Спасибо всем новым читателям за интерес к этому дневнику. К сожалению, записи в нем не слишком систематизированы, и расставлять/исправлять теги уже поздно - слишком этих записей много. А времени мало. Надеюсь, разберетесь? Впрочем, я сама не всегда разбираюсь. Знаю только, что в цитатнике у меня, почему-то, все больше про еду
Роль Папы Климента V в контексте процесса против ордена тамплиеров и его истинные взаимоотношения с королем Франции Филиппом Красивым до сих пор является объектом жарких научных споров и дискуссий.
Некоторые историки, особенно те, кто писали свои работы, когда антиклерикализм был весьма популярен в научном мире, склонны были считать его жалкой марионеткой в руках «Железного короля». Другие полагали его вполне самостоятельной и независимой политической фигурой, оказавшейся в сложнейших политических обстоятельствах, и действующей в рамках этих обстоятельств, вполне правильно и разумно. Некоторые вообще полагали, что Климент, в неравной схватке, просто переиграл Филиппа по всем статьям.
Сложности добавлял и тот факт, что существовали проблемы с первоисточниками, на которые исследователи могли бы опереться. Дело в том, что впервые документы по этому вопросу были опубликованы в 1693 году Этьеном Балюзом, однако Балюз ошибочно произвел датировку этих документов, что, в свою очередь, при дальнейшем сопоставлении их с реальными историческими событиями вызвало подозрения в их аутентичности.
Эту проблему, на мой взгляд, полностью решила прекрасная работа видного французского историка Эдгара Бутарика, который, кстати, являлся не только автором многих серьезнейших монографий по данной эпохе, но и директором департамента французских Национальных Архивов.
Хотя его книга «Климент V, Филипп Красивый и Тамплиеры» была издана почти 150 лет назад, эта работа до сих пор остается не только актуальной, но и базовой для современных исследователей по данному вопросу.
Ресурс www.templarhistory.ru начинает публикацию этой книги, сегодня я представляю ее первую часть. Читать здесь. На русском языке публикуется впервые.
читать дальшеСледующий месяц прошел скучно. Бликингхолл, как и остальные города и городишки, отгородился от внешнего мира и пытался выжить. Дан Ричард пропадал днями в деревне, где оказался единственным представителем власти, Агата наводила порядок в доме, Маргарет взяла на себя кухонную работу. Когда ей становилось невмоготу, она приходила в церковь и смотрела на плиту, которой был закрыт фамильный склеп семьи Берли. Там теперь было и ее имя: леди Маргарет Берли. Вид могильной плиты с собственным именем очень помогал Маргарет оценить даже самые простые прелести жизни. Конечно, ей было несколько жаль упущенной возможности стать свободной от всех обязанностей наследницей имущества и титула Берли, но так было безопаснее.
О своих новых особенностях Маргарет старалась не думать, но от Агаты, на всякий случай, держалась подальше. Впрочем, у Агаты и Ричарда хватало своих разговоров, которые они вели в полголоса долгими вечерами. Чувствуя себя лишней, Маргарет замыкалась все сильнее. Она понимала, что ей надо бы было рассказать дану Ричарду о Болейнах, но случай все не подворачивался. К тому же, ей казалось, что Ричард считает ее виноватой в смерти своего друга. И насчет друга надо бы было Ричарду рассказать то, что она услышала от Джорджа Болейна, но язык не поворачивался.
Череда монотонных дней прервалась поздним августовским вечером. Маргарет с мрачным видом слонялась у церкви, набираясь смелости войти внутрь и поговорить, наконец, с Ричардом, когда услышала стук копыт. Она юркнула за ближайшее дерево. Во двор церкви въехали трое всадников, в которых она узнала Болейнов – отец впереди, брат с сестрой сразу за ним, бок о бок. «Эй!», - крикнул сэр Томас. «Эй, есть здесь кто-нибудь?» Дан Ричард вышел во двор не сразу. Но когда вышел, Маргарет зажала себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть. На Ричарде были надеты латы, поверх которых наброшена белая накидка с черным крестом необычной формы. На боку висел тяжелый меч. За ним, с факелом в руке, следовала Агата, в кольчуге, кожаных штанах, высоких сапогах и тоже в накидке. В свете факела волосы Ричарда сияли золотом, словно нимб на старинных миниатюрах. Он остановился у порога церкви, сдвинул меч вперед, и оперся на него скрещенными руками.
«Дан Ричард Стэндон из ордена святой Марии Иерусалимской, милорды и миледи», Ричард слегка склонил голову, затем повел рукой в сторону Агаты: «Воевода Агата Запольяи, сестра из ордена святой Марии Иерусалимской».
Томас Болейн выглядел ошеломленным, Анна и Джордж – злыми и напуганными. «Ээээ… Видите ли, дан, мы приехали повидать хозяев Бликингхолла, но обнаружили на месте дома пепелище», - всегда дипломат, если грубая сила не срабатывала, сэр Томас улыбнулся деланной улыбкой. «Не могли бы вы сказать нам, что здесь случилось?». «Потница, милорд», - скорбно ответил Ричард. «Очевидно, труповозы разграбили и подожгли поместье. Леди Элизабет, сэр Ральф, молодой сэр Томас и его супруга, леди Маргарет – все сгорели. От них немного осталось для христианских похорон, но все сделано честь честью».
Джордж Болейн выехал вперед: «Кто оформил формальности?». «Я», - коротко ответил Ричард. Он снова сложил руки на мече, так, что большой перстень с кроваво-красным камнем оказался на виду. Маргарет услышала, как Анна с тихим шипением выдохнула воздух через плотно сжатые зубы. Над церковным двором повисло такое глубокое молчание, что Маргарет мысленно порадовалась возможности не дышать. Ей все время казалось, что стоит ей сделать малейшее движение – и Анна почувствует ее присутствие. Тишину прервал дан Ричард: «Как я понимаю, эпидемия окончилась? Здесь за последнюю неделю никто не умер». И снова ему ответил сэр Томас: «Да, да, всё закончилось, хвала Богу. Его Величество вернулся в Лондон, двор начинает собираться туда же. Пожалуй, и нам надо спешить. Мы завернули по дороге, повидать друзей».
Дан Ричард поднял руку в знаке благословения: «Безопасного пути вам, милорды и миледи». Из камня на перстне, казалось, били красные лучи, так сверкал он в свете факела. Анна и Джордж развернули коней и молча выехали со двора. Сэр Томас поднял руку в ответном жесте, и последовал за ними.
читать дальшеМаргарет опустила голову. Заплакать не получилось, просто жгло глаза, и рот стал неприятно сухим. «Что же теперь?», - тихо выдавила она. Не то, чтобы в надежде на ответ. Просто ситуация требовала какой-то реакции, а Маргарет привыкла действовать согласно требованию момента. Особенно, если в голове звенела пустота. Она почему-то собиралась продолжить прежнюю жизнь, теперь, когда чудовищная ситуация с похищением и замужеством была разрешена за нее Провидением. Болейны? Ну что ей были Болейны, с защитой самого короля и всесильного еще опекуна. Скоро она просто выбросила бы из головы все случившееся. Но теперь ей было абсолютно ясно, что возврата нет.
В поле ее зрения показалась красивая, узкая рука с бокалом вина. «Выпей», - в голосе Агаты больше не было враждебности. Маргарет содрогнулась. Что-то похожее она пережила совсем недавно. Рука с бокалом, другая рука, с кинжалом. Разные руки, теперь она это вспомнила. Рука с бокалом была грубой рукой воина. Рука с кинжалом – холеной рукой придворного.
«Дан Ричард», - решительно сказала Маргарет, - «в доме Берли случилось еще кое-что. Там был еще кто-то, кроме семьи. Возможно, даже двое. Я не помню… Только отрывки… Но, кроме вашего друга и его родителей, там был еще кто-то». Она перевела дыхание, и добавила совсем тихо: «Мертвый, как и они. Но умер он не от потницы. Его убили».
Ричард и Агата молча обменялись взглядами. «Кто?», - требовательно спросила Агата. «Не знаю. Ему перерезали горло». Голос Маргарет дрогнул. У нее были свои опасения по этому поводу, но озвучивать их она не собиралась. «Что же теперь?», - снова спросила она. Дан Ричард встал из-за стола. «А теперь я отправлюсь устраивать похороны своего друга и его родных», - уронил он. «Потница продолжает свирепствовать, помощи ждать не приходится. Правда, там немного осталось для похорон, как вы понимаете». И добавил: «Немного, но достаточно для того, чтобы я понял, что там была четвертая жертва. Деревенский констебль этого не уразумел, конечно. Он ведь не знал, что вы спаслись». С этими словами Ричард вышел из кухни.
