Гадаем: "Четыре стихии"

Стихия воды:


Другие тесты и гадания от Шувани

Вывод: перевести апатию в просто спокойствие.

Стихия воздуха:


Другие тесты и гадания от Шувани

Вывод: быть дипломатичнее. Ведь умею же.

Стихия земли:


Другие тесты и гадания от Шувани

Вывод: определись ты уже с целями, холера. Ни одна цель в моей жизни не оставалась недостигнутой. Проблема в том, что существование целей в этой жизни можно по пальцам одной руки пересчитать. Вот и сейчас - ни единой мысли, на что бы мне нацелиться.

Стихия огня:


Другие тесты и гадания от Шувани

Как ни странно - снова дипломатичность. Или умение создавать сеть связей и знакомств? Скорее всего. Знакомлюсь легко, но вот поддерживать... Мне лень. Самое слабое место. Много раз выбирала заведомо менее выгодный вариант, лишь бы его можно было осуществить сольно.

@темы: "нетягостная бредь"

---

Генри VII - молодой человек с видами на будущее

Баланс в отношениях между Англией, Францией, Бургундией и Бретанью начал стремительно меняться где-то с 1481 года. И не в пользу Англии, надо сказать. К лету 1482 года, когда король Эдвард внезапно вернулся с севера в Лондон (как говорят, по причине нездоровья), его акции у соседей и вовсе перестали котироваться. Собственно, будь король здоров и в силе, соседи вскоре бы о таком пренебрежении пожалели. Но Эдвард не был здоров, хотя, судя по тому, что он замкнул весь шотландский поход на себя, не хотел этого признавать.



В результате, герцог Франциск Бретонский сделал кое-какие изменения в условиях содержания «государственных пленников», Ричмонда и Тюдора. В 1481-82гг., содержание Джастина Тюдора составляло 600 ливров, из которых 40 ливров выдавались ему на карманные расходы. В те же годы, на содержание Ричмонда стали выделять 2000 ливров, из которых на карманные расходы он получал 620! И в октябре 1482 года, после инцидента с внезапным возвращением Эдварда IV в Лондон, сумма содержания была увеличена до 2200 ливров. В 1470-х, Джаспера в денежном эквиваленте ценили дороже.

Естественно, Эдвард IV был в курсе перемен, потому что к концу 1482 года поставил Франциску чёткое условие: хочешь наших лучников – верни нам Ричмонда и Тюдора. Но в начале 1483 года Эдвард умер, и это изменило всё.

С точки зрения Бретани и Франции, коронация Эдварда V означала бы продолжение политики его отца. Поэтому, внезапная серия громких скандалов, и последующая за ней коронация Ричарда III, вызвали за границей изрядный переполох. Пусть герцог Глостер держал себя строго в рамках, установленных для его деятельности братом-королём, о его политических взглядах было известно. Потому что сводились они к кристально чистой стратегии: врага надо бить. И бить врага он умел, прекрасно доказав это шотландским походом.

Но гораздо хуже этой воинственности, с точки зрения Бретани и Франции, была расчётливость Ричарда, которую он продемонстрировал в том же походе. Об этом подробнее здесь: mirrinminttu.diary.ru/p199723449.htm

Впрочем, начиналось всё прилично. Луи Французский, в письме от 21 июля 1483 года, напыщенно обещал неопределённые помощь и поддержку «новому другу и королю Англии». Не стоит обольщаться – это была просто дипломатия. То, что с лета 1482 года во Франции стали циркулировать слухи, что находящийся в Бретани Генри Ричмонд является сыном покойного и невинно убиенного Генри VI, как-то настораживало. Плюс, Ричард ни на минуту не сомневался, что король французов не простил ему отвергнутой взятки, и вовсе не является другом ни ему в частности, ни Англии в целом.

Что касается Бретани, то с ней отношения складывались интересно. В середине июля, к герцогу Франциску отправился Томас Хаттон, канонник и дипломат, чтобы подготовить договоры о делах коммерческих и политических. Но в целом, его задачей было выяснить, чем, собственно, нынче занимается новое пополнение беглецов из Англии. Потому что на бедную голову Франциска, в мае 1483 года свалился и Эдвард Вудвилл. Этот бравый парень попытался захватить английский флот, но всё дело закончилось двумя кораблями. Остальные хорошо помнили, что Лордом Адмиралом является герцог Ричард Глостер, а вовсе не Эдвард Вудвилл, даже если этот парень и утверждал королевскому совету, что «мы достаточно сильны, чтобы ни с кем не считаться».

К сожалению для Англии, Эдвард увёз с собой изрядную сумму денег. Насколько было известно в Англии, Эдвард Вудвилл был принят при дворе герцога Франциска, и ему даже было назначено содержание. Никто ему не сказал, что «живи на свои, наворовал достаточно». К Франциску прибился и другой Вудвилл – маркиз Дорсет, сын отсиживающейся в вестминстерском убежище вдовствующей королевы. Который отправился в путь, прихватив с собой треть казны Эдварда IV.

И засновали между Англией и Бретанью послы. Надо сказать, в первый момент вопрос выдачи Генри Ричмонда, Джастина Тюдора и Вудвиллов даже не поднимался. Торговались относительно лучников. Герцогу Бретани они были очень нужны, а королю Англии было нужно свободное от французов побережье Бретани. Франциск считал это совместным проектом, и хотел, чтобы Ричард оплачивал содержание 4000 лучников, а он, Франциск – 3000. Вопрос о беглецах возник именно в связи с аргументом, что если Ричард III лучников не оплатит, то Генри Тюдор вдруг может быть захвачен королём Франции, и мы же этого не хотим, не так ли? Ричард «этого» точно не хотел. Но условия Бретани были настолько странными, что заставляли сомневаться в желании Франциска быть союзником Англии, которой правит Ричард III.

А тут как раз случилось очередное: в начале августа 1483 года, в Нортхемптоншире внезапно поднял мятеж Джон Веллес, сводный брат леди Маргарет Бьюфорт. Надо сказать, что о причине этого мятежа спорят до сих пор. Высказывалась даже догадка, что к мятежу своего единоутробного брата подтолкнула леди Маргарет Бьюфорт, чтобы ослабить возможный эффект втайне готовящегося бунта Бэкингема. Тем не менее, локальность выступления и отсутствие какой-либо внятно озвученной политической цели, заставляют согласиться с оценкой Розмари Хоррокс, сомневающейся в «ланкастерианской» подоплёке происходившего – это, похоже, было выступление недалёкого оппортуниста, надеющегося материально выиграть от смены короля.

Мятеж подавили с пол-пинка, но угайте, куда сбежал Джон Веллес? Правильно, под крыло герцога Франциска Бретонского. Такая концентрация противников (а туда же сбежали и Кортни, и Латтрелл) на сравнительно небольшой территории заставила бы насторожиться и менее опытного человека, чем король. И он насторожился, хотя ещё месяц не делал никаких заключений. Он собирал сведения.

@темы: Henry VII

---

Генри VII - молодой человек определяется с будущим

В ноябре 1476 года, ко двору Франциска Бретонского прибыл сам епископ Роберт Стиллингтон. Да, тот самый, который в 1483 году вывалил перед всем честным народом скандальные факты о двоежёнстве недавно умершего Эдварда IV. С этим королём у епископа были не самые простые отношения, но он до 1473 года занимал даже пост Лорда Канцлера, и в своих дипломатических миссиях пользовался авторитетом не только духовным, но и государственным. Герцог Бретани, получив известие о том, кто к нему направляется, и зачем, прибегнул к своей обычной уловке – стал жаловаться на болезненное состояние.



Насколько Франциск был мужчиной болезненным на самом деле – вопрос, конечно, интересный. Во всяком случае, его энергии вполне хватало на участие во всех мыслимых и немыслимых интригах в междусобойчиках Англии, Франции и Бургундии. То, что Бретань под его руководством характеризовали «слабым звеном», говорит не о слабости самого герцога, а о его непредсказуемой политике. Договоры он подписывал с надлежащей торжественностью, но редко их выполнял. И всегда, в случае нарушения договора, начинал дышать на ладан.

Наверное, дипломатов смущало, что при этом энергии герцога Франциска вполне хватило на двух жён и одну любовницу, Антуанетту де Меньере, которую он унаследовал от короля Франции в начале 1460-х, и с которой нажил аж четверых детей, узаконив старшего сына.

На 1476 год, Генри Ричмонд стал для Франциска Бретонского скорее докукой, чем потенциальным козырем. Так что, полагаю, особо он уговорам епископа Стиллингтона и не сопротивлялся. И правда, если молодого человека так жаждут заключить в родственные объятия на родине и мама, и сам король, готовый видеть его зятем и пэром королевства, то почему нет. И герцогиня перестанет отвлекаться, и в Бретани снова будет только один граф Ричмонд – сам герцог Франциск.

Да-да, насмешница судьба распорядилась так, что свела в одном месте и в одно время двух графов Ричмондов, титулярного и безземельного. Титулярно, герцоги Бретани были графами Ричмонда с 1136 года, и Франциск этим титулом дорожил, потому что он давал ему возможность использовать короля Англии в качестве щита от короля Франции. А Эдвард IV скрипел зубами, но не мог отказать своему титулярному подданному в помощи.

Забегая вперёд, скажу, что Эдвард поступал мудро. Ричард III, не склонный к компромиссам, задел Франциска, послав к его берегам флот, и поплатился за это немедленно: именно Бретань стала платформой подготовки вторжения Генри Ричмонда в Англию в 1485 году. Забегая вперёд ещё дальше, скажу, что Генри Ричмонд, став королём Генри VII, «отблагодарил» герцога Франциска, сделав графство Ричмонд исключительно собственностью английской короны, и отменив титулярность.

