Do or die
Надо сказать, что это «восстание Бэкингема» освещено из рук вон плохо и фрагментарно. В основном потому, что закончилось бесславной казнью лидера.

читать дальшеВсе историки, пишущие по периоду, не забыли поспекулировать на тему, почему вдруг герцог повернул против короля (в духе нашего времени, была даже несколько раз высказана версия, что Бэкингем был влюблён в Ричарда совершенно конкретно, и даже написан по этому поводу роман: HATE IS THE OTHER SIDE OF LOVE: THE DUKE OF BUCKINGHAM AND RICHARD III, by Mallorie Meldrum).
Всё сводится, более или менее, к тому, что «была плохая погода, Северн разлился, Бэкингем не смог перейти реку».
Есть, правда, одна книга, Richard III and the Buckingham's Rebellion by Louise Gill, но написана она в 1999 году. С тех пор в исследованиях этого периода много воды утекло, а эту работу сразу оценили невысоко. В рецензии www.richardiii.net/downloads/2000_03_buckingham... даётся детальный обзор того, что именно по теме написано другими авторами.
Скорее всего, проблема с описанием «восстания Бэкингема» заключается в том, что как такового, цельного восстания не было. Был стандартный, классический заговор людей, не имевших центрального руководства, и преследовавших каждый свои цели. Не было даже единой даты выступления.
Обычно называется 18 октября, но это – всего лишь дата официального выступления Бэкингема, когда он поднял свои знамёна и выступил из Брэкнока. Волнения в Кенте начались в начале октября, на юго-западе – только в начале ноября. Никакого нападения на Лондон не получилось, потому что Джон Говард «вдруг» оказался именно в столице, и совершенно готовым к беспорядкам. Он сразу же сообщил о том, что дело пошло, королю Ричарду, и тот немедленно распорядился разрушить мосты через Северн. По иронии судьбы, исполнителем приказа был Хэмфри Стаффрд из Графтона.
Войска в Рочестер были посланы 11 октября, и 15 октября первый из заговорщиков, Уильям Клиффорд, был уже арестован. В Вилтшире, 17 октября приключился казус, когда у помощника шерифа, который вёз к казначею исковые заявления, эти документы украли. Связано это как-то с «восстанием», или помощник шерифа просто напился в таверне, где у него утащили сумку, можно только догадываться.
Судя по молниеносности действий со стороны короля, выступление ожидалось. уже 12 октября, он отправил письмо канцлеру Расселлу: «We would most gladly that ye came yourself if you may, and if ye may not, we pray you not to fail, but to accomplish in all diligence our said commandment, to send our seal incontinent upon the sight hereof, as we trust you, with such as you trust and the officers pertaining to attend with it, praying you to ascertain us of your news. Here, loved be God, is all well and truly determined, and for to resist the malice of him that had best cause to be true, the Duke of Buckingham, the most untrue creature living; whom with God's grace we shall not be long till that we will be in those parts, and subdue his malice. We assure you there was never false traitor better purveyed for, as this bearer, Gloucester, shall show you». В этом послании просто лязгает металл.
Если оставить в стороне вопрос о том, какими были цели Бэкингема, то причина, по которой он выступил, окажется довольно очевидной и обыденной для того периода. Он просто решил (или понял, как хотите), что Ричард обречён. Как только он ознакомился с тем, какое количество людей было мобилизовано Реджинальдом Брэем, и насколько разных людей заговор объединил, он решил ковать железо, пока оно не остыло.
К тому же, если то, что утверждают Ральф Гриффитс и Роджер Томас в книге The Making of the Tudor Dynasty, правда, то Ричард вызывал Бэкингема к себе около 20-х чисел сентября или даже раньше (с датировкой событий у авторов проблема). Дважды. Разумеется, Бэкингем не явился на вызов, потому что, к тому времени, рыльце у него было сильно в пушку. Уж не тем ли, что Ричард получал известие о визите Брэя в Брекнок, объясняются эти вызовы? Но одинаково вероятно, что Бэкингем уже сделал выбор, конечно.