Оставшиеся за столом женщины одновременно поглядели друг на друга, их взгляды встретились. Старшая смотрела испытующе, младшая – с любопытством. «Желает ли миледи позавтракать, или ей уже не нужна пища?», - чуть издевательски спросила Агата. «Миледи желает, чтобы госпожа Агата прекратила притворяться, что сможет приготовить этот завтрак», - отпарировала Маргарет. Потом подумала и добавила: «Хотя от еды я бы не отказалась». «Тогда прошу к печи», - Агата широким жестом указала направление. Маргарет презрительно фыркнула, и поднялась с лавки, потому что есть ей действительно захотелось до дурноты. К счастью, в Ипсвиче она много чему научилась, нравы в загородном поместье кардинала были простыми. Да и готовили ее, честно говоря, вовсе не для придворной жизни. Судьбой дочери простого рыцаря, сироты, был бы или брак с более или менее состоятельным джентльменом, или монастырь. Поэтому Маргарет с одинаковым успехом могла и сама готовить, и распоряжаться прислугой.
Маргарет орудовала у печи, лениво думая о том, кем была, на самом деле, Агата. Думать о том, что сама она и не вспомнила про еду, не хотелось. Не очень-то приятно, когда тебя называют чудовищем и грозят деревянным колом. При чем здесь кол, интересно, и почему эта зловещая Агата хотела проткнуть им сердце спящей Маргарет? Хотя чего ожидать от иноземки? При дворе королевы Катарины были испанки, и Маргарет никогда не могла уследить за сменами эмоций этих женщин. Сама же королева… Маргарет ее не понимала. Катарина казалась ей существом совершенно нереальным, хотя, казалось бы, чего нереального может быть в маленькой, полной женщине среднего возраста?
Вот с Гарри все было просто и понятно. Маргарет хмыкнула. Оказывается, не все. Кто их знает, этих мужчин. Они умеют быть безжалостными с надоевшими любовницами. Она вспомнила скандал, связанный с любовницей опекуна. Кардинал просто-напросто передал мать своих детей сэру Джорджу Ли, пообещав тому свою помощь в каких-то судебных распрях. Маргарет было всего десять лет, когда Джоанна примчалась к ним повидать, на прощание, свою дочь Дороти, но она помнила, как была оскорблена женщина. А своих детей опекун Маргарет и вовсе отдал чужим людям. Насколько она знала, даже не переговорив с ними о грядущих переменах. Просто отдал, как отдают щенят или котят, в хорошие руки.
Девушка впервые задумалась о том, как она могла рассчитывать на такого человека, как кардинал Волси? Потом она подумала, что и ее обожаемый Гарри со своими любовницами особенно не церемонился. Почему она не видела этого раньше? Почему она считала, что с ней все будет по-другому? Чего она ожидала для себя? «Похоже, ты вообще не привыкла думать, дорогая», - пробормотала она себе под нос.
читать дальшеМаргарет глядела на лежащую на столе печать, как загипнотизированная. Печать означала, что ее предъявитель действовал по приказу кардинала, и находился под покровительством кардинала. Но этого просто не могло быть!
«К столу, миледи, к столу!». В голосе дана Ричарда звучало что-то очень близкое к сочувствию. «Как я уже сказал вам, по поводу вашего венчания я получал приказ, которого не мог ослушаться. Теперь вы знаете, от кого я этот приказ получил». «Я вам не верю», - пролепетала Маргарет. Она почти рухнула на лавку, потому что ноги вдруг отказались ее держать. «Как вы ее украли?!». Маргарет предпочитала не задумываться о том, почему те или иные события происходят в ее жизни, но простушкой она не была. Она всегда знала, что королю ее просто подсунули. Ее опекун переживал не лучшие времена, и предпочитал иметь возле Генри близкого себе человека. Какой смысл был в ее похищении и насильственном замужестве, после всех приложенных усилий? Тем более, что план кардинала сработал прекрасно.
Подошедшая к столу Агата грохнула перед ними серебряный кувшин с вином, и села рядом с даном Ричардом, напротив Маргарет. Вид у нее по-прежнему был крайне неприветливый и подозрительный. «Украл? Нет, леди Маргарет, у меня не было причин использовать имя кардинала в своих интересах. Напротив, у меня были причины не желать, чтобы сэр Томас Берли женился таким опасным и странным образом. Видите ли, миледи, сэр Томас был моим другом. Мы были вместе в Венгрии, мы вместе воевали при Мохаче. Мы были в трансильванских войсках и многое вместе пережили». Дан Ричард печально покачал головой. «Мы были так счастливы вернуться в Англию. Я получил церковный приход Бликингхилла, хоть я и не рукоположенный прелат, а всего лишь рыцарь ордена святой Марии Иерусалимской. Томас готовился присмотреть по соседству славную девушку и обзавестись семьей. Но приказ есть приказ».
Маргарет почувствовала себя совершенно ошалевшей. Она прекрасно помнила, что именно сказал о семействе Берли Джордж Болейн. Это как-то не сочеталось с тем, как говорил о своем друге дан Ричард. Она зацепилась за другое, более понятное: «Не рукоположенный священник? Так какое вы имели право…». Она осеклась, когда дан Ричард поднял руку: «Леди Маргарет, я имел право объявить вас женой сэра Томаса Берли в чрезвычайных обстоятельствах и в отсутствие рукоположенного прелата. Обстоятельства были чрезвычайными». Он тяжело вздохнул и грустно добавил: «Это не значит, что мне нравится то, что мне пришлось сделать, но у меня не было выбора. Вместе с печатью кардинала и его устным приказом я получил ссылку на еще более высокий авторитет. Я предлагаю вам, миледи, подумать вот о чем: кто мог дать вам зелье, которое вас одурманило? И почему я игнорировал тот факт, что вы одурманены?»
Маргарет оцепенела. Обстоятельства своего похищения она помнила слишком хорошо. Они с Гарри сидели в его кабинете, слуг он отослал. Гарри был чем-то угнетен, замкнут, и они, поговорив о последних жертвах потницы, расстались рано, около полуночи. Перед тем, как Маргарет ушла, он налил ей бокал вина, который она с благодарностью выпила. Тогда она подумала, что это – жест примирения, знак того, что он не сердит именно на нее, а просто озабочен другими делами. Потом она шла по коридору, и голова ее кружилась все сильнее. Последние шаги дались уже с большим трудом, путь до комнаты казался бесконечным, и она обрадовалась, когда увидела знакомую дверь. Последним, что она помнила, была ее темная комната, и слова, произнесенные лишенным всяких чувств голосом: «Во избежание соблазна!». В следующий раз Маргарет очнулась уже во дворе церкви. Она сидела на скамейке, рядом с ней – какая-то леди. Леди Элизабет Берли, как потом выяснилось.
Маргарет подняла на сидевшую напротив парочку наполнившиеся слезами глаза. «Гарри?..», - потрясенно прошептала она. «Его Величество», - серьезно ответил дан Ричард.
В тот самый момент, когда принц Оранский почувствовал, что он больше не может переносить неопределенность в вопросе с английской помощью, в игру вступил Франсуа Алансон. Со стороны все выглядело совершенно личной авантюрой предприимчивого принца. Войска он набирал на добровольной основе, и французская корона никак его действиями скомпрометирована не была. Насколько Франсуа имел поддержку своего брата-короля – непонятно. Во всяком случае, когда испанский посол обратился к королю Анри с протестом, тот только пожал плечами: в дела своего брата он вмешиваться не собирался. Посол напомнил королю, что герцог является подданным короля, и в работу короля входит поддержание дисциплины среди подданных. Король устало махнул рукой: ведь посол понимает, что ему проще воевать с Испанией, чем с собственным братом.
