Снова неудачная серия. Впечатление мозаики, которая упорно рассыпается, не желая складываться в узор.
читать дальшеПришла даже в голову крамольная мысль, что лучше уж было сделать по реальным событиям мыльную оперу серий на сотню Драматизма и необычных поворотов было бы больше, а акробатики с датами и событиями - меньше.
Плюс этой серии в том, что акценты в этой серии были, все-таки, расставлены правильно, несмотря на хаотичность показываемого. Да, Ричард был в бешенстве от фарса с французским походом, и он действительно сильно поскандалил с королем, узнав о казни брата. Да, Кларенс хотел жениться на наследнице бургундского престола, но Эдвард наложил на планы вето. Да, король действительно велел рассматривать дела вдовы графа Варвика, как если бы та была мертва - кажется, прецедентов в "высокой" истории подобному и не было.
Досадные минусы. Вообще-то, после французского похода Ричард немедленно отправился на север, а его жена Миддлхема и не покидала. Так что его просто не было во время рассматриваемых событий в Лондоне. Колдун был нанят Кларенсом уже после смерти Изабель, с целью найти убийцу. Герцог, все-таки, свою жену очень любил. Сцена с графиней Сесили - бредовый бред. Но, наверно, разжалобивший многих. Да, и еще очень важное замечание. На самом-то деле, Эдвард благодетельствовал именно Кларенса, а не Ричарда. Особенно поначалу, пока не обзавелся двумя наследниками мужского пола.
Наиболее красиво снята сцена смерти Джорджа. Можно сказать, кровь, которая будет взывать к отмщению. Только вот не было этой сцены именно так - с патером и палачами, и с королем, наблюдающим из-за угла, как убивают его брата. Никто не знает, как на самом деле умер Джордж. Если только профессор Эшдаун-Хилл не раскопал новых фактов для книги о Кларенсе "The Third Plantagenet", которая выйдет в марте следующего года. Во всяком случае, обвинение против Кларенса было гораздо более серьезным, чем можно понять по этой серии.
И еще меня немного удивили съемки оргии в приватных покоях короля, на которых в качестве зрителей присутствовали его братья. Вообще-то оргии упоминаются хотя бы у того же Мансини, который пишет со слухов, но партнером короля по веселью всегда назывался лорд Гастингс, который в сериале не упоминается вообще. Был ли этот бардак во дворце? Вот хороший вопрос. Как и то, как широко на самом деле придворные короля разделяли эти увеселения. Англичанам виднее
Разумеется, герцог Йоркский оставаться в Ирландии в стороне от столь интересных событий не собирался. Тем более, что король Генри ухитрился снова расставить фигуры в своей политике так, что хуже и придумать было нельзя.
Вместо казненного повстанцами без суда и следствия Саффолка, он возвысил Эдмунда Бьюфорта, герцога Сомерсета, состоявшего в состоянии перманентной ссоры с великим множеством сэров и пэров – и все из-за непомерной жадности и плохо скрываемого высокомерия отпрыска королевского рода, пусть и от незаконной ветви. Кстати, из-за какого-то очередного «вкусного» кусочка земли разругался Сомерсет и с Варвиком, будущим Кингмейкером, окончательно оттолкнув того в лагерь йоркистов.
читать дальшеСомерсет удивительно быстро нашел общий язык с королевой Маргарет – молодой, бездетной и изнывающей от жажды власти. И очень скоро начали происходить удивительные вещи. Например, королева вдруг, наконец, забеременела, а король вдруг впал в странное состояние «офф», причем не то, чтобы не мог, а скорее не желал реагировать на окружающие раздражители. Что дало повод заговорить о том, что отцом принца был Сомерсет, а король отключился от потрясения.
С моей точки зрения, была еще одна версия развития событий. Сомерсет, на правах ближайшего и старшего родственника, мог просто прямолинейно объяснить его величеству, что ему надлежит делать с ее величеством. Со всеми вытекающими последствиями. Напомню, что мы говорим о короле, который шарахался от женских декольте с воплем «стыд! стыд!», и падал от отвращения к наготе в обморок во время экскурсии в баню.
Впрочем, в 1450 году король был еще в сознании, насколько это было для него вообще возможно, и пытался править. Сомерсет и Йорк были старыми соперниками, но теперь они стремительно становились врагами. Сомерсет только что профукал Францию, дав французам спокойно готовиться к войне во время перемирия, и не пошевелив пальцем ради того, чтобы подготовить к грядущему английские гарнизоны. Йорк, сплавленный в Ирландию, быстро стал там героем и возвращался в ореоле славы.
Незаконно возвращался, кстати, потому что никто ему разрешения на это не давал и патент на возвращение не подписывал. Так что королевский совет, где теперь заправлял Сомерсет, понимавший, что Йорк ринулся в Лондон вовсе не для того, чтобы засвидетельствовать ему, Эдмунду Бьюфорту почтение, впал в панику, и отдал приказ арестовать Йорка в тот момент, когда он ступит на английскую землю. Но ведь и у Йорка опыт боев и интриг был немалый. Он высадился в Уэльсе! Потом, пройдя через земли приграничья, в котором он был одним из наиболее крупных лордов, набрал целое войско, объявил своей задачей и обязанностью свергнуть Сомерсета и восстановить справедливость, увернулся от Томаса Хо, и в сентябре 1450 оказался у стен Лондона.
Королю ничего не оставалось, как дать Йорку аудиенцию. Йорк немедленно начал разговор с претензии, что ему пытались помешать занять его законное место в правительстве. Король, по своему обыкновению не любящий ссор, пристыженно извинился за свое распоряжение об аресте герцога, и пообещал, что впредь у него будет возможность беспрепятственно быть услышанным в совете лордов.
Казалось бы, все хорошо и справедливость восстановлена? Как бы не так.
Во-первых, Йорк совершенно ясно высказал в своей знаменитой речи, что видит себя во главе преобразований по оздоровлению политического климата в Англии. Что автоматически означало отставку Сомерсета-Бьюфорта и чистку рядов палаты лордов от приверженцев покойного Саффолка. Что, в свою очередь, означало, что Йорк стал бы в королевстве вторым человеком после короля. Йорк. С его потенциальными правами на престол все еще бездетного его величества.
Во-вторых, король вовсе не собирался жертвовать своим дорогим родичем Бьюфортом, потому что отставка Сомерсета в тех условиях автоматически означала бы обвинения в коррупции и государственной измене, со всеми вытекающими. При том, что Сомерсет-то на королевский трон претензий не имел, относительно этого озаботился еще Генри IV, проведший через парламент еще одно подтверждение более раннего решения, что Бьюфорты корону не получат при любом раскладе.
