверену, что Уорвик «женил двух своих дочерей на братьях короля, и в день св. Иоанна Кларенс женился на своей в Кале».

Кларенс действительно женился на Изабель в Кале. Есть смысл предположить, что хозяйственный Кингмейкер в тот момент получил диспенсацию и на брак Анны с Ричардом. Именно поэтому она и не была затребована вторично, кода пришло время. Потому что это пришедшее время принесло новое осложнение, для которого понадобилась новая диспенсация.

Судя по тому, что в августе 1470 года Уорвик запросил и получал диспенсацию для брака Анны с сыном короля Генриха VI, Эдвардом, Анна была для этого брака свободна. После победы графа в Англии, о Ричарде Глостере никто не вспомнил. Тем не менее, всего через несколько месяцев ситуация изменилась. Эдвард IV снова сидел на троне, и Кларенс оказался стражем Анны, за которой принялся ухаживать Ричард. Только теперь ситуация между Ричардом и Анной осложнялась еще одной, новой линией родства: Анна стала вдовой сына двоюродного кузена Ричарда.

Здесь не идет речь об отношениях Ричарда и Анны, но нельзя не напомнить еще раз (уж больно случай подходящий), что в тот момент, ухаживая за Анной, Ричард не мог надеяться ни на какую выгоду. У пятнадцатилетней девочки не было ничего, решительно ничего, даже надежд на наследство: всё было обещано Эдвардом Кларенсу в обмен на то, что братец Джордж отверг Варвика. Но Джордж знал, что Анна Невилл не настроена уступать свою долю наследства, и он знал Ричарда, который был образован куда как более тщательно, чем братья. Поэтому Анна просто исчезла.

Вероятно, для Ричарда не было слишком сложным найти спрятанную девушку, но он оказался в непростой ситуации. Во-первых, Кларенс был официальным стражем Анны, и без его дозволения никакой брак был не возможен. Во-вторых, увозя Анну прочь из дома Кларенса без ведома последнего, Ричард, технически, совершал похищение, что по закону тех времен приравнивалось к насилию, даже если девица была согласна с планом целиком и полностью. Поэтому Анна и была привезена Ричардом не к нему домой, а в монастырское убежище. Во-первых, оттуда ее было невозможно вытащить без ее согласия (по крайней мере, теоретически и без скандала на всё королевство), и, во-вторых, там ее репутация была в безопасности.

Тем не менее, содержание леди в монастыре не было бесплатным. Тем более, вдовы убиенного принца Уэльского. Тем более, против воли короля и его брата. Думаю, добрые сестры слупили с Ричарда неслабую сумму. Что, в свою очередь, означало, что безденежная Анна была полностью зависима от герцога Глостера, что могло быть интерпретировано, как принуждение к замужеству. Собственно, именно в это и вцепился Кларенс, потребовав в 1471 году аннулирования брака Ричарда и Анны именно на том основании, что этот брак не был проявлением свободной воли девушки.

Глостер и Кларенс выложили свои аргументы перед королевским советом на Михайлов День 1471 года. В дело вмешался король, и в феврале 1472 года Кларенс согласился на брак Анны и Ричарда при условии, что Анна не потребует от него своей доли отцовского наследства. В марте Кларенс сделал дарственные на несколько поместий в графстве Глостер в качестве приданого, и, очевидно, где-то в этот период в Рим отправилось прошение о диспенсации, которая и была выдана 22 апреля 1472 года. Если обратить внимание, что в диспенсации Анна именуется ”mulier” (женщина), а не ”domicella” (дамзель), то не подлежит сомнению, что диспенсация была испрошена именно в свете вдовства Анны, которое делало ее родней Ричарда именно в третьей и четвертой степени. Пара поженилась где-то в района мая-июня 1472 года.

Дальше последовали хорошо известные перипетии с наследством вдовой графини Уорвик, которая требовала отдать ей ее деньги и ее земли, что парламент конца 1472 – начала 1473 года отверг, по требованию короля. Тем не менее, хитрый Эдвард разрешил графине покинуть монастырское убежище в Бьюли и присоединиться к своей дочери Анне. Графиня, таким образом, обосновалась в хозяйстве Глостера. Что заставило Кларенса снова поднять перед парламентом требование аннулировать брак Ричарда и Анны на основании того, что тот был совершен силой.

Аргумент был стар и очевидно абсурден, поэтому Эдвард просто велел приготовить бумаги, конфискующие у Кларенса его владения в пользу графини Уорвик, и потряс ими у брата перед носом. Кларенс отступил, а несчастная графиня, в качестве компромисса, была объявлена легально покойной, и ее имущество поступило в раздел между двумя дочками. Именно в тот момент было сделано кажущееся странным заявление, что если Ричард когда-либо разойдется со своей женой, у него останется пожизненное право пользоваться доходами с ее земель, если он не женится снова. Эта фраза делала дальнейшие усилия Кларенса аннулировать брак брата просто бессмысленными.

И действительно, ни один скандал не коснулся более семейной жизни Ричарда Глостера, пока не пришел 1485 год, и Анна не стала умирать. Вот тут уже слухи и допуски сорвались с привязи. Да, это были спекуляции относительно того, что король собирается оставить королеву и жениться на собственной племяннице. Да, все отметили необычайную теплоту, с которой король и королева приняли оставивших монастырское убежище племянниц.

В конце концов, это было счастливое соединение семьи, положившее конец долгому напряжению, кульминацией которого стало исчезновение принцев из Тауэра. Анна и Элизабет были неразлучны в период рождественских праздников 1484 года, танцуя до упада и меняя наряды по нескольку раз за вечер. Но на тот момент никто при всем желании не мог сказать, что в отношениях короля и королевы есть хоть какие-то проблемы. Сплетни о возможном разводе пошли тогда, когда, честно говоря, никакой развод уже не был нужен: королева угасала, и врачи запретили королю спать с ней в одной постели, потому что симптомы агрессивного, открытого туберкулеза были очевидны для всех.

Слухи пошли, пожалуй, даже не от злых языков, а от некоторых теологов, пустившихся в теоретические рассуждения о возможности или невозможности брака между дядей и племянницей. Кем были эти теологи - неизвестно, об их рассуждениях пишет только автор Кроулендских хроник. Как теперь известно, сам-то король в тот момент был занят подготовкой двойного брака, своего и Элизабет, с отпрысками Плантагенетов в Португалии. Когда к нему разлетелся один из самых близких его соратников с предупреждениями, что брак дяди и племянницы в королевстве не поймут, Ричард пришел в ярость, сделал публичное заявление о том, что подобная мерзость ему и в голову не приходила, и сдал племянницу на руки самой большой святоше своего двора, чем показал, что он решительно не разбирался в женщинах. Потому что хранить репутацию леди Элизабет была назначена леди Маргарет Бьюфорт.

Прошли столетия, и сплетни вокруг Ричарда вспыхнули благодаря неугомонному Джорджу Баку, который увидел приватно показанное ему около 1619 года письмо от леди Элизабет герцогу Норфолку. Ему не разрешили снять копию, он только записал то, что запомнил. То, что он запомнил, было двусмысленно. Леди уверяла друга короля, что предана его величеству душой, телом и мыслями, и… просила его замолвить за нее перед королем словечко. И в конце, среди придворных сплетен, позволила себе заметить, что прошла уже добрая половина февраля, а королева, кажется, никогда не умрет.

То есть, кто-то показал Джорджу Баку некое послание, которое может быть о чем угодно и от кого угодно, утверждая, что показывает доказательство нечестивых замыслов короля относительно племянницы. Ну не странно ли? Впрочем, подобное предположение является оскорблением не столько чести Ричарда III, сколько его интеллекта. Потому что никакие диспенсации не помогли бы англичанам принять подобный брак. Мало того, что Ричард и Элизабет находились в первой и второй степени кровного родства, мать Ричарда была крестной Элизабет. Элизабет и Анна Невилл имели общего предка в лице Ральфа Невилла, что делало Ричарда в родстве с племянницей еще и в третьей и третьей степенях. А поскольку Анна и Элизабет имели в предках также Эдмунда Лэнгли, это делало Ричарда родственником племянницы еще и в четвертой и четвертой степенях.

(О тонкостях средневекового канонического закона о браках на примере Ричарда III рассказала Мария Барнфилд в журнале «Рикардианец», том XVII от 2007 года)

@темы: The Last Medieval Queens

---

"Король наш старый Гарри подвинулся умом"

Катастрофическая неспособность Генри VI, которого отец оставил королем как Англии, так и Франции, управлять обоими королевствами, привела к потере практически всех французских владений и к гражданской войне в Англии. Объективно говоря, повинен в этом был не он один, но именно его ментальный коллапс в августе 1453 года спровоцировал Ричарда Йорка перехватить бразды правления в свои руки на целых 18 месяцев, что совершенно не понравилось юной королеве, Маргарет Анжуйской, и тому кругу близких ей по деловым интересам людей, который чужой для англичан королеве удалось вокруг себя сформировать, чтобы экономически выжить при хаотически управляемом дворе супруга. Естественно, историков всегда интересовал вопрос, что именно было не так с Генри VI, и насколько он был (если был) безумен? Линси Меткалф, кандидат исторических наук из Кембриджского университета, пытается найти ответ в своей статье в мартовском номере The Ricardian Bulletin.



Пытаясь диагностировать человека, умершего 550 лет назад, следует в первую очередь принять во внимание культурный и социальный аспект жизни пациента именно в его, а не наше время. Тем более если речь идет о диагнозах, связанных с психиатрией. Люди просто-напросто реагировали на окружающий мир не так, как реагируем мы, и ряд психических заболеваний, часто встречавшихся тогда, исчез (или почти исчез) в наши дни. Например, часто встречавшаяся у средневековых пациентов иллюзия, что они сделаны из стекла, едва ли встречается сейчас.

Диагностируя случай с Генри VI, важно знать не только исторические аспекты его времени, но и конкретные описания того, как он общался с окружающим миром, и как окружающие его люди общались с ним. Важно и то, имел ли пациент в анамнезе историю странноватого поведения и реакций, или обвал случился неожиданно у абсолютно здорового и адекватного до этого конкретного момента человека. Второй важный момент – характер хронических странностей, которые именно у Генри VI проявлялись с самого детства. История знает случаи, когда монарх был активным психотиком – слышал, видел и чувствовал нечто, не являющееся реальностью, как это было с дедом Генри VI, Шарлем VI Французским. Но в случае нашего «пациента», Генри VI, ничего подобного за ним не замечалось.

Благодаря тому, что история Войн Роз изучалась и изучается со вниманием к мельчайшим деталям, и тому, что тема была чрезвычайно важной и болезненной для современников или почти современников тех событий, коллапс Генри VI описан во многих документах, и описан скрупулезно. Итак, в августе 1453 года у короля начались проблемы с памятью, и он потерял чувство времени. Он также в значительной степени утратил способность контролировать свои конечности, хотя если его поддерживали, он мог ходить. В январе 1454 года королю был представлен его долгожданный сын и наследник, но он никак не отреагировал на ребенка, и не провел церемонию признания хотя бы жестом. В марте Генри VI посетил его королевский совет, и он снова никак не выказал узнавания этих людей, и все их попытки наладить контакт с королем закончились тем, что он просто закрыл глаза, продолжая никак на своих пэров не реагировать. А на Рождество того же года его величество внезапно стал вести себя как раньше, то есть неэффективно и бестолково, но прилежно вмешиваясь во всё.