В общем, герцог Франциск вручил Генри Ричмонда епископу Стиллингтону, дал им приличный конвой, и отправил восвояси. По иронии всё той же судьбы, корабль в Англию должен был отплыть из Сен-Мало. Из того самого, куда буря забросила плывущих во Францию Ричмонда и Тюдора несколько лет назад. И который 14-летний Генри облазил, несомненно, вдоль и поперёк. Чем ещё там было заниматься?

Когда Стиллингтон, Ричмонд и их то ли стража, то ли почётное сопровождение прибыли в Сен-Мало, Генри Ричмонда вдруг сразил приступ лихорадки. Что ж, поскольку всё равно нужно было ждать благоприятного ветра для отплытия, Ричмонда оставили в покое, и, по-видимому, даже не особо охраняли, ведь молодой человек буквально еле ноги переставлял. В результате, Генри, отлично ориентирующийся в Сен-Мало, благополучно улизнул, и спрятался в соборе св. Винсента, запросив там церковного убежища.

И вот тут вполне уместно воскликнуть: «Случайность? Не думаю!», потому что пока там эскорт тащился до Сен-Мало, пока англичане чесали затылки, размышляя, можно ли Ричмонда из церкви просто вытащить под белы рученьки (прецеденты были - правда, дома, в Англии), на беднягу Франциска обрушилась настоящая буря.

Барон Филибер де Шандэ кричал на весь зал, что Ричмонд будет «torn in pieces by bloodied butchers… miserably tormented and finally… slain», герцогиня рыдала, а адмирал Жан де Келенек хмурил лоб и громыхал, что герцога, несомненно, ввели в заблуждение. И – Франциск передумал. Он велел вернуть Ричмонда обратно. За Генри был послан Пьер Ландэ, восходящая звезда бретонской политики, который торжественно заявил, что безопасность Генри Ричмонда становится делом его, Ландэ, жизни. А Ландэ - это буржуа Бретани, а буржуа Бретани - это торговые интересы Англии.

И что мог поделать Стиллингтон? Решительно ничего. Несомненно, у него были свои подозрения относительно случившегося, потому что срежессированность событий была достаточно очевидна. Но не брать же штурмом церковь, и не начинать же войну! Поэтому епископ вернулся к своему королю только с заверениями герцога Франциска, что тот будет охранять Ричмонда и Тюдора самым строгим образом.

Как ни странно, это обещание герцог выполнил, на свой лад. Ричмонд просто пропал с горизонта, и никто не знал, где именно его держат. Похоже, Франциск точно знал, что визит Стиллингтона вызовет реакцию в Париже. Не мог же король Луи не попытаться взять реванш там, где его дорогой друг Эдвард потерпел фиаско!

В канун Рождества того же 1476 года, ко двору Франциска прибыл французский адмирал Гийом де Супленвиль с заявлением, что он явился за Ричмондом и Тюдором. Вот так. Никакой дипломатии, никаких попыток умаслить соверников герцога, никаких обещаний. Неизвестно, «занемог» ли герцог на этот раз, но и французский адмирал отправился на родину восвояси.

Когда буря утихла, Ричмонд объявился в замке, где жил его дорогой дядюшка Джаспер, в Шато де Лермин. Несомненно, это очень оживило его будни. Будни герцога Франциска тоже стали более оживлёнными. В 1477 году, молодая герцогиня родила ему дочь. А через год – ещё одну. И Эдвард, и Луи сделали потом вялые попытки наложить загребущие ручки на Ричмонда и Тюдора в 1482 году, но звезда Эдварда уже явно закатывалась, и будущее дяди и племянника, в качестве козырей французской политики, становилось всё более очевидным.

@темы: Henry VII

---

Решила отдышаться...

на Кранахе. И, конечно, нарвалась на вот что:



Я не специалист в живописи, поэтому не сразу поняла, что именно меня поразило в этом изображении. Потом поняла - оно так же "вываливается" из типичных работ Кранаха, как "Пустые мешки с деньгами" - из типичных работ Дюрера.
Больше я нашла вот здесь:

demiart.ru/forum/journal.php?user=48332&comm=40...

Не одну меня "Христос и Мария" поразила.

@темы: "красотища"

---

В рамках ф-моба

ранее

 Гэллинн предложила интересный ф-моб gallinn.diary.ru/p211807305.htm.

Я получила от неё имя Кипренского, чью работу должна представить читателям. Ну, я покажу две - автопортрет и портрет Смирновой-Россет. Думаю, понятно, почему именно они мне приглянулись.





Мужчина необычной судьбы, характер явно не девятнадцатого века, из-за чего он набил немало шишек. Женщина необычного характера, которую, говорят, сам Николай I называл "джентльмен".

От  olgamoncher я получила Дюрера. Художника, который мне всегда казался попаданцем совсем из другой эпохи в свой XV век. И на портрете "Пустые мешки с деньгами" он засветился. Выбивается он из манеры того времени. На мой взгляд, во всяком случае.



А вообще, какие бы аллегории в этом портрете ни задумывались, получился портрет брака художника. Его женили волевым решением родителей. Жена принесла богатое приданое, и потом занималась продажей картин супруга. Ни теплоты, ни супружеской близости там, кажется, и в помине не было. В письме к другу Дюрер назвал супругу "старой вороной".


От  Zinder я получила для размышлений Франца фон Штюка. Конец XIX - начало XX веков, совсем другие времена и нравы. Но то же видение женщины как чего-то опасного и потенциально летального. Здесь он изобразил актрису Тиллу Дюрье в образе Цирцеи, отравительницы мужа, умевшей превращать мужчин в свиней.



 Armilla дала мне Роберта Фалька. Вообще-то, он был авангардистом и модернистом, причем хорошим. Но я выбрала его "Wearing A White Shawl" от 1947 года. Он написал портрет после того, как его подвергли модной в те годы "проработке за формализм". Видимо, доказывая, что видящие поймут - не в формах его искусство.



Большой, тихий, добрый, немногословный мужчина из интеллигентной еврейской семьи. Не то, чтобы Фальк не был хорошим оратором. Был. Но уехал в 1928 году во Францию на десять лет именно потому, что хотел писать картины, а не выступать с лекциями.

После смерти Фалька, о нём благополучно забыли. Как-то вышли из моды работы авангардистов. Но на выставке «Манеж-1962» работы Фалька были. И вот там-то, на этой выставке, Н. С. Хрущова ожидало такое потрясение, что куда там атомному кризису. Хрущов не видел, до того момента, картин авангардистов в стиле "ню". И как увидел - рассвирипел. Озлился он не столько на "Обнаженную" Фалька, сколько на одну скульптуру, но скандалюка приключилась. И о Фальке вспомнили. Помнят до сих пор.

Для контраста - его "Портрет женщины" от 1918 года:



А вот добрый  Джастин Мюррей задачил меня Камилем Писсарро. Дело в том, что Писсарро писал, в основном, пейзажи, а с пейзажами у меня плохое взаимопонимание. То есть, красу я их вижу, конечно, но она оставляет меня равнодушной. Поэтому, пусть будет один из немногих портретов.



А от  lenorman - Россетти Нет, я понимаю, что это не оригинально, и что его картинки к истории - это именно картинки, но я их нахожу эстетичными и для глах приятными. В конце концов, иногда искусство должно и просто радовать.

Вот, The Tune of Seven Towers, о сюжете которого ничего не известно. Меланхоличная дама в центре... кто-то украшает её постель цветами апельсина - символом брака, но всё так мрачно и загадочно.



Возможно, дама - это жена Россетти, Лиззи Сиддалл, поэтесса и наркоманка, больная туберкулёзом. Впрочем, Россетти и сам не чурался опиума. В общем, судьба его вполне соответствовала тому странному миру псевдо-Средневековья, в котором он жил. А ещё он был поэтом. Вот, про Белый Корабль: www.stihi.ru/2010/04/29/700

Благодаря  Sarina_Amazon я могу показать вам потрясающего Яна ван Эйка. Вот, смотрите - 1436 год, ведь сотни лет прошли, а человек на нём, с довольно современным нам лицом, смотрит на зрителей в упор, словно вот-вот что-то скажет. Звали его Ян де Леу, и был он золотых дел мастером из Брюгге.



К слову сказать, в сети нашла достаточно современного нам "двойника" Яна де Леу:


Если, конечно, лицо Маяковского считать типичным для нашего времени.

Пост получился длинным. Продолжаю Ричардом Редгрейвом, полученным от  Лог

Картина называется "Деревенские кузены".



Похоже, на пороге стоит семья, потерявшая кормильца, и оставшаяся яко благ, яко наг. Жить негде и не на что. Всё, что было, отошло, после смерти владельца, его родственнику по мужской линии. Ситуация, знакомая по романам Остен и Диккенса. Неизвестно, чьи именно родственники мнутся на пороге - жены или мужа. Возможно, жены. Не зря же она так многозначительно растопырила пальцы, демонстрируя дорогое кольцо. А муж и вовсе уткнулся в газету, его эти нахлебники не интересуют. Что-то ему, конечно, для этой родни сделать придётся, но только повинуясь "христианскому долгу" (картина над камином рассказывает поучительно-предупреждающую библейскую историю о бедном Лазаре), и судьба бедолаг в любом случае не будет счастливой.

От  snou_white мне достался Филипп Малявин. Сорри, но это художник, вообще оставивший меня равнодушной. Он преуспел в жизни, это несомненно - от крестьянской избы до Ниццы. Но, учитывая удивительное однообразие его тем ("бабы" да "девки"), преуспел он на гребне "хождения в народ" и ностальгического интереса к "пейзанам а-ля-рюсс". В знак протеста, размещаю его жеманный портрет себя с семейством. Красками и композицией Малявин владеет мастерски, это бесспорно. Просто, наверное, художник "не мой", как говорится.