читать дальшеАнгличане никак не могли пронюхать, что же, на самом деле, происходит. Английский посол цинично предположил, что если Алансон потерпит поражение, король Франции избавится от многих ненадежных подданных. Если предприятие Алансона окажется удачным, Франция расширит сферу своего влияния. В любом случае, французская корона окажется в выигрыше. Уолсингем подозревал, что Алансон возьмет сторону дона Хуана Австрийского, и устроит в Антверпене вторую Варфоломеевскую ночь. Но и сэр Фрэнсис не был уверен, что именно выгоднее для Англии: сильная Испания или Франция в провинциях. Он был склонен поставить на гибкую Францию, потому что Алансон был человеком непредсказуемым. Там, где политика Филиппа двигалась всегда в одном направлении, Алансон был способен на любые маневры, укладывающиеся в его понятия о том, что ему лично выгодно. В этом отношении он был действительно двойником Елизаветы. С той разницей, что последняя была королевой, и ее выгода была выгодой королевства, тогда как выгода Алансона вполне могла быть сугубо личной – все зависело от того, как долго будет править его брат, и оставит ли он после себя наследников.
Дон Бернардино в Лондоне старался не терять времени, и выиграть доверии королевы в пользу испанцев. Как и все его предшественники, посол доверял тому, что звон испанского золота выиграет на свою сторону много важных союзников. В результате, ему удалось прикормить сэра Джеймса Крофтса. Ни Бернардино, ни Крофтс отнюдь не интриговали против королевы – они действительно верили, что союз с Испанией для Англии выгоднее. Служба безопасности королевы с любопытством наблюдала за развитием событий. В конечном итоге, Елизавета снова начала склоняться к тому, что в ее интересах укротить дона Хуана. В ситуации был только один шип, зато очень острый: вера. Правительство королевы было протестантским, но в королевстве более или менее сохранялась религиозная терпимость. Нидерланды размахивали флагом протестантизма налево и направо, вовсе не собираясь делать уступок католикам. С точки зрения Елизаветы, такой фанатизм препятствовал установлению мира в регионе. С точки зрения реформистов-подданных королевы, у Англии был моральный долг поддержать оружием братьев по вере. Елизавете совершенно не хотелось вмешиваться в духовный мир своих субъектов, поэтому она снова попробовала образумить Оранского. К нему был отправлен Уолсингем, сам человек реформистских взлядов. Очевидно, она считала, что в протестантской казуистике разберется только протестант.
Уолсингем отправился выполнять миссию с тяжелым сердцем. Помимо того, что ему было противно давить на братьев-протестантов, он понимал эмоциональную подоплеку происходящего в Нидерландах. Слишком много было пролито крови, слишком много принесено жертв. Ситуация требовала реванша, а не примирения. Поскольку Елизавета искренне не понимала, как можно руководствоваться в политике страстями, она решила подкрепить миссию Уолсингема финансовым прессингом. В ее руках были бонды Оранского, которые она отказывалась выпускать в продажу кроме как в четверть их стоимости. Плюс, она требовала, чтобы ей вернули долг в десятки тысяч фунтов. И оплатили рейтаров Казимира, которых тот оценил в 10 000 фунтов.
Уолсингем в бешенстве писал Сесилу, что подобный курс приведет только к тому, что королева потеряет и остатки доверия к ней в международной политике. Сесил кинулся к Елизавете, с порога заявив, что подобные действия монструозны в подобный момент. Ведь Франция наверняка поможет провинциям, и в будущем это будет стоить королеве очень дорого. Лейчестер считал, что обещания королевы – дело чести, а в делах чести торг и опасен, и неуместен. Тщетно. Королева повела свою, более тонкую игру. Она вовсе не хотела, чтобы у нее под боком появилось фанатически протестантское государство. Она послала Уолсингема с целью предотвратить альянс между провинциями и Францией. А сама связалась непосредственно с Алансоном. Ему она предложила полную поддержку, если только он будет действовать по ее инструкциям. Старый маневр «разделяй и властвуй».
Лейчестер, который, пожалуй, был единственным в ближнем круге королевы, кто беспокоился только о ней самой, писал: «God must now uphold the queen by miracle: ordinary helps are past cure." Он считал, что Елизавета играет на руку католикам. Ведь Франсуа Алансону было просто неразумно доверять. В регионе не происходило ничего, во что герцог не всунул бы свой любопытный нос, постоянно вынюхивающий выгоду. Гизы усиливали свое влияние в Шотландии. Ирландия интриговала с тем, чтобы встать под руку Испании. Все считали, что помощь протестантам Нидерландов ослабила бы католическую партию. Что касается пресловутой католической партии, то и здесь все, собственно, упиралось в деньги. Шотландцы ждали, что королева Англии будет их содержать ради того, чтобы они не подружились с Гизами. Она никого содержать не собиралась, а вот Гизы денег не жалели. У Гизов, в свою очередь, все планы относительно Англии были закручены вокруг Марии Стюарт. А Елизавета плела схемы, согласно которым Мария могла бы вернуться в Шотландию королевой. С королем Шотландии, Джеймсом, которому уже исполнилось 12 лет, никто по-прежнему не считался. Напрасно, как со временем выяснилось, потому что у его малолетнего величества была прекрасная память.
читать дальшеСквозь сон она слышала стук дождя по стеклам окна. Звуки сливались в давно забытый мотив, потом появился мягкий, рассеянный свет. Женщина с тонким лицом и прекрасными глазами василькового цвета смотрела на Маргарет сверху вниз, и тихо напевала. «Мама!», - позвала Маргарет, и проснулась. Некоторое время она лежала, не шевелясь, борясь со слезами. Матери Маргарет не помнила. Только иногда, в дождливые ночи, она видела во сне прекрасное, печальное лицо.
Снизу доносились голоса. Похоже, дан Ричард вернулся и беседовал на кухне с Агатой. Маргарет не могла разобрать слов, но ей показалось, что беседа ведется на повышенных тонах. Девушка тихо отворила дверь и прислушалась.
«Нет, Агата!», - голос дана Ричарда звучал жестко. «Мы должны разобраться, что здесь происходит, а ты начинаешь размахивать колом». «Я видела таких, как она!», - Агата говорила со странным акцентом, горячо, горько. «Я поднималась к ней, пока она спала. Она не дышала и была бледна, как мертвец! Надо было сразу пронзить сердце этому чудовищу!».
Маргарет почувствовала прилив ярости. «Матушка Агата», как же! Пожилая и набожная женщина, ага… Сумасшедшая она, эта домоправительница, как раз такая, какая может быть у священника, нарушающего законы. Девушка вихрем слетела с лестницы и встала, уперев руки в бока, перед беседующей парочкой. Агата стояла посреди кухни, действительно с какой-то деревяшкой в руке. Дан Ричард сидел на лавке у стола, и имел вид усталый и раздраженный. Его одежда была испачкана копотью и отчетливо пахла гарью.
Более несуразной пары, чем этот священник и его домоправительница, Маргарет никогда еще не видела. Агата, в ее странном наряде, с высокомерным, тонким лицом и красивыми, как теперь заметила Маргарет, руками, отнюдь не похожими на изработанные руки прислуги. Священник без тонзуры, который властностью мог бы дать фору любому придворному лорду.
«Слушайте меня внимательно», - отчеканила Маргарет, угрожающе сузив глаза. «Я – воспитанница кардинала Волси. Более того, я нахожусь под покровительством Его Величества короля Генриха. Я требую, чтобы вы немедленно отправили к моему опекуну гонца с известием о том, что здесь случилось. И поможет вам Бог, когда они обо всем узнают!»
В глазах Агаты загорелся опасный огонь, во всем ее облике появилось что-то хищное, рука крепче сжалась вокруг деревянного кола. Маргарет с тоской подумала, что теперь было бы самое время стать невидимой, если бы она знала, как это делается. Очевидно, просто желания было достаточно. В следующее мгновение Агата растерянно смотрела по сторонам, а дан Ричард неожиданно рассмеялся.
«Довольно,» - решительно сказал он, хлопнув ладонью по столу. «Садитесь-ка к столу, миледи, будем разговаривать. Агата, успокойся, подай нам вино и тоже садись. Разговор будет долгим». Дан Ричард порылся в кармане, вытащил оттуда что-то, и бросил на стол. Маргарет немедленно узнала в предмете печать своего опекуна.
читать дальшеДверь распахнулась прежде, чем Маргарет успела осознать то, что ей сказал дан Ричард. На пороге стояла женщина, выглядящая несколько странно для английской провинции. Ее черные волосы, причудливо заплетенные в две косы, были обильно пронизаны серебряными прядями седины и ничем не прикрыты. Черные, выразительные глаза, высокие скулы и тонкие, четко очерченные брови делали ее моложе.