Надо признать, что врачи Генри VI повели себя достойно. Они не стали пытаться изобразить, что понимают природу недуга подопечного, а просто признали, что причины заболевания лежат за пределами их компетенции, и что всё, что они могут – это попытаться сбалансировать диету короля. Меткалф иронизирует, что если за диетой стояла теория баланса жидкостей Галена, то диета принесла больше вреда, чем пользы. Особенно если состояние короля было вызвано потрясением. Как понимаю, причиной такого замечания послужила гипертрофированная набожность короля, из-за которой он истово придерживался всех постов и ограничений в питании. Если такое стремление жить и ущемлять себя во славу Бога ограничивать предписанием питаться скоромным во время поста, например, то для травматизированного ума это будет выглядеть так, что он совершает преступление против воли Господа, а такие мысли точно не прибавят здоровья.

С современной медицинской точки зрения, катастрофическое состояние, в которое впал Генри VI в 1453 году, должно иметь психотичную, биполярную, депрессивную или диссоциативную подоплеку, или неврологическую, последовавшую за травмой, или вообще отклонение в развитии. Но физическое здоровье короля никогда не имело отклонений, и не зарегистрировано никакого травмирующего заболевания типа менингита, энцефалита, кровоизлияния в мозг или травмы головы, так что объяснение состоянию Генри VI нужно искать в психиатрии. Коллапс короля имел симптомы кататонии: у него был ступор (отсутствие интерактивности с окружающим), амилоидная подвижность и/или каталепсия (он мог передвигаться при помощи посторонних), мутизм (крайняя скупость или отсутствие речи), и негативизм (отсутствие реакции на раздражители).

Необходимо также помнить, что кататония не является самостоятельным диагнозом, а только одним из симптомов другого заболевания. Но какого? В применении к Генри VI чаще всего упоминают шизофрению. Тем не менее, ни до, ни во время эпизода 1453-54 годов у него совершенно не было психозов, которые являются примарным компонентом шизофрении. Есть отдельные указания на то, что у короля были религиозные видения после коллапса, но если их бесцеремонно причислить к психозу, то придется отмести целый пласт культурного контекста религиозного пыла, и тот неоспоримый факт, что Генри VI был не просто, а исключительно набожным. Напомню, что в детстве он засиделся дольше принятого возле всеми забытой маменьки, молодой вдовы Катерины Валуа, ищущей забвения в религии. Не всякий монах на то время имел такую основательную религиозную пропитку, как этот король.

Далее, шизофрения обычно развивается с четко выраженной продромальной фазы галлюцинаций, резких смен настроения и эрратических выходок, которая длится годы или недели, но имеет место быть. У Генри VI ничего подобного не наблюдалось. И, наконец, 31 год – это очень неправильный возраст для первого проявления шизофрении, которая развивается типично в позднем переходном возрасте или в возрасте от 20 до 30 лет. Поэтому можно обоснованно предположить, что шизофрению ассоциируют с Генри VI по одной причине: его дед по материнской линии был классическим шизофреником. Вот у него первый эпизод случился в 24 года, когда он в припадке психоза убил несколько человек из своего сопровождения, он считал себя стеклянным, бегал по дворцовым коридорам без одежды, считал, что его зовут Жоржен, не узнавал жену, и всё прочее в том же духе.

Ничего подобного в случае Генри VI не было. То, что он не реагировал на жену и сына во время коллапса, было проявлением кататонии, а не неспособности узнать супругу. Да, шизофрения в семье имеет тенденцию проявляться в разных поколениях, но не является абсолютно генетическим заболеванием. Во всяком случае, отдельного гена, несущего в себе болезнь, не существует. Что у Генри VI было с материнской стороны, так это предрасположенность к ментальным заболеваниям, но не шизофрения. Биполярное расстройство можно исключить, у Генри VI не было маниакальных эпизодов. Скорее, было нечто вроде летаргии/хронической апатии с усиливающимся выпадением из реальности. Собственно, современники и не именовали его безумным, предпочитая термины «инфантильный» или даже «имбецил».

Откинув всё явно не подходящее, мы остаемся с диссоциативным, депрессивным или приобретенным расстройством. Диссоциативное расстройство, проявляющееся в распаде личности, маловероятно. Генри VI никогда не считал себя кем-то другим, и не имел субличностей, рвущихся наружу. Было бы интересно предположить наличие чего-нибудь из высокоразвитого аутистичного спектра. В конце концов, он имел довольно яркую непереносимость всего, относящегося к сексу, и многие исторические источники упоминают об его антипатии к наготе и женщинам. Он ненавидел насилие и войну, и предпочитал прощать, а не наказывать. У него был очень ограниченный круг интересов, поглощающих массу времени. Он был наивен, и, имея нормальный развитый интеллект, всё-таки не вписывался в окружающее его общество. Что, естественно, привело его к тенденции устраняться от общества и в буквальном смысле.

Тем не менее, наиболее вероятным диагнозом для Генри VI является депрессивное расстройство, сопровождавшее его всю жизнь, и, возможно, отягощенное сопутствующей морбидностью, что и привело к периодам полного коллапса и диссоциативности, с апатией и депрессией до конца его жизни.

О детстве Генри VI известно мало, и хотя он довольно сильно отличался от своих сверстников нелюбовью к военным идеалам, нет никаких сведений о том, что у него были проблемы с развитием и обучаемостью. Проблемы начались, когда мальчик повзрослел. Его учили быть королем, и в его распоряжении были хотя и ненавидящие друг друга в качестве фракций, но чрезвычайно компетентные советники. Тем не менее, Генри VI делал грубые ошибки в управлении, был легко ведомым, и легко отвлекался от чего-то действительно важного к чему-то просто-напросто для него приятному. Он забывал обещания, людей и задачи, которыми ему надо заниматься, хватаясь при первой возможности за любимые книги и полностью выпадая при их помощи из мира важных, но скучных и сложных дел. И чем более важными были дела, требующие решений и вмешательства, тем апатичнее и отстраненнее становился король. Депрессия? Несомненно.

Король Генри VI должен был поддерживать закон и быть законом для своих подданных. Он должен был завязывать и использовать персональные контакты со своей аристократией и дворянством, внедряя писанные и неписанные правила того, как при нем делается политика. Он должен был заботиться о благосостоянии своих подданных, в конце концов. Но ничего этого он не просто не смог сделать, но даже не хотел попытаться. Не будь Генри VI психически больным, Эдвардом IV стал бы его сын. Не было бы потери Франции, гражданской войны, не исчезли бы из английской истории целые аристократические семьи, не случилось бы Тюдоров. Мир, который мог бы получиться, сильно отличался бы от известного нам.
_________________
Ну вот такой анализ. Очень интересный, и с которым я не слишком-то согласна. Меткалф правильно отметила, что диагностировать пациента, умершего половину тысячелетия назад, довольно сложно. Я бы добавила, что если диагностировать пытается финансист со вторым образованием историка, то это вообще невозможно. Любой врач-психиатр знает, насколько далеки случаи реальных психиатрических заболеваний от канонических описаний в учебниках. А тут диагноз ставится «по аватарке», собственно, и вовсе не практикующим врачом. Так что не стоит относиться ко всему вышеописанному слишком серьезно.

Но почему бы не обнаглеть и мне, и не предложить свою версию. Я вообще не верю, что Генри VI был психически болен. Вся история его жизни говорит о том, что он был паталогически упрям. Я верю в генетику, а генетически папенька и маменька данного героя отличались редкостным упорством в достижении цели. Много кто из английских монархов до Генри V гордо именовал себя королем Франции, но только он был реально назначен официальным наследником «стеклянного короля». А ведь начинал-то с чего, помните? А тишайшая Катерина Валуа?! Не мытьем так катаньем устроила себе свою вдовью жизнь именно так, как считала нужным. Мало ли что королевский совет издевательски постановил, что решение о её втором замужестве примет сын-король по достижении совершеннолетия. Не захотели добром, потом пришлось признавать факты в лице дюжих братцев короля, Эдмунда и Джаспера.

То есть, Генри VI было в кого быть упрямым как мул. И он отнюдь не питал отвращения к вооруженным конфликтам, и вовсе не был склонен к всепрощению. Он просто сам не брал оружие в руки, исправно присутствуя в первых рядах на полях сражений. В период с 1450 года по 1453 Генри VI особенно исправно демонстрировал подданным, что не такой уж он и мямля. То по Лондону в полной броне проедет со своими бронированными лордами, чтобы народ не слишком распускался. То отправится судить взятых в плен бунтовщиков Кейда, «украсив» в результате Лондонский мост 13 головами. В Рочестере были казнены 9 человек, в Кентербери – «многие». При этом судил он вместе с Йорком, чтобы подорвать популярность герцога. И ранней весной 1452 года Генри VI очень изящно обошел Ричарда Йорка, желавшего расправиться с герцогом Сомерсетом, но не хотевшего бунтовать против короля. Согласившись дать Йорку аудиенцию, король подсунул в свою палатку Сомерсета, который Йорка, явившегося на аудиенцию без охраны, и арестовал.

Так что же стояло за коллапсом Генри VI в августе 1453 года? Кто-то считает, что король, утомленный постоянными проблемами и окончательной потерей Франции, впал в глубочайшую депрессию. Кто-то утверждает, что физическое перенапряжение вызвало у него небольшое кровоизлияние, в результате чего некоторые участки мозга безвозвратно пострадали. Кто-то намекает, что король не вынес правды об отношениях между женой и Сомерсетом, открывшуюся благодаря тому, что двор постоянно находился в движении, и связь любовникам стало скрывать сложно. Во всяком случае, когда королева притащила к супругу трехмесячного младенца, чтобы тот признал его своим сыном, супруг бросил на него один взгляд, и закрыл глаза, и не открывал их, пока Маргарет и герцог Бэкингем, привезенный в качестве свидетеля, не уехали.

Известно также как факт, что в феврале 1454 года герцог Йорк дал полномочия врачам короля привести его величество в коммуникабельное состояние, потому что к тому времени уже было понятно, что в маразмы король не впал, а наследника надо было возводить в достоинство принца Уэльского, что было невозможно до того, как король признает сына официально. К королю были отправлены терапевты Джон Арундел, Джон Фэйсби и Уильям Хатклиф, и хирурги Роберт Варейн и Джон Маршалл с полномочиями делать все, что они сочтут необходимым, но привести короля в чувства. Это им действительно удалось, но, поскольку король, скорее всего, в чувства приходить не имел ни малейшего желания, достигнутый успех поддержать не удалось.

23 марта к королю в Виндзор отправилась целая делегация: епископы Или, Честера и Винчестера, графы Уорвик, Оксфорд и Шрюсбери, виконты Бьюмонт и Бурше, приор Сент-Джона, и лорды Фалконберг, Дадли и Стортон. Они решили попытаться получить от короля указания относительно положения вещей – но тщетно. Король молчал. Он даже глаза закрыл, не желая, чтобы случайное выражение в глазах было истолковано, как какая-нибудь реакция. Кажется, они все просто его достали. Не знаю, как Генри VI проводил тогда свободное время, но если за чтением, то не удивлюсь, если его чудесное возвращение в политику объясняется тем, что том он дочитал.

@темы: Henry VI

---

"Лоянский ветер"/Luoyang [2021]

Быстро, ярко, броско, сюжет закручен лихо, и в него запихали всё - от обрыдалова над несчастными судьями обездоленных до любви между совершенно неподходящими друг для друга персонажами. Довольно необычная императрица и её странноватое окружение. Продажные придворные. Зловещая таинственная организация, типа танского кгб, которая должна знать всё, но внезапно обнаруживает, что таки не знает. Ну и т.д., потому что я всего 7 серий отсмотрела. Запись завела больше для выплеска впечатлений.

