А у меня вот какая гортензия есть!

@темы: Счастье есть!, "красотища"

---

Томас Кромвель - эпилог

возможно, изображение Кромвеля

Кромвель умер, но машина пропаганды, им запущенная, продолжала работать. Машина антипропаганды, впрочем, тоже. Лондон был наводнен памфлетами. Помимо того, что была распечатана последняя речь сэра Томаса, появилась длиннейшая, на 16 куплетов, баллада, начинавшаяся так:

Both man and child is glad to tell
Of that false traitor Thomas Cromwell
Now that he is set to learn to spell
Sing troll on away

Не очень складно, но очень верноподданнически. Впрочем, тут же появились и памфлеты в защиту Кромвеля, в которых, тем не менее, всячески обходилась критика короля, что в данных условиях было нелегко. Поэтому получалось, что получалось:

Although Lord Cromwell a traitor was
Yet dare I say the King of his grace
Has forgiven him that great trespass
To rail on dead men, thou art to blame
Troll now into the way again for shame

В общем, Кромвель действительно был личностью многогранной, деятельность его можно было рассматривать по-разному (смотря с какой стороны смотрели), но никто не мог отрицать, что под конец он зарвался. И сам Кромвель этого не отрицал, потому что его состояние к моменту смерти было третьим по величине после самого короля и герцога Норфолка.

Естественно, вся собственность казненных по статье государственной измены конфисковалась казной, но Кромвель ведь всегда знал, чем кончится его карьера и обеспечил всех близких давным-давно. Тем не менее, король счел необходимым сделать сына сэра Томаса бароном Кромвелем 18 декабря 1540 года, вернуть ему некоторые конфискованные у его отца земли, и подарить энное количество недвижимости. Впрочем, вполне возможно, что к концу 1540 году король уже затосковал по своему незаменимому помощнику. Ведь ни Норфолк, ни Гардинер не могли служить ему так, как служил Кромвель.

Сэр Ричард Кромвель, племянник, сменивший имя с Вильямса на Кромвеля в 1531 году, продолжал себе служить в личных покоях короля. Это он был предком Оливера Кромвеля.

Если не известно, тосковал ли король по Кромвелю в конце 1540 года, то в 1541 году он даже уже не тосковал, он рыдал, топал ногами и орал на свое окружение.

Да, генератором идей всегда был сам Гарри, но практически их выполнял именно Кромвель, и в процессе выполнения они зачастую приобретали более осмысленную форму. Теперь вся эта невероятная административная ноша свалилась на короля.
Нужно ли напоминать о том, что его величество никогда не имел достаточно терпения для того, чтобы вникать в детали своих великих прожектов?

Он нашел выход, заставив свой совет работать самостоятельно и расширив функции и полномочия парламента, что засчитывается, несомненно, в его заслуги. Но первый блин всегда получается несколько комом, и последние годы правления короля были отмечены рядом неудачных решений. Одна денежная реформа чего стоила. Кромвель провел бы ее грамотнее, если бы такую реформу даже понадобилось проводить в принципе.

«Своими фальшивыми обвинениями вы заставили меня казнить самого верного слугу, какой у меня когда-либо был!», - кричал король. И он был прав. И это – лучшая эпитафия Кромвелю.

Из его гонителей, Норфолк спасется чудом, просто благодаря смерти короля. Впрочем, он проведет долгие годы в Тауэре, пока его не освободит Мэри Тюдор. Граф Сюррей будет казнен. Гардинер тоже просидит в Тауэре все царствование Эдварда. Ричард Рич будет долго процветать, но в 1567 году и он был призван к ответу за многочисленные подлости, которыми был отмечен его путь – но ему снова повезет, и он успеет умереть в собственной постели.

Король Гарри переживет своего лучшего министра на неполных 7 лет, и это будут годы, наполненные физическими страданиями и наступающим со всех сторон одиночеством. Последние полгода от его имени будут править субъекты, которых в лучшие дни он не пустил бы на порог своих покоев.

Катрин Говард, которая стала супругой короля в день смерти Кромвеля, потеряет свою голову через два года.

Больше всех из компании, упомянутой в этих историях, повезло Анне Клевской. Она, дружелюбная душа, спокойно пережила все политические пертурбации конца царствования своего бывшего супруга, суровое и безрадостное царствование его сына, и умерла в 1557 году, как раз вовремя, чтобы не стать свидетельницей смерти еще одного близкого человека – своей хорошей приятельницы Мэри Тюдор. Анна Клевская – единственная из жен короля Генри, кто похоронен в Вестминстере. В этом есть какая-та ирония жизни, не находите?



Не менее иронично то, что в Англии, полной памятников и статуй, не нашлось ни одной статуи Кромвеля. Его единственный официальный монумент есть только... на стене Реформации в Женеве. Памятник человеку, который умер добрым католиком.

@темы: Henry VIII

---

Томас Кромвель - 25

Пока Кромвель в Тауэре ожидал неизбежного, дела его величества Большого Гарри устраивались наилучшим образом. На основании показаний сэра Томаса церковный совет, включавший двух архиепископов, шестнадцать епископов и 139 дипломированных академиков, аннулировал брак короля с Анной Клевской.

Неизвестно, называл ли действительно король свою нежеланную супругу «фламандской кобылой», но даже если так, за внешней неповоротливой скованностью Анны скрывался острый ум и вагон здравого смысла.
Мало того, что она согласилась с изменением своего статуса, она еще и написала через пару дней коротенькое письмецо теперь уже бывшему супругу, подписавшись «ваша сестра». А ведь Гарри тревожился, очень тревожился, что она передумает и устроит ему второй долгоиграющий судебный процесс.

Чтобы утешить и обнадежить Анну, гордость которой, все-таки, не могла не пострадать, так как ни для кого не было секретом, почему у них с королем не сложилось, король отправил к ней не растерявшего еще былого обаяния «плохого парня» Чарли Брэндона. Чтобы он позаботился о «нашей названной сестре», и заодно о том, чтобы она сообщила новость брату в свете, выгодном королю.

Поскольку Анна Клевская брата боялась истерически, и самой страшной перспективой для нее была бы отправка домой, она написала очень грамотное послание, которое позволило, наконец, распутать узел политических проблем, связанных с Клевским альянсом. Жизнь Томаса Кромвеля, теперь уже окончательно не нужная королю, начала отсчет последних дней.

Жизнь Лорда Малой Печати была на тот момент никому не интересна, но вот относительно его смерти в верхах сплетничали отчаянно. Французский посол Марильяк радостно ожидал, что Кромвеля сначала протащат по улицам, а затем утопят, повесят и четвертуют. Лорд Норфолк не высказывал специфических пожеланий, но надеялся, что его бывший приятель умрет самой кошмарной смертью, равной которой не знала история королевства.

Склонна думать, что эти пожелания были сплошным пустозвонством, преувеличенным выражением поддержки решению короля. Его величество не был сторонником зрелищных казней, но он был до мозга костей прагматиком.

Смерть Кромвеля должна была принести ему не меньше дивидендов, чем приносила жизнь. Поэтому Кромвеля было решено казнить вместе с весьма одиозной фигурой – графом Уолтером Хангенфордом. Они были знакомы. Кромвеля молила о спасении заключенная мужем в башню жена графа, но Кромвелю на тот момент было не до нее (mirrinminttu.diary.ru/p171779006.htm). Вообще, Хангерфорда часто называют «безумный граф», но, по-видимому, если он и был безумен, его безумие ограничивалось приватной жизнью. Потому что в политике он был очень даже активен.