Домоправительница дана Ричарда была одета в сорочку с длинными, пышными рукавами и открытым воротником, застегнутым большой серебряной пряжкой. Свободно ниспадающая от широкого пояса юбка, одетая поверх сорочки, была богато украшена вышивкой по подолу. Вместо обычного лифа, стан женщины украшал кожаный жилет со шнуровкой из серебряных цепочек впереди. В довершение ко всему, с пояса свисал кинжал, устроившийся рядом со связкой ключей. Было трудно вообразить, что такую женщину хоть что-то могло напугать.
Домоправительница коротко поклонилась, и впустила хозяина с его гостьей в дом. Под взглядом черных глаз женщины Маргарет почувствовала настоятельную потребность перекреститься. Та заметила и недобро улыбнулась. Дан Ричард со значением посмотрел на Маргарет. «Матушка Агата позаботится о вас, миледи», - сказал он. «Я должен взять констебля и отправиться в Бликингхилл Мэйнор». Маргарет невольно вздрогнула, но мысленно себя одернула: к тому моменту, как дан Ричард и констебль доберутся до поместья, от того останутся только угольки.
Агата нагрела для Маргарет воду, принесла скромное, похожее на монашеское, платье. То ли домоправительница дана Ричарда была молчалива от природы, то ли просто не хотела с Маргарет говорить. Девушка вымылась, переоделась, и послушно отправилась за Агатой в комнату для гостей. Честно говоря, ей тоже не хотелось говорить. В ушах ее звучали слова: «Возможно, вы этого не заметили, миледи, но вы совершенно не дышите». Маргарет набрала в легкие побольше воздуха и медленно его выпустила. Абсурд. Как это она не дышит? Закрыв для храбрости глаза, она не сделала очередного вдоха. Ничего не изменилось. Она не стала задыхаться и не потеряла сознание.
Маргарет медленно опустилась на узкую кровать. Что с ней случилось? Она может дышать или не дышать по своему выбору, она бывает то видимой, то невидимой. Возможно, ей и спать не нужно? Но усталость чувствовалась явно, и девушка вытянулась на мягком матрасе. Что бы там ни было, лично ей ее новые способности скорее нравились. Последней ее мыслью было то, что теперь будет очень легко тайком таскать конфеты из королевской кондитерской. А потом Маргарет просто заснула.
В 1579 году всей Европе было ясно, что судьба Реформации решится открытым столкновением между вольными или невольными представителями католиков и Реформаторов – Испанией и Англией.
читать дальшеНевольными, собственно. У Филиппа было достаточно собственных хлопот: турки, североафриканские пираты, бунтующие подданные и слишком предприимчивый сводный брат. Будучи человеком практичным, он предпочел бы подождать, пока жизнь сама решит вопрос с Елизаветой. Никто не думал, что она проживет больше, чем еще лет пять, потому что общее состояние ее здоровья было далеко не блестящим. Замуж она так и не вышла, так что опасности со стороны интересов мужа и его семейства не предвиделось. Ее наследницей, совершенно очевидно, оставалась католичка Мария Стюарт, которая в нужный момент наверняка собрала бы достаточную поддержку, ведь большая часть населения Англии или тяготела к католической вере, или к католической вере без папы (как в последние годы правления короля Гарри), или была абсолютно безразлична к тому, какая религия господствует – лишь бы их оставили в покое. Филипп был готов ждать, пока «Бог призовет мою невестку».
С братцем он разобрался тоже просто и, вопреки своей обычной неторопливости, решительно. Он просто не выслал дону Хуану денег, и втихую казнил мутящего воду Эскобедо, который ошибся вернуться в Мадрид. Он посылал Эскобедо, чтобы тот присматривал за доном Хуаном, но Эскобедо скорее науськивал, нежели сдерживал своего подопечного. Филипп никогда не скрывал, что Эскобедо тихо казнили по его личному приказу без суда и следствия, потому что судебный процесс вынес бы на всеобщее обозрение слишком много тайн.
В середине марта в Лондон отправился новый посол Испании, дон Бернардино из дома Мендоза. Сын уважаемого самим императором Чарльзом вельможи и дочери кардинала Хименеса, он был в молодости главным конюшим Филиппа, и потом провел много лет во Фландрии. Инструкции строго запрещали ему вмешиваться в дела английских католиков и всякие местные заговоры. Дон Бернардино должен был просто понравиться Елизавете, успокоить ее подозрения, быть другом.
В Лондоне его ожидал полный хаос. Предыдущий посол находился в Тауэре, английские реформаторы с пеной у рта требовали от своей королевы вмешательства в дела провинций, куда уже отплыл Норрис с многотысячным отрядом. Королева была явно зла на свой совет, но не говорила ни да, ни нет. Посла она, во всяком случае, встретила нелюбезно. Не дав открыть тому рот, она заявила, что не желает иметь испанцев в соседях, и не будет их иметь, поэтому поддерживает бунт провинций. В адрес дона Хуана королева отпустила много нелестных замечаний. Дон Бернардино был слишком опытным политиком для того, чтобы оскорбиться или смутиться. Он рассказал про полученные инструкции, и поведение королевы изменилось немедленно. Пажу было приказано принести стул для посла, и началась дипломатия.
Следующей атакой Елизаветы был шквал очарования: ах, ее пугали Мендозой, ее уверяли, что он прибудет устроить в ее королевстве переворот, а он и его господин выказали такую разумность, что она, пожалуй, и не будет поддерживать провинции. Дон Бернардино присоединился к тону момента, и уверял, что всё это слухи и недоброжелательство, а он и его король очень даже ее величество уважают, и хотят ей только блага. В общем, начались обычные политические кадрили.
О делах, как таковых, дон Бернардино вел переговоры с Сесилем и Сассексом. Те объяснили послу суть проблемы: если с провинциями не заключить какой-то официальный договор, и отнять у них надежду на помощь Англии, то они кинутся к Франции, что нежелательно как Англии, так и Испании. Одновременно Сассекс пел Елизавете, что обещания и авансы Филиппа настолько неясны, что «обманут, как есть обманут». Доведенная до белого каления всем эти кишением вокруг себя, Елизавета устроила при следующей встрече с послом грандиозное шоу. Она буквально орала, что или испанцы подпишут Гентский договор, или она разнесет, как пыль, войска дона Хуана. Собственно, королева зашла так далеко, что даже плюнула на пол.
Похоже, что дона Бернардино не предупредили о том, какие спектакли его ожидают на королевских приемах в Лондоне. Возможно, мало кто с испанской стороны даже понимал, что перед ними разыгрываются спектакли – кроме Филиппа и, пожалуй, герцога Альбы, знавших Елизавету очень давно и основательно. Так или иначе, дон Бернардино вышел из себя, и заявил, что у его государя очень длинная рука, когда речь идет о поддержке бунтовщиков. Елизавета взяла на октаву выше, и выпалила, что никаких «бунтовщиков» она и не знает. Провинции в своем праве!
Посол в отчаянии написал Филиппу, что королева и ее совет решительно настроены против альянса с Испанией, но вскоре и он начал кое-что понимать. Вразумил его банковский дом Фаггеров, который обратил внимание посла на финансовую подоплеку дела. Королева заняла провинциям около 40 000 фунтов, и теперь собиралась их получить обратно, хотя, выплачивая долг, те влезли бы в кабалу к банку, который не слишком ценил их бонды. И, опять же, Франция, которая то была готова поддержать Нидерланды, то вступить в альянс с Елизаветой против Филиппа. В общем, послу предстояло еще много понять о том, как именно правит королева Англии, и чем в решениях руководствуется.
читать дальшеСтарая церковь Бликингхолла, построенная еще во времена норманнов, была освещена очень скудно, только свечами у алтаря. Как Маргарет и предполагала, в ней не было никого, кроме священника, преклонившего колени перед распятием. Она подошла к дану почти вплотную, беззвучно ступая босыми ногами по каменным плитам. Священник оказался удивительно молодым, и отнюдь не выглядел ни подлецом, ни ничтожеством. Повинуясь порыву, Маргарет протянула руку и молча коснулась его плеча. Мужчина вскочил на ноги с грацией воина, даже рука его метнулась к поясу, словно ожидая встретить там рукоять меча. Увидев, кто стоит перед ним, он буквально застыл от потрясения. Маргарет же почувствовала облегчение: по крайней мере, этот-то ее определенно видит.