Дело в том, что Брэй был в Брэкнок Кастл между 24 августа и 24 сентября. Очень похоже на то, что изначально попытка вторжения Генри Ричмонда планировалась на конец августа.
Известно, что леди Маргарет велела одному из своих людей, Кристоферу Урсвику, взятому по рекомендации «некромансера» леди, Льюиса Карлеона, отправиться в Бретань. Но, получив известия от Брэя, что они могут рассчитывать на Бэкингема, вернула Урсвика, и послала к сыну куда как более значительную личность, Хью Конвея, с большой суммой денег и отмашкой на вторжение через Уэльс.
Конвей, сам выходец из Восточного Уэльса, был человеком Стэнли, попав в орбиту этой семьи через второй брак его отца, Джона, с дочерью Эдмунда Стэнли из Юлоу. Благодаря этому браку, юный Конвей попал ко двору Эдварда IV, и даже женился на младшей сестре графа Девона (Томаса Кортни), страстного ланкастерианца, казнённого ещё в 1461 году, после Таутона. Впрочем, Томас был не единственным из Кортни, пострадавшим от йоркистов – в 1469 году за измену был казнён его брат Генри, а в 1471, при Тьюксбери, погиб другой брат, Джон.
Естественно, леди Маргарет не вынула вышеупомянутую «значительную сумму» из сундука, и не снабдила Конвея мешком с золотыми монетами. Нет, она договорилась о займах «в Лондоне и других местах», и Конвей отправился в путь с кипой денежных поручений, которые можно было обналичить за границей. Впрочем, леди Маргарет наверняка разделила эти поручения на три части, потому что одновременно с Конвеем, разными путями в Бретань отправились ещё два человека: Ричард Гилфорд, чей отец был распорядителем финансов в хозяйстве Эдварда IV, и некий Томас Рамней. Времена были опасными, и доверять такое важное дело в одни руки леди Маргарет не собиралась.
Вот где и вылезла ещё одна возможная цель, имея в виду которую леди Маргарет отправилась в своё интересное паломничество в направлении Вустера. Я плохо представляю ситуацию в 1483 году, когда леди, вращающаяся в высших придворных кругах, отправляется сама к банкирам-коммерсантам, и начинает ожесточённо торговаться об условиях займа, по которым сумму обналичили бы… в Бретани. Зато леди такого ранга, смиренно приносящая крупное пожертвование аббатству или приорату, а затем, за бокалом столь любимой ею мальвазии, договаривающаяся о подобной операции с приором или аббатом, выглядит вполне в духе времени. Монастырские ордена были международными организациями, их трансакции не вызывали ни малейшего подозрения, и, по всей видимости, даже не могли быть отслежены.
Естественно, Брэй просто не мог «посетить» Брэкнок без разрешения Бэкингема. Значит, во время встречи леди Маргарет и герцога, которая «случайно» произошла именно в тот момент, когда герцог кипел и бурлил, речь могла идти именно об этом – о посещении Мортона Брэем. Уж не знаю, под каким соусом. Если вспомнить отповедь Бэкингема юному наследнику престола, Эдварду V, относительно того, что в этой стране политику делают мужчины, а не женщины, умная леди Маргарет сама могла только навести племянника на определённые мысли, слегка посплетничать, маскируя этим приёмом передачу информации. Но масштабы и серьёзность происходящего Бэкингему мог пояснить только Брэй.
На самом деле, количество людей, служивших Эдварду IV, но участвующих в заговоре против Ричарда III, поражает воображение. Люди, достаточно спокойно служившие Эдварду IV, стали сливаться в направлении Бретани, к Ричмонду. Рикардианские историки объясняют феномен тем, что, по большей части, этот исход был реакцией на правление именно Эдварда IV. Весёлого Эдди подданные боялись. Никто не забыл его приказа уничтожать без жалости бунтующих и недовольных баронов, его полное презрение к идее церковного убежища. Многие джентри и потомки баронов, имущество которых Эдвард реквизировал, ожидали, возможно, что Ричард всё исправит.