Идет тяжело после старого сериала о Ди, который и лучший из существующих. Всего тут как-то слишком. И мне не очень нравятся мужчины-главгерои. Выходец из Чертового Колодца какой-то психозный, то убивает с улыбочкой маньяка, то рыдает над могилками друзей. Выходец из семьи мастеров - гений с невероятно хамским поведением. Я, во-первых, просто не переношу хамов, а во-вторых, не верю, что танская система могла воспитать такое антисоциальное убоище, там же правила поведения в шкуру вбивались особо неспособным или слишком строптивым, чтобы не демонстрировать свой "ндрав". Женщины ок, особенно женушка. Я её помню по другим дорамам, она милашка, хоть и на пекинесса похожа глазками.

@темы: Дорамы

---

Суши и волки

В финском языке нет шипящих, поэтому "суши" часто произносятся как "суси", то есть "волк". А еще, если хотят сказать о неудачной идее, говорят, например, что она была "волком с самого рождения". Вот поэтому звучит довольно забавно, когда люди отправляются в суши-бар "есть волков", чтобы оценить, не является ли новый ресторан "волком с самого рождения".



Susi Jo Syntyessään

Сегодня мы как раз заскочили оценить такой ресторанчик, его соседка рекомендовала. Ну что - невообразимо дешево, 11 евро за ланч. То есть, там и суши, и обычный набор азиатских закусок, плюс кофе и торт. Находится ресторанчик посреди сосредоточения магазинов, конкурентов нет, поэтому ротация клиентов довольно интенсивная. Но и помещение большое. Вообще, это был островок аутентичного Китая посреди финского рабочего "раёна". Конечно, Китай я видела только в Гонконге и отчасти в Сингапуре (и в дорамах), но вот это сочетание большого и несколько бестолкового пространства с закутками, всё нормально чистое, но здорово подержанное - оно было тем самым)) Жизнерадостная и шумная хозяйка-китаянка, и то ли работник, то ли муж - шаркающий сланцеми тип неопределенного возраста, в бейсболке, вот только папиросы в углу рта не хватало.

Еда интересная. Суши были в ассортименте большом, и хотя разваливались под натиском ножа и вилки, были вкуснее тех, которые мы едим в нашем ближайшем ресторанчике. Какой-то совсем другой рис. Нудли были безжалостно переварены, зато спрингроллы и иже с ними - хрустящие и вкусные. Вкус еды намного более спокойный, абсолютно адаптированный под вкусовые рецепторы финна-работяги, а не искателя новых вкусовых впечатлений. По той же причине столовые приборы - обычные ножи и вилки, палочки отсутствуют. В целом, понравилось. Но надо бы ознакомиться и с чисто японскими суши. Понятно, что постоянно-то мы будем ходить в ближайший, но как-то немного нелепо есль суши только в китайских ресторанах.

А вот сил у меня нет совсем. Здесь полно огромных магазинов, но я не в силах пройти их их конца в конец. Даже странно. Если совсем честно, то не меньше часа в день я провожу практически в отключенном состоянии - просто сижу. Думать-то думаю на всякие отвлеченные темы, но не хочется шевелиться и что-то делать. Соцмедия откровенно раздражает, с любой стороны. И надо бы соцсвязи поддерживать, и практически невозможно принять новые лица людей, которые ещё недавно были милы и улыбчивы как цветочки летним утром. В общем, пошла эмигрировать в Лоян, на том фоне проникаешься философской снисходительностью к современности.

@темы: житие мое

---

Прелесть же!

@темы: "веселая бредь"

---

Последние королевы Средневековья - Анна Невилл/7

В последнее время можно часто встретить мнение, что войска Маргарет Анжуйской состояли из какого-то жалкого ополчения, разбить которое было легче легкого, да и хроническое везение Эдварда IV сыграло свою роль. Насчет везения – правда, хотя там было, на этот раз, и умение. Не желавший развязывать гражданскую войну в 1469 году, Эдвард был вполне готов сражаться за королевство с иностранными захватчиками. Тем более, что легко к Маргарет Анжуйской он не относился, зная по истории своей семьи, что эта леди убивает так же легко, как дышит. Но вот что касается войск «капитана Маргарет», то жалким ополчением они не были.



Высадка Маргарет была встречена всеми ланкастерианцами с должным энтузиазмом. Девон и Корнуолл, Сомерсет, Дорсет, Вилтшир, Экзетер – эти графства пошли то ли за королевой, то ли против йоркистов. Маргарет с армией уверенно двинулись по направлению к Бату через Тонтон и Уэльс, обрастая по пути сторонниками.

А потом началась игра в кошки-мышки, потому что и леди была с воинским опытом, и король умел воевать. Эдвард ожидал найти Маргарет в Черинчестере, но её там не оказалось. В Бристоле он только узнал, что королева хорошо там отдохнула, пополнила обоз и двинулась дальше. Наконец, авангард Маргарет был замечен у Содбери, и Эдвард немедленно занял позиции на Содбери Хилл. Но… королева не появилась, она уже была в Беркли, где снова отдохнула и двинулась дальше, на Глостер. На календаре было уже 3 мая. Потом получилось так, что обе армии двигались к Глостеру параллельно, но по разным дорогам. Эдвард – по древней дороге поверху, Маргарет – по долине. Армии Эдварда было на верхотуре жарко и голодно, а армия Маргарет наткнулась на перекрытый силами коннетабля Глостера мост, и была вынуждена тащиться дальше, до следующей переправы. Таким образом они и угодили в Тьюксбери, где расположились у развалин замка, разрушенного аж во времена другой гражданской войны – Матильды и Стефана. Эдвард подоспел туда почти через сутки.

Хроника Arrivall, написанная во славу Эдварда IV, описывает позицию ланкастерианцев как очень сильную. И в самом деле, место было неприятным – лесистым, изрезанным оврагами, идеальными для засады. Поэтому Эдвард послал вперёд группу из двухсот человек через лес, а сам двинулся тремя группами. Авангардом командовал Глостер, центром – сам король, арьергардом – Гастингс.

По какой-то причине, никаких засад в лесу не было, хотя у армии королевы была возможность и время их организовать.

Битва началась с обстрела позиций королевы пушками Эдварда и шквалом стрел, пускаемых лучниками Глостера. Совершенно непонятно, зачем Сомерсет, командующий авангардом королевы, велел своим войскам покинуть позиции и двинуться вниз с холма навстречу войскам Эдварда. Традиционно Сомерсета обвиняют в идиотском высокомерии, потому что на оборонительных позициях он мог бы отбиваться от войск Эдварда сколь угодно долго. Росс, правда, высказывает предположение, что пушки Эдварда наносили тем позициям слишком сильный урон. Идеей Сомерсета было зайти во фланг Эдварду, но он натолкнулся на силы Ричарда Глостера, и началась бойня. Ричард и Эдвард стали буквально отжимать врага назад, на исходные позиции, хотя это одновременно означало, что Сомерсет хоть и с уроном, но возвращался на более выгодную для себя местность. Но тут те 200 человек, которые ранее прочёсывали лес, вступили в битву и ударили Сомерсету во фланг. И люди Сомерсета побежали. И проиграли. Хотя Глостер во время этой битвы тоже был ранен, и, похоже, имел все шансы погибнуть, если бы его не спасли сквайры Томас Пар, Джон Майлвотер, Кристофер Ворсли, Томас Хиддлстоун и Джон Харпер. Ричард Глостер в будущем включал этих людей во все молитвы за погибших членов своей семьи.

Эдвард IV оказался ровнёхонько напротив ланкастерианского центра, которым командовал сын королевы, Эдвард принц Уэльский. Наверное, в кино или в романе картина боя была бы украшена сражением между двумя Эдвардами, но в реальности ничего подобного не случилось. Ланкастерианцы уже были дезорганизованы и бежали в город, отбиваясь от наседавшего врага. И в одной из этих схваток молодой принц был убит. Потом, гораздо позже, начнут рассказывать, что принц был схвачен и приведён к королю Эдварду, и убит в присутствии короля кем-то из придворных. Ещё позже убийцей принца Уэльского был назван Ричард Глостер. Одна из хроник времён Тюдоров, напротив, утверждала, что Ричард Глостер был единственным, не схватившимся за оружие. Хроника Варворта называла убийцей принца герцога Кларенса.

Впрочем, вряд ли кто-то уронил слезинку по поводу судьбы принца, кроме его родителей и, возможно, жены. Что ужаснуло Англию, так это судьба ланкастерианских лордов, укрывшихся в аббатстве Тьюксбери, откуда их, собственно, никто не имел права вытаскивать. Но король отдал приказ – и защита святого убежища была нарушена. Впрочем, смерть принца Эдварда имела свой эффект на судьбу его отца. Гибель принца положила конец дому Ланкастеров. Теперь, когда у короля Генри VI больше не было наследника, он стал Эдварду не нужен, и отсчёт последних часов его жизни начался.

Казалось бы, после Барнета и Тьюксбери Эдварда могло ожидать спокойное царствование, ведь он в буквальном смысле обезглавил сопротивление. Тем не менее, Невиллы на его голову отнюдь не закончились, и, в конечном итоге, привели к полному раздраю между королём и его братьями. Но это случилось в некотором будущем, а пока Эдварду пришлось срочно разбираться с очередным Невиллом, которого знали под именем Бастард Фальконберг. Это был Томас Невилл, внук родного дедули короля Эдварда, всё того же Ральфа Невилла. Правда, отец Томаса и мать Эдварда были детьми от разных жён сэра Ральфа, но единокровными всё-таки.

Бастард Фальконберг был достаточно равнодушен к делу дома Йорков, но он сильно дружил с Уорвиком-Кингмейкером, и поэтому, даже зная о том, что его друг погиб, продолжал действовать так, как они договаривались – высадился в Кенте, принял в свои ряды очень большое число джентри и йоменов, которые не были против Йорков, но были против слабого короля на троне страны, нуждающейся после гражданской войны в сильной руке. И после этого войско отправилось к Лондону, действительно ожидая, что столица откроет им ворота. Фальконберг был моряком, а не политиком, и поэтому представить себе не мог, что настоящую политику делает осознание личной выгоды. Поскольку рядовой состав армии Томаса Невилла включал в себя массу обедневших и разорившихся в результате ценовой политики администрации Эдварда людей из Кента, а то и просто лесных бандитов , то допустить такую армию в столицу королевства – это обречь столицу на грабёж. Так что Лондон ворота Томасу Бастарду не открыл.

Фальконберг от Лондона отплыл вполне спокойно, отправил своих людей туда, откуда их привез, а сам, по какой-то причине, решил сдаться. А дальше с Томасом Невиллом случилась чрезвычайно мутная история. Он сдался персонально Ричарду Глостеру, получил должное помилование от короля, и отправился вместе с Ричардом служить на север. Тем не менее, в сентябре Ричард получил от Эдварда приказ заключить Бастарда Фальконберга под стражу и приговорить к смерти. Известно, что Ричард протестовал, как человек, которому Фальконберг сдался, но как коннетабль Англии он не мог не подчиниться прямому приказу, исходящему не от брата, а от короля. Так что Фальконберг был казнён, и голова его была оправлена в Лондон, где её поместили на Лондонском мосту. Естественно, в этой истории крайним оказался Ричард Глостер, и никого не интересовало, как это случилось.