Было еще и в-третьих, конечно. Это в-третьих заключалось в том, что в 1450 году лорды королевства были сильнее короля, а такая ситуация всегда была опасной для короны. Но, пожалуй, в тот момент этот раздрай был единственной картой, на которую король мог поставить: пока лорды не торопились признать права Йорка на место своего безусловного лидера, Сомерсет был в относительной безопасности. И, между прочим, сам король был в относительной безопасности, потому что если даже сам Йорк в тот момент не вынашивал планов занять престол, все события именно к этому и вели.
Так что слабый король упирался не по тупости. Слабый король упирался потому, что осознавал, насколько он сам не годится в лидеры, и препятствовал, по мере возможностей, появлению сильного лидера на политическом горизонте. И, полагаю, никогда бы Йорк не поднялся на ту высоту, которая ожидала его в уже недалеком будущем, если бы Сомерсет не оскорбил Ричарда Варвика.
Потому что о Ричарде Йорке хоть и принято говорить хорошо из-за его трагической кончины, харизмой лидера он явно не обладал. Харизма ведь такая штука, что или она есть, или ее нет. Вот у лорда Варвика ее было даже в избытке.
Что касается Йорка, то он был, возможно, представительным вице-королем, но человеком он при этом был заносчивым, гордым и несколько отстраненным. В кризисе 1450-51 гг ему не помогло даже то, что он находился в обычно выигрышном положении критика непопулярного правительства. Да что там, Йорк показал себя в тот период не только никудышным дипломатом, но еще и совершенно никаким интриганом.
Судите сами. Парламент, собравшийся после рождественских праздников, в январе 1451, вернулся ровнехонько к тому, на чем прервался: к требованию удалить от двора Сомерсета, герцогиню Саффолк, лордов Дадли и Гастингса, аббата Глочестера (которого Йорк, собственно, уже давно арестовал по пути к Лондону), а также Сэя, Тревильяна и Дэниэла, против которых была направлена еще петиция Кейда.
Палата общин требовала возвращений розданных земель короны обратно владельцу, т.е. королю, который к 1451 году имел уже личный долг в 372 000 фунтов при личном годовом доходе 5 000 фунтов, при том, что его хозяйство поглощало, вдобавок, 24 000 фунтов ежегодно! Генрих, который обычно при подобных дебатах вводил оппонентов в ступор, торгуясь за интересы каждого когда-то им одаренного, согласился на то, что треть раздаренного можно и вернуть короне.
И вот в мае 1451 года палата общин выпустила, как сказать, кота на стол, выступив с требованием назначить Ричарда Йорка официально наследником престола. Сделал это некий стряпчий из Бристоля, Томас Янг. Причем, в палате общин петиция собрала за собой большинство, тогда как палата лордов в принципе была против. А в те годы палате лордов всегда удавалось настоять на своем, так или иначе. Инцидент закончился так, как обычно заканчиваются подобные инциденты: король просто распустил парламент, а Янга посадил за наглость в Тауэр.
А герцог Йорк все это время сидел у себя в Ладлоу. Сидел до самого января 1452 года, когда он вдруг издал манефест, отказываясь от своей лояльности королю, и 3 февраля обратился с призывом к жителям Шрюсбери помочь ему избавиться, наконец, от Сомерсета «with the help and supportation of Almighty God, and of our Lady, and of all the Company of Heaven».
К Йорку присоединились Девон и Кобхэм, и их объединенные силы двинулись на Лондон. Король, снова вопреки собственной репутации нюни и мямли, поднял лояльные ему силы, и двинулся навстречу герцогу, но – разминулись... В общем, подошел герцог Йорк к Лондону никем не задержанный, но в город, все-таки, не вошел, свернув внезапно в Кент, и разбив лагерь в Дартфорде, где король его, наконец, нашел.
Замечу при этом, что пока Йорк сидел в Ладлоу и лелеял планы о королевской власти, «мямля» Генрих носился по всему королевству, подавляя вспыхивающие то здесь, то там бунты. И приговоры его не отличались мягкостью. Один только Лондонский мост «украсили» 13 голов казненных! Повешенных, разумеется, никто не считал. Причем, такой невероятный для Генриха всплеск почти год длящейся активности наверняка имел ту подоплеку, что у те времена королем считали того, кто способен отстоять свою корону. Генриху отчаянно необходимо было доказать собственным подданным, что он не только молиться умеет, и вовсе не в монастыре его место. А Йорк просидел весь этот период в Ладлоу.
Ладно, теперь они с королем сошлись в чистом поле, и что же предпринял Йорк? Йорк отправился беседовать с королем, словно на дворе стоял двенадцатый век, а не пятнадцатый. Возможно, он не хотел, чтобы его появление в лагере короля выглядело уж слишком воинственным и вызывающим. Но он совершил ошибку, и понял это практически сразу, увидев возле короля... Сомерсета, который, как все считали, находился в Кале. И пришлось Йорку входить в Лондон не победителем, а побежденным, и принять в кафедрале св. Павла клятву никогда не оспаривать действия короля ни словом, ни делом. После этого его отпустили.
Герцога-то отпустили, но вот тех, кто вместе с ним посмел выступить против законного короля, судили. Судили в Ладлоу, и судил сам Сомерсет, который, несомненно, наслаждался властью распоряжаться в самом гнезде своего смертельного врага.
Мартовский парламент 1453 года о Йорке уже и не заикался, лорды-враги Йорка чувствовали себя прекрасно, но тут пришло лето, и случилась неожиданная болезнь короля, которая затянулась на целых 18 месяцев. Возможно, Господь и Пречистая Дева все-таки благоволили к дому Йорков.
А 18 октября 1453 года ее величество Маргарита Анжуйская родила сына и наследника престола. Ричард Йорк больше не мог быть преемником или заместителем Генриха по праву рождения. Максимум, на что он мог рассчитывать – это быть лидером оппозиции, требующей перемен. Воплощение в жизнь более сильных амбиций потребовало бы смены династии. Проще говоря, открытого бунта против короны со всеми вытекающими последствиями. Так что, если небесные силы и благоволили дому Йорков, они не собирались делать работу за герцога
Когда-то у кого-то мелькнула инфа о том, как можно спокойно спереть скачать к себе гуглокниги. Почему-то не унесла в цитатник, о чем скорблю неимоверно. Есть масса книг, которые мне хотелось бы спокойно полистать ради определенной информации, но они мне не нужны на полке. Кто помнит, помогите, а?
Пока Эдвард и Эдмунд росли и учились, в Англии начали происходить невеселые перемены. Сороковые годы пятнадцатого столетия только несколько потрепали Англию и ее правительство, но больших катаклизмов не вызвали. Потрясения начались в 1450-х.
читать дальшеВо-первых, парламент выдвинул импичмент против герцога Саффолка (тогда этот титул принадлежал Уильяму де ла Полю), который попытался бежать, был схвачен и казнен практически на месте, без всякого суда и следствия. Во-вторых, в Кенте началось масштабное восстание Джека Кэда. Что еще хуже, палата общин быстро нашла общий язык с повстанцами.