«Леди Берли?» Голос дана был приятным, культурным голосом ученого человека. «Что с вами случилось, миледи?». Леди Берли. О, Господи! «Я не знаю, что со мной случилось», - раздраженно ответила Маргарет. «Надеюсь, это поведаете мне вы, дан…». «Ричард, миледи». «Да. Расскажите мне, дан Ричард, о вчерашнем венчании, потому что сама я о нем ничего не знаю. Как вы могли!». Священник ответил ей холодным взглядом. «У меня был приказ, миледи. Приказ, которому я не мог не подчиниться». «Закон вам приказ, дан! Закон, запрещающий бракосочетание против воли!». Теперь Маргарет почти кричала.
Дан Ричард надменно выпрямился. «Вы забываетесь, миледи. Где ваш муж? Почему вы здесь одна, ночью, и в таком виде? Если вы, в своем высокомерии, покинули ваш дом самовольно, мой долг…» - «Да потница случилась! Выгляните наружу, и увидите, как горит Бликингхолл Мэйнор! Наверное, его подожгли труповозы. Я еле спаслась из дыма и огня!»
Выражение лица священника изменилось. «Мне очень жаль, миледи. Вам нужно отдохнуть и привести себя в порядок. Моя домоправительница позаботится о вас. Вы, несомненно, потрясены и утомлены. Мы переговорим завтра, когда вы будете лучше себя чувствовать. Идемте, прошу вас».
Маргарет прикусила губу. Этот странный священник так незаметно и властно перехватил у нее инициативу, что ей ничего не оставалось, как подчиниться. Она молча пошла за ним. Дан Ричард вывел ее из церкви через боковой выход, и неторопливо пошел по песчаной дорожке к небольшому дому под соломенной крышей. Его голова была опущена, руки благочестиво сложены, но Маргарет казалось, что он скорее размышляет, чем молится.
У порога дома дан неожиданно остановился, и резко развернулся к Маргарет. «Возможно, вы этого не заметили, миледи, но вы совершенно не дышите», - сказал он своим мягким голосом. «Моя экономка – пожилая и набожная женщина, она может испугаться. Ради ее спокойствия, я бы попросил вас хотя бы делать вид, что вам необходим воздух».
Сегодня я узнала, что, в худшем случае, может означать термин "уход за умирающим". И напугалась до шока.
читать дальшеЯ писала, что в субботу, после обеда, одна старушка получила инсульт. Ну, она еще жива. Сначала ее положили под капельницу, но вчера вечером рука у нее распухла, и капельницу сняли. Сегодня утром я обнаружила, что новую не поставили. Понятное дело, подошла к фельдшерице, извинилась за то, что лезу не в свое дело, но так мол и так. Ну мало ли, забыли? Она сказала, что знает, и это сделано намеренно. Бабушку больше не будут поить и кормить через капельницу. Будут только мыть, переворачивать, ухаживать за кожей - и ждать, пока сдаст сердце.
Я, собственно, рухнула на стул. Уморить пациента??? Ну, вызвонили главврача, и был у нас с ней долгий разговор.
Значит, не лечат бабку потому, что инсульт произошел на сильную дементию и далеко зашедший Альц. То есть, в лучшем случае, мы получили бы практически неподвижного, выжившего из ума пациента. Чего сама старушка, пока была более или менее в себе, не хотела - по словам детей, а именно сына, который обозначен "ближним контактом". С моей точки зрения, слова сына несколько умаляет факт, что он потребовал, чтобы его не беспокоили ночью, если его мать умрет именно ночью. Вот врач и приняла решение, основываясь на медицинских исследованиях и желании пациента, высказанного родственниками.
Конечно, скоро в ход пойдет морфин и, если сердце окажется сильным, более тяжелые наркотики. То есть, бабка, теоретически, страдать не будет. Но меня угнетает мысль о том, как мало мы знаем о мозге, как мало мы вообще знаем о том, что такое жизнь. Она реагирует на раздражители. Только мы не можем понять ее реакций. Я представила себе чувства человека, которого оставили без питья и еды, и лишили возможности говорить. И оставили умирать от общего истощения. И мне стало очень, очень тошно. Я впервые поняла, с чего пошли, собственно, разговоры про эвтаназию.
Врач много говорила. Сама она женщина пожилая, и мать у нее совсем старая, и тоже где-то в хосписе, в глубокой депрессии. То есть, решение она не принимала холодно. Но пациенту-то от этого не легче? Как ни крути, сколько ни говори о свободной воле человека и ее святости, о том, что нельзя заставлять жить человека жизнью, которой он жить не хотел, это, извините, просто убийство. И даже не очень милосердное. Усыпляющий укол был бы гораздо милосерднее. Но уж совсем до такого края дойти здесь мораль не дозволяет.
Мораль, из которой выхолостили ее основу: не человеку принимать решения по поводу жизни и смерти других людей. Можно красиво обосновывать на миллионах страниц, что иногда это справедливо, что иногда это даже милосердно. Но вот когда перед тобой конкретный случай, то начинаешь понимать, что - нет, неправильно это.
Кстати, общей линии для врачей в этом вопросе нет. Например, университетские госпитали действуют в инженерных традициях: будем чинить, пока не сломается окончательно. Я читала в дискусиях об эвтаназии мнения самих врачей, что врач поддерживает жизнь, во что бы то ни стало, а не отнимает ее. Ну, в данном случае речь идет даже не об эвтаназии...
"Я желаю всей душой: если смерти - то мгновенной, если раны - небольшой". Аминь.
читать дальшеIn this alternate Tudor England Elizabeth I (daughter of Henry VIII and his second queen Ann Boleyn), one of England's greatest monarchs, has the added burden of being one of the chosen to fight the dark forces threatening her kingdom. Through her mother's line Elizabeth has inherited Morgaine's power as a vampire slayer. But things are not always as they seem. There are complexities and limitations that come with this inheritance. It's even possible that Mordred, king of the vampires, may not be as villainous as he first seems.
As for the writing of this tome, here is the conceit. In modern times, the vampire Lucy Weston (aka Lucy Westenra from Bram Stoker's Dracula) has acquired the secret diaries of QEI and has released them to the public. She feels her life is in danger because she has done this. In an "interview" with a representative of the publisher she hints there may be more volumes that will be released if she "Lucy" survives. Sequels, in my opinion, would be quite welcome. The Elizabeth portrayed in this engaging story is spirited and resolute. She will always do what she believes is best for her country.
The author, whoever it may be, completely captures the atmosphere of the Tudor court, and the strength of the young Elizabeth who spent many of her years as a princess fearing assassination by traitorous plotters or execution by her sister Queen Mary. Secret History is an engrossing tale with plenty of action, suspense, and romance.
читать дальшеDesperate to defeat King Richard III and gain the crown, Henry Tudor made a pact with the Druids binding him and his heirs to the Druids' struggle against vampires. Ever since, the Llewellyns, a vampire- slaying family, have been in the king's employ. Now Henry VIII reigns, and his father's bargain has been almost forgotten-until bloodless corpses turn up in the king's bedchamber. To save the king, Vampire hunter Rosalind Llewellyn must form an uneasy alliance with Druid slayer Sir Christopher Ellis. But soon, Rosalind must face an unthinkable truth: that her sworn enemy may be her soulmate...
Господи, а я-то думала, что это только я галиматью на тему пишу
читать дальшеОставшись одна, Маргарет бросилась к разгорающемуся на полу костерку. Лето было влажным, и деревянный пол еще не занялся. Она стащила с кровати тяжелое покрывало, чтобы загасить огонь, но остановилась. Бликингхолл был бы не единственным поместьем, горящим в округе. Никто и никогда не заинтересуется, что случилось с семейством мелкопоместного лорда Берли. Все решат, что дом был ограблен и подожжен или слугами, или труповозами. Это даст ей время разобраться в случившемся, это скроет странный труп с перерезанным горлом. Маргарет решительно вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь.
В гостиной все оставалось так, как она помнила. Сэр Роджер, сидевший во главе стола, леди Элизабет напротив него, и Томас между ними. Опрокинутый стул, на котором прошлым вечером сидела она сама. Труп незнакомца рядом со стулом. Маргарет смутно помнила, что именно случилось в тот вечер. Разумеется, ее чем-то опоили еще в Лондоне. Как она теперь знала, каким-то хорошо опробованным составом. Что ж, торжество похитителей оказалось коротким, потница убила их всего за несколько часов, прямо за столом. Они даже не смогли подняться. Маргарет знала, что и сама она сидела за столом, что в какой-то момент ее затуманенное сознание зафиксировало присутствие незнакомого человека с кинжалом в руке. Того самого, который сам стал чьей-то жертвой.