Но Ричард решил оставить на месте администраторов своего брата, делая настолько мало передвижек, насколько это было возможно. Очевидно, он планировал постепенное оздоровление внутриполитического климата в королевстве. Или просто считал нужным ознакомиться лично с каждой претензией – во время своего королевского прогресса, он рассматривал дела о конфискациях, и делал исправления решений, выглядящих несправедливо.
Тем не менее, лично я не стала бы сводить всё к имущественным вопросам. Вряд ли кто-то будет отрицать мнение, что Войны Роз оставили глубокий шрам на политике королевства, который толком не зарос во время правления Эдварда. Можно только попытаться представить, насколько болезненными были отношения многих баронов и джентри с королевской властью в 1483 году, когда рана всё ещё болела и часто воспалялась. Я бы не очень удивилась, что, при наличии сильного идеолога (Мортона), многие стали видеть выход в правлении человека, никак с предыдущими потрясениями не связанного. Надо было всего-то растиражировать идеи. И, если решение о смене династии было сделано сразу после смерти Эдварда IV
Ведь, если хорошо подумать, то элегантный отказ Ричарда III от добровольно-принудительных подношений городов и гильдий нёс в себе и тревожную перспективу взаимодействия подносящих с новой администрацией. Подносящий всегда ожидает получить от одариваемого что-то взамен. Если подношение отвергается, то это – серьёзный сигнал о том, что человек имеет целью проводить свою, абсолютно независимую политику. Это, в свою очередь, может говорить о том, что и Ричард III вполне осознавал необходимость перемен. К несчастью для него, реформы он должен был проводить изнутри, опасаясь сильно задеть существующие структуры, чтобы не рухнула вся административная система разом. Позднее, даже во время энергичных расследований после восстания Бэкингема, он особым приказом запретил лоялистам разорять владения и наносить вред подчинённым вовлечённых в восстание.
Что касается второй составляющей, брака Ричмонда с одной из дочерей Эдварда, то изначально это было, пожалуй, сольной программой леди Маргарет. Уж очень чувствуется женская внимательность к деталям. И уж очень авантюрным выглядит бравый наскок на Тауэр и Вестминстер. Не верю, что Элизабет Вудвилл участвовала в этом плане. Во-первых, как я писала ранее, она была не в том состоянии, чтобы вообще пускаться в авантюры. Во-вторых, дата объявления Ричмонда о намерении вступить в брак с принцессой из дома Йорков (после того, как все йоркисты-недобитки восстания Бэкингема и Мортон собственной персоной собрались вокруг), и реакция Элизабет – письмо сыну с призывом бросить это дело и вернуться домой. Совет, которому Дорсет был намерен последовать.
Что касается самого восстания – то да, Бэкингем не смог перейти разлившийся Северн (мосты-то были разрушены), Мортон, попадя за пределы Брэкнока, немедленно сбежал, классически переодевшись в простолюдина, сам Брэкнок был немедленно атакован и разграблен сыном того Вогана, которого казнил Джаспер Тюдор, за то, что тот казнил Оуэна Тюдора, за то, что… ну, и так далее. Опять же, Бэкингем не смог опереться даже на ту армию, которую он собрал – здесь против него сыграла репутация «злого и жестокого лорда», каким он, скорее всего, и был. Собственно, можно только посочувствовать этому молодому человеку, который многое понял правильно, но принял неправильное решение, не сумев понять главного. Что сам он, его судьба, и сама жизнь, были для заговорщиков всего лишь отвлекающим манёвром.
Возможно, именно поэтому он так хотел увидеть Ричарда перед смертью. История о спрятанном кинжале была, несомненно, только историей, придуманной сыном и наследником с целью хоть как-то возвысить этот жалкий конец. Возможно, именно поэтому Ричард отказался от встречи. Наверняка, его внутренний барометр правильности действий зашкаливал в противоположное направление, но Бэкингем сам загнал себя в угол, выход из которого лежал только через плаху.