Иногда в жизни всё так связано… Кромвель в свое время счел нужным включить содомию в число преступлений, наказуемых смертью, причем трудно даже сказать, зачем. Никто не был обвинен и наказан по этой статье, пока не пришло самого Кромвеля. Вот тогда-то и вспомнили про Хангерфорда и его игрища с прислугой. На самом деле, поплатился граф не за свои склонности, а за то, что пригрел некоего капеллана Бирда, сильно замешанного в событиях католического восстания. Мало того, граф еще заказал у некоего «мага» предсказание о дне смерти короля, а Гарри никогда не воспринимал легко спекуляции на эту тему.

Есть в этой истории одна странная деталь, которую упоминает историк Хатчинсон – якобы, граф еще и изнасиловал собственную дочь. По ссылке есть текст акта обвинения Хангерфорда, и о дочери там ничего. Ничего не говорят насчет этого и биографии графа. Возможно, в тот момент, когда Хангерфорда надо было казнить, чтобы сильно замарать казнь Кромвеля, при дворе кто-то запустил наиболее грязную из всех возможных сплетен.

В любом случае, то, что «безумного графа» и Кромвеля казнили в один день – не случайность. Король действительно хотел, чтобы грязь и кровь предшествующих двух лет правления пали на Кромвеля.

28 июля Кромвель приказал подать ему завтрак, который съел в задумчивости, и стал ждать, когда за ним придут шерифы Лондона, Уильям Лакстон и Мартин Боуэс. Они объявили ему, что час пробил, и что король щедро заменил обычную процедуру казни государственного изменника на простое обезглавливание.

До того момента, пока Кромвель не вышел из ворот, все было спокойно. Но то, что он увидел на улице, заставило его замереть от изумления. Стража была повсюду. Сотни стражников с алебардами – и откуда Гарри их только набрал? И зачем? Неужели он опасался, что люди Кромвеля, которые его любили и уважали, попробуют отбить своего хозяина? Нет, скорее всего, момент требовал определенной торжественности, и обычно скуповатый король не пожалел расходов.

На пути к Тауэр Хилл к Кромвелю присоединился и граф Хангерфорд, теперь уж точно находившийся в полубезумном от ужаса состоянии. «Не бойся, - сказал ему Кромвель. – Если ты раскаешься от всего сердца в том, что ты сделал, у Бога найдется достаточно милосердия для тебя. И пусть наш завтрак будет острым, я верю, что, по милосердию Божьему, у нас будет веселый обед».

С высоты эшафота Кромвель увидел много знакомых лиц. Пришло время для последнего слова, которое традиционно адресовалось окружающим, но произносилось для короля. Чтобы тот знал, что идущий на казнь не затаил зла и не передал это зло тем, кто будет за него мстить.

«Добрые люди, я пришел сюда для того, чтобы умереть, но не для того, чтобы очистить себя, как некоторые из вас думают. Потому что если бы я так поступил, я был бы лжецом и жалким человеком. Я осужден на смерть законом, и благодарю Бога за то, что он назначил мне эту смерть за мои прегрешения. Ибо после многих лет, которые я прожил скромно, я стал жить грешно, чем оскорбил Господа, и за что я прошу Его прощения. Все знают, что по рождению я был обычным странником в этом мире, который был призван и возвышен. С тех пор я оскорбил моего принца, чьего прощения я также прошу. Я заклинаю вас всех молить Бога за прощение для меня. О Отец, прости меня! О Сын, прости меня! О Святая Троица, прости меня.
И я молю всех, присутствующих здесь, помнить, что я умираю католиком, никогда не подвергавшим сомнению ни одного постулата, ни одного таинства церкви.

Многие поносили меня, говоря, что я поддерживаю тех, кто распространяет нечестивые мнения, и это ложь. Но я признаю, что в то время, как Господь учит нас правде, дьявол соблазняет нас – и я был соблазнен.

Призываю вас всех в свидетели, что я умираю в католической вере Святой Церкви. Я сердечно прошу вас молиться за его королевскую милость, за его долгую жизнь с вами, в здоровье и процветании, и за его сына, принца Эдварда, пусть он правит вами долго».

Потом, глядя на придворных, прижатых толпой к эшафоту, он обратился к ним: «Джентльмены, вы все должны считать меня примером того, как бедный человек, которого король сделал великим, не удовольствовался этим, и, имея все королевство в своем распоряжении, хотел все большего. Моя гордыня привела меня к этому наказанию.

Я признаю, что был справедливо осужден и призываю вас, джентльмены, хранить то, что вы имеете, и никогда не давать жадности или гордыне взять над вами верх.
Служите вашему королю, одному из лучших в мире, кто лучше знает, как наградить своих вассалов»

После этого сэр Томас вознес молитву, и с официальной частью было покончено. Теперь Кромвель снова мог быть самим собой. Увидев в толпе Вайата-старшего, которого тоже арестовывали то по той причине, то по этой, он обратился к нему: «Прощай, Вайатт, и молись за меня». И потом, увидев, что тот разрыдался: «Не плачь. Если бы я не был виноватее, чем ты тогда, когда они тебя взяли, я бы сейчас здесь не был».

Смерть Кромвеля не была красивой – голову человека не так-то легко отделить от тела, поэтому-то хозяйственные французы и придумали гильотину. Но умер он, скорее всего, уже от первого удара, пришедшегося на затылок.

Сын герцога Норфолка очень громко выразил торжество по поводу смерти «этого презренного выскочки», не зная, что не пройдет и семи лет, как наступит его черед. Впрочем, быть бестактным было ролью этого поэта при дворе и в жизни. Остальные присутствующие были достаточно молчаливы.

А тем временем, в тот самый день, далеко от Лондона, в замке Отленд, Сюррей, его величество Генрих VIII сочетался браком с девушкой своей мечты – Катриной Говард. Это оказалось плохим знамением.

@темы: Henry VIII

---

Ой...

"Не дадим детей Нептуну!"

diak-kuraev.livejournal.com/495241.html

Что они там курят? А Кураев - тролль, все-таки.

@темы: "веселая бредь"

---

Из серии "да вы что!!!"

"Не дадим детей Нептуну!"

diak-kuraev.livejournal.com/495241.html

Что они там курят? А Кураев - тролль, все-таки.

@темы: "веселая бредь"

---

"Самсон и Далила", перепев

Все знают, о чем эта опера, так? Что-то там многоплановое из Заветов: он – предводитель иудеев Самсон, она – филистимлянка Далила, враги навек.

По ходу они то ли и правда влюбляются, но потом чувство долга пересиливает чувство привязанности, то ли изначально каждый играет в свою игру – Самсон хочет хорошенькую соблазнительницу, а она хочет выведать его секреты. В любом случае, для Самсона история закончилась плохо, что потом позволило многим поколения богословов высказывать, что они думают о плотской страсти вообще и о женщинах в частности.