Отдельное спасибо  tatit))) Она одарила меня Марком Ротко. Наивная я, ничего не подозревая, открыла галерею, и... Такое впечатление, что у меня в ушах что-то взорвалось. Не в глазах, а именно в ушах. Какой-то приступ синестезии, честное слово, хотя не синестезик ни разу. Или всё-таки? В общем, кому интересно, идите и смотрите его живопись цветового поля на свой страх и риск. Я вам покажу... Даже не знаю, что рискнуть показать. Наверное, автопортрет. Не сказать, чтобы и он был безобидным, но хотя бы уши заткнуть не хочется.



Думаю, вполне логично, что жизнь этого человека бесконфликтной не была, и что закончил он её сам, достаточно эффектным образом. Как он вообще ухитрился прожить 67 лет, среди такой цветовой гаммы - само по себе загадка.

запись создана: 28.01.2017 в 12:42

@темы: "красотища"

---

Ну хоть в гадалках...

Другие тесты и гадания от Шувани

@темы: "нетягостная бредь"

---

Генри VII - молодой человек без определённого будущего

Очевидно, время до начала похода Эдварда IV во Францию, ничем интересным для Генри Ричмонда и Джастина Тюдора отмечено не было. Сидели себе по разным замкам, и совершенствовались в бретонском. Ричмонд ещё и учился. О том, как проходил поход, и что творилось за кулисами, я подробно писала здесь:

mirrinminttu.diary.ru/p198779697.htm
mirrinminttu.diary.ru/p198819122.htm
mirrinminttu.diary.ru/p198874521.htm



В 1475 году, Генри Ричмонд мог выглядеть так

Как мы видим, французский поход Эдварда оставил Франциска Бретонского в положении должника. Тем более, что скуповатый английский король не был скаредным, если того требовали интересы дипломатии. Он не забыл поделиться подарками от Луи Французского со многими влиятельными представителями бретонской знати. И намекнул герцогу Бретани, что свою благодарность тот мог бы выразить, передав ему, Эдварду, дорогого родственника Генри Ричмонда. Парень входил в возраст, и пора бы ему уже было жениться на хорошей английской девушке (почему бы и не на одной из дочерей короля), и занять своё место на службе родным государству и короне.

Эту идею Эдварда IV поддерживали отнюдь не только облагодетельствованные англичанами бретонские аристократы, но и сама Маргарет Бьюфорт. Об этом упоминает в своей биографии Генри VII Шон Кэннингем. То есть, к концу 1475 года, леди Маргарет пришла к выводу, что ничего хорошего из отсутствия её сына в Англии не выйдет. Причин для такой перемены в стратегии продвижения своего отпрыска, было несколько.

Самая очевидная заключалась в том, что главная сила, которая могла бы поддержать Ричмонда в качестве альтернативного претендента на английский престол, Франция, была нейтрализована мирным договором, причём выглядело так, что старшая дочь Эдварда станет со временем королевой Франции. Эдвард вышел из французского похода с такими бонусами, о которых никто и подумать не мог, когда он во Францию отправлялся. Даже если принять во внимание изменчивость политики в отношениях между Англией, Францией, Бургундией и Бретанью, надежды на спровоцированное извне падение дома Йорков не было.

Вторая, менее очевидная, причина заключалась в том, что воспитание и образование Генри Ричмонда в Бретани никоим образом не соответствовали стандартам его потенциального статуса. Шон Кэннингем утверждает, что Ричмонд получил превосходное военное образование, потому что провёл свои юные годы с таким элитным солдатом, как Бертран дю Пар. Но вот Роджер и Гриффитс, в «Становлении династии Тюдоров», пишут, что Бертран дю Пар был охранником и управляющим Джаспера Тюдора, которого в тот момент и содержали богаче, чем Ричмонда, и охраняли тщательнее. Так что нет никаких оснований полагать, что образованием Ричмонда кто-то занимался с учётом его ранга. Леди Маргарет уважала образованность, и ситуация ей не нравилась. Её сын не мог вечно сидеть в Бретони. В какой-то момент, его ожидала или Англия, или Франция, где Ричмонду пришлось бы туго без багажа необходимых знаний.

И уж совсем неочевидной для большинства (но вряд ли для острой умом леди Маргарет) причиной было то, что кое-что изменилось в самой элитной верхушке.

Во-первых, количество королевских герцогов уменьшилось на одного. Холланд, герцог Экзетер, таинственно сгинул на пути из Франции в Англию. Зная привычки этого человека, можно предположить, что герцог свалился за борт в пьяном безобразии. Но зная привычки Эдварда IV, можно предположить, что свалиться Холланду помогли. В любом случае, на ланкастерской ветви, впереди Ричмонда, потенциальным претендентом на трон по праву крови был только герцог Бэкингем. Но что-то с этим герцогом было не то. Как показали дальнейшие события, Генри Стаффорд совсем не имел харизмы лидера. Настолько, что это оказалось для него фатальным. То есть, на роль короля он явно не годился.

О том, что первым среди претендентов от ланкастерианцев был, на самом деле, герцог Кларенс, в 1475 году было, похоже, никому не известно. Или почти никому.

Но почему вопрос о престолонаследии вообще мог, теоретически, заинтересовать леди Маргарет настолько, что она захотела увидеть сына в Англии? Думаю, ответ достаточно прост.

Я долго ломала голову над тем, что именно такого приключилось во время французского похода, что это отдалило от Эдварда Кларенса и Глостера, и свело когда-то основательно рассорившихся братьев вместе? Причём, Глостер, который, как известно, был по политическим взглядам «коршуном», то есть за войну, и считал результаты французского похода сущим позорищем, остался верно служить брату-королю. А Кларенс, разделявший политическую программу Эдварда, стал отдаляться от брата-единомышленника.

Если все эти нити свести воедино, то они сойдутся на персоне Эдварда. Филлипп де Комминн, увидевший английского короля после пятилетней разлуки, был потрясён теми разрушениями, которые претерпела внешность Эдварда. Ходили также упорные слухи, что Эдвард болел во время похода, и слёг, из похода вернувшись. Практически неизбежно, это подняло вопрос, что будет, если… Казалось бы, ответ очевиден – имелся прямой наследник. Только вот был он в 1475 году пяти лет от роду, то есть, не кандидат. Особенно если учесть, что королеву регентом бы не потерпели.

Если бы Генри Ричмонд оказался в критический момент в Англии, да ещё и женатым на дочери нынешнего короля, у него был бы шанс. Поддержку ему бы обеспечили и сама леди Маргарет, и её нынешний муж, лорд Стэнли.

Забавно, что планы на Ричмонда имели все, но все как-то слегка подзабыли, что он уже давно вышел из пацанячьего возраста. В начале 1476 года, ему исполнилось 19 лет. По меркам своего времени, он был уже совсем взрослым мужчиной, с менталитетом взрослого мужчины, и имел своё мнение о том, что ему нужно делать, и чего ему делать не нужно. Возвращение в Англию в его планы не входило. Что в них входило – можно только подозревать, но подозрения эти являются чистейшими домыслами, предупреждаю.

Известно, что сам герцог Франциск Бретонский относился к Ричмонду, который периодически появлялся при дворе герцога, с равнодушной благожелательностью, но без особой привязанности. Чего не скажешь о его супруге, Маргарет де Фуа. Все знают, что именно партия герцогини просто заслоном встала перед планами возвращения Ричмонда в Англию.

Конечно, у семьи де Фуа были веские причины ненавидеть и англичан, с которыми папенька герцогини воевал долго и успешно, и французов, король которых изрядно попортил крови Гастону де Фуа, натравив на него собственного сына и наследника, а потом не допустив к внукам. Но не могло ли сыграть свою роль и то, что герцогиня Бретонская была на год младше Ричмонда, а вот её болезненный муж Франциск был старше её на четверть века? Наследницы, Анны Бретонской, тогда ещё и в проекте не было. Не могли ли молодые люди посматривать друг на друга с симпатией? Как минимум, с симпатией людей, принадлежавших к одному поколению. Могли ли они рассматривать союз, как альтернативу на случай смерти Франциска? Кто знает.

В любом случае, события 1476-го года положили конец дипломатическим спекуляциям, и сделали для всех очевидным, что у Генри Ричмонда есть и своя воля. Что характерно, проявлений этой воли от него, кажется, никто даже не ожидал.

@темы: Henry VII

---

Всё чудесатее

Читаю в жж и тихо выпадаю в осадок: evo-lutio.livejournal.com/418118.html

Это вообще что?

"Глупышка", "маленькая моя", "бедная девочка", "не брошу тебя", "помогу тебе", "не бойся", "не переживай" - все это понижающие обращения, обращения сверху и, принимая это, женщины соглашаются на нижнюю роль. Что уж им там мерещится, какая-такая нежность и умиление, неясно. Скорее всего это повод спроецировать свою маму и слить границы с мужчиной. Важно, что на сознательном уровне женщины трактуют это как уважение к их женственности, но это является всего лишь пренебрежением их личности.

Обратите внимание - просто подать пальто или открыть перед дамой дверь - никак не противоречит уважению личности, этим и обслуживающий персонал занимается, подчеркивая готовность услужить, а вот давать непрошенные советы, оценки, поощрять, утешать и обещать защиту - это отказ от равного уважения. Это противопоставление своей, более сильной личности, это подчеркивание зависимости и слабости женщины. И не какой-нибудь там физической хрупкости, а слабости ее личностных опор. Она пуглива, она глупа, она бедна, наивна, она беспомощна, она не выживет и не справится, если добрый господин не протянет ей свою руку. Руку господина, кстати, следует целовать в знак благодарности за помощь. К этому, как правило, все и идет.