читать дальшеВсе историки, пишущие по периоду, не забыли поспекулировать на тему, почему вдруг герцог повернул против короля (в духе нашего времени, была даже несколько раз высказана версия, что Бэкингем был влюблён в Ричарда совершенно конкретно, и даже написан по этому поводу роман: HATE IS THE OTHER SIDE OF LOVE: THE DUKE OF BUCKINGHAM AND RICHARD III, by Mallorie Meldrum).
Всё сводится, более или менее, к тому, что «была плохая погода, Северн разлился, Бэкингем не смог перейти реку».
Есть, правда, одна книга, Richard III and the Buckingham's Rebellion by Louise Gill, но написана она в 1999 году. С тех пор в исследованиях этого периода много воды утекло, а эту работу сразу оценили невысоко. В рецензии www.richardiii.net/downloads/2000_03_buckingham... даётся детальный обзор того, что именно по теме написано другими авторами.
Скорее всего, проблема с описанием «восстания Бэкингема» заключается в том, что как такового, цельного восстания не было. Был стандартный, классический заговор людей, не имевших центрального руководства, и преследовавших каждый свои цели. Не было даже единой даты выступления.
Обычно называется 18 октября, но это – всего лишь дата официального выступления Бэкингема, когда он поднял свои знамёна и выступил из Брэкнока. Волнения в Кенте начались в начале октября, на юго-западе – только в начале ноября. Никакого нападения на Лондон не получилось, потому что Джон Говард «вдруг» оказался именно в столице, и совершенно готовым к беспорядкам. Он сразу же сообщил о том, что дело пошло, королю Ричарду, и тот немедленно распорядился разрушить мосты через Северн. По иронии судьбы, исполнителем приказа был Хэмфри Стаффрд из Графтона.
Войска в Рочестер были посланы 11 октября, и 15 октября первый из заговорщиков, Уильям Клиффорд, был уже арестован. В Вилтшире, 17 октября приключился казус, когда у помощника шерифа, который вёз к казначею исковые заявления, эти документы украли. Связано это как-то с «восстанием», или помощник шерифа просто напился в таверне, где у него утащили сумку, можно только догадываться.
Судя по молниеносности действий со стороны короля, выступление ожидалось. уже 12 октября, он отправил письмо канцлеру Расселлу: «We would most gladly that ye came yourself if you may, and if ye may not, we pray you not to fail, but to accomplish in all diligence our said commandment, to send our seal incontinent upon the sight hereof, as we trust you, with such as you trust and the officers pertaining to attend with it, praying you to ascertain us of your news. Here, loved be God, is all well and truly determined, and for to resist the malice of him that had best cause to be true, the Duke of Buckingham, the most untrue creature living; whom with God's grace we shall not be long till that we will be in those parts, and subdue his malice. We assure you there was never false traitor better purveyed for, as this bearer, Gloucester, shall show you». В этом послании просто лязгает металл.
Если оставить в стороне вопрос о том, какими были цели Бэкингема, то причина, по которой он выступил, окажется довольно очевидной и обыденной для того периода. Он просто решил (или понял, как хотите), что Ричард обречён. Как только он ознакомился с тем, какое количество людей было мобилизовано Реджинальдом Брэем, и насколько разных людей заговор объединил, он решил ковать железо, пока оно не остыло.
К тому же, если то, что утверждают Ральф Гриффитс и Роджер Томас в книге The Making of the Tudor Dynasty, правда, то Ричард вызывал Бэкингема к себе около 20-х чисел сентября или даже раньше (с датировкой событий у авторов проблема). Дважды. Разумеется, Бэкингем не явился на вызов, потому что, к тому времени, рыльце у него было сильно в пушку. Уж не тем ли, что Ричард получал известие о визите Брэя в Брекнок, объясняются эти вызовы? Но одинаково вероятно, что Бэкингем уже сделал выбор, конечно.