Впрочем, на долгие размышления времени не было. Девушка быстрым шагом направилась к двери и вышла в сад. Вокруг царило полное безмолвие, луна пряталась за тучами. Все было затянуто туманом. Она бросилась бежать под защиту деревьев, подальше от дома, где окна второго этажа уже освещались набирающим силу пожаром.
Лес оказал на Маргарет обычное воздействие. Пелена, сковывающая ее мысли, начала развеиваться. Она почувствовала себя защищенной, укрытой, доброжелательно принятой. Устроившись на замшелом камне и удобно облокотившись на гладкий ствол, Маргарет попыталась обдумать ситуацию, в которой она оказалась. Она просто не помнила, как очутилась на втором этаже Бликингхолла. Очнувшись, она спустилась вниз и увидела там эту ужасную сцену с мертвецами, сидящими за столом. Во время следующего проблеска сознания, она нашла себя пишущей письмо Гарри. Разумеется… Потом появились Болейны, которые ее не видели. Так. Почему они ее не видели? Маргарет подняла к лицу руки, белые и вполне видимые даже в темноте, пошевелила пальцами.
О Боже! Она осознала, что ее одежда находится в полном беспорядке: рукава отсутствовали, сорочка разорвана на груди, подол обтрепан, на ногах нет туфель. Волосы тоже растрепаны, всклокочены, рассыпаются по плечам. Ей подумалось, что в таком виде показаться на люди утром будет никак не возможно. В Лондоне ее просто приняли бы за подгулявшую шлюху, но сейчас она была в провинции, а провинциалы к такому зрелищу не привыкли, даже во время эпидемии.
Маргарет решила, что самым разумным будет дождаться, пока в полночь не ударит колокол местной церкви. Туда она и отправится. Дан будет вынужден дать ей приют и известить ее опекуна о случившемся. Тем более, что вина его велика: обвенчать невесту, находящуюся в полуобморочном состоянии и неспособную выразить волю – это серьезное преступление.
читать дальше«Все было под контролем!», - рявкнул в ответ на отцовскую пощечину Джордж. «Настойка была проверена. Никто не пикнул под ее действием, что бы я ни делал. А делал я многое, поверь». Сэр Томас брезгливо поморщился. «Я знаю», - коротко сказал он. «Все знают. И в результате у нас имеется сбежавшая девка, которая может одним росчерком пера разрушить то, что я строил годами!»
Маргарет, уставшая от напряжения, тихо опустилась на стул, стоящий рядом. По какой-то причине Болейны не могли ее видеть. Упражнения Джорджа с женщинами при дворе оказались не тем, чем их все считали. И у нее была какая-то власть над планами этого нечестивого семейства. Она внимательно посмотрела на сэра Томаса. Тот был зол, да, но еще и бесконечно напуган. Маргарет перевела взгляд на Джорджа. В нем тоже была злость, злость человека, чьи планы были неожиданно нарушены. Злость, разочарование, нетерпение – и еще что-то. Слишком напряженная для того, чтобы думать ясно, Маргарет переводила взгляд с отца на сына.
Сэр Томас был, не смотря ни на что, именно таким, каким она привыкла его видеть. Надменным, грубым, опасным, но вполне понятным со своими интригами и далеко идущими планами. А вот в Джордже появилось что-то новое. Его мальчишеское лицо заострилось, он был бледен и напряжен, казался старше своих лет. Маргарет вспомнила, что и он тоже переболел потницей совсем недавно. Как и Анна, его сестра. К большому сожалению многих, болезнь их не убила.
Сэр Томас отвернулся к окну, и передернул плечами. «Проклятое место, у меня кровь здесь стынет. Эти…», - он неопределенно повел подбородком в сторону двери, - «Они из ваших?» Джордж усмехнулся с неожиданным для ситуации высокомерием: «Нет, отец, и Вы это понимаете. Союзники – да, если только этих глупых попрошаек можно считать союзниками. Они были мне нужны в этом маленьком приключении, но их судьба меня не огорчила. По отношению к ним, Провидение просто немного ускорило ход событий. Идемте, милорд отец. Нам нужно срочно переговорить с Анной. И Вы совершенно правы, это проклятое место. Вы только посмотрите, какие здесь повсюду тени». Он с отвращением посмотрел в сторону тихо сидящей на стуле Маргарет.
Сэр Томас задержался на мгновение у стола, взял недописанное письмо, тщательно поджег его от почти догоревшей свечи, и бросил на пол. Ароматные травы, которыми был усеян пол комнаты, жадно потянулись к огню. Мужчины поспешно вышли. Маргарет слышала их затихающие шаги в направлении, противоположном лестнице, ведущей в большую гостиную. Очевидно, Болейны направились в конюшню, чтобы уехать из Бликингхолла верхом.
дыбрА если точнее, то поспать удалось только 3,5 часа. Выходить после вечера в утро - это жестоко. Ну, зато впереди 2 выходных, и во вторник выхожу в вечер.
Даже не знаю, что сказать о практике. Отделение не очень большое, пациенты на 98% более или менее безумны (ага, только у двоих с головой все нормально). В больнице их пытаются подлатать хотя бы для какого-то хосписа, потому что дома их оставлять уже нельзя. Персонал большой, много учащихся на практике. Есть дружелюбные, есть мерзкие. Ничего принципиально нового пока не видела, кроме магнитных ремней, которыми особо беспокойных пациентов фиксируют на кроватях. По разрешению врача, разумеется. Вообще, в Хельсинки действительно медикализация мощная. Все болезни наших пациентов "лечат" ударными дозами психотропников. С другой стороны, их повреждения неизлечимы в принципе, и оставлять их без всякой помощи тоже неправильно. Но в нашей провинции наш замухрышный врач действительно подбирал лекарства так, чтобы сбить нарушения психики, но не отнять подвижность. В столице врачам не до таких тонкостей, очевидно.
Сегодня видела, как дежурный врач пришел посмотреть на бабку, у которой после обеда что-то случилось. То ли инсульт, то ли кровотечение мозговое. Гммм... Милые фельдщерицы первым делом подняли ноги бедолаги на высокую подушку, что, вообще-то делать именно в этом случае нельзя. Я не стала влазить, потому что все равно бы не послушали, только озверели бы. Врач спросил, что в анамнезе. Ага, Альц и прочее. "Ну, растворять, значит, не имеет смысла", сказал он. И... бабку просто обтерли, поменяли подгузник, и оставили лежать. Умирать, скорее всего. Никаких попыток спасти или даже диагностировать. Мне это как-то не воспринять, вот честно. Нет, там правда прогрессирующий Альц, и скоро она вообще в него провалится, но... Никто не знает, что именно происходит в человеке, который внешне почти закрыт от коммуникации. Во всяком случае, когда ее вчера пытались накормить, она достаточно четко и с достоинством сказала, что насильно этого делать нельзя. Осталось от всего этого чувство недоумения. То, что упаси Бог дожить до старости и попасть в больницу, я поняла еще в прошлом году.
История отношений Англии с Нидерландами и история самих провинций – это нечто настолько сложное, запутанное и противоречивое, что требует достаточно основательных знаний страны. Поэтому углубляться в историю Нидерландов я не буду. Скажу только, что в какой-то момент они согласились выбрать дона Хуана Австрийского своим губернатором, потом перессорились между собой, в результате чего часть местных политиков стала искушать единокровного брата Филиппа Испанского стать совершенно самостоятельным королем Фландрии, и тому мысль не показалась противной. И во всем этом густом тумане лавировали Англия, Франция и Испания.
читать дальшеТо, что придется воевать, понимали все участники маневров. Только никто еще не знал, кому и с кем именно. Поэтому Елизавета приветствовала любые сомнительные и не очень авантюры своих подданных, которые приносили ей или деньги, или знания уязвимых сторон потенциальных противников, а желательно – и то, и другое. Фрэнсис Дрейк начал грабить испанцев в Панаме еще в 1572 году. В 1576 капитан Джон Оксенгем из Девоншира и вовсе построил небольшую крепость в Пасифике, грабя испанские корабли, везущие золото из Лимы. Правда, на пути в Англию бравый капитан влюбился в некую испанскую леди с Жемчужного острова (о-в Маргарита), и несколько подзадержался. Вот этого ему не стоило делать, потому что испанцы послали за наглым пиратом военные корабли. Оксингема, таким образом, поймали, повесили, и золото вернулось в сундуки короля Филиппа.