Ну как в кривом зеркале тётка человеческие отношения видит. Она правда психолог?! Тогда ей пора самой на профилактику. Потому что через наставления просто переливается страх, что шаг влево, шаг враво - и ты уже проиграла позицию "крупной фигуры" в жизни своего мужчины.

Имхо, придержать дверь пред носом сзади идущего, или помочь в бытовой ситуации - это просто вежливость и внимание к окружающим. А вовсе не борьба за то, кто в ситуации альфа.

@темы: Дамский вопрос

---

Ещё немного о "Мирри"

Да, супруга Саллинена, Хельми Вартиайнен ("Мирри"), действительно продолжала заниматься живописью и в замужестве. Во всяком случае, перед её смертью, в 1920 году, работы Хельми были одобрены на осеннюю выставку финских художников. Сведений о ней до обидного мало. Как я понимаю, почти все её работы погибли во время какого-то пожара. Но где - не нашла. В архивах её семьи до наших дней дожили несколько работ, в том числе, учебных. Но финны сидят на своём культурном наследии плотно, упорно не выкладывая картины в сеть. Не знаю, какой в этом смысл. Художники Финляндии, особенно не культовые, вообще в мире не известны. По логике, надо бы тиражировать и пропагандировать работы. Но увы. Благо, сегодня в центральной газете опубликовали единственный автопортрет "Мирри", который она написала к выставке.



А друг её супруга, Ялмари Руококоски, писал с "Мирри" портрет. Кажется, этот, но не поклянусь.

@темы: Дамский вопрос

---

Генри VII - а в то же время в Англии...

Как ни странно, четырнадцать лет, которые Генри Ричмонд провёл в Бретани, обычно упоминаются в немногих написанных о нём книгах только мимоходом. Во всяком случае, в тех, которые есть в моём распоряжении. Поэтому я попробую зайти в них через биографию Джаспера Тюдора (их написано несколько), и через биографии его матери, леди Маргарет Бьюфорт. Тем более что их судьбы настолько тесно переплетены с судьбами Ричмонда.



В 16-м томе Tudor Times Insights (Profiles), поднимаются моменты, не столько относящиеся к Генри Ричмонду, сколько к повлиявшим на его судьбу обстоятельствам. Например, авторы напоминают, что после битвы при Тьюксбери, Ричмонд мог рассматриваться в качестве претендента на престол от партии Ланкастеров, только с некоторой натяжкой. Гораздо больше прав было у Генри Холланда, герцога Экзетера, и Генри Стаффорда, герцога Бэкингема.

Я бы сказала, что эти гипотетические права были сведены к нулю тем простым фактом, что оба «претендента» были полностью во власти Эдварда IV. Более того, являлись членами его семьи, что делало контроль ещё более лёгким. Видимо, это было очевидно и для леди Маргарет Бьюфорт. Потому что, по утверждению авторов проекта, именно от неё Джаспер Тюдор получил распоряжение сделать всё, чтобы Генри Ричмонд в руки Эдварда IV не попал. Именно таким образом, Ричмонд получил в глазах ланкастерианцев преимущество, которого изначально у него не было.

Второй интересный момент, поднятый в Tudor Times Insights (Profiles), касается языковых проблем. Известно, что герцог Бретани, Франциск, быстро заменил сопровождение Тюдоров на бретонцев. Очевидных причин несколько, но одной из не вполне очевидных могла быть попытка воспрепятствовать получению новостей из внешнего мира. Всё-таки, если в чём и Эдвард IV, и Луи XI были трогательно единодушны, так это в требованиях к Франциску относиться к Тюдорам более как к государственным пленникам, нежели гостям. Правда, по разным причинам. Эдварду было важно, чтобы Тюдоры не подливали масла в огонь ланкастерианцев в Англии. Луи же предполагал, что тщательная охрана Тюдоров спасёт их от возможных планов Эдварда покончить с Тюдорами раз и навсегда, организовав их убийство.

Что может быть более эффективно для изоляции от политики, чем невозможность коммуникации? Известно, что Генри VII, став королём, предпочитал французский язык. Но он вырос в Уэльсе. Практически невозможно, что бы он, выросший в традиционно организованном хозяйстве Гербертов, не знал бы валлийского. Не говоря о Джаспере Тюдоре, вложившим массу усилий в то, чтобы его в Уэльсе считали своим, и преуспевшим в этом. Валлийский и бретонский языки похожи. Соответственно, было бы логично предположить, что и Джаспер, и Генри не пожалели усилий, чтобы получить возможность более или менее успешно понимать бретонский.

В любом случае, авторы Tudor Times Insights (Profiles) уверены, что Джаспер Тюдор и Генри Ричмонд были разделены уже до 1473 года – на всякий случай. Герцог Франциск, похоже, не имел иллюзий относительно методов английского и французского королей решать проблемы, и не хотел сделать их задачу лёгкой.

Тем временем, Маргарет Бьюфорт, вторично овдовевшая именно в тот самый роковой октябрь 1471 года, пыталась собрать воедино те родственные связи, без которых любой английский аристократ чувствовал себя, мягко говоря, не совсем одетым. Ряды родственников леди значительно поредели в результате Войн Роз. Лайонелл Веллес, её отчим, был убит ещё при Таутоне. Сводные брат и племянник, Ричард и Роберт Веллесы, были казнены в 1470 году. При Нортхемптоне погиб герцог Бэкингем, отец её нынешнего мужа. Отец предыдущего (да, по понятиям того времени и он продолжал бы входить в семью) был казнён после битвы при Мортимер Кросс. Дядя, знаменитый Эдмунд Бьюфорт, погиб ещё при Сент-Олбанс. Его сын Генри, был казнён после битвы при Хексеме. Другой сын, Эдмунд, погиб при Тьюксбери. При Тьюксбери погиб и третий сын, Джон.

У леди Маргарет не осталось в Англии практически никого, кроме единоутробного брата, Джона Веллеса, не имеющего при дворе никакого влияния. Был, конечно, и племянник второго мужа, нынешний герцог Бэкингем, Генри Стаффорд. Но и его держали подальше от политики. Каких-то десять лет – и такие потери. Это не считая политики арестов на имущества побеждённых, широко практиковавшейся победителями.

Можно с уверенностью сказать, что именно в этот период леди Маргарет Бьюфорт сформировалась в ту женщину, которая нам известна. Скрытная леди, державшая в полной тайне свои суждения и привязанности, уверенно управляющая своими делами, осторожная - и совершенно бесстрашная. Но это, к слову сказать, никогда не было той стороной её личности, на которую окружающие обращали внимание.

Проблема современных биографий знаменитых женщин Средневековья в том, что они, вольно или невольно, придают этим женщинам черты, считающиеся вызывающими восхищение у читателя современного. В случае Маргарет Бьюфорт, её самостоятельность практически всегда изображают поведенческой агрессивностью и дерзостью. На самом же деле, заметные для окружающих проявления стервозности и невоздержанности в речах не приносят блага и сейчас. В условиях средневековой Англии, они были в принципе немыслимы для женщины, оберегающей свою репутацию и ищущей положения влиятельного человека.

Леди Маргарет современники воспринимали именно истинной леди – стойкой в момент испытания, не теряющей присутствия духа перед трудностями, бодрой, приветливой, заботливой. Она никогда не позволяла себе забывать о своих обязанностях леди – быть связующим звеном в широкой сети родственных связей, сглаживать острые углы для мужчин семейства, и – быть благодетельницей и опорой для тех, кто от её решений зависел.

Так что нет ничего странного в том, что, оставшись практически без сети жизненно важных для средневекового человека родственных связей, леди Маргарет решила войти в семью, где этих связей было предостаточно. В июле 1472 года она вышла за Томаса Стэнли.

Дальновидность скоропалительного замужества леди Маргарет делает честь её аналитическим способностям. Или её умению организовать широкую сеть осведомителей, остающуюся невидимой для сильных мира того. Похоже, что она просчитала куда быстрее, чем герцог Франциск, что её сын стал единственным свободным преемником власти Ланкастеров. Не могла она не прикинуть и то, что эта свобода будет замечена королём Эдвардом. В том, что Эдвард не забудет о каком-то там Ричмонде, она не сомневалась. Соотетственно, ей были катастрофически нужны связи в самом ближнем окружении короля, чтобы знать о его планах относительно её сына.

Главным наследством, которое перешло к ней после смерти второго мужа, были не земли, которыми он владел, а один конкретный человек, сэр Реджинальд Брэй. Именно сэр Реджинальд управлял, по сути, хозяйством Генри Стаффорда, и управлял успешно. Знакомства сэра Реджинальна простирались далеко. Пусть имя Бьюфортов было более чем непопулярно в царствование Эдварда IV, но управляющий леди Маргарет был дружен с человеком по имени Джон Алькок, священником, вошедшим в королевский совет в 1470 году, занявшим в 1471 пост Master of the Rolls, и довольно быстро ставшим тьютором наследника престола. В 1471 году в королевский совет вошёл и Стэнли. Уж не Джон ли Алькок шепнул ему на ушко, что женитьба на старшей из Бьюфортов – не самая плохая идея на свете. Возможно, даже страховка. В конце концов, они видели, с какой скоростью совсем недавно сменялись династии.

Знал ли Эдвард, что настоящий наследник Ланкастеров, письменно назначенный Генри VI (вернее, его женой) – это его брат Джордж? Возможно. Но возможно, что и не знал, а Джордж, до смерти жены, никак этот вопрос не педалировал. В любом случае, в тот момент Джордж в политической сфере сидел тихо, и дышал через раз.