Нет, никто из них против короля Генри VI не замышлял, напротив. И палата общин, и повстанцы считали, что на короля дурно действует Саффолк, что корона обнищала до абсолютно неприличного для королевского величия состояния, и что коррупция и произвол властей превысили все мыслимые границы. Претензии недовольных были сформулированы отчетливо:
1. Король щедро раздал земли короны, и, пока другие живут на доходы с них, сам король живет на налоги, выжимаемые с простонародья. К тому же, часто его администраторы не платят за то, что забирают у народа для надобностей королевского двора.
2. Должности сборщиков налогов покупаются и продаются, тогда как сборщиками должны назначаться люди беспристрастные, назначенные решением местных органов управления.
3. Рыцари-парламентарии, которые должны выбираться независимо, чтобы представлять интересы своих графств, назначаются лордами, теряя, таким образом, независимость.
4. Юстиция совершенно коррумпирована. Заседания судов проходят в глухих местах, куда иногда нужно добираться пять дней. Суды выдают разрешения на сбор налогов полностью по воле местных баронов. Лорды безнаказанно захватывают людей, требуя за них выкуп.
5. Королевские земли во Франции потеряны из-за плохого управления, и предатели не наказаны (дело было в том, что герцог Бургундский запретил ввоз английской одежды, главной статьи экспорта, во Фландрию, соль и вино больше не поступали из Гиени, а флот был запущен до такого состояния, что французские пираты безнаказанно высаживались на английское побережье).
6. Должности при дворе раздаются низкорожденным выскочкам (намек на ставленников Саффолка), тогда как нобли, имеющие на эти должности права, отсылаются от короля прочь (намек на отсылку Йорка).
Что вообще нетипично, повстанцы не ограничивались критикой, они представили королю вполне выполнимую и внятную программу действий, при помощи которой он смог бы и поправить положение вещей в стране, и пополнить казну.
1. Бессистемно раздариваемые королем земли короны должны быть возвращены короне
2. Ставленники Саффолка должны быть отозваны с занимаемых постов, а Норфолк, Йорк, Экзетер (младший) и Бэкингем должны вернуться в правительство.
3. Безобразия администраторов короны должны быть прекращены, и институт правосудия должен быть призван к порядку.
4. Эдвардианские законы о рабочей силе, ограничивающие свободу передвижения рабочей силы, должны быть отменены.
Так что неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Кэд, торжественно вступивший в Лондон, не погубил сам себя и свое дело, разрешив повстанцам грабить, что лондонцы терпеть были не намерены.
Но, не вдаваясь в детали событий тех дней, вернемся к Йорку и его семейству, потому что король на требования отреагировал согласно привычке, то есть никак
Сиплый возглас в полутьме галереи дворца мог бы напугать Маргарет до полусмерти, если бы она не почувствовала мечущиеся мысли герцога Норфолка задолго до того, как поравнялась с колонной, в тени которой он прятался. Желание вельможи защитить дорогую ему женщину и почти физическая дурнота от мысли, что для этого ему придется одалживаться у какой-то выскочки, создавали в его душе такую бурю, что Маргарет на мгновение пожалела этого человека. Она молча сделала реверанс в сторону колонны.
читать дальше- Смелая… - у Норфолка вырвался нервный, гортанный смешок, и он вышел из тени. – У тебя хватит смелости пойти со мной?
- Разумеется, - спокойно ответила девушка. – Ведь более безопасного места, чем рядом с героем Флодден Филд, не найдется во всем королевстве.
Она могла бы сбить с него спесь, сказав, что слышала их с Бесси разговор от начала до конца, и что специально оттягивала время, чтобы направиться в покои королевы именно тогда, когда у герцога оставался последний шанс с ней пересечься.
Она могла бы сказать, что ее муж стоит буквально в шаге от них, просто сэр Томас не способен его увидеть.
Но герцог Норфолк был могущественным вельможей, и вызвать его враждебность просто из тщеславия было бы глупо. Тем более, что ей герцог был нужен не менее, чем она ему.
Апартаменты герцога Норфолка превосходили всё, что Маргарет видела до этого дня. Блеск дворца ее бывшего опекуна был достаточно ярким, чтобы окружающим было понятно, что они имеют дело с нуворишем, какими бы титулами он ни был обвешан. Апартаменты короля были, собственно, скорее присутственным местом, с небольшим закутком для относительно приватной жизни. Проходной двор, который не мог быть домом.
Комната, куда она вошла следом за герцогом, домом, несомненно, была. Ее атмосфера, неброская, уютная и изысканная одновременно, странно не сочеталась с высокомерием невысокого, большеносого человека с колючим взглядом. Не сочеталась, пока он не бросился в кресло и не подхватил машинально на колени мелкую, серую в полоску кошечку, которую принялся поглаживать, оценивающе разглядывая Маргарет.
- Налей нам вина, - бесцеремонно приказал он.
Маргарет повиновалась, отметив, что на столе герцога не было ничего, что блестело бы слишком сильно. Кубки старинной работы мерцали мягко, и вино в них приобрело глубокий, рубиновый цвет. Получив свой бокал, герцог молча указал девушке на кресло по другую сторону стола. Маргарет опустилась в него, по-прежнему молча, и подняла глаза на Норфолка.
- Ты не болтлива, - констатировал тот и невольно вздохнул.
Маргарет поняла, что ее собеседник твердо решил заранее, что она ему не понравится, и теперь был несколько разочарован, поняв, что злобиться на нее у него не получается.
- В моем распоряжении около четверти часа, - тихо ответила она. – Болтать некогда.
- Бездна адова, - пробормотал герцог, но поняв, что на проволочки действительно нет времени, перешел к делу. – Ты и моя племянница… Вас ведь нельзя назвать подругами, так?
- Так, - лаконично согласилась Маргарет, которая не собиралась облегчать Норфолку его задачу.
- Меня тоже нельзя назвать ее другом, - прямолинейно продолжил герцог. – Тем не менее, она – одна из нас, Говардов, на горе или радость. Хотя нет… Только на радость. В горе каждый за себя. Как понимаю, драть друг друга за косы вы не будете, потому что Гарри твердо решил на ней жениться, и ты это понимаешь, если не совсем дура. Так вот, я держу сторону Нэн, но и она держит мою сторону. Поэтому я привез сюда Бесси. Нечего ей делать на севере одной. Мне следовало бы догадаться!
Норфолк с досадой стукнул кулаком по ручке кресла, и кошка, разомлевшая у него на коленях, протестующе мяукнула, разбуженная резким движением.