вот на этой картине хорошо показано, как воспринимала Далила Самсона. Страх и отвращение, они видят дикого зверя, которого надо сделать неопасным

Ну так вот, в новой опере, которую показали в Финляндии в Олавилинна, всё еще интереснее. Он – в числе захваченных в кинотеатре заложников-израильтян. Она – в числе мусульман-террористов, арабов, этот захват организовавших.



Потом он выхватывает у заигравшейся террористочки оружие и освобождает заложников.



Естественно, на Далилу и была возложена миссия Самсона соблазнить, все секреты у него выведать, и потом обезвредить. С чем она и справилась - блестяще.



Разумеется, в опере для Самсона тоже всё плохо заканчивается.



Впрочем, для всех это плохо заканчивается: Самсон выхватывает гранату у одного из своих охранников - и взрывает всё. Занавес опускается.

Вообще-то, говорят, постановка Гая Монтавона довольно неуклюжа. Тем не менее, азербайджанский баритон Эльчин Азизов, просто бросил всё и уехал домой прямо посреди репетиций, потому что что-то там в трактовке оскорбило его чувства. Он должен был петь партию главного жреца Дагона, в данной интерпретации - иранца, почему-то.

Все это мило, конечно, но зачем перепев оперы был вообще сделан и что накреативившие пытались им сказать - ну совсем загадка. Хотя в антураже средневековой крепости это, наверное, смотрится классно. Жаль, что на ютубе только кусочек, но более старые версии имеются в количестве.

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Ну да

Получить цитату
vechniyzov.livejournal.com/797730.html#comments

А я, вообще-то, в последние дни думаю больше не о давших дуба, а "за" с него рухнувших.

Сноуден. Только живущий очень в отрыве от реальности человек может утворить то, что утворил он. Часть тех, о чьем праве на приватность он беспокоился, всегда подспудно были уверены, что спецслужбы существуют не для того, чтобы о них фильмы снимали. Часть публики заохала (чиновники, в основном), и легонько прошлись по факту, что США творит, что хочет. А довольно большая часть начали футболки на груди рвать и кричать, что они добровольно готовы стать жертвами шпионажа, если это поможет предотвратить хоть один теракт.

И в результате жизнь Сноудена пошла скунсу под хвост, и даже не потому, что все так боятся США. Боятся, конечно, и правильно делают, но главное - ну кто захочет пригреть человека, который по натуре - добровольный страдалец и правдоискатель? Ведь он и там, куда его возьмут, будет продолжать гнуть свою линию, причем с чувством, что он это право выстрадал.

А еще у нас в пациентах появился подросток, прыгнувший на тренировке так неудачно, что результатом стал практически полный паралич. Руки только работают, но не пальцы. Так вот, первая реакция у всех без исключения, кого я слышала: уж лучше умереть.

Вот лучший пример того, что люди ценят, несмотря на красивые слова, именно то, что видят - тело. У подростка с головой все в порядке, и жить деть будет, полагаю, и дальше активно, хоть и другой жизнью. Но все видят только парализованное тело.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Reise, Reise full album

@темы: Счастье есть!, "музыка"

---

Томас Кромвель - 24

12 июня 1540 года Кромвель был занят составление письма королю. Это было более сложной работой, чем можно себе представить. В частности, Кромвель не мог написать того, что ему больше всего хотелось написать – что он не повинен в измене. Ведь в измене его обвинил король, и высказывать королю, что тот сильно неправ, было бы довольно глупо.



Поэтому Кромвель сосредоточился на перечислении своих заслуг. Он напоминал королю, что делал все для того, чтобы «защитить и улучшить вашу честь, особу, жизнь, процветание, здоровье, богатство, радость и комфорт». Он делал комплименты «самому щедрому принцу, который был скорее отцом своему подданному, нежели хозяином». Он сулил, что поможет королю получить еще больше денег.

Кромвель, Кромвель, неужели он забыл, что его хозяин не считал заслугами что-либо, что делалось для него. Это же было так естественно, служить своему королю, который не оставался неблагодарным в плане наград.

Параллельно Кромвель должен был отвечать членам королевского совета, своим бывшим коллегам, на список вопросов, составленный самим королем.

В частности, его обвиняли в том, что он собрал вокруг себя слишком много служащих – беспроигрышное обвинение еще со времен короля Скряги, который установил очень жесткие лимиты, какой эскорт может иметь джентльмен определенного ранга. Скряга, кстати, мудро поступил, потому что в наследство от времен Войны Роз он получил ситуацию, в которой у каждого захудалого барона была своя армия. Или банда. Но в данном случае, Кромвель попал в затруднительную ситуацию, потому что очень многие стремились пристроить к нему на службу своих сыновей, кузенов, братьев и свояков. И он их пристраивал, будучи в состоянии оплачивать им проживание.

Как на странно, Гарри, который жаловался на свои затруднения с нынешней королевой, обвинил Кромвеля в том, что тот предал доверие своего суверена, разболтав «сведения чрезвычайной секретности». «Я помню эти сведения, - оправдывался Кромвель, - но я никогда их не разбалтывал». Действительно. Зачем их нужно было разбалтывать Кромвелю, если это делал сам король?

Что было, так это многочисленные попытки Анны Клевской побеседовать с Кромвелем по душам, от которых он увиливал – что он мог ей сказать, кроме плохого? А плохое дамам Кромвель говорить был не приучен, и он побеседовал с главным камердинером Анны, чтобы тот побеседовал с ней, и попытался ее склонить к правильному выводу. Нет, не к разводу, а к тому, чтобы обучиться быть хоть немного соблазнительной, а не отмахиваться от этих советов воплями «грех! грех! Бог запрещает!».

Проблема была в том, что Генри Анна была не нужна – ни в своем естественном, ни в соблазнительном состоянии. Так что он был очень недоволен тем, как Кромвель понял его поручение «сделать с этим что-нибудь!».

Верил ли он в измену Кромвеля? Нет, конечно. К 1540 году его величество был уже опытным и искушенным во всякого рода заговорщической возне, чтобы не видеть насквозь обвинения Норфолка и Гардинера. Мог ли он поверить словам сэра Джона Вэллопа, что Кромвель намеревался сделать себя королем, женившись на принцессе Мэри? Нет, конечно. Но на тот момент, проводя практически каждый вечер во дворце Гардинера, он позволил убедить себя, что пора сбросить балласт паршивой репутации, накопившейся за последние годы, и что сделать это эффективно и быстро можно только одним способом: громко наказав исполнителя своих жестких приказов.

Не сказать, чтобы Гардинер и Норфолк не имели для такого совета оснований. Ликование Лондона по поводу ареста Кромвеля тому доказательство. И одно уже это говорило за то, что король не стал бы миловать опального министра. Так что Кромвель мог бы и не писать своего письма королю. Наверное, он даже знал, что это бессмысленно. Просто так уж устроен человек, что он не может получить душевного покоя, не высказав все, что накипело на душе.

Обвинительное заключение по делу Кромвеля было предсказуемо. Ему припомнили всё – и низкое происхождение, и посягательство на персон высокого ранга, и подарки, которые он получал, и деньги, которые он на своей деятельности делал для себя. Не было забыто и «распространение ереси», конечно, и заступничество за Барнса, и высокомерие. Билль был проведен через парламент, и представлен королю. С предложением наказать изменника смертью, а всё его состояние передать в казну. Почему-то не всё состояние, а только полученное с 31 марта 1539 года.