Дело в том, что Брэй был в Брэкнок Кастл между 24 августа и 24 сентября. Очень похоже на то, что изначально попытка вторжения Генри Ричмонда планировалась на конец августа.
Известно, что леди Маргарет велела одному из своих людей, Кристоферу Урсвику, взятому по рекомендации «некромансера» леди, Льюиса Карлеона, отправиться в Бретань. Но, получив известия от Брэя, что они могут рассчитывать на Бэкингема, вернула Урсвика, и послала к сыну куда как более значительную личность, Хью Конвея, с большой суммой денег и отмашкой на вторжение через Уэльс.
Конвей, сам выходец из Восточного Уэльса, был человеком Стэнли, попав в орбиту этой семьи через второй брак его отца, Джона, с дочерью Эдмунда Стэнли из Юлоу. Благодаря этому браку, юный Конвей попал ко двору Эдварда IV, и даже женился на младшей сестре графа Девона (Томаса Кортни), страстного ланкастерианца, казнённого ещё в 1461 году, после Таутона. Впрочем, Томас был не единственным из Кортни, пострадавшим от йоркистов – в 1469 году за измену был казнён его брат Генри, а в 1471, при Тьюксбери, погиб другой брат, Джон.
Естественно, леди Маргарет не вынула вышеупомянутую «значительную сумму» из сундука, и не снабдила Конвея мешком с золотыми монетами. Нет, она договорилась о займах «в Лондоне и других местах», и Конвей отправился в путь с кипой денежных поручений, которые можно было обналичить за границей. Впрочем, леди Маргарет наверняка разделила эти поручения на три части, потому что одновременно с Конвеем, разными путями в Бретань отправились ещё два человека: Ричард Гилфорд, чей отец был распорядителем финансов в хозяйстве Эдварда IV, и некий Томас Рамней. Времена были опасными, и доверять такое важное дело в одни руки леди Маргарет не собиралась.
Вот где и вылезла ещё одна возможная цель, имея в виду которую леди Маргарет отправилась в своё интересное паломничество в направлении Вустера. Я плохо представляю ситуацию в 1483 году, когда леди, вращающаяся в высших придворных кругах, отправляется сама к банкирам-коммерсантам, и начинает ожесточённо торговаться об условиях займа, по которым сумму обналичили бы… в Бретани. Зато леди такого ранга, смиренно приносящая крупное пожертвование аббатству или приорату, а затем, за бокалом столь любимой ею мальвазии, договаривающаяся о подобной операции с приором или аббатом, выглядит вполне в духе времени. Монастырские ордена были международными организациями, их трансакции не вызывали ни малейшего подозрения, и, по всей видимости, даже не могли быть отслежены.
Естественно, Брэй просто не мог «посетить» Брэкнок без разрешения Бэкингема. Значит, во время встречи леди Маргарет и герцога, которая «случайно» произошла именно в тот момент, когда герцог кипел и бурлил, речь могла идти именно об этом – о посещении Мортона Брэем. Уж не знаю, под каким соусом. Если вспомнить отповедь Бэкингема юному наследнику престола, Эдварду V, относительно того, что в этой стране политику делают мужчины, а не женщины, умная леди Маргарет сама могла только навести племянника на определённые мысли, слегка посплетничать, маскируя этим приёмом передачу информации. Но масштабы и серьёзность происходящего Бэкингему мог пояснить только Брэй.
На самом деле, количество людей, служивших Эдварду IV, но участвующих в заговоре против Ричарда III, поражает воображение. Люди, достаточно спокойно служившие Эдварду IV, стали сливаться в направлении Бретани, к Ричмонду. Рикардианские историки объясняют феномен тем, что, по большей части, этот исход был реакцией на правление именно Эдварда IV. Весёлого Эдди подданные боялись. Никто не забыл его приказа уничтожать без жалости бунтующих и недовольных баронов, его полное презрение к идее церковного убежища. Многие джентри и потомки баронов, имущество которых Эдвард реквизировал, ожидали, возможно, что Ричард всё исправит.