Правда ли, что прежде, чем начать переговоры о браке леди Маргарет с Томасом Стэнли, Реджинальд Брэй имел разговор на ту же тему с Ричардам Глостером? Не могу поклясться. Где-то я об этом читала, но давно, и источника не помню. Но Ричард, судя по всему, сразу после Тьюксбери, имел разговор с Анной Невилл, и решил связать свою судьбу с дочерью своего бывшего наставника.

В любом случае, Стэнли вряд ли раскаялся в заключённом союзе. Отчаянный рейд Джона де Вера в Корнуолл, где он в 1473 году захватил и удерживал целых восемь месяцев Сент-Майкл Моунт, напомнил всем заинтересованным, что Война Роз далеко не закончена.

@темы: Henry VII

---

Женоненавистник как муж и отец

Речь идёт о художнике с мелодично звучащим именем Тюко Саллинен (1879-1955).



Из семьи лестадианцев, сын портного. Вопреки всему, стал художником, хотя из дома ему пришлось удалиться, конечно. Говорят, после особо жестоких побоев, на которые его папаша не скупился. Что и говорить, парень был талантлив. Но сам себя считал гением, и вёл себя соответственно. Речь, впрочем, не о нём, а о женщинах вокруг него.

Учиться живописи Саллинен начал довольно поздно, уже будучи художником -самоучкой. В начале 1900-х, среди учеников художественной академии были и девушки, хотя их-то перспективы были не из завидных. Максимум - учительница рисования, да и то до замужества. Тем не менее, богемная жизнь привлекала. И обязывала. Девушек она обязывала быть раскрепощенными, а юношей - более или менее пьяными. Саллинен жил тогда на втором этаже деревянного старого дома, в комнате, куда было легко попасть через окно незаметно - с соседней крыши. И, как он позднее утверждал, к этому окну очереди стояли. Стояли или нет, но одна девчушка из Карелии, на 9 лет моложе самопровозглашенного гения, в это окно точно лазила. Её звали Хельми, то есть жемчужина.

Надо сказать, что с Хельми-то всё ясно. Саллинен был именно тем "плохим парнем", которые так притягивают наивных девочек (да, отвязные девочки тоже могут быть наивными). Он был старше прочих учеников, уже повидал мир, был одарён, всех презирал, и страшно матерился на каждом повороте. Студенток он презирал особенно, обзывая их "мамзелями", что в контексте тех страны и времени не было вежливым обращением к незамужней женщине. А как ему было их не презирать, если дома ему вполне успели привить отношение к женщине, как к сосуду греха, чему теперь он получил полное подтверждение.

Тем не менее, аскетом Саллинен не был, и начали они с Хельми "ходить", как говорится. Публично и открыто. Возможно, они упустили из вида одну интересную черту эмансипации тех лет. "Можно" стало многое. Но это многое было, чаще всего, на уровне разговоров. То что не было, должно было оставаться где-то там, за кадром, вне общественного обозрения. Так что парочка вскоре оказалась в неприятной ситуации, где им выразили резкое осуждение. В своём же кругу! "А мы женимся!", - брякнул пьяный Саллинен. И они действительно поженились, хотя ни сам Саллинен, ни его Хельми этого делать не хотели.

Портреты жены, которые писал Саллинен, вызвали бурления в публике, как они вызывают их и сейчас. Потому что выглядели они так:





К слову сказать, по имени свою жену Саллинен никогда не называл. Для него она была Мирри, Киска. А Хельми называла мужа Братец Лис. Через пару месяцев после свадьбы, они уехали в Париж. На стипендию, которую получил Саллинен. Наверное, именно в тот момент и закончилось всё светлое, что было в этом браке.

Деньги закончились быстро - Саллинен пил, угощал в ресторанах знакомых и незнакомых. Ему, впрочем, ситуация была привычной. Он и раньше так жил. Только вот теперь он был женатым человеком, и от него ожидалось, что он будет себя вести как женатый человек. Только очень ограниченный круг знакомых по Хельсинки знали, как он третирует жену. Собственно, в его к ней обращениях печатных слов не было. Но он начал писать её портреты. Требование к невольной натурщице было простым: "Сиди тихо, как корова, и не тряси выменем!" Кстати, на самом деле его жена выглядела так:



К моменту возвращения в Хельсинки, Хельми была уже полностью сломлена. Она действительно сидела не шевелясь, глядя в пустоту безразличным взглядом. Впрочем, она была беременна. Рожать Хельми уехала домой, в Карелию. Там, покрайней мере, была любящая семья, которой она не была безразлична.

Реакция Саллинена на телеграмму "ребёнок родился" была следующей: "Идиотская телеграмма. Ребёнок! Ребёнок родился! Мальчик или девочка? Больной или здоровый? Ничего! Ребёнок, ребёнок... Небось, выродок какой-нибудь, безрукий и с вдавленным черепом. Или мертворожденный. Совершенно идиотская телеграмма, которую могла послать только баба. Телеграмма ни о чем". Тем не менее, он выехал в Сортавалу немедленно.

В Карелии Саллинен только писал картины, применяя всё, чему научился в Париже. Там был написан портрет кормящей жены. Портрет женщины, которая, ведомая судьбой и инстинктом, выполняет своё единственное предназначение - выкармливает ребёнка. Саллинен не видел в материнстве ничего красивого или святого. На портрете это хорошо заметно.

Что касается ребёнка, Саллинен делал всё - купал, обмывал, менял пелёнки. По его мнению, у него это получалось гораздо лучше, чем у жены. Идеальный отец. До тех пор, пока ребёнок не пищал. Тогда снова лились потоки сквернословия, и снова в адрес жены.

Через год Саллинен с дочерью вернулись в Хельсинки. Хельми осталась в Сортавале, она снова была беременна. Саллинен отправил старшую дочь в семью своей старшей сестры, которая была замужем за судьёй в Дании. Эва выросла, не зная, что её растят приёмные родители. Говорят, отвёз внучку отец Саллинена. Естественно, Хельми никто ни о чем не сообщил. Когда она вернулась в Хельсинки со второй дочерью, ей просто холодно сообщили, что мать она никакая, и Эву больше не увидит.

Вообще, об этом периоде в жизни Саллинена, когда он жил в Хельсинки один с годовалой дочерью, ходили легенды. Он действительно ухаживал за ней безукоризненно, но, в его понимании, малый ребёнок должен был быть под постоянным присмотром. Вот он и таскал дочку с собой, когда ходил с друзьями по кабакам. Художники заказывали выпивку себе, и "молоко в бутылочке и горшок" ребёнку. Собственно, отправить дочь расти в богатую и спокойную семью было решением мудрым, и в среде лестадианцев совершенно нормальным.

Любопытно, что заниматься своей второй дочерью Саллинену было некогда. Он как раз выставил портреты "Мирри", и ожидаемо был обруган шокированной публикой. В сердцах, художник облаял влиятельного и популярного Галлен-Каллелу "сраноштанником", за что был выкинут из союза художников. Саллинен собрал чемодан - и уехал в Америку. А что же Хельми с дочерью? Им пришлось уехать в Карелию.

Из Америки Саллинен вернулся через год. Мало того, что полный идеями, но ещё и нашедший себе мецената. И первым делом, он отправился за женой и дочерью. Что-то изменилось и в художественной среде. Публика по-прежнему люто ненавидела его портреты жены, но вот критики Саллинена начали хвалить. Карьера явно пошла в гору. Но не для Хельми, конечно. Привезя жену, Саллинен снова стал её шпынять. Особенно в том, что имело отношение к её материнским делам. Об атмосфере в семье многое говорит тот факт, что в 1916 году супругов развели, причем дочь оставили матери. Тогда такие решения были большой редкостью.



Хельми с дочерью уехали в Выборг. А потом началась война. Это были плохие годы, особенно для одинокой женщины с малым ребёнком. На что-то они жили, но жили откровенно голодно. Вскоре Хельми попала в больницу, и дочь, Таю, забрали её родные.

Саллинен, который становился всё более популярным, получил в пригороде Хельсинки художественное ателье. Туда он и забрал дочь. Не извещая об этом мать, разумеется. Да, суд отдал девочку матери, но что такое было решение суда в подобных обстоятельствах? Выйдя из больницы, Хельми отправилась вслед за бывшим мужем. Саллинен разрешал ей встречаться с дочерью, но не собирался Таю ей отдавать. В конце концов, Хельми была бедна, а Саллинен стал весьма богатым. Насколько правдива версия о том, что сама Хельми согласна с таким решением, никто не знает. Также противоречивы толкования последних лет её жизни.

Документально известно, что жила она в Хельсинки, снимала жильё. Также, похоже, она снова начала заниматься живописью (если вообще когда-либо прекращала). Всё остальное - догадки. Неизвестно, чем она болела. Одни утверждают, что у Хельми было больное сердце. Другие - что она пила. Собственно, умерла она от алкогольного отравления. Но могла быть и сердечницей, одно другому не мешает.



Во всяком случае, старшая дочь, Эва, умерла в 1949 году совершенно неожиданно, от сердечного приступа. Она только в шестнадцать лет узнала, кто её родители. Разумеется, в Финляндии её ожидал любящий отец и его друзья, рассказывавшие героические истории об "отце-одиночке". И о том, что мать была не в состоянии о ней заботиться. Эва умерла 39-летней, по дороге от станции в ателье отца.