Кромвель отреагировал на обвинительное заключение предсказуемо: «мой милостивый суверен, когда я услышал об этом, я сказал (и повторяю теперь), что я – ваш подданный, и рожден для того, чтобы подчиняться законам и знать, что суд состоит из честных и непредвзятых свидетелей… Закон – это закон».

Он совершенно точно знал, что помилования не будет, и забота короля о том, чтобы заключение его опального министра было достаточно комфортабельным (он оплатил дополнительный комфорт для Кромвеля из своего кармана), его не ввела в заблуждение. Для Генри это был совершенно типичный выверт. Таким же типичным вывертом для него была твердая уверенность в том, что даже приговоренный к смерти министр будет продолжать ему служить из Тауэра. И он в этом даже не ошибся.

Дело с Анной Клевской нужно было довести до конца. Как по заказу, в Лондоне снова обнаружилась чума, и королеву услали в Ричмонд «для свежего воздуха, здоровья и удовольствия». Король даже пообещал сам туда приехать через пару дней, что никого, знающего фобию Гарри относительно болезней, не обмануло. Это была ссылка, предпоследний шаг к разводу.

Тем не менее, король не сбежал в сельскую местность, как он всегда поступал, когда в Лондоне начиналась какая-либо эпидемия. Он взял дело о разводе в собственные руки, зная, что лучше чем он сам, с этой задачей не справится никто. В конце концов, во время развода с первой женой он приобрел буквально энциклопедические знания по вопросу, а увязка постулатов в стройную, логичную систему всегда была его сильной стороной.

Гарри послал Одли, Норфолка и Джона Рассела в Тауэр к Кромвелю с листом, в котором кропотливо были перечислены все вопросы, на которые тот должен был дать ответы. Чтобы министр себя не утруждал и не отвлекался от дум о вечном и спасении души, на вопросы были уже написаны и ответы. Заключала вопросник милая приписка короля, что «несомненно, Кромвель помнит, как часто король говорил о том, что чувствует к ней (Анне) инстинктивную неприязнь».

Что ж, 30 июня Кромвель засучил рукава и принялся писать, предварительно скопировав все вопросы и ответы себе в шпаргалку. Он написал о том, как Гарри помчался встречать невесту в Рочестер, о том, как был разочарован, о том, что никогда не хотел этого брака после того, как увидел Анну. Он написал, как пытался использовать предыдущее обручение Анны с герцогом Лотарингским для того, чтобы помешать браку короля свершиться, но что клевская партия единодушно присягнула, что помолвка была расторгнута со всеми необходимыми формальностями. Кромвель описал реакцию короля после первой брачной ночи, не забыв упомянуть о важном факте: физическая близость свежеиспеченных супругов оказалась невозможной, и что последующие вместе проведенные ночи ничего не изменили.

Кромвель описывал, как к Великому Посту 1540 года Анна начала нервничать и злиться по поводу того, что так и не была близка с королем ни разу, а король жаловался в открытую, что у него «никогда больше не будет детей для утешения подданных», и клялся, что не считает Анну Клевскую своей законной женой.

Зачем королю была нужна такая откровенность? Не было упущено ни единой мелочи, ни единого слова – разумеется. Дело, очевидно, было в том, что король не должен был выглядеть жестоким самодуром. Все знали, что он отделается от Анны любой ценой. Но все также должны были знать, от каких именно отношений он пытается отделаться. Более того, из бумаги должно было быть понятным, что в этом браке страдал не только король, но и сама королева, и всё королевство, которое действительно хотело бы «запасного» наследника.

На самом нижнем краю письма Кромвеля, после официального обращения к королю и заверений в полной верносте, дрожащей рукой нацарапано: «Most gracious prince, I cry for mercy, mercy,mercy».

Письмо зачитывал королю его секретарь, Ральф Седлер. Поэтому мы знаем, что Гарри плакал, когда ему прочли мольбу Кромвеля. Но помилования сэру Томасу он не даровал. Более того, очередной билль о всеобщей амнистии от 5 июля не коснулся Кромвеля, который стал как бы впитавшей в себя всю грязь и кровь реформационных лет правления своего короля тенью. И этой тенью король должен был пожертвовать, чтобы предстать перед подданными и своей аристократической знатью блестящим, непогрешимым и сияющим – наместником Бога в Англии.

@темы: Henry VIII

---

ААааааааа!

Подглядела у  Нари



Знаете, откуда текст?

ни за что не догадаетесь!

ru-klukva-ru.livejournal.com/1236212.html, Элементарный курс русского языка для японцев

Злобное

А теперь серьезное и весьма адресное. Я не люблю людей, тщательно выискивающих в окружающем пространстве истинные и воображаемые/предполагаемые грехи и негативы, и снабжающие их цитатами из религиозных текстов. Это в лучшем случае тупо, а в худшем - просто аморально.В своем дневнике каждый резвится как считает нужным, конечно, но я это читать не собираюсь. Такое море систематического безапелляционного негатива не спасут никакие кошечки и цветочки.

@темы: "веселая бредь"

---

"The White Queen" - 3

Увы, гораздо больше сдвигов против истории. Даже многовато для одной серии.



Элизабет не заперлась в Тауэре – это раз. Она была в убежище Вестминстерского Аббатства. Тауэр, кстати, тогда охранялся, и особенно охранялся в той части, где содержался такой опасный пленник, как король Генри. Так что Лиз не попала бы никогда подсматривать за тем, как его обтирают)))

Еще: тогда вовсе не стоял вопрос о том, что на трон надо посадить Джорджа, нет и нет. На самом деле, Варвик в тот момент арестовал Эдди под горячую руку, и потом Эдди стал жить у него, как в своем доме, и очень быстро содержание такой оравы Варвику надоело. И он просто Эдди отпустил. Это же был 1469 год и Джордж женился на Изабель вопреки запрету брата всего 2 недели назад. Скорее, вся та заварушка закрутилась именно вокруг этого брака, а не вокруг престола. В тот момент никто ничьей крови еще не жаждал.

А потом – чем дальше в лес, тем толще партизаны вокруг братца Джорджа. Нет, он не из числа моих любимцев, но я против того, чтобы делать из него вовсе уж сволочь.

Довольно неожиданная трактовка образа Анны Невилл. Наконец-то без клейма виктимности, как и подобает дочери таких родителей, какие у нее были.

Маргарет Бьюфорт в роли коварной соблазнительницы мужа – это нечто! И как легко она подставила сводного брата! Страшная женщина, прямо как в реале. Кстати, Генри Тюдор никогда не выказывал никакого особого отношения к своему дяде Джасперу, насколько известно. Джаспер даже не играл какой-либо заметной роль в эмиграционной тусовке. Если вдуматься – странно, почему.

А сцена, когда женщины молятся перед битвой, каждая за свою сторону – великолепна.

И, кстати, да – Эдди методично уничтожал каждого восставшего против него джентльмена, покровительственно относясь к рядовым, вынужденным следовать за лордом. Это был его фирменный прием, можно сказать. Он давным-давно не был к тому моменту «золотым мальчиком».