Глостеру вообще досталась очень неблагодарная роль в администрации брата. Плащ коннетабля Англии, который набросили ему на плечи, был тяжел от крови, пролитой Типтофтом, хотя это был король Эдвард, кто передавая должность своему тестю, Ричарду Вудвиллу, написал недвусмысленную инструкцию ему в патент, давая право «to hear, examine and duly determine the aforesaid causes and business with all and singular arising, occurring and connected, both summarily and plainly, without noise and customary form of trial, on simple inspection of the truth of the deed; and also … we have similarly committed full power … without leave of appeal, from our mere motion and aforesaid certain knowledge, with authority for any penalty, fine and alternative lawful coercion and for the execution of the matters that he shall have decided in that behalf».

И вот тут есть момент, из которого можно делать какие угодно выгоды. Главным коннетаблем Англии пожизненно Ричарда Глостера брат сделал в 1469 году, когда Ричард Вудвилл (ничего зловещего в этой должности не сделавший) был казнен графом Уорвиком, а Энтони Вудвилл от такой работы отказался. Ричарду было тогда 17, и он уехал почти сразу расследовать что-то в Уэльс. И вдруг Эдвард снова назначил на должность коннетабля Типтофта. Был ли Типтофт исполняющим обязанности Ричарда Глостера на время отсутствия герцога? Или ему был выдан патент со сроком «пока будет угодно королю»? А если так, то почему? Не потому ли, что Ричард Глостер отказался проводить карательную экспедицию? Мог ли он отказаться? Если детали по этому эпизоду и существуют, я их не знаю. В любом случае, Типтофта вскоре казнили самого, во время реставрации Генри VI, а Эдвард IV угодил в изгнание.

Но судил пленных после Тьюксбери именно Ричард, и снова в должности Главного коннетабля королевства.

Он и осудил 6 мая на смерть пленников, которых без особой помпы в ту или иную сторону казнили на рыночной площади Тьюксбери, после чего пристойно похоронили. Маршалом был Джон Говард. В числе осуждённых был герцог Эдмунд Сомерсет, сэр Джон Ланстротер, приор Госпитальеров, и сэр Жервайз Клифтон. Никто из казнённых милости не ждал и не просил, потому что практически все они были из числа обиженных когда-то действиями короля Эдварда или прощёнными им когда-то врагами, которые изменили снова.

Вот именно тогда Ричард Глостер и столкнулся снова с Анной Невилл, переживавшей самый мрачный час своей судьбы.

@темы: The Last Medieval Queens

---

Погадать на спичках

@темы: "нетягостная бредь"

---

Интересно, куда я могла засунуть битву при Тьюксбери? Я помню, как я о ней писала. Но под каким тегом? Под Ричардом и Эдвардом не нашла. Офигеть. Изначально целью было использовать минимум тегов! Но тогда надо было параллельно делать путеводитель по темам.

---

Последние королевы Средневековья - Анна Невилл/6

То, что произошло потом, знают все: реставрация на троне Генри VI прошла более чем успешно, хотя для всех было очевидно, что бедняга окончательно потерял связь с реальностью, хотя выучка сказывалась – вести приятные беседы со слетевшимися отовсюду в столицу ланкастерианцами он вполне мог. В общем и целом, такой король на троне устроил бы и лордов, и джентри. Ждали только наследника, которого в королевстве практически не знали, ну и парламент, которому была уготована роль серьезнее обычной, тоже был Кингмейкером созван.



Кингмейкер отрывает Генри VI от радостей жизни книжника, чтобы снова посадить бедолагу на трон

Если не повторять все тонкости того момента, о которых я рассказывала в истории собственно Эдварда IV, то в сухом остатке будет печальный для Уорвика-Кингмейкера результат: бестолковая битва при Барнете и гибель. В большой степени потому, что категорически не доверяющая Уорвику и боящаяся за сына Маргарет Анжуйская отнюдь не торопилась в Англию, и провозилась так долго, что ухитрилась причалить к английскому берегу через несколько часов после гибели Кингмейкера. Возможно, у нее хватило бы осторожности тут же убраться восвояси назад, во Францию, но когда мы говорим, что «королева причалила», то это подразумевает, что причалили, вообще-то, войска. И её сын, поддерживаемый другими горячими сэрами, которым, в общем-то, и терять было нечего, желал биться за свою корону. Так судьбы персонажей подошли к битве при Тьюксбери, и судьба Анны Невилл, бывшей рядом со свекровью и мужем, приготовилась сделать поворот, который всё-таки вознес её на трон Англии.

Но в день битвы при Тьюксбери она, несомненно, чувствовала себя ужасно. Мало того, что девушка, даже не вышедшая из подросткового возраста, только что узнала о смерти отца, но она потеряла и мужа. По сути, Анна оказалась в лимбо – без близких, без статуса, без друзей. В какой-то степени рассчитывать она могла только на поддержку сестры, которая была замужем за Кларенсом, предавшим её отца.

Уорвик был предан не только своим зятем, Кларенсом, но и английскими коммерсантами. Собственно, не случись в его жизни Барнета, он всё равно столкнулся бы с неприятной дилеммой в будущем. Граф ведь был весьма последователен в своих действиях. Рассорившись с Эдвардом из-за курса внешней политики, теперь он получил возможность повернуть эту политику в русло, которое считал правильным и выгодным для Англии. В середине февраля 1471 года был подписан десятилетний договор с Францией, обещающий большие свободы в коммерции для обеих сторон. Но для того, чтобы дружить с Луи Французским, Англия должна была начать войну с Шарлем Бургундским.

Уорвик, ненавидевший Шарля Бургундского как чуму, был вполне готов действовать, и уже 12 февраля отдал распоряжение гарнизону Кале начать действия против Бургундии. Одновременно он начал собирать от восьми до десяти тысяч лучников, чтобы отправить их в Кале и затем, после подписания договора с Францией, отправиться туда самому. Но прелесть английской политики заключалась в том, что она не подчинялась личностям. Она подчинялась, собственно, национальным интересам, выражением и основой для которых была, есть и будет экономическая стабильность. Как минимум, в конечном итоге. И в данном случае экономические интересы Англии были категорически против любых военных действий.

Война – это работа для солдат, и работа должна оплачиваться. Спрашивается, на какие деньги? Традиционно, парламент Англии объявлял сбор налогов именно под какое-то мероприятие. На укрепление флота, на защиту границ, на укрепление крепостей и гарнизонов, на конкретные военные действия там-то и там-то. И, традиционно, сбор таких налогов растягивался на годы. Значит, реальное финансирование проектов ложилось на плечи тех, кто этими проектами руководил – пэров королевства, которым для того и давались короной земли и должности. Но, в свою очередь, недвижимость имеет только потенциальную ценность, и доход от неё появляется в кассе хозяина (или управляющего от короны) не сразу, и даже далеко не всегда именно в звонкой монете. Поэтому пэр, руководящий проектом, был вынужден в свою очередь деньги просто занимать. А «живые» деньги были только у торговцев.

Торговцы Англии к 1471 году уже испытывали некоторые неудобства от враждебных отношений с Ганзой. Плюс, любой даже средней руки бизнесмен понимает, что смена деловых партнёров в международной торговле всегда означает временный дефицит средств – связи не так легко обрубаются, и для образования новых нужно немалое время. Англия всегда была плотно связана торговлей именно с Бургундией, и объявление войны для некоторого количества коммерсантов было бы смерти подобно. Помимо объективных сложностей, были и вполне субъективные выгоды лично самым значительным коммерсантам: они получали неплохие суммы через посольство Бургундии за то, что поддерживали именно про-бургундскую политику. Это, кстати, в те времена было вполне легальной практикой, отстёгивать нужным людям определённые «пенсии» за лоббирование своих интересов.

Так вот, новый режим торговцы не поддержали. Вероятно, была ещё жива память о ланкастерианцах на престоле, и о том, что с финансами эти люди обращаться не умели. Так что наскоро реставрированное хозяйство короля Генри содержалось, собственно, на деньги Уорвика. Почему-то граф предполагал, что английские города смогут поучаствовать в походе против Бургундии, отрядив войска за свой счёт, но городские ополчения исторически собирались в Англии только для обороны королевства, а не для войн за границей. Заставить администрацию действовать по-другому было можно, но Уорвик, по сути, просто заменил одного короля на другого, оставив правительственный аппарат прежним и не угрожая никому смертью и репрессиями. Коммерсанты всегда чувствуют, когда с ними разговаривают с позиции силы, а когда – совещательно, и во втором случае заставить их раскошелиться практически невозможно. Особенно в условиях, когда никому не было понятно, к чему именно стремится реставрированный ланкастерианский режим.

И тут всё снова уперлось в личность Маргарет Анжуйской. Принц Эдвард не мог быть коронован, пока его отец жив, а физическое здоровье Генри VI нареканий никогда не вызывало. Следовательно, в Англии стала бы править снова ненавидимая и жадная королева, нрав которой вряд ли смягчился за годы испытаний и изгнания. Смог бы Уорвик и королевский совет ей противостоять? Вряд ли, королева – это королева, если она хочет и умеет пользоваться имеющейся властью. Маргарет Анжуйская и хотела власти, и умела ею пользоваться. Только вот результат вряд ли устроил бы хоть одного обитателя Англии. Между королевой и Уорвиком было слишком много зла и крови. Объединиться для достижения какой-то цели они могли, но не более того. То есть, Уорвику пришлось бы уехать, связав свою судьбу с Францией и её политикой. Граф, с его талантами, не пропал бы, но насколько хорошо для Англии было бы иметь его в рядах заклятых друзей-французов?

И даже после смерти Генри VI с престолонаследием было бы всё не так просто. Его собственноручно подписанное и утвержденное парламентом решение о том, что корона переходит к Йоркам, отменено не было. В данном случае, после смерти Ричарда Йорка и изгнания Эдварда, королем должен бы был стать Кларенс. Более того, кандидатура Кларенса в качестве преемника короны после дома Ланкастеров была подтверждена и Маргарет Анжуйской. Вряд ли такая ситуация устроила бы ланкастерианских сэров и пэров королевства, так что возможность возобновления гражданской войны была бы слишком высока, а тут ещё Кларенс предал Уорвика, заполучив до конца жизни не вполне, вероятно, заслуженно клеймо паршивой овцы семейства Йорков.

Тестем Джордж мог восхищаться, но устоять против натиска женщин своей семьи он решительно не мог. А женщины семьи Йорков реставрации Ланкастеров не хотели. Герцогиня – из-за того, что на руках персонально Маргарет Анжуйской была кровь мужа и сына Сесилии. Анна, герцогиня Экзетер, которую брат-король обещал развести с ненавистным супругом-ланкастерианцем, хотела возвращения Эдварда на трон. Собственно, она Экзетеру была нужна не больше, чем он ей, но дело ведь в дележке имущества, а делиться не хотелось ни ему, ни ей. Элизабет, герцогиня Саффолк, вышла в свое время за того самого де ла Поля, которого в своё время отвергла ради Эдмунда Тюдора Маргарет Бьюфорт. И супруг её был настолько йоркистом до мозга костей, что титул Саффолков реставрированный режим вряд ли за ним оставил бы. Скорее всего, сэр Джон лишился бы титула вместе с головой.

В общем, герцогиня Саффолк, прошедшая хорошую школу политического интриганства у своей свекрови, леди Алис Чосер, засучила рукава и взялась за задачу возвращения отбившегося от клана Кларенса в лоно семьи, имея твердое намерение покончить с глупостями типа реставрации Ланкастеров. И первым делом она подключила к проекту практически единственного в мире человека, который мог повлиять на Кларенса - Маргарет, супругу герцога Бургундского.