- Я ведь знал миледи Катарину, знал всегда. Ты упомянула Флодден Филд… Она была великолепна! Клянусь святым крестом, если бы ей довелось вступить в сражение, она уложила бы короля Джеймса собственноручно, не сомневаюсь. Мы все на нее молились тогда. Гарри не видел ее в полной броне, обращающуюся к войску, иначе он бы понял, что она не сдаст позиций без боя. И теперь Бесси оказалась между двумя мегерами, чтоб их одной молнией поразило, а я завтра уезжаю, и не знаю, когда вернусь. Если ты любишь королеву, которой служишь, защити мою женщину от ее гнева, если придется. Потому что если с Бесси что-то случится, Катарина узнает силу моего гнева, и ей это не понравится, учти. Так что согласиться – в твоих интересах, если ты предана своей госпоже.
- Ваши доводы неотразимы, милорд, - светски улыбнулась Маргарет и склонила голову, изо всех сил стараясь не расхохотаться. Этот чертов Норфолк ухитрился изложить даже просьбу так, что она прозвучала угрозой. Вот что значит опытный дипломат! – Тем не менее, я не хотела бы оскорблять ваш вес при дворе, делая вам услугу без просьбы о встречной. Я хочу увидеть коронационную корону его величества. Я хочу подержать ее в руках.
- Под моей кроватью ее нет, - хрипло хохотнул Норфолк. – Там только ночной горшок, уверяю вас.
Маргарет молча смотрела на герцога поверх бокала. Похоже, ее только что повысили в статусе, обратившись на «вы».
- Ну почему, почему вы все, бабы, вечно хотите чего-то совершенно невозможного?! Серьезно, леди Маргарет, не думаете же вы, что я потащу вас в королевскую сокровищницу Тауэра только для того, чтобы вы могли взвесить в своей ручке коронационную корону!
- Не только, сэр Томас, не только, - очень тихо, но твердо ответила Маргарет. Не торопясь, она поставила бокал с недопитым вином на стол, и достала из-за корсажа футляр, в который она некоторое время назад упрятала Черного Принца.
Рассматривая мощно светящийся рубин, Норфолк тихо, но витиевато выругался.
- Откуда?! – вытолкнул он, наконец, вопрос, немного успокоившись.
- Из Венгрии, через Орден Дракона, - пожала плечами Маргарет. Она не видела смысла скрывать от сэра Томаса правду, уже разглядев и на его пальце характерное кольцо. Сколько же придворных входило в этот загадочный орден? Впрочем, Томас Говард, третий герцог Норфолк, обычным придворным не был. – Так вы знали?
- Что в короне не тот камень? – хмыкнул Норфолк. – Леди, мой отец сражался при Босуорте. Он видел, откуда Стэнли достал ту корону, которую протянул Тюдору. Видел, понимаете? Старину Дикона продали еще до того, как всё началось. Конечно, Господь мог явить свое чудо, но вообще-то исход битвы был предсказуем.
- Не говорите глупостей, - поморщился герцог. – Это не та история, которую рассказывают зимними вечерами даже в узком кругу. Даже если бы у отца было время эти истории рассказывать. Но для нас, Говардов, всегда было святым делом записывать в семейный архив любую мелочь, не говоря уже о таком серьезном деле. Только не говорите мне, что вы решили заменить рубин в короне на правильный, потому что я начну смеяться, а долгий смех не благоприятствует спокойному сну.
- Почему это? - совсем по-детски обиделась Маргарет.
- Да потому, что второй раз короноваться его величество точно не будет. А наследника у нас нет, как нет. И не будет, если ваша госпожа будет продолжать держаться мертвой хваткой за свое место рядом с его величеством. Даже если вы, леди умница, верите в сказки о магической защите камней в коронационной короне, то могли бы немного пораскинуть мозгами хотя бы на эту тему.
- Это не сказки, - огрызнулась девушка.
- Как угодно, - отпарировал герцог. – Как видно по судьбе короля Дикона, упокой Господь его душу, особой удачи ему этот каменюка не принес. Если вы по-прежнему настаиваете, я отведу вас в сокровищницу, когда вернусь, но на вашем месте, я бы сделал из этого симпатичного рубина себе подвеску, и не морочил бы больше голову всякой мистикой. В нашей жизни нет места мистике, леди. Всё решают сила, связи и деньги. Примите это, как отеческий совет.
- Значит, все было напрасно! – вырвалось у Маргарет.
- Ну не скажите, - протянул Норфолк, и вдумчиво почесал спящую на его коленях кошку за ухом. – Теперь я точно знаю, на чьей вы стороне, а это дорогого стоит, поверьте. Окажите мне услугу, о которой я прошу, и я не останусь в долгу. Слово Говарда. А теперь идите к вашей королеве, и постарайтесь не запутаться в лабиринтах.
С другой стороны, гуманизм, культура, и спрямление неровностей и в моей нынешней работе - нормальные будни. И вряд ли даже разумная крокозябра могла бы мыслить причудливее, чем каждый второй из тех, с кем я имею дело
Почему-то в пятой серии меня так особо ничего не зацепило – нормально никак, кроме одного момента. Когда Ричард спрашивает у Энн Невилл: «Ты любишь меня, Энн?... Ты любишь меня и моего брата- короля?». Да, я знаю, что этого момента никогда не было))) Но здесь актер начал играть Ричарда, и начал играть волшебно. Маленькая пауза. Абсолютно затягивающий взгляд. Повтор фразы, но с нейтральным добавлением. То ли о чувствах спрашивал, то ли в самом деле ритуальную фразу произносил.
читать дальшеШестая серия очаровательна. Ричард продолжает быть непонятным и загадочным, человеком даже не с двойным дном, а с бесконечностью за слегка изогнутой бровью: «А ты как думаешь?» Ричард, настоящий Ричард, был и остается человеком-загадкой. Вот мне очень приглянулось решение представить его характер именно таким, «да черт его знает, что он на самом деле имел в виду». Ужасно освежающая интерпретация, после классических-то зловещих гримас экранизаций Шекспира.
Мне неожиданно стало жаль Маргарет Бьюфорт. Сериальную. Вот Грегори решила откопать женщину за привычным обликом святоши-интриганки, и нашла такой образ убитой женственности. Сцена, где они с Реджинальдом Брэем обсуждают кандидатуры женихов – сказка, просто завораживает. Если иметь в виду, что Брэй в будущем станет начальником службы безопасности у Генри Тюдора. И Стэнли – ей под пару.
Эдвард великолепен. Взгляд стал циничнее, линия губ слегка «распустилась», придав пресыщенное и какое-то «что хочу, то творю» выражение.
Относительно детских лет Эдварда фактических сведений мало. Все, по большей части, сводится к «очевидно» и «скорее всего». Известно, что он и Эдмунд жили, по большей части, в Ладлоу, где им, как старшим сыновьям, было устроено свое собственное хозяйство под надзором гувернера.