@темы: "экранизации vs каноны"

---

А любимый-то профессор удивил мир - и пошел себе дальше

Вот честно, я тут какой-то заговор заподозрила. Эшдаун-Хилл раскопал себе всю историю с захоронением Ричарда, причем работу ведь проделал колоссальную. Это же именно он и на место захоронения указал, и родичей просчитал. А потом вдруг все внимание сосредоточилось на активистах Рикардианского сообщества, на университете, да и Плантагенетов вдруг выскочило столько, что стало казаться, что всегда так всё и было.

Ну, думаю, затерли профессора. Он далеко не во всем сходится с Рикардианским сообществом, надо сказать. А он, оказывается, просто-напросто закрыл для себя проект "Ричард" и пошел дальше. Благо, загадок в интересующем его периоде хватает. На собранном материале уже написана одна книга, которая вот-вот выходит:



Were the 'Princes in the Tower' illegitimate? Did Henry VIII really have six wives? How virginal was 'the Virgin Queen'? Was James, Duke of Monmouth the heir to the throne, or just one of Charles II's bastards? Did George IV marry a German princess or a Catholic widow? Was Queen Victoria 'Mrs Brown'? These questions are explored in the context of two broader stories: Love and marriage in the English royal family The evolution of marriage practice in England How were royal consorts chosen? Did royal brides use witchcraft? Where did people get married in the past? The answers to such questions provide the fascinating context within which the six disputed royal marriages must be understood.

Но это еще не всё. Профессор пишет теперь про братца Джорджа, герцога Кларенса, в чьей судьбе не меньше загадок, чем судьбе его братьев, но меньше блеска. Книга выйдет в марте следующего года.

The Third Plantagenet: George, Duke of Clarence, Richard III's Brother

Есть чего ожидать от жизни!)))

@темы: "Чтиво"

---

Томас Кромвель - 23

Арест Томаса Кромвеля 10 июня 1540 года был очень похож на арест кардинала Волси. С той разницей, что кардинал закрывал глаза на очевидное, а Кромвель давно уже знал, чем закончится его карьера. И все-таки. Никто не может вести себя рационально и грациозно в такие минуты, если только не имеет козыря в рукаве. У Кромвеля такого козыря не было.



Это случилось в обеденном зале Вестминстерского дворца. Кромвель направился к столу Совета, как вдруг Норфолк сипло каркнул ему: «Не садись сюда, Кромвель! Изменники не сидят вместе с джентльменами!» Прежде, чем сэр Томас успел как-то отреагировать, в зал вошел сэр Энтони Вингфилд с шестью стражами позади него, и объявил Кромвелю, что пришел его арестовать.

- По обвинению в чем? – достаточно спокойно спросил Кромвель.

- Об этом вы узнаете в другом месте, - уклончиво ответил Вингфилд.

Разумеется, Кромвель потребовал, чтобы его отвели к королю, и, разумеется, ему отказали. И тут сэр Томас разозлился. Сорвав с головы шляпу, он кинул ее на пол, резко повернулся к Норфолку, и проревел: «И это благодарность за все то, что я для вас сделал?!» И, повернувшись к остальным: «Спросите свою совесть, изменник ли я?!»

Кто-то прокричал «да!!!», кто-то прокричал «изменник!», остальные просто стали ритмично стучать кулаками об столешницы, и над всем этим шумом чей-то ясный голос заявил: «Да будь ты судим по тем кровавым законам, которые ты установил! Они любое невинное слово сделали изменой!»

Эта реакция странно успокоила Кромвеля. Он заговорил тихо, и это заставило замолчать всех: «Я никогда не хотел никому ничего плохого, и если вы относитесь ко мне так, я не хочу и не буду искать помилования. Я только хотел бы, чтобы король не заставил меня страдать долго». Разумеется, несмотря на драматичность ситуации, никто их присутствующих не почувствовал к Кромвелю ни симпатии, ни хотя бы сочувствия. К тому моменту вряд ли в королевстве можно было найти человека, которого ненавидели так глубоко и страстно – и не только среди аристократии.

Собственно, атмосфера была настолько накаленной, что Вингфилд стал опасаться, что еще минута – и запрет короля на любое проявление насилия в стенах дворца будет забыто, и Кромвеля просто растерзают на месте. Он приказал стражам окружить пленника и увести, но тут снова заговорил Норфолк.

- Стоп, капитан! Изменники не должны носить цепь Ордена Подвязки! – и с этими словами сорвал знак ордена с Кромвеля.

Капитану все-таки удалось увести сэра Томаса из зала живым и относительно невредимым, но это не было легкой задачей, потому что вслед за Норфолком в опального царедворца попытались вцепиться еще многие. Саутгемптон, бывший друг и единомышленник, в том числе. Ирония заключалась в том, что за стенами дворца Кромвеля ожидала его гвардия, около трех сотен человек. Но они не сделали ничего без приказа своего хозяина, и, в конце концов, им просто приказали разойтись, объявив, что отныне резиденцией Лорда Малой Печати будет Тауэр.

Палата лордов, которая продолжала свое заседание, услышала новости от ликующего Норфолка. Это было шоком, это было напоминанием о том, на какой скользкой поверхности находятся те, кто снизу кажется триумфатором – и это было предупреждением. Лордом Малой Печати был немедленно назначен Саутгемптон, сиречь Томас Ризли.

Уже через час после ареста Кромвеля французский посол Марильяк получил письмо от короля, в котором тот объяснил немилость к своему министру так, что Кромвель слишком приблизился к немецким лютеранам, «которые проповедуют чрезвычайно ошибочные мнения». И заверил, что он от всей души желает, чтобы отныне религия не стояла на пути политики. Вот, собственно, и все, что объединяет падение Кромвеля с неудачным браком короля – слово «немецкие». Дело было не в браке, дело было в политике. Разумеется. И дело было в том, что Гарри очень лично воспринял попытки Кромвеля получить контроль над ближайшим окружением короля. А именно такой попыткой был арест обоих королевских капелланов.

Казалось бы, Кромвель должен был помнить, что Волси в свое время поплатился именно за тот же грех, постоянно манипулируя, кто мог быть рядом с королем, а кто – нет. Разница в том, что Волси действительно пытался получить влияние на короля, формируя королевское окружение на свой вкус и в своих целях. Кромвель просто пытался унифицировать внутреннюю политику, убирая из нее фигуры, которые, как он правильно полагал, стояли в центре идеологических завихрений.

Но больше всего короля разъярили даже не действия Кромвеля (их мог логически понять), но то, что он, король, оказался в ситуации, в которой не мог сказать своему министру «отвянь и не замай!». Ведь обвинения-то были в религиозной ереси, а начальствовал над этими вопросами Кромвель, не король. А Кромвелю в такой критический момент напрочь отказало чувство такта.

Разумеется, Марильяк в своем отчете Франциску не выразил ни малейшей симпатии к павшему, и не удержался от ехидного замечания о том, что Кранмер, оставшийся сейчас главным рупором «ереси» в королевстве, сидит тихо, как мышь под метлой.

Не сидел, кстати. Но Кранмер был Кранмером. Он не кинулся к королю защищать своего соратника, он схватился за перо. И, как это обычно с ним случалось, он не мог выразить свое отношение к происшедшему однозначно. Он никогда этого не мог. Или не смел? Нет, скорее действительно не был способен определиться. Или даже считал, что его обязанностью было не определяться, а оставаться над или в стороне от ситуации. Или искренне считал, что король никогда не может быть не прав.