Но Ричард решил оставить на месте администраторов своего брата, делая настолько мало передвижек, насколько это было возможно. Очевидно, он планировал постепенное оздоровление внутриполитического климата в королевстве. Или просто считал нужным ознакомиться лично с каждой претензией – во время своего королевского прогресса, он рассматривал дела о конфискациях, и делал исправления решений, выглядящих несправедливо.
Тем не менее, лично я не стала бы сводить всё к имущественным вопросам. Вряд ли кто-то будет отрицать мнение, что Войны Роз оставили глубокий шрам на политике королевства, который толком не зарос во время правления Эдварда. Можно только попытаться представить, насколько болезненными были отношения многих баронов и джентри с королевской властью в 1483 году, когда рана всё ещё болела и часто воспалялась. Я бы не очень удивилась, что, при наличии сильного идеолога (Мортона), многие стали видеть выход в правлении человека, никак с предыдущими потрясениями не связанного. Надо было всего-то растиражировать идеи. И, если решение о смене династии было сделано сразу после смерти Эдварда IV
Ведь, если хорошо подумать, то элегантный отказ Ричарда III от добровольно-принудительных подношений городов и гильдий нёс в себе и тревожную перспективу взаимодействия подносящих с новой администрацией. Подносящий всегда ожидает получить от одариваемого что-то взамен. Если подношение отвергается, то это – серьёзный сигнал о том, что человек имеет целью проводить свою, абсолютно независимую политику. Это, в свою очередь, может говорить о том, что и Ричард III вполне осознавал необходимость перемен. К несчастью для него, реформы он должен был проводить изнутри, опасаясь сильно задеть существующие структуры, чтобы не рухнула вся административная система разом. Позднее, даже во время энергичных расследований после восстания Бэкингема, он особым приказом запретил лоялистам разорять владения и наносить вред подчинённым вовлечённых в восстание.
Что касается второй составляющей, брака Ричмонда с одной из дочерей Эдварда, то изначально это было, пожалуй, сольной программой леди Маргарет. Уж очень чувствуется женская внимательность к деталям. И уж очень авантюрным выглядит бравый наскок на Тауэр и Вестминстер. Не верю, что Элизабет Вудвилл участвовала в этом плане. Во-первых, как я писала ранее, она была не в том состоянии, чтобы вообще пускаться в авантюры. Во-вторых, дата объявления Ричмонда о намерении вступить в брак с принцессой из дома Йорков (после того, как все йоркисты-недобитки восстания Бэкингема и Мортон собственной персоной собрались вокруг), и реакция Элизабет – письмо сыну с призывом бросить это дело и вернуться домой. Совет, которому Дорсет был намерен последовать.
Что касается самого восстания – то да, Бэкингем не смог перейти разлившийся Северн (мосты-то были разрушены), Мортон, попадя за пределы Брэкнока, немедленно сбежал, классически переодевшись в простолюдина, сам Брэкнок был немедленно атакован и разграблен сыном того Вогана, которого казнил Джаспер Тюдор, за то, что тот казнил Оуэна Тюдора, за то, что… ну, и так далее. Опять же, Бэкингем не смог опереться даже на ту армию, которую он собрал – здесь против него сыграла репутация «злого и жестокого лорда», каким он, скорее всего, и был. Собственно, можно только посочувствовать этому молодому человеку, который многое понял правильно, но принял неправильное решение, не сумев понять главного. Что сам он, его судьба, и сама жизнь, были для заговорщиков всего лишь отвлекающим манёвром.
Возможно, именно поэтому он так хотел увидеть Ричарда перед смертью. История о спрятанном кинжале была, несомненно, только историей, придуманной сыном и наследником с целью хоть как-то возвысить этот жалкий конец. Возможно, именно поэтому Ричард отказался от встречи. Наверняка, его внутренний барометр правильности действий зашкаливал в противоположное направление, но Бэкингем сам загнал себя в угол, выход из которого лежал только через плаху.
@темы: Henry VII