Судьба второй дочери, больше известной под именем Ирья Салла, ещё более драматична. Она выросла в ателье отца, но художником не стала. Она стала писателем. И в 1943 году, в качестве поощрения, получила возможность поехать в Германию. К тому моменту она уже была опытной женщиной. В школьные годы успела обручиться трижды (в контексте местной культуры - пожила вместе с женихами), вышла замуж несовершеннолетней, потеряла ребёнка, развелась, снова вышла замуж, снова развелась, вышла снова за первого мужа, овдовела, стала писать о сексуальности и грехе.



Германия 1943 года была мрачным местом. Но не для Ирьи. Судя по её дневникам, она наслаждалась каждым днём приключений. Она видела бомбежки, она сама попадала в бомбёжки, и однажды осторожно снимала с шеи кишки человека, в компании которого под бомбежку попала. Осторожно - потому что не хотела испортить кровью шляпку. Компании, в которых она тогда "веселилась", по её пониманию, можно вежливо обозначить как неопределённые. Результатом поездки стал двухтомник "Любовь на развалинах".

Ещё одним результатом этой поездки можно считать то, что Ирья до конца жизни поселилась в психиатрической больнице. Она всегда отличалась подвижностью психики, и теперь эта психика сломалась окончательно. Ирья написала ещё одну известную книгу, "Отец и я". Исследовательницы-феминистки считают книгу результатом тотального подчинения отцу, который и после смерти продолжал оставаться центром Вселенной для дочери. Скорее же всего, Ирья писала то, что действительна чувствовала: в её неспокойном, постоянно качающемся на грани катастрофы мире, один отец был неизменным, сильным, надёжным, способным защитить и утешить. Проблема в том, что многое в этой книге не соответствует реальности. Или Ирья действительно могла детально помнить себя в полтора года, когда отец вернулся из Америки, и забрал её к себе.

Если верить Ирье, отношения её родителей значительно улучшились после развода. Её он называл "Кошкина дочь". В её воспоминаниях, они, трое, провели вместе много счастливых, гармоничных дней, когда отец отвозил её повидаться с матерью. Проблема была только в том, что девочка категорически отказывалась оставаться на ночь, если отца не будет рядом. А отец, по понятным причинам, был не намерен проводить ночи с бывшей женой. Тем не менее, Ирья была уверена, что родители поженились бы снова, если бы Хельми не умерла.

По странному совпадению, Ирья умерла точно так же, как её старшая сестра. Её нашли на дорожке парка.

Саллинен женился во второй раз, когда Ирье было 12 лет. Ему было 45, а новой жене - 19. Через 30 лет, Катарина Саллинен (Чепурнова) обвенчалась с умершим мужем ещё раз - по обычаю мормонов, вечным браком. Они с дочерью, похоронив мужа и отца, уехали в Алабаму.

@темы: Дамский вопрос

---

Пусть будет

Возьми свой талисман, пусть он хранится в твоем журнале на Счастье, Любовь и Удачу!

@темы: "нетягостная бредь"

---

Не согласна с ответом

Прочла в жж одно письмо, в котором девушка откровенно пишет о том, что не находит никакого удовольствия отдавать кому-то своё кровное. Причем, из письма видно, что она озабочена только возможностью негативного мнения посторонних о своей жадности, потому что оно съест её социальный капитал.

А психолог предлагает ей найти радость в том, чтобы делиться. Я бы посоветовала рассматривать неизбежные приносы чего-то на работу в качестве своего рода социального налога. Обозначь для себя график, и ваяй пирожки на работу по определённым дням. Это менее разорительно, чем таскать шоколадки. Таскай пирожки, улыбайся, и не озвучивай, что не чувствуешь себя в ситуации счастливой. Это никого не касается, на самом-то деле.

miumau.livejournal.com/2379444.html

@темы: Всячина внетеговая

---

Генри VII - бегство из Англии

Узнав о том, что власть снова переменилась, Джаспер Тюдор схватил в охапку племянника, и кинулся в Пемброк Кастл. Стены там были надёжные, и можно было пересидеть, пока окружающий мир успокоится, и станет ясно, что там происходит на самом деле, и как на это «происходит» надо реагировать. Очень быстро выяснилось, что реагировать уже почти некогда. Эдвард IV послал за беглецами погоню, и Пемброк Кастл осадили.



Можно, конечно, сделать вывод, что резко посерьёзневший король решил немедленно взять под контроль потенциального соперника, оказавшегося вдруг главной фигурой ланкастерианской оппозиции. Которая, конечно, никуда не делась и после Тьюксбери. Но куда как более вероятно, что Эдвард IV погнался не за юным графом Ричмондом, а за неугомонной занозой в своём седалище – за Джаспером Тюдором.

Тем более, что по дороге в Уэльс Джаспер успел, из замка Чипстоу, перехватить посланного за ним в погоню сэра Роджера Вогана, и немедленно его казнить. Причина для такой скорой расправы у него была – именно Роджер Воган был тем, кто сопровождал Оуэна Тюдора на казнь. Пусть отцовство Оуэна в случае Эдмунда и Джаспера было не то, что весьма сомнительным, а маловероятным, Оуэн был мужем матери Джаспера. То есть, в средневековом понимании вопроса, они были семьёй. А Воган, кстати, воевал с Эдвардом ещё при Мортимер Кросс, так что счёт Эдварда IV к Джасперу Тюдору сильно после этой казни вырос.

Под стенами Пемброк Кастл разыгралась и другая драма. Морган ап Томас, верный последователь Йорков, осадил замок, а его брат, Дэвид ап Томас, собрал довольно большое количество местных, и напал на осаждающих. А Джаспер с племянником, в процессе, ускользнули в Тэнби Кастл, откуда в октябре 1471 года они отплыли во Францию.

По какой-то причине, Каролина Халстед утверждает, что во время всей этой заварушки, леди Маргарет Бьюфорт находилась в Пемброк Кастл, и что она была в компании сына и деверя в Тэнби. Ссылаясь на историка Томаса Римера (1643 – 1713), она возражает только против его мнения, что леди Маргарет отплыла вместе с ними и в Бретань.

Каролина Халстед считает, что леди Маргарет осталась в Тэнби. Более того, из архивов семейства Стэнли, с которыми она работала, у неё создалось мнение, что леди Маргарет изначально не была в восторге от плана деверя, который планировал вывезти племянника во Францию, так как тамошний король приходился ему родственником через Катерину Валуа. Леди Маргарет им предлагала пересидеть пертурбации, связанные с возвращением Эдварда IV на трон, где-нибудь в Уэльсе, где у Джаспера было достаточно укрытий и друзей. Но тот смог её убедить, что в Уэльсе жизнь Генри Ричмонда будет в опасности – осада Пемброка тому доказательство.

То, что эта осада была, во многом, реакцией на действия именно Джаспера, могло иметь значение или не иметь. Совершенно неизвестно, какая судьба постигла бы Ричмонда, если бы Джаспера схватили. Он мог стать пленником короны, с последующей медленной адаптацией в ряды притронной знати, но вполне мог и сложить голову на плахе вместе с дядей, немедленно после ареста.

Что говорит против версии присутствия леди Маргарет в Тэнби – это местные легенды, которые совершенно определённо говорят, что Джаспер и Генри прятались в винном погребе местного торговца, Томаса Вайта, когда йоркисты взяли Тэнби (или просто в него вошли). Из этого погреба, Джаспер и Генри, через секретный туннель, ночью пробрались в порт. Туннель тоже до сих пор «жив», если так можно выразиться. Впрочем, сейчас несколько выходов этого тоннеля замурованы, и выйти через него в порт уже невозможно.





Я ничуть не сомневаюсь, что такая женщина, как леди Маргарет, запросто могла и в подвале скрываться, и во туннелям пробираться, но не понимаю, как она потом выбралась из Тэнби. Впрочем, компания могла расстаться сразу, как войска короля подошли к воротам.

В любом случае, решение о бегстве было принято Джаспером, и Джаспер был решительно настроен отдать себя и племянника под защиту Людовика XI. Не тут-то было. Английская погода, так много раз определявшая судьбы нации, именно в тот момент вспомнила о своей репутации, и беглецы попали в сильнейший шторм, забросивший из в Бретань вместо Франции. Не сказать, чтобы это сильно обрадовала герцога Бретани, Франциска II. Как только он услышал о том, кого к его берегам, в Сен-Мало, прибили волны, он приказал немедленно арестовать и Тюдора, и Ричмонда, и всех, кто их сопровождал. Арестовать, и сопроводить в Ван Кастл.



По другой версии, Тюдор и Ричмонд сами прибыли в Ван, и сами явились в герцогскую резиденцию Château de l’Hermine, официально запросив там политического убежища. Впрочем, одна версия не противоречит другой. Их могли сопроводить в крепость, пока герцог принимал решение, а потом их перевели под стражу в резиденцию.

Дело в том, что герцогу были необходимы добрые отношения с Эдвардом IV, чьи деньги и чьих солдат он хотел привлечь для своих разборок с Францией. С другой стороны, ему не хотелось провоцировать на решительные действия и короля Франции, Людовика XI, которому эти пленники действительно приходились родственниками. Поэтому Франциск выбрал лучшую возможную стратегию в отношении Тюдора и Ричмонда. Он держал их как государственных пленников, под довольно строгим наблюдением. Ричмонда – в Ване, а Тюдора – в отдалённом от Вана замке. Всё английское сопровождение Ричмонда было отправлено домой, и заменено на бретонцев.

Опять же, по другой версии, они оба были сначала переведены в герцогский «охотничий домик», Château de Suscinio, и только потом, около 1476 года, их разделили в целях безопасности. Генри – в Forteresse de Largoët, где он продолжал своё обучение, но был полностью лишен права переписки и с матерью, и с дядей. Джаспер Тюдор был помещен в château Josselin.

