Do or die
Как теперь сказали бы - времена "токсичной маскулинности", когда силовое решение конфликтов всё ещё было было в чести, хотя уже запрещалось законом. Приходилось изворачиваться...
Давайте присмотримся к манипуляциям вокруг основных двух фаз, последовавших непосредственно за убийством сэра Пеннингтона - к вопросу церковного убежища, полученного Саутвеллами, и к нарративу жюри присяжных. Вернее, к тому, что их два.
читать дальшеВ том, что Саутвеллы запросили церковного убежища, ничего странного не было. Признав себя перед представителем аббата виновными в непредумышленном убийстве, они оказались полностью недоступными для юрисдикции любой светской организации, включая королевскую судебную систему, да и самого короля, если на то пошло. Для этого было достаточно оставаться в стенах аббатства, что совершенно точно было намного более комфортно, чем альтернатива - пребывание на время следствия в тюрьме или в бегах.
Существует неправильное мнение, что к концу первого десятилетия царствования Генри VIII институт церковного убежища был подорван энергичными светскими судьями, и базируется это неправильное мнение на непонимании того, насколько глубоко институт церковного убежища врастал в саму систему гражданского права при ранних Тюдорах. Причем продолжалось это буквально до самого периода роспуска монастырей, который положил конец и институту церковного убежища. Конечно, нарушения были, и иногда, по приказу судей или короля, виновных в каком-либо преступлении вытаскивали и из убежища, но в целом это считалось поступком бесчестным, в связи с чем такими методами не злоупотребляли, а если и приходилось, то судьи отдавали распоряжения шерифам, предоставляя именно им выглядеть святотатцами и остаться в истории "героями" неприглядного поступка.
Что было в предоставлении убежища Саутвеллам необычно - это то, что убийство Пеннингтона случилось на территории аббатства, в котором это убежище было представлено. Конечно, дуэли и стычки со смертельным исходом на территории аббатств случались и раньше, но вообще существовал запрет на церковную защиту в том приходе, в котором было совершено преступление. То есть, в законном смысле Саутвеллы не могли получить убежище в Вестминстере. Тем не менее, оно не только было им дано, но и впоследствии не оспаривалось ни в одной инстанции. А это было возможно только в случае, если аббат получил прямой приказ от человека, с которым ссориться из-за формальностей было себе дороже - от Кромвеля. Учитывая же, что команда Саутвелла кинулась запрашивать убежище сразу, как тело Пеннингтона коснулось земли, приказ аббату был дан до того, как случилась дуэль, то есть Кромвель был должен знать, что она раньше или позже случится, и его друг Саутвелл заранее получил инструкции, как действовать.
Второй интересный момент связан с тем, что дело Саутвеллов слушалось на троицкой сесии суда, то есть заседающей в июне-июле, и они на нем присутствовали лично. Возникает вопрос, были ли они под церковной защитой? В списке привилегированных обвиняемых от 15 июня 1532 года, находящихся в Вестминстерском убежище, их имен нет. По странному совпадению (?) этот лист вышел ровнехонько в тот день, которым датируется первый пардон короля Саутвеллам по этому делу. Где же обитали обвиняемые до окончательного решения дела, которое случилось только на Пасху 1533 года? В Маршалси, где обычно содержались обвиняемые в убийстве до вынесения вердикта, их не переводили - там они в списках не значатся. Значит, вся компания жила под защитой герцога Норфолка, где-то в его владениях.
Перейдем к заключению жюри присяжных. Оно датируется днем убийства Пеннингтона - 20 апреля 1532 года, но было передано Суду Королевской скамьи только... 10 июля 1532 года. Даже если учесть, что вряд ли решение суда коронера было оформлено вот прямо 20 апреля, не могло же оно где-то заваляться на два с половиной месяца уже в силу своей резонансности? Вообще-то, замечу справедливости ради, что обычно все дела, представляемые судье на выездных сессиях суда, именно так и разбирались. Местными властями разбирался нарратив суда коронера, иногда ещё раз опрашивались свидетели и обвиняемые, и выездному судье уже представляли практически готовый кейс с предварительным приговором, который тот обычно и одобрял - только так и могли эффективно работать эти суды, заседающие несколько раз в году, где приговор не только выносился, но и приводился в исполнение практически на месте. Существовала ли более ранняя версия, которая и была включена в список дел на контроле Суда Королевской скамьи? Как выяснилось - да, существовала, и она приложена к делу Саутвеллов, вот только главным обвиняемым там числится Энтони Саутвелл, а вовсе не Ричард.