капитан Оксингем
Но Дрейк и Оксингем не были единственными, кто желал рискнуть. В архивах Елизаветы сохранилось письмо от 6 ноября 1577 года, имя автора которого было заботливо вытравлено начисто, настолько секретным оно было классифицировано. Автор предлагает Елизавете накинуть вуаль пристойности на свои отношения с пиратами: просто выдавать совершенно официальные патенты… на открытие «странных и удивительных мест». Если такой «первооткрыватель» попался бы на пиратстве, это была бы его личная проблема. А королева была бы просто вкладчиком в экспедицию, а не участницей дележки награбленной добычи.
Далее автор письма предлагает совершить налет на Ньюфаундленд, куда каждую осень собираются католические флотилии пополнить продовольствие. Он увел бы лучшие корабли, а остальные просто сжег бы. Далее, королева объявила бы его пиратом, и сняла бы с себя все подозрения. А он попробовал бы с новой флотилией отобрать у Испании Вест-Индию. Письмо густо приправлено религиозными ссылками, суть которых в том, что Бог хочет видеть свою избранную нацию (и королеву этой нации) владычицей морей. Ценой были бы жизни 25 000 моряков католических флотилий, но автор об этом даже не задумывается.
Дрейк
Считается, что автором письма был Фрэнсис Дрейк, известный среди испанцев, после своего Панамского марша, под именем Эль Драко, который в конце того же ноября отплыл с флотилией из пяти кораблей в сторону Ньюфаундленда. Официально – чтобы бороздить просторы Тихого Океана в поисках коммерческих возможностей для Англии. Самыми крупными вкладчиками в экспедицию были Елизавета и Лейчестер. Фроде считает Дрейка человеком слишком приземленного, практического ума для стиля, в котором написано письмо. Да и наивно было бы пытаться расправиться с католическими флотилиями такими малыми силами.
Экспедиция Дрейка была сначала отброшена ветрами в Корнуэлл, потом кораблям понадобился ремонт, так что отплыл Дрейк из Англии только 15 декабря 1577 года. Около Кап Верде он захватил португальский корабль Santa Maria, который был переименован в «Мэри». Капитан корабля примкнул к компании английских авантюристов, и это для них стало дополнительным бонусом: сеньор де Сильва хорошо знал воды Тихого. Рейс был тяжелым. После пересечения Атлантики, Дрейку пришлось уничтожить два корабля, «Кристофер» и «Сван», потому что для них уже не хватало экипажа. «Мэри» оказалась не в лучшем состоянии, ее каркас начал гнить, и корабль сожгли. Дрэйк решил перезимовать в бухте св. Юлиана, где разыгралась довольно загадочная трагедия.
Вместе с Дрейком в экспедицию направился секретарь сэра Кристофера Хаттона, Томас Даути. Буквально до последних лет, до открытия архивов Саламанки, считалось, что Дрейк свел с Даути личные счеты, казнив его в той мрачной бухте. Вроде, столкновение характеров. Выяснилось же, что Даути с самого начала был осведомителем испанцев, посылая информацию послу Испании в Лондоне еще во время планирования экспедиции. Очевидно, он попытался информировать испанцев о том, где зимуют остатки флотилии Дрейка – и попался, потому что из бухты св. Юлиана это было сложно сделать. Очень узкий круг знал правду – только королева и ее служба безопасности. Именно поэтому попытка брата Даути судиться с Дрейком (тот не имел формального права судить и казнить другого джентльмена) была красиво отведена из-за какой-то технической формальности. Заявить публично, что секретарь сэра Хаттона был испанским шпионом, было бы жестоко по отношению к сэру Кристоферу.
В сентябре 1578 года флотилия Дрейка вышла в Тихий Океан. Один из кораблей штормы потрепали так, что ему пришлось вернуться в Англию. Другой корабль утонул. Дрейк начал грабить берега Южной Америки, имея только «Пеликан», который был им переименован в «Золотую лань». Говорят, чтобы смягчить сэру Хаттону неприятную новость о казни его секретаря (у Хаттонов в гербе была лань), но, скорее всего, просто по какой-то собственной ассоциации Дрейка – ведь корабль и правда оказался «золотым». Только с одного Nuestra Señora de la Concepción было снято 36 кг золота и 26 тонн серебра, не считая драгоценных камней и дорогой посуды. А ведь были и другие победы. Когда Дрейк вернулся в Лондон в 1580 году, он привез добычу, равную трем годовым бюджетам всего королевства. Елизавета сделала прекрасный вклад. Кстати, кое-какие открытия Дрейк тоже совершил – хотя о том, имеет ли к нему отношение пролив Дрейка и где именно находится его о-в Елизаветы, спорят до сих пор.
Леди Маргарет узнает, кто повинен в ее злоключении.
читать дальшеВошедшие в комнату мужчины были одеты, как обычные труповозы, в грубые накидки с капюшонами. Разница была в том, что из-под капюшонов выглядывали кошмарные маски, какие некоторые врачи носили во время всплесков чумы. Один из них подошел к столу, где лежало неоконченное письмо, прочел его, и коротко рассмеялся. Голос был неприятно искажен маской, которую мужчина, впрочем, тут же снял. Маргарет вжалась в стенку еще сильнее: практически прямо перед ней стоял Джордж Болейн – чудовище более страшное, чем порождение любого кошмара.
По необъяснимому капризу, природа наделила Джорджа чертами славного, честного малого. Когда «маленький принц», как его называли, появился при дворе два года назад, девушки слетались к нему, как глупые бабочки на свет свечи. Потом начались перешептывания. Никто из пострадавших не смел говорить вслух, но прислуга, ходившая за несчастными после «ночи любви», не молчала. Теперь Джордж уже не нашел бы при дворе добровольной любовницы, но добрая воля мало его интересовала. Он умел выбирать своих жертв. Бедные провинциальные дворянки, у которых список долгов был длиннее, чем бельевой лист. Вдовы и сироты, осаждающие канцелярии короля. Для Джорджа не имели значения ни внешность, ни возраст. Для его развлечений годился кто угодно, лишь бы за этим кем-то не стоял защитник, имеющий вес.
Маргарет стала для младшего Болейна сущим камнем преткновения. Будучи всего лишь «мистрисс» Маргарет, она показалась ему вполне подходящей добычей. Только в этом случае «маленький принц» просчитался. Как почти все при дворе, он не знал, что Маргарет попала в свиту королевы при помощи своего опекуна. Всесильный кардинал Волси никогда не афишировал, что в Ипсвиче у него растет воспитанница с ничего не говорящим именем - Маргарет Эртон. Сама Маргарет видела своего опекуна раза три в жизни. Зачем он вытащил ее из провинции в водоворот придворной жизни, она тоже не знала. Зато силу защиты кардинала она чувствовала вполне реально, как в случае с Болейном. Когда этот хлыщ попытался скрутить девушку в полутемном коридоре, он ощутимо убедился, что за мистрисс Маргарет присматривают, и присматривают хорошо. Возможно, он просто оставил бы девушку в покое, но она не удержалась от соблазна хорошенько пнуть обездвиженного негодяя, и такого унижения Джордж Болейн не мог простить никому. Маргарет подозревала, что ее похищение, закончившееся странной свадьбой с отпрыском странной семьи, не обошлось без «маленького принца».
Маргарет очнулась от мыслей, когда второй мужчина тоже подошел к столу. Под снятой маской обнаружился Томас Болейн. Он внимательно прочел письмо и резко втянул воздух. Затем резко развернулся к сыну, и отвесил тому тяжелую пощечину. «Ты все прочел? И про голову? Ты понимаешь, что это может значить? Идиот! Где она?! Почему она еще жива?!»
Маргарет стояла прямо перед Болейнами, дрожа всем телом, и совершенно не понимая, почему они ее не видят.
Все началось с шутки. Nelvy устроила флешмоб, где участник должен был написать любовное письмо какому-нибудь персонажу. Мне достался, понятно, Большой Гарри. Выяснилось, что: а) я не умею писать любовные письма, и б) Генри я не смогла бы полюбить даже ради короны. Он был великим королем, но явно героем не моего романа. Тем не менее, я согласилась попробовать что-то из текста сварганить (не пропадать же добру). Вот и получилось нечто, что будет писаться с продолжениями. Поскольку у меня напрочь отсутствует воображение, это нечто не будет шедевром
когда Ваша Милость будет читать этот письмо, за Вашим окном будет сиять солнце. Солнце всегда там, где Вы. Моей же спутницей стала вечная ночь. Сейчас она разрывается тревожным светом факелов и скрипом телег труповозов, собирающих жертв потницы. Не знаю, остался ли в деревне хоть один живой человек. Наверное, одна из этих телег скоро остановится и у моих дверей. Пусть так. Все равно я мертва с того самого часа, как меня увезли от Вас. Во избежание соблазна, так они сказали.