юный Эдвард
читать дальшеСчитается, что этим гувернером был Ричард Крофт, хотя историк Чарльз Росс выражает относительно этого сомнения. По мнению Росса, Крофт был слишком скромен по происхождению, чтобы занимать такой пост. Тем не менее, впоследствии Крофт занимал такие государственные должности, что это предполагает достаточную близость с домом Йорков. Второе возражение Росса, касающееся возраста Крофта, который умер в 1509 году, в наши дни можно смело отмести. Да, Крофт действительно прожил очень долгую жизнь, 1428 – 1509, и был вполне взрослее Эдварда и Эдмунда, чтобы иметь на них влияние, и не казаться при этом ископаемым.
Относительно того, чему учили Эдварда, тоже строятся только догадки. Он не был гуманистом в будущем, не был покровителем наук и искусств, и не имел никакого интереса к модным в то время религиозно-мистическим увлечениям. Эдвард, как известно, любил читать, причем читал он романы, но читал на английском или французском, и никогда - на латыни. Разумеется, он не мог латынь не знать, но, по всей видимости, любви к этому языку не питал.
Он хорошо понимал политическое значение всевозможных церемоний, умел себя подать, не жалея на это расходов, был хорошим воином, охотником, турнирным бойцом и полководцем. При этом он всегда был бабником и не любил делать усилий, если этого только можно было избежать.
Как покажет жизнь, Эдвард будет уклоняться от сражений при малейшей возможности, но при этом ни у кого и никогда не было оснований назвать его трусом. Напротив, все знали, что он храбр, все признавали за ним особенности прирожденного лидера, но также отмечали (особенно во второй половине его царствования), что Эдвард был склонен к лени и излишествам.
Трудно сказать, каким был его природный характер. Дело в том, что этот парень брал шармом, доступностью, и способностями договориться. Поэтому легко сделать вывод, что человеком он был от природы добродушным и дружелюбным. С другой стороны, он уже в молодые годы был вполне способен и на коварство, и на жестокость.
Я бы сказала, что Эдвард был человеком своего времени до мозга костей. Он не был злым человеком, но ему были абсолютно чужды сантименты, которыми были полны так любимые им рыцарские романы. Он был совершенно лишен широты души, ему ничего не стоило равнодушно дожать до безнадежности того, кто был уже не способен сопротивляться, нарушить любое освященное временем и верой правило. И ему была вовсе не чужда подозрительность. Не то, чтобы он не имел для нее оснований, надо признать – время его было непростым.
Жизнь и правление Эдварда IV окружено множеством мифов – миф о случайной встрече под дубом с будущей супругой и королевой, миф об исключительной любви к брату Ричарду и неприязни к брату Джорджу, миф о дружной и любящей семье… Факты в этих мифах настолько перепутаны во времени и в последовательности, настолько перемешаны с вымыслом, что цельную картину характера Эдварда составить очень сложно и даже вряд ли возможно – столько темных историй с его жизнью связано.
Кто покончил с династий Ланкастеров, убив короля Генриха VI и его сына? Почему стоявший в самом начале квеста «привести дом Йорков к власти» Ричард Варвик вдруг оказался в рядах ланкастерианцев? Как и почему погиб Джордж Плантагенет? Почему Элеанор Тальбот смертельно боялась за свою жизнь? Кем была Джейн Шор на самом деле? Почему на Босуорт Филд Нортумберленд и Стенли предали Йорков в целом и короля Ричарда в частности?
И еще этот король Эдвард был очень красив в молодости, пока праздная и разгульная жизнь не наложила на него отпечаток. Собственно, так принято думать.
Но вполне возможно, что свой отпечаток на него отложили слишком ранние сражения не на жизнь, а на смерть, тревоги, потери, потрясения, разочарования, заботы. Вполне возможно, что уклончивое, но тираническое поведение Эдварда во второй половине его правления было противно его инстинктам, и это выливалось в физические излишества, которыми он снимал постоянное напряжение. Короли несут на своих плечах страшную ношу, если они – настоящие короли.
Потому что Эдвард IV, несмотря на свои особинки, настоящим королем был. Он дал Англии главное, в чем та нуждалась – мир. Причем, дал, не смотря на сопротивление Англии, которая так привыкла воевать, что уже не хотела останавливаться. Если бы Эдвард дал в тот момент возможность этой воинственности развернуться, направив ее из междоусобного русла в русло международное, то шотландцев и французов можно бы было только пожалеть.
Но король выбрал путь мира, потому что война стоит денег, а с деньгами в стране, где десятки шла гражданская война, было туго. Нет, подданные короля периодически собирали деньги на военные походы, пытаясь вытолкнуть Эдварда на поле битвы, но война и завоевание – это никогда не достижение цели, это начало больших проблем, как показал пример Генри Пятого.
Теперь будет уместным разобраться, откуда пошла байка о незаконном происхождении Эдварда IV. Для начала, первым, кто стал обзывать Эдварда бастардом при дворе, был его родной братец Джордж, герцог Кларенс, причем началось это сильно после того, как Эдвард стал королем. Если точнее – то году в 1477-м.
вот такой Кларенс
Причем, что самое интересное, Эдвард именно на эти выпады внимания практически не обращал, явно не считая их для себя или своей чести опасными.
читать дальшеСловно эти слова или были просто ругательством, не имеющим отношения к рождению Эдварда, или были повторением чего-то, давным-давно обкрученного и отброшенного.
Я подозреваю, что эта сплетня была высказана королевой Маргаритой Анжуйской в тот момент, когда Варвик и Кларенс рядились с ней по поводу союза. Потому что единственное документальное свидетельство, позволяющее подвести хоть какую-то базу под сомнительность притязаний Эдварда на трон Англии, находится в Руане. Не какое-либо скандальное свидетельства, а просто невинная запись об понтуазской кампании Ричарда Йорка.
Марго Анжуйская
Герцог и герцогиня Йоркские прибыли в Нормандию в конце июня 1441 года. Через две недели герцог отправился воевать Понтуаз, и отсутствовал несколько недель. И время его отбытия и прибытия в Руан зафиксированы в записях Руанского Кафедрала. Поскольку Эдвард родился 28 апреля 1442 года, он должен был быть зачат в конце июля или начале августа 1441 года. Но кампания в Понтуазе длилась с середины июля до 20 августа.
Как видите, здесь подозрительным считается разрыв в 2 недели, как будто младенцы появляются на свет день в день и час в час. Причем, неизвестно, приезжал ли герцог в Руан в рассматриваемый период, или выезжала ли герцогиня в расположение войск мужа? Нет, для сплетни хватило того, что ребенок, рожденный 28 апреля, должен был быть зачат 5 августа. Точка.
Вторым подозрительным моментом считается то, что рождение сына-первенца герцог не отпраздновал звоном колоколов. Эдвард был окрещен в часовне Руан Кастл, и это была очень приватная церемония. Только вот Эдвард не был первенцем. Первенец герцогской пары родился 10 февраля 1441 года в Хатфилде, и был назван Генри – в честь короля, который послал тезке-крестнику в подарок 100 фунтов. Тем не менее, мальчик умер вскоре после крещения (дата смерти не известна), и это не могло не научить родителей известной осторожности.