В принципе, это полностью совпадает с ходом событий, потому что Пеннингтона действительно и бесспорно убил Энтони Саутвелл. И если бы этот документ следовал стандартной для таких документов форме, в нем должны были дословно приводиться и точные оскорбительные слова в адрес Болейн, и-за которых всё и началось. Но нет, суть ссоры не раскрыта и там. Кто же составлял эту первую версию, сам коронер или члены жюри? Учитывая политическую ситуацию и статус вовлеченных - вряд ли. Судя по живости стиля и умелому созданию впечатления, что информация изложена полно даже там, где отсутствует, локумент составлял сам Кромвель, а члены жюри присяжных его просто подписали.
Разумеется, от перемены мест слагаемых сумма не меняется - Пеннингтон был убит, и пал от руки Саутвеллов, что они сами и признали. А уж кто там был зачинщиком, Ричард или Энтони, для покойного не имело никакого значения. Для суда, тем не менее, имел значение как минимум ход событи: как произошло то, что произошло, и было ли это убийством или зашедшей слишком далеко самозащитой? Сами языковые обороты документов для вынесения вердикта могут дать подсказку, потому что убийство и самозащита описывались по-разному. Именно в этом и заключался подвох или подсказка судье - форма, в которую был уложен нарратив суда присяжных. В случае убийства, жертва всегода была в ладу с Богом и королем, а обвиняемый всегда нападал злоумышленно, используя силу и оружие, и оскорблял законы Божьи и королевские. Вот так:
"They [the jurors] say on their oath that the aforesaid Henry Hawes on 16 February of the said twentieth year of the aforesaid king’s reign was in the dwelling house of a certain Helen Harper, widow, in the aforesaid parish of St. Botulph without Aldersgate in Aldersgate ward in London, in God’s peace and the lord king’s, when around seven p.m. of that day along came a certain Richard Robbesley, late of London, yeoman, otherwise called Richard Robbesley, merchant of the Staple of Calais, who feloniously as a felon of the lord king, with force and arms, that is, with knives and a dagger, against the lord king’s peace, as a result of the assault and premeditated malice, attacked the aforesaid Henry. With a dagger worth 12d held in his right hand, Richard Robbesley feloniously struck Henry on his back under his left shoulder, giving him with the dagger a mortal wound on his body three inches deep and more. Henry immediately died from that wound on the day and year and in the parish and ward abovesaid. And thus the jurors say on their oath that the aforesaid Richard Robbesley in the manner and form abovesaid feloniously slew and murdered the aforesaid Henry Hawes, against the peace of the lord king and his crown and dignity".
Ну тут всё ясно - негодяй попрал законы Бога, короля и чести, и преднамеренно убил ударом ножа в спину хорошего и честного человека. Двух мнений быть не может.
Сравниваем:
"The jurors [. . .] say on their oath that the said Christopher Trapmell on Monday, 24 February, in the seventh year of the reign of King Henry VIII around nine o’clock at night at St. Martin le Grand in London, with force and arms, that is, with swords and daggers, attacked James a Horton, recently of London, yeoman, and beat him and would have killed him. James fled from the aforesaid Christopher up to a certain stall of a shop there and backed up as far as he could until there was no further he could flee. And Christopher furiously followed James up to the said stall so that James could only escape with his life from the said Christopher by taking a sword, worth 20d, for the salvation of his life, to defend himself, and striking Christopher on his head, and in this manner and form, as the only way to save his own life, he killed him, and not violently or with malice forethought".
Здесь у нас один персонаж нападает на другого, тот пытается убежать, и только будучи загнанным в ситуацию "сопротивление или смерть" начинает обороняться, и при этом убивает напавшего на него преследователя, не намереваясь убить, а просто защищаясь. Форма изложения тоже не допускает никаких сомнений: невольный убийца был, по сути, жертвой, и в убийстве не виноват.
Если помните, в описании жюри случая сражения Пеннингтона с Саутвеллом, постоянно подчеркивалось, что это Пеннингтон разжигал конфликт и действовал злобно и недоброжелательно, и что хотя удар мечом, нанесенный Энтони Саутвеллом был умышленным, он не был нанесен с целью убить, а только с целью предотвратить убийство Ричарда Саутвелла: "William Pennington, with a flushed countenance and great malice...", "At these words William Pennington, in a great fury and passion, felt around his midriff for his dagger to stab Richard Southwell...", "with great anger he advanced on Richard Southwell", "...as William Pennington prepared himself to strike Richard Southwell, lying on the ground, Anthony Southwell, seeing the danger in which Richard Southwell, his brother, seemed to be, then and there feloniously struck William Pennington on the left side of his head with a sword worth four shillings".