О, милорд! Я так надеялась на чудо. Я ждала его всю дорогу до церкви, я ждала его, когда меня выдавали за кого-то замуж. Но Бог оставил меня. Вы оставили меня. Чем я могла заслужить Ваше неудовольствие? Нет, я не должна упрекать Вас. Это она, это все она… Вы помните тот маскарад? Там эта ведьма, это исчадье ада, начала плести свою сеть. Милорд, я видела прошлой ночью странный сон. Сначала я видела Вас и ее с коронами на головах, а потом – только ее голову, без короны, и даже без тела. А может, это был не сон. Теперь я уже не знаю, милорд, наступает ли на Божьем свете день, и сплю я или бодрствую. Вокруг меня всегда темно.
Я никогда ничего не просила у Вашей Милости. За это меня любили Вы и ненавидели остальные. Мои враги победили. Слабую женщину было так легко похитить. Что они сказали Вам, мой Принц? Что я убежала с ничтожным сельским дворянчиком? Я бы рассмеялась над этой нелепостью, если бы еще была способна смеяться. Что ж, теперь мои обидчики мертвы, а я еще жива. Возможно, Господь все-таки не оставил меня и явил свое чудо. Что знаем мы о путях Провидения?
Мы больше……»
Маргарет насторожилась. Одна из телег действительно остановилась у дверей. Она вскочила, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями и решить, что ей делать. Первым, что увидят вошедшие, будут трупы хозяев этого дома. Леди Элизабет, сэр Роджер, и Томас, их сын. Или она должна думать о Томасе, как о своем муже? Неважно… Важнее то, что они увидят в холле еще один труп, ничего общего с потницей не имеющий. Человек не может умереть дважды, а выжить (и потом умереть от потницы) с перерезанным горлом еще никому не удавалось. Если труповозы позовут констебля, то ей несдобровать. Проклятие, она ведь понятия не имеет, где в этом доме задняя дверь, и можно ли через нее незаметно улизнуть.
Девушка бросилась к двери, но услышала на лестнице шаги. Два человека поднимались уверенно и молча, отрезая ей путь к бегству. Маргарет прижалась к стене и замерла. Как ни странно, в этот момент она чувствовала себя очень живой, вопреки тому, что всего несколько минут назад писала королю. Живой, но очень уязвимой.
Сэра Фрэнсиса Уолсингема в ситуации бесили два момента. Во-первых, нежелание Елизаветы обеспечить победу истинной веры в Европе. Шансы были, желания не было. Конечно, Елизавета умела объяснять свою позицию в этом вопросе интересами королевства, но сэр Фрэнсис знал, что королева просто все сильнее проникалась отвращением к религиозному вопросу, как таковому. Во-вторых, Елизавета довольно наплевательски относилась к вопросу собственной безопасности, как ему казалось. Не совсем так, конечно. Просто она не была склонна, например, вмешиваться в поветрие переписки с Марией Стюарт, которое буквально охватило ее придворных дам. Скорее всего, эту «моду» ввела она сама, потому что Мария имела тенденцию выбалтывать в письмах много чего такого, о чем ей следовало бы молчать. Там, где Елизавета видела для себя серьезную опасность даже потенциально, она умела быть довольно безжалостной.
читать дальшеНапример, тайный брак Чарльза Стюарта, второго сына графини Леннокс и брата лорда Дарнли, с леди Элизабет Кавендиш, дочерью графини Шрюсбери от первого брака, был именно таким случаем.
Для начала, сама Бесс Хардвик, графиня Шрюсбери, была в родстве с семейством Греев, через леди Элис Грей (прабабка). И крестной ее дочери Элизабет была не кто иная, как леди Катерина Грей. Но родство, впрочем, было не слишком опасным, хоть и неприятным. Гораздо опаснее было то, что Чарльз Стюарт имел полное право на трон, будучи внуком старшей сестры Большого Гарри. Более того, его старший брат был, все-таки, королем Шотландии, хотя любящая супруга, Мария Стюарт, никогда формально за Дарнли этого титула не признавала. «Бонусом» в ситуации было то, что сама Мария находилась под охраной графа Шрюсбери.
Тайно поженившаяся в 1574 году пара действительно была повинна в несанкционированном браке – лица такого ранга женились по разрешению королевы или короля, и не только в Англии. Графиня Леннокс снова угодила в Тауэр, Бесс Хардвик отсиделась дома, хотя ее перепуганный муж, теоретически ответственный за действия жены, взвалил всю ответственность на нее. Неизвестно, что было бы с молодыми, но, во-первых, у них родилась дочь, а не сын, и, во-вторых, Чарльз вскоре умер. Эта дочь, Арабелла Стюарт, представьте, тоже в свое время оказалась в центре завихрений вокруг престола, ухитрилась тайно выйти замуж за сына Катерины Грей, и закончила жизненный путь в Тауэре – уже при короле Джеймсе.
Естественно, Уолсингем вцепился в это дело с тайным браком, как терьер. У него были все основания полагать, что молодые отнюдь не испытывали друг к другу безумную любовь, а просто подчинились воле своих более, чем энергичных матушек. Вскоре сэр Фрэнсис знал, например, что граф Шрюсбери говорил своей пленнице, что если Елизавета умрет, он сам наденет на ее, Марии, голову английскую корону. В сущности, эта фраза еще при короле Гарри привела бы графа прямиком на эшафот. Елизавета же отмела ее взмахом руки. Леди Франсис Кобхем, Генри Ризли, граф Саутхемптон, Генри Говард, братец покойного герцога Норфолка, зять Сесила граф Оксфорд – все они были более или менее вовлечены в историю подозрительного брака. Елизавета снова только рассмеялась в ответ на серьезный доклад Уолсингема. Он видел в деле заговор, она – обычные придворные интриги.
Уолсингема злило то, что королева, так легко относящаяся к грехам тех, кому она не должна была доверять, была так безжалостна по отношению к тем, кто был ей предан. Вот, к примеру, весьма ехидное письмо, которое она написала графу и графине Шрюсбери:
" Being given to understand from our cousin, the Earl of Leicester, how honourably he was lately received and used by you, our cousin the Countess at Chatsworth, and how his diet is by you both discharged at Buxton, we should do him great wrong holding him in that place in our favour in which we do, in case we should not let you understand in how thankful sort we accept the same at your hands—which we do not acknowledge to be done unto him but to our own self;
and therefore do mean to take upon us the debt and to acknowledge you both as our creditors so as you can be content to accept us for debtor, wherein is the danger unless you cut off some part of the large allowance of diet you give him, lest otherwise the debt thereby may grow to be so great as we shall not be able to discharge the same, and so become bankrupt.
And therefore we think it for the saving of our credit meet to prescribe into you a proportion of diet which we mean in no case you shall exceed, and that is to allow him by the day for his meat two ounces of flesh, referring the quality to yourselves, so as you exceed not the quantity, and for his drink the twentieth part of a pint of wine to comfort his stomach, and as much of St. Anne's sacred water as he listeth to drink. On festival days, as is meet for a man of his quality, we can be content you shall enlarge his diet by allowing unto him for his dinner the shoulder of a wren, and for his supper a leg of the same, besides his ordinary oimces.
The like proportion we mean you shall allow to our brother of Warwick, saving that we think it meet that in respect that his body is more replete than his brother's, that the wren's leg allowed at supper on festival days be abated, for that light supper agreeth best with rules of physic. This order our meaning is you shall inviolably observe, and so may you right well assure yourselves of a most thankful debtor to so well deserving a creditor."—(Memorandum of her majesty's letter to the Earl and Countess of Shrewsbury, June 4, 1577)
Вроде, королева высмеивает подхалимское гостеприимство четы, а вроде – шпыняет бедного Лейчестера. Уолсингем пытался донести до своей королевы простую мысль: пока она не назначит себе приемника, опасная свистопляска вокруг Марии Стюарт будет продолжаться. «Ради Бога, мадам, не затягивайте!», писал он. Тем не менее, во время сессии парламента вопрос о наследовании престола даже не был поднят.