Говорят, что Эдвард IV был в полной ярости от того, что Ричмонд и Тюдор ускользнули из его рук, и потребовал немедленной их выдачи, ссылаясь на существующие между Англией и Бретанью договоры. Тем не менее, герцог Франциск, который, возможно, был не самым умелым правителем и не слишком сильным человеком, был достаточно искушён в искусстве интриги, чтобы понимать ценность своих невольных «гостей». Пусть он нарушил законы гостеприимства и рыцарства, не приняв в братские объятия преследуемых и нуждающихся, на что у него был шикарный прецедент отношения Шарля Бургундского к самому Эдварду IV всего-то в прошлом году, но выдать благородных беглецов на расправу законы рыцарства ему совсем уж не позволяли. На этом герцог и упёрся. В конце концов, ему была нужна поддержка Англии, но и политика Эдварда IV была плотно связана с независимостью Бретани.

@темы: Henry VII

---

Часослов Ричарда III

Теперь он полностью дигитализирован, лежит здесь:

leicestercathedral.org/about-us/richard-iii/boo...

@темы: Richard III

---

Генри VII - с чего всё началось

Некоторые люди приходят в историю, а некоторые в неё рождаются. Генри VII был как раз из тех, чьего мнения о желании или нежелании оказаться в водовороте самых опасных событий столетия, никто не спрашивал. Позднее, в разговоре с Филиппом Коммином, он обронил, что вопрос о свободе выбора был для него закрыт с пятилетнего возраста.



Писать о нём – задача не из лёгких. Английская история не то, чтобы не слишком интересовалась, но как-то старалась обходить подобную сомнительную личность, не оставившую по себе добрых воспоминаний. Поэтому информация об этом короле довольно фрагментарна. Её много, но она не оформлена в хорошую, информативную, стройную биографию, при прочтении которой у читателя не сводило бы от скуки скулы. Поэтому, предупреждаю, многого не ожидайте и от меня, имеющей в распоряжении не так уж много материалов. Скорее всего, в этой серии будет дан только костяк, детали на который можно будет наращивать позже. При желании.

Думаю, все знают о том, кто были родителями графа Ричмонда, и о том, что с довольно раннего возраста он оказался главной фигурой ланкастерианской оппозиции режиму Эдварда IV. Не то, чтобы он этого хотел, так получилось. Во всяком случае, сколько бы мы не трясли генеалогиями, в стараниях в очередной раз доказать очевидное, что легального права на трон он не имел, сами Йорки, похоже, были несколько другого мнения – и мы знаем, почему (см. гербы Эдмунда и Джаспера «Тюдоров»). И Эдвард IV, и Ричард III не жалели усилий для того, чтобы вернуть графа Ричмонда в Англию. Что именно они планировали в его отношении, сказать невозможно. Хочется думать, что хотели просто держать его рядышком, чтобы парня не использовали всякие подозрительные субъекты, но это вряд ли. Реалии того века надо учитывать.

Щепкой в бурных водах политики времён Войн Роз сын Эдмунда Тюдора (для простоты, пусть Тюдоры будут здесь Тюдорами, хотя сами они это имя не слишком-то, по очевидным причинам, использовали) стал где-то с 1461 года. Эдвард, граф Марш, одержал сногсшибательную победу при Мортимер Кросс, а Таутон покончил с властью Ланкастеров, отбросив их в Шотландию. Джаспер Тюдор присоединился к Маргарет Анжуйской, и был, соответственно, лишён всех титулов и владений в Англии. Генри Тюдор, граф Ричмонд, 4 лет от роду, был в Пемброк Кастл, вместе с матерью и её вторым мужем, когда Йорки передали замок сэру Уильму Герберту. Формальная передача была закончена к 1462 году. Вместе с замком, к Герберту перешёл и малолетний граф Ричмонд. Не в довесок, разумеется. Право на его опекунство и последующий брак, Герберт у короны выкупил за огромную по тем временам сумму в 1 000 фунтов. Можно сказать, он первым признал ценность мальчугана.

Маргарет Бьюфорт была женщиной куда как более богатой, чем Герберты, конечно. Поэтому, по идее, она могла бы выкупить у короля право воспитывать своего сына самостоятельно. Но не стала. Дело-то было не в деньгах, а, скорее, в обычае, и в политических тонкостях. Тысяча фунтов для короны были только приятным добавочным бонусом.

Герберты обращались с воспитанником хорошо, разумеется. По молодости возраста, Генри поместили под опеку хозяйки, Анны Деверос. Впрочем, он там был не единственным воспитанником – вместе с ним в Раглан Кастл жил и Генри Перси, будущий граф Нортумберленд. Наследник Герберта, Уильям, тоже жил в семейном замке Гербертов. Как и всю многочисленное потомство «Чёрного Уильяма». Кажется, даже его бастарды.

Тем не менее, вокруг было неспокойно. В основном, благодаря мутящему воду Джасперу Тюдору, который без устали сновал между Шотландией и Уэльсом, пытаясь выиграть поддержку делу Маргарет Анжуйской. Герберт за ним гонялся, но Тюдор всегда ускользал. В конце концов, во времена реставрации Генри VI, Герберт был казнён после Эджкота, и Генри Тюдор был перевезён сначала в Вэбли Кастл (Хердфоршир), один из замков Гербертов, а затем передан местному рыцарю, сэру Ричарду Корбету, который, в свою очередь, известил об этом Джаспера Тюдора. В октябре 1470 года, Генри, впервые за многие годы, увидел и дядю, и мать. Собственно, по некоторым сведениям, когда Джаспер Тюдор прибыл в Хердфоршир, то Генри был там с матерью. Возможно, 19-летний Корбет просто взял на себя временную защиту и осиротевшей семьи Герберта, и их воспитанников, и леди Маргарет. Вряд ли Маргарет Бьюфорт передвигалась без нескольких десятков личных гвардейцев, конечно, но формальное покровительство местного дворянина могло, в тех обстоятельствах, дорогого стоить.

Почему леди Маргарет столько лет не виделась с сыном? Никакого запрета на встречи не было. Более того, её право на эти встречи было отдельно упомянуто в договоре на опеку. Каролина Халстед, написавшая биографию Маргарет Бьюфорт, предполагает, что леди Маргарет просто опасалась «будить лихо», как говорится. Ланкастерианцы при Йорках были отнюдь не в фаворе, и леди Маргарет менее всего хотела привлечь нежелательное внимание властей к персоне своего сына. В конце концов, он должен был вскоре тихо-мирно жениться на Мод Герберт, и стать частью клана Гербертов, которые были с Йорками в прекрасных отношениях.

Но власть снова переменилась. Вопреки распространённому мнению, встреча восстановленного на престоле Генри VI и Генри Тюдора произошла не в Лондоне, а в Итоне, куда Джаспер спешно поместил своего племянника. Мать и сын расстались 12 ноября 1470 года. На следующие четырнадцать лет. И маловероятно, что король мог тогда сказать, что «этот паренёк будет когда-нибудь владеть тем, за что мы сражаемся». Или, как писал Шекспир:

Come hither, England’s hope. If secret powers
Suggest but truth to my divining thoughts,
This pretty lad will prove our country’s bliss

Не будем забывать, что в тот момент сын короля, Эдвард Вестминстерский, был жив и здоров, хоть и находился во Франции. Нет, значимость Генри Тюдора, графа Ричмонда, как потенциального главы ланкастерианцев, возникла только после Тьюксбери, когда принц Эдвард погиб, и король Генри VI умер. Чьими бы сыновьями Эдмунд и Джаспер Тюдоры ни были, Генри VI официально признал их своими единоутробными братьями, без каких бы то ни было оговорок о том, что к их потомкам право наследования не переходит. Не до того ему было. Да и трон-то он потом совершенно официально передал Йоркам.

Естественно, партия Ланкастеров с подобным решением была совершенно не согласна, и время ничего не изменило. Только теперь у них не было никого, хотя бы потенциально подходящего в лидеры, кроме подростка графа Ричмонда. Почему не вокруг брата покойного короля, не вокруг Джаспера? Не знаю. По какой-то причине, Джаспер всегда предпочитал держаться на втором плане. Возможно, именно потому, что личность их отца была всем известна, и всем было известно, что королевский совет категорически запретил вдове Генри V выходить замуж за Эдмунда Бьюфорта.

Конечно, родословная леди Маргарет тоже была «левой» - от детей, прижитых Джоном Гонтом от Катерины Суинфорд ДО того, как дама стала его женой. Но вот эта-то линия была узаконена и эдиктом Ричарда II, и решением парламента. Правда, Генри IV потребовал приписки в парламентском акте, что «без права наследования престола», но кто же мог знать, что с «прямой» линией всё закончится вот так грустно.
И вот с этого самого момента, с момента смерти Генри VI, и до самой битвы при Босуорте, юный граф Ричмонд был обречён на жизнь беглеца.

Каким он был на тот момент? Если верить Филиппу де Коммину, Полидору Виргилу и лорду Бэкону – светловолосым, миловидным, вежливым юношей, умевшим вести приятную беседу, но, скорее, образованным, нежели учёным. И глубоко религиозным, как они утверждали. Возможно. На самом деле, все эти джентльмены понятия не имели, каким Генри Ричмонд был в юные годы, и как он выглядел. Возможно, они расспрашивали тех, кто знал. Но, подозреваю, эти описания являются просто предположениями – какой была молодая версия того короля, которого они знали.

@темы: Henry VII

---

Какой день закончился!

Мало того, что пятница 13, но ещё и Нуутин день. Нуути (Кнут)- это тот, кто Рождество "забирает". Не успел убрать рождественские и новогодние украшения - и придёт такой вот тип выпивки и еды требовать. А не дашь - и разбить в доме что-нибудь может.