Маргарет знала Джорджа с рождения, практически воспитала мальчишку, и она долго наблюдала за Эдвардом-королём, будучи уже весьма взрослой девушкой. Маргарет была наблюдательна, умна, и чрезвычайно образована, круг её общения был очень широк, дополняя её собственный жизненный опыт. Она знала и то, о чём люди, имевшие дело с улыбчивым и легко идущим на контакт красавчиком Эдвардом, постоянно забывали: Эдвард был свиреп до жестокости. Не менее свиреп был и Кларенс, да и все мужчины из рода Плантагенетов. При этом, у Эдварда было одно несомненное достоинство: он был рационален. А у Кларенса была одна несомненная слабость: он был жаден до статуса и почестей.

Маргарет была по складу ума ближе к Эдварду, Кларенса она просто любила - не за, а вопреки. Для начала, она вытребовала у Эдварда полное и официальное письменное помилование для Кларенса. Затем она через находящихся в Англии сестёр сделала Джорджу предложение, от которого он просто не захотел отказаться. В отличие от братьев, Кларенс был ярким экстравертом, вечно кидающимся в гущу событий ради движухи, легко поддающимся эмоциям, и, соответственно, легко перегорающим. При этом, Джордж не был глуп или примитивен. Несомненно, он прикидывал так и сяк перспективы, ждущие его самого при реставрированном ланкастерианском режиме. И вряд ли они его устраивали, потому что в самом блестящем случае (в возможность которого Джордж, скорее всего, не верил) он стал бы королём когда-нибудь. Если бы дожил, на что шансы его в качестве наследника престола, в обход сына королевы Маргарет, были так себе.

Так вот, Джорджу было предложено не только полное прощение и возвращение в лоно семьи. Ему было предложено всё, чем владел Уорвик. И Джордж согласился. Согласился предварительно, разумеется - братья ударили по рукам позже, после высадки Эдварда, при помощи Ричарда Глостера, который отправился к Джорджу, после чего уже Джордж встретился с Эдвардом лицом к лицу. Поскольку в Лондоне с ноября 1470 года было известно, что Элизабет Вудвилл родила, наконец, наследника престола, Джордж предпочел неопределенность ланкастерианской реставрации стабильности и статусу первого лорда королевства при брате.

@темы: The Last Medieval Queens

---

Иногда не знаешь,

смеяться или материться. На днях в пансионе для престарелых на нашем участке провели лекцию, как собирать "тревожную сумку" для бомбоубежища, если русские нападут. Старики в панике осознали, что бомбоубежища в их пансионате нет. Ну, полуподвал, где сауна и бассейн со спортзалом, сойдут на худой конец, но как быть, если не будет света и воды??? Начальство помэкало, побэкало, и выдало бодрым тоном, что поставят во дворе биотуалеты Да-да-да. С роллаторами только в биотуалеты и упаковываться.

Учитывая, что половина обитателей находится по обе стороны 95 лет, я бы не сказала, что им есть о чем беспокоиться - опыт есть, как-никак. Но мне хотелось бы задушевно побеседовать с дебилом, который придумал такой брифинг в таком месте.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Странные у меня коты

Супруг забыл рыжика на балконе на ночь. Тот слишком подвижен, и был замечен, когда скакал в сторону кухни, но, видно, сделал там разворот и помчался назад, и этого супруг уже не увидел. Я пришла с работы и тоже ничего особенного не заметила - в зале темно, только телевизор, из-под стола торчит подрагивающий пушистый хвост, то есть Госпожа там, где обычно в это время. И рыжий обычно возлежит напротив нее. Отсыпаются перед ночными тыгыдыками.

Ночью видела, что Госпожа сидит в прихожей. Утром она сидела на том же месте. Еда была не тронута. Рыжего нигде не видно. Кинулась на балкон - никого, но через минуту нарисовался оттуда. У нас под диваном там подкроватный ящик, в котором пуховое одеяло. Первым делом к Госпоже кинулся. Поздоровались, друг друга опознали. Не похоже, чтобы мелочь получила душевную травму. Её получила я. Что делает нормальный кот, оказавшийся закрытым в замкнутом пространстве? Орет и царапается в дверь, да? Но в данном случае с балкона не доносилось ни звука. Госпожа тоже сидела совершенно молча, хотя, наверное, она-то была потрясена - до еды не дотронулась! И что мне с этими ненормальными делать - непонятно. Ясно только, что дальше так нельзя, жить почти не пересекаясь.

@темы: житие мое

---

Инфоулов за сегодня

Менее тупой и рутинный чем обычно, поэтому аж поделюсь.



Производитель передовиц газеты Helsingin Sanomat Яна Саволайнен написала, что беда России в том, что она не знала Ренессанса, Реформации и Эпохи Просвещения, и поэтому осталась в культуре времен монгольского нашествия - в коррупции, лжи и насилии.

Яна Саволайнен, похоже, даже не прогуглила свои утверждения, потому что гугл бы ей рассказал, что русская эпоха просвещения вполне себе была в том же XVIII веке, но чтобы о ней рассказать, придется разбираться, кто все эти люди, и даже признать, что у монархов в этом деле была заметная роль. Вот Реформации и правда не было - просто приняли беженцев и разрешили каждому молиться на свой лад. Впрочем, папство тоже осудили, но было бы странно ожидать чего-то другого. И Ренессанс был, конечно, только вот на свой лад, и, поэтому, параллели с европейским для неспециалиста проводить трудно, не говоря о той же проблеме "кто все эти люди". Вообще, если какую-то идею из этой статейки вынести можно, так это настойчивую необходимость писать и переводить научпоп о русской истории, сделать её знакомой и интересной за рубежом. Но это, конечно, проект не менее чем на столетие.

Ну, пассаж про наследие монгольского ига комментировать не буду, он и так великолепен в своей глупости

А вторая огромная статья называет духовными отцами президента России Ивана Ильина, Льва Гумилева и Александра Дугина. Идея статьи - протолкнуть идейку, что в России нынче фашизм, и что это объясняет всё происходящее. К чему к первым трем приплели Патриарха Кирилла и какого-то Константина Малофеева, я так и не поняла. В любом случае, нынче финский читатель узнал о существовании вышеозначенных, и даже полюбовался их фотографиями, большими и красивыми.

Газета также резко шарахнулась от идеи "всё прогрессивное человечество за НАТО" к сомнению "а будет ли НАТО за нас воевать", но это, полагаю, просто кто-то спохватился, что опция превратилась в "маст би", а читатель такого не любит.

И ещё есть один момент, озвучивать который прямым текстом никто не решается, но окольно выражается мнение, что многие украинцы, находищиеся сейчас в Европе, назад не вернутся, а это значит, что вот прямо сейчас надо относиться к ним как решению проблемы с рабочей силой. Языковые проблемы есть, конечно, но язык и выучить можно.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Удивительное рядом

Фигашеньки, у нас-то, оказывается, ria.ru заблокирована. Ыыыы... Вот тебе и право на получение информации. Придется сводить знакомство с VPN, однако.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Последние королевы Средневековья - Анна Невилл/5

К первому браку Анны Невилл привело то, что Эдвард IV выпустил 24 марта 1470 года публичное обращение к Уорвику и Кларенсу, что если они явятся к нему с повинной до 28 марта, он примет их милостиво и доброжелательно. В противном же случае, к ним отнесутся как к врагам и изменникам, и за их поимку будет назначена награда в 1000 фунтов единовременно или 100 фунтов годовых. А ещё 23 марта, за день до выпуска обращения, он отправил распоряжения депутатам-лейтенантам в Ирландию и Кале, что Кларенс и Уорвик больше не являются королевскими лейтенантами, и что он запрещает оказывать любую помощь «бунтовщикам и предателям» под страхом всевозможных кар.



То есть, это обращение говорит отнюдь не о бесконечном терпении и доброте Эдварда, а просто о том, что он понятия не имел, где именно находятся Кларенс и Уорвик, и просто надеялся, что их кто-то выдаст. Надо сказать, что герцог и граф действительно не кинулись спасаться за кордон, очертя голову, как несколько позже это придется сделать самому Эдварду. Нет, и Уорвик (как обычно, кстати), и Кларенс увезли с собой свои семьи. Согласитесь, в условиях полной неожиданности происшедшего это – показатель.

Что касается Эдварда, то он произвёл зачистку, заставил Генри Перси поклясться себе в верности (в обмен на его же, Перси, земли, ранее аннексированные короной), и по ходу дела произвёл Джона Невилла в маркизы, не оставив ему практически ничего кроме этой чести. Даже титул хранителя Восточной Марки Невиллу пришлось сдать Генри де Перси. И напрасно Чарльз Росс удивляется этому проявлению, как минимум, недальновидности – ведь Джон Невилл всегда был верен Эдварду, так зачем Эдварду было его отталкивать? Но если взглянуть на факты с перспективы того, что никакого бунта Уорвика, которого, якобы, даже собственный брат не поддержал, не было, а было твёрдое решение извести Невиллов, которым Эдвард был обязан и жизнью, и короной, то действия Эдварда весьма логичны.

Разумеется, первым делом Уорвик (как и предполагал Эдвард) кинулся к морю. Там, в Сандвиче и Кале, и раньше делалась история. Но если Варвик действовал спонтанно, то Эдвард, который во время прошлого побега Йорков из Англии был вместе с Уорвиком, прекрасно знал, что именно граф предпримет. Именно поэтому Энтони Вудвилл был наготове с эскадрой кораблей, и именно поэтому депутат-лейтенант Уорвика в Кале, лорд Венлок, был поставлен в ситуацию, в которой он был вынужден не впустить в Кале своего старого товарища. Это не было предательством дружбы, если принять во внимание, что Эдвард предусмотрительно сделал маршалом тамошнего гарнизона Гайара де Дьюфорта, изгнанного из Франции гасконца, который нашел в своё время укрытие в Англии и даже женился на дочери де ла Поля. А Гайар был в теснейшем сотрудничестве с теми же бургундцами, которые обязали себя немедленно помочь, если Уорвик объявится в Кале. Их флотилия должна была запереть графа со стороны моря. Таким образом, Кале оказался бы для Уорвика не тихой гаванью, а мышеловкой, о чём его Венлок и приватно предупредил. Не впустить Уорвика в Кале, жестко истрактовав распоряжение короля не оказывать помощи бунтовщикам, было услугой, не предательством.

Поэтому граф бросил якорь вне зоны поражения для пушек форта и потребовал, чтобы ему прислали вина для герцогини Кларенс, которой именно в тот момент пришлось рожать. Странное требование, не находите? У Кларенса и Варвика оказалось достаточно времени, чтобы забрать семьи, добраться до корабля всем кагалом, с предположительно беременной на последних часах герцогиней, но запастись вином они забыли? Вином, которое в любом случае всегда было на борту любого корабля, как порох и продуктовые припасы? В этой истории, которая продолжалась полтора месяца, много чего странного, знаете ли. Особенно того, что касается Изабель, но не о ней сейчас речь. Во всяком случае, вышло так, что доставка вина для герцогини Кларенс сопровождалась переходом Томаса Невилла вместе с его кораблями на сторону Уорвика, и вместе они захватили весь бургундский конвой у Кале! Весь, понимаете? Неплохая оплеуха Шарлю Бургундскому – мышь поймала мышеловку, а не наоборот. Лорд Норфолк, Джон де Мовбрей, кинулся преследовать грабителей и награбленное, и даже отвоевал пару кораблей, которые никто особо и не защищал. Но Уорвик появился в устье Сены в начале мая 1470 года отнюдь не бедным изгоем, а в сопровождении целой принадлежащей ему и Кларенсу флотилии. Триумф, несомненно.