Во всяком случае, по поводу Кромвеля Кранмер выразился достаточно определенно, напоминая королю о том, что тот сам наделил сэра Томаса его полномочиями (Кранмер, очевидно, понял сразу, на какой мозоль королю наступил Кромвель), и что Кромвель всегда служил королю верно, мудро, энергично и умело. «Если бы благородные принцы король Джон, Генри II и Ричард II имели таких советников рядом, я полагаю, что они никогда не были бы так предательски отвергнуты, как это с ними случилось», - писал архиепископ. Но «Если он изменник, я горько сожалею о том, что любил его и доверял ему, и я рад, что его измена стала известной вовремя». Воистину, с такими друзьями, как архиепископ Кранмер, враги были как-то без надобности.

Впрочем, Гарри вряд ли долго раздумывал над тем, что именно пытается выразить Кранмер. Он был занят более насущными вещами. Через два часа после ареста Кромвеля, в его доме на Остин Фрайарс уже хозяйничал казначей короля, под защитой эскорта из пятидесяти лучников. Это была разумная мера, потому что вокруг собралась огромная толпа, с жадность глазевшая на то, как их дома выносятся после быстрой инвентаризации драгоценная посуда, прочая ценная движимость, и та часть добычи после разгона монастырей, которую Кромвель оставил у себя – кресты, чаши, украшения. Общая стоимость движимости, включая хранящиеся в доме наличные, превышала 6 миллионов фунтов стерлингов по курсу 2006 года. Движимости, подчеркиваю.

От щедрот его величества за счет Кромвеля, кое-что перепало и Анна Клевской – мебель, в том числе. Была заботливо прибрана даже орденская мантия опального министра. Она оказалась в хранилище Хемптон Корт. Менее ценные вещи были розданы тем, кто жил и кормился за счет Кромвеля.

В тот вечер Лондон праздновал. Народ пировал, жег огни, и немалую часть ликующей толпы составляли те, кого Кромвель лишил разгоном монастырей и смысла жизни, и ее устроенности. Хронист того времени Эдвард Холл предполагает, что кто-то наверняка молился за спасение души сэра Томаса, но это, скорее всего, просто писательская красивость.

На самом деле, в тот момент людей больше занимали потрясающие подтверждения предательской деятельности самого могущественного человека королевства: в ходе описи были найдены переписки с «германскими лютеранами» с таким содержанием, что король, ознакомившись с ними, впал в ярость и запретил даже упоминать имя Кромвеля в своем присутствии.

Поскольку у Кромвеля никогда не было, на самом деле, никаких намерений предавать своего государя, можно не сомневаться, что «найденные» бумаги были подложными. Что само по себе говорит о том, что ход против Кромвеля был задуман достаточно давно, и исход дела был предрешен раньше, чем оно даже началось. Тем не менее, сэр Томас вовсе не был намерен сдаться без борьбы, и слухи, циркулировавшие в Лондоне, подтверждают, что даже у Норфолка были опасения, что Кромвель как-то вывернется из ловушки.

Что касается заклятых друзей его величества, то импульсивный Франциск, получив известие и падении Кромвеля, прости вопил от радости, размахивая рапортом своего посла, а более сдержанный император Чарльз опустился на колени, и принес благодарственную молитву. Оба поспешили поздравить своего «царственного брата» с мудрым решением. Вот тут-то его величеству и задуматься бы, насколько мудрым было решение, вызвавшее ликование тех, кто не мог желать доброго Англии. Но его величество Большой Гарри никогда не грешил склонностью к долгим раздумьям по поводу правильности своих действий.

@темы: Henry VIII

---

"И полцарства в придачу" III-15

- Решения принимаю здесь я, друзья мои. И нравятся они вам или нет, вы им подчинитесь.

Голос Дикона Маргарет услышала гораздо раньше, чем женщины увидели всю собравшуюся в комнате под часовней компанию. Бывший король стоял, вздернув свой упрямый подбородок, и с вызовом смотрел на сына. Джон, возвышающийся над отцом, как башня, выглядел встревоженным и мрачным. Робин сидел, задумчиво уставившись в стол, а Рэтклифф, напротив, откинулся на спинку массивного стула и с интересом наблюдал за развитием событий.



- Я и не думал подвергать сомнению ваш авторитет, сир, - пробормотал Джон. – Но это не значит, что мне нравится то, что вы задумали. Мы слишком многого не знаем. Мы не знаем, с чем мы имеем дело!

- Говори за себя, сын! Я знаю достаточно для того, чтобы начать действовать. Так и скажи им.

Джон коротко поклонился отцу, развернулся на каблуках, и стал быстро подниматься по лестнице. В полном молчании они ждали, пока лязгнет механизм потайного хода.

- Что это было? – осторожно спросила Маргарет, опасаясь, что отец и сын поссорились из-за нее.

- Разногласия по поводу турнира, дорогая, - улыбнулся Дикон. – Помимо прочего. Ничего интересного для тебя, потому что ты у нас турнирами не интересуешься. А ты, Кэт? Ты тоже не понимаешь страсти мужчин к железу?

- Как можно, сир, - хихикнула Кэт. – С таким-то папашей, как у меня?!

- И то правда, - усмехнулся в ответ король. – Ладно, приступим-ка к делу. Робин и Марго, вам скоро возвращаться во дворец, начнем с вас. Первым делом, резюме. Что скажешь, Робин?

- А что резюме, - передернул плечами Кот. – Решительно не вижу, в чем его важность. Дикон говорит, что одна фраза может быть истолкована по-разному, в зависимости от того, имеем мы дело с классической латынью, или ее английской версией. Все упирается в слово «возможно» - брак между Артуром и Катариной был, «возможно», завершен. Здесь, у нас, это понимают так, что практически точно между ними что-то было. А в ватиканской латыни этой фразой выражается серьезное сомнение в том, что молодые занимались в постели тем, чем положено заниматься молодым. В общем, я копию тут на скорую руку снял, пока секретарь ее величества в купальне плескалась. Копия и отправится к королеве. Оригинал пусть здесь будет, если королева хотела его спрятать. То есть, копия, которая оригинал. Может, королева что-то и скажет по поводу – она-то свою английскую диспенсацию на брак наизусть, поди, выучила, и если между версиями есть разница...

- Но что это ей даст? – спросила Маргарет с удивившей ее саму горечью. – Гарри никогда больше не будет ей мужем. Никогда и ни за что, даже если Нэн Болейн поразит молния, как того от души желает ее дядюшка. Кстати, дядюшка-то отправляется на днях во Францию за легатом, который там задержался, так что мне надо пристроить Черного Принца до того, как он уедет на неопределенный срок.

- Дело в достоинстве, моя леди, - неожиданно для всех вступил в беседу Рэтклифф. – Думаю, дело просто в достоинстве и чести верной, доброй к своему мужу жены.

- Наверное, - согласилась Маргарет просто из уважения к этому немного наивному и немногословному рыцарю. Зная королеву несколько лучше, она не сомневалась, что амбиции Арагонки всегда заходили далеко за ограничения роли верной и доброй жены.

- Она тянет время! – брякнула Кэт неожиданно для всех.