Особенность этого рапорта в том, что он нигде прямо не говорит о самозащите, а просто использует нарратив обвинения для Уильяма Пеннингтона и самозащиты в случае Энтони Саутвелла в одном документе, хоть и не отрицает, что удар Саутвелла был нанесен сознательно: "feloniously struck". Документ интересен как раз тем, что не является изложенным с железной логикой обвинительным актом. Он является оправдательным документом для Саутвеллов, которых, по тексту, Пеннингтон буквально вынудил защищаться или погибнуть. Более того, его описательность без уточняющих деталей допускает не только изменение показаний при необходимости, но даже появление в роли ответчика не того человека, против которого изначально было выдвинуто обвинение - в нем упоминаются и Ричард, и Энтони Саутвеллы, активно защищаются против пытающегося их убить Пеннингтона.
Поражает также полное отсутствие объяснения причины конфликта. Причем необычайно цветастое и захватывающее изложение стадий развития конфликта это маскирует. Это необычно, потому что, к примеру, текст помилования, выданного королем именно Ричарду Саутвеллу, является идеальным примером зубодробительной тюдоровской въедливости, приводя восемь (!!!) транскрипций имени Ричарда Саутвелла ("Ricardo Southwell nuper de London armigero, alias dicto Ricardo Southwell de London gentylman, alias dicto Ricardo Southwell de Rysynge in comitatu Norf’ armigero, alias dicto Ricardo Southwell de Craneworthe in comitatu Norf’ amigero, alias dicto Ricardo Southwell nuper de Rysynge in comitatu Norf’ armigero, alias dicto Ricardo Southwell nuper de Craneworthe in comitatu Norf’ armigero, alias dicto Ricardo Southwell de Norf’, alias dicto Ricardo Southwell armigero consanguinio et heredi Roberti Southwell militis")
Таким образом, мы имеем группу джентльменов, вовлеченных в дуэль со смертельным исходом как бы действиями убитого, которым было любезно предоставлена защита церкви прямо на месте действия. Затем мы имеем своеобразно написанный нарратив, который не соответствует нормам составления официальных документов, и появление перед судом не того человека, против которого было выдвинуто обвинение, а того, у которого уже был в кармане королевский пардон. Уж не было ли судебное заседание простой формальностью, не имеющей ничего общего с установлением истины? Несомненно. Нарратив позаботился о том, чтобы именно Ричард Саутвелл вышел из этой истории героем, а Пеннингтон негодяем.
Всё прошло по плану, инцидент, благодаря королевскому пардону, действительно исчез, словно его и не было, только вот это разбирательство всплыло ещё раз, аж на парламентской сессии 1534 года, утвердившей вердикт о невиновности Ричарда Саутвелла в убийстве, и подтвердившей легитимность помилования Саутвелла. Это было необычно и применялось редко. Кстати, парламентская же сессия 1536 года одобрила королевское распоряжение об освобождении Брэндона от "определенных долгов". В этом свете письмо венецианского посла Капелло дает понять, почему невиновность Саутвелла должна была быть утверждена высшей законодательной инстанцией королевства. Капелло утверждал, что это Саутвелл напал на Пеннингтона, а не наоборот, и что с Саутвеллом было не шесть человек, а около двадцати. Если бы эти детали были внесены в нарратив, попытка провести через суд нарратив о Саутвелле как о жертве просто провалилась бы. Но наверняка разговоров после закрытия дела в 1533 году было столько, что Саутвелла оправдали ещё раз, специальным решением парламента. После этого любые пересуды потеряли смысл.
И, наконец, ответ на то, почему перед судом появился именно Ричард Саутвелл, а не его брат Энтони, названный ответчиком изначально. Ответ этот дает портрет Гольбейна, на котором, как и на эскизе, отчетливо виден шрам на шее Ричарда Саутвелла, находящийся в чрезвычайно опасном месте. Появившись перед судом с таким ранением, Ричард Саутвелл был легко признан защищающим свою жизнь, и убийство сэра Пеннингтона перестало выглядеть убийством.
У сэра Пеннингтона некстати дрогнула рука, и перед судом предстал не он, а Саутвелл
@темы: Англия Тюдоров
Это добавило колорита, несомненно, а потом мимо палатки, где леди пила утренний кофе, промаршировали аж три демонстрации - одна топила за Палестину, две другие ещё за что-то, всех отогнали подальше, чтобы не мешали.