Но что было делать дальше? Дорога в Англию была закрыта – Эдвард определённо показал свои намерения, и те предосторожности, которые он в полной тайне предпринял заранее, ещё до мартовского похода, говорили о том, что всё было тщательно спланированно. То есть, заговор был. Но не против Эдварда, а против Уорвика. Так что у графа оставался только один выход. Вернуться в Англию на волне ланкастерианской реставрации.

Как ни странно, единого мнения о том, кто предложил альянс Уорвика с изгнанной из Англии Маргарет Анжуйской, до сих пор нет. Кендалл утверждал, что инициатива полностью принадлежала графу, Росс и очень многие другие – что французскому королю. Учитывая обстоятельства, при которых в своё время Уорвик поддержал претензии Йорков на трон, инициатива и в самом деле должна была принадлежать именно ему.

Что касается Кларенса, то Росс почему-то считает, что его присутствие рядом с Уорвиком было унизительной неловкостью для всех вовлечённых, и в этом Росс сильно ошибается. У Кларенса была очень важная роль. Именно он был назван потенциальным преемником престола в случае, если бы линия ланкастерианских королей закончилась на сыне Генриха VI. Назван Маргарет Анжуйской, заметьте. Маргарет, которая не особенно рвалась согласиться на союз с Уорвиком в принципе. Собственно, ей, похоже, просто пришлось подчиниться королю Луи, который был готов поддержать любую инициативу, лишь бы отвлечь Англию от антифранцузской политики. Совсем скоро линия неохотного подчинения, укреплённая массой условий, приведёт к полному краху собственной жизни Маргарет Анжуйской, но она-то думала в момент переговоров по-другому.

Насколько добровольно Маргарет вообще оказалась заново вовлечённой в английские дела? Нет, поначалу она, конечно, стучала во все двери и требовала своего. Требовала поддержки своим правам, правам сына и т. п. Но на троне Англии уже много лет сидели Йорки, и несмотря на то, что правление Эдварда Йорка не было в течение этих лет ослепительно успешным, сидели, похоже, очень плотно.

Что касается Уорвика, то изгнанная королева напрасно подозревала его в коварстве - он вполне мог иметь целью именно то, о чём он и говорил, просто-напросто реставрацию Генриха. У Генриха VI в Англии был странный статус на 1470 год. Его жизнь был очень дорога династии Йорков. Особенно в условиях отсутствия прямого наследника престола у молодого короля. Как нарочно, исправно рожающая королева пополняла семью исключительно принцессами. Умри Эдвард – и в глазах многих законным королём Англии стал бы именно Генрих, не Кларенс. Умри Генрих – и Йоркам пришлось бы иметь дело с неизвестной величиной по имени Эдвард Вестминстерский.

Величина эта остаётся неизвестной и до сих пор, к слову сказать. Что, собственно, об этом Эдварде известно? То, что мама посылала его влюливать бейджики в виде ланкастерианских лебедей тем дворянам, которых она хотела в свои ряды. Тогда он был совсем маленьким, лет пяти. Известно, что он осудил на смерть двух рыцарей, когда мама спросила, казнить их или помиловать. Потому что мальчишка восьми лет точно знал, какой ответ понравится маме. А больше, пожалуй, ничего не известно. Есть упоминание о нём мимоходом в одной из хроник, что вырос он вполне симпатичным и достойным своего статуса молодым человеком. К осени 1470 года он был уже почти семнадцатилетним. Взрослый мужчина и по закону, и по стандартам времени. Да и пережитому.

Если война и не обошла ни одну аристократическую семью Англии, редко в ней, всё-таки, напрямую участвовали дети. Младшие Йорки (Джордж, Маргарет, Ричард) попали под удар только раз, и силы этого удара мы не знаем совсем. Судя по всему, травма была очень сильной. Но Эдвард Вестминстерский вырос на войне. Маргарет Анжуйская не расставалась с главным своим достоянием, и ребёнок с детства видел только интриги, предательства, ярость, жестокость, смерть. Несомненно, мать воспитывала его в духе, что королевство принадлежит ему. И вот, посреди сложного детства, его собственный отец убирает его из линии престолонаследия, и назначает своим наследником Ричарда Йорка. Это уже не удар, это нокаут. Причём, вполне очевидно, Эдвард был в курсе слухов, ставящих под сомнение законность его происхождения. Могли он при таких условиях вырасти няшечкой? Сомнительно. С другой стороны, годы во Франции могли его смягчить, дать ему другие ценности. Кто знает? Только после прибытия Уорвика никого жизненные ценности Эдварда Вестминстерского не интересовали. Его задачей и обязанностью стало отвоевание трона его отца.

Церемония примирения Маргарет Анжуйской и Уорвика была любовно разработана самим его величеством королём Франции. Луи встречался с партиями порознь, отшлифовывал пункты договора, и вот свершилось – непримиримые враги встретились для того, чтобы стать союзниками. Причём, Луи не оставил Маргарет никакого пространства для манёвра. Он лично, со всеми главными лордами королевства, кинулся навстречу Уорвику, проскакав три или четыре лиги, он встретил графа с распростёртыми объятиями, представил его своей супруге, заседал с ним тет-а-тет. Маргарет Анжуйская, родственница Луи, не удостоилась в своё время и доли подобного внимания. Так что, несмотря на бурчание «Мне-то какая с этого выгода?!», Марго на рандеву явилась.

По какой-то причине Уорвик, в ожидании прибытия Маргарет, отправил Изабель, Анну и свою жену в Нормандию, в сопровождении Кларенса. То ли он не вполне доверял экс-королеве, то ли того требовали приличия. В конце концов, в соглашении, предложенном королём Луи, был пункт о браке Анны и Эдварда. Эту деталь упоминает Эми Лайсенс в книге про Анну Невилл. Но что мы на самом деле знаем? Только то, что женщины семьи Уорвика не были с ним во время первой стадии переговоров. Не означает ли это, что они действительно, как я и предполагала, вообще не были вместе с Уорвиком в период знаменитого пиратского рейда? И что Кларенс отправился в Барфлёр не для того, чтобы женщин туда отвезти, а для того, чтобы их оттуда привезти?

Итак, брак Анны Невилл и Эдварда Вестминстерского. Было это условием или наградой? Зачем Уорвику, с его репутацией и популярностью, в принципе была нужна Маргарет Анжуйская, эта едкая, воинственная дама, «капитан Маргарет», как называл её Кларенс? Просто затем, что немалое количество ланкастерианцев в Англии не поверили бы в намерение Уорвика реставрировать власть Ланкастеров. А графу была нужна истинная поддержка населения Англии своим планам. Опять же, очень трудно реставрировать короля, который не годится ни по одному параметру для роли главной фигуры альтернативы существующему режиму. Возможно, Маргарет привлекли именно в роли «капитана», представительницы своего супруга. Вместе с сыном.

С другой стороны, репутация у Маргарет в Англии была паршивой. Несомненно, были люди, преданные ей лично – за интересы своих людей Маргарет, как и подобает истинной принцессе, всегда боролась. Но в целом… Значит, остаётся Эдвард Вестминстерский. Та самая неизвестная величина. Принц, ничем пока не запятнавший себя. Даже знаменитая сцена с казнью была поставлена в вину его матери, поставлена одним из казнённых. Эдвард Вестминстерский, подкреплённый авторитетом Уорвика через брак с Анной. Значит, подарок Ланкастерам? Возможно. Но и Уорвик без Ланкастеров не мог вернуться в Англию, не мог сделать того переворота, который его практически вынудили начать. Значит, подарок и Уорвику. Назовём этот союз сделкой.

Как к этой сделке отнеслись Анна и Эдвард? Можно себе представить, что Анна вряд ли имела возражения. Не надо забывать, что ей было всего четырнадцать, и предполагать, что она всегда была влюблена в Ричарда Йорка, а он – в неё, подобает викторианским дамам, но не историкам наших дней. Когда Ричард жил у Варвика, он был влюблён в рыцарство. Единственное, чего он жаждал всем сердцем – посвящение в рыцари, о чем есть его заметка на полях книги. Что касается Анны, то она была совсем маленькой девочкой в 1465-1469 годах, и Ричард вовсе не был единственным юношей в её окружении. Да, она могла посматривать в сторону брата короля, потому что определённые движения в направлении браков между ними с сестрой и братьями короля графом сделаны были. И наверняка дочери Уорвика были в курсе, что других достойных их партий в Англии просто нет.

Но вот Анна оказывается во Франции. Не травмированной бегством из дома, потому что дочки Уорвика привыкли следовать за отцом, и, притом, несомненно и заслуженно, верили в него безгранично. То есть, Анна не сомневалась, что скоро папа сделает всё правильно, и они, как обычно, вернутся в блеске славы домой. Причём, она-то вернётся без пяти минут королевой. Девушка-подросток могла даже торжествовать в глубине души, что её муж будет круче мужа старшей сестры, и её статус будет выше статуса Изабель. Что касается сына Маргарет Анжуйской, то и у него не должно было быть особых возражений. Даже если мать каждый день его жизни кляла Уорвика и Йорков, в его мире альянсы с бывшими врагами через брак были нормой. И Анна Невилл была достойной партией для любого принца.

В начале первой встречи с Маргарет Анжуйской Уорвик отстоял, преклонив колено, церемониальные пятнадцать минут, и попросил прощения за все доставленные неприятности. Что бы ни думала Маргарет в глубине души, прощение она даровала, и на брак её драгоценного сына с дочерью графа согласилась. В нормальных обстоятельствах её сын мог бы претендовать на руку принцессы, но обстоятельства не были нормальными. Эдвард был принцем без королевства, и сейчас перед Маргарет стоял человек, который мог бы её сыну это королевство преподнести на золотом блюде. Что предполагала Маргарет сделать с Уорвиком и его дочерью после того, как снова уселась бы на трон королевы? Ровно то, что популярный и умный Кингмейкер позволил бы ей сделать. Но для сына она, во всяком случае, оставила огромное поле для манёвров. Союз, заключённый в соборе Анжера, не был свадьбой, за которой последовало завершение. Он был обручением с отложенным завершением, и в глазах церкви такие союзы были расторгаемы в определённых обстоятельствах.

Для католической средневековой церкви брак между мужчиной и женщиной был божественным союзом, слиянием душ и тел. Именно поэтому сама церемония бракосочетания была столь неформальна во многих случаях. Бог был повсюду, он слышал и видел всё – и обмен клятвами, и следовавшую за ними физическую близость. Такой союз мог быть в Англии расторгнут, но по чрезвычайным причинам: заболевание проказой, импотенция, рабство, переход одного из супругов в языческую веру, бесследное исчезновение одного из супругов. Или жестокое обращение уже в браке.

Но незавершённый союз с условием для завершения был совсем другим делом! Одной из сторон подобного союза было достаточно обменяться брачными обещаниями с кем-то другим, подкрепив их физической близостью, и предварительные договоры теряли силу. Ведь он или она, таким образом, становились семейными людьми в тот же момент. Также обе стороны могли совместно огласить, что к моменту завершения предварительного уговора о браке они просто потеряли интерес друг к другу. И стать свободными.