А ещё у нас Старый Новый Год, с чем всех нас и поздравляю))

@темы: "праздники"

---

"Секреты дома Йорков"/28

Итак, "летопись окончилась моя", или чем всё дело кончилось, в этой альтернативной истории г-жи Салмон.



Эдвард IV и Элизабет Вудвилл получили свой "философский камень". Вы же помните, что г-жа Салмон считает Эразма Роттердамского принцем Эдвардом? Он также достиг эры гармонии, дав королевству наследника престора, в равной мере лояльного домам Ланкастеров и Йорков. Вы же помните, что автор объявила Элизабет Вудвилл дочерью Эдмунда Бьюфорта?

Спиритуальная алхимия, берущая истоки в иудаизме, индуизме и зороастризме, слившаяся с христианством в результате крестовых походов, восторжествовала над несознательным возмущением браком Эдварда и Элизабет. Разумеется, последующие короли сделали всё, чтобы скрыть правду от грядущих поколений, но следы остались. Историки игнорировали и не понимали их поколениями, но теперь г-жа Салмон даёт им новые направления для исследований.

В чём же проявилась исключительность Эразма Роттердамского, этого "философского камня", полученного в результате вековых поисков и трудов? В том, что именно его, а не загадочного Мартина Лютера, "в Испании и Париже" считают истинным инициатором реформации церкви. Возможно, что Эразм даже считал своей миссией расчистить путь для второго пришествия Христа! Возможно, его целью было открытое слияние спиритуальной алхимии, принципам которой его учили с детства, и христианской церкви, результатом которого должо было стать самое чистейшее слово Христа, которое люди были в состоянии понять.

Но в самый критический момент, вдруг появился Лютер, и всё испортил. Автор намекает, что появление Лютера именно в тот момент не является случайностью, но мысль свою дальше не развивает. Возможно, мы ещё увидим её работу о тайнах движения Реформации, кто знает. Заранее ликую при мысли о том, какое происхождение она может придумать для каждого лидера движения, но боюсь, что мир после этого никогда не будет для меня прежним.

Автор также не возвращается более к теме наследственного сифилиса, который, по её мнению, оставил след на черепе Эразма. Так мы и не узнали, "кто виноват", и как мог "философский камень" получиться с таким дефектом.

У меня сложилось впечатление, что книга The Secrets of the House of York - это формат, в который втиснуты две разные книги, только слегка связанные друг с другом.

Пожалуй, всё началось не с интереса к супруге Скряги, о которой автор, кстати, и не упоминает, кроме как в самом начале, объясняя, с чего ей пришло в голову залезть в английскую историю времён Войн Роз. Она вообще ничего не пишет об остальных детях Эдварда IV, только о принцах.

Главный интерес автора - Эразм Роттердамский. Его биографию она действительно перелопатила настолько, насколько это возможно, и, как видно из библиографии, прочла все его работы, которые нам доступны.

Достаточно основательно автор ознакомилась и с алхимией, не цитировала одного только Хьюса. Хотя меня не может не удивлять, что в библиографии на 18 страницах присутствуют только несколько книг, написанных в этом тысячелетии, и ни одной - в этом десятилетии. Всё-таки, история - это наука, которая постоянно живёт и изменяется, по мере открытия архивов и обнаружения новых документов. Было бы совсем неплохо ознакомиться с нынешними теориями ведущих специалистов по разным аспектам интересующего периода.

И было бы очень полезно понять, что когда историк, которому ты дала для рецензии свой манускрипт, возвращает его со словами "какое интересное упражнение для ума", то это означает "я себе мозги вывихнула на этом чтиве".

@темы: Англия Плантагенетов

---

"Секреты дома Йорков"/27

Я недооценила г-жу Салмон - располагая Эдварда IV и Элизабет Вудвилл "в исторический контекст", она таки приходит к выводу, что знак Ордена Подвязки был знаком уробороса. А Хьюс, конечно, не проглядел эмблему Ордена Дракона. Правда, у них всё это упорно притягивается к идее о центральной роли алхимии при дворе в четырнадцатом-пятнадцатом веках. А в случае Ордена Подвязки - к инцесту, разумеется (у Салмон). Ведь incestum - это ceston богини Венеры, опояска, которой она связывала вслюблённых. А где опояска, там и подвязка.



Юнона занимает у Венеры знаменитую опояску

Дальше г-жа Салмон рассуждает так. Орден подвязки основал Эдвард III. Двор этого короля был известен высокой степенью эротизации отношений между придворными дамами и кавалерами (в качестве "эротических шоу" авторами предлагаются рыцарские турниры), и король сам активно в этих отношениях участвовал. Поскольку знак Ордена - явно уроборос, то орден был алхимическим и мистическим. Двор Эдварда IV тоже был... как бы эротизированным. И король, опять же, любил турниры и любил женщин. Связь, можно сказать, прямая.

Впрочем, связь не столько с Эдвардом III, сколько с его сыном и наследником, Эдвардом Вудстокским, то есть Чёрным Принцем. Потому что он добавил в свою эмблему три страусиных пера, что является алхимическим символом "дыхание жизни".

Но это ещё не всё! Почему, как вы думаете, Чёрного Принца так прозвали? Возможно, чтобы подчеркнуть "нигредо", стадию алхимического процесса, необходимую для возрождения. Возможно потому, что именно Чёрного Принца некоторые летописцы успели назвать Эдвардом IV, так как он должен был унаследовать трон отца. Поэтому, когда граф Марш короновался Эдвардом IV, Эдварда Вудстокского стали называть Черным Принцем, чтобы не возникло путаницы.

Но сама-то г-жа Салмон допускает, что прозвище Черный Принц было следствием шока современников, вызванного женитьбой наследника престола на Джоан Кентской. Потому что это брак был (вы догадались?) инцестным - Джоан могла быть внебрачной дочерью Эдварда III. Доказательства?

Хммм, они очень широко закинутой сетью принесены. Как известно, Джоан тайком вышла замуж за Холланда, прежде чем тот отправился воевать, и потом послушно стала женой Уильяма Монтегю, графа Салсбери. Ну вот, а матерью этого Уильяма была Катерина Монтегю, которая, по легенде, потеряла ту самую подвязку, в честь которой и был создан Орден Подвязки. То есть, как говорила французская сплетня, король-рыцарь Эдвард III жену своего подданного просто-напросто изнасиловал. Потом г-жа Салмон начинает путаться, и предполагать, что брак Джоан и Холланда маскировал другие отношения так же, как брак Тюдора и Валуа маскировал отношения Валуа и Бьюфорта.

Не знаю, что автор пытается сказать этим пассажем. Максимум, если принять во внимание её утверждение, что отцом Джоан был Эдвард III, и её нимание к сплетне о Катерине Монтегю, она, видимо, пыталась сказать, что Джоан Кентская была дочерью Катерины Монтегю и Эдварда III, а её брак с Уильямом Монтегю был прикрытием, поводом её помещения в семейство?

 

В любом случае, гжа Салмон уверенно обозначает Ричарда II как дитя инцестного брака. На основании портрета из Вестминстера. Вот этого самого:



Г-жа Салмон находит, что правая нога короля длиннее, и ступня её больше. Тогда как левая нога явно короче, а ступня меньше. Поскольку нигде не упоминается, что с Ричардом II приключалась бы болезнь, которая могла вызвать деформацию, или несчастный случай, то перед нами, по её мнению, изображение человека с косолапостью и костным некрозом, типичными для отпрысков инцеста, как, например, Тутанхамон.

Тут г-жа Салмон, в поисках дополнительных доказательств, притягивает к своей теории знаменитую запись монаха Джона Ридинга в хрониках аббатства св. Марии в Йорке:



Вообще-то, Джон Ридинг писал это по совсем другому поводу. А именно, по поводу всплесков чумы 1348-50 и 1361-62 годов. Тогда, парадоксально, число записей о браках возрасло, хотя чаще от чумы умирали мужчины. Историки, изучавшие феномен, считают, что женщины стали заключать браки, игнорируя действительно широкие церковные интерпретации о запрещенных браках, а также брать в мужья мужчин, имеющих дефекты развитий, что в нормальных условиях сделало бы их непригодными для продолжения рода. Книга называется England in the Reign of Edward III by Scott L. Waugh.

Ну, Джоан и Чёрный Принц поженились в 1361 году, так что желание г-жи Салмон оттоптаться на этом совпадении понятно. Также она оттопталась на Элеанор Кобхем, непопулярной супруге Хэмфри Глостера, объявив её незаконной дочерью Генри IV, и, таким образом, единокровной сестрой своего мужа. Доказательства? Отсутствие зарегистрированных любовниц у Генри между смертью его первой жены и женитьбой на второй)) Да что там, она и "некромансера" Элеанор Кобхем, Роджера Болингброка, делает сыном короля, потому что не может же быть случайностью совпадение: Генри Болингброк и Роджер Болингброк. Принц и какой-то там подозрительный священник-некромансер.

_____________

Так и хочется посмотреть автору в глаза, и спросить её задушевно: к чему весь этот бред? Но она сама пишет, что её задача - показать, что "инцестный брак Эдварда IV" был вполне закономерным поступком в длинной череде подобных поступков других членов правящих английских династий. Даже Генри VIII женился сначала на вдове своего брата, а потом на сестре своей любовницы.

И не только английских! Вспомним Египет, его фараонов, Сфорца и Борджиа. Все они стремились к инцесту, к этой центральной составляющей спиритуальной алхимии.

Следующий пост будет, наконец, заключительным.

@темы: Англия Плантагенетов

---

Зимние хроники Почти Моего Кота

@темы: "зверята"