- Интересная мысль, моя дорогая леди, - задумчиво протянул Дикон. – Что заставляет вас предположить, что ее величество тянет время, и для чего, по вашему, ей это нужно?

- Понятия не имею, - пожала плечами бывшая актриса. – Просто когда женщина начинает цепляться к словам, она наверняка тянет время, уж я-то знаю. И я могу вам сказать, для чего Арагонке это нужно – она расчитывает выиграть битву. Другой вопрос, как. Вот здесь мне ничего в голову не приходит. Разве что тот легат Его Святейшества короля до полусмерти напугает, что вряд ли. Иначе он бы давно был здесь, а не прятался в Париже. Но какой-то козырь у нее есть.

- Мэри! – Голос Робина прозвучал одновременно с раздавшимся в мыслях Маргарет словом.

- Мэри? – выгнул бровь Дикон. – Ты имеешь в виду принцессу? Но принцесса не сможет занять трон. Не в этой стране. Или ты имеешь в виду, что принцессе могут срочно подыскать подходящего мужа?

- Ты бы видел эту принцессу! – покачал головой Кот. – Она – настоящий боец, поверь мне.

- Она – ребенок, в первую очередь, - не согласилась Маргарет. Честно говоря, она была согласна с тем, что сказал ее муж, но ей решительно не понравилось то глубокое впечатление, которое Мэри произвела на Робина. – И вообще, она снова уехала на север, откуда использовать ее козырем будет трудновато. Да и Гарри… Он больше не любит ее, понимаешь? Она для него осталась в прошлом. Как и Арагонка. Никакой она больше не козырь.

- Я поняла! Арагонка тянет и будет тянуть время для того, чтобы Мэри выросла до брачного возраста, - вскрикнула Кэт и даже сделала несколько танцевальных па, придя в восторг от своей сообразительности. – Это понятно любому, кто имел дело с династическими браками. Вы, милые, словно с небес оба свалились, да и я с вами за компанию поглупела. Вот сир сразу понял, а теперь сидит и просчитывает, не так ли?

Ричард не сразу ответил на реплику Кэт. Он сидел неподвижно, сосредоточенно сдвинув брови, закрыв глаза и сцепив пальцы в замок. Очнувшись от наступившей тишины, он грустно улыбнулся молодой женщине:

- И кто же из женихов подходит на роль козыря для такой опасной игры, милая Кэт? На кого бы вы поставили?

- Вы знаете ответ, сир, - потупилась Кэт, разом растерявшая веселость. - Вариант, который устроит Арагонку, всего один.

- Да уж, вот это поворот… - помрачнел и Рэтклифф, и даже Кот скривил свое подвижное лицо в кислой гримасе.

- Какие вы все догадливые! – разозлилась Маргарет. – Уж скажите и мне, что ли, чтобы мы все вместе начали качать головами и вздыхать.

- Марго, Марго… Ты хоть помнишь, что у меня, помимо брата-короля, был еще один брат? – Дикон улыбался, но лицо его оставалось напряженным.

- У меня не было никакой причины в мире задумываться о родословной Йорков, сир, но о герцоге Кларенсе слышала и я, - ядовито ответила Маргарет, которая почему-то злилась сильнее и сильнее. - Вернее, о его внуке, с которым Гарри вечно носится. Как понимаете, матушка сэра Реджинальда не упускает случая напомнить, что она с его величеством родня, так что нет ничего удивительного в том, что король озабочен судьбой ее сына.

- Вот тебе и ответ, Марго. Ее величество решила реставрировать Белую Розу. Тебе нужно объяснять, в какое странное положение это ставит нас всех?

- Не ставит, - тихо, но твердо сказал Рэтклифф. – Не ставит. Линия Джорджа не имеет никаких прав на престол, Дикон. Он был изменником, и умер изменником.

- Он был идиотом! – Дикон ударил кулаком по столу, и Маргарет невольно подалась назад. Таким она своего деда еще не видела. – Джордж – изменник?! Кровь Христова! Да этот парень никогда не видел дальше собственного носа. Он был скандалистом, жадиной и вечно недовольным брюзгой, но он никогда не был интриганом. У него бы просто ума не хватило на измену, поймите же вы!

- У него хватило ума спрятать своего сына, сир, - тихонько возразила Маргарет. - Мы почти уверены в этом. Робин?

- Это правда, Дикон, - подтвердил Кот. – Тот Перкинс Варбек, который утверждал, что он – принц Ричард, не мог быть никем другим, как сыном Джорджа. Его опознала ваша сестра. И это он отдал ей Черного Принца в обмен на помощь. Джон совершенно точно знает, что младший сын Нэда никогда не покидал Англии.

- Я знаю, - вздохнул Дикон. – Это я знаю. Но я знал и Джорджа. Возможно, лучше, чем кто бы то ни было. И не говорите мне, что он был изменником и умер изменником. Мы не знаем, как он умер, друзья мои. Мы все были тогда на севере. И теперь… Святая Троица, я уже не понимаю, что теперь. Как будто мало нам было сложностей с самого начала, так их становится больше с каждым днем!

- Реджинальд Поль – напыщенный осел, - сварливо буркнула Маргарет. – И вообще, вы соображаете, что принцессе всего 12 лет? Какая разница, за кого ее прочат. Мы можем сидеть здесь до Судного дня и ломать головы над тем, что будет, если будет так или эдак, и все равно не угадаем.

- Присоединяюсь к мнению моей прекрасной супруги, - отсалютовал Кот, раскачиваясь на каблуках. – Мы здесь для чего? Уничтожить ведьму, спасти Англию, защитить ее нынешнего короля и урвать себе столько радости, сколько успеем. Все просто.

- Стратег, - хмыкнул Дикон, но лицо его прояснилось. – Ладно, отправляйтесь по своим делам, и оставьте стратегию мне.

Выходя за ворота Кросби Плэйс Маргарет вспомнила, что так и не рассказала никому про странное происшествие с Джейн Попенкур, браслетом Робина и перепиской испанского посла.

@темы: "побасенки"

---

Duetto dei Gatti

@темы: Счастье есть!, "музыка"

---

Вот, нашла у заботливых людей рекомендации!

@темы: "зверята"

---

Про "Опасный поворот" и про спящую собаку, и про

защиту детей от пропаганд.

Этот телеспектакль по Пристли был для меня одним из любимейших - с самого сопливого возраста. Смотрен и пересмотрен, и никогда не надоедал. Так вот, там одна из основных линий - гомосексуальность одного из героев. Сильно так выраженная и с боготворящим выражением на лице при одном упоминении имени любимого. Причем, персонаж женат, и последствия такого брака соответствующие. И тоже об этом говорится достаточно прямо, открытым текстом.



Так вот, до сегодняшнего вечера я эту гомосексуальную линию не видела в упор. Я помнила, что пара была несчастна, и помнила перепалку брата и сестры относительно того, кого из них роковой Мартин любил сильнее, но... Но я не понимала, оказывается, того, о чем они, и просто вынесла чувство, что пара была несчастна - поняла в силу того, что о жизни знала. Данность. Но я не подозревала о таком явлении, как гомосексуализм, и я его не увидела, хотя яснее некуда.