Так вот, зная Маргарет Анжуйскую, можно даже не сомневаться, что она не была вполне честна, ставя условие для завершения брака своего сына: Варвик должен реставрировать её мужа на троне Англии. Причём, Анна оставалась в её руках и как член семьи, и как заложник. И Маргарет запретила сыну участвовать в экспедиции, он должен был остаться с ней и Анной во Франции. Хотя, судя по всему, сам-то Эдвард рвался в дело. Около месяца Варвик ждал, пока сентябрьские штормы не разметают по проливу эскадру бургундцев перед Ла-Хогом, после чего, 9 сентября, отправился в Англию в компании ланкастерианских графов Пемброка (Джаспера Тюдора) и Оксфорда, и герцога Кларенса. Они причалили в Девоншире четырьмя днями позже.

@темы: The Last Medieval Queens

---

Последние королевы Средневековья - Анна Невилл/4

Конец 1469 и начало 1470 годов прошли для Уорвика удивительно мирно. Да, Эдвард заменил назначенного графом впопыхах лорда-казначея, и назначил в Уэльс, на место графа, своего брата Ричарда, но это было нормально. Ведь Уорвик просто заполнил эти вакансии в спешке. Кларенс был полностью прощён, его брак с Изабель был принят как должное, им даже были сделаны некоторые подарки. Эдвард также обручил свою старшую дочь, Элизабет, с сыном Джона Невилла, сделав того герцогом Бедфорда. Из неприятного был возврат владений раннее аннексированных короной земель Генри Перси их владельцу. И Уорвику, и Ричарду Глостеру пришлось отдать ранее пожалованное – но это было политикой, понятной обоим. Во всем остальном колеса королевской придворной жизни закрутились по-прежнему.



Молодой Эдвард IV, каким его представила нейросеть

С ноября до середины февраля в Лондоне прошла серия встреч между высшими пэрами королевства на уровне Большого Совета, где все договорились в дальнейшем работать вместе и в сердечном согласии. Похоже, что казнь Риверса действительно успокоила ситуацию в королевском окружении – главный фаворит сошёл со сцены. Эдвард был также достаточно умён для того, чтобы назначить Ричарда Глостера на освободившуюся в связи с казнью Гербертов должность Хранителя Уэльса, сделав его также пожизненным коннетаблем Англии – его, а не Энтони Вудвилла, требовавшего этот пост для себя. Ричард, личность для двора нейтральная, вообще был запряжён братом по полной. Семнадцатилетнему герцогу навесили обязанности главного судьи Северного Уэльса, главного наблюдателя над Уэльсом и приграничной маркой, а также главного судьи и коннетабля Южного Уэльса на время несовершеннолетия сына Герберта, к которому перешёл титул графа Пемброка. А земли и должности Хэмфри Стаффорда просто поделили, причем большая часть досталась Джону Невиллу, к которому отошли и земли Кортни, графа Девона.

Очевидно, именно в этом и заключалась договорённость между Уорвиком и Эдвардом – убрать к чертям всем надоевших Вудвиллов и обратиться к старой знати королевства. Другой вопрос, изменило ли это хоть что-нибудь. Для Уорвика было ясно, что внутреннюю политику королевства надо чинить и срочно, а внешнюю – менять. Тем не менее, никакой программы по этому поводу Эдвард, похоже, даже не начал готовить. И напрасно, потому что север, не получив никакого результата от восстаний 1469 года, зашевелился снова в марте 1470. Официальные хроники правления Эдварда IV обвиняют в этих беспорядках Уорвика и Кларенса – дескать, это они их разжигали. Но тонкость в том, что восстания начала 1470 года в Ланкашире были ланкастерианскими. Благо, в своё время сторонников Ланкастеров в тех краях было больше, чем сторонников Йорков.

Остроты конфликту добавили самые настоящие военные действия между баронами. Ричард, лорд Веллс и Виллоуби, его сын Роберт, и родичи через брак, напали на поместье Томаса Бурга, разграбили его и разрушили, а самого сэра Томаса обратили в бегство. Томас Бург, кстати, был главным конюшим короля, так что нет ничего удивительного, что Эдвард не воспринял его беды легко. Тем более, что бесконечная вражда Беркли и Тальботов приблизительно в то же время привела к смерти Томаса Тальбота и многих его людей. Это стало слишком похоже на недобрые времена Войн Роз, и король решил вмешаться персонально.

Надо сказать, что это было хоть и понятной реакцией, но не самой разумной. Известие о том, что на север движется сам король с войсками взбудоражило тех, кому он осенью предыдущего года даровал общее помилование. Кто был виноват в распространении слухов о том, что «он придёт и устроит кровопролитие»? Возможно, никто. В подобных обстоятельствах слухи передаются на самом базовом уровне и вовсе не требуют какого-либо основания. Если идёт король с войском, то он идёт кого-то наказывать, это казалось само собой разумеющимся. Во всяком случае, сын лорда Веллса имел все основания предполагать, что король идёт по его голову, и не нашёл ничего умнее, как начать созывать собственные отряды. По его мнению, лично ему терять было нечего. Ведь Эдвард ложным обещанием помилования захватил его отца в Лондоне, известив Веллса, что если тот не отступит, то его отец поплатится за это жизнью.

А дальше начинается нечто непонятное. Уорвик и Кларенс 7 марта извещают короля о том, что готовы к нему присоединиться, и король отвечает им, что ждет их с войсками из Уорвикшира и Вустершира. А 11 марта повстанцы Веллса вдруг как бы идут на соединение с войсками под командованием Уорвика и Кларенса, причем Веллс, как бы только что получивший письмо отца, неожиданно заворачивает в сторону. Эдвард без труда разбивает младшего Веллса, и без проволочек, с почти неприличной поспешностью, 12 марта казнит заложника, Веллса-старшего, которого ему прислали из Лондона. Затем войска Веллса, особо не преследуемые, разбегаются, а Эдвард с триумфом возвращается в Стамфорд. А Уорвик и Кларенс оказываются в роли предателей и заговорщиков.

Провокация? Практически несомненно, провокация. К Уорвику и Кларенсу отправляется гонец от Эдварда с приказом распустить их войска и явиться к королю только с приличествующим их статусу эскортом. Те не выразили протеста, но вскоре обнаружили, что их, собственно, сопровождают под конвоем. А Эдвард 14 марта устраивает открытый, показательный суд над лордом Веллсом и другими сэрами, участвовавшими в беспорядках, и Веллс уверенно называет Уорвика и Кларенса истинными виновниками всей заварушки, и указывает, что их целью являлась замена Эдварда на его брата и коронация Кларенса. Более того, Веллс пристёгивает к этим именам имена Скропа из Болтона, Коньерса, и всех окрестных родственников и друзей Уорвика. Похоже, его величество решил избавиться от Невиллов одним ударом.

Уорвик и Кларенс, которые, похоже, еще ничего не знают, но не могут не понимать значения присутствия лорда Донне с войсками в их компании, продолжают писать Эдварду приятные письма, и извещают, что присоединятся к его величеству в Ретфорде. Надо полагать, что для них стало полным шоком появление герольдмейстера Ордена Подвязки с приказом графу и герцогу явиться перед королем, и устным посланием Кларенсу, что тот получит от короля справедливый суд «согласно закону крови и королевства», но ежели он с Уорвиком не прекратят «незаконно собирать наших людей и устраивать в нашем королевстве беспорядки», их ждет соответствующее наказание.

Уорвик и Кларенс, очухавшись от шока, сделали единственное, что в такой странной ситуации можно было сделать – остановились как вкопанные, и потребовали от короля гарантийное письмо безопасности. Король ответил, что не собирается вести переговоры с врагами отечества, вступившими в заговор с «исконным врагом нашего королевства» - Францией. Обвиняемые должны предстать перед королём и понести наказание за свою деятельность. Точка. Что оставалось в такой ситуации делать Уорвику и Кларенсу? Только бежать, что они и сделали.

Игры в «славного малого – нашего короля» закончились. Четверо лидеров восстания в Ланкашире погибли, и, по приказу Эдварда, у одиннадцати рыцарей и шестнадцати сквайров были конфискованы владения. По странному совпадению, большинство попавших под репрессии оказались теми, кто принял участие в заседании парламента, созванного Уорвиком осенью 1469 года. Пятьдесят три человека из окружения Уорвика попали под те же репрессии. Владения Уорвика и Кларенса были конфискованы короной, и известно, что во владениях Уорвика люди короля встретили вооружённое сопротивление населения, защищающего собственность любимого ими графа.

Есть ли свидетельства тому, что Эдвард спровоцировал имеющуюся ситуацию в нечто большее, чтобы избавиться от людей, которых считал своими конкурентами? Есть. Главное из них – поразительное бездействие брата Уорвика, Джона Невилла, который не мог быть не в курсе, если бы заговор существовал. Плюс, сама переписка Эдварда с Уорвиком. Ну и факт взятия заложников ещё до выступления на север, которых он потом спешно казнил, хотя его требование к младшему Веллсу было тем исполнено. Знал ли о судьбе отца Роберт Веллс, давая убийственные показания против Уорвика и его родственников? Вряд ли, и поэтому погиб сам – его казнили 19 марта. Далее, ни Уорвик, ни Кларенс не имели ни одной причины в мире восставать в тот момент против Эдварда. Кларенс, теперь счастливо женатый и ожидающий первенца, занял своё место среди знати королевства. Уорвик добился того, за что боролся – свободное от влияния Вудвиллов управление. Относительно внешней политики просто ничего ещё не было сделано, и если осенью 1469 года между Эдвардом и Уорвиком относительно этого был разговор, то в начале марта 1970, с только что закончившимися переговорами между лордами, у графа не было причин подозревать, что Эдвард слова не сдержит.

Поэтому я рискну усомниться в выводах именитых историков, утверждающих, что заговор был, и что Уорвик проиграл потому, что его не поддержали. Уорвика не могли «поддержать», потому что он не восставал. Ни в 1469 году, ни в 1470. Вот когда он действительно восстал, Эдвард вылетел из королевства, как пробка. Совсем другой вопрос, что в сложившейся после осени 1469 года ситуации Эдварду было сложно существовать на одном пространстве с Уорвиком. Вне исторических анализов остаются чувства этого молодого человека, имеющего высшую в королевстве власть, которого публично унизил его подданный, пусть и член семьи. И тем более вне анализов остаётся приватная жизнь короля. Вряд ли Жакетта Люксембургская легко перенесла казнь своего мужа и сына, и вряд ли королева Элизабет Вудвилл в принципе могла простить убийцу своего отца и брата. И уж конечно они не молчали о своих чувствах в присутствии короля. А потом король шел в присутственные покои и был вынужден улыбаться тому, кто невыносимо осложнил ему жизнь и причинил боль тем, кого он любил.

@темы: The Last Medieval Queens

---

Последние королевы Средневековья - Анна Невилл/3

11 июля 1469 года Изабель Невилл со всей возможной помпой вышла замуж в Кале за герцога Кларенса. И это не была тайная церемония ослушников! Еще 28 июня Варвик написал из Лондона своим друзьям в Ковентри о готовящемся событии, а уж те распространили новость дальше. Это была полная противоположность свадьбе самого Эдварда. Изабель выдавали замуж максимально торжественно – с фестивалем, накрытыми для публики столами, винными фонтанами и процессией. Брак благословил Джордж Невилл, архиепископ Йоркский, и вполне возможно, что леди Сесили, мать короля и герцога Кларенса, присутствовала на церемонии. Во всяком случае, вдовая герцогиня совершенно точно сопровождала всю честную компанию да Сандвича. И вряд ли она отказалась от удовольствия посетить Кале ещё раз. Ричард Уорвик стал теперь тестем условного наследника престола, не больше и не меньше. Ведь у Эдварда по-прежнему не было сына.