Правда, есть еще один вариант, который предлагает историк Жозефина Вилкинсон: младенец Генри был еще жив к моменту рождения Эдварда и был с родителями в Нормандии. Поэтому из рождения второго сына никто большого шума и не поднимал.
Но против этой версии говорят два факта. Во-первых, детей после рождения аристократки сразу же передавали кормилицам и нянькам, а не таскали за собой. Особенно детей в младенческом возрасте, и особенно в неспокойную страну, где в любой миг могли начаться военные действия. Во-вторых, крещение Эдмунда, тоже родившегося в Руане, отмечали с чрезвычайной помпой.
Опять же, с другой стороны, есть прямые доказательства того, что Ричард Йоркский планировал для Эдмунда большое будущее именно в Нормандии. На новорожденного были записаны огромные земельные владения в Бьюмонт-ле-Руже, Орбе, Бретейле, Эвре, Арке, Конке, Сен-Совер-Ланделен. Его крестным был герцог Нормандии Ролло, потомок Вильгельма Завоевателя. Ребенка буквально с рождения делали для нормандцев своим, так сказать.
Есть в этой сплетне относительно происхождения Эдварда еще одна тонкость, маленький штрих, который почти несомненно указывает на автора. Этот штрих тоже подметила Жозефина Вилкинсон, но несколько в другом контексте - в качестве обычного метода того времени для принижения политических противников. Наверняка она права. Но в случае Эдварда IV забавно то, что сплетня прямо указывала на его предполагаемого биологического отца: лучник из Кента.
Напомню, что в свое время, еще до того, как Марго Анжуйская непоправимо скомпрометировала своего сына бесславной сценой с казнью, приказ о которой отдал девятилетний ребенок (вероятнее всего, чтобы угодить матери), Варвик на голубом глазу утверждал, что принц Эдвард – вовсе не сын короля, а бастард от проезжего музыканта. Когда Варвику пришлось искать ее союза, Маргарет просто свела счеты.
Пользователь диспенсер копипастит у себя книгу Устинова про Войну Роз, и делает вот такое замечание:
"Немного подзабросила свои отрывки из книги, но поскольку MirrinMinttu тоже стала писать о Ричарде, 3-м герцоге Йоркском на фоне сериала "Белая королева", то пойдём параллельным путём. Правда пока у меня ещё Генрих V и более подробно".
Я о герцоге Йоркском не "стала писать на фоне сериала". Я вообще о сериалах пишу впечатления, а не посвящаю им годы работы.
Относительно "более подробно".
Мои записи от 2009 года, часть которых я поднимала год назад, в 2012:
Кстати, надыбала на ютубе гибрид двух пьес Шекспира, "Генри Шестой" и "Ричард Третий", объединенный названием "Войны Роз". Страшно неудобная выкладка, эпизодами, но там интересно играют. Интереснее, чем в тех фильмах, которые я видела (мне вовсе не нравится Лоренс Оливье).
Ричард Йоркский стал рыцарем в одиннадцать, в четырнадцать лет он присутствовал на коронации Генриха VI, и в 1430 году сопровождал короля-ребенка на коронацию в Париж. Еще через три года он стал кавалером Ордена Подвязки, а в 1436 году во Франции умер герцог Бедфорд. Тот самый, который посвящал его в рыцари. Бедфорд умер бездетным, и оставил красавицу-вдову Жакетту Люксембургскую двадцати одного года от роду.
Бедфорд
читать дальшеНо кому в тот момент была интересна бездетная вдова, чей тайный брак с Риверсом вскрылся только в марте 1437 года! После смерти Бедфорда, Франция заполыхала. Дьепп был потерян, Париж – на грани потери, в Нормандии повсюду восстания. Король решил, что «кто-то из великих принцев нашей крови должен править во Франции» - и герцог Йоркский отправился во Францию.
Жакетта
Увы, в парламентской Англии решения по финансированию проходили через парламент, то есть, достаточно медленно, и когда Ричард Йоркский добрался до Франции, ему осталось только спасать то, что еще можно было спасти. Нормандию ему спасти удалось, а вот Париж для англичан был потерян.
Вообще, сделать во Франции что-то вразумительное мог в те времена только такой король, каким был Генри V. Но он умер молодым, а его сын для такой роли не годился. Нет, в те времена Генри VI был еще так молод, что повесить на него всю ответственно за случившееся было бы нечестно. Да и вам ход событий истории был против покорения англичанами Франции. Более того, с практической точки зрения для Англии потеря французских владений была большим благом. Тем не менее, люди все еще отправлялись на континент воевать, и все еще гибли за безнадежное дело.
Роль Ричарда Йорка во Франции была именно такой, какой ее обозначил король, он был «великим принцем», разгребающим невероятные завалы административных проблем. Воевал граф Шрюсбери, и воевал хорошо. А Йорк, полномочия которого заканчивались весной 1437 года, попросил разрешения вернуться в Англию. Что он мог, то сделал, и теперь управление отвоеванным должно было перейти Ричарду Варвику – тому, кто воспитывал короля Генри в свободное от войн на континенте время, и легкой эта его обязанность не была.
Тем не менее, ему удалось слепить из разбалованного матерью плаксы совершенно бесстрашного упрямца, но это и всё. Наклонности короля он, разумеется, изменить не мог, хотя и очень старался.
Ричард Бьючамп
Герцог и герцогиня Йоркские оставались в Англии до конца 1439 года. Вряд ли кого-то из его современников такая внезапная оседлость удивила: финансирование войск во Франции было организовано так скверно, что войскам Йорку пришлось платить из собственного кармана. Теперь ему надо было залатывать бреши, нанесенные этими расходами его собственному хозяйству. К тому же, супруги потеряли в 1438 году своего первенца, сына, а в 1439 у них родилась дочь Анна. Был еще один момент: несмотря на то, что герцог Йорк был вторым по знатности после Хэмфри Глостера, он оказался не включенным в состав королевского совета после возвращения с континента.
Хэмфри Глостер
Очевидно, эта странность была результатом того сражения, которое велось в пределах королевского совета – сражения между двумя дядьями короля, кардинадом Бьюфортом и Хэмфри Глостером. Бьюфорт интриговал, разумеется, не ради себя, а ради своего племянника Джона, графа Сомерсета. Хэмфри не интриговал. Хэмфри угрожал и требовал. А должность вице-короля Франции была хоть и накладной, но почетной. В сложившейся ситуации, кандидатура ветерана Бьючампа устраивала всех, но сэр Ричард умер в апреле 1539 года, и всё началось сначала.