Вот и я задумалась о вреде всяких пропаганд, от которых детей одни хотят защищать, а другие не хотят. Да оставили бы детей в покое. Кажется, ребенок потихоньку познает мир сам, и объясняет его для себя сам. Пропаганду, к которой его восприятие не готово, он не увидит, и объяснений просто не поймет.

Кстати, когда я выросла и впервые столкнулась с реальными геями, это не перевернуло мой мир Я снова восприняла их целиком, и эту гейскую составляющую - как данность.

Ах да, тут ведь еще одна пропаганда замешана - о том, что в СССР не было секса. Фильм снят в 1972 году.

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Томас Кромвель - 22

До 3 мая 1540 года всякие «десятины» и «пятнадцатины» в Англии собирали в королевскую казну под определенные проекты, как выразились бы в наше время. На войны с шотландцами, на войны во Франции, на флот, на укрепление оборонных сооружений и т.д. Кромвель предложил сделать эти налоги регулярными. Как? Разумеется, играя на беспроигрышном по определению: на защиту Слова Божьего, а значит – и страны. И кто бы после такой постановки вопроса посмел против новых налогов возразить.



Надо сказать, что деньги его величеству были действительно нужны, и не на забавы. Только что были реформированы три совета, Уэллский, Северный и Западный), подавлены бунты в Линкольншире и на севере. Были проведены учения в связи с ожидавшейся в предыдущем году инвазией, укреплены гарнизон и оборонные сооружения в английских владениях во Франции. На границе с Шотландией построили две новые крепости. Были, наконец, построены и экипированы артиллерийские форты от Кента до Корнуолла. И, наконец, нужно было ремонтировать Вестминстер в духе изменений, происшедших в церкви - главное аббатство королевства продолжало быть слишком папистским по антуражу.

Сказать, чтобы палаты парламентов были в восторге от новых налогов – так нет. Первый их них можно назвать подоходным, и был он утвержден на ближайшие 4 года, все эти десятые и пятнадцатые части. Второй можно, наверное, назвать налогом на недвижимость, потому что он составлял пять пенсов на каждый фунт того, во что оценивалась недвижимость. Для иностранцев, проживающих в Англии, этот налог был двойным, они платили по 10 пенсов.

В итоге, Кромвель получил новых недоброжелателей, а король даже ухом не повел в сторону верного министра, ведь Кромвель делал именно то, для чего его и наняли – обеспечивал достаточность королевских средств, так что чего особенного-то?

Более того, через несколько дней Большой Гарри обеспечил Кромвелю новую работенку, целью которой было бы «обеспечение достоинства нашей особы». С многозначительным напутствием «не потерпеть поражения, ибо мы верим в вас».
Речь шла, разумеется, о все том же несчастном браке короля. Кромвель его замутил, Кромвелю предстояло и выпутываться.

Тем более, что договор с братом Анны Клевской включал параграф, по которому Англия должна была выступить на защиту герцогства против императора. Вот не нужно, не нужно было Кромвелю впутывать в дела Великой Тройки (Генри, Франциска и Чарльза) еще и какого-то там герцога Клевского. Ведь было ясно, как Божий день, что никогда Гарри воевать за интересы герцога не будет. А сейчас как раз император потребовал от герцога уступить одну из провинций, Гельдерленд (в нынешней Голландии), императору – или приготовиться к последствиям в виде войны. Кромвель написал английскому послу при императоре, чтобы тот успокоил его имперство, но выпутаться из легитимного договора, не запятнав себя, можно было только изменив условия, на которых договор заключался.

Внезапно бедняжка Анна Клевская стала не только камнем на шее в личной жизни Гарри, но и камнем преткновения в отношениях двух великих держав.

Одной рукой разгребая кризис королевского брака, другой рукой Кромвель пытался проредить своих тайных, явных и предполагаемых врагов. Он не мог не знать, конечно, о слухах, что его собираются сместить с поста Генерального Викария, и решил ослабить партию Гардинера настолько, насколько это было в его силах. Например, арестовав доктора Ричарда Семпсона, епископа Чичестерского, декана королевской часовни и друга Гардинера. Был схвачен и другой капеллан короля, доктор Николас Вилсон. Оба – по почти смехотворному в данных обстоятельствах обвинению: отрицание верховной власти короля в делах церкви
.
Здесь Кромвель использовал предлогом прецедент с капелланом лорда Лайла, что-де враги Слова Божьего могут заползти и на самую высоту. Но капелланы короля, помимо того, что они были придворными и политиками, были еще в числе почти друзей его величества, так что на этот раз Кромвель протянул свою руку слишком далеко, дальше, чем король был готов ему позволить.



8 июня 1540 года король приватно приказал Лорду Канцлеру Одли провести через парламент билль о том, что Кромвель исказил инструкции его величества относительно религиозного устройства в королевстве.

@темы: Henry VIII

---

Альтернативная история Европы)))

Фоменко отдыхает, когда какой-то Олесь Бузина жжОт

masterok.livejournal.com/1103612.html?mode=repl...

Это что, рупор Абсентиса? Там дальше по ссылям подозрительно знакомые материалы идут. Ну-ну...

@темы: "веселая бредь"

---

"The White Queen" - 2

Волшебство продолжается! Боже, как они играют! И какая сильная съемка!

Братец Джордж, кажется, все время что-то жует. И в перерывах выпаливает бестактности, так что лучше бы было для всех, если бы он жевал без перерывов.

Вот брат Лиз, Энтони, мне категорически не нравится. Лицо у него какое-то лживое - дело, скорее всего, в близко посаженных глазах. А ведь из всей плеяды Риверсов он был, кажется, самым приличным человеком. Впрочем, что мы знаем про человеческие качества остальных? Об Энтони хоть что-то известно благодаря его трудам.

С дочками Кингмейкера была одна интересная фишка, которая стала для отношений между Варвиком и Эдвардом более судьбоносной, чем политика. По чину, для девочек Варвика не было в Англии подходящих женихов, кроме братьев короля - после того, как Вудвиллы расхватали для своих девочек всех благородных наследников. Нелепо, но это так. А Эдвард категорически запретил братьям брать в жены дочерей своего ближайшего соратника. Это было его решение, Лиз Вудвилл была здесь не при чем. Не стоит недооценивать Эдварда Йорка. Он всегда знал, что делает.

Кстати, актеру полностью удалось передать характер молодого Эдди, эту смесь молодой искренности с интриганством политика. Да вообще все персонажи получились живыми.

Мамашу леди Маргарет Бьюфорт показали омерзительной стервой, как и в романе Грегори. На самом деле, достойная дама приложила руку только к первому браку дочки, который потом аннулировали по приказу короля Генри. Если даже к нему: Маргарет жила с матерью, но ее опекуном был де ла Поль, и это он обручил подопечную со своим сыном. Это была инициатива короля, выдать наследницу Бьюфортов за Эдмунда Тюдора. Но решала-то сама Маргарет, что самое интересное. Это она выбрала Эдмунда. Кандидатура Джаспера даже не рассматривалась – мучительную любовь Маргарет и Джаспера придумала Грегори. После смерти Эдмунда Маргарет, как вдова, была полностью свободна решать свою судьбу сама, склоняясь только перед волей короля (от которой имела право откупиться – кое-кто и откупался).

@темы: "экранизации vs каноны"