Джордж герцог Кларенс, нейросетевая реконструкция

У самого же Эдварда дела шли скверно. Торжества по поводу отъезда Маргарет Йоркской в Бургундию поставили точку в конце периода, который англичане были готовы дать своему молодому королю для обучения искусству править. В данном случае, время было потрачено даром, да и денег король растратил в никуда весьма обильно. Что ещё хуже, как лондонцы так и представители сельских джентри и даже члены аристократических фамилий заметили, что внезапно открылась охота на людей, прямо или косвенно причастных к победе Эдварда IV. Многих арестовывали, судили и казнили по наспех сляпанным, абсурдным обвинениям. По устоявшейся английской традиции, винили, всё-таки, не самого короля, а Вудвиллов, которым он дал слишком много власти, и которые этой властью вовсю пользовались. В стране даже началось восстание, но такие мелочи не могли помешать молодому королю отправиться летом на травку, со вкусом отдыхая здесь и там, и решая такие важные вопросы, как дизайн ливрей и штандартов для своего сопровождения.

Меж тем Уорвик и Кларенс, уже на следующий день после свадьбы в Кале, выпустили серьезную политическую прокламацию, с перечислением лиц, нежелательных у трона: граф Риверс и его жена (Жакетта Люксембургская), их сын, лорд Скейлс (Энтони Вудвилл), сэр Джон Вудвилл с братьями, графы Пемрока (Герберт) и Девона (Хэмфри Стаффорд), лорд Одли (Джон Туше, бывший ланкастерианец, в свое время взятый Уорвиком в плен и затем сменивший сторону), и Джон Фогге (сквайр Генриха VI, ставший казначеем Эдварда IV, и принимавший активное участие в травле мэра Лондона, начатой Жакеттой Люксембургской).

А 18 июля Варвик и Кларенс высадились в Кенте, и направились оттуда в Лондон, сопровождаемые криками «a Warwick! a Warwick!». Не задержавшись в Лондоне, Варвик и Пемброк отправились на соединение с Робином из Редесдейла, требования которого они поддерживали. За этим последовала битва при Эджкоте, которая случилась 26 июля 1469 года, и по сей день освещаются историками абсолютно по-разному. Более или менее одинаково описывается и то, что Пемброк и Девон, которые были должны разбить повстанцев, неожиданно поссорились и расположились в разных лагерях. Причины указываются разные – и персональная ссора, и несогласие по поводу дальнейших действий, и даже то, что сэры не могли решить, как расквартироваться в Нортхемптоне.
Фактом же остаётся то, что лучники были у Девона, а военный талант – у Пемброка. Фактом остаётся и то, роялисты оказались разделенными, и повстанцы обрушились на Пемброка, который, тем не менее, вполне успешно маневрировал. Но Девон не прибыл на помощь (то ли честно замешкавшись, то ли из принципа), и нервозность в рядах войска Пемброка нарастала. В конце концов, когда сражающиеся против повстанцев увидели поддерживающего Уорвика Джона Клэпхема, под своим штандартом и штандартом Уорвика, началась паника и повальное бегство. А ведь с Клэпхемом был только конвой, который ошибочно приняли за арьергард армии самого графа.

Девону удалось тогда ускользнуть, благо, он наблюдал за развитием событий со стороны, а оба Герберта, Уильям и Ричард, попали в плен. Через день обоих казнили. О том, имел ли Уорвик юридическое право казнить тех, кто сражался на стороне короля, которого он сам признавал, споры ведутся до сих пор. К середине августа 1469 года истинным хозяином ситуации в Англии стал граф Уорвик. Во всяком случае, так казалось. Королевство и король были у него в кармане, его зять был всё ещё наследником престола, Риверс и Джон Вудвилл, Пемброк и Девон были казнены. Победа? Несомненно. Только странная победа, в которой непонятно почти всё, кроме реальной схватки с Пемброком.

Странность ситуации заключается в том, что она вообще случилась – Уорвик не имел ни малейшей поддержки среди сэров и пэров королевства после выпуска своей прокламации. Не было никакого восстания. Под знамёна графа не стали сбегаться затаившиеся ланкастерианцы и просто люди, обиженные Эдвардом. Недовольны люди были, но вся операция прошла настолько молниеносно, что не превратилась во что-то массовое. Да и после того, когда власть оказалась в руках Уорвика, ничего не последовало. Были убраны на тот свет те, кто наиболее раздражал старую знать, но не последовало никакого передела влияний и состояний. Уорвик назначил себя старшим судьёй королевства и сенешалем Южного Уэльса, а лучшего друга короля, Гастингса – сенешалем Северного Уэльса, потому что эти важные для бюрократической машины должности оказались на тот момент вакантными.

Но и всё, больше плюшек никто не получил. А еще Уорвик срочно созвал парламент на 22 сентября 1469 года, причем местом проведения парламента должен был стать Йорк, что, в общем-то, было вполне логично, учитывая, что восстание Робина Редесдейла было все-таки поднято именно на севере, и северяне должны были быть прилично представлены в парламенте. Что касается Эдварда, то ещё 8 августа миланский посол сообщил на родину, что Уорвик планирует объявить Эдварда бастардом, и дать корону Кларенсу. Но миланец ошибся, сильно ошибся. Эдвард был королем, а парламентарно королей менять англичане склонны тогда не были. Случались, конечно, подозрительные смерти, но вот чтобы правящего короля развенчать с царства – нет.

В общем, Эдвард проводил время в Уорвик Кастл непонятно в какой роли, то ли невольного гостя, то ли пленника, глубинка на ситуацию не отреагировала вообще никак, не желая вмешиваться в распри йоркистов с йоркистами, а вот Лондон забурлил. Начались грабежи и погромы, сведение счётов. По счастью для всех, в Лондоне продолжал функционировать королевский совет, который смог удержать ситуацию под контролем, да и заволновавшиеся бургундские послы обратились к лондонским олдерменам, обещая им всяческие торговые блага, если они будут поддерживать порядок и останутся лояльны Эдварду.

Без хозяйской руки начали сводить счеты и сэры с пэрами. Норфолк (Мовбрей) захватил собственность Пастонов, Тальботы и Беркли начали открытые военные действия друг против друга, Стэнли рассорились с Харрингтонами, и Ричард Глостер всерьез поскандалил с Томасом Стэнли из-за того, что один из вассалов Стэнли перешёл под руку Глостера, попросив защиты и поддержки. Этот конфликт приведёт к вооружённым столкновениям в начале 1470 года. Не из-за вассала, конечно, а из-за вопроса, кто на Севере главнее, причём Эдвард практически примет сторону Стэнли. И, наверное, ситуация в северных регионах в августе выглядела настолько подходяще хаотической, что Хэмфри и Чарльз Невиллы (из ветви Невиллов-ланкастерианцев) внезапно подняли знамена Генри VI вдоль всей северной границы.

В конце августа Эдвард неожиданно «переселился» из каменной, несокрушимой громады Уорвик Кастл в практически домашний Миддлхем. А потом началась феерия. Есть версия, что Эдвард оказался слишком дорогим гостем для Уорвика. Есть версия, что Эдвард бежал от Уорвика на охоте. Есть версия, что Уорвик дал Эдварду возможность сбежать во время охоты. Только, похоже, никто никуда не бежал. Король появился 10 сентября в Йорке, совершенно очевидно без всяких ограничений и рука об руку с Уорвиком, и этот тандем без всякого труда собрал в Йорк войска, которые, под командой Уорвика же, в клочья разнесли Хэмфри и Чарльза Невиллов, причём оба мятежника были схвачены и казнены в присутствии короля. Потом Эдвард вызвал в Йорк Ричарда Глостера, герцога Саффолка (Джона де ла Поля), графов Арунделла, Нортумберленда, Эссекса, а также Гастингса и Монтжоя, и все они, вместе с Уорвиком, отправились в Лондон, куда прибыли в середине октября и где были торжественно встречены.

Короче говоря, Эдвард что-то пообещал Уорвику. Скорее всего, взяться за ум и держать свору родственничков супруги на коротком поводке. И напрасно наши современники-историки обвиняют Уорвика в недостатке решительности и удивляются, почему он не уничтожил Эдварда, пока тот был полностью в его власти. Ведь Уорвик и не собирался ни свергать Эдварда, ни уничтожать его. Всё, что было нужно этому воину и политику – это ситуация, в которой он мог заставить Эдварда к себе прислушаться, наглядно продемонстрировав, насколько король, на самом деле, уязвим. Ну и не в последнюю очередь – конкретно и навсегда убрать с политической арены особо активных Вудвиллов. К слову сказать, с Вудвиллами он в известной степени преуспел. Энтони, унаследовавший титул Риверса, ещё раз попытается распустить перья (неудачно), и после этого навсегда потеряет вкус к внутренней политике, и до самой своей гибели будет предпочитать что-то менее заметное, чем жизнь при дворе короля в Лондоне. Жакетта никогда не оправится от смерти любимого мужа и одного из сыновей, и через несколько лет умрет в далеко не старом возрасте 57 лет. Правда, Ричард Вудвилл обладал и будет обладать неисправимо буйным нравом, но уже в недалеком будущем ему будет суждено остаться на втором плане за Вудвиллами наполовину – Греи, сыновья королевы от первого брака, подрастали наглыми, беспринципными, жестокими и жадными.

Вот именно этот момент перемирия между королем и теми, кому он был обязан жизнью и короной, стал последней передышкой для Уорвика перед тем, как по нему зазвонил колокол. Дело в том, что стратег и умница Уорвик оценил Эдварда, личность принципиально другого склада и поколения, совершенно неправильно. А ведь мог бы уже сделать выводы, что имеет дело с человеком, не держащим слово и не отступающим от своих схем. И с человеком чрезвычайно злопамятным на любое унижение. Уорвик ткнул своего короля носом в его слабость, словно тот был ещё мальчишкой на воинской выучке. Такое не прощается. Не говоря о том, что в Лондоне короля поджидали безутешные и разъярённые жена и тёща.

@темы: The Last Medieval Queens

---

Ух, какая игрушка!

app.wombo.art/

У меня такого на запрос MirrinMinttu накреативилось...

@темы: красота - страшная сила

---

Кафе и пр.

Сегодня в интересную кафешку зашли, дом построен в 1730-х, и чрезвычайно мало изменен. Там был когда-то дорожный трактир, с 1760-го, а с 1939 года - кафетерий.





Собирались в 1916-м снести или музей там устроить, да так и не собрались, и хорошо!



Уж не знаю, по какому принципу этим кафе владеют, но еду разносит и заказы принимает упитанная тётушка лет 65-70, в обычном домашнем платье и фартуке. Что, конечно, совершенно идеально вписывается именно в это окружение. Еда ужасная)) Но выпечка хороша, и точно не на их кухне сделана.

А прошлой ночью Госпожа с мявом кинулась ко мне гладиться. И тёрлась, и мурлыкала, и дала себя основательно погладить и за ушком почесать. Немного даже посидела рядом с подушкой. У рыжули хватило храбрости только запрыгнуть на кровать на минутку.

@темы: житие мое

---

Попыталась сегодня в первой половине дня повыпилить из личного топа всю политоту. Оставила про цветочки, котиков, кино, культуру. Захожу только что - опять политота, насколько терпения хватает отматывать. Похоже, просто надо махнуть рукой и не листать тот топ, жемчужин там больше нет на данный момент.

Впервые сегодня лифт не работал. Именно тогда, когда я из магазина с полной сумкой. Ну хорошо что 5-й, а не 15-й этаж И лестница удобная.

На улице - весна днём. И солнце, и +6, но лед и снег практически не тают, потому что погода сухая. Но всё равно приятно.

@темы: житие мое