Можно предположить, что выжатый из Лондона подальше Ричард Йорк решил одним махом вернуть себе положенное по праву рождения – и выдвинул на освободившееся место свою кандидатуру. И был выбран на должность, нажив этим беспощадных врагов в лице кардинала, представляющего клан Бьюфортов. Лицензия на правление была выдана Йорку на этот раз на целых пять лет, и даже с немалой оплатой. В теории. На практике же, королевская казна находилась в таком раздрае, что отправка нового вице-короля снова задержалась.
К тому моменту Сесили Йорк уже усвоила стиль жизни, за который и получила прозвище «гордячка Сис». Что ж, понять ее можно. Эти аристократки прекрасно разбирались в породах и родословных, и, несомненно, дама пришла к выводу, что внук «стеклянного короля», явно удавшийся в материнскую линию, вряд ли преуспеет в образовании династии. Все признаки указывали именно на это. Герцог Хэмфри, единственный, стоявший между ее мужем и потенциально доступным троном, к тому моменту даже не был женат, и стиль его жизни был для конкурентов очень обнадеживающим.
Так что герцогиня Сесили устроила в своем замке Фотерингей настоящий тронный зал, играя в королеву. Помимо прочего, облачаясь в королевский багрянец, отороченный горностаем и украшенный 325 жемчужинами, каждая из которых стоила 6 фунтов. На мантию ушло 60 ярдов вельвета и 8,5 унций золота. Что ж, ее муж был не менее горд, имея в своем распоряжении золотую цепь, украшенную драгоценными камнями, стоимостью в 2 200 фунтов.
это не та цепь, но просто для примера
Готовились ли супруги уже тогда перехватить трон у ланкастерской линии? Вряд ли. Можно почти с уверенностью сказать, что если такие мысли и бродили у герцогини, то она их держала при себе. Во всяком случае, приставка «Плантагенет» к привычному «Ричард, герцог Йоркский», появилась в имени сэра Ричарда не ранее 1447 года.
подумаем про Апокалипсис Сперла в жж прекраснейший стеб.
"Но самая известная история про неслучившийся Апокалипсис – это, конечно, «Три мушкетера».
читать дальшеНазвание романа – лишь ловкая шанжировка искусного престидижитатора, благодаря которой никто не замечает, что речь в нем идет о борьбе четырех всадников с Церковью в лице кардинала Ришелье.
Юный убийца и будущий маршал д‘Артаньян был Войной, всегда смертельно бледный Атос – Болезнью, тучный Портос – Голодом, а Арамис оказался самой Смертью, почему и не смог умереть в финале «Виконта де Бражелона», единственный из четверки.
Сейчас уже сложно сказать, какой именно конец света они готовили – Апокалипсис 1656 года из колумбовой «Книги пророчеств», хрестоматийный 1666 год или новую эру, которая, по мнению Уильяма Аспинволла, должна была начаться в 1673 году (не случайно Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, граф д’Артаньян, именно в этом году погиб при осаде Маастрихта, где в его честь три века спустя был подписан договор о Европейском союзе, положивший начало новому Апокалипсису).
Первым делом им нужно было предотвратить рождение Спасителя и убить Богоматерь – Мадонну или, в переводе на английский, Миледи. Для тех читателей, кто не догадался, что дурацкая кличка бывшей лилльской монахини – это слегка измененная Our Lady или, говоря по-французски, Notre Dame, - масон Дюма снабдил девушку клеймом в виде лилии, символа Богоматери. Анна де Бейль была казнена, но, судя по всему, слишком поздно: двадцать лет спустя всадники обнаруживают ее сына и все-таки убивают демонизированного писателем Джона Френсиса Винтера по прозвищу Мордаунт.
Второе пришествие не состоялось, однако кардиналы сумели предотвратить и торжество Зверя из моря (которым, видимо, была владычица морей Англия: не случайно мушкетеры, в имени которых слышится сводящее с ума жужжание Повелителя мух, помогают то Бэкингему, то Стюартам), рассорив и практически истребив дьявольскую четверку.
Впрочем, один из вариантов Второго пришествия Дюма-отец, у которого после первых публикаций сына даже имя приобрело глумливо-еретический оттенок, все-таки описал в «Графе Монте-Кристо», где граф Христовой горы или, попросту говоря, граф Голгофский умирает, воскресает и вершит Страшный суд. Однако, учитывая, какой стороне симпатизировал автор в «Трех мушкетерах», нельзя быть до конца уверенным, что история человека с одиозной фамилией Дантес – не история антихриста"
Ну что тут скажешь - снято чудесно и пронзительно.
читать дальшеВообще, еще с времен викторианских историков считается, что Анна Невилл никогда своего первого мужа ближе, чем в нескольких метрах, не видела, и всегда была при своей свекрови - практически заложницей. И мне всегда это казалось фальшью, данью викторианской морали. Не тем была человеком Марго Анжуйская, чтобы не завершить брак сына и не попытаться заполучить внука - еще одного наследника Ланкастеров. И не настолько драгоценна была для Варвика жизнь его младшей дочери, при всем моем пиетете к этому человеку.
Жаль, что в переводе Маргарет Бьюфорт говорит нежным, мелодичным голосом. В оригинале, насколько можно услышать, голос ниже и глубже, белее страстный.
28 апреля 1442 года у герцога Йоркского Ричарда родился сын, Эдвард. Дело было в Руане, в Нормандии, где герцог Ричард был лейтенантом, то есть наместником короля.
Ричард Йоркский
читать дальшеСитуация вокруг трона Англии теперь выглядела так. На троне сидел своеобразный король Генрих VI, уже женатый, но все еще бездетный. И следующим за ним в линии наследования, до тех пор, пока коронованный король оставался бездетным, был его дядюшка Хэмфри, герцог Глостерский. Увы, и этот следующий наследников не имел, и когда он к 1447 году то ли умер, то ли был убит, у герцога Йоркского трон буквально замаячил перед самым носом. И у него-то был наследник. К тому моменту даже не один. Если бы не два «но».
Первое «но» звалось Генри Холланд, герцог Экзетер, который вел род от дочери Джона Гонта, Элизабет.
Элизабет Плантагенет
Все помнят, что начиная с Генриха IV Англией правили потомки Джона Гонта? Хороший был человек и личность незаурядная, да еще и красавчик, но детей у него было немало, и часть их родились до того, как Гонт на их матери женился.
Так вот, со стороны Элизабет родословная была безупречной: она была дочерью Гонта от первой жены, Бланки Ланкастерской. Правда, права, передаваемые через женскую линию мужчинам-наследниками считались более слабыми, чем права, которые передавались из поколения в поколение по мужской линии.
Бланка Ланкастерская
А по мужской линии самым близким наследником власти короля Генри VI был Эдмунд Бьюфорт, граф Сомерсет – или второе «но» в амбициозных планах герцога Йорка, если таковые имели место там и тогда. Правда, вот у Бьюфортов-то линия была подпорчена тем, что предок Сомерсета, от которого он унаследовал теоретическое право на корону, был сыном Гонта именно от той женщины, на которой Гонт женился сразу, как только судьба освободила его от второй жены, но недостаточно быстро для того, чтобы их дети были рождены в законном браке.
Катерина Свинфорд, третья жена Гонта
Поскольку Генрих IV был человеком умным, он провел через парламент билль, по которому его дети, рожденные в таких запутанных обстоятельствах, на трон притязать не будут.
По моему глубокому убеждению, лорды обычно вытряхивали из сундуков тонкости родословных со всеми возможными преференциями только в одном случае: если хотели обосновать узурпацию престола или найти повод для разжигания розни. Плюс, в случае с добрым королем Генри VI, данные рассуждения были пустым сотрясанием воздуха – потому что содержали условие «если». Если у короля не будет наследников.
Что касается Ричарда Йорка, то у него, собственно, было больше прав на трон, нежели у самого коронованного короля. Он-то происходил от брата Джона Гонта, Эдмунда Ленгли, первого герцога Йорка. И линия шла без всяких «если» - прямая, как стрела. Правда, «но» было и там: герцог Ричард получил свое теоретическое право на трон через свою мать, Анну Мортимер. То есть, по мужской линии, но через женщину. Зато какую женщину! Анна Мортимер была потомком старшего брата Джона Гонта. И это обстоятельство до определенного момента никак не выпячивалось.
Зато материальная часть наследства королевского рода в жизни Ричарда Йорка чувствовалась, и еще как! Земли в двадцати графствах Англии, титулы графа Марша, графа Кембриджа, графа Ольстера – и герцога Йорка.
Супруга его, Сесили Невилл, тоже происходила от того же Гонта – через свою мать, Джоан Бьюфорт. А Невиллы были в английской политике всегда, можно сказать, и были прочно. О герцогине потом часто говорили, что она нацелилась на Ричарда Йорка совершенно сознательно, твердо намереваясь взойти вместе с ним на трон Англии в один день, но вряд ли девочка в девять лет была настолько дальновидна. А Сесили обручили с Ричардом именно в этом возрасте, а в 14 лет обвенчали.
Кромвель умер, но машина пропаганды, им запущенная, продолжала работать. Машина антипропаганды, впрочем, тоже. Лондон был наводнен памфлетами. Помимо того, что была распечатана последняя речь сэра Томаса, появилась длиннейшая, на 16 куплетов, баллада, начинавшаяся так:
Both man and child is glad to tell Of that false traitor Thomas Cromwell Now that he is set to learn to spell Sing troll on away
читать дальшеНе очень складно, но очень верноподданнически. Впрочем, тут же появились и памфлеты в защиту Кромвеля, в которых, тем не менее, всячески обходилась критика короля, что в данных условиях было нелегко. Поэтому получалось, что получалось:
Although Lord Cromwell a traitor was Yet dare I say the King of his grace Has forgiven him that great trespass To rail on dead men, thou art to blame Troll now into the way again for shame
В общем, Кромвель действительно был личностью многогранной, деятельность его можно было рассматривать по-разному (смотря с какой стороны смотрели), но никто не мог отрицать, что под конец он зарвался. И сам Кромвель этого не отрицал, потому что его состояние к моменту смерти было третьим по величине после самого короля и герцога Норфолка.
Естественно, вся собственность казненных по статье государственной измены конфисковалась казной, но Кромвель ведь всегда знал, чем кончится его карьера и обеспечил всех близких давным-давно. Тем не менее, король счел необходимым сделать сына сэра Томаса бароном Кромвелем 18 декабря 1540 года, вернуть ему некоторые конфискованные у его отца земли, и подарить энное количество недвижимости. Впрочем, вполне возможно, что к концу 1540 году король уже затосковал по своему незаменимому помощнику. Ведь ни Норфолк, ни Гардинер не могли служить ему так, как служил Кромвель.
Сэр Ричард Кромвель, племянник, сменивший имя с Вильямса на Кромвеля в 1531 году, продолжал себе служить в личных покоях короля. Это он был предком Оливера Кромвеля.
Если не известно, тосковал ли король по Кромвелю в конце 1540 года, то в 1541 году он даже уже не тосковал, он рыдал, топал ногами и орал на свое окружение.
Да, генератором идей всегда был сам Гарри, но практически их выполнял именно Кромвель, и в процессе выполнения они зачастую приобретали более осмысленную форму. Теперь вся эта невероятная административная ноша свалилась на короля. Нужно ли напоминать о том, что его величество никогда не имел достаточно терпения для того, чтобы вникать в детали своих великих прожектов?
Он нашел выход, заставив свой совет работать самостоятельно и расширив функции и полномочия парламента, что засчитывается, несомненно, в его заслуги. Но первый блин всегда получается несколько комом, и последние годы правления короля были отмечены рядом неудачных решений. Одна денежная реформа чего стоила. Кромвель провел бы ее грамотнее, если бы такую реформу даже понадобилось проводить в принципе.
«Своими фальшивыми обвинениями вы заставили меня казнить самого верного слугу, какой у меня когда-либо был!», - кричал король. И он был прав. И это – лучшая эпитафия Кромвелю.
Из его гонителей, Норфолк спасется чудом, просто благодаря смерти короля. Впрочем, он проведет долгие годы в Тауэре, пока его не освободит Мэри Тюдор. Граф Сюррей будет казнен. Гардинер тоже просидит в Тауэре все царствование Эдварда. Ричард Рич будет долго процветать, но в 1567 году и он был призван к ответу за многочисленные подлости, которыми был отмечен его путь – но ему снова повезет, и он успеет умереть в собственной постели.
Король Гарри переживет своего лучшего министра на неполных 7 лет, и это будут годы, наполненные физическими страданиями и наступающим со всех сторон одиночеством. Последние полгода от его имени будут править субъекты, которых в лучшие дни он не пустил бы на порог своих покоев.
Катрин Говард, которая стала супругой короля в день смерти Кромвеля, потеряет свою голову через два года.
Больше всех из компании, упомянутой в этих историях, повезло Анне Клевской. Она, дружелюбная душа, спокойно пережила все политические пертурбации конца царствования своего бывшего супруга, суровое и безрадостное царствование его сына, и умерла в 1557 году, как раз вовремя, чтобы не стать свидетельницей смерти еще одного близкого человека – своей хорошей приятельницы Мэри Тюдор. Анна Клевская – единственная из жен короля Генри, кто похоронен в Вестминстере. В этом есть какая-та ирония жизни, не находите?
Не менее иронично то, что в Англии, полной памятников и статуй, не нашлось ни одной статуи Кромвеля. Его единственный официальный монумент есть только... на стене Реформации в Женеве. Памятник человеку, который умер добрым католиком.